Текст книги "Вешки. Трагедия русской деревни"

Вешки
Трагедия русской деревни
Александр Кованов

Корректор Таня Станчиц

Фотограф Таня Станчиц

© Александр Кованов, 2023

© Таня Станчиц, фотографии, 2023

ISBN 978-5-4496-3901-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие автора

Вешки…

Наверное, прочитав поэму, житель деревни скажет: «Ух, ты! Как про мою деревню написано. Только название другое…»

Всё может быть.

Вешки – собирательный образ. Может, и было когда-то такое село на необъятных просторах Родины.

Вешки – маленькие вехи огромных исторических событий и потрясений, которые произошли в нашей стране за последние сто лет.

Было такое село. Богатое и шумное.

Было, да сплыло…

Заросло бурьяном и берёзовым подлеском, скрывающим в себе догнивающие срубы домов да остатки печных труб, в которых завывает ветер.

Пусто и дико.

Вон – на пригорке, в высоченной лебеде да лопухах поскрипывают калитки заржавленных оградок деревенского погоста.

Здесь когда-то жило много людей…

Молодёжь уехала в большие города за счастьем. Перекочевали в иные места их родители. Остались, в основном, старики, решившие дожить свои дни там, где веками жили их предки.

Крепкие старики. Кряжистые, как вековые деревья, с огромными мозолистыми руками и взглядом… Взглядом, похожим на тот, с каким взирал когда-то Господь Вседержитель из-под купола храма.

Крепкие и мудрые старики… Соль земли и её первооснова. Краеугольный камень, на котором держалось и держится государство русское из века в век.

Крепкие и трудолюбивые старики… Над которыми государство измывалось и проводило всяческие эксперименты. Благодарило за труд и хлеб, и тут же, нещадно грабило. Потому что у русского крестьянина всегда есть что отнять.

Всепрощающа и многотерпелива русская деревня.

Смотрит она на нас, и ждёт.

Ждёт, когда мы начнём относиться к ней по-человечески – с должным уважением и почтением.

Кованову Федулу Павловичу

Гудко Марко Даниловичу

Ковановой Анне Игнатьевне

Гудко Евфимии Васильевне

Кованову Ивану Федуловичу

Ковановой Марии Марковне

Ковановой Анне Ивановне

Соколову Ивану Никаноровичу

Соколовой (Станчиц) Ольге Андреевне

и всему русскому крестьянству

П О С В Я Щ А Е Т С Я

Кованов

Александр Николаевич

(февраль 2019 г.)

Пролог

 
Храм покосившийся древний
вам не расскажет о том,
как убивали деревню…
…Собственноручно, притом…
 
 
Я расскажу вам без спешки,
с чувством глубокой вины,
как неприметные Вешки
вехами нашей страны
стали, пройдя, спотыкаясь,
века двадцатого путь.
Как убивали, не каясь,
истинно русскую суть.
 

Вешки

 
Сёла – как сёстры в России:
единокровны земле.
Вечно в мозолях, босые,
хлеб да вода на столе.
 
 
Только на праздник престольный
ломятся в хатах столы.
Кабы не звон колокольный,
так бы не вышли из мглы.
 
 
Вешки в семнадцатом веке
барин один заложил
там, где сливаются реки…
 
 
…Сам он в них толком не жил,
а заезжал за оброком,
да на своих вороных,
порку считая уроком
лучшим для всех крепостных.
 
 
Триста дворов, улиц – восемь,
храм Покрова на бугре.
Жителям знамо, что осень —
лучшее время в селе.
 
 
Летом – работа, работа…
То сенокос, то пастьба…
С запахом крови и пота
ела хлеба голытьба.
 
 
Как только царь Манифестом
сделал свободными всех,
Вешки попёрли, как тесто…
К тем, кто трудился, успех
быстро пришёл… Не скупилась
наша земля за труды…
Если бы, вдруг, не случилось
в мире нежданной беды…
 
 
Смута волной покатилась:
свергли царя, и война
следом за этим… Свершилось
то, что пророчили! …Сна
в избах не стало впомине —
ждали беду за бедой.
Кровушка в жилушках стынет…
Каждый второй, молодой,
либо калекой вернулся,
либо в окопах пропал…
 
 
…Зверь кровожадный проснулся
с тысячей огненных жал…
 

(октябрь 2017 г. СПб)

Богоборцы, ликбез и продразвёрстка
(1918 – 1921 г.г.)

1

 
А после залпа «Авроры»
люди с умишек сошли:
всё о политике споры
вместо работы вели.
 
 
Кто за царя и за веру,
кто-то держал как секрет
тягу к лояльным эсерам…
Но большинство – за Декрет,
землю российским крестьянам
пообещавший навек.
 
 
…Слишком доверчив к смутьянам
русский простой человек…
 
 
Свято уверовав в чудо,
имя одно, словно клич,
стало знамением людям —
ЛЕНИН
      ВЛАДИМИР
                           ИЛЬИЧ.
 

2

 
Всё хорошо поначалу
было у нас на селе.
Новая власть размещала
новую весть о земле
в виде «Декрета» повсюду.
А комиссар объяснял
всем обездоленным людям
как документ изменял
в лучшую сторону сразу
жителей Вешек уклад…
 
 
Дескать, согласно указу
будет земельный расклад
делаться всем по иному:
поровну землю делить
дали приказ агроному.
 
 
…Люди, конечно, хвалить
начали эту затею:
«Вот, красотища-то, брат!
Хватит жалеть богатеев,
нас обобравших стократ!»
 
 
…Видел я хмурые лица
тех, кто работать умел
не собираясь делиться
с теми, кто в небо свистел.
 
 
Но… Пригрозили наганом,
и припугнули тюрьмой…
Землю отняли для рвани,
что побиралась с сумой
и не хотела ни разу
палец о палец – тук-тук…
 
 
– Всё же похерят, заразы!
Им же неведом ни плуг,
ни борона, ни лопата…
Люди! Зачем им надел?!
Правят могилы горбатых!
 
 
– Ленин вот так захотел…
 

3

 
В осень пришли комиссары
Бога из Вешек изгнать.
Кто не согласен – на нары,
кто недопонял – согнать
к церкви и вместе устроить
здесь показательный суд.
 
 
…Батюшка – Тихон Петрович —
проклял на месте иуд,
и был расстрелян в приделе
вместе с детьми и женой…
 
 
Красные быстро хотели
веру разрушить. Виной
Богу вменялось, что вера —
опиум прошлых времён.
Значит, и высшая мера
здесь применима! …И Он,
Бог наш, за нас же распятый,
стал вне закона теперь.
Самой невинной расплатой —
Господа выгнать за дверь
было бы очень уместно,
чтобы людей не винить.
 
 
– Было бы знать интересно:
кем нам Его заменить?!
 
 
– Кем заменить? А ликбезом!
 
 
– Чой-то, скажи-ка, за бес?
Мы не якшаемся с бесом!!!
Тьфу ты, на ентот ликбез!!!
 
 
Тут комиссары заржали
так, что звенело стекло
в раме библейской скрижали:
– Вот же ты темень! Село!
Грамота Бога заменит…
Ты, вот, умеешь читать?
Или, по собственной лени,
хочешь как прежде витать
в мраке бесплодного дела?
Где всемогущий твой Спас,
если попа от расстрела
он почему-то не спас?!
 
 
Грамота… Это так важно!
Чтобы любой понимал,
чтобы прочувствовал каждый —
есть поважней идеал:
Равенство, Братство, Свобода!
Выбор здесь ясен и прост.
Это важней для народа,
чем одурманивать мозг…
 
 
– Мы же веками молились!
Как это – Господа нет?!
 
 
– Вы бы сейчас удивились,
если бы с неба ответ
тут же раздался…
Не слы-шу…
Боже, ты там?
Или нет?
Может, и был…
Но весь вышел.
Вот вам, крестьяне, ответ!
 
 
После бойцы из отряда
церковь за час разнесли…
 
 
Всюду сорвали оклады,
утварь и ткани снесли,
и загрузили обозом,
чтобы отправить в уезд.
 
 
…Слышали люди угрозы:
«Если кто двинется с мест —
сразу же пулю схлопочет!
Голову шашка снесёт!
Если Иисус ваш захочет,
может, от смерти спасёт!»
 
 
Колокол сбросили наземь.
В кучу иконы снесли
и подожгли…
 
 
Не наказан
богоотступник!
В пыли
мироточила икона
Матери Божьей…
Смотри!
Бог на Руси вне закона?!
Нет!
Он остался внутри
каждого сердца живого…
Бог для крестьянства – Отец,
вместе с которым готовы
люди терновый венец
взять и на душу примерить…
Так, чтобы кровь по венцу!
 
 
…Разве не могут не верить
дети родному отцу?!
 

4

 
Год или два были рады
люди, не ведая зла…
Новая власть с продотрядом
в Вешки однажды пришла.
 
 
Всем голодающим люди
были готовы помочь:
«Делимся! С нас не убудет!
Пусть убирается прочь
голод от братьев-рабочих!
Что мы, не люди? Дадим
хлеба и мяса, и прочей
снеди… Даёшь, как один!»
 
 
Разве добру протестуют?
…Но продразвёрстки метла
стала мести подчистую
из погребов, со стола.
Чисто мела по амбарам,
и по сусекам скребла…
То, что не отдано даром,
силой закона брала.
 
 
Выпив всю водку и брагу,
и покуражившись всласть,
всех несогласных к оврагу
выгнала новая власть.
 
 
Сытого, даже отчасти,
разве голодный поймёт?
…Тех,
кто восстал против власти,
вмиг
уравнял пулемёт…
 

(октябрь 2017 г. + февраль 2019 г. СПб)

Вешки вздохнули…
(1922 – 1927 г.г.)

 
После Гражданской зажили
заново Вешки…
С душой…
Раны на сердце зажили…
С чувством и верой большой
люди наделы пахали,
стали село возрождать…
 
 
…Только, вот…
Бога отняли…
пообещав благодать
равенства, мира и братства
в новой огромной стране,
распределявшей богатства
всем по труду…   По весне
люди сбивались в артели,
вместе хозяйство вели.
По-человечьи хотели
жить на просторах земли…
 
 
Щедрой земли на отдачу
тем, кто трудился на ней
сам по себе, не батрача…
 
 
…Стало застолье сытней
и накопились запасы…
 
 
Люд на селе богател,
став не безликою массой,
именно тем, кем хотел —
нужным Отчизне народом,
крепким кормильцем для всех.
Чтобы затем, год за годом,
множить  крестьянский успех.
 
 
Поздно, попавши в трясину,
хрупкую слегу корить…
 
 
…Понял народ, что с грузином
каши ему не сварить…
 

(октябрь 2017 г. СПб)

Коллективизация
(1927 – 1932 г.г.)

 
Дело испортить благое —
много не надо ума.
Пахаря сделать изгоем
было желающих тьма…
 
 
Кто на земле не трудился,
грыжи сохой не нажил —
тот на добро покусился
тех, кто по праведе жил.
 
 
Тем, кто на митингах глотки
драл за права бедноты,
стали колхозы находкой
и воплощеньем мечты
как, ничего не имея,
ни за душой, ни в хлеву,
разбогатеть, и сильнее
сделаться враз наяву.
 
 
В двадцать седьмом, на XV
съезде решён был вопрос:
«Для трудового крестьянства
лучшее место – колхоз!»
 
 
И, как всегда, без условий,
сверху назначен был враг,
в бедах народа виновный —
вор и грабитель – «кулак»!
 
 
…И понеслась по просторам
слухов надуманных рябь:
«Бей негодяя и вора!
То, что награблено – грабь!»
 
 
«Контрой отъявленной» стали
те, кто с дубьём и ружьём
против решения встали,
чтобы стоять на своём.
 
 
Контра, не контра? Рассудят.
может, потомки за нас?
Трудолюбивые люди
или грабительский класс?
 
 
Те, кто имели хоть что-то —
избу, коров, лошадей —
названы были «оплотом
гнойных кулацких идей».
 
 
Их, как и тех, что сражались
за урожай и за скот,
по лагерям не сажали,
а отправляли «в расход».
 
 
Евших из глиняных мисок
мясо, ни свет ни заря,
тех, в «подкулачников» список
и, прямиком – в лагеря…
 
 
…Грабили сёла нещадно…
По «окладному листу»,
брали картошку и рядно…
…Выдрали доски в мосту,
чтоб не угнали скотину
по хуторам и в тайгу…
…Даже сапог за полтину
не оставляли «врагу»…
 
 
Старых и малых сбивали,
словно баранов, и… в путь.
Косо взглянул? Убивали…
…Самую русскую суть,
самую сильную силу…
Без уточненья вины
быстро согнали в могилу
лучших кормильцев страны.
 
 
Люди шептались: «Вступайте!
Сами вступайте! Не то
скажут и вам – «прощевайте»…
Вы, дескать, тоже – «никто».
 
 
И на собраньях колхозных
власть выбирала во власть
тех бестолковых, бесхозных;
тех, что умеют украсть
вместо того, чтобы с миром
землю родную пахать…
…Петька, вон, стал бригадиром.
То, что алкаш он – начхать!
 
 
В Вешках теперь председатель
Тимка Макеев – «Калач».
Люди гутарят: предатель
и дезертир, и палач.
Сам он к германцам метнулся,
сам же своих убивал.
 
 
А в 18-м вернулся,
и лошадей воровал,
и продавал их цыганам…
В петлю загнал свою мать…
После припёрся с наганом
хлеб у своих отнимать.
 
 
Парочка – Тимка да Петька —
«хлебный» сварганили дом,
хрен отличая от редьки
с очень великим трудом.
 
 
Вовремя сеять не стали —
высохло в поле зерно.
…Щурился с карточки Сталин,
словно кричал им: «Г..но!»
 
 
Ферма, что начали строить,
в зиму сгорела дотла…
…Кроет Тимошенька, кроет
матом Петрушу-«козла»…
 
 
Сено осталось в покосах,
грянули скоро дожди.
Копны подгнившие в осень
только свезли…   Впереди —
зимние стужа и вьюга,
а у начальства – кутёж.
…Начал косить всю округу
полуголодный падёж…
 
 
Вскоре приехал на «эмке»
к нам из губернии «зам»…
…Петьку поставили к «стенке».
Тимка повесился сам.
 
 
Стал председателем «пришлый»
из городских… Приказал
вспять поворачивать дышло,
всех на кукан нанизал.
 
 
Зорко следил, чтобы люди
в поле, с темна до темна,
вместе корячились… «Будет
с хлебом родная страна!»
 
 
Люди галдят: «По приказу
в поле хлеба не взойдут!»
Он им: «На вас-то, заразы,
быстро управу найдут!
Пообленились, заразы!
Сталин вам, что – не указ?!»
 
 
…Но громогласьем приказа
он, к сожаленью, не спас
Вешки от голодомора
в тридцать втором…   Не сумел…
Сам же расстрелян был скоро —
плюнуть в Наркома посмел…
 

(октябрь 2017 г. СПб)

Кабала
(1932 г.)

 
План на озимые дали
больше в два раза, чем был.
Вешки тихонько роптали:
 
 
«Уж-то, нас Бог позабыл,
что насылает нам муки?
Что нам, подохнуть совсем?
Где же отыщутся руки,
чтобы осилить посев?
 
 
Вся молодёжь разбежалась
в город за лучшей судьбой…
Самая малость осталась
тех, кто в работе любой
может себя со сноровкой
нужной всегда проявить —
сладить с конём и коровкой,
сноп, так как надобно, свить.
 
 
Уж-то, там, сверху, не знают
то, что гутарит народ?
В будущий год выпадает
снова к беде поворот.
Бабки по верным приметам
определили – грядёт…
Нет!
Не скончание света!
Голод и мор…
Недород…»
 
 
Но исполкомовец Раскин
дал однозначный ответ:
«Всё это – бабкины сказки.
Бога, товарищи, нет!
А, что касаемо беглых,
тех, кто покинул село —
всех возвернём…
И оседлость
правилом, беглым назло,
станет законом железным:
Паспорт имеешь? Живи
в городе…
Будешь полезным?
То и к тебе —
по любви…
 
 
Стало быть, сельскому люду
паспорт не нужен совсем.
Беглых в деревне не будет!
Ясно, товарищи, всем?»
 
 
Ропотом площадь накрыло:
«Что ж так, крестьян-то родных?
И при царе так же было…
Что мы, опять в «крепостных»?
Как же нам в гости?
В больницу?
Как нам на рынок попасть?
Даже во сне не приснится
то, что придумала власть…»
 
 
«Дело решаемо, братцы!» —
Раскин прикрикнул в ответ —
«Надо на рынок собраться?
Сразу ступай в сельсовет,
и получай по закону
справку с печатью о том,
что ты отпущен из дому,
и возвращаешься в дом».
 
 
«Раскин! Ответь для проформы,
или ступай себе на…
Трижды нам подняли нормы
по госзакупкам зерна!» —
выкрикнул кто-то, скрываясь
где-то в серёдке толпы —
«Я вон, пашу, надрываясь.
Баба, вон, вяжет снопы…
 
 
Как же нам выполнить этот,
трижды завышенный план?!
…Или опять от Советов —
кукиш, брехня и обман?!
Вновь продразвёрстка? Ответь-ка!
Снова придёт продотряд
и, как при Тимке и Петьке,
будет нас драть всех подряд?!»
 
 
«Кто это свару затеял?!
Кто это воду мутит?!
Кто там, о шкуре радея,
прячась за спины, вопит?!» —
Раскин, скрипя желваками,
взглядом буравит народ —
«Снова от вас «кулаками»
и «подкулачником» прёт?!»
 
 
Глякось, как распетушился!
Нас на «ура» не возьмёшь!» —
выкрикнуть кто-то решился —
«Что ж, ты никак не поймёшь,
что не осилить нам плана.
Нету в запасе семян!
Или рождён ты по-пьяни,
или же, попросту, пьян?
 
 
Или ты, Раскин, зараза,
ночь  перепутал и свет?
Хлеб не растёт по приказу!!!
Вот тебе Вешек ответ…»
 

(октябрь 2017 г. СПб)

Голодомор
(1932 – 1933 г.г.)

1

 
В осень дожди зарядили…
Сеяли в грязь, как могли.
Люди по полю ходили
в жиже, не чуя земли.
 
 
А в октябре потеплело,
словно по-летнему, вновь…
Вырвалось, зазеленело
всё, что посеяли…  В кровь
были истоптаны ноги…
Вешки свалил ревматизм…
 
 
Люди, конечно, не боги
но, проявив героизм,
сами решили засеять
землю зерном яровым…
…Чтобы жила мать-Расея
хлебушком не дармовым…
 
 
Сделали доброе дело —
тут же ударил мороз.
Всё, что взошло – почернело…
…Люди жалели до слёз
то, что зазря погубили,
следуя воле ЦК,
столько зерна…   Подрубили
власти тогда мужика
тем, что, не зная порядка,
гнали скорее пахать…
Сеять? Лишь по разнарядке…
А на природу – начхать!
 
 
Снега почти не видали
этой зимою поля…
Люди почти что рыдали —
мёрзнет родная земля
вместе с зерном, что весною
было б залогом того,
что им не станет виною
самоуправство…   Его
больше всего и боялись…
Раскин узнает – каюк!
И, однозначно, не жалясь,
быстро отправит на юг…
Нет!
Не России…
Таймыра!
Заступ вострить в мерзлоте…
…Даже лихие задиры
разом заткнулись…   А те,
кто против воли района
сеял весенний запас,
дома сундук похоронный
перебирали не раз…
 

2

 
Влаги полям не хватило.
Всюду проплешины прут
там, где зерно не всходило.
…Попусту траченный труд
стал основанием чётким
органам НКВД —
Вешки принять в разработку
по саботажу…   Везде,
в каждой избе и сарае
шорох такой навели…
…Дескать, крестьяне скрывают
хлеб у себя…   Как могли
люди, спасаясь, бежали —
кто в города, кто в леса.
Тех, кто остался, прижали
так, что полезли глаза…
 
 
Тридцать расстрелянных… Сорок —
на эшелон, и в КарЛАГ.
…И, никаких оговорок!
Всех припечатали – «враг»!
 
 
На яровые прислали
в Вешки худое зерно…
Где его, черти, держали?
Было подгнившим оно…
Сеяли и матерились
в поле тогда мужики:
«Всё! До портков разорились!
Всё! Ни кормов, ни муки!»
 
 
Засуха грянула разом…
Пекло такое пришло —
хуже чумы и проказы…
…Словно всемирное зло
вырвалось скопом из ада…
 
 
«Где Ты, Господь? Отзовись!
Дождика! Дождика надо!
Господи, Боже, явись
и пожалей нас, убогих,
сгорбленных в тяжком труде…
…И позабывших о Боге
в этой нежданной беде…
Господи! Ты ж, милосерден!
Видишь страданье людей!
Сохнут и небо, и тверди…
Дай же нам, Боже, дождей!»
 
 
…Небо немое молчало,
солнце палило хлеба…
Это и стало началом
голода…   «Видно судьба
нам подыхать… А, селяне?» —
люд потихоньку ворчит —
«Кто нас схоронит? Помянет?
Что же, район-то, молчит?»
 
 
Но не явилась подмога
к жителям Вешек тогда…
Ни от уснувшего Бога,
ни от властей…   А беда,
знамо, одна не приходит —
люди не зря говорят.
Был уж октябрь на исходе…
В Вешки пришёл продотряд
в сопровождении роты
вооружённых солдат.
 
 
 … Остановили работы,
и предъявили мандат:
«Каждому жителю Вешек
сдать по три пуда зерна!»
 
 
Всем… Невиновным и грешным,
стало быть, братцы, хана!
 
 
Люди кричали: «Побойтесь
Бога! Откуда зерно?
Надо – ищите и ройтесь!
Но не найти все равно
вам трёхпудовых запасов
ни в закромах, ни внутри
брюха… Народные массы
все истощали… Смотри!»
 
 
Тщательно, долго искали,
но ничего не нашли…
А, как устали фискалить,
в ход кулачищи пошли,
и сапоги, и приклады,
и матюги заодно:
«Где же вы прячете, гады,
мать вашу, это зерно,
что продотрядцам умелым
сроду его не сыскать?
 
 
По уголовному делу,
всех – под статью, вашу мать!»
И, как урок, для острастки,
чтоб дурака не валял
больше народ, лично Раскин
в гневе троих расстрелял.
 

3

 
Все поначалу бодрились,
думали: «Сладим с бедой!»
 
 
…за зиму съесть умудрились
всё, что казалось едой:
клей, ремешки, и коренья,
что накопали, траву…
 
 
…к Сретенью вспухла деревня…
 
 
…и побрела наяву
бледная Смерть по подворьям
и просторам земли…
 
 
…и на погост, на угорье
полупокойники шли…
 
 
…шли, и ложились к могилам —
головы к предкам склонить…
 
 
У голодающих силы
не было, чтоб хоронить
тех, кто сподобился  Богу
душу тихонько отдать…
 
 
«Сколько же ждать нам подмогу?
Сколько ещё голодать?»
 
 
Голос народного стона
весь воедино собрал
Шолохов…  С тихого Дона
Сталину лично писал.
 
 
Сталин ответил: «Напрасно
вы так волнуетесь. Там
голода нет. Всё прекрасно.
Меры приняв по местам,
мы разберёмся сурово
с теми, кто слух распустил…
Будьте, товарищ, здоровы!
Добрых свершений и сил»
 
 
Тех, кто нашёл хоть немного
в поле худых колосков,
Раскин наказывал строго.
А приговор был таков:
«Три колоска? На три года
трудлагерей по суду».
…Так «помогали» народу
в эту лихую беду…
 
 
Беглых ловили повсюду
и, по этапу – в КарЛАГ.
Сколько погублено люду
к тридцать четвёртому…   Враг,
к нам приходивший с войною,
столько за раз не губил…
 
 
…Что сотворил со страною
тот, кто людей не любил —
стало огромным секретом
века двадцатого…   Но…
Но перед Богом ответа
не избежать все равно
ни палачам безымянным,
ни палачу-усачу
с бандой его окаянной…
 
 
…Плачу…
Молюсь и молчу…
 
 
Сгублено голодомором
ради высоких идей
этой проклятою сворой
семь миллионов людей…
 
 
Волей «отца всех народов»
(чтоб ему в пекле гореть!),
Вешки в голодные годы
вымерли разом на треть…
 

(октябрь 2017 г. СПб)

Большой террор
(1935 – 1939 г.г.)

1

 
Так, на подорванной вере,
Вешки воскресли…  Село
выжило, по крайней мере,
и не пропало…   Смогло
заново силой собраться,
как и бывало всегда…
 
 
Где ж мужику расслабляться?
Пахота, сев и страда —
Троица жизни крестьянской,
голод – двоюродный брат…
 
 
Вешкам, как помощь, германский
трактор прислали…    Не рад
был только мёртвый, пожалуй,
этой машине в селе.
…Так грохотал, что дрожало
самоё сердце в Земле…
 
 
Улицы Вешек одели
в праздничный яркий кумач.
На колокольню воздели
«символ» – сусальный калач.
 
 
Двинул на митинге Раскин
речь о совместном труде,
жизнь превращающем в сказку
с техникой новой везде.
Что заживётся крестьянам
в индустриальной стране
весело, сыто и пьяно,
будто бы в сказочном сне.
 
 
Будут машины работать:
землю пахать и доить.
Смогут рубаху заштопать,
и молоком напоить
малых детей в колыбели…
Бороды даже побрить!
Что это всё, в самом деле,
Сталин сумеет внедрить.
 
 
Бабки шептались: «Народу
Сталин в беде не помог…
Это не сбудется сроду!
Снова надуть под шумок,
видимо, тужится Раскин…
Только старается зря…
Мы разуверились в сказках.
В тех, где восходит заря
светлых времён над Отчизной,
мачехой ставшей для масс…
Нет! Не бывать коммунизму!
А, если… То не для нас…»
 

2

 
Киров убит… И в народе
снова волненье и страх:
«Только наладилось, вроде
жизнь на колхозных паях…»
 
 
Вновь надоедливый Раскин
стал на собраньях села
петь об «особой окраске»
нового, страшного зла.
Дескать, троцкистские гады,
скрывшись под ликом «своих»,
сеют раздор…   Значит, надо
быстренько выявить их.
 
 
И, как на грех, среди люда,
что испокон проживал
здесь… отыскались «иуды»
(помнил бы, точно б назвал
всех поимённо… но время
стёрло, увы, имена…) —
подлое, гнусное племя…
Тех, кого наша страна
много и часто рожала,
как незаконный приплод…
 
 
…На поводке их держала
власть, как надёжный оплот —
бывших всегда наготове
выразить гнев, осудить,
чтоб на законной основе,
в лагерь «врага» засадить.
 
 
«Правда» писала, что Сталин
был недоволен весьма
тем, что «двурушники» стали
сеять в народных умах
мысли негодные, вражьи,
вредные новому дню.
И, что обязан их каждый
уничтожать на корню.
 
 
Чтоб изничтожить прослойки
новых идейных врагов,
он «чрезвычайные тройки»,
первым из важных шагов,
сделал для чистки от скверны,
корни пустившей везде…
С помощью славных и верных
органов НКВД.
 
 
И становился суровей
каждый кремлёвский указ…
Это, для жаждущих крови,
стало командою: «Фас!»
 
 
И понеслось… Без разбора…
Всех, кто виновен и прав,
грызла голодная свора,
честь и законы поправ.