Текст книги "Два старых муравья"

Автор книги: Александр Каневский
Жанр: Юмористические стихи, Юмор
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
**
Теперь, когда я познакомил вас с главными героями этой истории, действие начнёт развиваться быстрей. Только пару дней ещё дадим Санычу и Полине Ивановне позаниматься обменом, но только самим, без нас – я терпеть не могу ходить по бюрократическим инстанциям, думаю, вы тоже. А вот сейчас, когда они гуляют по парку, я предлагаю к ним незаметно присоединиться.
По набережной идут Арский, Гиви и Саныч. Арский – в спортивном костюме и кроссовках. Саныч и Гиви – в тонких футболках. Несмотря на близость воды и тень от деревьев, пыль и гарь уже успели осесть на их лицах, и футболки пропотели. Гиви несёт две удочки, Саныч – патефон.
Они проходят мимо беседующих на скамейке двух пенсионерок, которых пасут своих внуков. Внукам лет по пять, один – рыжий и кудрявый, второй обстрижен, как новобранец.
Поравнявшись с ними, друзья слышат их разговор.
– Давай играть в телевизор, – предлагает рыжик.
– А как это? – спрашивает стриженный.
– Включим какой-нибудь сериал и будем друг друга убивать.
Услышав это, Саныч, улыбаясь, спросил у Арского:
– А ты ещё помнишь, во что мы играли в их возрасте?
– Конечно, помню. В жмурки, в догонялки, в сыщики и воры…
– Видишь, как устарели наши игры.
– Ты не прав: в сыщики и воры по сей день играют, только уже взрослые… О! Это моя стартовая скамейка, – объявил Арский и рванул вперёд по набережной.
Глядя ему вслед, Гиви отметил:
– Хорошо бежит. И каждый день увеличивает по сто метров, в такую жару… Как у него хватает сил так далеко бежать!
– Главное, чтобы хватило сил вернуться, – съехидничал Саныч.
Они пошли дальше в поисках удобного места для рыбалки.
Через метров пятьдесят, Гиви подошёл к парапету, заглянул за него.
– В прошлый раз у меня здесь хорошо клевало.
– Здесь так здесь.
Саныч поставил на парапет патефон, открыл и дал ему пинка. Забросили удочки. Из патефона зазвучала песня:
Может быть, он некрасивый —
Может быть!
Может, слишком молчаливый —
Может быть!
– Вера не появлялась?
Гиви грустно покачал головой. Патефон, не щадя Гиви, продолжил:
Говорят, не те манеры —
Может быть!
Есть получше кавалеры —
Может быть!
Саныч пинком тормознул патефон.
– А что с картиной?
Гиви безнадёжно махнул рукой.
– Повесили в самом тёмном углу, к ней никто не подходит. Так и провесит незамеченной.
– Неужели нельзя договориться, чтоб её повесили где-нибудь на виду?
– За это надо дать на лапу организаторам выставки, а у меня нет таких денег.
– Очень важно подняться на первую ступеньку, чтоб тебя заметили. Особенно в искусстве. У многих полжизни уходит на это. Я подумаю, как тебя подсадить на эту ступеньку.
Трусцой возвращается Арский. Спортивная куртка пропотела насквозь, на лице капли пота.
– Надеюсь, согрелся? – поиздевался Саныч.
– Есть важная новость. Хотел прийти к тебе вечером, с бутылкой, но не терпится… Поймал свою золотую рыбку?
– Все золотые рыбки уже выловлены и зажарены – поэтому и чудеса кончились.
– Неправда! – победно воскликнул Аркадий Сергеевич. – Чудеса продолжаются: меня вызвали в институт и извинились. Я снова на службе – продолжаю набирать курс. И телефон опять звонит без перерыва.
– Поздравляю!.. Значит, у тебя начинается новая жизнь? – Саныч искренне пожал ему руку. – А у меня кончается старая: вчера мы оформили документы.
– Так быстро? Мне говорили, что сейчас напрямую обменяться нельзя, надо как-то химичить и это длится месяцами.
– Как видишь, можно и побыстрей. Только дороже стоит.
– Взятки давал?
– Конечно. А в твоей Москве сегодня можно что-то сделать без взяток? На всё свой тариф… Там есть специальный человек, который нас встретил и откровенно сообщил величину взятки за ускоренное оформление каждой процедуры: за обмен, за куплю, за продажу… Мы платили по максимуму, поэтому времени потратили минимум.
– И тебе не стыдно?
– Стыдно. Но ещё стыднее было бы месяц ходить по инстанциям, и добывать кучу ненужных бумаг. А так я себе сэкономил целую неделю на прощание с Москвой.
– Всего неделю?
– А чего тянуть!
Помрачневший Арский толчком отодвинул патефон и уселся на парапет, рядом с Санычем. От толчка, патефон встрепенулся и продолжил песню:
Но люблю его такого,
И не надо мне другого…
Арский хлопнул его ладонью и прервал песню.
– Да выбрось ты эту рухлядь!
– Повторяю: патефон не рухлядь, а мой старый боевой товарищ. Ты тоже рухлядь, так что, и тебя выбросить?
Обиженный Арский спрыгнул с парапета, чтобы уйти.
– Ладно, продолжай! К счастью, мне уже недолго терпеть!
Саныч остановил его.
– Прости, думаешь, мне легко – нервы натянуты… – Аркадий Сергеевич снова уселся на парапете. – Дети знают о твоём возвращении в институт?
– Нет. Но их это и не очень интересует.
– Ты у них бываешь?
– Редко. Не могу отделаться от чувства, что я им нужен только для интерьера: они коллекционируют старину, и моя седина очень подходит к их канделябрам… И потом зять раздражает: всё время учит надгробные речи – он главный организатор похорон, любит своих сотрудников в гробу. Особенно обожает хоронить известных деятелей науки, искусства… Он так самоутверждается!
На скамейке, где сидят две бабушки-пенсионерки, идёт беседа на эту же наболевшую тему.
– С внуками мне хорошо, – говорит одна другой, – они меня слушаются. А дочке, что не скажу – не нравится. И сыну тоже… С детьми трудно.
– Надо рожать сразу внуков, – заключает вторая.
И как бы продолжаю эту тему, Саныч спросил у друга:
– Ну, а внучка? Ты же с ней дружил.
Вспоминаю, как после войны мы жили в Киеве, в коммунальной квартире с двумя соседками. Одна из них, старушка Анна Павловна, считала себя непререкаемым авторитетом в семейных отношениях, потому что у неё было четыре мужа, которые от неё удрали вместе с детьми. Если между моей мамой и бабушкой возникал конфликт, она зазывала бабушку к себе, поила чаем и успокаивала:
– Зарубите себе на носу, голубушка: даже самые хорошие дети – большие сволочи.
Но прошу запомнить: это не моё высказывание, это говорила Анна Павловна.

– Дружил, пока не выросла. Она уже Таниного роста и комплекции – носят одни и те же вещи. Вместе бегают по магазинам, скупают тряпки, ценности… А по ночам она проводит время в ночных клубах, в том числе, и в стриптизных… – Помолчал и продолжил. – Моя покойная жена в нашу первую брачную ночь, ей тогда было уже девятнадцать, звонила маме по телефону и спрашивала, как себя вести с мужем в постели… А сегодня дочери дают советы мамам.
Снова грустно замолчал. Саныч попытался сгладить ситуацию.
– Это то, о чём я тебе говорил: время уже не наше, другие нравы, другие отношения и приоритеты. Вспомни, как раздобыв по блату дефицитную копчёную рыбу, можно было приехать к другу, без предварительного звонка, даже поздним вечером – и друг радовался твоему приходу, вскакивал с постели и под эту закуску ставил на стол бутылку «Столичной» или самогона… И мы не говорили о делах, не просили о протекции, а просто радовались общению… А сейчас, если ко мне вдруг приходит какой-нибудь мой однокашник, то только затем, чтобы я для него что-то сделал, кому-то позвонил, куда-то устроил…
Арский уже пожалел, что затеял этот разговор, и попытался снять напряжение:
– Я же к тебе по-прежнему прихожу без звонка и с копчёной рыбой!
Но Саныч даже не улыбнулся.
– Погоди, я серьёзно. Ведь мы – выкидыши двадцатого века. Мы ещё верим в бескорыстие, в дружбу, в идеалы… Я был так счастлив, когда купил свою нынешнюю квартиру, а сейчас иногда ловлю себя на том, что с нежностью вспоминаю своих соседей по коммуналке, шумных, крикливых, порой надоедливых, бестактных, но всегда бросавшихся на помощь… Сегодня у нас у всех отдельные квартиры, но и отдельная жизнь – я до сих пор не знаю половины жильцов нашего дома, уверен, и ты тоже. Испытание благополучием, одно из самых трудных – не каждый его выдерживает. В небольших городах связь между людьми ещё как-то сохранилась, а вот в таких монстрах, как Москва…
– Стоп, стоп!.. Друзья явно забыли, что они герои водевиля, и затеяли чересчур серьёзный разговор на весьма наболевшую тему.
Пора возвращать их кн ашему жанру – впускаю в повесть типично водевильный персонаж.
Арский не успел ответить Санычу – из-за кустов к нему коршуном бросилась яркая девица «со взором горящим».
– Вы ничего во мне не увидели? Ничего?.. А я талантлива! Я всё могу! Вот, это Вознесенский – Стала в позу и продекламировала: – «Бей, женщина! Бей, мстящая!..» И петь умею! – Затянула. – «По диким степям Забайкалья…» – И танцевать! – Лихо отбила на асфальте несколько чечёточных па. – У меня разряд по акробатике! – Перекувыркнулась в кульбите. – Я два года занималась пантомимой! – Набросила невидимое лассо на Гиви и потащила его к себе, настолько достоверно, что Гиви чуть не свалился с парапета. – Решила стать актрисой и буду, буду!..
Зарыдала.
Мужчины молчали, ошарашенные. Паузу прервал Гиви:
– Аркадий Сергеевич, не знаю, как другие роли, но бешеных грузинских старух она играть может.
Все рассмеялись, и напряжение спало.
– Как вы узнали, что я здесь? – спросил Арский.
– Бежала за вами от подъезда.
– Фамилия?
– Заремба. Третий год подряд поступаю. На взятку у меня денег нет, и блата нет. Поэтому сквозь ваши отборочные туры не прорваться!..
– У меня пятьсот заявлений на пятнадцать мест – как прикажете поступать?
– Присматриваться к каждому, а не устраивать конвейер. – Копирует Арского. – «Прозу, пожалуйста. Спасибо, деточка. Басню, пожалуйста. Спасибо, деточка. Теперь, спойте что-нибудь. Достаточно. Можете идти, деточка».
Она очень похоже изобразила Арского, поэтому все рассмеялись. В этот момент появилась Вера. При виде её лицо Гиви осветилось счастливой улыбкой.
– Вера! Здравствуй! Как я рад! Но Вера обожгла его холодом.
– Если бы знала, что ты здесь – не пришла бы.
Гиви сник, грустно смотал удочку и поспешно ушёл. Арский укоризненно посмотрел на Веру и попытался что-то сказать, но та жестом остановила его – её волновало совсем не это. Она повернулась к Санычу и спросила:
– Так это правда, что вы уезжаете?.. Гиви мне позвонил, я не поверила, решила, домой заманивает.
– Правда, Верочка. Через неделю.
– А как же я без вас? – Она с искренним недоумением смотрела на него. – Полдетства провела у вас на коленях!.. Ваши макеты были моими первыми игрушками… Не уезжайте, Саныч! Не уезжайте, родненький!
– Поздно пятиться, Верочка, – уже документы оформлены.
Заремба всё ещё стояла рядом с Арским. Он понял, что она ждёт какого-либо ответа и как можно помягче пояснил:
– Мне нравится ваш напор, но мне сейчас не до вас.
– Но я снова теряю год!
– А я теряю друга. – Повернулся к Вере. – А со мной уже не здороваются? – упрекнул он её.
Вера стала извиняться, мол, как узнала, что Саныч уезжает, совсем одурела. Потом спросила, с искренним удивлением:
– А как же вы без него останетесь?
– Причём тут я или ты? Он себе имение приобретает, на берегу моря.
Саныч разозлился.
– Ладно, не выступай. Бежал себе, ну и беги!
– Хорошо, бегу, – послушно ответил Аркадий Сергеевич и побежал.
Заремба бросилась за ним, догнала.
– Стойте!
Арский остановился.
– Что вам ещё?
– Вы очень любите своего друга?
– Вам этого не понять – наша дружба вдвое старше вас.
– А если я вам помогу? Если уговорю его не уезжать?
Сумею убедить?.. Вы допустите меня к экзаменам?
Арский грустно улыбнулся.
– Это не удалось мне, как это удастся вам? Но она продолжала наступление.
– Я применю свои актёрские способности, использую переодевание, розыгрыши, как в старинных водевилях. Я их много читала… Я справлюсь! Я сильная!..
Покачнулась. Он успел поддержать её.

– Что с вами?
– Это от страха, – объяснила она. – Знаете, как я тряслась, когда к вам шла. И вела себя так нахально, с перепугу.
Тронутый её искренностью, Арский по-доброму улыбнулся.
– Расскажите о себе. Кто вы? Чем занимаетесь? Откуда вы такая?
– Из зоопарка. Рабочая по уходу. За слоном ухаживаю. Я всегда в дом собак тащила, котят, белок. В кресло никто не садился – там ёжик жил. В ванне лягушки плавали, мама у соседей купалась. Но слон – это чудо. Я ещё ребёнком молила папу купить слона, он же умный, как директор школы: всё знает наперёд, я только лезу в карман за конфетой – он уже улыбается. А добрый, как дедушка: никого не обидит. Зоотехник говорит, что у меня талант, что я животных здорово понимаю. Но слона больше всех люблю. Принесу из дому шампунь и ему ноги мою, дальше не достаю, дальше из брандспойта…
…А Вера продолжала попытки удержать Саныча.
– Учтите, вы – моё последнее душевное пристанище, ваш отъезд ускорит моё решение.
– Ты это о чём?
– Я ухожу от Гиви.
– Перестань. Поссорились – помиритесь.
– С ним даже поссориться нельзя. Его оскорбляешь, а он молчит. Только губы дрожат, как у ребёнка. И улыбается, чтобы не заплакать, как его проклятые клоуны.
– А зачем ты его оскорбляешь?
– Мне надоело! Денег нет, мастерской нет, жизни нет!.. В доме – филиал Кутаиси. А он всё продолжает: клоун с шариком, клоун с собачкой, клоун с бабочкой… Я умоляла: нарисуй президента на танке – он пробьёт тебе дорогу!.. «Это не моя тема, – говорит, – я не люблю политику. А чтобы писать, надо любить…» Он – пожизненный неудачник. Я устала быть женой неудачника.
– Он – талантливый художник.
– Я устала быть женой талантливого неудачника…
В метрах ста от них продолжалась беседа Арского и Зарембы, которые уже присели на скамейку.
– Вы занимаетесь любимым делом, значит, вы счастливый человек, – убеждал её Аркадий Сергеевич.
– Была. Пока беда не случилась.
– Какая беда?
– Второй талант открылся: артистический. Он меня просто распирает. Дома, перед зеркалом, умираю, как Джульетта, схожу с ума, как Офелия. Бабушку чуть не задушила – Отелло изображала. По ночам снится, что «бис» кричат, цветы бросают – вскакиваю с постели, кланяюсь. Мать пугается, «скорую» вызывает… Удивительная несправедливость: одни всю жизнь свою суть ищут и не находят, а во мне сразу два таланта бушуют!
Арский улыбнулся.
– У вас есть ещё и третий талант.
– Какой?
– Скромность, – поддел её он. Но она ничуть не смутилась.
– Да, я хвастлива, но не без оснований…
Рядом с ними на скамейку плюхнулись двое мужчин, которые уже миновали кризис среднего возраста. У одного гладко выбритое лицо и зачёсанная назад седеющая шевелюра. У другого, наоборот, лицо – сплошные заросли: пышная борода слилась с усами, перекрыла рот, оккупировала щёки, подобралась к бровям. Очевидно, обладатель этих джунглей ими компенсирует свою большую потную лысину. Если бы их совместить, получился бы Карл Маркс.
Не обращая внимания на сидящих рядом, они продолжили какой-то спор.
– …Пытки, убийства, катастрофы – всё это притягивается с телеэкранов и модулируется в нашу жизнь, – горячится бородатый. – Надеюсь, ты согласен, или ты против и этого постулата?
– Я сейчас только против этой жары? – расслабленно произнёс обладатель шевелюры, вытирая носовым платком потное лицо.
– Да, – согласился с ним «борода», успокоился и мечтательно улыбнулся, – сейчас бы ледяного кваска!
– А мне бы – девочку из холодильника!
Услышав эту фразу, Арский поспешно встал, поднял Зарембу и увёл её подальше от скамейки. Они пошли по тенистой стороне аллеи, прячась от солнца.
– Я помогу вам! – убеждала его Заремба. – Я всё сделаю, чтоб ваш друг не уехал, вот увидите! Только мне нужны подробности.
– Чушь какая!.. отмахнулся Арский, затем ещё раз внимательно поглядел на Зарембу. – А, впрочем… Чем чёрт не шутит… Терять ведь нечего… Хорошо, Согласен. – Заремба издала победный клич и подпрыгнула от радости. Арского это испугало. – Только, пожалуйста, без насилия, а то при вашем темпераменте…
– Клянусь! К нему никто пальцем не притронется. Он будет под моей личной охраной!
– Ладно. Запишите мой домашний телефон.
– Он у меня уже есть. Вечером позвоню. Соблюдаем конспирацию, расходимся по одному: вы – налево, я – направо.
И они разошлись в разные стороны.
А Вера продолжала изливать душу.
– …Когда его признают? После смерти? Спасибо! Я сейчас жить хочу. Хочу носить дорогие одежды, ездить на курорты, путешествовать за границей… Чего вы на меня смотрите, как на чудовище? Если так ужасно то, что я говорю, то завесьте витрины с норковыми шубами, не продавайте роскошные автомобили, запретите манящие рекламы о путешествиях по Франции и Италии!.. Но если другие этим пользуются, то я тоже хочу!
– Это надо заслужить, заработать. Или ты считаешь, что тебе всё просто так положено?
– Положено.
– За что?
– За молодость и красоту. Во все времена – это товар повышенного спроса. Но скоропортящийся, его надо вовремя реализовать. Тем более, когда есть покупатели.
– Ты пугаешь меня. В твою речь вошли чужие фразы, в твой ум – чужие мысли. Ты раньше никогда так не разговаривала.
– Была полна сил и глупости. А сейчас устала и поумнела. Усталость – катализатор мудрости. Какой афоризм, а? Его надо было выстрадать!
– Ты больна, Вера, Тебе надо срочно родить ребёнка, не одного – дюжину, это тебя излечит.
– Я тоже хочу иметь детей, но… А вдруг они все будут такими же, как Гиви. Гиви не должен размножаться – нельзя плодить неудачников.
– Это он так считает?
– Кто?
– Твой покупатель?
Не отвечая, Вера достала сигарету и закурила.
– Дай и мне, – потребовал Саныч.
– Вы же бросили, ещё полгода назад.
– За полгода многое может измениться – я это понял, беседуя с тобой.
– Ладно! – Вера решилась. – Хотите знать, кто он? Скажу: Дубинин, мой шеф. Человек, который имеет всё: и деньги и власть.
– Не слышал о таком.
– Он умный, поэтому не высовывается. Открыл для прикрытия какой-то хитрый научно-исследовательский институт, стал его директором – небольшой институт, небольшая зарплата, учёный-труженник… На него пашет армия различных дельцов, и бандитов, и интеллектуалов, а он снимает сливки. И все это знают и молчат, потому что боятся.
– Чем же он так страшен?
– В Москве живут кланами, а его клан очень могучий. Мафия!
– Я прожил всю жизнь в Москве, без кланов, без мафий.
– Саныч, родненький, вы же из прошлого века, из прошлого тысячелетия. Вы отстали от жизни.
– А может, ты слишком вырвалась вперёд?.. Он женат, твой Дубинин?
– Да. Какая-то богатая старуха. Когда-то женился по расчету, сам признался. А теперь хочет любви.
– Ты его любишь?
– Ещё нет. Но, наверное, полюблю. В мужчинах всегда привлекает сила… Саныч, вы знаете меня всю жизнь, а Гиви – всего три года, почему вы на его стороне?
Саныч затянулся, выпустил струйку дыма, помолчал и ответил:
– Перед тем, как бросить меня, моя жена тоже называла меня неудачником – я знаю эту боль… – Снова затянулся. – Давно ты водишься со своим суперменом?
– Месяца три назад писала за него статью. Статья ему не понравилась – понравилась я. Вот и началось. Теперь я в его предвыборном штабе – он баллотируется в Думу. И пройдёт, потому что хозяин жизни!
– Как быстро он тебя нравственно искалечил! Этого нельзя оставлять безнаказанным, и я с ним…
Вера грустно улыбнулась его наивности. Соскочила с парапета.
– Саныч, миленький, он вам не по зубам.
Забрала у него сигарету, бросила её в урну, повернулась и ушла. Он крикнул ей вслед.
– Как ты могла променять Гиви на этого морального урода?!
В сердцах, хлопнул ладонью по патефону. Тот включился и завопил:
Полюбила,
Полюбила,
И не надо мне другого!
– Дурак! – обозвал его хозяин и захлопнул крышку.
***
Перед домом, где живёт Саныч, большая поляна, заросшая зелёной щетиной. Здесь уже много дней с утра до вечера трудятся два дворника-таджика в оранжевых безрукавках, кажется, что две божьих коровки ползают по зелёному ковру. От них требуют, чтобы они эту небритую поляну превратили в элегантный английский газон. Они очень стараются, подстригают, пропалывают, поливают, но не получается: они говорят на таджикском – английский газон их не понимает.
Нагруженный покупками, Саныч подошёл к своему подъезду. У подъезда – стол, на котором пенсионеры играют в домино. Увидев Саныча, один из «доминошников» радостно поприветствовал его.
– Говорят, нашего полку прибыло? Пенсию оформляешь?
Не отвечая, Саныч вошёл в подъезд и столкнулся со взъерошенным мужчиной лет сорока.
– Привет, Илюша!.. Ты чего не в своих хоромах? Тянет на прежнее место?..
«Взъерошенный» печально махнул рукой.
– Я ночую здесь. Мне там одиноко: она или в офисе, или в самолётах.
– А дети?
– В Швейцарии, уже несколько лет. Она их отправила учиться в какое-то престижное заведение, языку и хорошим манерам… А там – только дети наших русских олигархов – представляете, какой они язык выучат и какие манеры!..

Да, было, было такое время. Чтобы подготовить своих детей к предстоящей жизни в «высшем свете», скороспелые олигархи отправляли их за границу, в пансионаты, чтобы те пожили среди воспитанных европейских детей, обучились иностранному языку и изысканным манерам.
Волна отпрысков новоиспеченных хозяев жизни захлестнула Англию, Швейцарию, Францию, пансионаты заполнились российскими детьми, которые, погрузившись в «бомонд», в основном, общались друг с другом и на чистом «заграничном» языке совершенствовали свой российский мат…
– Так ты один в своём дворце кукуешь? – продолжал расспрашивать Саныч.
– Нет, мне там страшно, брожу, как по телестудии: во всех комнатах телекамеры наблюдают, чтоб ничего не украли, даже в туалетах…
– А в туалетах зачем? Илюша объяснил:
– Там же унитазы, как в Арабских Эмиратах, фарфоровые, золотом отделаны – как на такое садиться?.. Я их вместо ваз использую, для фруктов. И мыть удобно…
Саныч рассмеялся.
– В такие хоромы гостей надо приводить, как в музей. Илюша снова грустно отмахнулся.
– Да кто к нам пойдёт! У нас забор такой высоты, что об него птицы разбиваются! Плюс сигнализация, которая сначала стреляет, а потом воет, оплакивает. А во дворе Гоги, пёс-людоед, кавказская овчарка – он человека проглатывает, как хачапури!..
– Тебя послушать… – Саныч сочувственно вздохнул и предложил: – Зайдём ко мне, выпьем по рюмочке.
Но Илюша отказался.
– Сердце уже неделю болит. Да и не хочу на других тоску наводить!
Махнув рукой, повернулся и вышел из подъезда. Саныч какое-то время смотрел ему вслед, затем повернулся, вошёл в лифт и поднялся на свой этаж.

Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?