Текст книги "Радость. Как наполнить тело энергией, а жизнь счастьем"

Указанное желание переносится на терапевта, который подсознательно рассматривается пациентом как родитель, обещавший исполнение желаний. Пациент готов проделывать все, о чем его только попросит терапевт, питая иллюзию, что завоевание любви терапевта приведет в результате к самореализации. Терапевтическая ситуация может оказаться в высокой степени наэлектризованной этими невысказанными предвкушениями. Но точно так же, как это имело место в исходных инфантильных и детских ситуациях, все это закончится неудачей и чувством отчаяния, испытываемым пациентом применительно к терапии. Терапия – не поиски любви, а поиск знаний о самом себе или (можно выразиться и таким образом) поиск любви к себе. Если человек ищет в терапии полноты самоудовлетворения через посредство любовных взаимоотношений, то он будет разочарован. Такой человек обязательно снова впадет в свое извечное отчаяние. В психотерапии такое случается постоянно, поскольку только человек, пребывающий в отчаянии, станет думать, что любовь и спасение лежат вне его собственного Я. Если пациент в состоянии принять тот факт, что его отчаяние берет начало в собственной внутренней пустоте, то дорога к преодолению отчаяния и достижению полноты бытия для него открыта. В последующих главах мы внимательнее взглянем на эту «дорогу», чтобы увидеть, что еще требуется от пациента для обретения своего Я.

Глава 5
Гнев: эмоция, которая излечивает

В предшествующей главе я рассмотрел такую эмоцию, как печаль, обратив при этом особое внимание на ее выражение в форме плача. Мы видели, что все пациенты нуждаются в плаче для разрядки боли и печали, которые вызваны всякого рода физическими и эмоциональными «ранами» и вредоносными воздействиями, нанесенными им в детстве. Зачастую детей учат ни в коем случае не плакать, и часто за плач их наказывают или, по крайней мере, словесно осуждают. Результатом запрета плакать являются сильные хронические напряжения во внутренней мышечной системе тела, особенно в тех ее частях, которые связаны с дыхательной и пищеварительной функциями. Указанные напряжения стягивают дыхательный тракт, в сильной степени ограничивая и стесняя дыхание человека, уменьшая его энергетические ресурсы и сужая диапазон возможностей его вокализованного самовыражения. Но это далеко не единственный негативный эффект от упомянутых травм времен детства. Сильные напряжения развиваются и во внешней мускулатуре тела, одна из основных функций которой состоит в том, чтобы перемещать человеческий организм в пространстве. Тело едва ли не любого из моих пациентов служит отражением болезненной, нездоровой истории его жизни, и это находит отражение в утрате им грациозности движений и в своего рода «расщелинах», отделяющих друг от друга основные сегменты тела – голову от туловища или таз от грудной клетки. Указанные «расщелины» разрушают цельность личности, которую не удастся восстановить посредством одного лишь плача. В подобной ситуации в качестве восстановительной или защитной эмоции выступает гнев. В каждом из моих пациентов имеется изрядный запас подавленного гнева, во многих случаях доходящего до деструктивной, разрушительной ярости – того гнева, который они не смогли выразить в бытность свою детьми, когда им причиняли боль. Если мы хотим, чтобы тело восстановило свою жизненную силу и цельность, то эти накопившиеся деструктивные чувства должны найти свое выражение в каком-то безопасном месте и безопасным способом. Однако надо заметить, что, как и в случае с плачем, все пациенты испытывают большие трудности в том, чтобы эффективно и надлежащим образом выразить свой гнев. А без наличия такой способности человек либо сам становится жертвой, либо делает своими жертвами других людей.

Гнев является важной эмоцией всех живых существ, поскольку он служит для поддержания и защиты физической и психологической целостности организма. Без гнева всякий субъект беспомощен против разнообразных покушений, которым подвержена любая жизнь. Для молодняка большинства развитых биологических видов характерно отсутствие надлежащей моторной координации, которая необходима для выражения гнева, и это является одной из важных причин, почему детеныши нуждаются в защите со стороны родителей. Сказанное особенно справедливо применительно к человеческим детенышам, которым для овладения подобной способностью требуется гораздо больше времени, нежели потомству почти всех других млекопитающих. Однако сказать, что маленький ребенок не может впасть в гнев, было бы не совсем верно. Попробуйте насильно удерживать малыша, и вы почувствуете, как энергично он борется, чтобы освободить себя, а это как раз и представляет собой гневную, хотя и бессознательную реакцию. Попытайтесь вытащить соску изо рта у аппетитно чмокающего грудного ребенка, и вы ощутите, как его беззубые десны стискиваются в кусающем движении, чтобы удержать соску, если только он сам не решил распроститься с нею. Акт кусания, как это превосходно известно большинству родителей, представляет собой отчетливое выражение гнева малютки. По мере того как ребенок становится старше и его двигательная координация улучшается, более развитой становится и его способность к выражению гнева. Теперь карапуз будет реагировать гневом на любое нарушение его интегральной цельности или на вторжение на его территорию, включая покушение на то, что он считает своим личным имуществом или владениями. Если с помощью гнева не удается защитить свою цельность, то ребенок станет плакать, чувствуя себя беспомощным перед лицом грозящей ему травмы. Такая эмоция, как гнев, представляет собой часть более емкой функции агрессии, причем это последнее слово буквально означает «продвижение вперед». Агрессия лингвистически противоположна регрессии, которая означает «движение назад». А вот в психологии агрессивность противоположна пассивности, которая означает установку на пребывание в неподвижном состоянии или в ожидании. Мы можем продвигаться вперед, к другому человеку с любовью или с гневом. Оба эти варианта действия агрессивны, и оба они носят для индивидуума позитивный характер. Как правило, мы не испытываем гнева по отношению к тем людям, которые ничего для нас не значат или которые не причинили нам никакого вреда. Если эти люди просто неприятны нам, то мы избегаем их. Гневаемся же мы на тех лиц, в которых так или иначе заинтересованы, причем это делается с целью восстановить существовавшие с ними ранее позитивные отношения. Убежден, что всем нам хорошо знаком следующий факт: после ссоры или иной стычки с любимым человеком добрые чувства по отношению к нему, как правило, не только восстанавливаются, но даже крепнут.

На семинаре в квартире Райха, который проходил в 1945 году, он высказал мысль, что невротическая личность развивается лишь в том случае, если способность ребенка выражать свой гнев в ответ на оскорбление, нанесенное ему как личности, блокируется. При этом он подчеркнул, что если человек оказывается разочарованным в результатах своих целенаправленных усилий добиться удовольствия, то он как бы отзывает назад имевший у него место побудительный импульс к достижению поставленной цели, порождая тем самым в собственном теле потерю цельности. Искомая цельность может быть восстановлена только посредством мобилизации агрессивной энергии и ее выражения в форме гнева. Подобные действия обеспечат восстановление естественных границ организма и его способности снова добиваться своих целей (см. рисунок 3).

Рис. 3. Реакция организма на оскорбление или нападение

Для человека гнев представляет собой вспышку возбуждения, проходящую по телу вверх вдоль спины и поступающую в руки, которые теперь подпитаны энергией для нанесения ударов. Указанное возбуждение течет также в макушку головы и в клыки верхней челюсти, которые после этого также запитаны энергией, чтобы кусать. Мы принадлежим к разряду хищников, и для нас кусать – это совершенно естественное побуждение. Я во время выполнения упражнений на выражение чувства гнева в самом деле ощущал только что описанный поток возбуждения, поступающий в мои верхние клыки. По мере того как это возбуждение проходит по мышцам спины, последняя выгибается, готовясь к нападению. В это время человек может ощутить, как волосы у него на голове и на спине встают дыбом. У людей подобное удается увидеть редко, а вот у собак такой внешний облик весьма зауряден. Поток возбуждения при чувстве гнева показан на рисунке 4а. На рисунке 4б поток возбуждения движется в противоположном направлении, в результате чего глаза расширяются, брови поднимаются, голова откидывается назад, а плечи вздымаются. Все это – энергетические движения в случае страха. Если человек не способен впасть в гнев, то он так и застывает в позе страха. Эти две эмоции – гнев и страх – антитетичны, иными словами, полностью противоположны и взаимно исключают друг друга: если человек разгневан, то он не испытывает страха, и наоборот. Исходя из тех же соображений, можно сказать, что когда человек испытывает сильнейший страх, в его личности наверняка таится равное количество потенциального гнева – или, иначе говоря, подавленного гнева. Выражая гнев, человек снимает страх, точно так же как плачем он снимает печаль. В большинстве случаев страх в равной мере отрицается и подавляется, в результате чего человек иммобилизуется и «замирает». В подобной ситуации важно найти такой адекватный способ, который поможет ему как-то вступить в контакт со своим подавленным гневом и извлечь его наружу.

Рис. 4а. Направление потока возбуждения при чувстве гнева

Рис. 4б. Направление потока возбуждения при чувстве страха

Беседа с человеком по поводу его проблем, помимо всего прочего, может в качестве «побочного продукта» позволить ему войти в контакт с дремлющим в нем чувством гнева, которое он может выразить посредством упражнений по нанесению ударов. Более прямой путь к достижению того же эффекта – через плач. Если пациент с помощью упражнений, описанных в предыдущей главе, начнет плакать, то он станет ощущать свою рану и боль. Часто печаль при этом переродится в чувство гнева, которое может быть затем выражено с помощью сильных ударов по кровати. И точно так же, как невозможно разрядить всю свою печаль с помощью однократного приступа плача, никакой пациент не разряжает весь свой подавленный гнев за одну попытку «избиения» кровати. В процессе терапии по мере усиления и углубления плача гнев тоже становится более сильным, более сконцентрированным и лучше осознаваемым и понимаемым. Существует также возможность мобилизовать чувство гнева, поначалу выполняя упражнение по нанесению ударов чисто механически. Такой подход напоминает запуск «самораскручивающегося» насоса: одно лишь нанесение ударов может само по себе породить чувство гнева, поскольку указанное чувство как бы заложено в данном движении. При выполнении упомянутого упражнения я рекомендую мужчинам пользоваться собственными кулаками, а женщинам – теннисной ракеткой. Хорошая ракетка дает женщине бо́льшее ощущение собственной силы. У мужчин руки гораздо крепче, и они могут просто сломать ракетку, ударяя ею по кровати изо всех сил. Я инструктирую пациента сопровождать удары словами, которые будут дополнительно выражать испытываемые им чувства. К примеру, он может кричать: «Как я зол!», «Я тебя уничтожу!» или «Я сейчас убью тебя!» Сочетание слов с физическими действиями способствует большей концентрации чувств. И точно так же, как у всех пациентов есть о чем плакать или за что бить, если говорить в терминах отношения к ним в детском возрасте, у каждого из них накопилось вполне достаточно того, что прямо-таки обязано вызывать в них гнев. Но испытываемый пациентами гнев может также проистекать и из их сегодняшней, сиюминутной ситуации, с которой они не могут справиться должным образом по причине обуревающего их страха возмездия. Поскольку описанное упражнение освобождает и расслабляет напряженные мышцы, которые блокировали возможности выражения гнева, оно одновременно способствует умению выражать гнев во всех жизненных ситуациях. По моему опыту, это, однако, никогда не приводило к тому, что человек начинает стремиться просто «пошуметь», иными словами, выразить свой гнев каким-то иррациональным образом. И за все те годы, в течение которых я применял указанное упражнение в работе со своим пациентами, ни один из них никогда не заимел ни единой царапины, а в моем кабинете и приемной ничего не было сломано или разбито. Если у меня появляется ощущение, что пациент мало-помалу теряет контроль над собой, я немедля останавливаю его и показываю, как следует выражать существующий гнев, сохраняя при этом управление и контроль над всеми своими действиями.

Когда я утверждаю, что гнев не является деструктивной эмоцией, то провожу четкое различие между гневом, яростью и бешенством. Ярость представляет собой деструктивное явление. Ее предназначение состоит в том, чтобы причинить кому-то вред, фактически даже сломить кого-то. Кроме того, ярость слепа, и часто объектом приступа ярости оказывается совершенно невинное, беспомощное лицо или ребенок. Потому мы и говорим о человеке, что он «ослеп от ярости» или «впал в слепую ярость». Ярость носит также взрывной характер, а это означает, что, раз вспыхнув, она выходит из-под контроля. Можно сдержать гнев, но не ярость. Как я подчеркивал в своей книге под названием «Нарциссизм», ярость развивается тогда, когда человек чувствует, что его власти перечат или ей приходит конец. Ребенок, который систематически сопротивляется требованиям родителя, может вогнать этого вполне взрослого человека в ярость, нацеленную на то, чтобы непременно сломить сопротивление ребенка, заставить его подчиниться. Если ребенок по тем или иным причинам отказывается сделать то, что приказывает ему родитель, то последний сталкивается с ситуацией собственного чувства бессилия или своего рода импотенции, которая берет давнее начало в том факте, что когда-то в детстве его самого заставили подчиниться и он из-за страха оказался не в состоянии выразить свой тогдашний гнев. Сейчас этот подавленный гнев переходит в ярость, направленную против ребенка или другого человека, которого данный родитель не боится. Многие из моих пациентов в раннем детстве были вынуждены подчиняться родительской власти, причем зачастую им при этом не жалели шлепков и оплеух – такой формы наказания, которая особенно унизительна, поскольку подрывает присущее ребенку чувство собственного достоинства и восприятия себя как суверенной личности. Другие пациенты сообщали, что их даже заставляли достать и принести орудие их собственной экзекуции: ремень, березовую розгу и т. д., – тем самым еще более усиливая страх и еще более унижая ребенка. Если малыш подвергается постоянным и сильным оскорблениям со стороны взрослых, то совершенно естественный гнев, который он при этом ощущает, оказывается погребенным под огромной грудой страха, и, когда, наконец, этот принудительно усмиренный гнев найдет себе выход, он непременно станет деструктивной яростью. По этой причине его обязательно нужно разрядить раньше, чем человек почувствует в себе неукротимую ярость или даже сильный приступ гнева и станет открыто выражать их за пределами кабинета терапевта.

Когда я прошу своих пациентов бить по кровати кулаками или теннисной ракеткой, то результатом часто становится не гнев, а именно ярость. Вначале они, как правило, не проявляют особой охоты вкладывать хоть какое-нибудь чувство в свои удары, которые в это время не столько слабы, сколько бессильны. Но, постепенно втягиваясь и увлекаясь, они начинают наносить удары с такой энергией и скоростью, словно хотят кого-то уничтожить или даже убить. Подобные действия носят истерический характер в том смысле, что они не интегрированы с эго и, скорее всего, малоэффективны. Когда я спрашиваю, чем вызван их гнев или против кого он направлен, то мне часто отвечают, что не знают этого. Следовательно, такого рода удары, невзирая на их силу, обладают незначительной ценностью с точки зрения дальнейшего терапевтического процесса открытия самого себя, но они нужны для разрядки хоть какой-то части скопившегося бешенства. Эти действия носят характер катарсиса и образуют собой своего рода предохранительный клапан, позволяя человеку «спустить пар». По мере продвижения процесса терапии – как его аналитической, так и физической стороны – пациент начнет доходить до подлинных причин своей ярости, его удары будут становиться более сфокусированными и он почувствует свой гнев по-настоящему. Сопровождение ударов произнесением подходящих слов делает указанное действие синтонным по отношению к эго. Это выделенное особым шрифтом слово, которое так похоже на слово «синхронный», означает, что чувство гнева и действие по его выражению созвучны и соответствуют друг другу, они настроены в резонанс и способствуют развитию у данного индивидуума ощущения собственного Я. Слишком часто сильная эмоциональная реакция рассматривается человеком как потеря своего Я и как потеря самоконтроля. Каждый пациент, с которым мне доводилось работать, не единожды бывал больно задет и унижен до такой степени, что слова «я когда-нибудь убью тебя» звучали в его устах в каком-то смысле оправданно. В то же самое время пациент, произнося их, полностью осознает, что он никогда не приведет свою угрозу в исполнение. Это выражение просто служит указанием на то, насколько интенсивно испытываемое им в данный момент чувство гнева.

Еще более мощной степенью гнева – после ярости – является бешенство. Слова «я в бешенстве» или «я взбешен» выражают крайнюю стадию чувства гнева, которую может символизировать ураганный смерч или торнадо, сметающий все, что попадается на его пути. Одна из моих пациенток видела сон, в котором она почувствовала, как внутри нее вздымается ветер, отрывающий ее от земли. При этом она также ощутила, что щеки у нее надулись от этого ветра, как это бывает на виденных всеми нами картинках с изображением сурового северного ветра, который изо всех сил дует холодом. Паря над землей, моя пациентка энергично размахивала руками, угрожая кое-кому из людей, с которыми в то время жила в одной комнате. Я интерпретировал этот сон как нарастающий ветер, который тем не менее никогда не разойдется по-настоящему, никогда не станет смерчем. Эта пациентка, которую я назову Сьюзен, была просто в ужасе от своей убийственной, бешеной ярости. Для разрядки гнева она многократно занималась нанесением ударов по кровати, но никогда не ощущала должного удовлетворения. Однажды, в очередной раз круша кровать со словами «я когда-нибудь убью тебя», адресованными отцу, она вдруг застыла на непродолжительное время в кататоническом ступоре, не будучи способной шевельнуть ни единым мускулом. Несколькими годами раньше совсем другая пациентка сообщала, что она однажды испытала подобную кататоническую реакцию, когда с ножом в руке подкралась сзади к своему брату, намереваясь убить его. Она рассказала, что какая-то неведомая сила остановила ее, после чего она выбежала в соседнюю комнату, где в остолбеневшем, кататоническом состоянии простояла совершенно неподвижно почти полчаса. Я понял тогда, что такая кататоническая реакция служила последней линией защиты против действенного проявления того смертоносного побуждения, которое вспыхнуло в этой особе. Что касается Сьюзен, то она рассказывала мне много раз, что всю ее переполняла ненависть и что часто она испытывала жесточайший гнев, но никогда не могла выразить эти чувства. Ее тело характеризовалось своеобразной замороженностью, которую она сама воспринимала как онемение.

Такое замороженное состояние представляет собой физическую сторону ненависти. Мы с неподдельной глубиной ненавидим только тех, кого когда-то столь же глубоко любили, но кто, по нашему мнению, предал нас. Однако ненависть может проецироваться (иными словами, переноситься) и на тех, с кем у нас не было особой близости или иных личных отношений. Взаимоотношения Сьюзен с ее отцом являли собой смесь любви и ненависти. В ходе нашей терапии она осознала, что отец был сексуально увлечен ею еще с тех времен, когда она была совсем ребенком. Хотя в ее памяти не сохранился никакой отцовский поступок, связанный с сексуальным злоупотреблением, она стала понимать, что тот с первых детских лет смотрел на нее как на сексуальный объект. Даже когда она повзрослела, отец регулярно пытался как-нибудь прижаться к ней своим телом, когда она приходила в гости в его дом. Сьюзен считала отца любителем совращать женщин и сексуально озабоченным человеком с легкой манией на этой почве, но полагала, что он одновременно презирает всякую девушку или женщину, которая сколько-нибудь открыто проявляет любые сексуальные чувства. В результате отцовского поведения и своего католического воспитания Сьюзен стыдилась собственного тела и впадала в ужасное смущение из-за любых своих сексуальных проявлений. Она не могла позволить, чтобы в ней развилось хоть какое-нибудь сексуальное чувство по отношению к любому мужчине и уж тем более чтобы оно как-то проявилось вовне. Как следствие, она находилась в депрессии и не могла мобилизовать себя на то, чтобы заняться чем-либо приятным и доставляющим удовольствие. По субботам и воскресеньям Сьюзен предпочитала проводить основную часть дня в постели. Понадобилось несколько лет терапии, чтобы эта женщина выразила вслух мысль о невозможности своего дальнейшего пребывания в нынешнем состоянии, которое может в конечном итоге привести к тому, что она покончит с собой. Такое заявление являлось отходом от ее убийственной ненависти по отношению к самой себе.

Если человек заморожен, то подобное состояние можно изменить только с помощью горячего, даже жаркого чувства, конкретно – посредством гнева. Ярость, в противоположность гневу, – чувство холодное, недаром так и говорится: «с холодной яростью». От испытываемого гнева человек, по мере того как возбуждение поднимается по телу вверх, может почувствовать в голове совершенно натуральный жар. Голова у него начинает гореть из-за того, что к ней интенсивно приливает кровь, и это явление может привести к тому, что и лицо у него становится красным или даже алым. Гнев представляет собой положительную жизненную силу, которая обладает сильными оздоравливающими свойствами. У меня был в жизни такой эпизод, когда испытанный мною довольно сильный гнев привел к моментальному исчезновению мучившего меня в течение нескольких месяцев болезненного состояния, связанного с седалищным нервом. Я неоднократно наблюдал подобное и у своих пациентов. Аналогично, тот сон Сьюзен, с которого я начал свой рассказ о ней, оказал на нее благотворное воздействие. Хотя в ее случае явно выраженные, грубые сексуальные злоупотребления со стороны отца отсутствовали, постоянный психологический груз собственной женственности был для нее настоящей пыткой, и ей удавалось выжить только благодаря тому, что она заставила себя онеметь и «отсекла» все свои чувства. Любое сильное чувство могло опрокинуть ее уязвимое эго. Рассказывая свой сон о вздымавшемся в ней вихре, она упомянула и о возникшей у нее в тот момент или чуть позже мысли, что это был какой-то перелом. Впервые она позволила своему гневу захватить себя и при этом вовсе не испытывала ни капельки ужаса, пока он носил ее над землей. В следующем после этого сна сеансе Сьюзен сумела рассказать мне, насколько высоко она ценит мое терпение и поддержку на протяжении всех тех долгих лет, когда терапия была почти безуспешной. Смогла она рассказать и о том, какие теплые чувства испытывает ко мне. А ведь до этого она была слишком холодной и занемевшей, чтобы позволить подобным чувствам развиться, и слишком запуганной и уязвимой, чтобы выразить их.

Следует настоятельно подчеркнуть, что цель терапии состоит в восстановлении способности индивида чувствовать и выражать свой гнев, который является естественной реакцией в ситуациях, когда целостность или же свобода человека страдает или подвергается угрозе. Все дети обладают этой естественной способностью защитить свою целостность и свободу. К сожалению, современные житейские обстоятельства зачастую заставляют родителей возбранять спонтанные детские импульсы и устремления, что провоцирует у ребенка гнев. Малыш может замахнуться на родителя, но, хотя безвредность такого действия или даже последовавшего за ним удара бесспорна, найдется совсем не так много родителей, которые отнесутся к подобному поведению своего отпрыска терпимо, не говоря уже о его одобрении. Большинство родителей принудительно ограничивают проявления детского гнева, а многие еще и накажут своего ребенка за такие поступки, которые сочтут неподобающим поведением с его стороны. Располагая почти беспредельной властью, которую дает родителям полная зависимость детей от них, взрослые, конечно же, в состоянии заставить ребенка подавить свой гнев. Однако этот вариант родительского поведения – самый неудачный, поскольку ребенок, боящийся выразить гнев по адресу родителей, вырастает в искалеченного взрослого. Ведь подавленный гнев никуда не исчезает. Дети станут направлять запрещенный родителями импульс гнева против меньших детей, умышленно причиняя им вред. Ничем не лучше ситуация, когда ребенок, гнев которого подавлялся, становится взрослым и начинает вымещать накопленное на собственных детях, которые беспомощны – в той же мере, как когда-то был беспомощен их нынешний суровый родитель.

Кто-то может думать, что наказание ребенка за выражение гнева представляет собой один из способов обучить малыша надлежащему социальному поведению. Увы, истинный результат подобных действий бывает совсем иным: дух ребенка оказывается сломленным, и он легко подчиняется любой власти. Конечно, ребенка непременно следует учить правилам общественного поведения, но делать это нужно так, чтобы в результате не пострадала его личность. В Японии я видел трехлетнего карапуза, который в буквальном смысле слова колотил ручонками мать, а та не предпринимала никаких усилий остановить его или хотя бы сделать выговор. В традиционной японской культуре ребенком совершенно не управляют вплоть до достижения им шестилетнего возраста, поскольку до этого момента любое его поведение не только не осуждается, но даже одобряется как естественное и невинное. Впрочем, и после того как ребенку исполнится шесть лет, процесс его социализации сводится к тому, что его стыдят, а не подвергают физическим наказаниям. В античные времена при воспитании спартанских детей, которых специально учили быть бесстрашными воинами, вплоть до достижения того же шестилетнего возраста не подвергали воздействию ситуаций, которые могли бы вызвать испуг, а также не наказывали; это делалось для того, чтобы оградить дух ребенка от вредных для него воздействий.

Ребенок, способность которого выражать гнев не подавлялась, никогда не станет вечно раздраженным и гневливым взрослым. Невзирая на то что у таких людей есть характер, они проявляют тенденцию быть мягкими, если их не обижают и не делают объектами насилия. Их гнев, как правило, адекватен ситуации, поскольку его не подпитывают оставшиеся в свое время не разрешенными конфликты или прошлые травмы. Люди, которые быстро вспыхивают или скоры на скандал, словно сидят на большой груде подавленного гнева, который находится у них близко к поверхности и потому легко может быть спровоцирован. Гнев, высвободившийся благодаря провокации, мало что дает для разрешения лежащего в глубине конфликта, который состоит в страхе выразить свои убийственные чувства по отношению к родителю или к другой авторитетной и полновластной фигуре, разрушавшей в свое время цельность ребенка. Этот конфликт таится наглухо запертым в напряженности плеч и верхней части спины, и его можно преодолеть только направив давний гнев против того лица, которое несет ответственность за застарелую травму. Однако в жизни гнев зачастую обращается вовсе не на того человека, поскольку рана – стародавняя. Подходящее место для подлинной разрядки можно найти в кабинете психотерапевта.

Многим детям прививают идею, что гнев плох с моральной точки зрения. Человек, мол, должен проявлять понимание, видеть резоны и позицию другого человека, подставлять другую щеку, прощать людям и тому подобное. В пользу подобной философии можно выдвинуть много аргументов при условии, что в результате следования ей человек не станет калекой или неполноценной личностью. Однако в большинстве случаев установка на то, чтобы видеть и понимать позицию других, сводится к отрицанию самого себя, причем истоки подобного самоотрицания лежат в страхе. Конечно, прощать других – это признак милосердия, но выбор должен носить реальный характер. Человек, который не в состоянии впасть в гнев, действует, как правило, исходя не из рационального выбора, а из владеющего им страха. Мой многолетний опыт свидетельствует, что все мои пациенты изначально не могут свободно и во всей полноте выразить свой гнев. Уильям вырос и воспитывался в религиозном доме, где, по его словам, никто и никогда не проявлял гнева. Он утверждает, что и сам ни разу в жизни не гневался. Мать воспитывала его так, чтобы он был идеальным ребенком, ангельски послушным и во всем милым. Хотя со своими светлыми вьющимися волосами Уильям иногда и выглядел вполне по-ангельски, милым он наверняка не был. В его личности крылась масса невысказанной горечи. Часто он жаловался на неудачи, фрустрацию и разочарование в своей профессиональной карьере, равно как и в любовной жизни. Этот мужчина испытывал постоянное разочарование, поскольку был не в состоянии достигнуть той цели, которую ставила перед ним и добивалась от него мать, – стать выдающимся человеком. Да и позднее, уже смирившись с провалом этого честолюбивого устремления, Уильям все равно продолжал пребывать разочарованным, поскольку до сих пор не освободился от воздействия матери, чьим ангелоподобным маленьким мальчиком он оставался и по сей день.

Уильям ни разу за всю свою жизнь не ощутил никакой радости. Испытывая непосильное бремя неосуществимой мечты и став ее заложником, он и в ранние годы жизни был лишен невинности и свободы, которые естественны в детстве. Ему никогда не представился случай и не предоставлялось право почувствовать гнев из-за такой обездоленности и тем более проявить его. Результатом всего этого явилась его вечная борьба за то, чтобы отыскать хоть какую-то минимальную радость в работе и в сексуальной жизни, но это оказалось невозможным, поскольку борьба и радость несовместимы.