Текст книги "Россия в эпоху великих потрясений"

В ночь на 18 ноября 1918 года в Омске были арестованы и высланы члены Директории, принадлежавшие к партии эсеров (Авксентьев, Аргунов, Зензинов и Роговский), и в тот же день адмирал Колчак был провозглашен «Верховным правителем» России.

Переворот в Омске был совершен спустя неделю после окончательной капитуляции Центральных держав, которые 11 ноября 1918 года подписали соглашение о прекращении военных действий. Эту неделю английское правительство могло бы использовать для того, чтобы удержать генерала Нокса от осуществления запланированного переворота и в конечном счете признать Директорию. Однако этого оно не сделало.

Мое убеждение, что английское правительство могло бы предотвратить свержение Директории, было позднее подкреплено официальным свидетельством Уинстона Черчилля, военного министра в кабинете Ллойд Джорджа. Выступая 6 июня 1919 года в Палате общин, он заявил: «Колчака создали мы».

Колчак

Появление Колчака в Омске в середине октября 1918 года, когда в полном объеме развернулась деятельность Временного Всероссийского правительства (Директории), явилось полной неожиданностью. С конца июля 1917 года до момента своего прибытия в Омск он постоянно жил за границей.

Колчака как выдающегося флотоводца прекрасно знали и в России, и за рубежом. Незадолго до падения монархии он был назначен командующим Черноморским флотом. Как и большинство высших флотских офицеров, он вначале поддержал переворот. У него всегда были очень хорошие отношения с личным составом флота, и после переворота он охотно сотрудничал с Центральным комитетом Черноморского флота и гарнизоном Севастополя. Однако по характеру своему Колчак был нетерпелив, капризен и легко поддавался влиянию.

Его первый устный доклад Временному правительству по прибытии 20 апреля в Петроград был весьма оптимистичным. Однако вскоре, в начале мая, у него возник первый конфликт с командованием военно-морских сил, и для восстановления мира, как было сформулировано, между адмиралом и Центральным комитетом я вынужден был отправиться в Севастополь. В июне произошло новое расхождение во взглядах, на этот раз более серьезное. В состоянии крайнего раздражения адмирал отказался от своего поста и в сопровождении своего начальника штаба Смирнова выехал из Севастополя. В поезде по дороге в Петроград он оказался вместе с американским адмиралом Гленноном, который позже предложил ему отправиться в Соединенные Штаты в качестве инструктора по минному делу и современным методам борьбы с подводными лодками. Адмирал Колчак принял это предложение.

Хотя ранее Колчак никогда политикой не занимался, его вскоре включили в подпольный «Республиканский центр», и на той стадии он даже считался возможным кандидатом на высший пост в планировавшейся диктатуре. Меж тем Временное правительство получило от правительства США официальную просьбу командировать Колчака в Америку для работы в штабе главнокомандующего военно-морскими силами США. Согласие было дано, и в конце июня он отправился в Вашингтон, сделав по дороге остановку в Лондоне. Однако надеждам адмирала не суждено было сбыться. Когда он прибыл в Вашингтон, выяснилось, что работы для него нет. В начале 1918 года, на этот раз без разрешения Временного правительства, он поступил на службу в военно-морские силы Англии и был направлен в Сингапур, где поступил в распоряжение главнокомандующего Тихоокеанским флотом.

В марте он получил от британского руководства в Лондоне телеграмму с предписанием немедленно отправиться в Пекин и встретиться там с русским посланником князем Кудашевым.

В конце марта или в начале апреля он встретился в Пекине с казачьим атаманом Г. М. Семеновым, а затем отправился в Харбин, откуда выехал в Читу в расположение войск Семенова. Затем он возвратился в Харбин, а оттуда 8 июля выехал в Токио. Действуя в соответствии с соглашением, заключенным с англичанами и французами в декабре 1917 года, японцы захватили Владивосток, а затем взяли под свой контроль большую часть российского Дальнего Востока.

Как только японские войска были выведены с этих территорий, адмирал отправился во Владивосток вместе с английским генералом Ноксом, который ранее попал в поле зрения общественности в связи с корниловским делом. Согласно заявлению самого Колчака, он передал Ноксу свою записку о создании режима сильной власти.

Следующий шаг в этой игре был связан с приездом во Владивосток чешского генерала Гайды, с которым и состоялось дальнейшее обсуждение вопроса о создании диктатуры в Сибири.

В Омск Колчак и Нокс приехали вскоре после прибытия туда Директории. Через несколько недель адмирал встретился с представителями генерала Деникина, которые специально для этого приехали в Омск. Позднее Колчак через посредство генерала Лебедева, приехавшего из Екатеринодара, вступил с Деникиным в переписку.

По настоянию Сибирского правительства и с согласия члена Директории генерала Болдырева Колчак был назначен военным министром.

7 ноября он выехал на фронт и возвратился в Омск 16 ноября. В ночь с 18 на 19 ноября был совершен переворот, о котором я упоминал выше, в результате которого несколько членов Директории были арестованы, остальные были вынуждены уйти в отставку, и в тот же день адмирал Колчак был провозглашен «Верховным правителем» России.

* * *

Между тем интервенция союзников в Россию провалилась. 2 марта 1919 года неожиданно появился Коммунистический Интернационал (Коминтерн), который выступил с отчаянным обращением ко всем рабочим и демобилизованным солдатам Европы дать отпор «империалистическим поджигателям войны» в лице их правительств. А факт вторжения Красной Армии в пределы Украины на фоне провала интервенции Франции в поддержку украинского сепаратистского движения во главе с Петлюрой не оставил сомнений в том, что большевики вовсе не намерены считать свою революцию событием «местного значения» и придерживаться статей Брест-Литовского мира.

К концу мая 1919 года вся Украина оказалась в руках большевиков. Провал французской интервенции объяснялся не тактическими ошибками французского Верховного командования, а существенными изменениями в образе мышления англичан и французов. Общественное мнение Франции было поглощено только внутренними проблемами; миллионы уставших от войны демобилизованных солдат с головой отдались жизни «на гражданке», не проявляя ни малейшего желания снова воевать где-то за границей во имя далеких и чуждых им идеалов.

Еще сильнее были такие настроения в Англии. Все труднее стало находить добровольцев для британских экспедиционных войск, разбросанных в то время по всему свету – от Черного моря до центральной Азии. Была даже предпринята, правда, неудачная, попытка заменить английские войска в Грузии итальянскими.

Я узнал об этом от Франческо Нитти, занимавшего пост премьер-министра Италии с 19 июня 1919 года по 9 июня 1920 года. После прихода к власти Муссолини он покинул Италию и поселился в Париже, где я с ним и познакомился. Остроумный и проницательный, он был вместе с тем весьма циничным политиком и дипломатом классической итальянской школы.

Как-то во время беседы речь зашла о Муссолини. К моему удивлению, хотя о Дуче он говорил с известной долей иронии, позволив себе немало шуток в его адрес, в его замечаниях не было и следа недоброжелательности.

Я поинтересовался, почему он все же покинул Италию, сохранив веру в Муссолини. Он ответил, что был для Дуче persona non grata, и поведал вот такую историю: весной 1919 года Ллойд Джордж предложил Орландо и Соннино, представителям Италии на мирной конференции, заменить британские войска, оккупировавшие Грузию, итальянскими, а также ввести их в Крым.

Предложение было принято. Итальянцы занялись лихорадочной деятельностью по подготовке и отправке экспедиционных войск в составе двух дивизий. Однако тем временем в отношениях между президентом Вильсоном и итальянскими представителями произошло резкое ухудшение, приведшее после бурной сцены в «Совете пяти» к полному разрыву. Орландо и Соннино в ярости уехали в Рим, и весь итальянский кабинет вышел в отставку. Их место заняли Нитти и его министр иностранных дел Титтони, которые немедленно отменили все приготовления к безответственной авантюре.

«Муссолини и его друзья никогда не могли простить мне отказа выполнить этот план», – сказал в заключение Нитти.

Отправка войск на бывшие русские территории привела лишь к усилению эффективности коммунистической пропаганды среди демобилизованных солдат и рабочих Запада.

Что можно было сделать? Очевидно, что покончить с воинствующим коммунизмом можно было, лишь нанеся поражение его колыбели – Москве. Для этого следовало иметь в России антикоммунистическое правительство, которое действовало бы рука об руку с союзниками и получило бы их признание.

В конце концов после очевидного успеха наступления колчаковской армии на Москву весной 1919 года «Большая пятерка» признала правительство Колчака.

* * *

23 мая «Большая пятерка» единогласно утвердила текст ноты Колчаку с изложением условий признания его правительства, которая тремя днями позднее была доставлена в Омск.

Ответ адмирала Колчака прибыл в Париж 4 июня.

Оба документа имеют чрезвычайно важное историческое значение, хотя в то время лишь немногие знали об их существовании, а потом они оказались и вовсе забытыми.

Условия, содержавшиеся в ноте «Большой пятерки», определяли внутреннюю политику правительства Колчака и характер отношений, которые оно должно установить со вновь возникшими государствами на территории бывшей Российской империи.

«Нота Верховного совета Антанты адмиралу Колчаку.

Союзные и объединившиеся державы чувствуют, что пришло время, когда необходимо для них привести, наконец, в ясность ту политику, которую они имеют в виду преследовать в отношении России. Невмешательство во внутренние дела России было всегда основной аксиомой союзных и объед. держав…

Некоторые из союзных и объед. правительств ныне определенно хотят вывести свои войска и не иметь в России дальнейших расходов на том основании, что продолжение интервенции не подает надежды на возможность скорого урегулирования положения. Они, однако, готовы продолжить свое содействие на условиях, изложенных ниже, при условии, что им удастся убедиться, что оно действительно поможет русскому народу приобрести свободу, самоуправление и мир.

Союзные и объед. правительства ныне предлагают формально заявить, что задачей их политики является восстановление мира в России путем предоставления русскому народу возможности взять на себя управление своими собственными делами через посредство свободно избранного Учредительного собрания и восстановить мир на своих границах путем урегулирования споров, касающихся рубежей русского государства и его отношений со своими соседями, через мирное посредничество Лиги Наций… Они… расположены помочь правительству адмирала Колчака и тем, кто с ним объединился, амуницией, снабжением и припасами, чтобы дать им возможность укрепиться в качестве всероссийского правительства при условии, что они получат определенные гарантии, что их политика имеет те же цели, что и политика союзных и объед. держав.

В этих целях они хотели бы спросить у адмирала Колчака и у тех, кто с ним объединился, соглашаются ли они на нижеследующие условия, на которых они могли бы получать постоянную помощь от союзных и объед. держав.

Во-первых, на то, что, как только они достигнут Москвы, они должны будут созвать Учредительное собрание, избранное на основе свободы, тайны и демократических принципов в качестве верховного законодателя России, перед которым правительство России должно быть ответственным, или, если к этому времени порядок не будет в достаточной мере восстановлен, они должны будут созвать избранное в 1917 году Учредительное собрание, пока не будут возможны новые выборы.

Во-вторых, что везде на территориях, где они осуществляют власть, они разрешат свободные и нормальные выборы во все свободные и законно составленные собрания, как, например, городские думы, земства и т. д.

В-третьих, что они не будут стремиться к восстановлению специальных привилегий в пользу какого-либо класса или организации… в России… Они желают быть уверенными, что те, которым они готовы теперь помочь, являются сторонниками гражданской и религиозной свободы всех русских граждан и что не будет сделано попыток восстановить разрушенный революцией режим.

В-четвертых, что независимость Финляндии и Польши будет признана и что в случае, если вопросы границ и иные вопросы между Россией и этими странами не будут урегулированы по соглашению, эти вопросы будут переданы на третейское разрешение Лиги Наций.

В-пятых, что разрешение вопроса о взаимоотношениях между Эстонией, Латвией, Литвой и кавказскими и закаспийскими территориями и Россией не будет достигнуто полюбовно, то разрешение это будет сделано с совета и при сотрудничестве с Лигой Наций, и что, пока такое разрешение делается, русское правительство согласно признать эти территории как автономные и подтвердить отношения, которые могли бы существовать de facto между их правительствами и союзными и объед. правительствами.

В-шестых, что будет признано право мирной конференции определить судьбу румынской части Бессарабии.

В-седьмых, что, как только в России будет создано правительство на демократической базе, Россия присоединится к Лиге Наций и будет сотрудничать с другими членами в деле всемирного ограничения вооружений и военных организаций.

Наконец, что будет подтверждена декларация адмирала Колчака от 27 ноября 1918 года о русском государственном долге».

* * *

В своем ответе на ноту «Большой пятерки» Колчак признал независимость Польши, которую ранее уже провозгласило Временное правительство. Для решения всех других вопросов он соглашался на арбитраж Лиги Наций, однако подчеркивал:

«Российское правительство полагает, однако, что окончательное одобрение любых решений, сделанных от имени России, будет вынесено Учредительным собранием. Ни сегодня, ни в будущем Россия не может быть ничем иным, кроме демократического государства, в котором все вопросы, касающиеся территориальных границ и внешних отношений, должны подлежать утверждению представительного учреждения как естественное выражение суверенитета народа».

Следует признать, что в ответе Колчака не содержалось положений, неприемлемых для западных держав; не было в нем ни малейшего намека и на «русский империализм» или на желание восстановить прежнюю централизованную власть. Единственная оговорка, которую сделал Колчак, сводилась к тому, что окончательное решение всех территориальных проблем, касающихся России, должно быть утверждено свободным волеизъявлением народа, и с демократической точки зрения эта оговорка была полностью обоснованной.

Тем не менее предстоящие переговоры между правительством России и новыми государствами при участии Лиги Наций не представляли в тот период интереса для «Большой пятерки». Единственное, что им требовалось, – это признание Колчаком новых государств и его согласие не вмешиваться в прямые отношения между державами «Большой пятерки» и возникшими де-факто правительствами этих стран. Таких обязательств взято не было.

На письмо Колчака последовал краткий ответ. В нем говорилось, что «Совет пяти» приветствует тональность его послания, в котором, по мнению Совета, «выражено глубокое стремление к свободе, самостоятельности и миру для русского народа».

При помощи этой изящной дипломатической формулировки была сразу же «решена» проблема признания Колчака в качестве законного правителя России.

Очевидно, что к власти Колчак пришел не без помощи бывших российских союзников, но он ни в коем случае не был их наймитом, что бы о нем ни говорили большевики. Он был истинным патриотом России, который твердо верил, что может возродить былую мощь отечества. Исходя из этого убеждения он и отказался подписаться под требованиями «Большой пятерки», расстроив тем самым их планы расчленения России.

Заключение

Перед началом Первой мировой войны лидеры западной демократии торжественно провозгласили, что война против германского империализма будет последней войной, которая положит конец войнам и с корнем вырвет все проявления абсолютизма. Согласно их тогдашним заверениям, после войны будет создан новый мир согласия, основанный на принципах демократии и равенства всех народов.

Десятки миллионов людей с огромным воодушевлением восприняли слова своих политических лидеров. Они шли на фронт, в окопах и в тылу выносили испытания и лишения. А вернувшись домой после победы сил демократии, эти люди увидели, что все осталось, как было. Для многих из них оказалось невозможным примириться с вопиющим противоречием между обещаниями нового преображенного мира и возвратом к грубой реальности старого мира. Для них это было психологической катастрофой. В условиях всеобщего разочарования развернулась борьба за умы и сердца людей между коммунизмом, с одной стороны, и фашизмом и нацизмом – с другой.

Демократические державы после победы стали с особым пылом настаивать на необходимости сохранить довоенный образ жизни и, таким образом, в эпоху стремительных перемен все больше превращались в консервативную силу в Европе. Эта тогдашняя сверхконсервативность великих держав в немалой степени содействовала духовному сближению сталинизма и фашизма, отразивших во многом психологию послевоенного мира.

Неожиданно прозревшую мирную Европу захлестнула волна безрассудства и безумия. Я понял, что источником силы этих новых доктрин, несмотря на различие целей, которые они ставили перед собой, была их общая ненависть к свободному человеку. Без сомнения, в психологии и коммунизма, и фашизма было что-то, что импонировало тем, кто сражался на войне. Их вера была беспощадной, бессмысленной, их цели – недостижимыми и утопичными, их воля – извращенной, а их творческая энергия обретала разрушительный характер.

^****

В самое трудное время Февральской революции и войны демократия в России также оказалась под перекрестным огнем: со стороны коммунистов и со стороны генералов, подстрекаемых капиталистическими тузами. Именно генералы получили поддержку союзников. И в Германии демократия тоже оказалась раздавленной в схватке коммунистов и нацистов. Столкновение коммунистов и фашистов привело к тем же результатам в Италии.

В начале Второй мировой войны французы на какое-то время утратили способность к сопротивлению из-за глубокой внутренней веры в то, что лишь Сталин способен спасти их от нашествия гитлеровских полчищ. Однако не прошло и трех недель с нападения Германии на Польшу, как Сталин сбросил с себя маску защитника свободы и публично признал факт заключения советско-германского пакта, подписанного в его присутствии Молотовым и Риббентропом. С этого момента шовинистические круги во Франции открыто перешли на сторону Муссолини и Гитлера.

10 мая 1940 года Гитлер бросил в бой свои танковые дивизии под командованием генерала Гудериана, и 22 июня Франция была вынуждена подписать в Компьене соглашение о перемирии.

После капитуляции Франции вся континентальная Европа (за исключением Швеции и Швейцарии) оказалась под игом гитлеровской диктатуры. Однако, несмотря на ошеломляющий молниеносный успех Гитлера, война была далека от завершения. Англия продолжала упорно сопротивляться, а за океаном застыла в ожидании грозная мощь Соединенных Штатов.

22 июня 1941 года гитлеровские армии вторглись в Россию, еще раз подтвердив внутреннюю противоестественность пакта, заключенного между Москвой и Берлином. В том же году 7 декабря Япония уничтожила в Пирл-Харборе значительную часть военного флота Соединенных Штатов. 8 декабря Соединенные Штаты официально вступили в войну.

Через четыре года Германия, Италия и Япония прекратили существование как политические и военные державы. Но и Западная Европа перестала быть центром управления миром. Судьбы мира оказались в руках нового всемогущего триумвирата. Еще до окончания войны этот триумвират (Рузвельт, Сталин, Черчилль) выработал условия возмездия для побежденных, пришел к соглашению о переустройстве демократии, а также об установлении порядка и мира во всем мире. И действительно, как это видно из Ялтинских соглашений, этот триумвират заложил основы мира, возникшего после 1945 года.

Во времена Ялты Гопкинс, личный представитель президента Рузвельта, заявил: «В глубине души мы действительно верили, что это был канун того дня, о наступлении которого мы мечтали и говорили в течение многих лет. Мы были абсолютно уверены в том, что одержали первую великую победу мира, и под словом «мы» я подразумевал всех нас, все цивилизованное человечество.

Русские показали, что они могут поступать разумно и проницательно, и ни у президента, ни у кого-либо из нас не оставалось сомнения в том, что мы сможем ужиться с ними и работать мирно так долго, как это только можно себе представить. Должен сделать к этому лишь одну поправку: мы все в глубине души боялись тех непредсказуемых событий, которые могут последовать, если что-то случится со Сталиным. Мы были уверены, что можем полагаться на его разумность, трезвость суждений и способность взаимопонимания, однако мы никогда не знали, кто или какие силы стоят за ним в Кремле…»

В свете нашего послеялтинского опыта это заявление Гопкинса поражает своим идеализмом, трудно даже представить себе, что его сделал один из тех, кто принимал участие в Ялтинской конференции. И в этом смысле оно может послужить для нас ключом к пониманию причин, почему вместо новой эры мира конец войны возвестил начало холодной войны.

* * *

Сегодня новые поколения людей стоят перед решением задач поистине сверхчеловеческих масштабов – задач создания нового образа жизни в условиях свободы и мира для всех «равноправных» народов. Это самая важная задача, решение которой требует силы воли, упорства и знания опасных зигзагов истории. Ибо, обращаясь к прошедшим годам, к миру, каким он был после Ялты, мы видим, что он все еще опутан проблемами, старыми и новыми, чреватыми тяжелейшими последствиями. Он все еще стоит перед все растущей угрозой великодержавной политики и перевооружения. Мы снова живем под гипнозом возможности новой мировой катастрофы. И лишь страх перед чудовищной мощью водородной бомбы и новыми видами ракетного оружия, судя по всему, способен остановить сползание к катастрофе и спасти мир от нового взрыва смертоносной ненависти. В настоящее время мы, и не только в Европе, но и во всем мире, разделены на два лагеря, охваченных все растущей ненавистью.

В конце своей долгой жизни, которая полностью прошла в критические годы нынешнего поворотного пункта истории, я со всей очевидностью вижу, что никому не суждено уйти от ответственности за свои деяния и что за все приходится платить. Никому не уйти от ответственности за макиавеллиевскую политику, которая учит, что политика и мораль не имеют ничего общего и что все, что считается аморальным и преступным в жизни одного человека, не только допустимо, но даже необходимо во имя блага и мощи государства. Так было всегда, но так не должно быть в будущем. И если это будет продолжаться и впредь, тогда наружу вырвутся разрушительные силы, аккумулировавшиеся в глубинах бездушной механической цивилизации современного мира. Человек должен научиться жить, руководствуясь не ненавистью и жаждой мщения, а любовью и всепрощением.

Пришло время, когда люди должны превыше всего ставить завет Льва Толстого, чей моральный авторитет безоговорочно признан всем цивилизованным миром, всеми народами без различия расы и цвета кожи.

Чудовищный культурный и духовный распад современного мира, писал Толстой, свидетельство моральной слепоты и духовного краха тех, кто продолжает верить, будто человека, живущего в обществе, можно облагородить только посредством материального прогресса. Для того чтобы преодолеть современное варварство, подчеркивал Толстой, необходимо преобразование самого человека.