Текст книги "Древнейшая история Пензенского края: мифы и реальность. Взгляд на историю с точки зрения новейших исследований ДНК-генеалогии"

История освоения городов, сел и деревень

В XVI–XVIII веках шло интенсивное освоение и заселение территории нашего края. Росло количество населённых пунктов, численность населения. В архивных документах сведения об населённых пунктах в основном даются за всё время их существования в хронологическом порядке. Поэтому примерную дату образования тех или иных сёл и деревень приходится выявлять косвенным путём по документам о пожаловании и межевании земель, о переселении крестьян и построении церквей и на основе некоторых других данных: экономических описаний, статистических данных, материалов переписей, документов о революционном движении, дела о преобразовании селений в местечки и города, о переименовании населённых пунктов, об административных делениях и пр.

Карта Пензенской губернии (источник: www.nlomov.net)

Освоение и заселение нашего края шло путём отвода земель по Указам правительства и по челобитным за счёт переселения сюда крестьян из других районов. Широкое распространение получила у нас и так называемая хуторская колонизация, то есть образование новых посёлков путём выхода нескольких коренных домохозяев из старой слободы (села, деревни) на дальние запольные земли общины или никому не принадлежавшие земли. Обозначения «Новая», «Малая», «Большая» давались в целях дифференциации и в знак того, что эти населённые пункты возникли из более крупных соседних селений и сохраняли их названия. Предположительно в 1680 году за валом, в «диком поле» на речке Канадейка, возникло село Канадей (второе название села Покровское). Дано оно по названию церкви Покрова Пресвятой Богородицы, построенной в 1715 году. По самой ранней переписи, 1719–1721 гг. население составляло чуть более 1000 человек. Село Покровское Канадей тоже было вотчиной Нижегородско-Печёрского монастыря. Возникло оно на левой стороне реки Сызранки, напротив впадения в неё Канадейки. Селение это «построено на дикопоросшей земле пришельцами из разных верховых мест, наиболее из Нижегородского Печерского монастыря, а в котором году – неизвестно». Но можно предположить, что Канадей возник как крепость вместе с Сызранью на оборонительной черте Усолье – Пенза.

Интересна история возникновения самой этой засечной черты. На отрезке Сызрань-Пенза её направление почти полностью совпало с трассой современной железной дороги. Засечная черта представляла собой сочетание естественных препятствий (реки, болота, овраги, лесные массивы) с искусственными глубокими рвами, лесными завами, частоколами из вертикально врытых в землю дубовых кряжей. В наиболее стратегических удобных местах на засечных чертах рубили деревянные крепости-остроги. Все они были однотипные. Стены двойные, в промежутках засыпанные землей или щебнем. По углам стен и над воротами ставились шести – восьмиугольные боевые башни, тоже рубленные. Деревянные или каменные. С гранёнными остроконечными крышами. Эта засечная черта строилась в 1660–1665 годах. На ней как город-крепость в 1683 году возникла Сызрань. В эти годы возник и Канадей. Обе крепости – соседи исправно несли сторожевую службу. Пришлось им играть и роль опорных пунктов правительственных войск в ходе боёв с повстанческими армиями Степана Разина, а позже и Емельяна Пугачёва. А после поражения основных сил Степана Разина засечные черты долго удерживали уже сами повстанцы. Позднее, когда стратегическое значение этих крепостей было утрачено, остались как населённые пункты. Ранняя судьба крепостей-соседей была одинаковой, но дальнейшая сложилась по-разному. Сызрань, расположенная на великой реке Волге, вскоре стала центром оживлённой торговли рыбой, скотом. А позднее и хлебом. В городе одно за другим возникли мукомольные предприятия. Позже Сызрань стала и крупным железнодорожным узлом. Канадей же, затерянный в глухой лесостепи, не имел такой возможности для экономического развития, как Сызрань. Для возникновения промышленных предприятий не было соответствующих предпосылок. Торговля хлебом и скотом носила местное значение. Даже после строительства железнодорожной ветки Сызрань – Пенза в 1874 году, Канадей не смог экономически подняться и остался типичным крупным пристанционным посёлком. В наше время ярким подтверждением того, что Сызрань и Канадей были одними из старейших посёлков Среднего Поволжья, являются хорошо сохранившиеся надвратные башни – свидетельницы седой старины. В 1796 году в целях дальнейшего укрепления самодержавия Екатерина II провела территориальное деление России. Страна была разбита на губернии. 12 декабря 1796 года были упразднены некоторые уезды, а Канадей объявлен «закрытым» городом. В 1739 году священником Петром Яковлевым и прихожанами в Канадее была построена деревянная церковь. В 1785 году село имело три улицы. Первая называется Покровской по церкви во имя Покрова Богородицы, вторая – Поперечной, которая отделяет несколько домов от прежней части, а третья именуется Шубинской – по первому её жителю Шубину «и всей последней более находится». Полным хозяином канадейских крестьян и окружавших село земель был Нижегородско-Печерский монастырь. В 1775 году в селе проживало 2382 крестьянина мужского пола и 1359 душ женского пола. Судя по численности населения, в то время это был крупный населённый пункт.

Ещё до территориального деления 96-го года, в 1780 году, при Симбирском наместничестве Канадей являлся уездным городом. В декабре того же года был учреждён герб Канадея: «Три золотые стрелы в красном поле в знак того, что прежние обыватели сего места с великим проворством сие орудие употреблять умели». Стрелы внизу, а в верхней части герб Симбирска, к наместничеству которого относился Кузнецкий уезд.

В 1796 году уезд был ликвидирован. В 1781 году в Канадее открылись присутственные места (волостное правление, почтовое отделение, постоялый двор). В 1783 году здесь случился пожар. Посёлок сгорел. После пожара на картах Российского государства XVIII века Канадей значился так: «Бывший город, уничтоженный город». Был составлен новый план возрождения Канадея, который сохранился до наших дней.

Но если город Канадей так и не смог возродится, несмотря на эти радужные планы возрождения, то село Труево, наоборот, 8 февраля 1781 года было переименовано в город Кузнецк. На то время село Труево имело уже 18 тысяч жителей обоего пола. Однако первыми, кто основал поселение на левом берегу реки Труев, были подъячие Лев Комлев и Евсей Шадрин, которым в 1685 году здесь были пожалованы дачи. Земли канцелярских служащих местной администрации Саранска Комлева и Шадрина были в одних и тех же урочищах, что и у пришедшего сюда чуть позднее мурзы Андрея Захарова с товарищами. Из писцовых книг 7196 (1688) года мы видим, что из «диких поль» тогдашнего Саранского уезда была отведена в ясак новокрещёной мордве деревни Наумкино (территория будущего Петровского района), Андрею Захарову с товарищами, обширная дача (около 25 тысяч десятин, кроме лесов) «по реке Труеву и на устье оной, где впала в р. Суру и вверх по Суре вдоль дороги до реки Труева, а от неё и от Богомчинского леса (ныне в даче с. Евлашева) до вершин Тютняря через поле» и т. д. Лишь 11 мая 1705 года на эту дачу (земли) была составлена «владенная выпись из писцовых книг» и вручена мордве переписчиком съездного двора в Пензе Иваном Ивановичем Лебедевым. В местных архивных делах уже хорошо известный нам Федор Федорович Чекалин не нашел этого акта, составленного на четырёх листах, но документально установил по ряду других источников, что эта новокрещёная мордва была выходцами из Алатарского уезда. Из-за своего безземелья она получила разрешение и основала на территории Саратовской окраины (будущий Петровский уезд) новые деревни: Наумкино, Захаркино, Назимкино и Демкино (по имени их мурз: Наума, Захара, Зиновья и Дементья). Но не вся мордва, основавшая эти деревни, была довольна своими земельными участками. Поэтому, по ходатайству части жителей деревни Наумкино во главе с мурзой Андреем Захаровым, правительство отвело мордве новые земли по реке Труев Саранского уезда, положившие основание деревне Труево.

Лишь в 1694 году дачи у Льва Комлева и Евсея Шадрина были выменены двоюродным братом царя Петра I боярином Василием Федоровичем Нарышкиным. Боярин В.Ф. Нарышкин рядом с мордовской Труевой, деревней Захарова, основал свою деревню Труево-Нарышкино, состоявшую из 15 крестьянских и 5 бобыльских дворов. В 1696 году Нарышкин приступил к постройке в своей вотчине (поместье) церкви во имя Воскресения Христова с приделом во имя архистратига Михаила, предоставив ей «15 четвертей в поле, а в дву потому ж и 15 копен сенных покосов». В 1698 году эта церковь была окончена и при ней были построены 4 двора для духовенства, а 8 февраля 1699 года ее попу Михаилу Степанову, по благословенной грамоте святейшего патриарха Андриана, были присланы антиминсы. Для информации: антиминсом в православии называется четырёхугольный, из шёлковой или льняной материи плат со вшитой в него частицей мощей какого-либо православного мученика, лежащий в алтаре на престоле; он является необходимой принадлежностью для совершения полной литургии и одновременно также и документом, разрешающим совершение литургии. Само село после этого получило название село Воскресенское Труево, Нарышкино тож. С 1701 года оно вышло из Саранского уезда и отошло к Пензенскому уезду в Узинский стан.

При общей переписи 1709 года население села Воскресенского Труева совершенно изменилось. Ни мордвы, ни вотчины боярина Нарышкина здесь уже не оказалось. Мордва, по мнению Чекалина, оставила свою землю «впусте» и, вероятно, снова переселилась в свою деревню Наумкино. Или же нашла новую землю, прожив в Труеве около 20 лет. Крестьяне же Нарышкина, вероятно, были переселены им на другое место.

В это же время как раз появилась деревня Поселок (современное село Кузнецкого района). Это также были «дачные» земли, выменянные Нарышкиным у Комлева и Шадрина. По переписи 1709 года также выяснилось, что ушедшая мордва по частному соглашению передала свою дачу вместе с владельной выписью 11 мая 1705 года вновь явившимся и поселившимся здесь еще до переписи (1709) русским крестьянинам, принявшим на себя платеж ясака.

Нелишне, очевидно, будет напомнить, в чем заключался этот самый «платеж ясака». С языков тюркских племен это слово дословно переводится как дань или налог (а на монгольском «засаг» и вовсе означает власть). Подобную подать собирали довольно продолжительное время – с XV по XIX столетие (в самом начале) – с народов Севера и Сибири, а в XVIII – еще и с народов, проживающих в Поволжье. Определение это перешло в русскую речь со времен завоевания местностей Сибири. И затем активным образом употреблялось в народе и на государственной службе.

Так вот, вместе с этим обществом ясачных крестьян перепись обнаружила здесь же особое общество русских дворцовых крестьян, владевших в особых межах частью дачи, покинутой мордвой. Ясачные крестьяне заселили западную, а дворцовые – восточную половину села, разделившись между собою Воскресенской деревянной церковью, находившейся (по сведениям Чекалина) на месте нынешней Воскресенской, или Михаило-Архангельской, церкви в Кузнецке, на площади, где вскоре потом открылся по четвергам сельский базар. По переписи 1709 года также видно, что ясачным крестьянам было отведено на 90 ясаков, составлявших по примерному для того времени расчету 180 дворов, 5400 четвертей пашни, 148 четвертей усадьбы и по 200 копен на каждый ясак сенных покосов. Дворцовые же крестьяне получили разных угодий в количествах больших, чем ясачные крестьяне, исключая усадебной земли, которая им была отведена в том же количестве, что и ясачным (70 десятин).

По переписным книгам 1717 и 1718 гг. в селе Воскресенское Труево состояло ясачных крестьян 185 дворов, мужского пола – 576 душ (жены стали включаться только начиная с третьей ревизии), пришлых крестьян – 103 двора, мужского пола – 282 души. Все крестьяне были выходцами из Московской, Воронежской, Нижегородской, Казанской и Санкт-Петербургской губерний. Дворцовые крестьяне в эти книги не вошли. Напомню, что дворцовые крестьяне – это феодально-зависимые крестьяне в России, принадлежавшие лично царю и членам царской фамилии. Земли, населённые дворцовыми крестьянами, назывались также дворцовыми. Оба общества крестьян с. Воскресенского Труева находились под начальством их выборочных старост и сотских, при которых состояли писари под именем земских дьячков. Ясачные крестьяне с каждого ясака платили оброку около 1 руб. 40 коп., дворцовые же крестьяне, по-видимому, были обложены в это время натуральными повинностями и сборами, подобно помещичьим крестьянам. Состоя в Пензенском уезде и будучи одним из самых больших населенных пунктов уезда, село Воскресенское Труево соединялось с Пензой большим проезжим трактом, сделавшимся впоследствии «столбовою дорогой».

Интересно также упомянуть, что, по сохранившимся у мордвы Кузнецкого уезда преданиям, они селились в то время в землянках с очагами из дикого камня. А занимались они в основном земледелием, пчеловодством и звероловством. Мордовские поселения (особенно в районе Трахниотова) постоянно подвергались нападениям и разорениям разбойников. Поэтому население вынуждено было расселяться с одного места на другое и ставить свои поселения в глухих лесах и вдали от проезжих дорог.

Вместе с легальными поселенцами на новой окраине нашло себе место и великое множество разного рода бродяг, искателей приключений и просто воров и грабителей. Наплыв этого контингента пришельцев особенно усилился в результате побегов помещичьих крестьян после первой народной переписи в 1720-х годах. Эта перепись очень сильно увеличила их податное тягло и окончательно закрепила за помещиками. Поэтому наш Кузнецк (бывшее село Воскресенское Труево) оказался едва ли не самым привлекательным пунктом пристанища для беглецов и воров. Во-первых, это было весьма большое русское поселение. Во-вторых, село было не помещичьим, а казенным. В-третьих, в нем жили поселенцы почти со всей России, то есть были мало знакомы друг с другом. Еще привлекательным был тот факт, что с северной стороны, за речкой Труев, к нему примыкал огромный густой лес, в котором всегда и легко можно было укрыться от преследования уездных властей. Поэтому в течение четырех лет после первой народной переписи в селе Воскресенское Труево набралось отовсюду всякого «сброда» в несколько тысяч человек. Эта армия смелых и отчаянных грабителей безнаказанно производила свои опустошительные набеги на поселения соседних областей, пока общие жалобы не вызвали наконец вмешательства верховной власти. 21 июня 1728 года именной указ императора Петра II предписал фельдмаршалу князю М.М. Голицыну послать кого-либо из генералов или полковников с отрядом драгун разобрать и освидетельствовать поселенцев в селе Труеве и других указанных местах, «беглых бив кнутом, возвратить на прежнее место жительства, населенные же ими деревни выжечь и разорить; строже поступать со станами и пристанищами воров и разбойников, всех их наказать по воинскому артиклю: вящих воров, разбойников и убийц вешать за ребра, а иных колесовать, смотря по жестокости их воровских поступков». Весьма интересен тот факт, что наводить порядок в село Воскресенском Труеве был направлен с драгунами не кто иной, как полковник Афанасий Радищев – дед известнейшего писателя А.Н. Радищева, а в то время помещик Малоярославского уезда. По информации фамильной хроники Радищевых, он вскоре со своим полком прибыл в село Верхнее Аблязово, соседнее с селом Воскресенским Труевом, где впоследствии познакомился и женился на дочери местного помещика Аблязова. Именно Афанасий Радищев, как говорят в таких случаях, «огнем и мечом» навел у нас «железный» порядок. А о живших в нынешнем Кузнецке когда-то разбойниках теперь напоминает лишь Дуванный овраг на окраине города, где эти самые разбойники когда-то «дуванили» (то есть делили) свою добычу.

Виды старого г. Кузнецка на почтовой открытке

Не могу не отметить, что наиболее подробно историю создания и развития села Воскресенское Труево, ставшего в итоге городом Кузнецком, изложил в своей книге «Предтеча города Кузнецка: исторический очерк» – Виктор Александрович Щапов. Эта книга вышла небольшим тиражом в 2013 году в областном издательстве. Ко мне в руки она попала совершенно случайно. В 2017 году, находясь в отпуске в г. Кузнецке, я очередной раз посетил Краеведческий музей города. Во время беседы с его Директором, увидел у нее на столе эту самую книгу В.А.Щапова. На мой вопрос «Что за книга и что это за автор?» директор музея сообщила, что вот только разговаривала с ее автором, местным историком и краеведом Виктором Александровичем… Так как книга была музею подарена в единственном экземпляре, пришлось мне, с согласия «хозяйки музея», ее просто-напросто перефотографировать на телефон. Благо современные девайсы сейчас это позволяют легко сделать. Жаль, что до сих пор мне с автором книги так и не удалось встретиться, книга мне очень понравилась, хотя и не все в ней изложено понятно и системно. Но это тема отдельного разговора. Моим читателям же я могу порекомендовать поподробнее ознакомиться как с вышеназванной книгой автора, так и с другими его работами. Им издано несколько краеведческих книг: «Индерка», «Символ рода», «Село Никольское-Борнуки», готовятся к изданию и новые его книги. Также опубликовано более 300 краеведческих статей данного автора, включая научные, в местной, областной и всероссийской прессе.

История родного села и моего рода

Ну а мы продолжаем изучение истории освоения сел и деревень Пензенской области. Из селений, соседних с селом Воскресенским Труевом (ныне это и есть сам Кузнецк), кроме упомянутых уже деревни Поселок и села Верхнее Аблязово, часто можно встретить в летописях также села Никольское, Трахниотово, Комаровка, деревню Чибирлей, деревню Донгузлей (нынешнее село Березовка).

Лично для меня особое значение имеет, разумеется, история деревни Донгузлей. Ведь именно в этой деревне родились мои родители.

Теперь это село Березовка (б. Донгузлей, Тонгузлея) – мордовское-эрзя село, в 11 километрах к северу-северо-востоку от районного центра Неверкино. На 1 января 2004 г. в нем числилось 318 хозяйств, 733 жителя.

Численность населения по годам: в 1748 году – ок. 434, 1795-м – ок. 388, 1859-м – 1065, 1877-м – 1524, 1897-м – 2123, 1911-м – 2431, 1926-м – 2307, 1939-м – 1126, 1959-м – 1373, 1979-м – 1066, 1989-м – 997, 1996-м – 960, 2010-м – 720 жителей.

Переименована деревня была в 1960 году. Старое имя – гибрид татарского «донгуз» – «кабан», свинья», дополненного мордовским «ляй» – «речка».

Это село часто путают с саратовским селом Донгуз на речке Донгуз, правом притоке Камышинки (бассейн реки Терешки). Это село также еще именовалось как деревня Донгузляй. Оба этих села ранее входили в состав Узинского стана Пензенского уезда. Деревня Донгузляй упоминается в 1709 году, в ней 45 дворов ясачной мордвы. В этом же году неверкинская деревня ясачных крестьян Узинского стана Пензенского уезда Тонгузлея на речке Тонгузлей насчитывала 19 дворов, 9 и ¼ ясака. А в 1718 году в ней уже числилось 33 двора. В 1748 году село называлось: Архангельское, Донгузлей тож, Узинского стана Пензенского уезда. С 1780 года село в составе Кузнецкого уезда. С 1877 года – в Неверкинской волости. С 1928 года – в Неверкинском районе. В промежутке между 1932 и 1935 годами – входило в состав Барановского района Средневолжского края.

Село Березовка – как я уже отметил выше, – это родное село моих родителей. Здесь они родились, выросли, пошли в школу, а затем и отправились во взрослую жизнь, которая уже целиком была связана с городом Кузнецком. А вот теперь они оба еще и похоронены на местном сельском погосте. Моя мама Козлова (в девичестве Князькова) Анна Ивановна умерла 7 августа 2015 года, а мой папа Козлов Василий Федорович умер совсем недавно: 26 мая 2019 года. Именно из этого села отправились на фронт в начале Великой Отечественной воны (1941–1945) оба моих деда. Оба погибли. Один (отец моего отца – Козлов Федор Терентьевич) погиб в августе 1943 года предположительно во время Днепровско-Карпатской наступательной операции. Другой (отец моей матери – Князьков Иван Иванович) пал в жесточайшем бою под Сталинградом, похоронен в братской могиле хутора Дмитриевка Карповского сельского поселения Городищенского района Волгоградской области. Интересен тот факт, что окончательно официальную информацию о его гибели и месте захоронения я получил от военного комиссара Городищенского и Дубовского района города Дубовка Волгоградской области только 24 октября 2017 года! Хотя поиски его мы вели, наверное, всю мою сознательную жизнь, а главное – еще при жизни моей мамы, которая всегда вдохновляла меня на это. Но вот… не успел ее порадовать. А нашел я могилу деда (по маминой линии) благодаря современным возможностям поисковых систем: информационному проекту «Память народа» и обобщенному банку данных «Мемориал» (obd-memorial.ru), созданному по инициативе Министерства обороны Российской Федерации в 2007 году. В настоящее время ОБД «Мемориал» содержит почти 17 млн цифровых копий документов о безвозвратных потерях и 20 млн именных записей о потерях. А причина сложности наших поисков была банально проста: в «донесении о потерях» в 1942 году объективную информацию о факте и месте гибели моего деда, очевидно, направили не туда, куда надо, так как в адресе семьи указали то самое саратовское село Донгуз, историю названия которого я рассказал выше, вместо положенного правильного названия – Донгузлей. И также неправильно указали год рождения: 1911, вместо 1910. И только после длительной переписки с Государственным историко-мемориальным музеем-заповедником «Сталинградская битва» и Военным комиссариатом Волгоградской области, мне удалось найти точное место захоронения моего деда Ивана Ивановича Князькова. В итоге объективная информация 75 лет «пылилась» на архивных полках, а семья так и не получила положенных ей льгот. Но это, как говорят в таких случаях, совсем другая история.

Впервые православный молитвенный дом в селе Березовка появился в 1859 году. Это по официальной истории села, имеющейся в местной администрации. Там же указано, что в 1861 году была построена церковь во имя Михаила Архангела. Реконструирована она в 1900 году (по рассказам очевидцев, после пожара). Длительное время пустовала, была закрыта. Вновь открыта после реставрации в 1992 году.

Картину пустующей церкви, находящейся в жутко аварийном состоянии, помню даже я. В моем детстве (в середине 70-х годов прошлого века) я часто гостил и отдыхал с родителями в селе Березовка у наших родственников. И в первую очередь у моих бабушек. Поэтому о пожаре в местной церкви тоже слышал и вместе со всеми удивлялся тому, что эта церковь длительное время пустовала. А какое-то время там и вовсе находился обычный склад.

Но вот только недавно узнал, что в архиве Пензы хранятся архивные материалы по нашему селу сразу за 3 периода: 1) с 1758 по 1797 год; 2) с 1845 по 1877 год; 3) с1908 по 1917 год. Хорошо это знаю, потому что сам воспользовался его услугами, заказав нужную мне информацию, позволившую составить Родовое Древо вплоть до моего прапрадеда! Звали его, как выяснилось, Афиногеном. И именно поэтому ветку его старшего сына Даниила Козлова, того самого, чьи родственники отыскались в Карелии, в деревне стали называть «финыньками» (а подумал сначала, что их так прозвали за наше «финно-угорское» происхождение)! Ветку же, идущую от моего прадеда Терентия (родного брата Даниила), в деревне до сих пор называют «теринькань». Так уж здесь повелось называть семьи близких родственников уменьшительными именами старейшин рода!

Глядя на эти три четких периода в истории села, а как известно все родовые записи в российских селах вплоть до революции 1917 года велись в церквях, возникают сразу несколько законных вопросов:

1) Кто же вел родовые записи (о рождении, вступлении в брак, о крещении, о погребении и т. д.) в селе «Архангельское, Донгузлей тож» с 1758 по 1797 и с 1845 по 1859 год, до тех пор, когда в селе появился, согласно официальной историографии, первый православный молитвенный дом?

Православный храм в селе Березовка

2) Не является ли время отсутствия архивных записей с 1877 года вплоть до 1908 год как раз периодом отсутствия в селе действующего православного храма. Тогда официальная информация о том, что «церковь реконструирована в 1900 году после пожара», как раз и отражает, хотя и не совсем точно, печальную картину длительного отсутствия в селе православной обители?

3) Почему не велись (или не сохранились в местных архивах) записи с 1797 по 1845 год? Может быть, эти записи осели не в пензенских, а где-нибудь в саратовских, а возможно даже, и в самарских архивах?

4) Когда появились первые фамилии у жителей села?

5) Нет ли более подробной информации о нашем селе и моих родственниках в РГАДА – Российском государственном архиве древних актов?

Вот эти и многие другие, менее существенные вопросы ждут еще своих разгадок на пути моего личного изучения науки генеалогии и истории своего рода… На этом предложении, мои дорогие читатели, я и хотел поставить точку… невольно скрыв от вас еще одну небольшую семейную тайну! Долго сомневался: говорить – не говорить?! Но друзья настояли – рассказывай! Эта информация не будет лишней в контексте такого повествования. А дело в чем? При начале работы над этой книгой, меня терзали сомнения: имею ли я право, пользуясь «служебным положением» автора книги, рассказывать на фоне многовековой истории родного края свою собственную историю рода? Не слишком ли это вызывающе? Может, это не просто не скромно, а весьма комично и даже нагловато в некотором смысле? Сам неоднократно замечал за собой, что сразу начинаю возмущаться над теми авторами, кто свою ординарную личность начинает выпячивать в какой-нибудь исторической работе, размещая свои личные фото и фото своих родных в галерею по-настоящему исторических личностей. Да, конечно, каждый человек – это весьма важная «частица Вселенной», и каждый из нас имеет право на свое имя и уникальную человеческую судьбу в этом мире. Все мы – творцы вселенской истории. Впрочем, мы также и лишь крошечные «пылинки мироздания». Разумеется, каждый в разной мере. Но так уж повелось, что книги пишутся о героях и правителях! А народ – что? Он является только статистом великих событий либо их историческим фоном. Вот так и я, и мой род – только малая толика, малозначимый эпизод этого «великого сценария» под названием «мировая история»! И все-таки! Друзья меня уговорили: сначала рассказать о тех самых таинственных «эрзя», о которых мало кто и что знал. Причем рассказать на примере своего индивидуального ДНК-теста, совместив историческую информацию о народе эрзя с моей полученной в результате тестирования гаплогруппой N, субклад М178, ветвь – Z1941 (N1c1a1a2a1a). А затем мои друзья заразили меня идеей изучить и свое семейное генеалогическое древо. Причем не только его изучить, но и включить в эту свою книгу. Честно и без позерства признаюсь, что долго сомневался в такой необходимости, а главное, в целесообразности, исходя из масштаба исследования. Ну при чем здесь какая-то личная, вполне заурядная история рода простого провинциального человека в масштабах страны (ну или хотя бы в масштабах одного из ее краев)? Но коллеги убедили, что одними из основных философских принципов являются: изучение осуществляется от простого к сложному, от абстрактного к конкретному. И именно так мы и поступаем в этом повествовании. В данном случае история моего рода просто служит наглядным ярким примером одного из «кирпичиков» крупного здания истории нашего края. Древо моего рода (см. ниже на вложенном рисунке) мне помогла построить, изучив огромное количество архивных материалов, моя коллега по Академии ДНК-генеалогии, руководитель Общественного объединения «Генеалогическое общество Алматы» Светлана Викторовна Карнаухова. Здесь я публикую только часть древа (по линии моего отца Козлова Василия Федоровича). Ведь в том виде, как построено это древо моими коллегами-генеалогами Светланой Карнауховой и Евгением Пайором в специальной программе, оно по своим размерам не «влезает» в формат данной книги (требуется как минимум формат А3). Поэтому и размещаю здесь только одну часть древа (по линии отца), которое вполне вмещается в формат книги и при этом неплохо читается. А расшифровку некоторых ее ветвей я опишу ниже. Разумеется, настоящую ценность это древо имеет только для меня и моих родных, ну и, может быть, еще для моих близких друзей. Но как пример кропотливой работы над историей своего рода вполне годится. Что же касается древа по линии моей матери Козловой (в девичестве Князьковой) Анны Ивановны, то оно оказалось, неожиданно для меня, более объемным даже древа по отцовской линии! Здесь только фамилий, с которым так или иначе связана родством моя мама, оказалось значительно больше: Куклины, Логиновы, Брякуновы, Клянчины, Слеповы. К стыду своему, многие из этих фамилий даже в моей памяти не отложились. Хотя надо отдать должное моем маме – она очень хорошо знала, помнила и часто рассказывала мне историю своего рода. И очень гордилась своими сородичами. Ведь даже директором их поселковой школы был ее двоюродный брат – Федор Алексеевич Князьков, очень известная и уважаемая в районе личность, фронтовик, который воевал под Сталинградом, старший лейтенант, командир взвода. Его сын Николай Федорович продолжил дело отца, став директором школы после него.

Отсюда напрашивается невольный вывод: узнавая свои индивидуальные истории родов, мы расширяем общую палитру исторических знаний о своей стране. Для себя же самого я сделал также определенный вывод, что не зря потратил на это уйму времени, узнав много нового и интересного о своих родителях и родственниках. И для того чтобы развить успех и «углубиться» еще хотя бы на несколько поколений моего рода, потребуется еще более усердная работа с имеющимися архивными данными Пензы и поиск новых документов, в том числе в архивах Саратова и даже Самары. А также аналогичная работа в РГАДА – Российском государственном архиве древних актов. И только после этого можно будет «поставить точку» в этих увлекательнейших исследованиях, чтобы уверенно самому себе сказать: нет, я не пресловутый «Иван, не помнящий своего родства»!

В «расшифровке» древа моего рода вряд ли есть что-то заслуживающее всеобщего обсуждения. Поэтому привожу его здесь частично и больше как наглядный пример работы с архивными данными своих родных. И того, что из этого, в конце концов, может получится. В моем случае, как я уже писал выше, – удалось найти имя своего прапрадеда Афиногена Козлова. Впрочем, и без «скелетов в шкафу», как принято говорить в таких случаях, не обошлось. Ну или без «раскрытия семейных тайн», если говорить по-научному. А история эта такова. Всей нашей родне была известна история: как моя родная бабушка по линии отца (Козлова-Юртаева Александра Филипповна, годы жизни: 28.05.1909–06.03.1993), которую мы всю жизнь звали «баба Лена», в свое время не выполнила «волю богатых родителей» и, не получив их благословления, самостоятельно вышла замуж за моего деда, красавчика, рубаху-парня Федора Козлова, у которого за душой не было ни копейки! Сама баба Лена была из семьи не просто обеспеченной, а богатой. Мама ее, получается моя прабабушка – Юртаева-Табакова Стефанида Михайловна, так до конца жизни и не простила свою непослушную дочь и не смирилась с ее выбором. Поэтому навсегда прокляла дочь и запретила всем своим родным с нею общаться. Отцом «властолюбивой и злопамятной Стефаниды», по найденным мною архивным данным Пензенского архива, был Табаков Михаил Матвеевич (1840 г.р.), а дедом, соответственно, Табаков Матвей (1840 г.р.). Проживали они все в Саратове и, по слухам, владели каким-то заводом или фабрикой. То есть род был точно не из бедных. Фамилия Табаков мало распространена в наших краях, а вот в Саратове эта фамилия встречается весьма часто. Есть среди Табаковых, кстати, и фабриканты. Мне не составило труда узнать также, что наш знаменитый актер Табаков Олег Павлович, народный артист, любимец публики, а до недавнего времени еще и художественный руководитель и директор МХТ им. А.П. Чехова (2000–2018), основатель и художественный руководитель Московского театра под руководством Олега Табакова («Табакерка») (1987–2018), тоже родом из Саратова. А кроме того, он «на одну четверть мордвин», как он сам о себе не уставал повторять. Впрочем, настоящая фамилия Олега Павловича, как выяснилось позже, не Табаков. «Моего прадеда, бедного и голодного Ивана Утина усыновили богатые крестьяне Табаковы. И дедушка Кондратий Иваныч уже был Табаков, а тот, Ванька – тот был еще Утин. Мордвин!» – Так рассказывал об этом сам Олег Павлович. Рассказывал… Как известно, нашего любимого актера не стало 12 марта 2018 года. Еще Табаков говорил корреспондентам СМИ, любившим брать у него интервью: «Для меня мое угро-финское происхождение – это как талисман. В моей профессии фарт – отнюдь не последняя категория. После войны, мне рассказывали, в Европе банки становились на ноги и норовили в наблюдательный совет заманить хотя бы одного венгра, потому что он приносил фарт. Венгры – угро-финской группе принадлежат, как и мордвины. В каком-то смысле я и сам венгр».