Текст книги "Мечи Ямато"

– Ты… ты… – Худощавый самурай от возмущения не мог ничего выговорить, лишь судорожно сжимал рукоять катаны.

– Продолжать? – не обращая внимания на реакцию худощавого самурая, спросила Ацухимэ. Спросила, похоже, сама у себя, потому что без перерыва продолжила: – А ты к кому ходишь почти каждую ночь, Хасимото? Что молчишь? Так я тебе скажу! Ты ходишь к Карахаси, к наложнице господина Мацудайра. И от кого ребенок, которого она сейчас носит под сердцем, еще неизвестно. Не ревновал ли ты ее к сэнсэю, а? Ты говорил, что любишь ее. Что опять молчишь? Или ты думал, что женщины умеют держать язык за зубами? Если ты так думал, ты глуп, Хасимото! Да только глупость не помеха ревности, а ревность любого может толкнуть на преступление. А ты, Куримото?!

– Замолчи! – вскинул руку один из самураев.

– Замолчать? Ты затыкаешь мне рот? Я разве начала обвинять? Если ты хочешь, чтобы я не продолжала, встань здесь, рядом со мной и нашим гостем, скажи, что ты не веришь в его виновность только потому, что он гайдзин.

«Она восхитительна, сгореть мне в аду! – Артем, забыв обо всем, любовался этой женщиной. – Да ради такой женщины… даже не знаю что…»

– Ты не встал рядом, тогда я скажу про тебя, Куримото! – Ацухимэ наклонила нагинату. – А-а, ты положил ладонь на рукоять катаны! Что ж, выхватывай меч и пытайся снести мне голову. Только я раньше успею достать тебя нагината. А еще раньше я успею сказать, что хотела. Все знают, как ты относился к чужеземцам. Ты любил повторять: «Все чужеземцы – варвары, не допускать гайдзинов в страну, выдворить тех, кто есть, и раз и навсегда очистить от скверны Землю Богов – Японию!» И вот ты видишь чужеземца, которого Мацудайра принимает в своем доме как равного. Все тут знают, что ты подвержен вспышкам гнева, во время которых тебе трудно сдержать себя в ножнах благоразумия, и эти вспышки сэнсэй, как ни бился, побороть не мог…

– Твой язык подобен пчелиному жалу, женщина! – закричал Куримото, выхватив из ножен длинный меч.

И тут Ацухимэ одним движением туловища, можно сказать, уничтожила самурая. Она элегантно, так, на носочках, развернулась и оказалась к грозному самураю Куримото спиной, тем самым оставляя его в полных дураках – не рубить же ему женщину мечом со спины, не кричать: «Эй ты, повернись!» Он так и застыл в нелепой позе, не зная, что ему делать. Нет, может быть, он бы опомнился и закричал: «Эй ты, повернись!», да только Ацухимэ как ни в чем не бывало, будто ничего и не заметила, продолжила говорить:

– Вы согласитесь, господа самураи, что не только у чужестранца были причины желать смерти сэнсэю, а? Так? Согласны со мной? Или мне продолжать называть имена?

– Я не соглашусь с тобой, женщина, – вдруг снова заговорил Хара Итиноси, про которого Ацухимэ уже говорила. – Может быть, не все здесь знают, но за голову этого гайдзина даймё Нобунага назначил награду. Коку риса! Выходит, гайдзин уже совершал преступления в этой провинции. И наверное, не одно, раз награда так велика…

Артем не исключал, что это прозвучит рано или поздно. Слухом земля полнится. Плохо, конечно, что дошло до селения Касивадзаки, плохо, что сейчас прозвучало, да уж ничего не попишешь. Самураи зашумели, обсуждая услышанное. Артем же увидел, что сестра Хидейоши как-то сразу поникла, взгляд ее агатовых глаз потускнел. Допустить, чтобы он тускнел и далее, остаться без ее поддержки было никак нельзя.

– Это так! За мою голову Нобунага действительно назначил награду! – громко сказал Артем. – Именно поэтому я последний, кто был бы заинтересован в смерти мастера Мацудайра. Потому что я пришел в этот дом в поисках убежища и мастер обещал мне покровительство и защиту. А теперь я лишен ее.

– Тогда я знаю, что мы сделаем! – Хара Итиноси поднял вверх руку. – Мы пошлем за Нобунага. Как бы мы здесь ни относились к даймё, это будет лучшим выходом. Он следит за порядком в провинции, преступления и преступники – это по его части. Пусть придет и выяснит, кто убийца.

«Правильно», «Очень верно придумал», «Мудро», «Всех устроит», – зашептались вокруг. Ацухимэ же молчала. Она опиралась на нагината, но в позе ее угадывался надлом. Вероятно, чтобы предупредить возможные возражения, Хара Итиноси сказал:

– Мы знаем, случись такая беда с кем-нибудь из нас, сэнсэй не пустил бы даймё Нобунага в Касивадзаки, мастер Мацудайра сам нашел бы убийцу и наказал его. Но мастера с нами нет. Поэтому нужен человек, кто установит истину.

«Гладко стелет гад, – подумал Артем. – И что тут можно сделать? Смириться? Пусть посылают за Нобунага, а пока тот едет, попробовать удрать».

– Я готов согласиться с господином Итиноси, – сказал Артем. – Пусть пошлют за Нобунага. Пусть он найдет убийцу. Ради этого я готов сдаться даймё и предстать перед его судом. Но я бы предложил подождать до утра. До утра не отправлять гонца к Нобунага.

– Что это изменит, гайдзин? – спросил кто-то из самураев.

– Сейчас мы все во власти чувств. Утром же придет очередь мысли. Может быть, утренний свет и спокойствие ума откроют нам некую очевидную истину, мимо которой мы прошли ночью.

– Он попробует сбежать! – крикнул самурайчик Наканэ.

– Он пытается обхитрить нас! – поддержал его Цурутиё.

– Можете охранять меня всей школой, – развел руками Артем.

– Всей школой незачем, но четверо самураев будут постоянно рядом с тобой, – сказал Хара Итиноси, который, кажется, потихоньку выдвигался в главные.

– А я буду рядом с этими четырьмя, – сказала Ацухимэ. – Чтобы они ничего не натворили.

– Я все же не понимаю, зачем нам нужно ждать рассвета! – Куримото с лязгом задвинул меч в ножны.

– У нас говорят, утро вечера мудренее, – сказал Артем.

– Решено, – твердым голосом произнес Хара Итиноси. – До утра гонца к Нобунага не отправляем.

– Ты на что-то надеешься? – тихо спросила девушка, наклонившись к Артему.

– Я попробую отыскать след, который приведет к убийце. Задача сложная, но выполнимая…

Глава одиннадцатая
«СВЕТ ВОСЕМНАДЦАТИ ЛУН»

Зажегся легко —

и так же легко угаснет

ночной светлячок.

Тинэ-лзё

«Ведь это я только так пообещал, что легко поймаю Кирпича. Если б это было так просто, мы бы их всех давно переловили, Шар-рапов» – эта фраза из незабвенного кинофильма не давала Артему покоя, пристала, как банный лист, и вертелась на уме… – так, бывает, прилепится к языку некая мелодия, ходишь напеваешь ее или насвистываешь и никак не можешь избавиться…

Вот, казалось бы, он, человек знакомый с книжными и киношными похождениями великих сыщиков, вооруженный представлением о дедукции, смотревший сериалы про Эркюля Пуаро и мисс Марпл, прочитавший на языке подлинника тьму-тьмущую российских детективов, – он должен был в два счета распутать это дельце. Однако прошло уже часа два (а то и более) с того момента, когда чужестранцу предоставили относительную свободу, а Артем убийцу еще не нашел.

Четверо самураев ходили по пятам и таращились на Артема так, словно подозревали его в совершении не только ночного, но и всех нераскрытых в стране Ямато преступлений, начиная с эпохи первого императора и по сей день. Кто-то из них ограничивался сердитым сопением и грозным блеском очей, а другие нет-нет да и толкнут невзначай, исподтишка. И они называются благородными самураями, джентльменами древних эпох, блин! Впрочем, им простительно по причине малолетнего возраста, они еще глупые дети. И по этой же причине Артем не отвечал им, делал вид, что не заметил. Зато Ацухимэ однажды заметила и так влепила древком нагината по руке, что отбила охоту к шалостям у всех добровольных вертухаев самурайского звания.

Тело мастера все еще лежало в центре фехтовального зала. На этом настоял Артем, сказав уже всем, что убийца мог оставить следы и эти следы он попробует отыскать. Ацухимэ его поддержала, а Хара Итиноси не возражал, видимо, за ночь устав уже возражать и спорить до хрипоты.

Однако никаких следов Артему обнаружить не удалось. Он, конечно же, думал о снятии отпечатков пальцев и о прочих приемчиках из сферы доступной криминалистики, с которыми злоумышленники просто не могли быть знакомы по причине многовековой своей отсталости и, стало быть, не опасались прокола с этой стороны. Но как тут снимешь те же отпечатки, с помощью каких таких подручных средств? Ну, допустим, бумага тут найдется, только сгодится ли она? Потом что-то нужно напылять на поверхность рукояти кинжала, как-то делать оттиск, как-то надо уговорить самураев «сдать» свои отпечатки…

Хорошо. Пусть невероятными усилиями он все же снимет отпечатки с орудия преступления и «откатает пальчики» у всех самураев. Пускай какие-то отпечатки совпадут. А как убедить этих дремучих нехристей, что папиллярные линии у людей уникальны и их совпадение есть неоспоримое доказательство виновности, какими аргументами достучаться до их деревянных мозгов? Одного утра на все это громадье задач явно не хватит. Так стоит ли вообще затевать? Думается, что нет.

И вообще, ни черта тут у них нет полезного и нужного! Нет даже увеличительного стекла, с которым можно было, поползав на коленях, изучить каждый миллиметр, а то, глядишь, и удалось бы разыскать на соломенных матах некий волосок, который неоспоримо укажет на убийцу… Можно, конечно, все бросить и заняться изготовлением увеличительного стекла. Кто ж спорит, можно! А пока он будет его тут непонятно из чего и как изготавливать, его двенадцать раз казнят и пятнадцать раз сожгут на погребальном костре по буддистскому обряду… ну, или сто раз отправят в мир иной по обряду синтоистскому. З-замечательно!

Короче, оставалось полагаться лишь на свой острый ум и скрытые дедуктивные способности. А также на то, что ум еще более прежнего обострится под дамокловым мечом отправки гонцов к Нобунага. Уж больно не хотелось попадать в лапы Нобунага…

Первое, на что Артем обратил свое внимание, приступив к расследованию, – беспечность мастера Мацудайра. Как же это он позволил убийце подобраться к себе вплотную? Убийца, что ли, ступал бесшумно, аки призрак бестелесный? Вот именно – ему следовало быть призраком, и только призраком, чтобы в ночной тишине подобраться к мастеру совершенно бесшумно. Ничем не хрустнув, не выдав себя дыханием или шорохом соломенных матов под ногами. Нет, к обычному человеку (ко мне, допустим, признал Артем) необычных способностей убийца, может, и сумел бы подкрасться незаметно, но тут ведь мастер кэмпо! Да и сам убийца побоялся бы так рисковать. Малейшая оплошность, мастер оборачивается, и все – гудбай успех, провал затеи. Словом, вывод напрашивался сам собой – мастер знал убийцу и всецело ему доверял. Настолько всецело, что спокойно повернулся к нему спиной. А значит…

А значит, убийцей непременно должен быть кто-то из домашних! Кто-то из других наставников школы, из учеников, из слуг или… может быть, кто-то из женщин.

Погоди-погоди, сам себе возразил Артем. А если ночью тайно прибыл некто, кого мастер хорошо знал и кому доверял как себе? Скажем, тот же Хидейоши или кто-то вроде него. Убил мастера и незамеченным убыл восвояси. Вероятность такого сценария невелика, слишком уж ловким получается этот убийца, прямо ниндзя какой-то, но пока какая-то вероятность сохраняется, версию скидывать со счетов не стоит. Но все же домашние – первые на подозрении. «Э-хе-хе, – вздохнул в этом месте расследования Артем, – нелегка ты, участь частного сыщика».

Воздушный гимнаст, конечно, как мог тщательно осмотрел место преступления. Прилежно с фонарем исползал на коленях все маты вокруг трупа, осмотрел труп. Но не переворачивал. Решил не будить лихо в виде и без того злобно позыркивающих на него самураев. Осмотрел Артем и кинжал.

На вопрос «чей кинжал», которым почему-то никто не задавался до сего момента, в том числе и сам Артем, ему ответила Ацухимэ:

– Это кинжал самого сэнсэя. Убийца взял его из комнаты оружия.

– А попасть в эту комнату легко?

– Да. Она находится на другой стороне внутреннего двора, рядом с залом для трапез.

– Что из оружия в ней хранится?

– Все то оружие, что использовал мастер для занятий воинским искусством. Тебе перечислить все? Там хранится тёкуто, кэн, тати, нодати, танто[33]33
  Тёкуто – древнейший прямой меч. Кэн – древний прямой обоюдоострый меч, имевший религиозное применение и редко использовавшийся в бою. Тати – большой меч (от 60 см), носившийся острием вниз. Нодати – сверхбольшой меч (от 1 м и до 1,5—1,8 м), носившийся за спиной. Танто – кинжал или нож длиной до 30 см.


[Закрыть]…

– Не обязательно перечислять! – остановил Артем. – Оружейная комната не охраняется?

– Зачем? – искренне удивилась Ацухимэ.

«А и действительно! – гимнаст поразился собственной недогадливости. – Когда они и так тут все разгуливают с оружием».

– Но ты же говорила мне, что в детстве тайком пробиралась в эту комнату, нарушая строжайший из запретов, – нашелся Артем.

– Конечно, тайком, как же еще! Туда нельзя входить женщинам, – сказала Ацухимэ. – А у вас не так?

Некогда было поддерживать разговор о бедственном положении женщин в разных странах Средневековья… Кстати говоря… Еще раз Артему пришло в голову, что убийцей могла быть и женщина. Ну, сами… сами эти подлые мысли приходили! И от них невозможно было отмахнуться! Тем более… Тем более, как убеждала других сама Ацухимэ, причины желать мастеру смерти были у многих. Не было ли таких причин у самой Ацухимэ? Например, та же ревность? Или мастер – он ведь мужчина, не надо об этом забывать! – когда-то взял ее силой, и она давно вынашивала план мести…

«Все, хватит, хватит! – приказал себе гимнаст. – Подозревать можно любого. Поэтому надо идти не от людей, а от фактов и улик. Где эти факты и улики? Нету? Так ищи!»

– Меня другое занимает, – сказал Артем, пальцем смахнув со лба каплю пота. – Убийца взял кинжал. Почему он не взял ни один из мечей, боевой веер, нагината, лук и далее по списку? Почему он предпочел именно кинжал? Причем взял не какой-нибудь другой, а собственный кинжал мастера?

– Я поняла тебя. Действительно есть о чем подумать. – Девушка нахмурила лоб. – Я не знаю ответа.

– Может, убийца лучше всего управляется именно с кинжалом, – предположил Артем. – Кто у вас всему остальному предпочитает кинжал?

– Чтобы всадить в спину, большого умения не нужно. Любой справится. Даже любая женщина, даже слабый, больной мальчик.

– А может, он метнул его?

Ацухимэ взглянула на него как на маленького.

И сказала со снисходительностью в голосе:

– Это же ёрой-доси, «кинжал милосердия». Им на полях сражений добивают безнадежно раненых, чтобы облегчить страдания. Для метания убийца выбрал бы коцука[34]34
  Коцука – боевой нож, носился в ножнах боевого меча.


[Закрыть]. Но даже метни он ёрой-доси, тот не вошел бы по самую рукоять.

– Понятно. – Артем устало потер ладонью лоб. – Неплохо было бы опросить всех домашних. Не только самураев, но и вообще всех, включая женщин, слуг и малых детей. Как говорил один весьма известный у меня в стране мастер розыскных дел, в любом дельце всегда найдется человечек, который что-либо слышал, что-либо видел.

– Если бы кто-то что-то видел, он бы вышел и сказал об этом, – сказала Ацухимэ, резким движением головы отбрасывая со лба прядь черных волос.

«Сложно с вами, – подумал Артем. – Впрочем, идея с допросами заранее обречена. Гайдзин проводит допросы, ха! Кто из них согласился бы на такой позор – отвечать на вопросы гайдзина! Каждого пришлось бы уговаривать по целому дню».

Артем еще раз внимательно все облазил и осмотрел. Стыдно перед памятью великого Холмса, но он так ничего и не обнаружил. Ни малейшего следочка. Хотя добросовестно все обшаривал! «Ладно. Забудь и думай дальше, – приказал себе гимнаст. – Должна быть где-то зацепка!»

Например, место и время преступления. Время – глухая ночь, в это время люди обычно спят мертвецким сном. Место – фехтовальный зал, куда люди обычно по ночам не ходят. Или ходят?

– Скажи, а часто ли мастер посещал ночью фехтовальный зал?

Со своим вопросом он опять обратился к Ацухимэ. А к кому еще? Нет никакого желания общаться с хмурыми самурайскими личностями. К тому же, сдается, девушка уж никак не глупее своих однодомцев мужеского полу.

– Я ничего не знаю об этом, – ответила Ацухимэ.

– Тогда, – Артем наклонился к самому ее уху, прошептал, покосившись на супящих брови самураев, – спроси об этом у моей почетной охраны. Может, кто-то из них знает.

– Они тем более не знают, – сказала девушка. – Если что-то в доме неизвестно женщинам, это неизвестно никому.

– Ну хорошо, а тебя саму ничуть не удивляет, что мастер посреди ночи оказался в фехтовальном зале?

– Я не вижу в этом ничего странного, – пожала плечами Ацухимэ. – Ночь – прекрасное время, чтобы медитировать в одиночестве.

– Подожди… – От пришедшей на ум мысли Артем непроизвольно щелкнул пальцами. – А кто обнаружил труп?

Вообще-то этим вопросом следовало озадачиться давным-давно, может быть даже в первую очередь, а не тогда, когда прошло уже черт знает сколько времени с начала следствия. От подобного сыщицкого дилетантства Холмс, наверное, все бока отмял, ворочаясь в литературной могиле.

– Сибо! – Ацухимэ громко обратилась к самому старшему из самураев. – Кто нашел убитого сэнсэя?

Сибо знал ответ. Оказалось, труп обнаружил старый знакомый Артема Наканэ. Он проходил мимо фехтовального зала, в приоткрытую дверь увидел свет фонаря, из свойственного ему любопытства заглянул внутрь и разглядел распростертого на полу сэнсэя, из спины которого торчала рукоять кинжала. Ах вот как… У Артема сразу же появился новый вопрос: «А почему сам Наканэ бродил ночью по дому, аки тень Мертвого Императора?» Вот на этот вопрос Сибо ответа не знал. А знал его, разумеется, только сам Наканэ. Бежать искать его и будить, если спит? Да нет, тема того не стоит. Ну, услышишь от самурайчика, что он вставал по нужде, или признается, что ходил к этой самой Кабуке… Кабуко… ну, в общем, к своей подружке, о которой Ацухимэ говорила.

Артем с тоскливой безнадежностью понял: он не знает, что делать. Но что-то делать надо было. А может… сорваться с низкого старта, броситься наутек – и пусть догоняют? Какие-то шансы есть…

Все самураи, стерегущие Артема, смирнехонько разместились по углам фехтовального зала, освещенного фонарями-укидару. Гимнаст сидел на корточках, прислонившись к стене. Рядом с ним на коленях сидела Ацухимэ. Ее одолевала утренняя дремота, то и дело ее голова начинала клониться, она вздрагивала и героическими усилиями воли распахивала глаза.

Уже разгорался рассвет – Артем только что вернулся с улицы (понятно, что его сопровождали самураи в полном составе и с их присутствием примиряло только присутствие Ацухимэ). На улице он тоже пытался обнаружить зацепки, сам не очень представляя, что это может быть. Например, извилистая цепочка следов на сырой земле с капелькой крови в каждом отпечатке, и цепочка та приведет в комнату преступника… Или вдруг удалось бы найти случайно оброненный дневник самурая, где все преступление чистосердечно описано с момента его обдумывания.

«Шути, шути, – пробурчал внутренний голос. – Дошутишься до плахи с топором или до бамбукового кола. На всякий случай я бы на твоем месте поинтересовался, как в здешних пенделях казнят преступников. Может быть, и нет ничего страшного. Чирк по горлу – и ты на небесах. Кр-расота!»

Хорошо хоть эти преимущественно детско-юношеские самураи не донимали глупыми расспросами типа: «Как продвигается расследование, скоро ли пойдем на задержание?»

Твою мать, короче!!! Артем на совесть (так во всяком случае ему самому представлялось) отработал следы преступления. И ничего не выходит!!!

Честно говоря, приступая к расследованию, Артем был преисполнен оптимизма. Почему-то ему казалось, что он сможет выйти на след убийцы и если не выявит его в течение ночи, то сумеет убедительно доказать хотя бы свою непричастность. Однако ни того ни другого…

– Ты узнал, кто убил сэнсэя? – разлепив глаза и подавляя зевоту, спросила Ацухимэ, и в голосе ее было столько надежды, что у Артема сдавило горло.

– Я на пути к этому. Я много узнал этой ночью.

Ну, не мог! Не мог он сказать ей правду: «Ты знаешь, свет моих очей, признаюсь тебе как на духу: перспективы у следствия самые унылые. Никаких зацепок, никаких ниточек, ухватившись за которые можно было бы размотать клубок. Ни-че-го. „Глухарь“ вырисовывается, одним словом».

Артем закрыл глаза. Неужели он полный ноль как сыщик? Столько прочитано и просмотрено. Надо думать дальше, напряженно думать…

Он поймал себя на том, что уже пошел в своих размышлениях по второму кругу: пальчики, невозможность их откатать и далее по списку.

Но ведь где-то должна быть подсказка…

Скоро утро, снова все соберутся, убийца не найден.

– Джек Лондон!!! – вскочил Артем. – Ну конечно! Это оно…

На него смотрели, как на сумасшедшего.

– Священный предмет, – бормотал Артем себе под нос, наматывая круги по фехтовальному залу. – Какой же, какой? «Свет восемнадцати лун». Что может быть более подходящим!

«Ведь они в сущности такие же дикари, как и эскимосы из рассказов Джека Лондона, – это он уже произносил не вслух, а про себя. – Они верят в колдовство, их мир населяют духи, которых они зовут ками. Должно получиться. Только надо все как следует продумать, чтоб без ошибки…»

Артем бросился к Ацухимэ, опустился с нею рядом на пол, схватил ее за руку, горячо зашептал, наклонившись к самому ее уху:

– Я найду вам убийцу. От тебя, Ацухимэ, потребуется немногое, вернее, одно лишь потребуется. Ты должна помочь убедить самураев, что до меча мастера Мацудайра, известного как «Свет восемнадцати лун», может дотронуться не только сам мастер…