Текст книги "Настоящее фэнтези. Сборник рассказов"

Тайная служба короля

– Скажите, дорогой наш, зачем вы ходили к горшечнику?

– Это уже допрос? Какое вы имеете право?

– Мы имеем, имеем такое право. Королевство и закон – вот наш девиз. Так что, право у нас есть. А вот вы…

Рыцарь надменно выпрямился на тяжелом деревянном стуле с высокой спинкой.

– Я дворянин, и не обязан давать отчета никому, кроме короля.

– Король… А вы считаете, что король должен вас выслушать? Вы что-то такое делаете, что-то знаете, что королю будет интересно?

В полутемной комнате свет лампы, висящей слева на столбе, подпирающем потолок, не освещал, а казалось, наоборот, скрывал черты того, кто сидел за столом. Вокруг стола было так темно, что не видно было стен. Хотя, комната не могла быть очень большой. Сидящий напротив был облачен в какую-то бесформенную серую хламиду, скрывающую фигуру. Видны были только худые бледные руки, спокойно лежащие на столе. Лицо наполовину скрывалось в тени низко надвинутого капюшона. Тонкие губы кривились в усмешке. Но при этом тон был вежлив, и обидеться пока было не на что.

– Рыцарь Темного пламени… Дети играют в вас и ваш отряд, вы знаете? Вы уже легенда королевства. Скоро о вас начнут писать сказки.

– Почему же – сказки? А может, всю правду?

– А вот всю правду будем знать только мы.

– Вы? – выразительно приподнял брови и осмотрелся как бы в недоумении рыцарь.

Кольчуга его блестела, начищенная песком и смазанная маслом. Меч под левой рукой, кинжал – под правой. Раз с оружием – значит, свободен. Значит, не страшно, а только как-то нудно и немного противно. Но это уж сам виноват. Зачем согласился «зайти на минутку»? Да, и насчет «страшно» – разве можно чем-то в этом мире напугать рыцаря?

– Да, мы. Всю правду знаем только мы. Я и король. Вернее, король и я.

– Хм, – недоверчиво хмыкнул рыцарь.

– Вот только обидно бывает, когда вся правда достается нам с потом и кровью. Так редко выпадает счастье разговаривать с честным человеком!

Пауза в разговоре как будто вынуждала что-то сказать, как-то подтвердить честность. Ну-ну… Специалист, сразу видно.

– Так все-таки, что вы, рыцарь, делали у горшечника?

– За мной следили? – надменно приподнялась вверх правая бровь, углы рта чуть опустились.

– Да какой смысл за вами следить? Вы же такой весь из себя честный и прямой, как буйвол какой-нибудь. Только прямо, только вперед, не оглядываясь, да еще и с шумом. Тут хочешь, не хочешь, а услышишь и увидишь. Мы тут даже поспорили, что вы ответите: мой помощник предположил, что у вас там просто небольшая интрижка…

Рыцарь молчал, не подтверждая и не отрицая.

– Другой заявил, что тут наверняка кроется какая-то государственная измена. Ну, он у нас всегда во всем видит измену.

Рыцарь молчал,

– А я вот решил просто поговорить с вами. Не гадать, а просто и прямо спросить. Итак, что вы делали у горшечника? Рыцарь и горшечник – странное сочетание, не находите?

– Чего же странного, – медленно вытолкнул слова рыцарь. – Мы старые боевые товарищи.

– Вот видите! Вот все сразу и разъяснилось! А эти-то, помощники мои – чего только не придумают! Измена, измена… Не такая, так этакая. Все бы им измену искать.

– Ну-у, с изменой тоже бороться надо. Так что я даже понимаю их, как мне кажется. Ну, в общем, не сержусь я на них…

– И это просто великолепно! Еще бы вы сердились! Это скорее нам надо сердиться – столько с вами проблем. Вот не было вас – не было проблем. А приехали – тут все проблемы сразу и посыпались нам на голову. А если король узнает? Нет, он узнает, конечно. Король знает все. Но – в свое время.

– И это время назначаете вы? – усмехнулся рыцарь.

– И это время определяю я. Назначить я не могу. Назначает король. А вот определить время, когда нужно спросить, и кому нужно ответить – это уже я.

Они снова помолчали.

– У вас все ко мне? – спросил рыцарь, уже готовясь встать.

– Всего я у вас просто не спрошу. Нам не хватит никакого времени. Вас же ждут гости, так? Рыцари, герои, защитники королевства, бойцы с нечистью… Поэтому еще совсем немного вашего внимания… Я очень прошу, – он прижал худую руку к груди, закрытой серым сукном, достал из стола пачку исписанных листов, покопался среди них.

– Вот! Итак, горшечник – ваш боевой товарищ. А что вы скажете о трактире «Золотой конь»? Ну, том, что на Королевском тракте?

– Там вкусное пиво!

– Да-да, именно пиво… А гостиница «Морской ерш», что в славном портовом городе Ньюпорте? Известна вам такая?

– Я вижу, за мной все-таки следили…

– А я вам уже второй раз говорю, что следить за вами нет никакого интереса. Вы проламываетесь сквозь тишину королевства, как бык через орешник. За вами такая тропа остается… Такие следы…

Рыцарь казался задумавшимся. Он уже никуда не торопился. Сел посвободнее, откинулся на спинку стула, посмотрел с прищуром:

– Я не вижу ваших глаз.

– А зачем вам мои глаза? Вы лучше вспомните о сторожке лесника. Вспомните паромщиков на переправе. Вот еще…

– Все-то вы знаете, везде-то вы были.

– Не все и не везде. И не я лично. Просто мне стало интересно: какой смысл? Зачем все это? Один мой помощник решил, что…

– Измена? Ну, вряд ли я могу изменить своему господину.

– Ну, а красоток малолетних там просто не было. Значит, не измена телесная, плотская, не измена политическая государственная. Но тогда – что?

– Но я, правда, всего лишь завернул в трактир, чтобы перекусить.

– И сразу после вашего визита трактир сгорел дотла.

– В гостинице я просто переночевал.

– Одни косточки среди угольев…

– Паромщики… Что, кстати, паромщики?

– Троих нашли ниже по течению. Упали неудачно в воду все трое и случайно утонули. Вот такая незадача. А где, кстати, четвертый? Их же четверо было? Сидеть!

Серый хлопнул ладонью по столу, а на плечи рыцаря, подобравшегося для прыжка, легли тяжелые ладони. Он хохотнул, напрягся, было, привставая с места, и снова упал на стул.

– Ну-ну, рыцарь Темного пламени, сэр Дрю. Мои помощники очень сильны. Очень-очень. Вырваться не получится. И оружие не поможет – вы уж не дергайтесь так, не мучайте сами себя. Итак, мы остановились на паромщиках. Где же все-таки четвертый? И насчет лесниковой дочки нам тоже интересно. Кстати, не она ли живет в мансарде у горшечника? Сидеть! Не то я прикажу вас связать. Это будет гораздо неприятнее, поверьте.

– Кто ты, тварь? Покажись, – рвался, извивался, теряя последние признаки принадлежности к человеческому роду, бывший рыцарь.

– Тварь – это ты. А мы храним спокойствие и порядок королевства, – откинув на спину капюшон, ответил спрашивающий. – Это мы наблюдаем за дорогами. Это мы выделяем места для кормления. Это мы приструнили черных монахов. Это мы, а не ты и такие как ты храним традиции. И это мы принимаем решения.

– Ты – наш! – как выплюнул.

– Нет, это ты – наш, сэр Дрю. Вернее, был наш, пока не обезумел от крови. И теперь ты умрешь на рассвете, как это и положено по нашим законам. По законам нашего королевства. И все будут смотреть, как ты будешь корчиться с первыми лучами солнца, прикованный за ноги и руки к крепостной стене. И вот это король узнает быстро, уже сегодня. Увидит, как умирают дикие вампиры, бывшие честные рыцари. И поймет еще раз, насколько же нужна наша служба. И снова поощрит нас своим доверием.

Он помолчал, подвигал массивной челюстью, которая, кажется, не принадлежала этому сухому лицу.

– Вяжите его, братцы. До рассвета у нас всего четыре часа, а есть еще несколько адресов, куда стоит заглянуть. Кстати, и к горшечнику этому…

Здесь живут чудовища

– Тю! Это ж Грашка со свалки! Вы ей не подавайте, у нее и так все есть! Лучше нам дайте!

Загорелый дочерна мальчишка дергал за рукав мундира капитана Лосса, задумчиво глядящего на девочку лет тринадцати, худую и такую же прокопченную солнцем, как и все здесь. Тут вообще было не место для мундиров. Белый горячий песок, яркое даже не синее, а в бирюзу больше – море. Выцветшее небо светло-голубого оттенка. Жгучее белое солнце. И поджарые просмоленные прокопченные какие-то местные жители, бегом носящиеся по мосткам, перетаскивая на «Алпару» груз.

– Вам, значит, надо, а ей – нет? – присел на корточки капитан, по-прежнему смотря в сторону девочки.

– Так есть у нее все, есть! И платья разные, и еда, и дом вот там, за свалкой! Ей ведь ничего не нужно – только бы в кораблики поиграть!

И правда, девочка ничего не просила. Она даже не обращала внимания на сошедших на берег моряков. Просто стояла в короткой тени таможни у беленой известью стены и рассматривала их корабль. Внимательно рассматривала, склоняя голову то к левому, то к правому плечу.

– Ну, вот вам на сладкое, – кинул монету пацанам капитан и медленно, потому что быстро тут ходить не получится, двинулся в город.

Город, как город. Наверное, вырос когда-то из простой рыбацкой деревушки, устроившейся в удобном месте. А то, что место удобное, было видно сразу. Жили тут богато. Деревянные дома были обиты темными досками мореного дуба. Стена вокруг города, тоже деревянная, буквально блестела на солнце – ни тебе плесени или гнили, ни проломов каких. На крепких воротах – отчищенные до золотого блеска бронзовые барельефы. Магазинчики со всякими редкостями чуть не на каждом шагу. И пиво в кабаках, как потом хвастались матросы, свежее и холодное.

Капитан прошелся по центральной улице, посидел в прохладе ресторана, выпил чуть-чуть местного бренди, чтобы, как говорил по этому поводу боцман, «уравнять температуры». Нет, все же тропики – это слишком. Правда, это все равно лучше, чем высокие широты, где солнце не греет, а вымораживает кровь, и пить надо там не бренди, вроде как для уравнивания температур, а густой тяжелый ром, чтобы добавить в кровь южной жары.

– Нравится? – спросил он у девочки, неслышно подойдя сзади. Она, выходит, так и стояла тут, все смотря и смотря на его корабль.

– Ага, – кивнула она, даже не вздрогнув и не повернувшись. – У меня такого еще не было. Четыре мачты!

– Моя «Алпара» – барк, поэтому у нее две грот-мачты. Хотя, это тебе не интересно, наверное?

– А стаксели вы ставите?

– Пока не приходилось. Ветер был попутный, парусов и так хватает, скорости особой никто не требует…

– А со стакселями, наверное, прямо как облако… Краси-иво.

Она обернулась и посмотрела прямо в глаза Лоссу:

– А вы кто – капитан?

– Капитан и хозяин. Это мой корабль. Полностью мой.

Солнце пекло сверху, давило на плечи и голову, прикрытую широкополой шляпой. А девчонка как будто не чувствовала жары. Она снова повернулась к морю, снова посмотрела на корабль:

– У мены такого нет. Краси-ивый.

И убежала. Вот была – и вот нет ее. И к чему с ней было заговаривать? И что она имела в виду?

– Эй, кто тут у вас

Тут же подскочил пацаненок, черный, как из печной трубы:

– Да, сэр?

– Расскажи мне про эту Грашку. Я тебе монетку дам.

– Может, две?

Наглый, конечно, но куда деваться, раз что-то втемяшилось в башку капитана?

– Хорошо, пусть будет две. Но только если все расскажешь, с подробностями.

Они тут говорят, как в театре артисты играют. Машут руками, представляют в лицах. Вот и Грашку эту в лицах представили. Она живет на свалке, вот там, по берегу. Это свалка разбитых кораблей. Где им тут биться? Да дело не в том, где, а – как. Грашка, когда ей приспичит, выходит ночью к морю и начинает петь. И она так поет, так поет, что слышно не только в городе, а по всему-всему морю. В городе мамки закрывают двери и окна, загоняют всех в постель и следят, чтобы никто из детей не вылез на улицу. А в море – тут как уследишь? И на ее пение начинают сворачивать корабли. Но море большое, а кораблей в нем все равно мало. Поэтому обычно только один. Ну, два было разок, так об этом весь город помнит. В общем, Грашка поет, корабль поворачивает на ее пение и прет через бухту вот туда, к свалке. И там уже по-разному выходит. Она с кораблями будто играет. Поднимает руки, и корабль как бы между ладонями оказывается. Она – хлоп! И нет корабля. И никого вообще нет. Одни обломки. Или хватает за нос и корму и разламывает посередине. А иногда не трогает, а продолжает петь, пока корабль на полном ходу не врезается в мель. А когда она устает, или если наиграется, когда и спать ложится, тогда уже все городские бегут сюда к морю и собирают обломки и все, что осталось. А если почти целый корабль, так весь его обирают, а моряков по семьям забирают. Она своим пением у них просто всю память отбивает, и они нигде больше не хотя жить, кроме как здесь.

– Ей вроде мой корабль понравился.

– Ну, значит, ночью будет петь, если вы отчалить успеете. А нет, так завтра, значит.

Получив свою плату, пацаненок убежал. А капитан долго смотрел на свой корабль, кладя голову то к левому, то к правому плечу.

Наутро Грашка опять стояла в тени таможни и смотрела, как матросы занимаются уборкой перед отчаливанием.

– Нравится? – капитан опять подошел бесшумно.

– Ага. У меня такого не было. Большой, красивый.

– А хочешь покататься? Мы сейчас груз отвезем, а потом опять вернемся сюда же с заказом. И потом уже – домой. Могу взять тебя с собой.

– Мне нельзя, наверное…, – неуверенно проговорила Грашка. – Я тут нужна.

– Так я же и говорю: туда – и обратно. За неделю обернемся по любой погоде. Что тут за неделю сотворится? Ну? В полдень отчаливаем. Давай, решайся!

Лосс как будто видел маленькие шестеренки и рычаги, крутящиеся и щелкающие в голове у девчонки. Неделя – это же немного совсем. А потом, будет ли еще возможность покататься?

– Я приду! – и унеслась сквозняком за угол и к себе куда-то туда по берегу, по укатанному волнами твердому белому песку.

Ровно в полдень барк «Алпара» отчалил. Экипаж стоял по местам. В связи со слабым ветром подняты были почти все паруса. Грашка стояла на корме и смотрела, как паруса надуваются и начинают толкать парусник все быстрее и быстрее вперед в открытое море.

А потом был обед в кают-компании, где ей представились, как взрослой даме, все офицеры корабля. И на десерт – сладкое мороженое, после которого так сильно захотелось спать…

– Тащи, тащи! Да потихоньку, что мы – звери какие, что ли. На камнях положишь, фляжку рядом оставишь. А больше-то ей ничего и не надо.

Суета. Лязг кабестана. Приглушенные команды. Шлюпка на воде. Весла, без брызг, почти бесшумно окунающиеся в темные воды.

Капитан Лосс, дождавшись доклада первого помощника, лично командовавшего матросами на шлюпке, отметил на карте, тщательно вымеряв координаты:

«Остров сирены».

Пометил знаками опасности и осторожности. Написал сбоку:

«Мореплаватель! Остерегись проплывать возле этого места! Здесь живут чудовища!»

Пора было рассчитывать новый курс.

Его барк никогда не заходил дважды в один и тот же порт.

Провода

Тут ко всем приезжим относились очень хорошо. Приезжие – это деньги, это рабочие места, это занятость, это, наконец, деньги. Приезжие – это всемирная слава и известность. Каждую деревушку ведь отфотографируют, да потом еще толстые альбомы по всему миру продаются, а сюда – копеечка. По копеечке, по копеечке… А где еще вы видели деревни, где все улицы камнем мощены?

– Я извиняюсь, – обратился ко мне мягким баритоном неслышно подошедший незнакомый бородатый мужчина. – У вас здесь свободно?

Свободно в этом ресторанчике было везде по раннему утреннему времени, но ведь и у меня – не занято. То есть, свободно. А вопрос был конкретный, и мужик этот ждал ответа, стоя слегка в полупоклоне, но не искательном, не зависимом, как половой или официант, если по культурному, а солидно, приопустив слегка гладко выбритый подбородок, спокойно так и даже уверенно.

– Да, свободно, – ответил я и почему-то добавил. – Проше пана.

– Благодарю, – он сел напротив, аккуратно и привычно раздвинув руками полы длинного пиджака.

Или не пиджак это, а какой-нибудь кафтан, что ли? Хотя, какая разница, в конце концов, как называется их местная одежда? Тем более – в последний день.

Тут же материализовался, как из воздуха, юркий смуглый мальчишка в длинном фартуке, поставил перед ним толстостенную яркую в утреннем свете белую кружку с ароматным черным кофе, под левую руку выложил корзинку со свежими круассанами, наполнившими воздух вкусным запахом горячего печива. И сразу исчез – как и не было его только что.

– Йорк, – опять вежливый кивок в мою сторону.

– Иван. То есть, Айвэн, если по-местному.

Йорк взял круассан, макнул его на мгновение в горячий кофе, аккуратно переправил в рот намокший конец. Прожевал, проглотил, запил, кивнул удовлетворенно. Видно, вкусный кофе. Я-то пил, хоть и с утра, пиво. Потому что пиво у них всегда вкусное. А еще потому что это у них тут утро, и уже вставать пора, и на работу надо кое-кому, а у меня как раз время отдыха наступало. Вот и ужинал за завтраком.

– И как вам здесь у нас, Айвэн? – он снова макнул, снова откусил.

Ну, прямо, парижанин какой-то на Елисейских полях ранним весенним утром.

– У вас хорошо. Тихо у вас.

– Это – да. Тишина и покой. Бывал я в ваших землях. Очень, знаете, шумно, непривычно. Эти ваши дымогарные машины… Почему вы перестали использовать животных? От них все же гораздо меньше шума, они не такие опасные, да и металла столько не надо.

– Они медленнее, – возразил я, но тут вспомнил, что первые эксперименты и первые машины на основе тех экспериментов как раз были медленнее лошади. Гораздо медленнее.

– Вот-вот, вспомнили, да? То есть, кому-то было надо, чтобы вместо животных – железные вонючие и шумные машины. Жесткие. Опасные. Вот просто подумайте: мы тут с вами сидим и спокойно разговариваем. На улице – разговариваем. И аромат – чувствуете? Это вон, в садах, все цветет. Весна. Никто не мешает, не заглушает ни разговора нашего, ни этого прекрасного аромата. Это ведь не запах – именно аромат. Понимаете разницу, чувствуете? А у вас? Ну, сами подумайте…

Я подумал. Тем более, что мясо, которое мне поджарили слегка, с соком и кровью, уже заканчивалось, а в кружке еще было пиво. И торопиться мне сегодня было уже совсем некуда – жил я здесь же, на втором этаже.

– Ну, я же и говорю, что тихо у вас тут, хорошо, то есть.

– Да, тихо.

Он уже смотрел на самое дно своей кружки. Вообще-то мне казалось всегда, что кофе пьют чашками. Тонкими такими, прозрачными, фарфоровыми, которые страшно взять в руки – вдруг раздавишь.

Йорк поднял голову:

– Это вас просто учили неправильно. Тонкие чашки – они же совсем невкусные, понимаете? А когда кружка толстая, с круглым краем, то мало того, что кофе вкусен, так еще и ощущение, что ты его целуешь…

– Вы – маг?

Он, что – читает мысли?

– Можно, по-вашему, и так сказать, наверное, хотя… Нет, скорее, не маг я. Я тот, кто за этими магами смотрит. Ну, как вот у вас за порядком – как это…

– Полиция?

– Нет-нет, – он поморщил лоб, вспоминая слово. – Шериф! Вот похожее, наверное.

– И звезда у вас есть? – мне становилось уже немного смешно, потому что уж очень все было не настоящее, по-киношному как-то.

– А как же шерифу – без звезды?

Йорк покопался в карманах и вытащил большую серебряную стрелу с семью хитро изломанными лучами в разные стороны.

– Вот, всегда со мной на всякий случай.

А теперь он должен перейти к цели своего подхода. Попытка вербовки, и все такое… Знакомо и даже немного скучно.

– Что вы, что вы! Какая тут может быть вербовка? Просто мне показалось, что вам не все у нас нравится. Вы и в день приезда были чем-то недовольны. И когда выезжали на исторические места, к памятникам – тоже… Что-то не так? Вы только скажите, а уж я или устраню, или помогу вам чем-нибудь.

Что ему сказать? Ну, хотя бы так:

– Скажите, а зачем тут вы все время обезьянничаете? Зачем копируете у нас наносное, внешнее, самое для вас ненужное?

– В каком смысле? – он даже откинулся в удивлении на спинку жалобно скрипнувшего стула – килограммов сто двадцать в мужике, не меньше.

– Вот эти веревки и канаты, что натянуты по всем улицам – зачем это? Ведь нет у вас никакого электричества, нет! И проводов никаких вам поэтому не надо! Но тянете везде эту паутину, портите весь вид. Знаете, как потом трудно фотохудожникам эти ваши «провода», эту настоящую сеть с фотоснимков стирать? В чем смысл? Вон, поглядите, поглядите, – тряс я пальцем, указывая на плотную завесу веревок и канатов над нами. – Вы думаете, так вы ближе к настоящей цивилизации? Да это же смешно просто!

«Шериф» Йорк даже не повернул голову, не приподнял брови, чтобы проследить, куда я указываю.

– Скажите, Айвэн, а кто вам сказал, что вы, все вы там, – впереди планеты всей? Откуда эта странная мысль, что это мы с вас срисовываем, копируем, «обезьянничаем» всяко? – он поморщился, показывая, как относится к этому «всякому». – Мы все же и постарше вас будем… Не годами даже – веками. Как бы не наоборот, а? Или вы, как фотограф, не видите этих проводов в своих городах? И вам там они не мешают фотографировать и творить свои фотошедевры?

– Да, у нас полно этих проводов. Но – вынужденно. Понимаете, вынужденно! Ток идет по проводам. У нас везде – электричество. Даже простое уличное освещение – электричество. И никакой магии. Вот и вынуждены мы тащить провода от дома к дому, от столба к столбу.

– Ну, предположим, предположим. Итак, у вас – вынужденно. А у нас – просто так? Для красоты, мол, и для цивилизованного вида? Вы это хотите сказать?

– Примерно так, – я допил свое пиво двумя глотками и уже собирался уходить.

– Погодите. Я вам объясню, к чему у нас эти «провода». Или, как вы правильно заметили, «сеть». Посмотрите внимательно, как тянутся эти сети. Где они находятся, и что это означает. Видите, перекрывается весь центр улиц. С одной стороны, вам, как настоящему фотографу, это мешает фотографировать дома, что напротив. Но с другой стороны… Как вы думаете, птицам разным. Ну, там воробьям, голубям – могут помешать наши так называемые «провода»? – он так еще специально голосом выделял эти «провода», что становилось ясным, как ему не нравятся мои слова.

– Птицам? Нет, конечно.

– А летучим мышам?

– Да летучие мыши, между прочим, где угодно пролетят!

– А, скажем, гарпиям? Драконам? Мантикорам всяким? Другим крупным летучим существам?

– Как в сказке, что ли?

– Ну, пусть будет, как в сказке. Традиция такая, предположим, так что скажете?

– Крупным будет неудобно, – признал я. – То есть, было бы неудобно, если бы они…

– Они существуют, потому что иначе бы мы в них не верили, – прервал меня Йорк. – Но есть еще один вид крупных летучих… Очень большая летучая мышь. Понимаете, очень большая. Она сможет пикировать на прохожих? А? Айвэн? Смотрите на меня! На меня смотрите! И на мою звезду!

Черт… Это точно магия какая-то. Сжало-то как. То есть, не сжало, а скорее заморозило Судорога такая во всем теле – ни голову повернуть, ни вскочить, ни голос подать.

– Сидеть! Я же сразу вам представился. И звезду свою показал. Так чего теперь дергаться? А то – ишь! Мешают ему наши «провода». «Сети» наши мешают. Да если бы не мешали, вы бы тут разгулялись, представляю! У вас-то давно все в проводах, да под током. Народ ваш быстро перенял нашу традицию защиты от кровопийц. Провода по столбам… Ишь! А вы часто видели места, где со столбов провода заходят в дом? У вас большие дома. Ну? Видели? Нет? Только в маленькие избушки на дачах? Думайте, я слушаю! Народ ваш ремесленный. Он наши традиции усовершенствовал даже. Электричество – это вещь хорошая не только для освещения, но и для защиты. Проволока – и электричество в ней. А у нас – канаты и магия вокруг них. Вот и остается нам, шерифам, просто ждать в участке, пока сработает, пока поколеблется особым образом защитная сеть.

Он бормотал сердито себе под нос, проверяя одновременно мои карманы и выкладывая на стол все оружие и амулеты.

– Ну, вот, вот и еще… И деньги есть – кабатчик не останется внакладе. И документы – можно будет написать письмо в ваш город. Там ведь тоже есть шериф… Ну, или какой другой чин, которому обязательно нужно знать, кто там по ночам шалил. Проверить надо вашу лежку. Гнездо проверить… А вот, кстати, и ваш экипаж, дорогой Айвэн.

По улице почти бесшумно приблизилась черная карета, окруженная угрюмыми всадниками на черных же конях.

– Пакуйте голубчика, ребята. В камеру его. А я еще комнату проверю.

И уже сквозь закрывающуюся дверь донеслось сердитое:

– Ишь, «провода» ему наши не понравились! Фотограф!