Текст книги "Кровь Марса"

Александр Лидин
Кровь Марса

Наталье Л.

С благодарностью Р. Хайнлайну за роман «Кукловоды» и Б. Ламли за серию «Некроскоп». Всякие совпадения в портретах героев с реально существующими людьми – чистая случайность.

Автор

Добро и Зло в Стране Чудес – как и везде – встречаются,

Но только здесь они живут на разных берегах.

Здесь по дорогам разные истории скитаются

И бегают фантазии на тоненьких ногах…

В. Высоцкий «Песня Кэрролла»

Пролог, или триста лет тому вперед

Вот это да! Вот это да!

Сквозь мрак и вечность-решето

Из зала Страшного суда

Явилось то – не знаю что.

В. Высоцкий «Песня Билла Сиггера»

– Сергей, как вы там? – профессор инстинктивно наклонился над черным провалом шахты, на стене которой были выбиты ступени, по кругу спускающиеся в бездонную глубину марсианского города.

– Все в порядке, Григорий Николаевич. Можете спускаться.

Профессор – невысокий пузатый старичок в кислородной маске, из-под которой торчали клочья седой бороды, поморщился, потом перевел взгляд на техников, возившихся с подъемником. Хочет он того или нет, он должен спускаться. Осторожно пройдя вдоль края колодца – входа в один из мертвых марсианских городов, профессор подошел к «лифту», встал на площадку, ухватившись за канаты, и последний раз бросил взгляд на нагромождения глыб камня, окружающие вход в город. «Интересно, как же пользовались этой шахтой коренные обитатели планеты? – в очередной раз задал себе этот вопрос Григорий Николаевич. – Может, они и в самом деле умели летать в далеком прошлом». На то, чтобы пробраться сюда через нагромождение острых скал, экспедиции понадобилось насколько дней.

Неожиданно пол подъемника дернулся, и профессор покрепче ухватился за тросы. Площадка развернулась вслед за «стрелой» подъемника, и «лифт» стал медленно опускаться. Мимо заскользили стены шахты со ступенями. Но профессор словно не замечал всего этого. Мысленно он был очень далеко – думал о той славе, что достанется ему как первооткрывателю еще одного марсианского города. Безлюдного, так что марсиане не помешают провести необходимые исследования, и неразграбленного, не уничтоженного искателями приключений. Настоящего нетронутого города марсиан, который с легкостью подарит ему славу, а также билет назад, на переполненную, задыхающуюся и тем не менее желанную Землю. Это был его шанс.

Погруженный в мысли о грядущем величии, он не заметил, что клеть лифта достигла дна шахты. Пол подъемника тряхнуло, и профессор с трудом удержался на ногах.

Из темного коридора навстречу ему выскочил молодой человек – один из аспирантов.

Он был без кислородной маски и что-то взволнованно говорил, но профессор не слышал его. Тогда молодой человек подал профессору руку и помог слезть с платформы подъемника.

Оказавшись на твердой поверхности, профессор первым делом сорвал кислородную маску. Тут, на глубине более чем в километр, воздух был достаточно густым, чтобы человек мог обойтись без маски. Тем более что профессор ненавидел эти штуковины, задыхался в них. Однако без них наверху было нельзя. План по терраформированию Марса безнадежно провалился, и планета уже давно превратилась в гигантскую тюрьму, куда ссылали людей, неугодных правительству, и редко кому удавалось вернуться на умирающую и тем не менее великую Землю.

Однако у профессора была надежда. Освободившись от поддержки аспиранта, он в первую очередь поинтересовался:

– А где Жирес и Анита?

– Пошли вперед. Похоже, это и в самом деле город… Огромный заброшенный город.

– Ну что ж, тут нам и карты в руки, – усмехнулся профессор. – Проводи меня до основного лагеря. К тому времени спустятся техники, и мы начнем переброску рабочего оборудования, но прежде… прежде я должен все увидеть собственными глазами.

И, включив мощный фонарь, он не спеша направился во тьму следом за своим аспирантом. Идти далеко не пришлось. Первопроходцы выбрали под участок для лагеря первую же комнату, вырубленную в камне. Посреди нее уже лежало насколько рюкзаков и скаток, а рядом возвышался мощный прожектор, луч которого бил в потолок.

«Ничего, скоро техники подключат переносные генераторы, и в этих лабиринтах станет светло, как днем, – подумал профессор. – А пока…»

Скинув рюкзак, он вытащил из бокового кармана здоровенный фонарь.

«…пока главное не переломать себе руки и ноги в этом подземном лабиринте».

– Ну что ж, пойдем, посмотрим на ворота.

– Да, – согласился аспирант. – Жирес с Анитой, должно быть, уже там.

Выйдя из комнаты, профессор повел из стороны в сторону лучом своего фонарика, высвечивая черные, словно вырезанные в эбоните, стены туннеля, ведущего к воротам подземного города. Его опасение споткнуться было напрасным, пол туннеля оказался идеально ровным – ни трещинки, ни выбоинки. Еще одна загадка марсиан. А сколько было таких загадок! И все они оставались без ответа, потому что в города, где еще сохранилось население, людей не пускали, а пустующие города по большей части были разграблены еще первыми переселенцами-землянами несколько сотен лет назад.

– Анита, Жорес? Где вы? – позвал аспирант, чуть обогнав профессора.

Неожиданно фонарик высветил странную фигуру. Человек в белом костюме сидел на корточках, склонившись, словно что-то рассматривал на полу.

Аспирант замер как вкопанный, уперев в него луч фонарика. Профессор тоже остановился, недоумевая. А потом сердце его отчаянно забилось. Неужели кто-то опередил его, и теперь ему придется делиться с кем-то деньгами, славой?

– Жорес, что за дурацкие шутки?

Человек в белоснежном костюме неожиданно повернулся, и, когда луч фонарика коснулся его лица, оба, и аспирант, и профессор, разом закричали от ужаса.

Может быть, создание, оказавшееся перед ними, и было когда-то человеком, но теперь оно изменилось – лицо превратилось в лик мумии, обрамленный шевелюрой длинных седых волос. В глубоких впадинах ярко горели алые огоньки хищных глаз, а рот скалился в улыбке. Но не это было ужасно, и даже не то, что белоснежный костюм неведомой твари покрывали свежие брызги алой крови, а то, что существо широко улыбнулось, выставив напоказ ряд фарфоровых зубов, больше похожих на клыки хищника, и произнесло утробным голосом:

– Что ж… Добро пожаловать в мои владения. Меня зовут Руслан.

А потом он взмахнул белой тростью с набалдашником в виде старинного космического корабля и, шагнув в сторону, изящным жестом, пригласил их во тьму – в чрево марсианского города.

Глава 1 Чики-чики

А на разбой

Берешь с собой

Надежную шалаву,

Потом – за грудь

Кого-нибудь

И делаешь варшаву[1]1
  Сделать варшаву (жарг.) – сровнять с землей, уничтожить. (Прим. ред.)


[Закрыть].

В. Высоцкий «Вот раньше жизнь…»

У двери бункера Пятак тормознул. Омерзительная дверь. Грязно-зеленая, покрытая плесенью, ничуть не отличающаяся от других таких же. Их тут на каждом этаже штук по сто, а то и больше. Вроде бы нужно постучать, но прикасаться противно… К тому же Пятак вспомнил лица друзей-приятелей и ему стало тошно. Не люди, а настоящие уроды. Впрочем, никто из них нормом изначально не был, так что нечего сопли жевать. Поскольку, будь они нормами, то и жили бы на верхних уровнях Санкт-Москоу, а не в трех километрах вниз от престижных кубалов. Но, конечно, и мутами их назвать нельзя: у каждого две руки, две ноги, одна голова – это уже норм. Только кому-то повезло побольше, кому-то поменьше, и к тем, кому больше повезло, Пятак не относился.

И все же он постучал. Потом тряхнул рукой, словно хотел отделаться от неприятного ощущения: дверь была старой, осклизлой.

Открыл Роб – мелкий, шустрый, задиристый. Глазки бегают, словно только что украл чего. Еще в детстве его кто-то Воробьем окрестил. Только Воробей слишком длинно, вот он в Роба и превратился. Среди цивилов его Пашей звали, а тут Роб и Роб. Открыл он дверь и уставился на Пятака, как баран на новые ворота, и так нагло говорит:

– Привет, Пятак, чего приперся?

Пятаком Михаила Федина окрестили давно, даром что ростом метра под два, так ведь и вес за двести, и морда круглая, с широченным носом и крошечными утопленными под складками жира глазками… В первый момент Михаил хотел объяснить Робу, кто у кого о чем-либо должен спрашивать, а потом посмотрел на этого сморчка и стало ему еще тоскливее. Даже желание загасить его кулаком по темечку так, чтобы раз и навсегда, пропало. Он просто взял Роба за шиворот, развернул и пинком по пятой точке придал правильное направление движения – в глубь квартиры.

– Но-но, полегче! – заверещал Роб, только Пятак его не слушал.

Нагнувшись, он с трудом протиснулся в дверь и захлопнул ее за собой. Потому как двери открытыми держать никак нельзя. Три шага по темному коридору с ободранными, покрытыми плесенью стенами, и Пятак уже был в штабе, а точнее, в большой комнате, напрочь убитой двушки. Сразу видно было, что это место для тусни, а не обитель цивилов. У стены голоцентр, окна напрочь забиты пластиковыми листами, хотя, будь они застеклены, вид на Туннель 307-49 был бы ничуть не лучше.

В центре комнаты возвышался колченогий стол с натюрмортом Персика – «Срач»: пустые бутылки, объедки, хабарики, громоздящиеся друг на друге наподобие руин Вавилонской башни. А вокруг стола собрались приятели Пятака, точнее, те отморозки, с которыми ему выпало жить в одном кубале. Монах – самый старший из них. Ему уже стукнуло двадцать пять, а может, и больше. Он всегда был предводителем, длинный – всего на полкастрюли ниже Пятака, – тощий, как скелет, с черными длиннющими волосами – не волосы, а склеившиеся патлы, которые, судя по всему, он никогда не мыл. Шкипер – маленький коренастый крепыш, грудь колесом – мерзкая квадратная морда, обрамленная шкиперской бородкой. Задиристый гад, его послушать, так он всегда прав, хоть утверждать будет, что дважды два – пять. Персик – с комок рыжих волос, снежный человек этого дурдома. У него борода от самых глаз растет и лоб в палец шириной, а все остальное – рыжая шевелюра. И, конечно, Сково – полностью Сковорода – с лицом круглым, плоским, хоть блины пеки, и головой без единой волосинки. Во всем черном, с кучей пирсинга на лице, она больше всего напоминала ньюгота, но это было лишь первое, ошибочное впечатление. Ну а кроме всех этих колоритных персонажей Пингвинута – маленькая круглая, ходит вразвалку, как Пингвин. Вот и вся компания.

– Ну и чего звали? – недовольно буркнул Пятак, глядя на друзей-приятелей. Не любил он, когда его дергали, а тем более заставляли куда-то идти, хотя с судьбой не поспоришь. Можно, конечно, всю жизнь дома просидеть, жуя гамбургеры с картошкой фри и лазая по Сети, только эту картошку с гамбургерами на что-то покупать надо, да и за электричество платить, в общем, и так далее…

Пятак свой вопрос повторил, только никто ему отвечать не спешил. Монах пиво потягивал из банки, Персик со Шкипером о чем-то шептались, склонившись над какой-то бумагой. Сковорода курила в дальнем углу, и, судя по запаху в комнате, совсем не табак, а Пингвинута, как обычно, спала в потертом кресле.

Наконец поняв, что с паузой он перегнул, Монах сплюнул на пол и еще раз хлебнул из банки.

– Дело есть.

– Оно понятно, иначе бы и не звали.

– Ты не остри, Пятак, не остри, а то на сало нарежем, – усмехнулся Монах, морда его скривилась, что красоты ему вовсе не добавляло. Ну а в желтом свете одинокой лампочки, свисающей с потолка на голом проводе, Монах напоминал одного из героев третьесортного ужастика, этакий злой гений, планирующий как минимум покорение планеты, а то и всей вселенной.

– Это еще кто кого нарежет, – усмехнулся в ответ Пятак, похлопав себя по пузу. По сравнению с Монахом он был настоящим гигантом. Один кулак размером с голову предводителя. Чем-чем, а вот силушкой Пятака природа не обделила.

– Ладно, жиртрест, сегодня ты нам и в самом деле нужен.

– А что, неужто в лесу кто-то сдох?

И они застыли, уставившись друг на друга, словно два пса, готовых в любой момент вцепиться один другому в глотку.

– Хватит вам, придурки! – фыркнул Шкипер, оторвавшись от бумаги. – Тут и в самом деле что-то важное, не обычный гоп-стоп, да и времени в обрез.

– Так и не шуткуйте! – фыркнул Пятак, постаравшись скорчить злобную мину. Он считал, что, как приятели относились к нему, так и он к ним. Хотя, если честно, некоторым из них Пятак завидовал. Тому же Монаху, к примеру, поскольку, если бы Монах чуть имидж сменил, подстригся бы да набрал килограммов десять, то мог бы сойти за полноценного норма. Куда Пятаку до него со своими объемами и прыщавым лицом, больше напоминающим поросячью морду.

– В общем, так. Видел я сегодня утром Черныша, – продолжал Монах, опустив голову и упершись взглядом в стол, – дал он мне наводку. Сегодня через наш кубал проедет машинка с забавным грузом. Везет она и бабло, и всякую всячину. Машинка одной из группировок, так что можно смело брать.

– И сколько там бабла? – с усмешкой поинтересовался Пятак, потому как предложение это ему сразу не понравилось. Одно дело бомбить каких-нибудь частников. Те порыпаются, в полицию сунутся, получат от ворот поворот и примирятся с потерей, и совсем другое – связываться с какой-нибудь из группировок. Тут влететь можно по-крупному и фразами типа «Извини, дядя», не отделаешься. – За какую сумму, ты решил жопу подставить.

– Там будет три миллиона.

Три миллиона. Пятак внимательно посмотрел на Монаха.

– Гонит твой Черныш. Или конвой таким будет, что не подступиться.

Монах снова уставился в стол, словно боялся поднять взгляд.

– В том-то и дело, что груз паленый, и они его тайком тянут, поэтому, если мы его возьмем, то никакого шухера не случится… А так… Не хочешь, не ходи.

Пятак понял, что в словах Черныша Монах уверен, а посему согласится он или нет, а приятели его сегодня на дело пойдут. Потом он с тоской вспомнил о пустом холодильнике, о пачке счетов от «Стрит-Дональнса» и трехмесячной задолженности на квартиру. Последний раз он ходил на дело чуть ли не полгода назад, и те деньги уже давным-давно закончились. А тут больше трехсот штук на брата. Это ж год можно будет в туннели не высовываться! Он еще раз обвел взглядом драные стены комнаты, и на мгновение стало обидно. И по голостерео и в голографических журналах он видел гламурные картинки жилищ верхних уровней. По сравнению с ними жилище Монаха напоминало помойку, впрочем, однокомнатные апартаменты двумя уровнями выше, которые достались Пятаку после смерти его двоюродной тетки, были еще хуже…

Тем временем зашевелилась Сковорода. Облизав губы, расцвеченные черной помадой, она объявила:

– Ты, Пятак, думай быстрее, не пойдешь, нам больше достанется.

– Тебе просто, ты тут отсидишься.

– А это не женское дело под пули лезть. Вот когда бабло принесете…

Пятак промолчал, хотя на языке у него крутился достойный ответ о том, какое у кого дело…

– Ты бы лучше в койке так суетилась! – фыркнул на нее Монах. – Нам Пятак нужен, потому как контейнер в машине, а времени всего ничего. И там ни горелка, ни взрывчатка не сработает. Но и ему подумать нужно. Это тебе не по подъездам бабушек тискать, тут запросто на пулю нарваться можно.

Теперь постепенно все начинало вставать на свои места. Выходило так, что Монах пригласил Пятака, поскольку заранее знал, что без его физической силы им никуда.

– Ладно, можно сказать, уломал чертяка… Моя доля?

– Ну, – замялся Монах, – как обычно. Треть – Чернышу, остальное поровну.

Пятак надулся. В принципе, предложение нормальное.

– А я не согласен, – неожиданно пропищал Персик. Голосок у него, надо сказать, не просто тонкий, а препротивный. Словно кто пенопласт ножом режет. – Черныш сидит себя в тепле, а мы жопы под пули ставим, а потом, не дай бог, поли кого заметет. Черныш-то отмажется, а нас на Марс, яйца морозить?

Монах только плечами пожал.

– Нет, можно на Черныша и плюнуть, но тогда потом придется на улицах прохожих обирать, а там и до Марса рукой подать. Не успеешь оглянуться, как с кайлом пойдешь прогнуться.

– А если пулю схватишь, то и Марс тебе не понадобится…

– Вообще куш хороший, чего спорить! – фыркнул Шкипер. – На полгода на дурь хватит. А что насчет риска, то такое дело нечасто всплывает, тем более что все произойдет на нашей территории. Поли ничего не узнают. Все будет чики-чики.

– Кому что…

В общем, все, как всегда. И Шкипер прав, потому как до знакомства с Чернышом они были обыкновенными гопниками. В кубале работы никогда не было. Поэтому по окончании курсов гипнообучения – минимального образования, которое бесплатно всаживало в головы подростков гуманное государство, – можно было идти в попрошайки на панель или вкалывать за три копейки, ведя полуголодную жизнь. Но ни то ни другое большинство молодежи не устраивало. Поэтому многие промышляли разбоем, грабя рабочую часть населения, влачившую полунищенское существование. Только для Пятака это был не выход, он был слишком заметным, а мочить цивилов – вызвать дополнительный интерес у полиции… Отсюда и дружба с компанией Монаха.

– А сколько человек в сопровождении?

– Один.

– Ты хочешь сказать, что один человек повезет такую сумму через несколько кубалов? – засомневался Персик.

– Но ведь никто не знает, что он везет.

– А план у тебя есть?

Монах посмотрел на Пятака сверху вниз, словно на душевнобольного, и проговорил, стараясь как можно четче выговаривать слова, словно беседовал с душевнобольным.

– Проплачивая дорожную пошлину, он тормознет у автоматов. Тут мы его и прихватим.

– Ага, так он и прихватится! – с сомнением фыркнул Пятак. Это дело ему определенно не нравилось. Во-первых, связываться с какой-то группировкой, во-вторых, слишком большой куш… Но показать, что сдрейфил? Пятак взглянул на Сковороду, потом на спящую Пингвинуту. Сказать «пас» при девках… потом засмеют и давать не будут. Хотя секс Пятак при своем объеме воспринимал весьма своеобразно. На мгновение он вспомнил свое последнее «общение» с Пингвинутой, которой, чтобы взять у него, даже нагибаться не надо было…

– Так ты пойдешь или как? – уставился на него в упор Монах.

– Сказал ведь, пойду, – буркнул Пятак. – Ты лучше пушки доставай. Арсенал проверить надо.

«Арсенал» – слишком громко сказано. На средних уровнях оружия всегда было маловато. Живущие выше могли его свободно купить, живущие на самом дне не мыслили без него жизни, а на средних уровнях Санта-Москоу царило подобие правопорядка. Хотя Монаху через того же Черныша в свое время удалось раздобыть один «бульдог», древний, как сам мир, и пару потертых пневматических стволов – точные копии легендарного «ТТ». Теперь же, повинуясь кивку Монаха, Персик отошел в угол, отогнул кусок жженого линолеума и, запустив руку под бетонную плиту, вытащил огромную коробку из-под банок тушенки. Там, под мачете и бейсбольными битами, лежал арсенал Монаха, завернутый в масляные тряпочки. Кроме того, там хранилась глушилка – вещь просто необходимая, а также еще парочка электронных гаджетов в виде универсальных отмычек и паспортов-пропусков.

– У нас есть еще два часа, но нужно поторопиться, – объявил Монах, запихивая себе за пояс «бульдог». Два других пистолета забрали Персик и Шкипер. При этом они сумели переругаться, хотя пистолеты, по мнению Пятака, были совершенно одинаковы. Самому же Пятаку, как всегда, досталась здоровенная бейсбольная бита. В его руке она походила на маленькую палочку. Он долго вертел ее в руках, примериваясь, словно впервые увидел.

Потом, как обычно бывало, перед выходом на дело все, кроме спящей Пингвинуты, опустились на колени и вознесли молитву Аллаху. Взывая о прощении и правильном руководстве, о помощи и защите. Пятак всегда придавал этому обряду большое значение, потому как в такие минуты он порой чувствовал свою причастность к чему-то высшему, великому. Особенно часто это происходило, когда он молился в мечети… А сейчас, произнося слова аята чисто механически, он думал совершенно о другом: например, о том, что для вознесения молитвы у Монаха слишком грязный пол, и еще о том, что купит, отхватив такой куш… Поэтому, когда Монах, закончив первым, начал подниматься с колен, Пятак последовал его примеру, хотя только-только дошел до середины надлежащего аята, для очистки совести прошептав:

– Астагфируллах[2]2
  Господь мой, прости меня (араб.).


[Закрыть], астагфируллах, астагфируллах.

Бункер они покинули вчетвером. Роб остался с девочками. Мелкий, он был незаменим во время квартирных краж, но при грабежах – совершенно бесполезен.

Покинув жилище Монаха, Пятак вздохнул с облегчением. В тесных, закрытых помещениях он всегда чувствовал себя неудобно. Другое дело – улицы или туннели. Тут есть где развернуться, а для Пятака с его габаритами это главное. Несмотря на повсеместную грязь и запустение, Пятак, будь на то его воля, вообще бы в бункеры не лазил. На фиг ему оно нужно! А если, не дай бог, кто в бункере прихватит? Там ведь даже для удара не развернуться.

– Мы прямо, – кивнул Монах, – а вы, Пятак и Шкип, вдоль границы кубала. Не стоит, чтобы нас видели вместе перед делом. Встретимся на терминале.

– Согласен, – протянул Шкипер, и получилось это у него зловеще. А потом он повернулся к Пятаку. – Ну что, пошли?

Пятак кивнул. Монах был прав. Голокамер по улицам полным-полно, но какие из них работают, никто сказать не мог, однако лучше заранее подстраховаться.

От штабного бункера Пятак и Шкипер отправились наверх, Монах и Персик – вниз. Несколько маршей загаженной отбросами лестницы с дверями, ведущими в бункеры-квартиры, и они выбрались на крышу кубала в туннель 307-51. Большой туннель с широкими тротуарами, вдоль стен протянулись мелкие лавки, торгующие всяким барахлом, мимо которых брели одинокие прохожие. Пятак потряс головой. После полутемной лестницы туннель, залитый неоновым светом, слепил. Потом он еще раз скользнул взглядом вдоль гигантской бетонной трубы, по которой за защитной сеткой на огромной скорости неслись обтекаемые электромобили. Но здесь движение было не таким уж сильным. Это вам не радиальные и не терминалы.

Пока Пятак глазел по сторонам, Шкипер уже ушел довольно далеко. «Ну и походка у него, – усмехнулся Пятак, глянув вслед приятелю. – Шаг нервный, подпрыгивающий. Словно при каждом шаге кто-то его в задницу шилом колет». Наконец, закинув бейсбольную биту на плечо, Пятак поспешил за приятелем.

Вышагивая вдоль ярких витрин, Пятак то и дело бросал косые взгляды на всевозможные товары. Сколько соблазнительных вещей… Однако Пятака они ничуть не впечатляли. При его росте и объеме одежду ему приходилось шить на заказ, и походила она не на шикарные костюмы, выставленные в витринах. Там была одежда для полноценных нормов, а не для чудовищ вроде Пятака. И его снова начинал мучить вопрос: кто все это покупает? Многочисленные лавки и магазины по большей части пустовали, а редкие покупатели никак не могли обеспечить их существование. Персик утверждал, что это отмывочные, но Пятак сомневался. Во-первых, откуда об этом знать Персику, во-вторых, столько отмывочных в принципе существовать не могло, хотя, периодически прослушав по головещанию новости, он удивлялся, что где-то там, наверху, идет совершенно иная жизнь, совершенно отличная от полунищего существования известных ему кубалов. Пару раз он поднимался наверх, да и во время курсов социальной адаптации, между инъекциями и вкачиванием обязательной учебной программы, их водили на экскурсии в верхние кубалы, и он даже видел прямой солнечный свет – непереносимо яркий, оставивший на коже несколько болезненных ожогов. И хоть Пятак обожал большие открытые пространства, он тогда так толком ничего и не увидел: ни бескрайних крыш верхних кубалов Санта-Москоу, ни бездонного неба, на котором слепящей лампой пылало солнце, ни легких облачков, которые гнал по синему простору беспощадный ветер. Нет, Пятак много раз видел все это, но только на картинках и по головещанию, но головещание – это одно, а реальность – совсем другое.

Проходя мимо витрины, подсвеченной таким образом, что идущим мимо нее по тротуару больше было видно свое отражение, чем спрятанный за стеклом товар, Пятак тормознул. Из витрины на него пялился гигант, словно надутый изнутри. Лицо – Гаргантюа и Панта грюэль отдыхают! Пять подбородков, усеянных бородавками, губы, словно две огромные лепешки, нос – громадная расплывшаяся по лицу нашлепка, глазки, заплывшие в складках жира… Омерзительно. Хотя, с другой стороны, он не мут, и это радует. Если бы при рождении его признали мутом, то или сразу же прикончили – бывают такие муты, что жизнь им вообще противопоказана, – или по достижении десяти лет отправили бы вниз – на самое дно, в те места, где, по слухам, обитают каннибалы. Все кубалы ниже сотого этажа – трущобы, хотя, говорят, если долго идти по нижним кубалам в одну сторону, можно выйти к морю. Там, как на самом верху, светит солнце и, судя по обще образовательной программе, еще водятся птицы…

Пятак, повернувшись, взглянул вдоль туннеля, но Шкипер уже проскочил за угол, к терминалам, и ему ничего не оставалось, как поспешить за приятелем. Однако стоило Пятаку шагнуть за угол, как он замер, завороженный открывшимся ему зрелищем. Терминал. Огромная площадь размером с целый кубал, куда вливалось с десяток туннелей. Посреди площади в ряд выстроились автоматы оплаты. Здесь проходила граница района, и те, кто ехал дальше, должны были, притормозив, оплатить в автомате дорожную пошлину. Но не сам вид терминала пленил Пятака, а свободное пространство – огромное свободное пространство.

Среди стоящих в очереди машин крутились малыши с тряпками и пшикалками полироли. Они пытались протирать стекла за мелкую монету. Потом Пятак увидел Монаха и Персика. Выскользнув из прохода метрах в двустах от угла, налетчики тут же отловили пару малышей и, надавав им тумаков, отобрали тряпки и баллончики с аэрозолью, а потом направились в самую гущу машин, пробираясь к цели. Шкипер, не заморачиваясь с «реквизитом», поспешил за ними следом. Пятак не спешил. Его дело будет последним. Вместо того чтобы броситься вперед, лавируя среди машин, что при его габаритах было бы весьма затруднительно, он неторопливо прошелся по тротуару, высматривая ревнивых охранников, которые могли рвануть к подозрительным великовозрастным «мойщикам». Всегда мог найтись какой-нибудь придурок, решивший сунуть нос в чужие дела. Для того чтобы заранее отбить такое желание у любого «героя», Пятак поигрывал битой. Он прошел к линии автоматов оплаты, бетонным рифам, сдерживающим автомобильный поток. Сотни электромашин самых разных размеров и моделей. Воздух был перенасыщен озоном.

«Интересно, как Монах найдет необходимый автомобиль? – пронеслось в голове Пятака. – Хотя наверняка Черныш это продумал. Он всегда обо всем помнит. Не голова, а комп!» И Пятак с тоской вспомнил о голоигре, которую из-за этого похода вынужден был оставить на самом интересном месте… Ну ничего, еще какие-нибудь полтора часа… и ближайшую неделю его никто трогать не будет.

Поравнявшись с первым из автоматов, Пятак повернул, словно собирался перейти на другую сторону туннеля. От Монаха и Персика его отделяло автомобилей десять. Он отлично видел, как те остановились возле большой фуры. Монах о чем-то заговорил с водителем, а Персик, вскочив на капот, принялся усердно протирать стекло. Судя по всему, это и был клиент, хотя Пятак ожидал совершенно иного. Фура казалась слишком большой – здоровенный перевозчик. Интересно, зачем такая машина понадобилась, если вся сумма войдет в маленький чемоданчик. Может, там есть еще чем поживиться, хотя товар – дело хлопотное, да и на сбыте прихватить могут. А впрочем, какая разница, они все равно пришли лишь за деньгами.

Пятак прибавил шаг. Вскрывать контейнер придется ему, а времени «на все про все» не так много. Ведь охранник, хоть сам и не полезет в драку, может вызвать фараонов. А у полиции с такими шустряками разговор короткий – на Марсе, на рудниках вечная нехватка народа. И что главное: те, кто живет ниже – муты, материал негодный. Они там, на рудниках, станут дохнуть как мухи, так что даже перелет свой не окупят, ну а те, кто выше, откупятся от любого суда. К тому же они неженки и богатеи. Марс не для таких.

Неожиданно Монах выхватил пистолет. Пятак побежал. Бах! Грохнул выстрел. «Для острастки!» – решил было Пятак, но, приблизившись, увидел, что ошибся – все лобовое стекло оказалось забрызгано кровью. Вильнув мимо последних машин, Пятак подскочил к кабине. Нет, сегодня, судя по всему, никаких героев. И то хорошо. Одно дело разобраться с перевозчиком, который рискует, другое, надавать битой невинному прохожему. Конечно, Пятаку было все равно, кого лупасить, но он бы предпочел не связываться с незнакомцами. Вот так врежешь человеку, а он потом невесть кем может оказаться.

А Монах явно нервничал. Это там, в бункере, он герой героем, а здесь… Резко обернувшись, он рявкнул на подходящего к машине Пятака:

– Где бродишь, толстяк?! Давай туда, – он качнул головой в сторону контейнера. Там уже Шкип возится. И поторопись! Через пару минут тут копы по-любому будут.

Не знаю, откуда у него такая уверенность, подумал Пятак. Обычно легавые на места происшествий приезжают, лишь заранее убедившись, что все герои конфликта уже разбежались. Но все равно медлить не стоило. Протискиваясь к задней дверце фургона, Пятак случайно бросил взгляд в кабину стоявшей рядом легковушки – этакий дорогой вариант прогулочной машины. Такие на этих уровнях редко встретишь. Там, на переднем сиденье, застыли двое. Тихо так сидели – пташки невинные. Носы опустили и словно прислушивались к чему-то, а вид такой, словно ни выстрела, ни нас они не видели.

Неожиданно кто-то впереди бибикнул, и лимузин этот медленно покатил вперед. Пятак едва успел ноги убрать. Вот так: что надо видят, что не надо – нет. Полный психологический фильтр информации. Как говорится: меньше знаешь, крепче спишь.

Пара шагов, и Пятак чуть не налетел на Шкипера, который, орудуя ломиком, пытался вскрыть заднюю дверь фуры. Взглянув на проволоку, которой были обмотаны массивные петли дверей, Пятак понял, что без него Шкипер тут до конца жизни провозится. Осторожно забрав у приятеля фомку, он поддел проволоку, мышцы его рук вздулись огромными буграми – рывок, и со скрежетом раздираемого железа проволока полопалась. Работа сделана, именно за этим он сюда и пришел.

Улыбнувшись, Пятак вернул Шкиперу фомку и снисходительно похлопал его по плечу – мол, расти браток, тренируйся, а потом решительно распахнул двери фургона. Внутри царила полутьма, но и то, что Пятак разглядел с ходу, ему сильно не понравилось. Он сразу понял, что в этот раз они влипли, причем влипли по-крупному, поскольку сразу, с краю, стояли сейф и стойка с автоматами. А дальше протянулся темный коридор, по обе стороны которого возвышались стены коробок.

Пятак покосился на машину, стоявшую сразу следом за фургоном – дешевую, потрепанную временем легковушку. К своему удивлению, он обнаружил, что водителя нет на месте. Чуть приподнявшись и заглянув в салон, он увидел, что водитель лежит на полу, вжавшись в узкую щель между приборной доской и сиденьями. Он лежал, крепко зажмурившись, и дрожал. Да, страх великое дело.