Текст книги "После Куликовской битвы. Очерки истории Окско-Донского региона в последней четверти XIV – первой четверти XVI вв."

Грамота московского князя Вердеревским, выданная в том же 1522 г., описывая «межу тои отчине», включавшей «селище Выползово», предполагаемый «Выползовъ» московско-рязанского докончания 1381 г., перечисляет «речки» внутри границ владений Вердеревских. Из пяти рек жалованной грамоты, Мошки, Почки, Гремячки, Черничной и Марьинки, четыре локализуются в верхнем бассейне р. Прони и ее левого притока, р. Рановы[69]69
  Смолицкая Г. П. Гидронимия бассейна Оки (список рек и озер). М., 1976. С. 179, 186 (две pp. Мошки, правый и левый притоки Рановы); 175, 179, 181 (две pp. Гремячки, правый и левый притоки Прони ниже Рановы), 177 (р. Черниченка, правый приток Прони ниже Рановы); 175, 177, 181 (две pp. Марьинки, правый и левый притоки Прони ниже Рановы).


[Закрыть].

Надо заметить, что р. Верда, другой левый приток Рановы, где тоже, как известно, располагались наследственные владения рода, «а по тои вотчине стали слыть Вердеревские»[70]70
  Цит. по: Гамаюнов А. И. К вопросу о достоверности первого упоминания Венева // АРИ. 2002. Т. 7. С. 324.


[Закрыть], не указана в границах «межи» по вполне понятным причинам. Первым владельцем этих мест был внук «Ивана Салахмиря», Григорий Григорьевич[71]71
  Лихачев Я. Я. Разрядные дьяки XVI в. СПб., 2007. С. 100.


[Закрыть], пожалованный землями по Верде явно после кончины Олега Ивановича.

Верхнее течение Прони и ее притоков с домонгольского времени принадлежало не пронским, а рязанским князьям[72]72
  Насонов А. Я. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951. С. 211.


[Закрыть] и осталось рязанским после нашествия[73]73
  АСЭИ. Т.З. С.339; Морозов Б. Я. Грамоты XIV–XVI вв. из копийной книги Рязанского архиерейского дома // АЕ за 1987 г. М., 1988. С. 299–300.


[Закрыть]. Среди «рязаньских градов» при жизни Олега Ивановича, в конце XIV в. упоминается «Вердерев», локализуемый исследователями на р. Верда[74]74
  Тихомиров М. Я. «Список русских городов дальних и ближних» // Тихомиров М. Я.
  Русское летописание. М., 1979. С. 121.


[Закрыть]. Та же река была, много позднее, в начале XVI в., на излете рязанской государственности, охраняемым рубежом Рязани «от поля». В грамоте 1501 г. вдовой великой княгине Агриппине с указом о «береженье» московского посольства, едущего через рязанские земли в Крым, Иван III предписывает «проводить» дипломатов «до Верды до своих (рязанских. – А. Л.) сторож, чтобы… от ваших (рязанских. – А. Л.) людей от заполян лиха… не было;…да и подводы бы дати по своей земле до украйны»[75]75
  Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою ордами и Турцией. Сборник РИО. Т. 41. СПб., 1884. С. 365–366.


[Закрыть].

Так что если высказанное выше предположение о локализации «места Выползовъ» на рязанском пограничье в верхнем бассейне р. Прони верно, то, скорее всего, где-то по соседству надо искать и «Талицу» с «Такасовомъ».

Употребленный докончанием в отношении «мест Талица, Выползовъ, Такасовь» глагол «съступитися» то есть «уступить», видимо, должен был означать добровольную уступку бывшим владельцем своей собственности. Так, князья Иван и Андрей Ивановичи в договорной грамоте с великим князем Семеном Ивановичем «съступилися… на стареишинство» старшему брату частью «путей», завещанных отцом им, а не новому великому князю московскому, а великий князь Василий Васильевич «съступися» некоторыми волостями в пользу дяди, князя Константина Дмитриевича[76]76
  ДДГ. С. 11, 64.


[Закрыть]. Новый статус трех «мест», согласно тексту московско-рязанского докончания, подчеркнем еще раз, ясен, они переходят от Рязани к Москве.

Совершенно иначе выглядит в московско-рязанском докончании 1381 г. запись о «месте Тула», относительно которого в договоре употреблен запретительный глагол «не въступати», присутствующий в княжеских договорах XV в. как составная часть устойчивой взаимной клятвы князей, гарантирующей неприкосновенность владений договаривающихся сторон[77]77
  «Блюсти, ни въступати, ни обидети» (ДДГ. С. 70, 76, 81, 87 и др.).


[Закрыть]. Вопрос же в нашем случае заключается в том, на кого этот запрет распространялся: пункт договора 1381 г., содержащий информацию о государственной принадлежности «места Тулы», в отличие от полной определенности с «Талицой, «Выползовомъ, Такасовомъ», по смыслу амбивалентен.

На самом деле, понимание ситуации с «Тулой», как она изложена в докончании московского и рязанского великих князей, «в то ся князю великому Олгу не вступати и князю великому Дмитрию», зависит от того, какое синтаксическое толкование получит «и», стоящее между именами договаривающихся князей. Предлог может быть как соединительным, аналогичным современному «и», так и весьма распространенным в древнерусском языке противительным, близким по значению предлогам «но» или «а»[78]78
  Примеры: Сл. РЯ XI–XVII вв. М., 1979. Вып. 6. С.75.


[Закрыть]. В зависимости от этого кардинально меняется и смысл фразы. В первом случае ее надо понимать как запрет обоим князьям «вступати» в «Тулу», во втором – как указание на передачу рязанской «Тулы» московскому князю, и тогда запрет распространяется только на Олега Ивановича. В последнем случае статус «места Тулы» по договору 1381 г. аналогичен статусу «мест Талицы, Выползова, Такасова»[79]79
  Особняком стоит мнение К. А. Аверьянова, считаюшего «место Тула» договора 1381 г. «автономной теорриторией», находившейся в начале 80-х гг. XIV в. под управлением ордынской администрации: Аверьянов К. А. Купли Ивана Калиты. С. 46–47. Если это так, то совершенно непонятно, почему «автономная» Тула стала объектом договорных отношений Москвы и Рязани, не имевших, коль скоро прав автор, никакого к ней отношения.


[Закрыть].

Неудивительно, что, например, С. М. Соловьев так и не пришел к однозначному толкованию вышеприведенного пункта докончания, предложив сразу оба возможных объяснения статуса «места Тулы»[80]80
  Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1988. Кн. 2. С. 462.


[Закрыть], а А. Е. Пресняков находил это место московско-рязанского договора «непонятным»[81]81
  Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 411. Прим. 49.


[Закрыть].

Знаки препинания в изданиях древнерусских текстов, как известно, расставляются пубикаторами[82]82
  Ср. замечание Л. В. Черепнина во Введении к подготовленной им публикации духовных и договорных грамот: «Знаки препинания расставляются по смыслу, применительно к современному их употреблению» (ДДГ. С. 6).


[Закрыть]. Случай с договором 1381 г. далеко не единственный, и коллизии, в которых понимание смысла того или иного места древнерусского текста целиком зависит от одного из двух синтаксического толкования предлога «и», известны в отечественной археографии[83]83
  Ср. подмеченную Г. М. Прохоровым аналогичную проблему с трактовкой текста известного сочинения XIV в. «От иного послание о повинных». Исследователь относит его к творчеству митрополита Дионисия Суздальского и датирует 1381 г.: Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Повесть о Митяе. СПб., 2000. С. 395–396.


[Закрыть]. Московско-рязанское докончание издавалось целиком четырежды, и двусмысленность статуса «места Тулы» нашла прямое отражение в синтаксисе публикаций текста грамоты 1381 г.

В трех изданиях московско-рязанского договора 1381 г. перед предлогом «и» неизменно ставилась запятая, «и то ся князю великому Олгу не вступати, и князю великому Дмитрию». Так фраза выглядит в публикациях грамоты в Древней Российской вивлиофике Н. И. Новикова[84]84
  Древняя Российская вивлиофика. Изд. 2. Ч. 1. М., 1788. С. 92.


[Закрыть], Собрании государственных грамот и договоров[85]85
  СГГД. Ч. 1. М., 1813. С. 54.


[Закрыть] и издании комплекса княжеских духовных и договорных грамот, подготовленном Л. В. Черепниным[86]86
  ДДГ. С.29.


[Закрыть]. Совершенно очевидно, что во всех трех случаях предлог «и» издателями оценивался как противительный.

В последнем по времени, четвертом издании грамоты, осуществленном В. А. Кучкиным, запятая в интересующей нас фразе отсутствует. Следственно, предлог «и» между именами договаривающихся князей здесь, по мнению публикатора, не противительный, а соединительный.

Сообразно синтаксической двусмысленности текста московско-рязанского договора отечественная историография предлагает и два варианта объяснения ситуации с «местом Тулой» по состоянию на лето 1381 г.

Первый сводится к тому, что рязанская «Тула» по докончанию 1381 г. перешла во владение Москвы. Так полагали М. М. Щербатов[87]87
  Щербатов М. М. История Российская от древнейших времен. СПб., 1784. Т. 4. Ч. 3. С. 10. Это следует из пересказа текста докончания, опубликованного в приложении: «Что же касается до Тулы… да пребудет за великим князем Дмитрием, также Талица, Выползов и Такасов».


[Закрыть], Н. М. Карамзин[88]88
  Карамзин Н. М. История государства Российского. М. 1993. Т.5. С.46.


[Закрыть] А. Е. Пресняков[89]89
  Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 411 («Владения Дмитрия Ивановича заходят за Оку: тут Тула»).


[Закрыть], уже наши дни с ними солидаризовались А. Г. Кузьмин и А. Б. Мазуров[90]90
  Кузъмин А. Г. Рязанское летописание. С. 225; Мазуров А. Б. Средневековая Коломна в XIV – первой трети XVI вв. С. 105. Оба автора полагают, что после московско-рязанского «нелюбья» 1385 г. Рязань вернула себе «Тулу», следовательно, предыдущие пять лет она была московской, а до этого рязанской.


[Закрыть]. Таково же мнение и авторов последней по времени публикации, посвященной «Туле» XIV–XV вв., Г. А. Шебанина и А. В. Шекова, предлагающих, правда, свое объяснение лексической стороны документа: в текст грамоты по вине писца вкралась ошибка, и на месте «и» должен стоять другой предлог, «то»[91]91
  Шебанин Г. А., Шеков А. В. О политической принадлежности Тулы во второй половине XIV–XV вв. // Битва на Воже – предтеча возрождения средневековой Руси. Рязань, 2004. С. 146–147.


[Закрыть] (? – А. Л.). Разумеется, было бы замечательно все несоответствия собственных построений текстам документов русского средневековья объяснять именно таким образом, но в нашем случае в этом нет никакой необходимости. Повторимся, с точки зрения грамматической предлог «и» может быть в данном контексте истолкован как противительный.

Другое толкование статьи московско-рязанского докончания предлагает видеть в «Туле» 1381 г. своеобразную «ничейную территорию», «нейтральную зону», получившую такой специфический статус в результате политического взаимодействия в регионе Москвы, Орды и Рязани.

В тексте договора в связи с «Тулой» присутствуют, как помним, упоминания баскаков и «царицы» Тайдулы, в связи с чем высказывались подозрения в некоем особом статусе территории[92]92
  См. например: Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 411.
  Прим. 49; Насонов А. Н. Монголы и Русь. С. 78. Прим. 1.


[Закрыть]. Этот гипотетический особый статус привел В. Л. Егорова и В. А. Кучкина, независимо друг от друга, к выводу о том, что «место Тула» – «нейтральная» территория. Оба автора, в отличие от сторонников московской принадлежности Тулы, подробно аргументируют свою позицию, но по-разному, объясняют происхождение этого «нейтралитета».

В. Л. Егоров, странным образом не заметивший запятую в тексте докончания (автор пользовался публикацией Л. В. Черепнина, где знак, как помним, присутствует), считает «Тулу» изначально принадлежавшей непосредственно ханше Тайдуле и управлявшейся ее баскаками. После разгрома татар на Куликовом поле ситуация, полагает В. Л. Егоров, не изменилась, «Тула» оставалась ордынской, хотя реально последняя утратила контроль над регионом. Москва и Рязань, в свою очередь, одинаково стремились овладеть «Тулой», но в договоре 1381 г. вынуждены были дать друг другу взаимное обязательство не занимать ее; «нейтральный статус» «Тулы», таким образом, явился следствием политического равновесия в регионе сил договаривающихся сторон, Москвы и Рязани[93]93
  Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды XIII–XIV вв. С. 41, 52.


[Закрыть].

Сходные выводы В. А. Кучкина, также посчитавшего предлог «и» текста докончания 1381 г. соединительным, что отразилось в подготовленной им публикации документа, свелись к предложенной ранее В. Л. Егоровым схеме, но с учетом неравноправного для Рязани характера московско-рязанского договора. Ордынская «Тула», полагает исследователь, какое-то непродолжительное время действительно могла принадлежать Москве и ранее заключения договора, перейдя к великому князю Дмитирию Ивановичу либо после разгрома татар на Воже в 1378 г., либо после Куликовской битвы. Однако летом 1381 г., при заключении договора, московский князь не рискнул закрепить за собой «Тулу», связав при этом, как «брат стареишии», Олега Ивановича Рязанского обязательством «не въступати» в нее[94]94
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 257–258. Впрочем, еще А. Н. Насонов высказывал предположение о принадлежности «Тулы» Москве до Куликовской битвы, едва ли не со времени «великой замятни» в Орде т. е. с 60-х гг. XIV в.: Насонов А. Н. Монголы и Русь. С. 78. Прим. 1.


[Закрыть].

Оба автора, повторимся, исходят из изначальной ордынской принадлежности «Тулы», однако еще А. Е. Пресняков в свое время предложил иное толкование упоминания баскаков и «царицы Таидулы»: «простую… ссылку на объем Тульского уезда нельзя принимать за указание на особое положение Тулы»[95]95
  Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. С. 411. Прим. 49.


[Закрыть].

Свою мысль А. Е. Пресняков не развил, однако она предельно ясна. «Ведение» «Тулы» баскаками могло иметь в виду не управление «местом», а исчисление «выхода» с территории, проведенное ордынскими чиновниками, автоматически предполагавшее как перепись населения, так и установление границ новой податной единицы. Именно таким образом, «по описи и по людем» начислялась, например, в середине XV в. доля «выхода» в Орду с вотчинных владений и новых пожалований брата великого князя московского Василия Васильевича, суздальского князя Ивана Васильевича, с «оуделов» вдовой великой княгини Софьи Витовтовны и братьев великого князя московского Ивана III[96]96
  ДДГ. С. 157, 159, 197.


[Закрыть].

Рязанские земли были «положены в число» в 1257 г.[97]97
  ПСРЛ. М., 1962. Т. 1. Стб. 474–475: «Toe же зимы приехаша численници и сщетоша всю землю Суждальскую и Рязаньскую и Муромьскую».


[Закрыть], причем, возможно, именно баскаками, помимо прямых обязанностей, заключавшихся в получении дани, занимавшихся и переписью населения[98]98
  Греков Б. Д., Якубовский А. Ю. Золотая Орда и ее падение. М., 1998. С. 167.


[Закрыть]. В Рязани около этого времени сидел собственный баскак, по доносу которого, согласно В. И. Татищеву, в Орде был убит в 1270 г. рязанский князь Роман Ольгович[99]99
  Татищев В. Н. Собрание сочинений. Т. 5–6. С. 49.


[Закрыть].

В начале XIV в., как известно, институт баскачества прекратил на Руси свое существование[100]100
  Зимин А. А. Народные движения 20-х гг. XIV в. и ликвидация системы баскачества в Северо-Восточной Руси // Известия АН СССР. Сер. Истории и филологии. М., 1952. Т. 5. С. 61–62.


[Закрыть], но за исключением двух территорий. Первой была Киевщина и Подолия, где баскаки известны в 30-40-х гг.[101]101
  Шабулъдо Ф. Μ. Литовско-ордынский и польско-ордынский кондоминиум в украинских землях в XIV в. // Сословия, институты и государственная власть в России. Средние века и Раннее Новое время. Сб. статей памяти акад. Л. В. Черепнина. М.2010. С. 496–497.


[Закрыть], вторая – южные окраины Рязанского княжества или соседствующие с ними земли по Верхнему Дону, где баскаки действовали в середине XIV в.[102]102
  Насонов А. Н. Монголы и Русь. С. 78. Прим. 1; Halperin Ch. J. Russia and the Golden Horde The Mongol Impact on Medieval Russian History. L, 1987. P. 37–40. Речь идет о местности на Среднем Дону, известной как Червленый Яр («Черленый Яр» источников), которую А. Н. Насонов считал южным пограничьем Рязани, другие же исследователи полагают, что указанная территория была улусом Золотой Орды (Шенников А. А. Червленый Яр. Исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV–XVI вв. Л., 1987. С. 10, 15–16; Селезнев Ю. В. Рязанское великое княжество и Орда на рубеже XIV–XV вв.: военное давление или пограничная война? // Верхнее Подонье: Природа. Археология. История. Тула, 2004. Т.2. С. 57–67).


[Закрыть], причем эти баскаки были православными[103]103
  В предположении о сохранении института баскачества на юге Руси А. Н. Насонов и Ч. Гальперин опираются на единственный источник – грамоту митрополита Феогноста о епархиальной юрисдикции «Черленого Яра», в которой среди адресатов послания фигурируют баскаки. Как в этой, так и в грамоте «на Черленый Яр» митрополита Алексея, баскаки перечислены среди «всех християн Черленого Яру», к которым первоиерархи обращаются как к своим «детем», т. е. духовным чадам (Русский феодальный архив XIV – первой половины XV вв. Ч. 2. М., 1987. С. 292–296). А. А. Шенников (Шенников А. А. Червленый Яр. С. 10) считает их «православными татарами», а саму принадлежность татар к православию едва ли не массовым явлением в Орде середины XIV в., что во всех отношениях сомнительно.


[Закрыть] и, скорее всего, русскими. Так что под баскаками грамоты 1381 г. необязательно надо понимать только татар-сборщиков дани в принадлежавшем Орде «баскачестве»[104]104
  Текст московско-рязанского договора 1381 г. дал В. Л. Егорову основание предполагать существование в XIV в. особой административной единицы Орды, «Тульского баскачества» (Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды в XIII–XIV вв. С. 41; Он же. О времени возникновения Тулы // Тула историческая: прошлое и настоящее. С. 32).


[Закрыть].

Относительно «ведения» баскаками «места Тулы» в докончании дана расплывчатая временная отсылка на «царицу» Тайдулу, а не на правившего в Орде хана – «царя».

Любимая из четырех жен скончавшегося в 1431 г. хана Узбека, мать наследовавшего ему Джанибека, убитого в 1357 г. ее же внуком, Бердибеком, два года спустя свергнутого, с ее согласия ханом Кулпой, Тайдула погибла в 1360 г. вместе со свергнувшим Кулпу ханом Новрузом[105]105
  Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. Источниковедческий анализ золотоордынских документов. СПб., 2004. С. 45–46, 87, 137, 142. В отечественной историографии Тайдула зачастую считается женой не Узбека, а Джанибека, ср.: Карамзин Н. М. История государства Российского. Т. 5. М., 1993. С. 48; Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды XIII–XIV вв. С. 41–42. Эта традиция идет от русских средневековых источников, считавших Тайдулу женой Джанибека: Орешников А. В. Перстень св. Алексея митрополита // Seminarium Kondakovianum. Прага, 1928. Т. 2. С. 172.


[Закрыть]. «Царица» была современницей пяти «царей», пережив четверых из них. «Ведение» «места Тулы» по логике должно было иметь место еще при хане Узбеке, когда собственно Тайдула и была «царицей», т. е. не менее чем за полвека до заключения московско-рязанского договора. Однако и после кончины Узбека Тайдула, возведенная при жизни мужа в сан «главной матери», играла существенную роль в жизни Орды, определяя внешнеполитические дела[106]106
  Григорьев А. П., Григорьев В. П. Коллекция золотоордынских документов XIV в. из Венеции. Источниковедческое исследование. СПб., 2002. С. 34–36.


[Закрыть]. Вероятно, «ведение» баскаками «места Тулы» началось за два-три десятилетия до 1381 г. Возможно, «царица» имела здесь и практический интерес – к южной границе Великого княжества Рязанского примыкали «тюмены» князей – ближайших родственников Тайдулы[107]107
  Григорьев А. П. Ярлык Мухаммеда Бюлека митрополиту Михаилу // Мамай. Опыт исторической антологии. Казань, 2010. С. 24.


[Закрыть].

В исследованиях давно обращено внимание на то, что из шести ханских ярлыков русским митрополитам, дошеших до наших дней, половина, ярлыки 1347, 1351 и 1354 гг. даны от имени не хана, а ханши Тайдулы[108]108
  Плигузов А. И., Хорошкевич А. Л. Русская церковь и антиордынская борьба в XIII–XV вв. (по материалам Краткого собрания ханских ярлыков русским митрополитам) // Церковь, общество и государство в феодальной России. Сб. статей. М., 1990. С. 88.


[Закрыть], причем все три относятся ко времени ее вдовства, когда в Орде правил ее сын Джанибек[109]109
  Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам. Источниковедческий анализ золотоордынских документов. С.44, 57; Он же. Конкретные формуляры чингизидских жалованных грамот XII–XIV вв. // Тюркологический сборник. 1974. М., 1978. С. 213.


[Закрыть]. Этим же временем, правлением Джанибека, датировал «ведение» баскаками Тулы В. А. Кучкин[110]110
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 257–258.


[Закрыть].

«Ведение», скорее всего, преследовало не управленческие, а фискальные цели. В 1359 г. ставку недолгое время «сидевшего» в Орде хана Новруза посетили «вси князи руские» и здесь был произведен некий «роздел княжениям ихъ»[111]111
  ПСРЛ. Т. 15. Стб. 96.


[Закрыть]. Наверняка в 1359 г. в Орде побывал и Олег Иванович. Вполне вероятно, этот «роздел» 1359 г. каким-то образом был связан событием двухлетней давности, ноября 1357 г., когда на Русь «прииде посол изъ Орды отъ царя именем Итъкара по запросе ко всем князем роусъскимъ»[112]112
  ПСРЛ. Т. 15. Стб. 66.


[Закрыть]. Имя «царя» летописи не называют, но им был, скорее всего, убитый в этом же году Джанибек, и речь определенно шла о каком-то экстренном ордынском налоге вне сумм обычного «выхода». Если это так, то среди «всех князеи», адресатов «запроса», был и рязанский князь Олег Иванович.

В связи с последним особого внимания заслуживает уникальное известие Софийской I летописи, сообщающее о том, что перед Куликовской битвой «Мамаи нача слати к великому князю (московскому Дмитрию Ивановичу. – А. Л.)… выхода просити, какъ было при цари Чзянибеке, а не по своему докончанъю»[113]113
  ПСРЛ. Т. 6. Вып. 1. М., 2000. Стб. 458–459.


[Закрыть], в связи с чем В. А. Кучкин совершенно справедливо предположил, что в правление хана Джанибека имели место какие-то изменения в порядке взимания с русских земель ордынского «выхода»[114]114
  Памятники Куликовского цикла. С. 53.


[Закрыть]. Судя по всему, речь надо вести о простом увеличении суммы «запроса». И в более поздние времена правители Орды видели именно в эпохе правления Джанибека ту идеальную ситуацию в финансовых обязательствах Москвы ханам, которой надлежало придерживаться их наследникам. Полвека спустя после убийства Джанибека Едигей в письме великому князю Василию Дмитриевичу, объясняя причины ордынского набега на Русь 1408 г., указывает на нарушение Москвой платежных обязательств и требует прислать в Орду «от своих бояр единого… [с] старыми оброки, как давал царю Жанибеку» и заплатить «серебро» сполна «по старине по правде»[115]115
  СГГД. Ч. 2. М., 1819. С.56.


[Закрыть]. Не исключено, что при Джанибеке и при участии Тайдулы выплата с Рязанского княжества была увеличена за счет описанного ее баскаками «места Тулы». Надо помнить о безусловном праве «царей» на переделы границ внутри русских княжеств, с точки зрения Орды собственного улуса.

Если высказанные выше предположения правомерны, то «объем», словами А. Е. Преснякова, рязанской «Тулы» мог быть определен «баскацами» двумя-тремя десятилетиями ранее Куликовской битвы в связи с фискальными задачами и по инициативе Орды. Забирая по договору 1381 г. «место Тулу» себе, великий князь московский Дмитрий Иванович принимал на себя и обязательство платить ханам дополнительный «выход» с нового «примысла» – возможность возобновления выплат «царям» предусматривалась в ряду прочих московско-рязанских договоренностей[116]116
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 334: «А с татары аже будет князю великому Дмитрию миръ… или данье, ино и князю великому Олгу миръ или данье с одиного со княземъ с великимъ з Дмитриемъ».


[Закрыть].

В княжеских грамотах и иных юридических документах постоянно встречаются топонимы, например, те же «Талица», «Выпорлзовъ» и «Такасовъ» договорной грамоты 1381 г. в абсолютном большинстве, в отличие от «места Тулы» безо всяких дополнительных разъяснений и комментариев. Несомненно, договаривающиеся стороны в каждом из этих, равно как и во многих иных случаях, имели в виду территории с понятными для обоих субъектов договора границами, не требовавшими никаких дополнительных разъяснений. С этой точки зрения «место Тула», к лету 1381 г., времени заключения московско-рязанского докончания, возможно еще не получила ясного для обеих договаривающихся сторон понимания «объема» территории, для чего и понадобилось включить в текст ссылку на недавнее «ведение» «Тулы» баскаками.

Считать «место Тулу» московско-рязанского договора «нейтральной» мешает и еще одно обстоятельство. Самостоятельной ордынской политики Рязань, как помним, с лета 1381 г. проводить не могла, все ее действия должны были диктоваться из Москвы. Докончание четко фиксирует расстановку сил в треугольнике «Москва – Рязань – Орда»: «А с татары аже будет князю великому Димтрию миръ… ино и князю великому Олгу мир… с одиного… А будет немиръ князю великому Дмитрию…с татары, князю великому Олгу быти со князем великим Дмитриемъ… с одиного на татаръ и битися с ними»[117]117
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 334.


[Закрыть]. Проще говоря, гипотетическое самовольное «вступление» Рязани в «Тулу» естественным образом влекло за собой «немиръ» с Ордой, прямо нарушая этот пункт договора.

Таким образом, «место Тула» московско-рязанского докончания 1381 г., скорее всего не первоначально ордынская, а потом «нейтральная» территория, а рязанская, перешедшая летом этого года по договору Москве с запретом Олегу Ивановичу Рязанскому «вступати» в ее границы, установленные баскаками при «царице Таидуле» около середины XIV столетия.

Со всех точек зрения любопытно, зачем великому князю московскому в 1381 г. понадобились отбирать у Рязани и присоединить к своим владениям «место Тулу» и «места Талица, Выползовъ, Такасовъ», земли, далеко отстоящие и от московско-рязанской пограничной Оки, и друг от друга. Кроме того, если «место Тула» гипотетически все-таки могло иметь выход к Оке, границе между Рязанью и Москвой, и ее включение в состав удела значительно увеличивало владения Дмитрия Ивановича, то рязанские владения в верховьях р. Прони к Оке прямого выхода иметь не могли, да и вряд ли были особенно велики.

Выскажем предположение, что речь идет о первой, во всяком случае, известной нам, попытке Москвы войти в Окско-Донской регион, установить в 1381 г. контроль за стратегически важными территориями «брата молодшего» на «Резанскои стороне» Оки. Владение перечисленными в договорной грамоте двумя теперь уже бывшими рязанскими объектами обеспечивало Дмитрию Ивановичу слежение за путями с юга к Москве и, естественно, в обратном направлении, сухопутным и водным. Первый, сухопутный, через «место Тула», имел принципиальное значение для организации обороны, второй, водный, через «места» Талицу, Выползов и Такасов – для международной торговли.

Сухопутная дорога из степей на Русь, как известно, шла вдоль правого берега Дона, и «место Тула» на ней занимало ключевое положение на пути к Оке, что в итоге и предопределило строительство здесь позднее, в 1-й четверти XVI в., самой южной каменной крепости Российского государства[118]118
  Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 382. О стратегическом значении сухопутных дорог региона красноречиво свидетельствуют результаты археологических исследований А. Н. Наумова: Наумов А. Н. Водораздельные городища и сухопутные дороги на водоразделе Оки и Дона в развитом средневековье. (К вопросу о методике археологического поиска) // Верхнее Подонье: Природа. Археология. История. Т. 1. Тула, 2007. С. 112.


[Закрыть]. Нет, однако, особых сомнений в том, что осознание московскими суверенами стратегической важности «Тулы» произошло гораздо ранее XVI в.

Водный путь в том же направлении шел через Проню, Ранову и ее притоки, которым можно было попасть из Дона в Оку и на котором какую-то доминантную роль в XIV в. играли «Талица, Выползовъ, Такасовъ». В верхнепронских владениях Олега Ивановича находились «волоки», соединявшие через верховья Прони и ее притоков Оку с Доном через левый приток Дона, р. Воронеж[119]119
  Сыроечковский В. Е. Пути и условия сношений Москвы с Крымом на рубеже XVI в. // Известия АН СССР. Отд. общественных наук. 1932. № 3. С. 200, 215, 223, 228; Фехнер М. В. Торговля Русского государства со странами Востока в XVI в. // Труды ГИМ. Вып. 21. М., 1952. С. 13; Кудряшов В. Н. Половецкая степь. Очерки исторической географии // Записки Всесоюзного географического общества. Новая серия. Т. 2. М., 1948. С. 88.


[Закрыть]. В период заключения московско-рязанского договора 1381 г. именно этот водный путь был основным в торговых сношениях Руси с Византией и Средиземноморьем[120]120
  Тихомиров М. Н. Пути из России в Византию в XIV–XV вв. // Тихомиров М. Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969. С. 49–53.


[Закрыть], и через земли Рязанского княжества в это время шел в Москву импорт джучидских диргемов[121]121
  Волков И. В. Особенности денежного обращения в рязанско-московском пограничье в последней четверти XIV – начале XV вв. // Археология Подмосковья. Материалы научного семинара. М., 2004. С. 365–366.


[Закрыть]. Таким образом, переход «места Тулы» и «мест» в верховьях Прони к Москве ставил под контроль Дмитрия Ивановича основные пути на юг, всеми преимуществами владения которыми до Куликовской битвы пользовался Олег Иванович Рязанский.

Трудно, в то же время, сказать, был ли такой контроль реально установлен или остался только предметом договоренности. Что касается «Талицы», «Выползова» и «Такасова», то еще при жизни Олега Ивановича, то есть не позднее 1402 г. «селище Выползово» было пожаловано, как помним, в числе иных рязанских земель по верховьям Прони его свояку, предку Вердеревских «Ивану Салахмирю». Сам договор сохранял силу всего год, и уже осенью 1382 г. волею обстоятельств перестал действовать[122]122
  См. гл. 2 настоящего издания.


[Закрыть].

Потерей независимости, установлением границы на московских условиях и территориальными потерями дело не ограничилось. Как помним, летописные рассказы содержат обвинения рязенцев в ограблении возвращавшихся после Куликовской битвы москвичей. Однако касающийся этого вопроса пункт московско-рязанского докончания 1381 г. представляет известную загадку: «А что князь великии Дмитрии и братъ, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того времени что грабеж или что поиманые у князя у великого люди у Дмитрия и у брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе. А что ся ни делало дотоле, как есмя целовали крестъ, томоу въсему погреб до Спасова Преображения за четыре дни. А суд вопчии меж насъ от того праздника всему»[123]123
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 344.


[Закрыть].

Фраза докончания построена таким образом, что «поиманые» и «грабеж» могут быть как московским, захваченным Олегом Ивановичем, так и рязанским, плененными Дмитрием Ивановичем. В историографии высказывались разные точки зрения на смысловое содержание этого положения договора, но та, что речь здесь идет именно об антимосковских действиях рязанского князя, представляется исследователям очевидной. Заметим также, что в докончании говорится о двух разновременных имущественных коллизиях в отношениях Москвы и Рязани, той, что, так или иначе, связана с последствиями Куликовской битвы и другой, что предшествовала крестному целованию, причем первая решается общим судом, а под второй просто подводится черта.

Относительно всего, «что ся ни делало дотоле» В. А. Кучкин абсолютно справедливо полагает, что имущество, захваченное субъектами договора до момента его заключения, 2 августа (праздника Спаса Преображения – этот день исследователь считает и датой заключения договора) возврату не подлежит, все же взаимные претензии впоследствии решаются в судебном порядке[124]124
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С.229, 264–265.


[Закрыть]. Однако точно так же, по суду, предполагается решить вопрос о московских «поиманых» и «грабеже», оказавшихся в руках Олега Ивановича. Рязани следует почему-то не безоговорочно вернуть и то и другое Москве, а решить судьбу «поиманых» и «грабежа» также путем разбирательства с участием обеих сторон и руководствуясь только итоговыми решениями суда («по исправе»).

Вообще в этой статье договора несколько неожиданно выглядит определение «поиманые». Под последними обычно понимают захваченных рязанцами в плен москвичей. Однако во всех прочих докончаниях, дошедших до наших дней, пленные именуются «полоном» т. е. собственно военнопленными[125]125
  ДДГ. С. 43, 54,83, 86,88,91, 102, 104, 106, 108, 111, 114, 144, 286.


[Закрыть], обычно размениваемыми по завершении военных действий, и «нятцами», захваченным в плен гражданским населением, подлежащим выкупу по данным им кабалам[126]126
  ДДГ. С. 102, 104, 148 («Нятцы…на которых поиманы кабалы»). Подробнее о коломенских «нятцах»: Лаврентьев А. В. Московско-рязанское соперничество за Коломну в 1385 г. // Коломнаи Коломенская земля: история и культура. Коломна. 2009. С.52.


[Закрыть].

С другой стороны, договорные грамоты часто употебляют однокоренное уникальному, повторимся, для договорных грамот отглагольному существительному «поиманые» существительное «поимание». Наряду с определением «грабеж», оно характеризует трофеи, полученные в ходе военных действий[127]127
  ДДГ C. 36 («А кого… или что еси пограбил или что оу людеи помано»).


[Закрыть], однако и здесь, похоже, существует определенная терминологическая разница. «Грабеж» захватывался в ходе собственно вооруженных столкновений («воины и грабежи»)[128]128
  ДДГ C. 91, 93, 99, 102, 104, 111, 114, 148.


[Закрыть], «поимание» же имело в виду присвоение чужой собственности в пору «нелюбья». Так, «поиманием» договорные грамоты великого князя московского Василия Васильевича с галицкими князьями называют великокняжескую казну, захваченную в Москве отцом последних, князем Юрием Дмитриевичем, а также великокняжеский архив, «ярлыки и дефтери», в ходе борьбы за московский стол оказавшиеся в руках племянников Юрия Дмитриевича, можайского и белозерского князей[129]129
  ДДГ C. 91, 93, 141. Ср.: «А что… поимани будут мои люди в твоих городех, и в волостехъ, и в селехъ… воиною и грабежом» (ДДГ. С. 111).


[Закрыть].

Возможно, в оригинале московско-рязанского договора 1381 г. (грамота, как и прочие московско-рязанские докончания, дошла до наших дней в копии начала XVI в.) читалось не «грабеж и поиманые», а «грабеж и поимание», и речь, в таком случае, шла исключительно о захвате рязанцами имущества москвичей. Хронологическая привязка захвата «поиманых», если даже это не искажение архетипного текста докончания, и «грабежа» в московско-рязанском докончании 1381 г., «от того времени (битвы. – А. Л.)», может быть истолкована двумя способами, либо как имевшие место непосредственно сразу после сражения, либо в почти годовом временно́м промежутке между Куликовской битвой и заключением договора, то есть между 8 сентября 1380 и летом 1381 гг.

Если речь идет о тех самых грабежах сентября 1380 г., которые инкриминируются рязанцам ранними летописными рассказами о Куликовской битве и которые имели место во время возвращения армии-победительницы домой через владения Олега Ивановича, то непонятно, почему Дмитрий Иванович Московский собирается решать вопрос о них путем совместного, причем с «грабителями»-рязанцами, суда. Речь могла бы идти только о безоговорочном, в императивном порядке, возвращении того и другого, так же, как договором 1381 г. был установлен вассалитет Олега Ивановича и переведены в московское владение стратегически значимые территории Рязани, «место Тула» и «места Талица, Выползовъ, Такасовъ».

Возвращаясь к формуле о «суде вопчем» московско-рязанского договора 1381 г., необходимо вспомнить один очень важный факт. Докончание сохранилось только в рязанском варианте. Княжеские договоры, как известно, готовились в двух противенях, в нашем случае московском и рязанском, с соответствующей меной имен собственных, местоимений и пр. Если допустить, что в несохранившейся московской грамоте, предназначенной Рязани, формула «от того времени что грабеж или что поиманые у князя у великого люди у Дмитрия и у брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе» выглядела как «от того времени что грабеж или что поиманые у князя у великого люди у Олга, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе» то есть содержала аналогичное обязательство Москвы Рязани, тогда понятно появление в тексте договора 1381 г. судебной процедуры как способа разрешения вопроса о «поиманых» и «грабеже», очевидно находившихся и у того, и у другого великих князей. В таком случае, надо думать, «поиманые» и «грабеж» не были результатом антимосковских действий Олега Ивановича сентября 1380 г. или, может быть, не только их.

В московско-рязанских договорах 1402 и 1447 гг. упоминаются два размена военнопленными, один по результатам, как полагают исследователи, московского похода на Рязанское княжество 1385 г., второй же вообще относящийся к итогам битвы московских и рязанских «ратей» при Скорнищеве в 1371 г.[130]130
  ДДГ. С. 144, 54.


[Закрыть] – в обоих случаях речь идет об отпуске договаривающимися сторонами «полона» и снятии взаимных претензий по имуществу («а грабежу всему погреб») и никаких судебных процедур в связи с этим не предусматривалось. Бывало и так, что «полон», оказавшийся в распоряжении рязанской стороны, был результатом совпадения неких обстоятельств. В московско-рязанском договоре 1434 г. фигурирует московский «полон», захваченный в 1408 г. при погроме княжества, учиненном Едигеем и «запроваженный» и «запроданный» в Рязани, равно как и иной татарский «полон» договоров 1402 и 1483 гг., оказавшийся в Рязани после бегства пленников из Орды. Во всех случаях судьба «полона» также подлежала не суду, а безоговорочному возвращению «запроваженных» и «окупу» «запроданных»[131]131
  ДДГ. С. 86.


[Закрыть].

Рискнем предположить, что интересующую нас фразу договора 1381 г. надо понимать не как свидетельство антимосковских действий 1380 г. Олега Ивановича, а как следствие того, что через Рязань шли транзитные торговые пути на юг, в связи с чем, очевидно, возникали разнообразные имущественные коллизии. «А что князь великии Дмитрии и братъ, князь Володимеръ, билися на Дону с татары, от того времени что грабеж или что поиманые» может указывать на временной промежуток между 8 сентября 1380 г., Куликовской битвой, и датой заключения договора, летом 1381 г., когда в Москве и Рязани могли оказаться задержанные подданные великих князей и их имущество, судьбу которых теперь надлежало решать «вопчим судом».

В московско-рязанском договоре 1402 г. есть пункт, как правило, трактуемый как упоминание о Куликовской битве, по смыслу аналогичное тому, что включено в докончание 1381 г.: «А будет в твоеи отчине тех людеи, з Дону которые шли, и тех ти все отпустити»[132]132
  ДДГ. С. 54.


[Закрыть]. В «людях» великого князя московского, шедших «з Дону», видят участников сражения 8 сентября 1380 г., плененных рязанцами[133]133
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 248–249; Ср.: «Район битвы глухо упомянут в договорах московских князей с рязанскими… 1381… и 1402 гг.». (Хорошкевич А. Л. О месте Куликовской битвы // ИСССР. 1980. № 4. С. 93).


[Закрыть], хотя, повторимся, в ранних летописных рассказах о битве неблаговидные действия великого князя Олега Ивановича описываются как «переметывание мостов» и «грабеж», а о насильственном пленении подданных Дмитрия Ивановича не говорится вовсе.

Вообще выражение «идти с Дона» имеет устойчивый антоним «идти на Дон», употреблявшийся в документах XV в. по, так сказать, прямому назначению, применительно к тем, кто движется дорогами на юг и обратно, главным образом по торговым делам[134]134
  Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою ордами и Турцией. С. 298, 314. Ср. предостережение Ивана III великой княгине рязанской внимательней следить за попытками ухода ее подданных «самодурью на Дон в молодечество». Цит. по: Иловайский Д. И. История Рязанского княжества. С. 202.


[Закрыть]. Видеть в этом положении договора 1402 г. эвфемизм, отсылающий к событиям Куликовской битвы, а не простое указание на урегулирование положения транзитных путешественников, по каким-то причинам задержанных рязанскими властями, нет, как представляется, особых оснований.

Теснейшим образом связанным с последствиями сражения на Куликовом поле считается требование одного из пунктов докончания 1381 г. «к Литве князю великому Олгу целование сложити»[135]135
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 344.


[Закрыть]. Следующее далее обязательство рязанского князя строить свою литовскую политику исходя из характера московско-литовских отношений приводилось выше, и в нем предусматривается возможность нового «взятия любви» Литвы и Рязани в том случае, если аналогичный договор в будущем свяжет Литву с Москвой.

Подлежащее «сложению» «целование» в историографии уверенно считается договором Олега Ивановича с великим князем литовским Ягайло Ольгердовичем[136]136
  Греков И. Б. Восточная Европа и упадок Золотой Орды (на рубеже XIV–XV вв.). С. 145–146; Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 244–245.


[Закрыть], и если это так, то гипотетический литовско-рязанский договор был заключен не ранее 1377 г., года вокняжения Ягайло. В. А. Кучкин считает «целование» договора 1381 г. своеобразной «правовой основой» совместных антимосковских действий Литвы и Рязани лета 1380 г., юридически оформленным антимосковским союзом Рязани и Литвы. Исследователь, правда, делает существенную оговорку: известие о Рязани и Литве – союзниках Мамая появляется только в летописных сводах новгородского происхождения, Новгородской IV и Софийской I летописях, в более же ранних Рогожском летописце и Симеоновской летописи об этом нет ни слова[137]137
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 262–263.


[Закрыть].

В отличие от Олега Ивановича, московский князь в 1381 г. с Литвой, точнее, с Ягайло никакими договорными отношениями связан не был[138]138
  Кучкин В. А. Договорные грамоты московских князей XIV в. С. 250.


[Закрыть]. Русские дипломаты более позднего времени были уверены, однако, что собственно и посольские связи между великими княжествами тоже начались ранее вокняжения Ягайло, при его отце, великом князе Ольгерде[139]139
  Книга посольская Метрики Великого княжества Литовского. М., 1845. Ч. 2. С. 97 («почен от… великого князя Дмитрия Донского и от Олгерда короля»).


[Закрыть].