Текст книги "В Петропавловске-Камчатском – полночь…"

За завтраком вся команда собралась в буфете. Все уже знали. Одни Пашку жалели, другие злорадно хихикали – мол, так и надо, получил по заслугам. Зойка-буфетчица только вздохнула:

– И пошто я не Танька? Ходила бы сейчас в шубе, как королевна английская!

Вошел капитан, подошел к Пашке. Положил руку на плечо.

– Вот как, значит, вышло, сынок. А теперь послушай меня. Два варианта есть у тебя. Первый – можем отбить радиограмму на берег. Мол, произошла ошибка. Шубу эту твоя пассия вернет и все встанет на свои места. Вычтут с тебя только десять рублей за доставку. Ну а перед девчонкой потом тебе оправдываться. Другой вариант – все останется как есть. Шуба при девчонке, а ты при авторитете. Но будешь отрабатывать. Всю зарплату с тебя удерживать не будем, на сигареты оставим. С дополнительными заработками поможем. Будешь лишнюю вахту стоять, на берегу поработаешь в бригаде на самовыгрузку – тоже деньги. Пойдем в Японию, накупишь там дешевого кримплена, гипюра, косынок и прочего барахла, а дома боцман сведет тебя с оптовиками. Расплатишься, не горюй, но учти – это надолго. Отпуск придется отменить – не лететь же к родителям с пустыми руками! Скажешь старикам, что в дальнее плавание уходим. Все. На этом тема закрыта. Дальше – тебе решать.

Жестом он дал понять, что разговор окончен. Пашка поплелся к себе в каюту. Он шел по длинному корабельному коридору и его покачивало – то ли от волнения моря, то ли от собственного состояния. Две тысячи семьсот тридцать два рубля и только два варианта. Какой выбрать? Можно, конечно, все быстро «завернуть» обратно – вернуть шубу и забыть навсегда о Татьяне. В конце концов, кто она ему? Даже не его девушка! Встретились всего один раз, и то не совсем удачно. И все же… Где-то глубоко внутри он понимал, что если поступит так сейчас, то потом никогда себе этого не простит. Танечкины глаза будут преследовать его повсюду, и он будет чувствовать себя виноватым всю жизнь, будет ругать себя за слабость и меркантильность. К тому же, он – моряк. И нельзя ему, моряку, разрушить этот образ в глазах девушки.

Вечером, когда все собрались в кают-компании, боцман тихо спросил:

– Ну что, Паш, что решил?

– Все останется как есть, – гордо и громко заявил Пашка так, чтобы слышали все. – Я подарки назад не беру!

Раздались одобряющие возгласы и громкие аплодисменты.

– Молодец! – похвалил боцман. – Я нисколько в тебе не сомневался. Мужчина! Повезло твоей девушке!

– Эх, и зачем я год назад прогнала тебя? – по-прежнему сокрушалась Зойка. – Ходила бы сейчас в каракулевой шубе и брильянтах!

– Ты, Пашка, теперь навеки почетный покупатель в «Торгмортрансе»! – смеялись остальные.

А кто-то даже предложил Пашке одолжить пару тысяч на шубу жене. Одним словом, напряжение спало, все встало на свои места и вечер пошел своим чередом.

В Петропавловск судно пришло через три месяца, ранним апрельским утром. Не успев сойти на берег, Пашка бросился к гостинице «Восток». Не став ждать автобуса, он побежал вверх по улице, ведущей к гостинице и ресторану. Быстрее, быстрее! Он представлял, как широко раскроются Танечкины глаза от удивления, как он сожмет ее в объятиях и будет целовать ее лицо – глаза, губы…

Пашку встретил огромный замок. Он висел на двери ресторана и улыбался Пашке зловещими скважинами. Здание было закрыто на капитальный ремонт. Тщетно пытался Пашка найти следы Татьяны. Все работники уволились. Ремонтники были не в курсе, кто где, и ничем не могли помочь. Расстроенный, Пашка все же не терял надежды. Такси! Сейчас он поймает такси и поедет к ней, ведь он знает адрес!

Таксист, пожилой мужчина, оказался сговорчивым и много не запросил, всего пятерку. Пашка ехал и думал, что он скажет родителям Тани, если той не окажется дома. Скажет, что любит ее больше жизни. И если они не против, то уже завтра он приедет вместе с боцманом – свататься. И хоть это любовь с первого взгляда, для него серьезнее не бывает. А может, Танечка будет дома, тогда и объяснять ничего не придется. Он просто встанет на колено и будет просить ее руки.

Они приехали в Завойко. Таксист быстро нашел указанное место. Но там, где раньше стояли старые двухэтажные дома, теперь был огромный пустырь. Домов не было, как не было и улицы. Была расчищена большая площадка под застройку. В стороне стояли бульдозеры, экскаваторы, грузовики. Дальше – пусто. Пашка стоял посреди огромного пустого пространства и не верил. Мимо прошел рабочий.

– Эй, – окрикнул его Пашка, – а куда подевались люди?

– Какие люди? – удивился рабочий.

– Из домов, что тут раньше стояли.

– Ах, те… – он махнул рукой. – Так переселили их всех, в новостройки. Кого ищешь-то?

– Девушку мою, Татьяну.

– А фамилия?

Пашка опустил голову.

– Не знаю…

– Однако дела, – удивился рабочий, – твоя девушка, а фамилии не знаешь? Ну, извиняй, ничем не могу помочь.

Пашка метался вдоль пустыря в надежде встретить хоть кого-то, кто мог знать, куда переехала семья Тани. Застройка еще не началась, рабочих было мало, и никто ничего не знал. Понурый, он побрел назад к поджидавшему его таксисту. Ничего не спрашивая, таксист включил зажигание и повернул в сторону города.

– Не горюй, парень! – пытался успокоить его таксист. – Найдется твоя красотка, чай не на Марсе живем! Ну а если не найдется, значит – не судьба. А если не судьба, то и радоваться надо, что так все случилось. Жизнь она штука такая, знает, куда тебя ведет!

Пашка молчал. Может, прав таксист? Не судьба… Но разве не он сам хозяин своей судьбы? Следуя логике таксиста, можно сложить руки и ничего не делать. Как говорят моряки – ждать у моря погоды. А можно не сдаваться и искать. Ведь двадцатый век на дворе – неужели невозможно найти человека? В конце концов, он знает ее имя, профессию. Можно объехать все рестораны в городе и попытаться найти хоть какую-то зацепку. Наверное, он так бы и поступил, если бы не скорый уход в море. У него просто не оставалось времени.

На корабле Пашка загрустил. Парни каждый вечер сходили на берег и пускались «во все тяжкие». Вместо «Камчатки» теперь был «Вулкан», там тоже морякам было где разгуляться. Знакомились с девушками, танцевали танго под сипловатое живое пение тогда еще никому не известного Шуфутинского. Под утро возвращались на корабль, а днем, хорошенько выспавшись, бурно обсуждали прошедший вечер и предвкушали события грядущей ночи. Пашка не принимал участие ни в вечерних походах, ни в их обсуждении. Приятели пытались его растормошить, но он не поддавался на уговоры. Ему это было неинтересно. Его захватило глубокое, томящее душу одиночество. Теперь это называют депрессией. А тогда… Тогда это была просто тоска. Тоска по несбывшейся мечте, по девушке, которую, как ему казалось, он полюбил по-настоящему. Тоска по той, которой он хотел писать стихи. Только ей одной.

 
Где б ни бывал я,
Где я впредь ни буду,
Куда угодно занести судьбе:
Из Африки, с Камчатки – отовсюду
Всегда вернусь к единственной – к тебе.
И ничего не значат расстоянья,
Чтоб ни случилось, я приду домой.
И вновь скажу тебе при расставаньи:
«Я – твой корабль, ты – порт приписки мой!»
А если пересилят злые ветры,
И встать уже не хватит в мышцах сил,
Тебя я позову сквозь километры —
Я сам себя к тебе приговорил!
 

Жизнь потихоньку входила в обычное русло. Образ Танечки с каждым днем таял все больше, пока, наконец, не исчез совсем. Пашка ходил в моря, зарабатывал как мог, стоял на дополнительной вахте. За границей покупал недорогой дефицит, привозил домой и продавал, лишь бы побыстрее рассчитаться с долгом. Деньги за шубу вычитали с каждый зарплаты, оставляя ему только на сигареты и самое необходимое – тридцать пять рублей. Купить ни себе, ни родственникам он ничего не мог. Терпел. Иногда его обуревала злость на себя и обида на Танечку. Он, дурак, отдал такие деньги за шубу для нее, а она просто взяла и исчезла из его жизни! Почему она даже не попыталась его найти? Две тысячи семьсот тридцать два рубля и сорок семь копеек… Сколько можно было купить всего и себе, и родителям, и племянникам! Но нет, потратить такие бешеные деньги на какую-то девчонку, которая, наверняка, его уже и не помнит! В такие моменты Пашка чувствовал, как его начинала душить за горло мерзкая, противная жаба. Он прогонял ее, но она возвращалась, снова душила и при этом злобно хохотала. Две тысячи семьсот тридцать два рубля… Какое глупое легкомыслие с его стороны! Он снова ругал себя, ругал Танечку. И все же, когда после ремонта гостиницы «Восток», ресторан снова открылся, Пашка пошел туда в надежде, что Танечка вернулась. В ресторане работали совершенно новые люди, и про Татьяну никто ничего не знал. Это была последняя попытка. И Пашка смирился. Как сказал таксист, если не судьба, то надо радоваться, что так все случилось. Жизнь – штука такая, знает, куда тебя ведет.

Постепенно обида на Танечку стала проходить, душу отпустило. Одно было плохо – Пашка совершенно перестал писать стихи. Кому и зачем они нужны, если с той, для кого они были предназначены, они больше никогда не встретятся?

Прошло тридцать лет…

Павел Александрович с женой сошел с самолета в аэропорту города Петропавловска-Камчатского. Любимый город – как давно он здесь не был! Здесь прошла молодость, его лучшие годы. Здесь когда-то жила его девушка Татьяна, с которой он встретился только один раз, но о которой помнил всю жизнь. Он уже давно не залихватский моряк Пашка. Он – успешно практикующий юрист, и иначе как «Павел Александрович» никто к нему не обращается. Денег полно – было бы на что тратить! Те два долгих года, когда он получал зарплату в тридцать пять рублей и которых хватало только на сигареты, остались в далеком прошлом. Долго он расплачивался за свой нелепый поступок с покупкой шубы и за собственную глупость! С Татьяной больше никогда не встречался. Стихи не писал – не было желания. О том, что произошло тридцать лет назад, вспоминает с улыбкой. Но ведь бывших моряков не бывает! По ночам ему часто снится море – его бесконечная голубизна и седая пена волн. Море забыть невозможно. Но утром просыпается, а моря нет. Есть обычная суета – семья, работа. Нет, он работой доволен. И с семьей все в порядке – жена, дочь. Дочь выходит замуж, вот они с женой и прилетели на свадьбу. Завтра у него деловая встреча, а потом они с супругой пойдут знакомиться с родителями будущего мужа дочери.

Стоял сентябрь – самое лучшее время на Камчатке. Городские деревья нарядились в оранжево-красные рябиновые кружева. Было тепло, и даже непривычно жарко. Павел Александрович, закончив дела, вышел из здания Управления флота. Постоял на крыльце и, посмотрев на часы, бросил взгляд на соседнее здание. Гостиница «Восток». Мигом нахлынули воспоминания. А что, если… И уже не отдавая себе отчета, он пошел в сторону гостиницы. Ресторан «Камчатка» встретил его тишиной и приятной прохладой. В зале было пусто, и только где-то в дальнем углу слышались голоса. Павел Александрович присел за ближайший столик и огляделся. Как все изменилось! Интимный интерьер, мягкие уютные кресла, столики из настоящего дерева, покрытые белоснежными скатертями, красивая дорогая посуда – совсем не то, что было когда-то! Он заглянул в меню. Какие изысканные блюда! Названия некоторых он даже не знал. Но захотелось чего-то совсем другого – простого, из той, прошлой жизни. Подошел официант, поздоровался.

– Что будете заказывать?

– Оливье имеется?

Официант посмотрел на него с удивлением.

– Оливье? Не знаю, надо уточнить. Давно никто не заказывал. У нас есть более интересные салаты, не желаете взглянуть?

– Благодарю, но мне бы хотелось оливье, если можно, окрошку и бутылочку пива, местного, Камчатского. Хотя нет, отмените пиво, принесите-ка лучше «Малкинской» – соскучился! И чашку кофе, но попозже.

Официант записал заказ и исчез выяснять про оливье.

– Уважаемый! – услышал Павел Александрович сзади.

Обернулся. На него смотрел пожилой мужчина в форменной одежде. Вид солидный, как у генерала. Но явно не генерал – швейцар.

– Чем могу помочь? – спросил Павел Александрович вежливо.

– Огоньку не уважите старому моряку? Народ теперь пошел сплошь некурящий!

– Отчего же не уважить? – Павел Александрович вытащил зажигалку и, щелкнув по ней дважды, протянул швейцару. – Для старого моряка не жалко, сам такой – полжизни морю отдал.

– Ой, не свисти, милок! – махнул рукой старик. – Все вы одним маслом мазаны. Море нынче только с берега видите, а качку в ресторане, как надеретесь до умопомрачения.

Павел Александрович обиделся.

– С чего вы взяли? Я много лет в моря ходил. Где только не побывал!

– Эй, Никитична, – старик обернулся к женщинам, сидевшим в углу за столиком, – слышь, что говорит бравый молодец? Он, вишь ли, тоже старый моряк! А я-то старых моряков кроме себя, да Игнатия твоего знать не знаю.

– Остынь, Степаныч, – раздался голос подоспевшей из дальнего конца зала Никитичны, – не приставай к людям. Иди давай на место. Вы уж простите его, старого. Списали его по здоровью еще в молодости, а он все море забыть не может.

– Так вы давно здесь? – спросил Павел Александрович.

– Так всю жизнь, считай! – гордо ударил себя в грудь кулаком старик.

– Может помните такую – Татьяну? Работала здесь официанткой, давно еще.

– Таньку, что-ли? – крякнул старый моряк. – Да кто ж ее не помнит? Хорошая баба была.

– Почему была? – Павел Александрович почувствовал, как внутри у него все похолодело. – С ней что-то случилось?

– Да что с ней случится-то, с Танькой! Жива-здорова. Из официанток ушла давно, кассиршей работала, бухгалтером. Потом в институт поступила, замуж вышла за военного, детей ему нарожала, внуки уже у нее.

– Так она здесь, в городе? – спросил Павел Александрович, в горле застрял ком от волнения.

– Не-е, уехала. Мужа перевели в Хабаровск, вот они и укатили.

– Давно?

– Да уж с десяток лет прошло. А тебе почем знать надо?

Старик подозрительно покосился на Павла Александровича.

– Да так, знакомы мы когда-то были. А потом потерялись. Думаю, дай поинтересуюсь, может кто знает.

Старик окинул Павла Александровича долгим изучающим взглядом, как бы решая – рассказать ему что-то сокровенное или нет. Потом присел рядом, на край стула и тихим загадочным голосом произнес:

– Коль знаком ты с ней, историю тебе интересную про нее расскажу, послушаешь?

Почувствовал дрожь в руках. Опустил руки вниз, под стол, чтобы старик не заметил.

– Отчего нет? Давай, отец, рассказывай.

– Так вот было это году в семьдесят первом, что ли. К Таньке нашей парень-моряк приходил. Из каждого плавания возвращался и сразу к ней! Ох, и ждала она его! Так вот тот парень – настоящий моряк был. Он Таньке с каждого плавания подарки привозил.

Смущенный, совершенно запутавшийся Павел Александрович, слушал и не верил. Значит, он не один такой был у Татьяны! Танечка, милая и красивая девушка, так запросто обвела его вокруг пальца! Он тут же вспомнил шубу за две тысячи семьсот тридцать два рубля, и как горбатился два года, чтобы отбить те деньги. Дурак. Идиот! Мерзкая, злобная жадная жаба мгновенно появилась из ниоткуда и вцепилась ему в горло, начала душить. Что ж, поделом ему! Рванул ворот рубашки, глотнул воздуха.

– А вы его знали, парня того? – выдавил Павел Александрович сиплым голосом, с трудом сдерживая волнение.

– А то! – браво продолжал швейцар. – Мы с ним выпивали не раз у меня в гардеробной. Классный парень был! А еще он знаешь, чего сотворил?

Старик нагнулся близко к Павлу Александровичу и тихим голосом, наверное для пущей важности, чтоб никто не услышал, хотя в ресторане и так никого не было, продолжил:

– Он подарил ей шубу! Настоящую, из каракуля! Задарма подарил, даже не переспамши ни разу! Вот скажи после этого, что он не настоящий моряк!

Павел Александрович почувствовал, как в руке у него задрожал стакан с минералкой. Голова закружилась, перед глазами все поплыло. Старик продолжал свой рассказ, не обращая внимания на Павла Александровича.

– Так вот морячок тот, Пашкой его, кажись, звали, не только шубу, он ей и колечки разные таскал, и шмотки. Танька как королева при нем ходила. Да вот только сгинул он потом… Совсем сгинул.

Это как… сгинул? – пробормотал Павел Александрович.

– Вот так и сгинул. Шубку прислал и сгинул после того. Танька в этой шубке каждый день ходила встречать пароходы. Но только не было его. Погиб.

– С чего вы взяли, что погиб? – осторожно спросил Павел Александрович.

– А как же еще? – удивился старик. – Не мог такой человек Таньку бросить! Долго она ждала его. Гулять с другими парнями отказывалась, а ведь звали! Флиртовать перестала, глазки строить посетителям, всем говорила – жениха ждет. А когда поняла, что не дождется, горевала очень – ведь сгинул парень! Вот это был моряк, понимаешь? Да чего мы тут сидим, воду льем? Пойдем к нам за столик, у Никитичной третий внук родился, отпразднуем!

Павел Александрович поднялся и пошел следом за пожилым швейцаром, туда, в угол зала, где праздновали рождение третьего внука Никитичны. Кроме старика-швейцара он не знал никого в той компании, но ему хотелось прикоснуться, быть рядом с теми людьми, которые знали его Татьяну, которые были частью его молодости, частью навсегда ушедших лет его жизни и одного из самых лучших воспоминаний. Заказав вина и закусок, он сел к ним за стол. Ему хотелось быть среди них – тех, которые знали ту часть его прошлой жизни. Которые сложили о нем легенду. И пусть та легенда обросла несуществующими сказочными подробностями вроде бриллиантов и других подарков, которые он не дарил – это неважно. Главное, эти люди, как и сама Татьяна, верили в него, молодого моряка. Им даже в голову не пришло, что он мог просто не вернуться! Погиб, сгинул, а как же еще?

Он пил с ними, закусывал, слушал их истории, рассказывал свои. Он окунулся в свою молодость, в свои двадцать пять, и был непомерно счастлив. То и дело оборачивался к стойке. Казалось, сейчас выйдет оттуда Таня. Какая она стала? Узнал бы он ее или нет? Он представлял, как она приходит к берегу моря в новой шубке встречать пароходы. Она не знала ни названия судна, ни его фамилии. Только имя. Приходила на берег каждый день. Ждала. Не дождалась. Подумала, случилось несчастье. У моряков такое бывает…

Поздно вечером, опьяневший от впечатлений и воспоминаний, Павел Александрович вышел из ресторана «Камчатка», все еще слегка потерянный от случившегося, но улыбающийся и счастливый. Он не стал говорить старикам, что легендарный моряк Пашка и есть он – Павел Александрович. Все равно бы не поверили. Пусть он останется легендой для них и для Танечки, самого приятного воспоминания его молодости. Когда он вернется домой, он снова сядет за стол и напишет стихи. Он не писал их тридцать долгих лет. А сейчас остро почувствовал – нужно! Он напишет новые стихи, и посвятит их всем морякам и Танечке – девушке, которая ждала. И он вдруг понял, что легенда – не он. Легенда – та самая девушка, которая ждала его долгие годы. Именно такие девушки нужны настоящим морякам: которые умеют любить и умеют ждать. И тогда он впервые по-настоящему понял, что, потратив сумасшедшие деньги на шубу, он поступил правильно. Впервые ему стало совсем не жалко тех денег. Злая жаба, многолетняя, противная, душившая его за горло долгие годы, вдруг отпустила. Исчезла. Совсем. Навсегда! И если можно было бы повернуть время вспять, он поступил бы точно так же.

Две тысячи триста семьдесят два рубля и сорок семь копеек. И десятка за доставку. И армянский коньяк. И четвертак таксисту…

Он ушел от них совершенно другим человеком. Ведь о нем на Камчатке рассказывают легенды. И он должен им соответствовать!

Александр Лельчук
Ностальгия

 
По заснеженной Камчатке
Проложить бы санный путь.
К черту шарф! Долой перчатки!
Снег и ветер – прямо в грудь!
 
 
Мне б умыться колким снегом,
Мне б сосульку языком,
Рассмеяться громким смехом,
И по снегу – босиком!
 
 
В эту песенную лунность
(Уж за лирику прости)
Взять бы снова нашу юность,
Как ребенка пронести!
 
 
Снова ночь снежит немножко,
Вновь пургу грозит начать.
Мне б опять в твое окошко,
Как когда-то, постучать.
 
 
Снова будет вечер синий,
Мы пьяны не от вина,
В волосах белеет иней,
Или это седина?
 
 
Все вранье, что время старит!
На дворе метель рычит.
А в окно какой-то парень
К нашей дочери стучит…
 

Рыбацкая удача

 
И в день, и в ночь, и в слякоть и туман
На поиски серебряного клада
Выводит сейнер в море капитан
И трудится рыбацкая бригада.
 
 
Где волны лижут руки жгучим льдом,
Все силы забирая без остатка,
С упорством, спором, боем и трудом
Дается нам сварливая Камчатка.
 
 
Не говоря речей и громких фраз,
На палубе, как строгий командир,
Одно лишь слово – веско, как приказ,
И вновь кунгас подводит бригадир.
 
 
Им нелегко бывает всякий раз,
Когда рубаха липкая от пота.
То, что геройством кажется для нас,
Для них – обыкновенная работа.
 
 
Их труд почетен, тяжек и суров.
Для трусости не ищут здесь причины.
Из года в год готовятся на лов
Простые, настоящие мужчины.
 
 
Поклон рукам, несущим в мир добро,
О тяжести труда сего не плача…
Течет в кунгас живое серебро —
Нелегкая рыбацкая удача!