Текст книги "Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет"

В двадцатый день второго месяца второго года по выходе из Египта облако присутствия Господня поднялось над скинией в знак отправления в путь и самая скиния была снята со своего места. По стану раздался звук двух серебряных труб, приготовленных для этой именно цели, и весь стан в правильном военном порядке, каждое колено под своим особым знаменем, двинулся в путь по указанию облака. Хотя сам Моисей знал путь по Синайскому полуострову, но, чтобы быть еще более уверенным в этом отношении, он пригласил себе в качестве проводника своего шурина Хавава, сына Иофорова, как туземного жителя, основательно и в совершенстве знающего всю эту местность, так что в этом отношении он мог быть «глазом» для всего народа (Числ 10:29–31). Ковчег завета, как высшая святыня, шел впереди стана, и поднятие и остановка его сопровождались торжественным возгласом Моисея. «Когда поднимался ковчег в путь, Моисей говорил: восстань, Господи, и рассыплются враги Твои, и побегут от лица Твоего ненавидящие Тебя! а когда останавливался ковчег, он говорил: возвратись, Господи, к тысячам и тьмам Израилевым». В таком порядке стан и двигался по направлению к Земле обетованной. От Синая до южных пределов Палестины считается не более трехсот верст, и потому израильтяне могли бодро смотреть на будущее и услаждаться надеждой скорого достижения благословенной земли, текущей молоком и медом. Но этой надежде не суждено было осуществиться. Прямого пути в Палестину нет, и он вьется по пустынным ущельям и долинам полуострова, что до крайности утруждало народ, принужденный двигаться по такому пути с огромным обозом и стадами. Прямо на север путь совершенно преграждался горным кряжем, идущим поперек полуострова, и потому можно было двигаться только на северо-восток – к берегу залива Акаба, составляющего восточную ветвь Чермного моря, омывающую восточную часть Синайского полуострова. Во время долгой стоянки у Синая народ уже отчасти позабыл о тяжестях пути в пустыне, а также и о всех чудесных знамениях, сопровождавших его в пути, и потому, когда опять увидел перед собой пустыню, опять принужден был с неимоверными усилиями подвигаться вперед по скалам и пескам – то поднимаясь на утесистые возвышенности, то спускаясь в обрывистые овраги, в среде его опять начался малодушный ропот на вождя. Тяжесть пути, истощавшего силы, естественно, вызывала потребность в более питательной и крепкой пище, чем какой народ мог пользоваться в пустыне (манна), и потому одним из главных предметов недовольства был именно недостаток мясной пищи. Ропот прежде всего проявился в среде некоторых инородцев, вышедших вместе с израильтянами из Египта, а потом передался и последним. Ввиду переносимых тягостей им вспомнился Египет. Горечь египетского рабства уже успела значительно изгладиться из их памяти, и при виде страшной тяжести свободной жизни им припомнилось только, как они ели там мясо из котлов, а кроме того «рыбу, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук, и чеснок». – «А ныне, – вопили они, – душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших». Этот безумный ропот вызвал повторение чудесного снабжения народа перепелами, но насыщение ими было вместе и наказанием для недовольных. Вследствие, быть может, неумеренного потребления мяса, а также в наказание за ропот среди народа открылась страшная смертность. Это возмущение, между прочим, и повело к учреждению совета из семидесяти избранных старейшин, как представителей колен (12) и поколений (58) с целью облегчения ответственности Моисея. Стан этот получил название «Киброт-Гаттаава» – «Гробы похотения». В этой местности и теперь видны остатки древнего стана, окруженного необычайным множеством могил.

На день пути дальше находятся следы другого большого стана, где заметны даже места отдельных хозяйств с очагами и приспособлениями для приготовления пиши. Место это, несомненно, есть Асироф, где также израильтяне останавливались станом: оно и доселе называется у арабов по-древнему «наблюдательным пунктом Асирофа». Вместе с тем у арабов сохраняется смутное предание о том, что здесь заблудился караван паломников и принужден был много лет странствовать в пустыне Тих, откуда и самая пустыня ведет свое название («пустыня странствования»). Так как никакой мусульманский караван, отправляющийся на поклонение в Мекку, никогда не мог заблудиться здесь, то вполне естественно предполагать, что арабское предание имеет в виду именно странствование здесь израильтян.

Наконец, после тяжелых испытаний и невзгод, омрачавших дух великого вождя, который принужден был выносить неприятности даже от своей сестры Мариам, враждовавшей с его женой и упрекавшей его в женитьбе на женщине нечистой, эфиоплянке, израильтяне прибыли в пустыню Фаран. Дух народа все падал, и потому необходимо было его поднять. Поэтому Моисей по повелению Божию избрал двенадцать человек и послал их в качестве соглядатаев в Землю обетованную, надеясь, что их известия о плодородии земли и богатстве пробудят в народе бодрость и желание скорее двинуться к ней для ее завоевания. Они должны были исследовать почву, запасы воды, климат, характер жителей и силу их городов и крепостей. Это было в июле или начале августа, когда созревают первые грозди винограда. Поручение было исполнено ими успешно, и они через шесть недель возвратились в стан. Но сведения их были далеко не утешительны для народа. Они не отрицали чудесного плодородия земли и в доказательство его принесли огромные грозди винограда, но вместе с тем, они так напугали рассказами о силе и исполинском росте палестинских жителей, неприступности их городов и крепостей, что рассказы их повергли весь стан в отчаяние. Это был решительный момент в истории народа, и израильтяне оказались неготовыми к нему. Вместо того, чтобы смело и мужественно идти вперед, они малодушно предались отчаянию и воплю и готовы были избрать нового вождя, который бы повел их обратно в Египет. Напрасно Иисус Навин и Халев старались поддержать в народе бодрость и надежду на успешное завоевание обетованной земли, если только он останется верен Иегове и будет полагаться на его всемогущую помощь, – народ обезумел от страха, не хотел слушать никаких доводов и готов был даже побить смельчаков камнями. Это печальное событие решило судьбу народа. Господь разгневался на малодушное неверие израильтян, и только пламенное заступление Моисея избавило его от истребления. Но после этого и сам Моисей увидел, что освобожденный им народ и по освобождении оставался малодушным и маловерным рабом, что поэтому он недостоин обетованной земли и должен погибнуть в пустыне. Только следующее поколение, уже рожденное и выросшее на свободе, увидит и возьмет землю, которая была лишь мечтой для его злополучных отцов. С тяжелым сердцем Моисей принужден был опять вести народ обратно в недра Синайских пустынь, чтобы тяжкой школой почти сорокалетнего странствования сделать его более достойным высшего предназначения. «По числу сорока дней, – сказал Господь, – в которые вы осматривали землю, вы понесете наказание за грехи ваши сорок лет, год за день, дабы вы познали, что значит быть оставленным Мною».

В библейском повествовании сообщается лишь немного сведений из истории 38-летнего странствования. Это была безмолвная школа труда и всевозможных испытаний, из которых народ должен был выйти обновленным и возрожденным.

О жизни израильтян в пустыне легко составить себе понятие по жизни кочующих теперь на Синайском полуострове арабов. Смотря по времени года, они передвигались со своими стадами в разные места полуострова, переходили с одной равнины на другую, отчасти занимались посевами на небольших равнинах, представляющих удобство для земледелия. Тягости этой жизни для такого многочисленного народа были неимоверные. То их палил нестерпимый зной, то ослеплял песком убийственный сирокко, а когда зима захватывала их на возвышенностях полуострова, то нередко заносило их стан сугробами снега. Часто должен был ощущаться недостаток в пище и в здоровой воде. Все эти тягости были причиной того, что численность народа нисколько не возрастала, а напротив, к концу странствования оказалось на две тысячи душ мужского пола менее, чем сколько было при выступлении от Синая. Пустыня, естественно, была школой не только физического, но и нравственного воспитания. Во все время странствования действовали необыкновенно строгие законы, немилосердно каравшие каждого нарушителя религиозных или общественных установлений. Не только смертью наказывалось, например, богохульство, но даже и менее тяжкие преступления. Так побит был камнями один человек за то, что он в субботний день собирал дрова. Нужно было приучить народ к точному исполнению закона, данного на Синае, и потому всякие нарушители его карались беспощадно. Если так наказывались отдельные неисполнители закона, то, конечно, еще с большей строгостью должны были караться те, которые сознательно и преступно восставали и возмущали народ против постановлений закона. Так это было по известному делу Корея (из колена Левиина), Дафана и Авирона (из колена Рувимова), которые произвели открытое возмущение против законодателя и особенно против установления священства как особого достоинства, присвоенного одному только классу. Они требовали признания всеобщего священства. Религиозный протест, как и всегда бывает, быстро перешел в политический, и они уже стали восставать против самого вождя, отказывая ему в повиновении. Когда Моисей позвал их к себе на суд, то они дерзко ответили: «Не пойдем. Разве мало того, что ты вывел нас из земли, в которой течет молоко и мед, чтобы погубить нас в пустыне? и ты еще хочешь властвовать над нами?» Возмущение на этот раз приняло огромные размеры. К бунтовщикам присоединилось двести пятьдесят старейшин. Когда увещание со стороны Моисея оказалось бесполезным для усмирения бунтовщиков, то он назначил всенародное испытание для удостоверения правоты их притязаний. По повелению Божию Моисей и Аарон, с одной стороны, и Корей со своими сообщниками – с другой, должны были явиться перед входом в скинию со своими кадильницами, и тут голос Божий повелел первым отделиться от всенародного собрания, чтобы истребить его. «Они же пали на лица свои и сказали: Боже, Боже духов всякой плоти. Один человек согрешил, и Ты гневаешься на все общество?» Тогда Господь повелел отделиться только от Корея и его сообщников, и их постиг Страшный суд Божий: «Расселась земля под ними, и разверзла земля уста свои, и поглотила их, и домы их, и всех людей Кореевых, и все имущество их, и погибли они из среды общества». Затем «вышел огонь от Господа, и пожрал тех двести пятьдесят мужей, которые принесли курение» с самовольным притязанием на священство. Когда и после этого волнение не утихало в народе, который стал обвинять вождей в погублении народа, то в наказание за этот ропот началось в народе особое поражение, от которого умерло еще 14 700 человек. Этот случай показал, что для народа мало простого установления, оно должно быть подтверждено видимым знамением, и это знамение дано было в том, что из двенадцати жезлов представителей колен расцвел только жезл Аарона, что и было наглядным и чудесным подтверждением его первосвященнического достоинства.

Прошли десятки лет в странствовании по пустыне Синайской. Выведенное из Египта поколение постепенно вымирало, отчаявшись в достижении обетованной земли. Оно показало себя недостойным ее, и потому должно было уступить место новому поколению, воспитавшемуся в трудах и невзгодах пустыни. Только такое поколение, закаленное в трудах и повиновении закону, могло мужественно встретить многочисленных врагов и очистить от них Землю обетованную, И это новое поколение Моисей повел, наконец, к пределам Ханаана. Какой громадный период отделял его от того момента, как у него впервые, еще в блестящем дворце фараонов, блеснула мысль об освобождении своего народа! Тогда он пылал надеждой и отвагой юности. В течение сорока лет принужден он был потом жить своей великой надеждой, пока наконец она не осуществилась. Он вывел «братьев своих» из Египта, из жалкой толпы беглых рабов преобразил их в народ, дал им закон и общественное устройство. Но увы – освобожденное им поколение оказалось недостойным свободы и той земли, которая предназначалась ему во владение. И вот убеленный уже сединами вождь должен был ждать еще сорок лет, прежде чем могла осуществиться его надежда. При многочисленных испытаниях и огорчениях от строптивого и неблагодарного, жестоковыйного народа неудивительно, что наконец в самом Моисее поколебалась когда-то светлая и несокрушимая надежда. Когда однажды (около Кадеса, в пустыне Цин) народ вновь поднял против него ропот из-за недостатка воды, и Моисею приходилось опять чудесно источать ее из скалы, то ему уже изменило доверие к возможности чуда, и хотя он действительно источил воду из камня, но сделал это с чувством раздраженности и отчаяния. Этот случай решил и его судьбу, и он должен был вместе с братом своим Аароном и со всем старшим поколением народа сложить свои кости в пустыне. Новое поколение должен был вести и новый вождь.

Изгнание Корея, Дафана и Авирона

От стана Кадеса, где Моисей своим жезлом в раздраженном недоверии разбил все свои надежды и где также умерла его сестра Мариам, он с тяжелым сердцем повел свой народ к пределам Палестины, в которую ему самому не суждено было войти. И едва он двинулся в путь, как совершилось печальное событие, которое было грустным предвестием скорого осуществления суда Божия и над ним самим. К северо-западу от каменистых развалин города Петры высоко поднимается над окружными холмами утесистая гора Ор со своими двумя остроконечными вершинами. На одной из этих вершин испустил дух свой великий первосвященник израильского народа Аарон, в объятиях своего сына и преемника Елеазара и в присутствии истинно любящего брата, который был для него руководной звездой в течение всей жизни. Величественная гора была достойным местом смерти такого человека. Она была символом величия его духовной жизни, которая всецело была посвящена народу. С горы открывалось дивное зрелище на пустыню, бывшую местом сорокалетнего пребывания злополучного народа, а там, к северу, в неясной синеве дали, виднелась даже холмистая почва обетованной земли. Бедная гробница на вершине этой горы у местных арабов признается и почитается именно за гробницу Аарона, хотя есть признаки ее позднейшего происхождения.

После тридцатидневной стоянки под сенью горы Ор, сделавшейся могилой Аарона, народ должен был двинуться опять на юг, в обход земли эдомитян, не давших согласия пропустить израильтян через свои владения. Обход этот по необходимости опять был труден, и народ стал опять «малодушествовать» и роптать на Моисея, и за это наказан был нападением ядовитых змей, от укушения которых погибло множество народа. Единственное спасение от этого бедствия для израильтян было в знамении веры, изображавшемся для них в виде медного змея, бывшего символом будущего избавления, по слову самого Избавителя: «И как Моисей вознес змию в пустыне, так должно вознесену быть Сыну Человеческому, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин 3:14–15).

Но вот, начиная от восточного залива Чермного моря, с каждым станом израильтяне все ближе подвигались к пределам Земли обетованной. Вот они прошли земли эдомские и моавские и подступили к земле аморреян, живших по восточную сторону Мертвого моря, на пространстве между реками Арноном и Иавоком. По обычаю отправлено было к ним посольство с просьбой о пропуске израильтян через их землю, но воинственный царь аморрейский Сигон решительно отказал в этом и с войском выступил против новых пришельцев. Встреча произошла при Иааце, и Сигон потерпел решительное поражение, так что израильтяне овладели всеми его городами. Та же участь постигла и владетеля следующей земли – Ога, царя васанского, землей которого также овладели израильтяне. Таким образом, вся страна по восточную сторону реки Иордана досталась израильтянам, и одна только эта река отделяла их от Земли обетованной. Но прежде чем вступить в окончательное владение этой землей, должно было произойти последнее столкновение между избранным народом и миром языческим, – столкновение, которое должно было окончательно решить судьбу того и другого и установить определенные отношения между истинной религией и язычеством, равно как и между царством Бога и Царством мира сего. Израиль должен был познать, что языческие народы не только представляют собой по отношению к нему враждебную политическую силу, но и что язычество по самой сущности своей враждебно царству Божию. Они несовместимы между собой, и потому у Израиля не должно быть никакого общения с язычеством, и он даже не может терпеть самого присутствия его на одной и той же земле. Этот глубоковажный урок преподан был народу израильскому накануне вступления в Землю обетованную замечательной историей языческого прорицателя Валаама.

После решительных побед над царями Сигоном и Огом вход в Землю обетованную был совершенно открыт для израильтян. Враги, которые бы могли заградить им путь в нее, или остались позади, или были рассеяны. И вот уже «сыны Израилевы остановились на равнинах Моава, при Иордане, против Иерихона». Но этот успех Израиля наконец пробудил крайнее раздражение у моавитян, царь которых Валак после сомнительного нейтралитета решил оказать противодействие пришлому народу, который, по его словам, «поядал теперь все вокруг, как вол поядает траву полевую». Но он в то же время, имея в виду участь царей Сигона и Ога, знал, как опасно выступать против израильтян с оружием в руках. Поэтому он прибег к новому средству, и в союзе с одним из мадианитских племен обратился к знаменитому в то время прорицателю Валааму, предлагая ему огромные дары за то, чтобы он своей волшебной силой проклял Израиля и тем обессилил его против оружия Валака. Валаам жил в Пефоре, на реке Евфрате, на родине Авраама, и потому у него сохранилось отчасти знание истинной религии и даже память об обетовании Аврааму и семени его. Но как прорицатель он был представителем языческого мира и за богатые дары, несмотря на внушения и предостережения свыше, согласился на предложение Валака. Уже на самом пути к Валаку Валаам получил новое предостережение от бессловесной ослицы, которая, заговорив голосом человеческим, «остановила безумие пророка». Но он «возлюбил мзду неправедную» (2 Петр 2:15–16) и за нее готов был пренебречь всяким предостережением. Узнав о его приближении, царь Валак выехал ему навстречу и в честь его задал блестящий пир. Затем приступлено было к делу проклятия. Валак возвел прорицателя на гору, посвященную Ваалу, откуда открывался вид на стан израильский. Там построено было семь жертвенников и принесена богатая жертва. Перед самым проклятием Валаам все еще колебался совершить столь неправое дело и вопрошал Бога, отдавая себя в Его полную волю. И воля Божия восторжествовала над любителем неправедной мзды. Вместо проклятия Валаам произнес торжественное благословение Израилю, и первое свое слово заключил возвышенным пожеланием: «Да умрет душа моя смертию праведников, и да будет кончина моя как их!» Изумленный и разгневанный Валак, сделав укор прорицателю, возвел его на другую гору, Фасги, чтобы он оттуда попробовал проклясть его врагов, но Валаам с этой горы произнес опять благословение Израилю. Валак попробовал еще раз возвести прорицателя на третью гору, на вершину Фегора, но оттуда Валаам произнес еще более возвышенное благословение, содержащее в себе предсказание, что «семя израильского народа будет как вешние воды, превзойдет Агага царь его и возвысится царство его», и заключил словами: «Благословляющий тебя благословен и проклинающий тебя проклят». А когда воспламенился гнев злополучного Валака, то Валаам заключил свои невольные благословения явным пророчеством о пришествии Мессии. «Вижу Его, – сказал вдохновенный Валаам, – но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова, и восстает жезл от Израиля, и разит князей Моава и сокрушает всех сынов Сифовых. Пришедший от Иакова овладеет городом».

Предсказав будущую судьбу тогдашних исторических народов, Валаам «пошел обратно в свое место», а Валак, потерпев полную неудачу в своем коварном замысле, должен был изыскивать новые средства для борьбы с Израилем. Но ему помог в этом опять Валаам, который, лишившись своей «неправедной мзды» на одном деле, очевидно, хотел получить ее на другом. По его совету моавитяне попытались отвратить Израиля от его главной крепости – Иеговы – искушениями сладострастия, и искушение было слишком велико для столь непостоянного народа. Он вполне предался преступной страсти и начал блудодействовать с дочерьми Моава (а также особенно с мадианитянками), и это преступное увлечение привело его к идолопоклонству, так что Израиль «кланялся богам их и прилепился к Ваал-Фегору», т. е. худшей форме языческого распутного идолослужения. Тогда «воспламенился гнев Господень на Израиля». Нужно было очистить стан израильский от такой скверны. Ревнителем истины выступил Финесс, сын Елеазара-первосвященника, внук Аарона, и копьем пронзил одного наглого блудника вместе с мадианитянкой, после чего последовало общее избиение всех блудников, которых и погибло 24000 человек. Финессу за благочестивую ревность дано было обетование вечного священства в его потомстве. Но скоро постиг праведный суд Божий и самого советника на злое дело. По повелению Божию израильтяне должны были истребить мадианитян, и в последовавшем избиении убит был и Валаам.

Но перед этим отмщением народу-соблазнителю произведены уже были, между прочим, важные приготовления к вступлению в Землю обетованную. С этой целью произведено было новое народосчисление, необходимое для правильности предстоящего раздела земли. По этому счислению оказалось, что колено Левиино возросло на семьсот человек, а все остальные уменьшились в числе на 1820 человек, так что вся численность народа определялась в 601 710 человек мужского пола, годных для войны. Но это было уже новое поколение, родившееся и воспитавшееся в пустыне. Из старого поколения остались в живых только Иисус Навин и Халев – в награду за свою верность завету Божию.

На пороге Земли обетованной Моисей с печалью вспомнил, что ему самому не суждено войти в нее, и Бог возвестил ему близкую смерть. После неуслышанной молитвы об отмене этого определения Божия Моисей просил себе преемника и по указанию Божию возложил на Иисуса Навина звание вождя народа – в присутствии первосвященника и народа. Затем сделаны были окончательные распоряжения об овладении и разделе Земли обетованной. Так как колена Рувимово, Гадово и половина Манассиина, особенно богатые скотом, просили Моисея позволить им остаться на привольных пастбищах по левому берегу Иордана, то вождь соизволил на их просьбу, взяв с них обещание помогать остальным коленам в борьбе с общим врагом. Остальные колена по вступлении в Землю обетованную должны были совершенно очистить ее от идолопоклонников-хананеян и разрушить их кумиры, и каждому колену заранее был назначен особый участок в потомственное неотъемлемое владение. Сорок восемь городов отведены были для колена Левиина, которому не назначалось особого земельного участка, и из них шесть городов сделаны местами убежищ для неумышленных убийц.

Большая часть этих подробных распоряжений уже, по-видимому, происходила под руководством Иисуса Навина, а сам Моисей, уже чувствуя на себе дыхание смерти (хотя «зрение его не притупилось, и крепость в нем не истощилась»), спокойно предался пророческому созерцанию и той внутренней духовной жизни, которая доселе стеснялась в нем заботами обыденных трудов. Перед своей кончиной он хотел еще раз торжественно повторить народу весь закон, данный ему Богом, а также обозреть и все те милости и чудеса, которых удостоился народ со времени освобождения от рабства египетского. После этой великой законодательной и нравоучительной беседы, для того чтобы еще более внушить народу важность заповедей Божиих, он заповедал по переходе Иордана начертать их на алтареобразном памятнике на горе Гевал и при всенародном собрании произнести на этой горе проклятия против нарушителей, а на горе Гаризим благословения на блюстителей закона. Еще раз сделав наставления народу, Моисей «написал закон сей и отдал его священникам, сынам Левииным», и повелел положить эту книгу закона в ковчег завета в вечное свидетельство народу. После беседы Моисей воспел пророческую песнь: «Внимай, небо, я буду говорить; и слушай, земля, слова уст моих». В ней изображены все благодеяния Божии, на которые народ столько раз отвечал грехами и преступлениями, и она заканчивается предсказанием о наступлении времени, когда и язычники возликуют с народом Божиим и совместно прославят чудные дела Божии «песнью Моисея, раба Божия, и песнью Агнца» (Откр 15:3).

Но вот пришел и конец. Моисей должен был расстаться со своим народом. Поэтому он в последний раз благословил его, высказав в благословении каждому колену его будущую судьбу. В этом благословении особенное значение придается колену Левиину, как избранному на священное служение, и в общем повторяется то же, что высказано было Иаковом в его предсмертном благословении. Но ему хотелось перед смертью хоть издали взглянуть на обетованную землю – предмет своих многолетних надежд. Поэтому он с равнин моавитских поднялся на гору Нево, на вершину Фасги, возвышавшейся над Иорданом перед Иерихоном. С нее открывалось величественное зрелище. К востоку волнообразно шли холмы, уходившие в бесконечную даль аравийских степей. На юго-западе в мрачной глубине сверкало Мертвое море, а к северу голубой лентой извивался Иордан. За рекой вздымалась вершина горы Гаризим, дальше расстилалась равнина Ездрилонская, за которой в разных местах великанами высились Фавор и Ермон, а прямо на запад даже виднелись отблески великого Средиземного моря. Вот она – Земля обетованная, которую всю показал ему Господь. «И сказал ему Господь: вот земля, о которой Я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря: семени твоему дам ее. Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но в нее ты не войдешь. И умер там Моисей, раб Господень, в земле Моавитской, по слову Господню. И погребен на долине в земле Моавитской против Веффегора, и никто не знает места погребения его даже до сегодня».

Итак, израильтяне лишились своего великого вождя и законодателя, и потерю эту они оплакивали тридцать дней. Чувство сиротства охватило их всех. Он был не только их освободитель, но и отец и воспитатель. Своей законодательной мудростью он возвел их на степень благоустроенной общественной жизни, дал им законы и религию, благодаря которым они сделались в духовном отношении светом для народов Древнего мира. Его любовь к своему народу была бесконечно самоотверженна. Он вправе был сказать о себе, что он лелеял их, как кормилица лелеет дитя. Его терпение в управлении строптивым и неблагодарным народом было изумительно. Сколько огорчений и самых тяжких оскорблений приходилось ему переносить от освобожденного им народа; но он, будучи «кротчайшим из всех людей», великодушно предавал все забвению и сам же пламенными молитвами старался отвратить праведный гнев Иеговы. Это был духовный исполин, с исполинским умом и бесконечной добротой и кротостью сердца, великий законодатель и святой пророк.

«И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицом к лицу по всем знамениям и чудесам, которые послал его Господь сделать в земле Египетской пред фараоном, и над всеми рабами его, и над всею землею его, и по руке сильной и по великим чудесам, которые Моисей совершил пред глазами всего Израиля» (Втор 34:10–12).

Но Моисей был лишь представителем религии закона – подготовительной ступени к более совершенной религии благодати. Поэтому свое дело и свой закон он не считал окончательными, а прямо в своем пророческом вдохновении предсказывал о другом, более высоком Пророке, который выступит на смену его с благовестием о новозаветной религии благодати. «Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня воздвигнет тебе Господь, Бог твой, – говорил Моисей своему народу, – Его слушайте». Указывая на это место, Спаситель мира говорил: «Моисей писал о Мне» (Ин 5:46). В своей жизни и деятельности Моисей как пророк, законодатель и вождь ветхозаветной церкви был прообразом великого Пророка, Законодателя и Главы церкви новозаветной – Господа нашего Иисуса Христа.