Текст книги "Зигзаги судеб и времён (Из записок старого опера)"

Глава 3
В гостях

Вечером этого же дня я, захватив гимнастёрку, казацкую фуражку и купленные в магазине сельпо халву, чай и баранки, пошёл к деду Воробью.

Огромное краснобокое солнце уже уходило на покой за горизонт, за высокие сосны соснового бора и сопок. В воздухе ещё стояло марево от изнуряющей жары. По пыльной улице станицы конные пастухи гнали стадо коров. Поднятая густая пыль тягучей весью встала над базами. Рёв коров, окружённых тучами мошкары, комаров и слепней, звон болтунов[36]36
  Болтун – большой самодельный колокольчик из железа или медного листа.


[Закрыть] на их шеях, матерные крики пастухов перемешивались с резким щёлканьем кнутов, с криками хозяек, встречающих свою скотину, хриплым прерывистым лаем кобелей. Босоногая детвора, разгоняя кур и ковыляющих вразвалку уток, бежала с прутиками сухого краснотала[37]37
  Краснотал – ива остролистая, или красная верба.


[Закрыть] вдоль медленно двигающегося стада – для них это было очередное увлекательное событие в однообразной сельской жизни. На завалинках[38]38
  Завалинка – сооружение, насыпь вдоль наружных стен дома для предохранения от промерзания зимой.


[Закрыть] у своих куреней[39]39
  Курень – дом казаков.


[Закрыть] сидели старики, спокойно смотревшие на всю эту сельскую вакханалию, повторяющуюся изо дня в день, из года в год.

Под этот гомон я вошёл на баз[40]40
  Баз – двор.


[Закрыть] деда Воробья. У ворот увидал женщину лет пятидесяти – внучку деда, Лизавету, встречавшую свою корову Жданку. Лизавета поздоровалась со мной:

– Здарова бывал! Лександра, заходь в курень, зарас калгатня[41]41
  Зарас калгатня – сейчас суета.


[Закрыть] закончится, и я поспею.

Лизавета была высокого роста, худощавая, сутуловатая. На ней был старенький выцветший балахон[42]42
  Балахон – верхняя женская одежда.


[Закрыть], латаный передник. На голове красовалась зануздалка[43]43
  Зануздалка – платок, надеваемый казачками для полевых и пыльных работ, прикрывает уши, часть лица, рот.


[Закрыть] – платок, закрывавший большую часть смуглого лица, оставляя открытыми лишь глаза. Ноги обуты в старенькие, изрядно поношенные калоши. Поднявшись по скрипучим ступеням древнего крыльца с перилами, я открыл дверь. Войдя в горницу, увидел сидевшего на лавке у стола в исподнем деда Воробья. Я, подражая ему, поздоровался:

– Здорова живёте!

Обрадованный моим приходом, дед ответил:

– Слава Богу! Заходь, Лександра.

Вытащив из пакета гимнастёрку и фуражку, я подал их деду:

– Прими, дедуня, подарочек, носи на здоровье!

Дед дрожащими руками взял вещи у меня и, прослезившись, вытирая утиркой глаза, воскликнул прерывистым скрипучим голосом:

– Ай да Лександра! Дюже порадовал старика! На за ради[44]44
  На за ради – спасибо.


[Закрыть]! А мои-то гимнастёрочка и фуражка давно уж заветшали. Тапереча я могу и на гульбища к девкам ходить. Энтать дюже стаёть, ай не[45]45
  Энтать дюже стаёть, ай не? – Это очень дорого стоит, или нет?


[Закрыть]?

При этом он хитровато подмигнул мне.

Я сел рядом с ним на лавку, и мы разговорились о погоде, о последних станичных новостях. Вспомнив о Кабысдохе – собаке деда, спросил:

– Что-то не видно, дедуня, Вашего Кабысдоха.

Дед Воробей хлюпнул носом, прослезился и с горечью сообщил:

– Совсем ветхий годами стал[46]46
  Ветхий годами стал – стал очень старым.


[Закрыть] быть мой друзьяк, да и околел опосля. Ужо мене дюже жалковато его.

Он взял обрывок газетного листка, лежащий на столе, насыпал в него из тряпочного кисета самосад, скрутил «козью ножку», дрожащими руками чиркнул спичкой о коробок, закурил, жадно затягиваясь. Долгое время молчал, вспоминая что-то, а потом, вытерев слёзы утиркой, продолжил:

– От смертушки спас деда мой друзьяк. Было это давненько, ешо помоложе я был. По зиме поехал на нашем маштаке[47]47
  Маштак – малорослая лошадь плотного сложения, или конь-тяжеловес.


[Закрыть] в бор за ветьем[48]48
  Ветье – хворост.


[Закрыть]. Так вот, собираю ветье в сани, а Кабысдох тилипается[49]49
  Тилипаться – болтаться.


[Закрыть] вокруг меня. Тут маштак захрипел и стал прясть ушами, да и Кабысдох штой-то почуял, зарычал. Маштак от страха завилюжил[50]50
  Завилюжить – продвигаться по зигзагу, лавировать.


[Закрыть], попятился, а сани-то зацепились за пень, перевернулись и грядкой[51]51
  Грядка – боковые бруски, которые препятствуют опрокидыванию саней и увеличивают площадь для укладки грузов.


[Закрыть] придавили мне ноги. Я – глядь в сторону буерака[52]52
  Буерак – овраг.


[Закрыть]. Тю! А тамаки махиннай[53]53
  Махиннай – громадный.


[Закрыть] матёрый бирюк[54]54
  Бирюк – волк.


[Закрыть] стоить и своими жёлтыми бельтюками смотрить на меня. Всё нутро у меня дюже захолонуло[55]55
  Захолонуло – очень похолодело от страха.


[Закрыть]! И думка мене пришла, што это карачун[56]56
  Карачун – смерть.


[Закрыть] мой стоить, враз[57]57
  Враз – сейчас; сию минуту; тотчас.


[Закрыть]он меня, варнак серый, съист! Ружжа-то у меня не было с собой. А мой друзьяк не испужался. Да-а-а. Он в одночас[58]58
  В одночас – сразу; тотчас.


[Закрыть] кинулся на бирюка. Схватились они кублом, но мой Кабысдох успел зараз за горло бирюку прищипиться клыками, и сам кубыть[59]59
  Кубыть – должно быть; как будто бы.


[Закрыть] пострадал, но серого отогнал! Да-а-а.

Вскоре в горницу вошла Лизавета с цыбаркой[60]60
  Цыбарка – ведро.


[Закрыть] парного молока и, обращаясь ко мне, предложила:

– Лександра, отведай парного молочка.

Дед Воробей обратился к ней:

– Лизавета, чадонюшка, заберечь[61]61
  Заберечь – хорошо принять и угостить.


[Закрыть] гостя. Глянь, какой он подарок деду сделал. Вот я и гутарю, што тапереча в новой справе[62]62
  Справа – форменная одежда.


[Закрыть] зараз пойду на игришша[63]63
  Игришша – собрание молодёжи для игр, плясок и забав.


[Закрыть].

Он надел гимнастёрку, нахлобучил на голову фуражку и, стоя перед зеркалом в тяжёлой деревянной оправе, висевшим над столом, цокая языком, с явным удовольствием любовался собой. Это зеркало по периметру было всё облеплено пожелтевшими фотографиями каких-то незнакомых мне дедов в казачьей форме и с шашками, женщин различного возраста. Оно выглядело своеобразным окном в прошлое.

И тут я увидел на левой штанине шаровар деда надорванный клок ткани. Не удержавшись, шутливо спросил:

– Дедуня, это где же Вы шаровары разорвали, небось к девкам через плетень лазили?

Дед, оторвавшись от зеркала, гневно спросил меня:

– Лександра, вот ты скажи, наприклад[64]64
  Наприклад – например.


[Закрыть], мене, какое такое право имеет Гитлер, анчибел[65]65
  Анчибел – нечистый дух; бес.


[Закрыть] треклятый, забижать старика?

Я удивлённо посмотрел на деда, потом на Лизавету. Она улыбнулась и, махнув рукой, сказала:

– Да Гитлер – это цап[66]66
  Efan – козёл.


[Закрыть] Найдёновых. Забижает стариков и ребятишек малых. Анадысь[67]67
  Анадысь – на днях.


[Закрыть] на деда нашего кинулся, чуть до смерти не забрухал[68]68
  Забрухал – забодал.


[Закрыть].

Дед Воробей, воодушевившись, продолжил:

– Третьего дня заранкой я почекилял[69]69
  Почекилял – похромал.


[Закрыть] погутарить к своему друзьяку деду Федоту. Порешали мы с ним готовить собе домовины[70]70
  Домовины – гробы.


[Закрыть] – ужо пора в дальний поход сбираться. Так вот, иду я напрямки по мостку через буеракский ручей[71]71
  Буеракский ручей – ручей в овраге.


[Закрыть]. Ентот мосток такой узкий, што по нему пройдёть тока один человек. Да-а-а.

Дед замолчал, обдумывая дальнейший ход своих мыслей. Затем он, посасывая уже потухшую «козью ножку», продолжил:

– Так вот, тока я вступил на мосток, сустрел[72]72
  Сустрел – встретил.


[Закрыть] Гитлера. Он, варнак такой, морду свою рогатую и бородатую наклонил и вприщур на мене смотрить хитрюшшими бельтюками. Лександра, вот почему у всех этих ворогов одинаковые бельтюки? А? Я взганался[73]73
  Взаганался – догадался.


[Закрыть], думаю, быть беде! Осенил себя крестным знаменьем, про себя гутарю: «Тот не казак, што боится собак!»

Шагну вперёд, дык, он мене навстрел[74]74
  Навстрел – навстречу.


[Закрыть]. Я остановлюсь, и он стоить. Штоб ентова Гитлера, сучьего отродья, черти забрали! Так нахилился[75]75
  Нахихлился – нагнулся.


[Закрыть] и роги свои на мене наставил, кубыть в полон[76]76
  Полон – плен.


[Закрыть]желаить деда взять. Одно слово – прокудное[77]77
  Прокудное – зловредное.


[Закрыть] животное. Тока я собрался в отступ идтить, как ентот Гитлер рогами меня и полоснул. Я не успел почунеть[78]78
  Почунеть – очухаться.


[Закрыть], как кубырком свалился с мостка в ручей и шальвары свои порвал. Один срам, да и только!

А давеча бабка Авдееха пошла по своим бабьим делам к буеракскому ручью, навстрел ей ентот варнак Гитлер. Она стала тыкать в его бестыжую морду своим байдиком[79]79
  Байдик – стариковский посох.


[Закрыть]. Да куда там! Гитлер мотнул рогами и вырвал байдик из рук Авдеехи. Она как заверешшит, а ентот анчибел[80]80
  Анчибел – нечистый дух; бес.


[Закрыть] её бодаеть, и упала бабка под откос буерака, и от неё такая вонишша пошла – просто срам один.

Дед Воробей высоко поднял крючковатый указательный палец и, хитро улыбаясь в прокуренные усы, продолжил:

– Лександра, ты знаш, што делаеть ведьмедь, когда в лесу дюже испужаеться? Ей правнушки – накладёть большую кучу своего вихтя[81]81
  Вихть – испражнения.


[Закрыть]! Так вот, Авдееха тоже дюже спужалась… Вот я и думаю, што ентого прокудного анчибела надобно приговорить к высшей… э-э… как енто?.. Ах да, к казни! А Лизаветушка, милушка моя, нонче заштопает шальвары.

Меня поразило трогательное и ласковое отношение деда Воробья к своей внучке Лизавете и её безграничная забота об этом столетнем деде.

Она тем временем стала накрывать на стол. Поставила горшок с наваристой лапшой, отдельно – разваренную жирную, желтоватую курицу, дымящий отварной картофель нового урожая, шанежки с мясом и картошкой, каймак[82]82
  Каймак – густые сливки; густая варёная сметана.


[Закрыть] в братине[83]83
  Братина – большая деревянная чаша.


[Закрыть]с деревянными ложками. Повеяло аппетитным ароматом горячей пищи.

Пока она накрывала на стол, я стал спрашивать деда о прошедших далёких событиях в жизни его и моих предков:

– Дедуня, а почему тебя кличут Воробьём?

Дед поёрзал на скамье, покряхтел. Было видно, что этот вопрос для него неприятен. Он приставил ладонь к своему уху, наклонясь ко мне, переспросил скорее всего по привычке:

– Ась? Да-а-а. Лександра, мне только стукнуло осьмнадцать годков, как я со своими погодками и друзьяками принимал в станице присягу перед строевой. Опасля мы дюже много выпили чихирю[84]84
  Чихирь – виноградное вино домашнего приготовления.


[Закрыть]. Ну я и свалился под плетень база Лушки Горовой. Там же я и обронил свою хфуражку. На след день я её искал, но не смог найтить. А Лушка-то и подобрала её. А в хфуражке, ядрёна корень, воробьи свили гнездо. Лушка, лахудра, всем на хуторе об этом накутила[85]85
  Накутила – насплетничала.


[Закрыть], раскалякала[86]86
  Раскалякала – рассказала.


[Закрыть], штоб её игрицы[87]87
  Игрицы – черти, нечистая сила.


[Закрыть] задрали! Вот и стали мене обзывать Воробьём, да и нехай, хорошо, што не кура там яйцо отложила!

Дед, хитро улыбаясь, свой указательный – узловатый, скрюченный – палец приставил к прищуренному правому глазу, подмигнув мне левым, проговорил ласково:

– Лизавета, чадонушка, жалочка моя, достань-ка чекушечку на разговор. Она за образами стоить. Да и бурсаки[88]88
  Бурсаки – домашний хлеб.


[Закрыть], бурсаки покладь на стол. За правду и волю ешь вволю! Лександра, ты чего это чухаешься[89]89
  Чухаешься – чешешься.


[Закрыть]? Свербить, што ля[90]90
  Свербить, што ля – чешется что ли; зудит, что ли.


[Закрыть]?

– Дедуня, у вас много слепней да оводов летает, просто житья от них нет!

Дед Воробей многозначительно произнёс:

– Да-а-а! Это всё мериканцы кубыть со своих… эк энтать сгутарить?.. Ах, да – еропланов. Так вотати, с еропланов разбрасывают фекалиаты. Давеча Лизавета по радиву слухала про это. Чтоб черти забрали ентих анчибелов!

– Дедуня, да как же с самолётов всю эту гадость – фекалии – можно разбросать по всей стране?

Он поднял указательный палец вверх и многозначительно, снизив голос до шёпота, завершил:

– Ей, правнушки[91]91
  Ей, правнушки – конечно, в самом деле.


[Закрыть]! Оне, анчихристы, всё могут!

Елизавета вытащила из-за иконы в «красном» углу куреня чекушку водки и поставила её на стол.

Дед с явным удовольствием налил себе в маленькую стопку водку и, прищурив правый глаз, хитро спросил:

– Ну, ставаришш[92]92
  Ставаришш – товарищ; друг.


[Закрыть], сообчи-ка мене, скоко чарок пьёт казак за праздничным столом?

Я в некотором замешательстве вопросительно посмотрел на деда, потом на улыбающуюся Елизавету, а он продолжал куражиться:

– Вот послухай. Первая чарка, которую выпивает казак – застольная с дузьяками за праздничным столом, пьют её дюже много разов. Вторая – стременная, енто когда казак ногу ставит в стремя. Третью чарку кличут закурганной, енто когда казак прощается с любушкой за последним базом перед дальней дорогой. А вот четвёртая – коню в морду, енто когда казак ускакал в степь. Он останавливается, сам себе наливает четвёртую чарку, а потом целует коня в морду. А покуда ты ешо молод, как куга зелёная, то отведай узвару[93]93
  Взвар – напиток, получаемый от кипения воды с травами, плодово-ягодными добавками.


[Закрыть]:

– Лизавета, милушка, принеси вьюноше узвару.

Елизавета принесла запотевший кувшин с взваром и налила его мне в огромный стакан, который я мысленно назвал «сиротским». Она ласково проговорила:

– Лександра, кушайтя, не гребуйтя[94]94
  Не гребуйтя – не пренебрегайте, не брезгуйте.


[Закрыть] нашим угошшением.

Дед Воробей перекрестил рот и произнёс скороговоркой:

– Сохрани нас, Боже, от бешеной воши! – выпил стопку водки, крякнул и, утиркой вытирая усы и бороду, задумчиво сообщил:

– Водочка гамазейная[95]95
  Гамазейная – магазинная.


[Закрыть] хороша, но николаевская была дюже лучше, крепше.

Я же выпил холодный, ароматный взвар.

Тут дедуня, поёрзав на лавке, вдруг запел высоким, старческим, дрожащим и надтреснутым голосом:

 
– Полно вам, снежочки, на талой земле лежать…
Полно вам, ребятушки, горе горевать…
Оставим тоску-печаль по тёмным по лесам,
Станем привыкать мы к азиятской стороне.
Станем доставать ружжо и шапку, и суму,
Станем забывать отца и матерь, и жену…
 

При этом он пристукивал своей клюкой об пол и притопывал ногой в такт песни. Окончив петь, дед закашлялся, а затем привстал из-за стола, опершись левой рукой на свою клюку, и, вытянув правую руку с сжатым кулаком, в котором ему явно чудилась твёрдая рукоять его боевой шашки с туго затянутым темляком[96]96
  Темляк – шнур, прикреплённый к рукояти холодного оружия, шашки, сабли и т. п.


[Закрыть], так же громко, по-петушиному, скомандовал:

– Сотня, шашки вон, вперёд, намётом, лавой, марш, марш!..

В это время дедуня ощущал себя вахмистром на своём верном донце Воронке в суровом бою далёкой Первой мировой войны.

Лизавета, тихо сидевшая на приступке у печи, всплеснула руками и воскликнула:

– Ну исто Аника-воин[97]97
  Аника-воин – человек, который хвастается лишь вдалеке от опасности.


[Закрыть] – ерпыль[98]98
  Ерпыль – человек, который не может усидеть спокойно на месте.


[Закрыть] настояшший!

Дед Воробей, раззадорившись, уже не крестясь, выпил вторую чарку со словами:

– Спаси нас, Боже, от бешеной воши!

Было заметно, что он захмелел. Молчаливая Елизавета, что-то ворча себе под нос, тайком убрала чекушку с остатками водки – да так, что дед этого не заметил.

Он же, отведав каймака[99]99
  Каймак – молочный продукт; обычно густые сливки; густая варёная сметана.


[Закрыть] с бурсаком, резво, по-молодецки хлопнул себя ладонями по коленям, расправил усы со словами:

– Веселы привалы, где казаки запевалы. – И, широко раскинув руки, словно хотел кого-то обнять, запел уже другую казачью песню:

 
– Ехал на ярмарку ухарь-купец,
Ухарь-купец, удалой молодец.
Вздумал купец лошадей напоить,
Вздумал деревню гульбой удивить.
Вышел на улицу весел и пьян,
В красной рубахе, красив и румян…
 

Пел дед долго, с удовольствием, затем закашлялся и замолчал. Я, опасаясь, что он вновь «бросится в бой», спросил его:

– Дедуня, бабушка Екатерина сказала мне, что наших дедов называли постными казаками. Расскажи, почему у них было такое прозвище?

Он, скорее всего, по привычке, приложив ладонь к уху, переспросил:

– Ась?

После очередного приступа сухого кашля, долго разглаживая свою прокуренную жёлто-белую бороду, дед начал:

– Мы-то – низовские рожаки[100]100
  Низовские рожаки – уроженцы нижнего Дона.


[Закрыть]. А батюшка белый ампиратор Николай Первой нас всем гуртом с Дона родимого направил на Терек, а уж опосля мы перешли в Сибирское казачье войско на Горькую линию. А прозвишша наши были всегда – «постные», потому што казаки нашего роду – худые, как борзые куцые кобели, и смуглявенькие. А ешо раньше прозывали нас «греками», потому как в корню нашем есть и греково семя.

Дед Воробей, похлебав лапши, откусив пышный бурсак, долго жевал его. После этого, опустив голову, замолчал, словно в своих мыслях погрузился в далёкие времена. Затем, убирая прилипшую к бороде лапшу, продолжил свой рассказ:

– Вот, Лександра, токо мы обжились на новом месте в станице Нижнебурлукской на Горькой линии, отстроили куреня, нарожали деток, вокат[101]101
  Вокат – как тут; как раз.


[Закрыть] началась ампирилистическая война с ан-чихристами. Так мы все, постные казаки, и оказались на фронте.

А пред этим казаков со всех станиц нашего уезда собрали в Кокчетавской станице. Красотишша там – вокруг площади густой лес и река Чаглинка. Народишшу тамаки полным-полно. Крики казаков и охфицеров, ржание лошадей, мать родна-я-полная карусель, да и только! И тут вышла одна заковырка. Аккурат во время осмотра справы и лошадей у сандыктавского казака Васятки Данилова ветелинары забраковали коня. Не вышел надоть быть скакун мастью. Батька Васятки купил другого коня у уездного богатея. Вокат осмотр справы и коней был у казаков нашей Нижнебурлукской станицы. Васятка присоседился к ним. Подходють к нему ветелинар и подъесаул Бородихин, наглый такой, сучье отродье. Подъесаул осмотрел коня, и видно, што скакун пондравился Бородихину. Стало быть, он потребовал, штоб Васятка Данилов отдал ему коня. Васятка ему отказал. Тут Бородихин кулачишшем своим как вдарит казака в зубья и выбил передний зуб. Кровишша тут пошла у Васятки, а ентот охфицер оскаляется[102]102
  Оскаляется – улыбается.


[Закрыть]. Ну, наши-то казачки и не сдержались. Кинулись они на Бородихина, как соколы на дичь, и давай его бить. А кто-то и шашку выхватил. Подъесаул вытащил из кабуры свой пистолет и выстрелил. Пуля попала нашему станишному казаку Ванятке Булатову в глаз. Такая карусель тут началось. Я тока вскочил на свого Воронка, как кто-то сзади выстрелил и дюже хлестнул мого коня по левой ноге. Воронок взвился на дыбы от боли, да так, што я еле удержался в седле. Тут он и понёс с испугу. Я прижался к луке, натягиваю уздечку, а конь-то не слухает меня. Воронок версты две намётом скакал, насилу я его остановил. Он весь в мыле, храпит и косит на меня глазами – испужался сильно. Когда же возвернулся, то увидел, што казаки таки зарубали шашками Бородихина. Казачков уже окружили охфицеры, казаки с других станиц, служивые и сидельцы[103]103
  Сидельцы – охранники.


[Закрыть] с винтовками. Никого не подпускають, разоружили их и оттесняють к реке. Да-а-а. Много тогда арестовали станишников нашего уезда. А меня, Лександра, вишь, Воронок спас, отвёл от беды.

Дед замолчал, потом закашлялся. Выпил взвару и свесил вниз голову, видимо вспоминая эти неприятные для него трагические события. В курене воцарилась гробовая тишина, прерываемая жужжанием мухи на окне и тихими вздохами Лизаветы, которая сидела на припечье, положив свои натруженные смуглые руки на колени.

После долгой паузы дед Воробей плаксиво, с горечью в голосе сказал:

– Лександра, а дед-то, наприклад, мог стать генералом. После лазарета я возвернулся в свой полк, стоявший под Вильно. Бои с германцем были дюже тяжёлые. И вот наш сотник послал мене, друзьяка маво односума[104]104
  Односум – близкий однополчанин.


[Закрыть] Шандыбу Митрия и ешо троих казаков нашей сотни в дозор. Мы медленным шагом двинулись в сторону речушки Вилии. И тамаки мы услыхали выстрелы. В одночас поскакали намётом туда и у реки увидали германский уланский разъезд. Оне окружали наши орудия. Батарейцы с фейерверкером[105]105
  Фейерверкер – унтер-офицер артиллерии Российской империи.


[Закрыть] отбивались из последних сил. Вот тут-таки мы подсобили им и сразились с германцами. Отбили батарею казаков и фейерверкера. В этом бою германский улан[106]106
  Улан – лёгкий кавалерист, вооружённый пикой, саблей и т. п.


[Закрыть], анчихрист проклятый, палашом омахом[107]107
  Омахом – с размаху.


[Закрыть] саданул мене по голове. Кровишши вытекло немало, ажник ноги от слабости заплетались.

Вокат в нашу сотню прибыл новый командир полка. Пузатый такой, стекляшками своими на носу поблёскивает. Подзываеть мене к собе, оскаляется и гутарить великатно[108]108
  Гутарить великатно – говорить вежливо, деликатно.


[Закрыть]:

– Ну, герой, пойдёшь к мене ординарцем? Как твоя хфамилия?

Хитнулся[109]109
  Хитнулся – пошатнулся.


[Закрыть] я, дюже слабый был, но дубочком стою[110]110
  Дубочком стоять – стоять навытяжку.


[Закрыть], и вот тут-таки обмишулился[111]111
  Обмишулился – ошибся; дал маху.


[Закрыть], гутарю: «Авдотья Ивановна, Ваш брод[112]112
  Ваш брод – благородие.


[Закрыть]».

Поруха вышла[113]113
  Поруха вышла – ошибка, промах, оплошность вышла.


[Закрыть], да и токо. У нас, казаков, под фамилией разумели супружницу, жонку. Супружница-то моя была Авдотья Ивановна, царство ей небесное. А наш командир полка был новенький из Петербурга и не знал этого. Посмотрел он на мене как-то странно, потёр свои стекляшки и гутарить:

– Ну што, казак, ступай в сотню, видимо дюже тяжёлая у тобе рана!

Да-а-а. Вот так, стал бы я ординарцем, а там – глядь, и генералом мог бы стать. Вот я и разумею, што полковнику не пондравился мой вид. Я-то был после ранения в ентом бою наопаш[114]114
  Наопаш – одет в накидку, не надевая в рукава, не застёгиваясь.


[Закрыть], голова рудыми лахунами[115]115
  Рудыми лахунами – кровавыми тряпками.


[Закрыть] перевязана и шатало мене, як будылья[116]116
  Будылья – сухие стебли сорных трав.


[Закрыть] на ветру. Ну, Лександра, як ентать сгутарить? Ах, да, за ентот бой мене и друзьяку Шандыбе Митрию дали Егория.[117]117
  Егорий – Георгиевский крест.


[Закрыть]

– Дедуня, а где твой Георгиевский крест? Сохранил ты его?

Дед Воробей опустил голову и долго молчал. Потом поднял на меня глаза, полные слёз, и с горечью стал рассказывать:

– Да-а-а. Лександра, ентот Егорий и другие медальки я хранил ажник до двадцать первого году. Вокат в сочельник в нашу станицу прискакала казачья полусотня. Вечор в наш курень заходит урядник[118]118
  Урядник – офицерский чин Российской империи.


[Закрыть] с казаком. Ентот урядник дюже смердит[119]119
  Смердит – воняет.


[Закрыть], как старый крёх[120]120
  Крёх – боров.


[Закрыть]. Зашёл он в горницу, осмотрелся, выставил ногу свою в грязном сапожище, хлопает хлыстом по холяве[121]121
  Холява – голенище сапога.


[Закрыть], усы свои рыжие, как котейка, распушил, бельтюки пришшурил, посматривает так искоса на мене и гутарить:

– Ты – Тихон Гудожников?

– Я, мил человек.

– Ну што, старый хрыч, старшой-то твой у краснопузых служит? Нонча[122]122
  Нонча – сегодня.


[Закрыть] мы твою душу к праотцам отправим!

А сам другой рукой из кобуры вытаскивает маузер.

Да так матерно лаять[123]123
  Лаять – ругается.


[Закрыть]. Да-а-а. Моя Авдотья Ивановна охнула, да так и ухнулась на приступок, закрыла ладонями лицо и завыла, как бирюк на месяц. Захолонуло[124]124
  Захолонуло – замерло.


[Закрыть] у мене нутро, и думаю я: «Ну вот, Тихон, и пришёл твой карачун[125]125
  Карачун – смерть.


[Закрыть]!». Молюсь про себя: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного!». А урядник повернул голову на стенку, где висели мой Егорий, медальки, хфурашка и шашка, показывает на них маузером и гутарить:

– Это чьё, старый стручок?

– Всё моё, мил человек.

Хмыкнул урядник, стволом маузера сдвинул папаху набок. О чём-то раздумывая постоял, почёсывая стволом голову. Потом повернулся, штой-то буркнул казаку, и они молча вышли из куреня.

Помолился я на образа и думаю: «Ну вот святая молитва отвела от меня беду». Но на этом эта история не закончилась. Вокат перед святой Пасхой в нашу станицу прибыл с Питера отряд красногвардейцев подавлять мятеж станишников в уезде.

Заходит в наш курень ейный комиссар насурововатый[126]126
  Насуроватый – суровый; насупленный, мрачный.


[Закрыть] такой с двумя бойцами. Зыркают по стенам. А над моей лавкой на стене по-прежнему висят казачья хфурашка, моя верная подруга шашка, Егорий и медальки. Комиссар до мене гутарить:

– Чья шашка и царские цацки?

Я ему отвечаю:

– Всё енто моё, господин хороший. С амперилистической войны храню.

А он мне аскаляется[127]127
  Аскаляется – улыбается.


[Закрыть] и гутарить:

– В упор я не вижу тут таки господ. Немало ты, враг мирового пролетариата, нашего брата порубал ентой шашкой. Немало ты, белогвардейская гнида, пролил кровушки трудового рабочего люда. Не будет тобе никакой пощады – враз же поставим к стенке.

Да как в одночас вдарить кулаком в мои зубья, а другой рукой сорвал с моей шеи гайтан[128]128
  Гайтан – шнурок для ношения нательного крестика.


[Закрыть]. Упал я, кровишша из рота льётся, кубыть сознание потерял. Жонка моя Авдотья Ивановна, царство ей небесное, кинулась в ноги комиссару, кричить, умоляеть его:

– Не бейте мужа маво, он на войне контуженный и раненый в боях с германцем и австрияками.

Комиссар подошёл к стене и сорвал шашку, Егория, медальки и хфуражку. Егория и медальки положил в карман своей шанельки, мою боевую подругу шашку отдал бойцу, а хфуражку бросил на пол и растоптал своим грязным сапогом. Смотрить на меня, как солдат на вошь, аскаляется и гутарить:

– А куды ты, контра белогвардейская, заховал[129]129
  Заховал – спрятал.


[Закрыть] пулемёт и гранаты?

Я ему шепчу:

– Господин хороший, гражданин командир, нетутя у мени ни пулемёта, ни гранат, да и не было никогда.

Подняли меня красные бойцы с полу и поташшили на баз. Один из бойцов взял цыбарку[130]130
  Цыбарка – ведро.


[Закрыть] со стылой[131]131
  Стылая – холодная.


[Закрыть] водой и вылил её на меня. Потом под конвоем босым через всю станицу поволокли в амбар купца Полаткина, а тамаки уже полно наших казаков станишников – и молодые, и старики. А ентот комиссар пошёл в курень, где был станишный совет, к председателю Колюшке Коровину, царство ему небесное.

Дед Воробей замолчал, вздохнув, перекрестился на образа и долго сидел с опущенной головой, видимо вспоминая далёкие лихие годы. Затем, что-то ворча себе под нос, из кисета дрожащей рукой высыпал на маленький листок газетной бумаги самосад и, скрутив «козью ножку», молча закурил, закашлялся.

После долгой паузы он продолжил:

– Да-а-а. Так вот, Колюшка Коровин, наш председатель и сказал ентому питерскому комиссару, што мой старшой – красный командир в Первой конной и сражался с Врангелем и Махно, а потом и на Кавказе, где его дюже ранило. В ентот же вечор меня ослобонили[132]132
  Ослобонили – освободили.


[Закрыть]. А вот Егория, медальки и шашку так и не возвернули. Какая-то стервь из нашей станицы гутарила красному командиру, што у мени есть пулемёт и гранаты. И принял я через это лютое здевательство. Да-а-а.

После этого дед Воробей вытер утиркой слёзы на покрасневших глазах и долго молча, опустив голову, смотрел в пол, изредка подкашливая. Было уже довольно поздно, и я собирался уходить, как дед вдруг поднял голову и, хитро посмотрев на меня, тихо сказал:

– Лександра, а вот после мятежа ночью в станицу вокат тайно прибёгли на двух пристяжных, запряжённых в пичкатные сани[133]133
  Пичкатные сани – расхожие розвальни.


[Закрыть], два брата Гудожниковых – Федосей, твой прадед, и твой тёзка Лександр. Это сынки маво двоюродного брата Ивана. Они служили в шестой сотне Сибирского конного казачьего полка. С собой у них был тяжалюшший рундук[134]134
  Рундук – сундук.


[Закрыть]. Што в рундуке было, я не знаю, но Федосей гутарил, што там была полковая касса. Они ентот рундук ночью кудай-то заховали[135]135
  Заховали – спрятали.


[Закрыть], когда шли в отступ. Я што разумею, ентот рундук до сих пор спрятан. Лександра, я слыхал, што есть какой-то прибор, как бинокль. Тока в него можно видеть, што лежить под землёй.

Я засмеялся и поведал деду о существовании миноискателя.

Было уже далеко за полночь. Лизавета спала на печи, и только изредка раздававшийся сухой кашель деда Воробья нарушал тишину. Было видно, что он был возбуждён от нахлынувших воспоминаний и пытался мне что-то ещё рассказать, но я ему тихо сказал:

– Дедуня, уже довольно поздно, вон и Лизавета уснула, да и бабушка Екатерина наверняка беспокоится обо мне. Можно я завтра вечерком к вам загляну?

Мой неугомонный собеседник как-то сник, было видно, что он явно устал. Я попрощался с дедом и вышел на улицу.

Чёрное бархатное небо было покрыто яркими, мерцающими звёздами, месяц освещал землю. Слабое дуновение тёплого ветерка приносило степной полынный запах. Над станицей стояла звенящая тишина, изредка прерываемая далёким брёхом кобелей. Под впечатлением рассказов деда Воробья мне казалось, что вот сейчас из-за поворота дороги с топотом и храпом лошадей, гиканьем казаков вылетит сотня и пронесётся вдоль станицы в неведомую даль. Но было тихо и сонно. Со стороны реки бесшумно и медленно поднимался густой, клочковатый туман. И вот после этого прошло много лет, и эта история со спрятанной полковой кассой получила своё неожиданное продолжение, о котором я поведаю далее.