Текст книги "Введение в теорию художественной речи: учебное пособие"

Ритм – важнейшее средство организации стихотворного текста.

Звуковая упорядоченность – эстетическое свойство текста; закономерная последовательность движений, ударов, звучаний «принадлежит к органическим условиям и требованиям нашего физиологического и психического строя; на этом фоне развились и его позднейшие эстетические цели»[68]68
  Веселовский А.Н. Язык поэзии и язык прозы // Поэтика. Труды русских и советских поэтических школ. Будапешт, 1982. С. 264.


[Закрыть]. Ритм – это и естественное свойство нашей русской речи, важнейшее свойство стиха, а также и прозы.

Ритм стихотворного текста – это регулярное повторение заданного единства в структуре всего произведения. Именно поэтому первая строка стихотворения является своеобразным вектором заданного единства; именно эта первая строка задает тон ритмическому единству всего произведения.

Более того, ритмом задается повторяемость определенных звуков через определенные промежутки в стихе, поэтому первая строка как начальная единица членения стихотворного текста сопоставляется с последующими, которые обычно являются сходными с первым стихом, но, к тому же, не тождественными[69]69
  См.: ГиршманМ.М. Ритм художественной прозы. М., 1982. С. 19.


[Закрыть]. Таким образом, первая строка определяет начало ритмики (напевности) всего стихотворения, поэтому достигается своеобразие равномерного повторения разных звучаний в одинаковых позициях текста. Разные стихотворения того же автора могут иметь разную структурную основу, позволяющую создавать словесную вязь, которая выступает как образное единство и как то, посредством чего оттеняются семантические обертоны слова. Сравните ритмическое своеобразие различных стихотворений М.Ю. Лермонтова:

 
Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой…
………………
В шапке золота литого
Старый русский великан
Поджидал к себе другого
Из соседних чуждых стран…
 

(«Два великана»)

 
………………
В печальных степях аравийской земли
Три гордые пальмы высоко росли…
 

(«Три пальмы»)

 
………………
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана…
 

(«Утес»)

 
………………
В глубокой теснине Дарьяла,
Где роется Терек во мгле…
 

(«Тамара»)

Первая строка стихотворного текста (стих) сопоставляется с ему подобными, хотя и не тождественными, поэтому стих – это единица речевого членения, стопа как конструктивный элемент стихотворного текста как бы демонстрирует ритмическое движение поэтической речи.

Ритм придает стиху мелодичность, соединяя смысловые обертоны разных звучаний в одинаковых позициях в единый поэтический смысл, поэтому ритм, по словам В.В. Маяковского, – это «основа всякой поэтической вещи, проходящая через нее гулом… Ритм – это основная сила, основная энергия стиха… Ритм может быть один во многих стихах, даже во всей работе поэта, и это не делает работу однообразной, так как ритм может быть до того сложен и трудно оформлен, что до него не доберешься и несколькими большими поэмами… Размер получается у меня в результате покрытия этого ритмического гула словами, словами, выдвигаемыми целевой установкой (все время спрашиваешь себя: а то ли это слово? А кому я его буду читать? А так ли оно поймется? И т. д.), словами, контролируемыми высшим тактом, способностями, талантом»[70]70
  Маяковский В.В. Поли. собр. соч. Т. 12. С. 100, 101, 102.


[Закрыть].

Ритмическая организация слов в стихотворном тексте не отделима от интонационной структуры.

По мнению А. Белого, внутренняя напевность (интонационный строй) предопределяется ритмом: «ритм и есть в нас интонация, предшествующая отбору слов и строк; эту напевность всякий называет в себе ритмом <..> ритм есть печать внутренней интонации, определяющей отбор строчных разновидностей в пределах вида или размера»[71]71
  Белый А. Ритм как диалектика и «Медный всадник». М., 1929. С. 22–23.


[Закрыть].

Ритмико-мелодическая основа стихотворного текста предопределяет смысловую сиюминутность слова, которая обусловлена ассоциативной спаянностью членов стихового ряда: именно поэтому слово в стихотворном тексте становится изобразительно содержательным: оно предстает как единственно возможное при реализации осмысления, которое свойственно ряду других слов с одинаковым значением.

По словам Б.М. Эйхенбаума, «лирическое стихотворение есть замкнутая в себе речь, построенная на ритмико-мелодической основе. Вне ритма оно не существует, потому что самые значения слов, его составляющих, неразрывно связаны с ритмическим построением, не говоря о других элементах речи»[72]72
  Эйхенбаум Б.М. О поэзии. Л., 1969. С. 519.


[Закрыть].

В стихотворном тексте под давлением ритма слова наполняются осмыслениями, отражающими движение или развертывание поэтического смысла строки, строфы или всего стихотворения, поэтому слово обретает возможность быть средством поэтического изображения.

Иными словами, слово в поэтическом тексте обретает изобразительную «автономию», т. е. может перерастать в отдельную строку и занимать позицию стихового ряда:

 
Может
я
один
действительно жалею,
Что сегодня
нету вас в живых.
Мне
при жизни
с вами
сговориться б надо.
Скоро вот
и я
умру
и буду нем.
После смерти
нам
стоять почти что рядом:
вы на Пе,
ая
на эМ…
 

(«Юбилейное»)[73]73
  Маяковский В.В. Поли. собр. соч. Т. 6. С. 51.


[Закрыть]

При таком делении стихотворной строки манифестируется смысловая и интонационная значимость слова, а также достигается необходимость «вбить ритм безошибочно <…> Вот почему я пишу:

 
Пустота…
Летите,
в звезды врезываясь.
 

«Пустота» стоит отдельно, как единственное слово, характеризующее небесный пейзаж. «Летите» стоит отдельно, дабы не было повелительного наклонения: «Летите в звезды»[74]74
  Маяковский В.В. Поли. собр. соч. Т. 12. С. 114.


[Закрыть].

Последовательное развертывание звуков, словосочетаний, звуковых повторов в ритмической организации стихового ряда приводит к колебаниям в смысловом «свечении» слова, поэтому слово в стихотворном тексте не имеет определенного значения. Оно – «хамелеон, в котором каждый раз возникают не только разные оттенки, но иногда и разные краски»[75]75
  Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка // Поэтика. Труды русских и советских поэтических школ. Будапешт, 1982. С. 366.


[Закрыть] <sup>[76]76
  Там же. С. 276.


[Закрыть]</sup>.

Единство и теснота стихового ряда как объективные признаки стихового ритма «создают третий его отличительный признак – динамизацию речевого материала. Единый и тесный речевой ряд здесь более объединен и более стеснен, чем в разговорной речи; будучи развертываемым, стихотворение обязательно выделяет стиховую единицу»¹⁶.

Под давлением ритма в рамках стихового ряда слово может утрачивать свое значение и обретать иное, свойственное другому слову. Таким образом, слово становится выразителем смысла, формируемого семантикой стихового ряда. В стихотворении А.К. Толстого «Стрекозы» слово ведут реализует смысл, свойственный слову водят (от глагола водить – «ходить с песнями кругом, взявшись за руки»), но не от глагола вести – «направлять чье-либо движение, помогать идти и т. д.»:

 
Летают и пляшут стрекозы,
Веселый ведут хоровод…
 

Слово в стихотворном тексте становится единицей иной образно-интонационной данности, более того, оно может обретать осмысления, способные в той или иной мере реализовывать концепты символического: «в ритмически выделенном и преображенном стиховом слове воплощается образно-символический смысл, в прозе же этот образный смысл выражен опосредованно, через ритмически организованное движение изображенной “мнимой реальности”»[77]77
  Гиршман М.М. Ритм художественной прозы. М., 1982. С. 289.


[Закрыть].

Ритм прозаического текста своеобразен, и он функционально отличается от стихового ритма.

В свое время А.Н. Веселовский подчеркивал, что в «стиле прозы нет, стало быть, тех особенностей, образов, оборотов, созвучий и эпитетов, которые являются результатом последовательного применения ритма, вызывающего отклики, и содержательного совпадения, создававшего в речи новые элементы образности, поднявшего значение древних и развившего в тех же целях живописный эпитет. Речь не ритмованная последовательно в очередной смене падений и повышений не могла создать этих стилистических особенностей. Такова речь прозы»[78]78
  Веселовский А.Н. Указ. соч. С. 270.


[Закрыть].

И все же нельзя отрицать, что текст прозаический не безразличен к ритму, к характеру ритмической организации речи. Ритм прозы и ритм стиха имеют точки соприкосновения, и все же ритм не только присущ прозе, но он, более того, своеобразен: «различие между стихом и прозой как системной и бессистемной в фонетическом отношении речью опровергается самими фактами; оно переносится в область функциональной роли ритма, причем решает именно эта функциональная роль ритма, а не системы, в которых он дается»[79]79
  Тынянов Ю.Н. Функция ритма и стиха в прозе // Поэтика. Труды русских и советских поэтических школ. Будапешт, С. 275.


[Закрыть].

Прозаический текст сближается с естественным ритмом языка, с характером его ритмико-синтаксического движения (фразы, синтагмы, речевые такты, повторы, обособление слов и словосочетаний и т. п).

Стихотворный текст членится на стиховые строки (стихи), а также на более крупные и мелкие единства (строфа, колон, синтагма и проч.), а прозаический текст членится на синтаксические отрезки, которые могут соотноситься и со стиховым членением.

Ритм прозы – это членение, предопределяемое смысловым и синтаксическим строением речи, поэтому ритм прозы – это «следствие синтаксического строя… он всецело из него и вытекает»[80]80
  Томашевский Б.В. О стихе. Л., 1929. С. 309, 310.


[Закрыть].

Стихотворный текст членится на стихи и на фразы, поэтому в нем выражены «две системы членения: ритмическая – на строки и синтаксическая – на фразы. В прозе же нет и не может быть “двойной сегментации»[81]81
  Гиршман М.М. Указ. соч. С. 281.


[Закрыть].

Прозаический текст членится на синтаксические единства, обладающие смысловой и интонационной общностью, а также и на то, что содействует ритмизации (лексические повторы, афористичность, риторические конструкции, параллелизм и др), поэтому ритмизация проступает в смене частей, отрезков текста. Выбор и расстановка слов обусловлены ритмизацией: «Чем руководствуюсь я, предпочитая одно слово другому? Во-первых, слово должно с наибольшей точностью определять мысль. Во-вторых, оно должно быть музыкально выразительно. В-третьих, должно иметь размер, требуемый ритмической конструкцией фразы. Трудность работы состоит в одновременном учете этих трех основных требований»[82]82
  Федин К.А. Писатель. Искусство. Время. М., 1957. С. 344.


[Закрыть].

В прозе велика роль слов с определенным составом слогового баланса, слов с ударением на определенном слоге, велика роль зачинов (мужских или женских), окончаний, местоположения, а также безударных промежутков, – одним словом, всего того, что содействует объединению в фразовые единства, а также противопоставлению фраз простых и сложных, предложений союзных и бессоюзных, конструкций симметричных и асимметричных. Своеобразие ритмической организации прозаического текста ясно проступает в последнем, к примеру, абзаце романа «Отцы и дети» И.С. Тургенева: бессоюзное сцепление фраз, перерастающих в сверхфразовое единство, повторы глагольных и наречных слов, группировка однородных определений и других средств – все это направлено на реализацию художественного смысла.

Ритм прозаического текста имеет иное назначение, поэтому ритмичность не может быть ритмом. Ритм в прозаическом тексте «ассимилируется конструктивным принципом прозы – преобладанием в ней семантического назначения речи, и этот ритм может играть коммуникативную роль – либо положительную (подчеркивая и усиливая синтактико-семантические единства), либо отрицательную (исполняя роль отвлечения, задержания)»[83]83
  Тынянов Ю.Н. Указ. соч. С. 277.


[Закрыть]. Именно поэтому в прозаическом тексте велика роль ритмозначимости: повторов, эллиптичности, приложений и других средств языковой изобразительности.

В стихотворном тексте придается значимость отбору слов, имеющих в своем составе определенные звуки, что содействует эвфонизации и становлению эмоциональной напряженности. Повторяемый звук в разных словах по мере движения стихового ряда получает своеобразную самостоятельность. Повторяемый звук начинает обретать звуковую значимость под давлением семантики группируемого ряда слов.

В стихотворении А.А. Блока «Незнакомка» повторяемость гласных а, ев словах содействует сближению смысловой «мерцаемости» номинаций (духами, туманами, поверьями), а также становлению общего поэтического смысла на базе обертонов содержательности слова и перехода к иному диапазону напевной звучности: отакэ.

Прозаический текст не имеет возможности придавать форме выражения звуковую орнаментовку, но эта недостаточность компенсируется изобразительной значимостью лексико-синтаксического потенциала русской речи (повторы морфемные, синтаксические; группировка однородных определений, дополнений, обстоятельств; контрастивные, побудительные построения и т. п.).

В стихотворном тексте велика роль ключевого слова. Такие слова обретают символическое осмысление и скрепляют тем самым целостность поэтической мысли. В прозаическом тексте ключевые слова не играют той роли, какая им свойственна в стихотворном тексте, хотя названия некоторых произведений («Дым», «Дворянское гнездо» И.С. Тургенева, «Обломов» И.А. Гончарова и др.) можно воспринимать как символы.

Прозаические тексты используют иные средства, позволяющие придавать нюансы эстетизации характеру организации слов в различных типах повествовательной, описательной, «рассуждающей» речи.

Материалы художественного творчества свидетельствуют о том, что тексты стихотворные и тексты прозаические соотносительны, что речь стихотворная и речь прозаическая по-своему реализуют художественное содержание. Элементы стихотворной речи могут проступать в прозаических текстах (благозвучие, созвучие как свободное комбинирование метрических стоп – стопосочетания), а что-то прозаическое может быть фактом стихотворной речи (отсутствие рифмовки).

Известно: «области стиха и прозы соотносительны. Они взаимосвязаны. Их взаимоотношение, противопоставление и переходные формы мало исследованы»[84]84
  Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963. С. 138.


[Закрыть]. В том или ином виде художественной речи обретает значимость функциональная роль ритма, определяющая направление стихотворной или прозаической организации речи.

Можно полагать, что в стихотворной речи слово втягивается в ритмический «гул» поэтического смысла: «Стих прежде всего – гармония. Он требует, чтобы слова легко и свободно устанавливались в ритмические строки с размером и рифмой на конце. Легкость стиха требует, чтобы слова входили в стих свободно, без натяжек и искажений, как их употребляют в речи»[85]85
  Короленко В.Г. Избр. письма. Т. 3. М.: ГИХЛ, 1936. С. 198.


[Закрыть].

В прозаическом тексте слово втягивается в лексико-синтаксический «гул» поэтического смысла, излучающего «напевность великорусской речи, основанной на музыкальной любви русского народа к трехслоговой замедленности»[86]86
  Бальмонт К.Д. Русский язык. Избранное. М., 1991. С. 564.


[Закрыть]. Повторяемость сходных и семантически близких единиц языка, а также связей и отношений между ними – это и есть основа речевого ритма. Единицы языка в зонах повторяемости стимулируют ритмические впечатления, которые своеобразно проступают в стихах и в прозе.

В прозе ритмические впечатления опираются на изобразительную весомость художественной речи, «просвечиваемой» семантико-синтаксической значимостью средств языка[87]87
  См.: Потапова Р.К., Прокопенко С.В. К опыту изучения семантико-стилистической ритмизации текстов художественной прозы // Вопросы языкознания. 1947. № 4.


[Закрыть].

Задания для самостоятельной работы

1. Постарайтесь осмыслить ритмико-интонационные свойства стиха («Утес» М.Ю. Лермонтова, «Молитва» А.А. Ахматовой).

2. Объясните своеобразие звукового повтора, обратите также внимание на музыкально-семантические особенности рифмических созвучий в романе А.С. Пушкина «Евгений Онегин».

3. Укажите особенности ритма стихотворного и ритма прозаического, используя тексты великих мастеров художественного слова (А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, И.А. Бунин).

5. Образ автора в словесно-изобразительном творчестве

Каждое художественное произведете имеет своего автора, имя которого читатель видит на обложке книги. Автор воспринимается читателем как лицо, создавшее данное произведение, и не случайно в примечаниях, комментариях, особенно на занятиях по литературе даются биографические сведения, а также подчеркивается, что интерес к художественному творчеству проявился у автора в таком-то возрасте, что этому способствовали те или иные жизненные условия.

Любознательный читатель по мере знакомства с литературными произведениями приходит к мнению, что произведения, созданные одним автором, отличаются от других произведений и по тематике, и по характеру подачи изображаемого, и по отношению автора к своим героям. Таким образом, авторское «Я» в литературном произведении не однозначно: это конкретное лицо, решившее представить художественной форме то, что стало предметом личных желаний, устремлений, а также лицо, владеющее приемами словесно-изобразительного творчества, т е. как творческая личность с явными признаками художественного мастерства, которые проступают в характере организации слов художественного творения. Именно поэтому художественное произведение «не хуже любого ученого трактата, выдает своего автора со всем его внутренним миром. Читая роман, повесть, сатиру, очерк, мы без труда можем определить не только миросозерцание автора, но и то, в какой степени он развит или невежествен»[88]88
  Салтыков-Щедрин М.Е. Поли. собр. соч. Т. VIII. М.; Л., 1933–1941. С. 117.


[Закрыть].

Следовательно, авторское «Я» в художественном произведении своеобразно, и не следует ставить знак равенства между тем, кому приписывается произведение, и тем, кто является творцом, мастером выражать свою творческую фантазию в изящных формах художественной речи.

Художественное произведение «рождается от желания что-то сказать, написать, а не только оттого, что человек считает, что он должен что-то написать. В этом различие между импульсами искусства и науки. Наука – это познание, опыт, сумма опытов, идея, открытие. Искусство – это опыт личной жизни, рассказанный в образах, в ощущениях, – личный опыт, претендующий стать обобщением»[89]89
  Толстой А.Н. Собр. соч. Т. 10. С. 407.


[Закрыть].

Именно личностное, ставшее ближе всего автору при изучении жизненных явлений, и находит свое выражение в процессе литературно-художественного творчества. Познанные стороны жизненных явлений (жизни помещичьей, крестьянской, купеческой, чиновничьей, военной и т. п.) становятся предметом творческих устремлений писателя и тем самым находят опосредованное выражение в его творении, что свидетельствует о его художественном мастерстве, т е. об образе автора как творческой личности.

Известно, что каждый автор «берет сюжеты для своих рассказов из того же круга жизни, который интересует его и хорошо ему знаком. Так поступил г. Григорович: он стал писать рассказы из сельского быта; и выбор его был решен не какими-нибудь мелочными соображениями, не заботою о нововведениях или похвальбою, или расчетами на особенный успех, – из таких соображений в поэзии никогда ровно ничего не выходит, потому что талант истинный не подчиняется им»[90]90
  Чернышевский Н.Г. Поли. собр. соч. Т. 3. М., 1939–1953. С. 690.


[Закрыть].

Творческое постижение изображаемого круга жизненных явлений позволяет писателю дать не слепок чего-либо, а более или менее преображенный облик реальной действительности, именно поэтому возрастает роль художественного мастерства, умения пользоваться изобразительными красками слова. Именно в этом умении пользоваться изобразительными возможностями русского языка и проступает личностное в образе автора как творческой личности. Всякий талантливый писатель старается «верно и живо воспроизводить впечатления, вынесенные им из собственной и чужой жизни <…> талант настоящий – никогда не служит посторонним целям и в самом себе находит удовлетворение; окружающая его жизнь дает ему содержание – он является ее сосредоточенным отражением»[91]91
  Тургенев И.С. Собр. соч. Т. 12. М.; Л., 1929–1934. С. 301.


[Закрыть].

Мастерство как свидетельство владения искусством художественного изображения – важная сторона творчества, и это личностное (мастерство) является приметой образа автора в словесно-изобразительном творчестве. П.А. Вяземский в «Старой записной книжке» отмечал: «Мало автору иметь ум, сведения и охоту писать; нужно еще искусство писать. Писатель без слога – стрелок, не попадающий в цель. Сколько умных людей, которых ум притупляется о перо. У иного зуб остер на словах; на бумаге он беззубый. Иной в разговоре уносит вас в потоке мудрости своей, тот же на бумаге за душу вытянет»[92]92
  Вяземский П.А. Собр. соч. Т. VIII. СПб., 1886. С. 4.


[Закрыть].

Автору художественного произведения обязательно надо иметь свое творческое лицо: «Слог, в тесном смысле, – это характер изложения, это в отношении речи то же, что походка в движении тела, почерк в письме, физиономия в чертах и выражении лица»[93]93
  ГротЯ.К. Филологические разыскания. СПб.,1899. С. 74.


[Закрыть].

Второе авторское «Я» в художественном произведении – это отражение мастерства, творческого своеобразия личности писателя, поэтому образ автора, «изъятый из мира повествования, как действующее лицо, как форма его экспрессивно-смыслового освещения, все же не перестает мыслиться и присутствовать в художественном произведении, в его стиле. Художественная действительность по приемам своей организации узнается как форма творчества того или иного писателя. Принципы группировки, отбора «предметов», способы изображения лиц, носят на себе знаки определенной авторской индивидуальности»[94]94
  Виноградов В.В. О языке художественной литературы… С. 140.


[Закрыть].

Следует помнить, что автор как субъект манеры языкового выражения присутствует в публицистике, в научных и иных текстах (В О. Ключевский, Н.И. Пирогов и др). Образ авторского «Я» проступает в творчестве В.В. Виноградова, в его лингвистических сочинениях: «Он любит сопоставлять и противопоставлять однокоренные слова различные или слегка различные по значению: “изображение и выражение”, “объективный и объектный”, “индивидуальный или индивидуализированный” и т. д. и т. п. Игра словами, каламбуры, ирония составляют не только издавний лингвистический и литературоведческий интерес В.В. Виноградова, но и особенность его научного стиля. И сквозь этот стиль сознательно или бессознательно явственно проступает образ авторского “я” самого В.В. Виноградова»[95]95
  Лихачев Д.С. О теме книги: В.В. Виноградов. О теории художественной речи./. С. 268.


[Закрыть].

Образ автора как лингвостилистическая категория литературно-художественного творчества приходит на смену обобщенным жанровым схемам литературного изображения примерно на рубеже XVII–XVIII столетий. Эта новая категория художественно-литературного искусства обретала свою определенность в связи с формированием понятия личности автора, литературной личности. Уже в творчестве Аввакума заметно осознание автора как творца произведения. Автор «Жития» иначе ведет повествование: он отходит от традиционных приемов литературного изображения и объявляет, что ему чуждо изложение, ориентируемое на украшенную книжно-риторическую речь, что ему милее речь природная, разговорно-обиходная форма общения русского человека. Именно поэтому он вынужден обратиться к читателю со своеобразным извинением: «не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русский природный язык, виршами философскими не обык речи красить, понеже не словес красных бог слушает, но дел наших хощет»[96]96
  Гудзий Н.К. Хрестоматия по древней русской литературе XI–XVIII веков. М., 1952. С. 496.


[Закрыть]. Формы народно-разговорной речи в контекстах «Жития» протопопа Аввакума причудливо сплетаются с элементами книжно-славянской речи; таким образом достигается должная изобразительность, позволяющая автору представлять явления в виде образов, более того, подвергать изображаемое обличительной экспрессии. В форме такого необычного повествования представляются в текстах Аввакума его скитания, а также то, как к нему относились представители власти и духовенства. Таким образом, в языке Аввакума присутствует стилистически ориентированное применение средств языка (книжно-церковных, обиходно-разговорных) для реализации художественного содержания, т. е. просматриваются контуры образа автора, находящие выражение в своеобразной манере повествования, т е. в авторской индивидуальности. Описание, изображающее мучение Аввакума, обретает большую яркость благодаря использованию книжно-славянских слов, втягиваемых в канву обиходно-бытовой речи: «Ии начальник… на мя разсвирепел, прибежал ко мне в дом, бив меня, и у руки огрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань ево крови, тогда руку мою испустил из зубов своих. И покиня меня пошел в дом свой. Аз же, поблагодаря бога, завертев руку платом, пошел к вечерне». Церковно-книжные слова как символы библейских текстов – дождь, снег и проч. выступают в качестве средства воссоздания художественного образа: «Сверху дождь и снег, а на мне на плеча накинуто кафтанишко просто: льет по брюху и по спине». Традиционные метафоры церковной символики вовлекаются в сферу обыденной речи, поэтому оценочные слова обретают характеристическую значимость: звери, собаки, кобели, псы, волки – это мучители странника, каким выступает автор в этом произведении.

В сочинениях Аввакума авторское «Я» подвергается трансформации: личные факты его биографии (реальные образы) подаются как проявление воли божьей, что достигается мастерством художественного изложения, т. е. проступает в виде индивидуального стиля.

Таким образом, проблема словесного выражения творческого «Я» предстает как осознание своей, собственной личности, как субъекта художественного произведения, как мастера создаваемого творения.

В творчестве Г.Р. Державина, А.Н. Радищева, М.Д. Чулкова, Н.М. Карамзина творческое «Я» литературной личности получает словесно выраженное воплощение в манере повествования, которая начинает восприниматься как то, что свойственно автору, поэтому в языке присутствуют приметы личного, индивидуального мастерства, т. е. в какой-то мере признаки образа автора. Изображаемое в произведениях Н.М. Карамзина воспринимается своеобразно, и автор выступает в роли артиста: он истолковывает и разъясняет читателю свое произведение, чему содействует система средств художественного изображения, позволяющая выражать человеческое естество: крестьяне тоже любить и чувствовать умеют, они умеют чувствовать природу и т. п. Повествование обретает эмоциональную окрашенность, что усиливается содержательностью уменьшительно-ласкательных номинаций, а также симметризацией предикативных конструкций. Н.М. Карамзин приблизил письменный язык «к живой, естественной, разговорной русской речи»[97]97
  Белинский В.Г. Поли. собр. соч. Т. VIII. С. 122.


[Закрыть]. Симметричность текста и ряды уменьшительно-ласкательных слов придавали языку Н.М. Карамзина легкость, музыкальность. А.С. Пушкин считал прозу Н.М. Карамзина лучшей: «Вопрос, чья проза лучшая в нашей литературе. Ответ – Н.М. Карамзина. Это еще похвала не большая»[98]98
  Пушкин А.С. Поли. собр. соч. Т. XI. С. 19.


[Закрыть]. Автор в прозе Н.М. Карамзина выступает как артист. Для него важен эмоционально-экспрессивный ореол слова, важна ритмичность фразы, фразеологическая слаженность слов и синтаксическая упорядоченность изложения. Образ автора в прозе Н.М. Карамзина выступает как универсальная система речевых средств, подчиняемая поэтике сентиментализма. Речевая система прозы Н.М. Карамзина предстает как оригинальная манера художественного изображения. Именно образ автора в прозе Н.М. Карамзина выступает «как универсальная и идеальная норма просвещенной и чувствительной личности со всем многообразием ее тонких переживаний и рациональной механики логических связей»[99]99
  Виноградов В.В. О теории художественной речи… С. 179.


[Закрыть].

Образ автора – это литературная личность, воплощаемая в системе средств художественного изображения. Речевая структура образа автора находит полное выражение в произведениях А.С. Пушкина и становится важнейшей категорией словесно-изобразительного искусства.

Художественное произведение дает представление о мастерстве его создателя, об образе автора, т. е. об образе прозаика и стихотворца. Умение образно, картинно представлять изображаемое должно проступать в самом произведении, в речевых приемах, способных живо представлять «художественное сознание» автора.

Образ автора отчетливо различим в художественной прозе, но он своеобразно проступает в лирике, поэтому творческая личность поэтических произведений воспринимается как лик лирического героя: «В звуках лирической песни поэт непосредственно выливает то, что у него на душе; ему нет надобности вынашивать и лелеять образы, нет надобности всматриваться в явления окружающего его мира и перерабатывать эти явления силою своей творческой мысли; в лирике он выливает только чувства, он обнажает свой внутренний мир и вводит читателя в тайники и святилище своей души <…> Искреннее чувство не нуждается в риторических фигурах; они ему противны <. > искреннее чувство выражается просто, легко находит себе соответствующий образ в слове»[100]100
  Писарев Д.И. Поли. собр. соч. Дополнительный выпуск. СПб., 1909–1913. С. 20–21.


[Закрыть].

В художественной прозе в образе автора предстает субъект текста, в лирической поэзии в этой роли выступает лирический герой, переживания которого не тождественны личности создателя текста. Повествование в поэзии ведет лирический герой, он выражает глубину своих переживаний, имеющих общественный резонанс, поэтому он сознает себя личностью и ставит перед обществом насущные вопросы. В каждом стихотворении у поэта может быть новое «Я», предопределяемое тем, что изображается, что воспевается мастером, творцом поэтического произведения. Таким образом, в лирике лирический герой – это «образ лирического “я” – тот психологический центр, куда влекутся рассеянные лучи человеческих эмоций, образ часто изменчивый, часто скрывающий в одноформенной многозначности своей лики разных героев»[101]101
  Виноградов В.В. О языке художественной прозы // Избр. труды. М., 1970. С. 341.


[Закрыть].

В лирическом стихотворении по-своему выявляется поэтическое сознание творца произведения. В таком стихотворении экстазное, эмоционально-вспученное – это то, что обусловлено характером восприятия изображаемого, поэтому воспеваемое событие предстает как лично-обобщенное, по форме оно личное, а по содержанию обобщенное, т е. общественно значимое. Лирическое стихотворение отзывчиво к множеству потенциальных осмыслений, поэтому читатель воспринимает слова поэта не однозначно: соотносит поэтические строки с «кусочком» изображаемого.

Поэтические строки С.А. Есенина вызывают неоднозначные переживания, которые могут быть свойственны всем, но по-своему отзываться в мире читателя:

 
Я еще никогда бережливо
Так не слушал разумную плоть,
Хорошо бы, как ветками ива,
Опрокинуться в розовость вод.
Хорошо бы, на стог улыбаясь,
Мордой месяца сено жевать…
Где ты, где, моя тихая радость —
Все любя, ничего не желать?
 

(«Закружилась листва золотая»)

В лирике А.С. Пушкина поэт предстает лирическим героем, т. е. творцом, осознающим себя общественно значимой личностью. Переживания лирического героя социально значимы, поэтому стихотворения содержат мотивы философские, гражданственные, патриотические.

Особенности образа лирического героя четко различимы в философских стихотворениях, реализующих раздумья поэтической личности об общественной, духовной жизни, о любви, природе. Личные мотивы в поэзии А С. Пушкина предстают как гражданственные, близкие сердцу читателя:

 
Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом.
 
 
Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобной
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.
 
 
Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
 
 
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я.
 

Лирический герой пушкинских стихотворений подвижен, отзывчив; он в окружении людей, лиц дорогих и близких; он среди вещей, предметов; он в кругу природных явлений:

 
Мороз и солнце: день чудесный!
Еще ты дремлешь, друг прелестный —
Пора, красавица, проснись:
Открой сомкнуты негой взоры,
На встречу северной Авроры,
Звездою севера явись!
 
 
Вечер, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела —
А ныне… погляди в окно:
 
 
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит…
 

Живописные картины русской природы могут вызывать самые различные впечатления в душе читателя. Лирический герой с особенной силой реализует мир своих ощущений и чувств. Лирический герой стихотворений А.С. Пушкина человечен и гуманен: «каждое чувство, лежащее в основании каждого его стихотворения, изящно, грациозно и виртуозно само по себе: это не просто чувство человека, но чувство человека-художника, человека-артиста. Есть всегда что-то особенно благородное, кроткое, нежное, благоуханное и грациозное во всяком чувстве А.С. Пушкина»[102]102
  Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья пятая // Избр. соч. М., 1948. С. 404, 405.


[Закрыть].