Текст книги "Они найдут меня сами"

14

В ближайший выходной мы действительно отправились в галерею. В принципе, я знал, работы каких художников хочу посмотреть. Это были Иван Айвазовский и Василий Верещагин. Я видел репродукции этих художников в школьных учебниках, и даже те небольшие фотокопии приводили меня в состояние восторга. Интересно, как же я буду чувствовать себя, когда увижу подлинники?

Я сразу понял, что нет смысла ходить по залам и смотреть все подряд, уж очень большая галерея, и спросил у смотрителя, преисполненной важности пожилой седой женщины, одетой в кофту крупной вязки, как пройти в зал, где находится экспозиция Верещагина и Айвазовского. Смотрительница на меня взглянула укоризненно, но все же сообщила, что это, вообще-то, совершенно разные по манере живописи художники и, естественно, они находятся в разных залах галереи.

Если бы не моя интуиция, то, вероятно, я бы подумал, что эта дама как минимум близкая родственница этих художников, ну или по крайней мере ее фамилия – Третьякова. Но интуиция говорила, что женщина, как и многие другие люди, утешает себя мыслью о том, что она хотя бы таким образом причастна к высокому искусству, и тем самым повышает свою самооценку. Некий аутотренинг, помогающий нереализованному человеку выжить в этом сложном мире. Таких людей я встречал и в фойе театров, и на спортивных аренах, и в храмах. Людей, старательно внушающих себе мысль о том, что близость к чему-то общественно признанному делает и их самих общественно признанными.

Но… Уже через минуту я раскрыв рот стоял у картины Василия Верещагина «Апофеоз войны» и забыл и про женщину, и даже… про самого Верещагина.

Я стоял перед конечной целью любой войны, которая представляла собой груду черепов, и каждый череп в отдельности представлял собой маленькую планету, когда-то населенную жизнью и вот теперь ставшую пустынной и безжизненной, с сорванной атмосферой. Планету, которая уже никогда никем не будет заселена и которая при этом обладает чудовищной гравитацией в отношении тех, кто сделал ее такой, и эта гравитация будет ежесекундно менять орбиты и оставшихся в живых участников побоища, и их потомков, и это будет справедливо, потому что справедливость, она, как сама гравитация, тяжела, но и жизнь и смерть без нее – невозможны.

От созерцания картины меня отвлек паренек лет семнадцати, он стоял несколько поодаль за моей спиной и наблюдал за мной. Я почувствовал его взгляд. Надо сказать, что мне не нравится, когда кто-то находится у меня за спиной, ну а если этот кто-то еще и пристально смотрит, это мне совсем не нравится, даже если это происходит в галерее. Я повернул голову и встретился с парнем взглядом, тот засмущался, и я понял, что это мой зритель и, похоже, я для него представляю не меньшее чудо, чем картина Верещагина. Я подмигнул юноше и сказал: «Хорошая картина, но возле нее долго стоять нельзя, лучше стоять у картины „Мавзолей Гур-Эмир“». Я, выросший в степи на границе с Казахстаном, неоднократно бывавший в Средней Азии, я стоял и просто грелся под нарисованным небом. Как? Как можно все это воспринять и перенести энергетику на холст? Я попытался унять свой восторг и рассмотреть картину уже с точки зрения китайской науки.

Что я вижу? Я вижу два вида энергии. Основа – желтый, бежевый, коричневый – это энергетика земли. Над ней – синее небо. Это энергия воды. Да, да, воды! Именно воды! У воды три агрегатных состояния: жидкое, твердое и газообразное. Наша атмосфера – это прежде всего водяной пар, и поэтому она голубая! На картине все крайне гармонично: земля, как берег, и вода, небольшой ее объем, молекула от молекулы на огромном расстоянии, поэтому она такая прозрачная. Мы называем это небом.

Я еще немного постоял, погрелся и отправился к Айвазовскому. И опять невероятный восторг от невероятной гармонии! Берег и море, земля и вода. Но вода уже другая, вода тревожная, вода сконцентрированная и опасная для жизни, ее много, ее избыток. И скалы – вроде бы та же энергия земли, но состояние у нее уже не то, состояние перманентной обороны, вечная борьба и вечное единство природы. После жары Верещагина легкий шторм Айвазовского – это как после парилки да в прорубь. Иголки по всему телу! Контраст!

Мне всегда было интересно, почему картины одних художников так привлекательны для людей, а других авторов люди как будто не замечают? Пишет, пишет человек всю жизнь, но так и остается на уровне художника-оформителя. А кто-то – раз, и вот он, шедевр. Сейчас, рассматривая картины сквозь ту самую стеклянную призму из физической лаборатории, я понял, что все дело в гармонии или дисгармонии. Нам всегда интересно смотреть, как строится дом, и не менее интересно смотреть, как дом взрывается. Строительство дома – это пик гармонии: постепенно из земли вырастает сооружение и заполняется жизнью. Взрыв – это разрушение с большой скоростью, и это тоже завораживает. Мы все с нескрываемым удовольствием смотрим многочисленные ролики взрывающихся зданий, и это действо может быть нам неприятно, но всегда интересно!

Придя домой из Третьяковки, я зашел в Интернет и набрал в поисковике: «Черный квадрат». Квадрат появился на экране, и я стал внимательно его рассматривать. Что я увижу, не включая ни интуицию, ни открытые недавно восточные знания в совокупности со всей моей физикой и химией? Простое созерцание. Но нет! Я уже не могу просто так взять и созерцать. Мысли мои были стремительными, включилось все: и интуиция, и знания.

Кто-то искушенный в художественном творчестве, может быть, даже более искушенный, чем женщина-смотритель из галереи, скажет, что это шедевр, потому что каждый видит в этом черном квадрате что-то свое, одному ему понятное, и тем самым автор создал универсальную картину, восприятие которой зависит только от твоего личного восприятия – и даже те скептики, которые говорят, что это просто выключенный телевизор, даже они видят выключенный телевизор!

Другой, пристально следящий за направлениями в моде и понимающий, что все с придыханием говорят об этом произведении, тоже будет говорить с придыханием, ну хотя бы для того, чтобы соответствовать вкусам общества. Те же, кто имеет свою точку зрения, но не имеет воображения, скажут «ну, квадрат и квадрат, ерунда какая-то». А кто-то скажет, что у Малевича душа черная и вот он ее изобразил.

Возможно, каждый из них по-своему прав, и наше восприятие картины действительно зависит от уровня воображения, но, помимо своей воли, я стал рассматривать картину с точки зрения знаний, полученных у китайцев, и своей интуиции.

Квадрат – геометрическая форма, представляющая собой энергию земли в состоянии тотальной остановки, полной недвижимости. А черный цвет – максимально выраженная, сконцентрированная, всесокрушающая энергия воды, энергия максимального движения. Малевич – гений! И душа у него не черная! И он не знал, что нарисует. Ему удалось соединить в одной точке два абсолюта, два вида энергии с противоположным значением.

15

Звонок от незнакомого человека. Очень энергичный, уверенный голос.

– Александр, добрый день. Извините за беспокойство. Ваш номер мне дали на телеканале.

– Что вы хотели?

– Меня зовут Антон. Моя просьба связана с вашими способностями. Нужна ваша помощь. Я не знаю, есть ли у вас опыт такой работы, которую нужно сделать, но я предлагаю встретиться и обсудить.

Я не стал расспрашивать, о какой именно работе идет речь, – интерес у меня возник сразу.

– Хорошо, давайте встретимся. – Я назначил время и место, удобное мне.

Мужчина подъехал точно в назначенное время, и это меня порадовало. В Москве мало людей, старающихся выдержать график, тем более что есть, казалось бы, объективные причины в виде пробок. Но для меня это никогда не являлось препятствием: время есть время, и его надо ценить. Этот парень прибыл минута в минуту и тем самым сразу же расположил меня к себе. Симпатичный брюнет лет тридцати. Я посмотрел на него. «Да, тридцать – тридцать три, но по восприятию мира никак не меньше сорока. Умен, хорошо одет, хороший автомобиль. Энергия мая или… Или? Или энергия семьдесят седьмого года рождения. Поскольку внешние признаки явно выражены, то, скорей всего, семьдесят седьмой. Надо подождать его улыбку. Если я не ошибаюсь и он семьдесят седьмого года, то улыбнется не скоро. Значит, надо спровоцировать».

– У вас шикарный автомобиль, хороший вкус! – я сказал это очень, очень тихо, но он услышал и улыбнулся.

– Спасибо, да, он мне очень нравится!

Так и есть – семьдесят седьмой! Хорошо, его основные характеристики мне более или менее понятны. Когда выясню день и месяц его рождения, будет еще проще. Да, у парня есть проблема, и проблема не надуманная. Такой человек просто так, из любопытства, не обратится и уж тем более не будет меня искать. Только похоже, что он уже использовал все методы аналитики, и остался лишь метод непроверенный и для его системы координат вроде бы не совсем достоверный – осталось обратиться к интуиции.

Похоже, он впервые в такой ситуации и очень внимательно меня разглядывает. Ох, какой недоверчивый, но деваться ему некуда. Закрытый, умеет очень хорошо скрывать свои мысли и чувства, но сейчас, изучая меня, парень, сам того не подозревая, раскрылся. Телефончик-то ему на канале не просто так дали, скорей всего, отказать не смогли. Серьезный молодой человек.

Мы сидели в пустом кафе возле кинотеатра «Звездный» на проспекте Вернадского. Была первая половина дня, в кафе было тихо, и ничто не мешало нашему общению.

– Ситуация следующая: вся моя семья достаточно академическая, мы все люди науки и занимаемся научной деятельностью, и до сего момента никто из нас даже и не думал о том, что есть какие-то вещи, необъяснимые с точки зрения современной науки. Но вот произошла трагедия, и мы задумались. Дело в том, что умерла моя тетя. Мы ее недавно похоронили. Она была очень энергичной, довольно еще молодой и симпатичной женщиной, вела активный образ жизни и следила за своим здоровьем. И вдруг… она умирает. При вскрытии у нее обнаруживают опухоль гигантских размеров, опухоль, которой еще два месяца назад просто не было! Она обследовалась в хорошей клинике, это был ее плановый ежегодный медицинский осмотр, с самыми современными методами исследования. Два месяца назад она была абсолютно здорова и вот… умирает. Поверьте, Александр, я эту клинику посетил и опросил всех, кого только мог, поднял все медицинские документы, все анализы крови, все исследования. Везде все чисто! Врачи, проводившие исследования, в полном недоумении. Тетя была жизнерадостной, со многим врачами дружила и нравилась им. Мы похоронили тетю и очень горевали, но прошло некоторое время, и мы занялись ее комнатой. Там надо было провести генеральную уборку. И вот при проведении генеральной уборки мы обнаружили в комнате странный предмет. Камень с нарисованным на нем крестом. Я к таким вещам отношусь скептически, и я знаю свою тетю. Она была еще большим скептиком, а тут такой странный предмет. Моя супруга очень испугалась, у нас маленький ребенок…

Да уж, история. Вот уж никогда не думал быть детективом, хотя по работе на таможне приходилось и этой деятельностью заниматься, но там не было никакой мистики, а здесь наблюдаю полный комплект: смерть тети, стремительно развившаяся опухоль, отличные анализы по здоровью, недоумение врачей и камень с крестом.

– Куда вы дели этот камень?

– Я его выбросил, а что, не надо было? – Антон напрягся, он по-настоящему боялся неведомого мира, который был неподвластен его блестящему уму.

Да, парень может поверить только в то, что видит, только в то, что поддается аналитике, а здесь для него тупик, и этот тупик пугает его. Он напуган не меньше своей жены. Но старается держать лицо. Молодец.

– Давайте договоримся так: вечером или даже ночью я точно буду знать, будет ли у меня свободен завтрашний день. Я позвоню вам, вы за мной приедете и отвезете меня в эту квартиру.

На следующий день никаких экзаменов не было, но это означало лишь то, что мне предстояла работа. Без съемочной группы, без грима, без зрителей. Посторонних не будет. Будут только те, кому надо быть. Никто из них от меня ничего не скрывает. Ну что же, когда так, один на один, это справедливо. Я не боялся сделать ошибку. Не знаю почему, но страха сделать ошибку у меня не было. С вечера я подготовился. У меня были все исходные данные. Имена и даты рождения всей семьи, в том числе и дата смерти этой несчастной, внимательно следившей за своим здоровьем и в одночасье его потерявшей.

Антон подъехал за мной на той же шикарной машине, и мы быстро добрались по нужному адресу. По тому, как мы ехали, мне стало очевидно, что Антон давно живет в Москве и по крайней мере этот район знает великолепно. Без навигатора, какими-то узкими тропинками, временами проходящими через какие-то склады и новостройки, он вез меня, успешно минуя заторы на магистралях, и вскоре мы приехали во двор большого, похожего на муравейник дома.

Окна, окна, окна, а за каждым своя жизнь и своя судьба. Дом высотный. Наверняка никто никого здесь не знает. Мы вошли в квартиру, в которой никого не было: жена Антона с ребенком гуляли на улице. Это к лучшему, сейчас мне лишняя энергетика будет только мешать. Я попросил Антона идти чуть позади меня.

Квартирка хорошая внешне, но что-то мне душновато. Какой-то страх есть – сразу, с порога, да и мне не совсем хорошо. Что я ищу? Я не мог сформулировать задачу. Что я должен здесь обнаружить, какой вид энергии, с чем я его должен сравнить? Мне нужен правильный вопрос. Будет правильный вопрос – будет правильный ответ.

Я остановился в коридоре и закрыл глаза. Для начала мне нужно прекратить дышать. Мне нужна легкая гипоксия. Мне нужна легкая паника организма, когда вся логика его уйдет на поиск причины гипоксии: все было хорошо, все системы работали нормально, и вдруг – гипоксия. Автономная система начнет судорожно искать причины, и моя задача в это время задать вопрос, правильный вопрос. Или не вопрос? Или довериться принципу «свой – чужой»? Чужой – опасный. Почему чужой? Почему опасный? Потому, что мне резко стало плохо, и это не гипоксия. Этот холод между лопаток я знаю, я помню это ощущение, оно уже было, в детстве, когда я испытал этот ужас и боялся повернуть голову.

Принимаю решение: я ищу опасность, я ищу ее максимальную концентрацию. Прошу Антона уйти из прихожей и вытягиваю руки вперед. Теперь можно дышать. Делаю разворот на триста шестьдесят градусов не открывая глаз. Изменение есть, едва заметное. Открываю глаза, передо мной на расстоянии метра обычный шкаф для одежды. Зову Антона. «Посмотри, пожалуйста, этот шкаф, есть ли там что необычное на твой взгляд».

Антон очень серьезен, он открывает шкаф, внимательно просматривает его содержимое – все как обычно. Антон встает на носки и проводит рукой по верхней полке. В руках у него фотография. Она не простая, она проколота иглой. Тетя. Антон держится молодцом и не торопит меня. «Положи пока все это на место и отойди от меня подальше».

Я опять делаю разворот. Интересное ощущение – то, что найдено, уже не «фонит». Сейчас новый сигнал, точный и конкретный, и идет он из совершенно другого угла. Открываю глаза. Справа по коридору закрытая дверь в комнату. Сигнал идет оттуда.

– Антон, что там у вас?

– Это дверь в спальню, показать ее?

– Нет, только открой.

Антон открывает дверь, я захожу в комнату. Она примерно восемнадцать квадратных метров. Я стою практически в дверном проеме, Антон за моей спиной. Поворачиваюсь влево к стене и закрываю глаза. Направляю руки вдоль стены и медленно-медленно, поворачиваясь всем корпусом, ловлю изменение в ощущениях. Я делаю это очень медленно, в абсолютной тишине и вдруг раздается… треск. Я открываю глаза. «Что это? Что-то было? Или мне показалось?»

Поворачиваюсь к Антону – судя по его глазам, он тоже что-то слышал. Я на метр продвигаюсь в комнату и последовательно повторяю свои действия. И снова на том же ракурсе – отчетливый треск. Поворачиваюсь дальше – тишина. Возвращаюсь – снова трещит. Антон явно напуган, побледнел.

– Слыхал?

– Да, слыхал, а что это?

– Не знаю, сейчас посмотрим.

Мои руки направлены на левый угол окна, закрытого портьерой.

– Аккуратно отодвинь портьеру и ничего не трогай.

Антон сдвигает портьеру в сторону. В левом углу подоконника стоит пластиковая бутылка с бесцветной жидкостью, на бутылку накручена обычная головка пульверизатора. Я дома такой пульверизатор использую, когда глажу вещи. Увожу руки в сторону и, уже не закрывая глаз, подвожу их к бутылке – пластик начинает трещать. Теперь квадратные глаза и у меня самого. Что это? Таких фокусов, на физическом уровне, я от себя ну никак не ожидал. Антон похоже крепко озадачен. Он человек науки, и то, что происходит, не укладывается в его сознании. Оно и в моем-то не укладывается. Но это есть, и теперь мне надо понять, почему трещит бутылка с водой. Она – опасность? Она – чужая?

Я подошел к окну, присел на стул и уставился на бутылку. Может быть, она затрещала, потому что мы открыли дверь – поток более свежего воздуха охладил пластик бутылки и он просто с треском сжался? Но почему он трещит только тогда, когда я направляю на него руки с вопросом «свой – чужой?».

Я закрываю глаза. Темно, темно, я пытаюсь раскрутить эту темноту против часовой стрелки. Как-то на экзамене я для себя решил, если получать информацию из прошлого, нужно крутить темноту против часовой стрелки. Вот появляется пятно света, тонкая мерцающая бензиновая пленка на воде, я кручу ее все сильнее, мне нужно сделать так, чтобы от вращения она прижалась к краям черноты. И вот она в одно мгновение разбегается, и я вижу руки, льющие воду из алюминиевого ковша. Вода льется на бледную кожу. Бледную кожу умершего человека. Вот это кино!

Я открыл глаза. Да уж, я слыхал о том, что воду с покойника как-то используют, и даже однажды видел женщину, которая хотела помочь санитарам в морге, но один из санитаров ее не пустил, а послал ее подальше, на что женщина совсем не обиделась и пошла себе спокойно, а тот санитар как-то смущенно взглянул на меня и сказал: «Ходят какие-то странные». Но я понял, что она придет еще раз, когда, кроме этого санитара и покойников, в морге никого не будет.

Интересно, кто ее приволок сюда, эту бутылку. Только подумав, я получил ответ. «Таня. Татьяна». Вижу лицо. Лет сорока пяти – пятидесяти. Дальше просто бегом побежало. Володя – муж, скорее всего. Потом еще молодой человек – острый нос, лицо тонкое, заостренные скулы.

– Антон, дай-ка мне пакет. – Пока молчу и вердикт не выношу. Даже не представляю, как это работает, но водичка-то похоже опасней, чем радиоактивная. Барышня Татьяна обрызгала ею всю квартиру. – Пойдем на лоджию и перекурим.

Мы вышли на свежий воздух – и да, почувствуйте разницу, как говорится. Этот липкий страх остался за дверью.

– Антон, напряги память. Женщина, зовут Татьяна, возраст сорок пять – пятьдесят. Мужчина, скорей всего, муж, Владимир, и похоже сын, имя не зацепил, по внешности лет двадцати, бледный, остроносый.

Что бы я ни говорил в какой бы ситуации, но мне очень нравится видеть изумленные лица, особенно когда причиной изумления являются мои слова. После фокуса с бутылкой Антон, по сути, забыл про свое академическое настоящее, а тут и просто выронил сигарету.

– Так, – он сглотнул слюну, – Татьяна – наша приходящая домработница. Володя – это ее муж. Остроносый – это сын, сейчас сидит за наркотики. Татьяна просила у тети деньги, чтобы выкупить его, тетя уже давала однажды и сказала тогда, что это в первый и последний раз, займитесь сыном, а может, будет и лучше, если он сядет и там, быть может, сумеет отказаться от наркотиков. Во второй раз она денег не дала и нас попросила не давать, а то так и будет продолжаться.

– Когда парня посадили?

Антон начал вспоминать.

– Месяца за три до смерти тети. – Лицо было напряженным, включил свою логику. – Неужели она? Неужели из-за тех денег? Боже мой! Надо было дать их и все. Как мне теперь своим-то объяснить? Может, вы с ними всеми встретитесь?

– Не спеши, Антон, для начала сделай генеральную уборку, протри тут все, каждый миллиметр простой водой, да не раз, не жалей воды – сильнейший в мире растворитель.

– А может, святой?

– Можешь и святой, не помешает.

– А батюшку? Может, батюшку пригласить и освятить квартиру?

– И батюшка не помешает, только про меня не говори, а то начнет тебе морали читать, понимающих батюшек на этом свете не так уж и много. Так, вези меня домой. Источник опасности тебе известен. Дома все тщательно проверь, что-то она еще здесь забыла. Воду вылей.

– Куда?

– Да хоть в унитаз.

– Нет, в унитаз нет, я ее куда-нибудь отвезу.

– Ну тогда поехали, меня отвезешь и воду выбросим.

Антон шел с пакетом, держа его поодаль от себя, и весь его вид говорил о том, что это мероприятие ему не приносит удовольствия. Когда мы проезжали мимо коллектора для стока воды, я сказал: «Вот сюда и выливай – с талой водой и московскими реагентами ни одна вода с покойника соревноваться не может». Антон был напуган, и я понимал его страх. В этой квартире ему жить. У него ребенок и жена, а тетя, цветущая тетя, ушла.

Вернувшись домой, уставший, я с порога отправился в душ. Вот это опыт. Армейский словарный запас резко активизировался. Такого со мной еще не было. Больше всего, конечно, меня поразила механика действия. Бутылка, которая трещала.

Я стоял под душем и представлял дождь – дождь, под который попал в 1979 году в Хабаровске. Это был настоящий тропический ливень, теплый и мощный. На Урале я таких дождей не видел. Вспоминать этот ливень для меня не составляло труда – мой дождь, мой антидот, мое противоядие. После душа я полез в холодильник, там было еще одно средство, но теперь внутрь. Рыба, кусок соленой кеты, который я с удовольствием съел и запил черным чаем с сахаром. Сыновей моих еще не было дома. Да, теперь мне будет что рассказать им. Хоть роман пиши!

Антон позвонил часа через четыре, когда парни мои уже были дома и я только-только закончил свой рассказ.

– Александр, я отвез вас, а вернувшись, застал дома жену и ребенка. Пугать жену не стал, сказал только, что нужна генеральная уборка, и приступил к обыску. Я перерыл всю квартиру, все, что можно, но ничего не нашел. Но я вам верю и поэтому начал уже книги вытаскивать, смотреть за ними. Жена, видя мою бурную деятельность, остановила меня, сказав: «Давай завтра, ребенок капризничает целый день, обычно выходим гулять и он быстро засыпает, а тут кричит и кричит, на руки возьму – успокаивается, а как укладываю – снова в рев, до истерики, а тут еще ты все вверх дном ставишь». К тому моменту я детскую всю обследовал уже, там все чисто было. Ее слова меня как кипятком ошпарили.

Антон заговорил совершенно не в своей манере – он говорил быстро, сбивчиво, перескакивая и глотая слова так, что я только по смыслу мог ориентироваться.

– Антоооон. Так, успокойся, выдохни.

Он умолк на секунду.

– Так вот, я вспомнил, что не осмотрел коляску. Она стоит на лестничной площадке. Я вышел на площадку, осмотрел коляску, поднял матрасик, а под ним два камня, небольшие, и на каждом нарисован крестик.

Ну, что ж, с такой задачей я никогда не сталкивался. Я читал об этом в книгах и в Интернете, ко мне уже приходили письма, сотни писем, в которых звучали слова «порча» и «заговор», «отворот», «приворот», много, очень много разных слов, означающих воздействие извне. Но никто из моих близких никогда не говорил мне о чем-то подобном. Я всегда воспринимал такие вещи исключительно с точки зрения детских страшилок для взрослых и вот впервые столкнулся с реальным событием, и интуиция подсказывает мне, что я не ошибаюсь.

Я вижу работу очень серьезного оппонента, и мороз, покрывающий инеем мою спину, говорит, что он, этот оппонент, не менее реален, так же, как реален и я. Нет, женщина по имени Татьяна сама не смогла бы сделать ничего подобного. Но кто ее научил? Специалист с высокой квалификацией. И поэтому он опасен. Кто-то, кто знает законы физики не хуже меня, а может быть, даже и лучше.

То, что вода – сильнейший в мире растворитель, в том числе и информации, я знал, но что несет в себе вода, которой обмывали покойника? Остаточные эмоции? Ужас ожидания смерти? А может, она выступает в роли какого-то катализатора? Вода, несущая энергию остановки, энергию болота, энергию гнили, превращающая организм в зловонную лужу и делающая его питательным субстратом для развития болезнетворных организмов. Это вода, снижающая иммунитет. Я думаю, это основное ее свойство, транслируемое в окружающий мир. Антииммунный энергетический субстрат. Другие мысли ко мне не приходят, это некая «закваска» для начала процесса.

Так, теперь камни-камушки. Здесь уж однозначно энергия неподвижности, но есть еще и элемент в виде креста. Распятия. Символ смерти и символ воскресения. Хотя по поводу воскресения есть сомнения, воскресение произошло не на кресте, а только после того как Иисуса сняли с него. Крест – дорога к воскресению, подготовка к нему, но не просто дорога, крест – это, скорее, мучительный путь.

Картина вырисовывается следующая: в основе лежит месть за несправедливый отказ. Несправедливый ли? Покойная уже один раз пошла навстречу, дала деньги, результат известен. Парень не изменился. Я не вправе ее судить в ее отказе, но почему она попала под воздействие? Значит, это прошлое. Если ты чист в делах и в мыслях, этого еще не достаточно, надо смотреть прошлое, ответ к загадке кроется именно в прошлом. Там, далеко, кто-то из предков этой женщины совершил ошибку столь серьезную, что она не смогла устоять перед энергий смерти.

Могла ли она откупиться деньгами? Возможно, могла, и деньги, отданные ею несчастной матери, могли бы быть просто эквивалентом добра, антидотом для отрицательной энергии прошлого. То есть те положительные эмоции убитой горем матери могли бы нивелировать ошибки прошлого. Маленькое счастье одного человека, если оно вызвано действием другого человека, могло выступить противовесом на чаше весов в пользу жизни.

Но почему я смог это все распутать? Я-то кто такой? Почему мне впервые в жизни был дан настолько очевидный знак, что даже посторонний человек увидел и услышал ответ на мой вопрос об опасности. Треск пластиковой бутылки не выходил у меня из головы. Возможно, я здесь тоже всего лишь инструмент мироздания. Тогда встает вопрос, для чего применялась моя интуиция? Для того, чтобы сохранить жизнь этой семье? Может быть, для того, чтобы поставить восклицательный знак в слове справедливость и элементарно убрать из их квартиры опасность? Может быть, именно для этого.

Справедливость, статус кво восстановлен, нужна санация. Я в роли санитара. Ликвидатора последствий аварии. Я не знаю. Несмотря на то что китайская грамота открыла мне глаза на многие вещи, вопросов меньше не стало. Их стало больше. Да, я учусь, и, скорей всего, жизни моей не хватит на то, чтобы повесить себе на грудь значок с надписью «Я все знаю». Похоже, как раз наоборот. Надпись там будет другая. Я не знаю ничего!

Оставался еще один вопрос. Кто этот специалист, который решился на убийство? Кто научил бедную женщину этим действиям и ритуалам, кто использовал знания, реализация которых привела к смерти. То, что такой человек есть, у меня не было сомнений. Я по своему опыту могу сказать: знающий, как лечить, знает и то, как усилить болезнь. Просто мне в голову никогда не приходил вариант уничтожения личности. Нейтрализация – да, сделать человека безопасным – да, сделать так, чтобы понравиться человеку, – да, снизить критику в свой адрес – конечно да! Но убивать-то зачем? Даже просить Бога о наказании кого-то – нельзя. Обратить внимание – пожалуйста, но просить уничтожить – никогда!

Поскольку уровень знаний у оппонента весьма высок, то почему же он не научил женщину, как правильно подойти и попросить те же деньги? Ведь внутри у каждого из нас есть любовь к ближнему, и определенные слова, сказанные в определенный момент, делают эту любовь понятной, и человек, услышав эти слова, всегда пойдет навстречу. Может быть, для меня это элементарные вещи? Может быть. Но для того, другого, похоже, есть только один путь – путь смерти, путь остановки, путь власти. Знания дают власть. Власть – это испытание. Оппонент не выдержал экзамен. Ему приятно видеть в глазах людей не восхищение, а страх.

Да, теперь эта бедная домработница целиком во власти своего «наставника». Теперь ее жизнь – страх. Теперь она знает, что можно убить, и убийство это не подпадает под статью Уголовного кодекса, потому что общество это отрицает, но, с другой стороны, это случилось, и теперь у нее нет сомнений в существовании и Бога, и Дьявола. И она прекрасно понимает, к кому были обращены ее мольбы и просьбы, кому на алтарь она бросила свою эмоцию, подлинную, искреннюю эмоцию мести. Ох, как же ей должно быть сейчас страшно. Но что сделано, то сделано. У нее еще все впереди, не у нее, так у ее сына. Справедливость – штука долгая.

В последнее время я встречал много разных людей, называющих себя колдунами, магами и ведьмами, но настоящих среди них не встречал ни разу. И вот представился случай встретиться с работой настоящего специалиста. Почерк женский. Я решил для себя, что это женщина. Аналитики нет никакой, это женщина, и все. Одинокая, еще не старая, не старше меня. Скорей всего, она хороший практик, но без интуиции. Была бы интуиция, она бы себе такого не позволила. А стало быть, лично мне она не опасна. И это хорошо. Вероятно, судьба преподнесла мне урок не просто так: я с ними буду встречаться, с людьми, не выдержавшими испытания властью, и мне нужно находить противоядие. Не для себя, а для тех, против кого этот человек и ему подобные направят свои знания.

Если они есть, люди с черными душами, то должна быть в них какая-то целесообразность. Разделение на Бога и Дьявола меня не совсем устраивало. Бог есть Творец, и тогда, получается, Дьявол тоже его создание? Но создание со своей функцией и со своими адептами, в виде того человека, который принес в квартиру бутылку с водой.

О, как много мне надо еще знать и уметь. Пока я все время действую эмпирическим путем, методом проб и ошибок, но то, что произошло сегодня, требует максимальной осторожности в работе. Мое внутреннее убеждение было связано с тем, что я с Богом, по крайней мере, я на светлой стороне, а Дьявол с его помощниками и проводниками – на противоположной. Я уже многое умею и многое знаю. Я могу делать как одно, так и другое, но я знаю, что другое делать нельзя, а они что, не знают? Получается, что не знают, и это незнание ставит их заведомо в проигрышную позицию. Или специально идут на конфронтацию? Гордыня. Скорее всего, именно это качество является катализатором процесса.