Текст книги "О прожитом с иронией. Часть I (сборник)"

Александр Махнёв
О прожитом с иронией. Часть I (сборник)

© Махнёв А.В., 2017

* * *

Предисловие

Английский мыслитель, журналист и писатель конца XIX – начала XX веков Гилберт Кит Честертон писал: «Жизнь серьезна всегда, но жить всегда серьезно – нельзя». Замечательно и весьма точно подмечено. Видимо, ссылаясь на Честертона, автор в настоящем сборнике размышляет о серьезных вещах, «о прожитом с иронией».

Практически во всех своих книгах – «Житейские истории», «Жизнь продолжается», «Огоньки» – Александр Владимирович Махнёв обязательно предлагает читателю иронические заметки, некие жизненные истории, простые и не очень, веселые или с оттенком грусти, при этом преподносит их автор легко, с юмором, абсолютно безобидно и интересно. Такие вещи легко читаются, вызывают улыбку, возможно, помогают читателю сбросить тяжесть трудового дня или каких-то неудач, жизненных проблем. Это как раз то, к чему стремится Александр Владимирович. Он пишет: «Честно говоря, от стрелялок, чернухи, боевиков народ устает. Почитайте житейские истории. Простые, иногда смешные и всегда добрые. Улыбнитесь! Расслабьтесь! Удачи вам!» В настоящем сборнике все повествования автора носят именно такой характер, и, на мой взгляд, это верная задумка, это реализация стремления автора показать жизнь со всеми ее проблемами и сложностями легко, с юмором и просто. Нет, нет, автор не упрощает жизнь, он только напоминает, по Честертону: «…жить всегда серьезно – нельзя».

Вот история простого русского паренька Шурки Барабанова. Это история шалопута по жизни, человека – хохмача и проказника, но парня доброго и отзывчивого. Не выдержал он испытания армейским порядком и дисциплиной, не справился с бушевавшей в нем подростковой удалью и безмятежностью, отчислили его из училища. Провожая Шурку, однокурсники смеялись, аплодировали ему, еще в силу своего возраста не понимая, что прощаются они не с Шуркой, а расстаются со своим детством и вступают в новый мир, в новый период своей жизни, период возмужания.

«День рождения». Очень интересен этот рассказ. Автор показывает фрагмент жизни руководства предприятия в годы перестройки, в пик перестроечной борьбы с пьянством и алкоголизмом. Легко сейчас читать и смеяться над тем, как волей-неволей в силу русского менталитета директор «…сам организовал пьянку, своими собственными руками напоил подчиненных, а они в благодарность передрались… Вот так, своими собственными руками, организовал борьбу с пьянством, борьбу со спиртным. И как? Путем непосредственного уничтожения водки и коньяка за столом?»

Да, сейчас читается все это легко, и посмеяться можно. Но ведь время такое было, в те перестроечные времена глупости руководящей порой предела не было. Это сейчас видно, а тогда…

Не ставлю своей целью рассказать обо всем, что изложено в сборнике, не стану предвосхищать удовольствие от прочтения, отмечу лишь одно: ни капельки зла нет ни в одном из повествований. Есть только легкая ирония, юмор и, что, пожалуй, самое главное в прозе А.В. Махнёва, есть выводы и мораль в каждой из описываемых ситуаций.

Александр Владимирович обещает представить нам продолжение своих зарисовок. Жизненного опыта у него вполне достаточно, а потому он пишет: «О прожитом с иронией. Часть первая». Значит, ждем части вторую, третью и так далее.

Пожелаем автору удачи в творчестве.

Секретарь Союза писателей России, капитан первого ранга В.В. Шигин

Именно так и было…

Мои шутки заключаются в том, что я говорю людям правду. Это самая смешная шутка на свете.

Джордж Бернард Шоу

Честно говоря, от стрелялок, чернухи, боевиков народ устал. Почитайте житейские истории, простые и сложные, смешные и не очень, но всегда добрые.

Улыбнитесь! Расслабьтесь!

Удачи вам!

День рождения

Опыт истекших трех с лишним, лет показал, что положительные результаты в борьбе с пьянством, достигаются там., где эта работа ведется в соответствии с принципиальными установками партии – комплексно, последовательно и целеустремленно, при умелом сочетании воспитательных, экономических, медицинских и административно-правовых мер. Скоординированные усилия партийных, советских, правоохранительных органов и общественных организаций позволили заметно сократить число случаев пьянства на производстве и в общественных местах. Оздоровляется обстановка в семьях, понизился уровень травматизма. Сократилась преступность на почве пьянства.

Из постановления ЦК КПСС «О ходе выполнения постановлений ЦК КПСС по вопросам усиления борьбы с пьянством и алкоголизмом». Октябрь 1988 года

Геннадий Павлович, разрешите?

I В дверь кабинета директора протиснулся невысокого роста лысоватый человек. Протиснулся, а уж потом легонько постучал в дверь, уже с внутренней стороны.

– Разрешите?

– Да ты уже вошел, давай проходи. Что там у тебя?

– Вот, хотел бы посоветоваться с вами. Не читали сегодняшнюю прессу? Не успели. Понимаю, понимаю. Дело в том, что в «Правде» опубликован текст постановления ЦК партии о ходе выполнения решений по вопросам борьбы с пьянством и алкоголизмом. Так мне тут горком рекомендует срочно на собрание актива вопрос этот вынести. Как быть?

– Что значит – как быть? Выполнять, конечно, что за вопрос. Только непонятно, почему так срочно и так часто? Наш народ и так уже пить перестал, нет спиртного в продаже. Мы же вроде на прошлой неделе эту тему обсуждали, не так ли?

– Я не могу перечить горкому, сами понимаете. Приказали доложить немедля наше решение и дату. Кто-то подъедет из обкомовских.

– Ну, озадачат так озадачат. Обком – это серьезно. Твои предложения, Петрович.

– Завтра, я думаю, и соберемся. Что тянуть, ноябрьские близятся, не хотелось к празднику затягивать.

– А что нам праздник? Все одно кефиром чокаться за столами будем, – усмехнулся директор. – Ладно, звони в горком и организовывай, передай нашим, я распорядился. Наверное, часиков на шестнадцать.

Секретарь парткома, шумно вздохнув, вышел из кабинета директора предприятия.

Собрать людей не проблема, сначала у себя, в центре, затем уж сами по филиалам. Главное здесь – перед областью и горкомом достойно выступить, сожрут ведь с потрохами, если что не так. И Петр Петрович с озабоченным видом быстрым шагом направился к себе в кабинет.

Здесь, по всей вероятности, уважаемый читатель, следует остановиться и сделать несколько пояснений.

Прежде всего, о предприятии. В городе о нем знали все, но минимум людей знали и понимали, чем оно занимается. Приходят люди на работу, что-то пишут, куда-то носят свои бумаги, заседают, ездят в командировки, получают зарплату. Предприятие, как и тысячи аналогичных, являлось так называемым ящиком и работало в интересах одного из силовых ведомств. По рекомендациям ведомства и под его контролем оно разрабатывало себе задачи, само их решало и информировало вышестоящие инстанции об успешном, как правило, их решении. Итоговый результат труда коллектива виден практически не был. А как его посмотришь? Ладно бы кастрюли выпускало, так те хоть посчитать можно, и, если прохудилась кастрюлька, получай по шее. Блестит и не течет – получай премию. А здесь…

Впрочем, может, это и хорошо? Меньше знаешь, лучше спишь. Зарплата есть, премиальные набегают, все прекрасно.

Предприятие имело около десятка филиалов. Все они были разбросаны по области. Руководство головного частенько ездило в командировки в подчиненные учреждения, заслушивало руководителей, рекомендовало коллективам усилить, добиться, обеспечить и т. д. А с 1985 года рекомендации стали более конкретными. Всем следовало перестраиваться. Причем это делать было нужно энергично, включив весь потенциал трудового коллектива. Вот такое было интересное предприятие.

Городок, где находилось управление «ящика», был небольшим. Бетонный завод и хлебокомбинат – это его промышленность. Баня, дом культуры, парк культуры и отдыха, два ресторана, кафе, две школы и три детсада – это социальная инфраструктура. На этом фоне предприятие с его почти полутысячным коллективом было, как сейчас говорят, градообразующим. Еще бы! На балансе свои шесть пятиэтажек, садик, ясли. Огромная столовая, больше на комбинат питания похожая. Свое тепличное хозяйство.

Руководство предприятия в городе уважали. Секретарь парткома и заместитель по науке – члены бюро горкома. Сам директор в обкоме партии членствует. Милиция на поклон ходит за дружинниками. Ну и так далее. Одним словом, хорошее предприятие, так сказать, ячейка твердого социалистического образца.

А теперь продолжим.

Петр Петрович позвонил в горком, доложил о времени и дате собрания. И по команде горкома он уж звонил в область, в организационный отдел обкома партии, заведующему.

– Николай Сергеевич? День добрый. К нам собираетесь? Прекрасно! Ждем. Да. Завтра, в четыре часа дня. Почему завтра? Так от вас рекомендации пришли срочно работу провести. Да. Да, телефонограмма от первого секретаря. Ничего, подготовимся, не впервой. Вы как, на машине? Отлично, гостиницу подготовим. Да, ваш номер. Безусловно, все будет прекрасно. Просьбы какие есть? Книги? Да, сейчас Пикуль на базе есть, полный сборник. Все понял, будет. И коробочку соберем. Как всегда, ну вы понимаете. Все в порядке. До встречи.

Переведя дух, Петр Петрович положил трубку. Самое неприятное сделано, теперь надо готовиться к собранию. Секретарь принялся названивать секретарям парторганизаций, предупреждая о приезде высокого гостя и времени собрания. Работу эту он делал быстро, нельзя сказать, что с большим желанием, дело это хлопотное, но надо. Куда денешься. Часа полтора он согласовывал, убеждал, рассказывал, кое-кого приструнить пришлось. Ишь ты, перестройка. Я те дам перестройка. Сказали выступить – готовься, да говори что надо, а не так себе. Перевел дух, глотнул чайку наспех и к директору.

– Геннадий Павлович, вроде все готово, всем задачи поставил, надо еще в клуб, столовку и на базу заскочить. Кто приедет? Да этот, как его, Сергеич. Да, Николай Сергеевич, заведующий отделом. Мужик нормальный, я его знаю, беру на себя. Вы слово скажете? Как в прениях? Я Николаю Сергеевичу доложил, что вы основной докладчик. Он удовлетворился, вопрос-то очень важный. Виноват, виноват. Но прошу вас. У вас же есть материал с прошлого собрания! Ну и что, что люди слышали, обком ведь не был на последнем собрании. Ну я прошу вас. Вот и отлично, спасибо, уважили секретаря! Я помчался?

Геннадий Павлович помрачнел, пристукнул ладонью по столу, повернулся к окну, прикрыл глаза и притих. Так он успокаивался. Если что-то его тревожило или беспокоило, он настраивался на какие-либо хорошие мысли, воспоминания. Правда, в последние годы их становилось все меньше и меньше. Больше все какая-то суета, хаос. Однако отвлечься надо, а то можно и до инфаркта додуматься да испереживаться: «Все, молчим. Итак. Завтра, завтра. Стоп! Так завтра мой день рождения. Вот напортачил себе так напортачил».

– Любочка, – это он секретарше, – срочно ко мне Петра Петровича.

Петр Петрович появился ровно через сорок минут.

– Уважаемый секретарь парткома, а что завтра за день, не скажете ли?

Петрович шкурой почувствовал подвох в словах директора.

– Так пятница. 28 октября. А что?

– Да ничего! Завтра я родился!

«Вот гаденыш! Не напомнил! Ну я ему!» – это он о начальнике отдела кадров.

И не моргнув глазом, глядя в глаза шефу:

– Так мы знаем, народ готовится. А что случилось?

– Как что, в день рождения – и партийный актив? Как-то все это неправильно.

– Геннадий Павлович, так вы же сами назначили день и час, я был уверен, что это вы специально, мол, отбомбимся, и все, отдыхай.

– Ну да, отдыхай, с вами отдохнешь.

Геннадий Павлович вновь повернулся к окну и тоскливо посмотрел на осеннее небо, на суетящихся за окном людей. Да! Он промахнулся. Однако действительно ничего страшного не произошло.

– Ладно, проехали. Как там у нас в клубе, готовятся?

– Да, мы решили зрительный зал не занимать, обойдемся актовым, человек около семидесяти будет, все вместятся. У Маши в столовой тоже все в порядке. Заказал банкетный зал. В гостиницу позвонил, место забронировал. Вроде как все крутится.

– А банкетный зал зачем?

– Так у вас день рождения, да и Сергеича все одно кормить надо где-то.

– Ну ты перехватил. Обсуждаем борьбу с пьянством и идем пить водку за здоровье докладчика? Так, что ли?

– Да нет, вы не так поняли.

– Да все я понял! Значит, так. Никаких банкетов. Не юбилей. В моей комнате, если хотите, соберемся, только с газировкой. Ясно?

– Куда уж яснее.

– Все, давай до завтра. Мне еще поработать надо. Пока. Любовь Андреевна, зайдите.

Время было уже позднее, секретаршу надо было отпускать, и директор, распорядившись по некоторым срочным служебным вопросам, заперся в кабинете готовиться к собранию партийного актива.

Утренняя суета следующего дня ничем не отличалась от предыдущего. Разве что ежесекундное напоминание о том, что он имел честь в этот день родиться. Огромный букет на столе – Любочка расстаралась. А дальше вновь пятиминутка, затянувшаяся у директора на час. Звонки, разговоры, посетители и бесконечные поздравления по телефону, при встрече в коридоре и даже на лестничной клетке. Все это к обеду уже утомило директора.

– Люба, никого не пускай и не соединяй ни с кем. Дай мне полчасика передышки. Договорились?

Закрыв глаза, как некогда делал замечательный Штирлиц, Геннадий Павлович постарался расслабиться. Не прошло и десяти минут, в дверь постучались. Приехал заведующий отделом обкома Вортников Николай Сергеевич. Он, широко улыбаясь, шумно, как свой человек, вошел в кабинет директора.

– Имениннику пламенный партийный привет.

Он обнял директора, расцеловал в обе щеки.

– От первого и от себя лично. Да что там, от всего областного комитета партии поздравляю вас, Геннадий Павлович, с днем рождения. Желаю успехов в вашей очень важной работе, бодрости духа, семейного благополучия! С днем рождения вас.

Обернувшись к своему помощнику, взял букет и вручил его имениннику. В кабинете почувствовался аромат цветочной свежести. Настроение у директора понемногу стало улучшаться, усталость прошла.

– Спасибо, дорогой Николай Сергеевич, тронут, весьма тронут.

Кабинет наполнился людьми, пришли заместители Геннадия Павловича, секретарь принесла поднос с чаем, пирожные, сахар. Народ расселся за столом.

– В другие времена и чарочку бы налили, но нынче нельзя. Перестраиваемся. Мыслить начинаем по-новому, – прихлебывая чаек, рассуждал обкомовец.

– Да, не те нынче времена, – с некой тоской в голосе поддержал гостя секретарь парткома. – Помню вот…

– Петрович, – оборвал директор, – а у нас как там по активу, все готово?

– Да, да, сейчас проверять пойду. Можно, Николай Сергеевич?

Секретарь парткома ретировался за дверь. Действительно, пора было уже и в клуб идти.

Ровно в шестнадцать партактив собрался в актовом зале. Народ понимал, чем организованнее все пройдет, тем раньше люди по домам разойдутся: пятница никак, конец рабочей недели.

Собрание началось. Директор, периодически поглядывая на лежащую перед ним стопку листов, начал доклад. Ничего свежего, естественно, люди от него не слышали, разве что пожелания перестраиваться, по-новому смотреть на жизнь, мыслить по-новому звучали не так убедительно как три года назад, в апреле 1985 года, когда только заговорили о перестройке. Народ сидел и слушал внимательно. Так надо.

– Однако кое-где кое-кто хотел бы вернуться к старому, поощрять пьяные застолья, проходить мимо пьяного дебоша и бытовых развратов на почве пьянства. Не бывать этому! Не допустим! (Аплодисменты.)

В таком духе директор, грозно сверкая глазами, продолжал еще около тридцати минут. Досталось всем. Уборщице Комковой, попавшей в милицию в прошлом году за продажу самогона, столяру Максимычу, заснувшему на верстаке после пьянки. Всем. Выступившие в прениях так же гневно рассуждали о вреде пьянства. Все были согласны с тем, что надо работать еще лучше и еще энергичнее. Дать настоящий бой пьянству и тем, кто злоупотребляет спиртным. Порадовал всех секретарь комитета комсомола:

– Мы, комсомол, и свадьбы теперь будем проводить без спиртного, только квас и газировка.

Из зала кто-то шумнул: «И кто на эти свадьбы пойдет?» Всем стало весело. Зал оживился. Однако в основном все говорили правильно и коротко. Хотелось домой. Наконец на трибуну поднялся представитель областного комитета КПСС.

– Вижу, правильные вещи говорите здесь, товарищи. Есть уверенность, что решение Центрального комитета КПСС по борьбе с пьянством и алкоголизмом понимают в вашей партийной организации верно. Спасибо вам за это понимание.

Николай Сергеевич еще долго и довольно нудно призывал к решительной борьбе с огромным злом, чуждым социализму явлением – пьянством. Наконец решение принято, народ потянулся домой.

– Николай Сергеевич, Петр Петрович, задержитесь, пройдемте в мой кабинет. Надо посоветоваться по некоторым вопросам. Петр Петрович, пригласите наших. Кадровика, зама по науке, снабженца, нашего уважаемого военпреда. Жду через десять минут. Пошли, Николай Сергеевич.

Ровно через десять минут все собрались в «темной» комнате, что рядом с кабинетом директора. Начались торжества. Коллеги по работе подарили своему шефу огромный самовар, стопку книг из серии ЖЗЛ, их директор уже много лет собирал. Звучали добрые, хорошие, значимые слова. Директору все это было весьма лестно и приятно. Вот только блеска в глазах тостующих, обычного праздничного блеска не было. Чай, кофе, газировка, «Буратино». А где привычные водочка и коньяк? Где, спрашивается? Нельзя. С нас люди пример берут. Вот так-то.

Через двадцать минут откланялся старший военпред Соловьев.

– Геннадий Павлович, спасибо за стол, за приглашение. Еще раз с праздником вас, здоровья, семье благополучия. Всего доброго, домашние ждут. До свидания.

Сергея Фомича Соловьева дома никто не ждал, жена в отпуске, детишки давно выросли и в столице пристроены, учатся. Но так стало тоскливо и горько от этих пирожных полковнику, что решил он забежать в столовую, там всегда стопочку-другую нальют. Как-никак, к руководству он по должности относится. Уважают его. Уважают все и везде, в столовой тоже.

Распростился с коллегами и Кузьма Ильич Видный.

– Дела! Надо еще с документами посидеть. Вы уж, Геннадий Павлович, не ругайте. Здоровья вам и только здоровья. Успехов в работе, а мы уж вам всегда поможем. Мы ведь не только коллеги, но и друзья. Друзья по-другому не могут. До свидания.

Дел у Видного всегда была куча, кадровик никак, однако сегодня, что-то не работалось, да и домой не тянуло. Жена опять перегоревшим торшером попрекать будет, и полочка на кухне не прибита. Домой идти не хотелось. Душа требовала продолжения, да нет, требовала начала банкета. Тем более отмазка готова: у шефа день рождения. Можно и рюмочку принять. Вот только куда пойти? В ресторан? Нельзя, люди увидят, жене доложат в момент. Надо идти в столовку. Там всегда примут. Да и незаметно, вход есть отдельный.

Иван Петрович Прянев откланялся вслед за кадровиком.

– Дочь завтра уезжает. Проводить бы надо, вы уж извините. Надо. Спасибо за угощение. Здоровья вам, Геннадий Павлович, успехов. Ну, я пошел.

У тщедушного Прянева сегодня с утра было неотвратимое желание напиться, да так, чтобы забыть все, что произошло вчера дома. Дело в том, что жена его, приехав домой после отпуска, вчера заявила, что уходит. Надоела ей эта деревня, где она всю свою молодость загубила, а потому, пока еще не превратилась в дряхлую старуху, уезжает к маме в Москву. Вот так она оценила их восемнадцать супружеских лет, его непомерный каждодневный труд на благо семьи и для семьи. Он ежедневно упирается, все тащит в дом, каждую копеечку, все для жены и единственной дочери. И на тебе благодарность, вот тебе ответ. Уходит, видите ли. Снюхалась, стерва, с кем-то в санатории, вот и все объяснение.

Иван Петрович, одевшись, быстрым шагом двинулся в сторону столовой.

Компания поскучнела. Пора, видимо, расходиться. Однако настроения покидать уютную комнатку Геннадия Павловича не было. Выручил всех начальник отдела снабжения. Эдуард Матвеевич всегда остро чувствовал настроение людей, нюх был у него на это какой-то особый. Вот и сейчас с доброй, замечательной улыбкой он говорит:

– Геннадий Павлович, ну что мы как не свои, сидим вот молча, думаем о разном. Мы что же, не люди, не можем за ваше здоровье грамм по пятьдесят коньячку выпить? Как-то не по-людски все это. Серьезные люди. Какой же тост за хорошего человека да с пустой рюмкой? Это что же, пьянство? Негоже так. А как вы думаете, уважаемый Николай Сергеевич?

Присутствующие с надеждой глянули в сторону обкомовского работника. Значительно помолчав, тот встал.

– Что же, здесь серьезные люди собрались. Я думаю, русских традиций не следует нарушать, не нами они выдуманы. По пятьдесят капель и я не прочь.

Не прошло и пяти минут, стол был накрыт. Все ж быстрый мужик этот Матвеич, все у него готово, все под рукой, молодец, настоящий мужик. Все может, молодец!

Дела в компании пошли веселее. На столе лимончик, сервелат, курочка копченая, баночка паштета, хлеб, яблочки. Когда он все это принес? Секрет. Так может только Эдуард Матвеевич, наш Эдик. Ну, за здоровье! Вот и вторая бутылка на столе. Разговор пошел задушевнее, более открыто. Несмотря на осеннюю вечернюю прохладу, стало жарко.

– А знаете что? – это Геннадий Павлович. – Может, пройдем в столовую, что же мы на пустой желудок коньяк пьем? Да и гостя покормить надо. Как, секретарь парткома, а? И нам горяченького не вредно поесть.

Коллеги суетливо и шумно засобирались. Прав директор. На пустой желудок как-то неудобно выпивать, да еще коньяк. Надо идти.

А в это время в столовке, в отдельном зале, где обычно в доперестроечные времена проходили различные мероприятия с горячительным и где обедало в будни руководство, также не было скучно. Как бы случайно встретившиеся военпред, кадровик и зам по науке уже допивали первую бутылку водки. Причем это не была просто пьянка, первым тостом сослуживцев было пожелание здоровья директору. Уважали его коллеги по работе, очень уважали. Директор столовой, Мария Ивановна, Маша в простонародье, принять гостей была готова всегда. У нее так же, как и у Эдуарда Матвеевича, нюх был что надо. Маша как чувствовала, что придут клиенты, придут обязательно, и двух девчонок своих держала специально для обслуживания в этом зале. Так и получилось. Сначала эти вон трое пришли, затем и сам директор с гостями появился.

Переступив порог, Геннадий Павлович удивленно вскинул брови:

– Глазам не верю, вы же все по домам разбежались. Так дело было, секретарь?

Петр Петрович рассмеялся.

– Разрази меня гром, если они не за ваше здоровье пьют. Ну, коллеги, как дела, как настроение?

В это время Маша и ее девчата вовсю шелестели у стола. Запахло жареным. Подано на стол мясо, пахнуло копченой рыбой. От Матвеича на стол коньяк и водка, да все суперкачественное. Слюнки потекли. О чем тут можно разговаривать? Наливай! Коллеги угомонились, расселись.

Слово взял Вортников Николай Сергеевич. Не был бы он аппаратным работником, если бы не описал международное положение, внутриполитическую ситуацию, связав все с перестройкой и новым политическим мышлением. Завершил он свое выступление на пафосной ноте:

– За наше процветание, за наше великое государство!

Как за это не выпить? Грех просто.

Не прошло и пары минут, слова взял секретарь парткома. Директор, тронув его за рукав, слегка дернул.

– Ты, Петрович, поскромней да покороче. Знаю вас, сейчас тоже запоешь за перестройку.

На удивление, тост Петра Петровича был задушевен и короток:

– За нашего боевого друга, за Геннадия Павловича! С днем рождения вас! Ура!

Застолье продолжалось. Коллеги расслабились, куда девалась усталость, настроение прекрасное, расслабленность полная. Слегка опьянев, заместитель по науке облобызал директора:

– Геннадий Павлович, да я тебя никогда не подведу, всегда можешь на меня положиться.

– За нашего директора! За его здоровье!

Пошли перекуры. В коридор посмолить вышли военпред и секретарь парткома. Зам по науке, обняв кадровика, со словами: «Ты меня уважаешь?» – полез целоваться.

– Да отстань ты, не девка я тебе, – обиделся Кузьма Ильич.

Обкомовец, наклонившись к уху директора, что-то ему с улыбкой нашептывал.

Военпред шушукался с Машей. Разведенка Маша так и стреляла глазками, так и сверкала. Будет дело, нескучно проведут время собеседники, это стало понятно всем. Одним словом, все было как у людей. Друзья выпивали, постепенно пьянели, закусывали, общались. Разговор становился все громче и раскрепощеннее. О постановлении партии, предупреждающем о пьянстве как зле, конечно, никто не вспоминал. Не до того было.

Вдруг в коридоре что-то грохнуло, послышался приглушенный сдавленный крик:

– Я тебе, гад, насую сейчас, я тебе…

И глухие удары. Бах, бах… Мария Ивановна бросилась к двери.

– Петр Петрович, там Прянев бьет Кузьму Ильича!

Секретарь парткома бросился разнимать дерущихся. Выскочил в коридор и именинник.

– Отставить! Разошлись быстро. Петр, бегом уводи обкомовского, не дай бог увидит. А вы, петухи, одеться и по домам. Завтра оба ко мне. Я с вами разберусь.

За столом, положив голову рядом с тарелкой, со счастливой улыбкой посапывал ответственный работник обкома партии.

Дело к двенадцати ночи. С трудом разогнав не на шутку раздухарившихся заместителей и коллег по работе, заботливо отправив с секретарем парткома в гостиницу Николая Сергеевича, директор устало присел на кресло.

– Наделали делов. Завтра придется расхлебывать…

Наутро, с больной головой, Геннадий Павлович собрал участников вчерашнего мероприятия.

– Петр Петрович, как там наш Николай Сергеевич?

– Да нормально, пивком с утречка отпоил его и отправил. Все спрашивал, не допустил ли он чего лишнего.

– Ишь ты, хорошо расслабился, видать. Ну а где этот ловелас Соловьев? Он что же, забыл, как его жена в прошлом году жаловалась на его приключения? Ишь, любовник. Раздухарился на старости лет.

Однако эти слова упрека прозвучали с некой завистью.

– Так нет его еще. Подойдет чуть позднее.

– Прянев, что за очки на носу? Сними. Боже мой, это что же за бланш у тебя под глазом? Ты с кем воевал? А у Кузьмича нет, случаем, синяка? Нет? Ну, слава Всевышнему. Один Матвеич в форме. Молодец.

Директор встал. Все то, с чего он начал разговор, было лаской. Предстоял разнос. Подчиненные, понурив лица, вытянувшись в струнку, слушали речь директора. При всей интеллигентности Геннадия Павловича говорить по-взрослому он умел ой как. Самые мягкие слова, сказанные им товарищам по вчерашнему застолью, были, простите за грубость, «идиоты» и «мудаки». Еще раз пардон. Дальше все было «пи-пи-пи»…

– Так-то вы партийные решения выполняете? Пи-пи-пи… На кого я могу положиться? Пи-пи-пи… С кем я работаю?! Уйду! Уйду к чертовой матери!

Уф. Директор сел за стол. Помолчал.

– Что надулись, до обеда дотянете? Матвеич, баньку к часу подготовь, пойдем продолжим дискуссию по борьбе с пьянством. Да пивка не забудь. Все. Уйдите с глаз долой.

Повеселев, мужики, как-то разом повернувшись, толкая друг друга, рванули к двери. Пронесло…

Геннадий Павлович задумался. Вот незадача, сам организовал пьянку, своими собственными руками напоил подчиненных, а они в благодарность передрались. Один вон спьяну за титьками погнался. Где он там болтается?

Вот так, своими собственными руками, организовал борьбу с пьянством, борьбу со спиртным. И как? Путем непосредственного уничтожения водки и коньяка за столом? Поделом, тебе, дурак старый, умнее будешь.

Он поднялся, потянулся. Ладно, все. Забыли. Пройдено. Пойдем в баньку.