Текст книги "Удел упыря"

Терех покачал головой. Прежних магов не осталось ни одного. Иначе бы кто-нибудь о них знал.

– Странный ты какой-то, – пожал плечами Кадар, – ты меня слышишь вообще или нет? Чего ты меня позвал? Совета хотел спросить или нет9

– И да, и нет. Кадар, друг мой, здесь все гораздо серьезнее, чем ты думаешь. – Терех выпрямился, сделал несколько мягких шагов в глубь класса и присел на стул около Кадара. – Ты же понимаешь, конечно, что над этой бедой бьются самые сильные умы Острова. Не только я один. И не только ты. Большинство Учителей ищут ответ и не находят его.

– Чтой-то я не понимаю… – На пухлом лице Кадара отразилась обида.

– Я пригласил тебя не только за советом. Видишь ли, советы сейчас так же бесполезны, как и пышные слова в момент казни. Какая-то сила идет на нас. Сила, контролируемая кем-то или чем-то, реально угрожает Острову. Понимаешь, о чем я?

– Тут и понимать нечего… – начал было Кадар, но Терех перебил:

– Наши ученики – единственные, кто могут предотвратить распространение Зла на Большой Земле. На Острове мы только тем и занимаемся, что выращиваем Охотников. Без них барьер, который сейчас сдерживает Зло, рухнет, а значит рухнет и весь мир. Вот для чего кто-то хочет помешать нам доучить новое поколение. Вполне возможно, что это не одна сила, а несколько, объединившихся вместе, потому что они понимают, что чем больше нас, тем меньше их шансы вновь превратить мир в хаос!

– Я знаю все это, – ответил Кадар, взволнованно шевеля толстыми губами, – но что ты хочешь от меня именно?

– Мне кажется, что в предстоящей битве нам не выиграть, – начал Терех, выпрямляясь на стуле, насколько это было возможно, – враг сильнее, а мы не слишком-то подготовлены. Сам видишь – мы до сих пор не смогли их даже обнаружить. А время идет.

– Я бы выпил! – Кадар изобразил в воздухе бутылочку вина. Терех услужливо сотворил два бокала и поставил их на деревянную парту. Обхватив бутылку ладонью, Кадар медленно разлил жидкость и первым сделал большой глоток. Терех отпил самую малость, позволяя вину лишь немного проникнуть в кровь, и продолжил:

– Я не впадаю в панику, дорогой Кадар, я просто смотрю на все широко открытыми глазами. Враг нацелен прежде всего на молодое поколение Учителей и Охотников. Их и нужно спасать в первую очередь. Твоя гавань на Западном побережье еще не развалилась до конца?

– Гавань? Как же можно?! Я ухаживаю за ней, аки за ребенком. Каждый год плаваю в открытый океан охотиться на акул! Слышишь меня, Терех? А ты разве не плавал со мной прошлым летом?

– Сколько у тебя кораблей? – спросил Терех, оставив предыдущий вопрос без ответа. Он ни разу не плавал с Кадаром в океан. Они вообще виделись редко: в число близких друзей Тереха этот глуховатый старичок не входил.

– Дай-ка вспомнить… – Кадар потеребил двойной подбородок, закатив глаза. Стул под ним заскрипел еще жалостливее, прося помощи хоть у кого-нибудь. – Шестнадцать яхтенок с одиночными парусами да веслами… ммм… девять больших, двухмачтовых, да еще парочка фрегатов. Но на фрегаты не рассчитывай – они дряхлые совсем. Еще девять лет назад построены, а то и больше. С тех пор за ними и не ухаживал никто. Мне-то самому они не нужны. Мне и яхтенок хватает…

– Шестнадцать, говоришь. А мест в них сколько?

– Четыре на каждой яхтенке, на двухмачтовых, значит, вдвое больше будет. Ну, а на фрегатах… хотя, говорю тебе, Терех, не надейся ты на фрегаты. – Тут до скрытого под обширной жировой прослойкой мозга Кадара что-то дошло. Он сощурился, словно только что уличил Тереха во лжи. – А для чего тебе это вообще нужно? Уходить собрался? На Большую Землю? А?

– Если бы я, – вздохнул Терех, потягивая вино и уже не противясь его проникновению в кровь. Напиться сейчас можно было, но… в меру. – Юнцов наших хочу от беды спасти. Они ведь первыми и падут, когда волна эта до нас дойдет. Сражаться еще не умеют совсем…

– Ты их вывезти хочешь, – догадался наконец Кадар, залпом опрокидывая бокал с вином в широкий рот. – Правильно, скажу я тебе, ой как правильно! Не место здесь детям в такой час! Пущай лучше на Большой Земле отсидятся, доучатся, а уж потом, глядишь…

– Верно рассуждаешь, – Терех коротко кивнул, – только в них сейчас наша сила. Надо их вытаскивать с Острова во что бы то ни стало. Я поговорю с другими Учителями храма Света и дворца Учения. Возможно, мы успеем за несколько дней провести особо важные занятия, научить их чему-либо, что пригодится юнцам в дальнейшем. А перед тем, как все начнется, надо будет посадить их всех в лодки и отправить на Большую Землю. Но так, чтобы о них не знал никто, в первую голову – наши враги.

Кадар налил себе еще вина, задумчиво буравя маленькими глазками поверхность стола. Затем разлепил губы и тихо спросил:

– Терех, ты действительно считаешь, что мои корабли смогут вывезти всех детей?

– У тебя у одного остались хоть какие-то корабли на Острове. Не забывай, что всем они не нужны для ухода на Большую Землю. Понимаешь? – начал Терех, и внезапно осекся.

А ведь Учитель Кадар совершенно прав. Его корабли не смогут уместить всех детей. Кораблей слишком мало. Как же он выпустил это из виду?

– Тут думать нечего, – Кадар коротко кашлянул, подавившись вином, и тотчас налил себе еще. – У нас в запасе как минимум неделя. Если хорошенько поднапрячься, то можно построить новые корабли. Даже маленькие яхтенки сгодятся – ну, те, которые двухместные. Ты, Терех, слышишь меня, вообще, или нет?

Терех в задумчивости водил тонким пальцем по краю стакана, оставляя на хрустале едва заметный искрящийся след. Попробовать, конечно, можно, но успеют ли Учителя? Начать грандиозное строительство – значит, открыть жителям Острова страшную тайну. А что может быть гибельнее паники?! Тогда точно никто и ничего не успеет. Люди станут забирать детей из храма и дворца, уходить в леса, еще куда-нибудь. Но на Большую Землю добровольно не пойдет никто. Только Учителя знали истину о Большой Земле, разбирались в политике ее народов, бывали там, а обычные жители Острова довольствовались мифами и легендами. Им ничего не докажешь. Да и не смогут они жить в жестоком мире по ту сторону океана. Надо спасать детей. Самое печальное – всех не спасти. И опять нужно делать нелегкий выбор…

– Дорогой Кадар, уж извини, что я тебя от дел оторвал, – поздновато заметил Терех, – но ты же понимаешь, что не просто так…

– Чего там, – добродушно отозвался Кадар, – хоть вина с тобой отведал, а то все только здоровались.

– Это верно. Так мне можно на тебя положиться?

– Конечно, дорогой Терех! – Кадар широко улыбнулся. – Мой дом всегда будет и твоим тоже!

– Ты подготовишь свой флот?

– Все корабли до единого будут готовы отплыть в назначенный момент! – заверил Учитель Кадар.

– Спасибо… – Терех устало откинулся на детском стуле, чувствуя, как легкие доски прогибаются под тяжестью его тела.

Скоро закончится перерыв.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Простому человеку делать в этом лесу было нечего…

Простому человеку делать в этом лесу было нечего. Лес бы его не пустил туда. Не пустил бы на протоптанные, хорошо знакомые каждой лесной зверушке тропинки, не открыл бы обширные поляны, со всех сторон освещаемые солнцем и насквозь пропитанные соком ягод, что покрывали эти самые поляны сплошным ковром. Никто бы не смог добраться и до грибных полян, а уж о самом центре леса, где срослись вместе стволами и корнями сразу три вековых дуба, и говорить было нечего. Не то что человек – вообще никто и никогда не добирался туда, и поэтому не был испорчен лес завистливыми взглядами и дурными мыслями.

На опушку лес кое-кого пускал. Иногда. Не часто – для своей же собственной пользы. Особенно он любил старушек, что собирали в лесу хворост, избавляя его от лишних хлопот. А еще вольных крестьян, которые любили лес и понимали его. Крестьяне никогда никого не обидят, лишнюю ветку не сломают, а чуть что – сразу в ноги кланяются каждому дереву. Таких людей лес и кормил, и ухаживал за ними, и выводил куда надо.

Лесной пейзаж не нарушала заросшая мхом лачужка, стоящая на севере меж густых, никогда не осыпающихся елей. Не трогал лес ее. Может, не замечал, а может, просто не было до нее никакого дела. Люди там жили спокойные, хоть и странные немного. Животных не убивали, травы брали сколько надо да хворост исправно собирали на растопку. Случалось, правда, иногда вылетало из лачужки кое-какое волшебство, опаляя вокруг землю, выжигая все, да еще и запахом противным насекомых травило, но лес не злился – лишь охал где-то в глубине филином и затихал…

Юсуп добрался до лачужки, когда уже начало светать. Он чувствовал рассвет по легкому ветерку и обильной росе.

В лачужке горел свет, и он ввалился в прихожую без стука.

– Явился!

Не успел Юсуп стянуть сапоги, как из комнатки ему навстречу вышел Ильнур.

Седой старик с длинной густой бородой цепкими пальцами перебирал в руках четки и искоса поглядывал на Юсупа, улыбаясь из-под густых бровей.

– Видел! Уважаю! – сообщил он после того, как Юсуп кончил-таки возиться с сапогами и пошел в кухню. Ильнур последовал за ним, примеряясь к шагу:

– Вот только сколько раз мне тебя учить – не зная броду…

– Ну, дальше я и без тебя знаю! – перебил его Юсуп.

– На кой ты на стену полез? – Ильнур уселся на табуретку, наблюдая, как Юсуп торопливо обмывается холодной водой из ковшика. Прямо в одежде – эка невидаль, высохнет – что с ней сделается?! Окатившись, он снял с себя мокрую рубаху, следом штаны, оставшись в одних широких шароварах темно-синего цвета, повесил одежду на гвоздь и вновь окатился, фыркая с наслаждением. Побитые кости и поцарапанный о камни живот болели, но уже не так сильно – в предвкушении заслуженного отдыха. Еще вдруг захотелось есть, и Юсуп стал оглядываться в поисках чего-нибудь съестного.

Старец, проследив за его взглядом, хмыкнул в бороду:

– А Дементий как раз за травами ушел. Только солнце, так он и собрался. Может, ближе к полудню придет – кто его знает?

– Мясо есть? – спросил Юсуп, правда, без особой надежды. Из всех обитателей лачужки он был, пожалуй, единственным, кто ел мясо, остальные отказывались (даже Дементий, скрепя сердце, называя себя таинственно то ли «выгатырьянец», то ли еще хуже).

– Мяса нет, – покачал головой Ильнур, – есть каша. Вчерашняя, но поди знай, какой у нее срок хранения? Ее еще есть можно… я так думаю.

Юсуп наградил Ильнура укоризненным взглядом. Старик лукаво сделал вид, что освобождает из бороды запутавшиеся четки, и проворчал одними губами:

– На кой ты все-таки на стену-то полез?

– А ты опять в зеркало подглядывал?

– Скажем так: контролировал твои действия! – нашелся старик, выдергивая из бороды седой клок волос вместе с четками. – Я же должен был знать, что ты собираешься делать!

– И куда ты мне жучка посадил, плешивая твоя лысина?!

Ильнур молча ткнул серым пальцем в Юсуповы шаровары и отвел глаза. Юсуп рывком сорвал с себя трусы и присел тут же, около умывальника, рассматривая грубый шов. Еще бы – жучки-наблюдатели, конечно, обладали хорошей способностью передавать изображение того, на ком находились, на большие расстояния, и если уж они заводились, то вывести их было очень и очень большой проблемой. Жучки эти могли за несколько часов рассадить по всей одежде тысячи яиц, из которых вылуплялись им подобные, а личинки жуков – до достижения ими зрелого возраста – предпочитали духовной пище обычную человеческую кровь. Юсуп уже однажды сталкивался с жучками – по вине все того же Ильнура, и встреча эта не показалась ему очень уж дружеской. Скорее наоборот – Юсуп не спал две ночи, пока наконец доведенный до предела, не сжег всю свою одежду. Сам же побрился наголо (и подмышки тоже) и натерся оливковым маслом. Жучки, слава богу, вывелись, но воспоминания о них остались. И не слишком приятные.

– Ага! – Юсуп издал радостный вопль, и, потрясая достоинствами, умчался в комнату, где горел очаг. Помимо очага в комнате стоял пустой деревянный стол, несколько стульев и застеленная кровать с двумя подушками.

Шаровары вспыхнули, словно сухой хворост, и спустя секунду от них ничего не осталось.

– Я же из чистых побуждений! – Ильнур поднялся и протопал вслед за Юсупом, который уже извлекал из сундука новую одежду и облачался в нее.

– Знаю я твои чистые побуждения! – проворчал Юсуп незлобиво. Он слишком устал, чтобы отвлекаться по мелочам. – Не мог, что ли, какое-нибудь заклинание использовать? А то жучка, видите ли, установил.

Он знал, что в такой спешке Ильнур никаких заклинаний сотворить не мог, но все же решил придраться к старику. Хотя бы в отместку за то, что в лачужке не было ни куска приличной еды.

– И много ли узнал? – Старик услужливо протянул Юсупу пояс.

– Будто тебе не ведомо?

– Жучок только изображение передавать может! – напомнил Ильнур. – Скажи спасибо, что я тебе другого не установил, который и звук передает!

Передающий звук жучок обычно проникал в глубь уха, и хоть никаких неудобств не причинял, вылезал оттуда только тогда, когда сам этого хотел. А еще он не слишком приятно ворочался с боку на бок и щекотал ухо тонкими крылышками и лапками.

Юсуп поежился, но промолчал. Теперь он хотел только есть и спать.

– Так узнал-то что? – Ильнур тряхнул седой бородой, словно говоря – вот я какой несчастный, никто меня не любит, никто не разговаривает, ну хоть ты, Юсупушка, родимый, расскажи, а?

Это было неправдой, но Юсуп все же сжалился. Он не забыл, что на стене, между небом и землей, обещал убить старика, вырвать всю его бороду по волоску, а крючковатый нос свернуть набок, но это же от избытка чувств и волнения! А так – они работали вместе. И хоть Ильнур ни черта не смыслил в заклинаниях, хоть он очень редко прибегал к волшебству, хоть все его полезные советы всегда и везде терпели крах, он искренне хотел помочь.

Юсуп затянул пояс и сел за стол, бросив коротко:

– Неси кашу, черт с тобой. Поживи у вас – научишься есть всякую дрянь!

Ильнур не заставил повторять дважды. Из кухни вскоре донесся звук переставляемой посуды, что-то загремело, кто-то (ясно, в принципе, кто) выругался, и вот старик появился с полной тарелкой и с плошкой наперевес.

– Рассказуй!

Юсуп принюхался, и запах ему не понравился. От каши в прямом смысле воняло. Какими-то водорослями, а может, и мхом, который рос здесь повсюду. Заглянуть в поставленную перед ним чашку Юсуп так и не решился. Воображение и без того нарисовало много занятного и не очень аппетитного.

Старик нетерпеливо заскрипел желтыми зубами:

– Ну, что было-то?! Что сказал?!

Содрогнувшись всем телом, Юсуп отправил ложку в рот и поспешил проглотить что-то вязкое и холодное, пока оно не налипло на язык.

– Калаха согласен! – Юсуп сделал несколько махательных движений плошкой, требуя воды. Когда старик сбегал на кухню и поставил перед ним полный кувшин, Юсуп сделал глоток и продолжил:

– Первым делом я, значит, пошел именно к Калахе…

Калаха был не кем иным, как настоящим турецким торгашом, промышлявшим продажей ягод и фруктов. В основном он торговал дынями с арбузами и прибыль от этого получал немалую. По крайней мере смог выстроить себе в Назараде неплохой дом, обзавестись знатной женой и детишками.

Несколько недель назад Юсуп, проводя в городе разведку, наткнулся на Калаху в торговых рядах и, имея при себе талисман – тот самый, который мог заглядывать в самую человеческую сущность, – нашел, что Калаха очень и очень слабовольный человек. Загипнотизировать такого не составляло большого труда Что Юсупу и требовалось. Они только выходили на след Упыря и его приспешников и не были до конца уверены, обитают ли нелюди в этом городе или нет, поэтому не торопились с Калахой, оставив его про запас. А вот когда обнаружилось, что Упырь не только скрывается в Назараде, но и довольно хорошо в нем развернулся, тут-то турецкий купец и понадобился.

– С завтрашнего утра весь его дом в нашем распоряжении, – довольно улыбнулся Юсуп. Улыбка слетела с его лица при поглощении очередной плошки с кашей.

Ильнур тоже засиял, словно хорошо отполированный перстень, и потер тощие ладони. Теперь они могли сражаться с нелюдями прямо в городе. Не нужно было пробираться через городские стены, ютиться в лесу в этой бог весть кем и когда сотворенной лачужке, есть корешки и травы и всякий раз опасаться, что из города кому-нибудь выйти так и не удастся. Теперь они могли думать о том, как нанести решительные удары по врагу.

– Одна только проблема возникла, – сказал Юсуп, еле проглатывая холодный комок слизи, – нелюди меня заметили. Да ты и сам, наверное, видел.

– Видел, – согласился старик. Четки в его руках вновь завертелись невероятными фигурками. – Я так думаю: они уже давно знают о нашем появлении и тоже потихоньку готовятся к тому, что на них может начаться охота. Проблема не ахти какая, но надо быть еще осторожнее. Пока ни Упырь, ни нелюди не знают наших лиц. Надо постараться, чтобы они их не узнали как можно дольше… – И, подумав, добавил: – У меня возник кое-какой план!

– Если он связан с волшебством, лучше отказаться сразу, – заметил Юсуп.

– Не стоит задевать меня тем, что я не могу как следует колдовать, – отозвался Ильнур. – Да, мои знания чересчур обширны, и я не всегда помню, какое заклинание соответствует, но я все же знаю гораздо больше тебя, молодой человек! И при случае могу спокойно надрать, извиняюсь, конечно, за выражение, кое-кому задницу!

Юсуп поперхнулся кашей, едва не выплюнул зеленую слизь обратно в тарелку и залился громким смехом, всем своим видом показывая полное презрение к словам старца:

– Не смеши меня, плешивая твоя башка. В тебе знаний – что в кукушке мозгов! Одни перья! За все время, что я знаю тебя, ты, кроме двух-трех личин да нескольких мелких заклинаний, ничего выдавить из себя не смог! Или я неправ?

– Неправ! – взвизгнул старик, пальнув в воздух лучом света из-под белесых бровей. Но это была неконтролируемая и совсем безобидная магия. Луч разбился о потолок и просыпался на голову Юсупа и в кашу.

– Хоть приправа какая… – Юсуп зачерпнул еще ложку и отправил себе в рот. Старик обиженно молчал.

– Ну, будешь говорить план или нет7 – поинтересовался Юсуп.

Старик зло дернул костлявым плечом и быстрее задвигал четками, вновь создавая опасность для своей собственной бороды.

– Не хочешь – не надо.

– Я Алаиду жду… и Дементия, – сухо ответил Ильнур, не отрывая глаз от четок.

– Ну, Деменя теперь когда придет? Ты ж говорил – только к обеду. А я еще поспать намерен!

Каша, слава богу, закончилась, оставив во рту противный привкус травы, но живот Юсуп набил и теперь его необратимо клонило ко сну. Он отложил плошку, отодвинул тарелку и с хрустом потянулся, разглядывая кровать. Завалиться прямо на ней, что ли?

– А Алаида, ты гришь, где?

– Я про Алаиду тебе еще ничего и не говорил, – проворчал Ильнур. – В подвале она.

– Что делает?

– Экий ты любопытный! – Старик взмахнул четками, и те не замедлили запутаться в седых волосах бороды. – Женское у нее там дело.. деньги пересчитывает!

– Снова? Сдались ей эти деньги… – Юсуп поскреб в затылке и решил-таки пойти лечь спать на застеленную кровать. Уж очень притягательно смотрелись две взбитые подушки на мягком одеяле. – Не подсчитает же все равно никогда.

– Кто его знает? – Ильнур крякнул, вырывая очередной клок волос из бороды. И как она у него заново отрастает? Что ни говори, а старик все же умел немного колдовать.

Кровать оказалась на редкость мягкой и скрипучей. Утонув всем телом в мягком матраце, Юсуп блаженно потянулся, заложил руки под подушку и задремал.

Неожиданно ему приснился борлов, сидящий на ветке ивы, чуть колышущийся вместе с ней на ветру и, как обычно, сложивший могучие свои крылья на покрытых шерстью плечах. Выражение лица борлова было таким, словно он только что полакомился лягушками, и лакомство это пришлось ему не по душе. Кончики ушей немного опустились, шевелящийся отросток на макушке, похожий на корешок, сник, он даже перестал шмыгать носом, то и дело втягивая сопли,

– Все бродишь! – тихо и печально сказал борлов, когда Юсуп подошел и прислонился к стволу ивы. – А я вот опять не появился. Грустно, правда?!

– Ну так и появлялся бы когда хочешь, а то придумал эти глупые правила – сам же и страдаешь.

Борлов тяжело вздохнул:

– Тебе легко говорить – ты всего-навсего человек. А я вот борлов из древнейшего семейства борловов. У меня даже пра-прадедушка борловом был, представляешь?

– Представляю, – говорит Юсуп, хотя сам ничегошеньки не представляет. Ему кажется, что борлов – единственный в своем роде. Просто кто-то выдумал его и изобрел. А дальше он уже сам развился.

– Ты бы монетку в следующий раз лучше кидал, – советует борлов, поигрывая кончиком своего собственного крыла, – в целях эксперимента попробуй.

– Экскре… чего?

– Тебе не дано, – безнадежно машет рукой борлов, – что с вас, с людей, взять, если вы даже не понимаете разницу между словами «эксперимент» и «экскремент»? Да, чуть не забыл, – борлов хлопает себя по лбу, оставляя на коричневой коже темно-зеленый отпечаток когтистой лапы, – я же для чего приснился? Чтобы предостеречь! Ты бы с Гибертом поосторожнее был. Он ведь не просто посол, а самый настоящий немец. А от них, немцев, всего можно ожидать. Это я так, к слову, чтоб ты не натворил чего, пока Упыря выискивать будешь. Понял?

– Чего ж тут непонятного, – ответил Юсуп.

– Вот и ладненько, – кончики ушей борлова чуть подрагивают в такт раскачивающейся иве, – ну, коли так, то бывай, Юсупыч. В следующий раз монетку-то получше кинь. Не торопись, примерься как следует, а то у меня уже совсем косточки затекли от ничегонеделания. Так недолго и радикулит заработать! Ну да тебе все равно не понять…

Он слетел с ветки. Так плавно, что ива даже не заметила его ухода. Крылья раскрылись, заполняя половину неба, и он исчез где-то вдали совершенно бесшумно.

– Ненавижу трети! – Голос Алаиды, как обычно тонкий и чуть визгливый, разбудил Юсупа. Он приоткрыл оба глаза, лениво разглядывая освещаемую несколькими свечами лачужку. Света и так было достаточно – мутно-зеленый из-за мохнатых веток елей, он пробивался в два окна, оставляя на полу разводы.

В одном из углов лачужки уже свил себе паутину паук, залез в самый ее центр и теперь сидел недвижно. Жрать-то, конечно, всем хочется. Окна тоже давно не мыли, но надо ли вообще? Вот они завтра уедут, а лачужка все равно останется. Кто-нибудь в нее придет, он и помоет, не поленится. Наверное.

Алаида сидела за столом – необычайно красивая и неприступная. Если бы Юсуп не знал Алаиду близко, он бы мог в нее и влюбиться. Но, к сожалению, он уже сталкивался с ее характером и научился отделять слепящую красоту снаружи от того, что таится внутри.

Напротив Алаиды за столом сидел Ильнур, крепко-накрепко перетягивающий кожаный мешок холщовой веревкой.

– Представляешь, Ильнур, трети то и дело стараются выпасть у меня из рук! Сколько я их ни считаю, они постоянно так и норовят просочиться сквозь пальцы и смешаться с остальными. И я готова поклясться, что их с каждым разом становится все больше!

Золотые монеты из мешка были для девушки настоящей головной болью. Никто не знал, где Алаида нашла этот мешок, но оказался он поистине бездонным. Помимо нескольких волшебных предметов (просто так попробуй достать их в миру!), которые сами подворачивались под руку, даже когда были абсолютно не нужны, мешок был до половины наполнен золотыми монетами разного достоинства. Самое интересное – сколько бы кто ни брал из него золотых, количество денег не уменьшалось. Проверив это однажды на опыте (и зачем ей понадобилось покупать целый батальон отборных головорезов-наемников?), Алаида заразилась навязчивой идеей во что бы то ни стало подсчитать реальное количество имеющихся у нее денег. И с тех пор даже самые трезвые рассуждения на тот счет, что денег там попросту бесконечно много, не могли ее остановить. В определенные дни на Алаиду что-то находило, и она, спрятавшись в уединенном местечке, начинала лихорадочно считать монетки. Досчитать до конца ей пока ни разу не удалось.

Ильнур крепко завязал мешок и передал его Алаиде, девушка крепко прижала его к груди (совсем не маленькой груди – заметил Юсуп сквозь полудрему).

– Все же я их досчитаю когда-нибудь! Они у меня получат, проклятые! – выкрикнула она в пустоту, и взгляд ее, полный чисто женской злобы (такой рождается, когда женщине вдруг что-то становится неподвластно), устремился на Юсупа.

– А ты чей-то разлегся, оглоед?! Думаешь, для тебя стелили?! Для тебя, что ль, подушки взбивали?! А?!

– А для кого? – удивился Юсуп, садясь. Голые кончики пальцев едва коснулись холодного, покрытого пылью пола.

– Уж не для тебя! – уперла руки в бока Алаида.

– И не стелила, – тихо добавил старик.

Юсуп тоже знал, что Алаида и пальцем никогда не пошевелит, чтобы что-нибудь сделать. Она и к их отряду примкнула только из-за того, что страсть как любила приключения. Но не работу.

– Ну и не стелила, – теперь гневный взгляд обратился в сторону Ильнура. Алаида была рассержена, и ей хотелось излить на ком-нибудь злость. – А вам-то что?! Я, может быть, не обязана кровати стелить! Я делаю черную работу за вас всех! Снабжаю вас, в конце концов, деньгами! Вещи полезные выдаю!

– Успокойся! – замахал четками Ильнур. – Откуда у тебя такой скверный характер?

– От мамочки! – выдохнула Алаида, поправляя сбившуюся на лоб челку. – Ну, Юсуп, рассказывай, чего добился? Золотые все потратил?

– Все, – честно сознался Юсуп, умолчав о том, что после того, как он купил лошадей и много никому не нужного тряпья, золотые еще оставались, и он потратил их на пиво (как турки ни были плохи, но пиво варить они умели!). А потом пересказал Алаиде все, что уже не так давно рассказывал Ильнуру.

Алаида за весь рассказ успела три раза вставить слово «болван», сходить в другую комнатку, спрятать мешок и несколько раз влезть в разговор со своими собственными новостями. В общем, когда Юсуп закончил, он так и не мог понять, дошел ли смысл рассказанного до прекрасной головки барышни.

Когда Юсуп переключился на разговор охранников, ему вспомнился сон с борловым, и он не преминул упомянуть о немецком после Гиберте, который тоже каким-нибудь образом может быть замешан в этом деле.

– Не забывай, Юсуп: мы до сих пор не уверены, действительно ли Аиша и есть та самая, которую мы ищем, – заметил Ильнур, поглаживая бороду, – а твой немецкий посол может быть просто ее любовником. Она же, стервеза, кого хошь своей красотой зачаровать может.

– Так уж и всех? – презрительно фыркнула Алаида, как и всякая представительница слабого пола, считавшая, что никто на свете не может быть прекрасней ее самой.

Ильнур промолчал, оставив мнение на этот счет при себе.

– Но Гиберта проверить надо, – продолжил Юсуп. – Первым делом – кто он такой есть и что делает в Назараде? А еще – почему так резво принялся ухаживать за Аишей?

– Эт я беру на себя, – оживился старик, – дайте только в город переехать, я вам такие слежки устрою – любой сыскной воевода позавидует!!

Юсуп припомнил свой недавний сон, но отмахнулся от него: борлов никогда не умел проникать в сны. Скорее всего, небольшая переделка, в которую Юсуп попал, да еще неудача с монеткой смешались в его голове и вылились вот в такое видение. Хотя кто его знает?

– А монетку свою использовал? – к месту вспомнил Ильнур.

Юсуп рассказал и о монетке.

– Да, дела с борловым у тебя неважные – Ильнур молча осмотрел Юсупа с Алаидой, стуча костяшками пальцев по потрескавшейся поверхности стола.

Алаида была занята тем, что тонкой металлической стружкой полировала свои ногти, сдувая с них пыль. Юсуп же выковыривал из ноздрей остатки сухой крови.

– Ну? – тихо и с присвистом вопросил Ильнур, продолжая мерить обоих хмурым взглядом.

– Что – ну? – спросил Юсуп, чуть шепелявя. Разговаривать с пальцем в носу было не очень удобно.

Старик сделал торжественную паузу, постукивая пальцами по столу, но, видя, что его никто не понял, раздраженно пояснил: – «Ну» означает, что мне не терпелось услышать от вас вопрос. «Ну, Ильнурчик, что ты там говорил насчет своего блестящего плана по поимке Упыря?» Разве не ясно, деревянные ваши головы!

– Я никогда не разбирался в тонких намеках, – смутился Юсуп, – ну, скажи нам, Ильнур.

– Да, скажи нам, Ильнур, – подхватила Алаида, которая так и продолжала полировать ногти.

Старик скрипнул зубами, но сдержался от слишком гневного и не очень культурного заклятия. Он не знал точно, что оно производит, только поэтому и сдержался.

– План таков, – произнес старик спустя пару секунд, когда гнев его немного утих, а пытающееся вырваться заклятие ушло в глубину сознания. – Когда мы поселимся в Назараде, нужно будет войти в доверие к Аише и определить: есть ли она Упырь на самом деле, или же это только наши с вами догадки, верно?

Юсуп утвердительно крякнул.

– С учетом того, что ты рассказал, я предлагаю еще выйти на связь с этим самым Гибертом, разузнать, что ему ведомо об Аише, и действовать согласно обстоятельствам! А еще нужно будет найти гроб!

Гроб был неотъемлемой частью каждого могущественного упыря, умевшего превращаться хотя бы в шесть видов животных. Гроб нужен был прежде всего для того, чтобы спокойно пережидать в нем солнечные дни, проще говоря – спать. Обычно упыри отдыхали в гробах после удачной охоты, дабы древние его стенки наполняли упыря силой и улучшали пищеварение. Поговаривали, что у главного Упыря гроб был сделан из цельной кости какого-то древнего существа. Оно было столь велико, что собственный вес во много раз превышал тот, который могли бы выдержать его ноги. Голова его покоилась на длинной шее, чтобы оно могло свободно есть листья с верхушек деревьев. На крышке гроба Упыря был вырезан древний символ всех кровососущих – клык, но так как он был одним из самых могущественных, то и символ несколько отличался: клык покрывала тонкая багровая сетка – словно сплетение кровяных сосудов. Ходило поверье, что взглянувшему на крышку гроба Упыря оставалось жить не больше трех суток, что за ним с тех самых пор неотступно следует тень последней забитой Упырем жертвы, а еще – что смельчак мог напиваться сколько угодно пивом и ни капли не пьянел. Он же все равно уже почти мертв, что ему сделается? Правда, охотников проверить подобное не находилось.

– Да, нужно побродить по Назараду и разузнать, часто ли у них пропадают без следа дети и старики – продолжил Ильнур, – женщин Упырь обычно не трогает.

– Об этом можно разведать и у Калаха, – заметил Юсуп. – Он на то и торговец, чтобы знать великое множество слухов.

– Это по моей части, – Алаида сдула последнюю крошку с кончиков ногтей и убрала металлическую стружку в подол платья.

Ильнур и Юсуп переглянулись. Оба они сильно сомневались насчет того, стоит ли доверять Алаиде столь важное дело. В последний раз, когда она участвовала в операции, сильнее пострадали Дементий и Юсуп, чем их соперники. Алаида попросту схватила железный ржавый штырь, лежащий неподалеку, и принялась им размахивать, крепко-накрепко закрыв глаза и громко визжа. Алаида с охотой платила за все, что им требовалось, но не тянула на эпического героя, способного ворочать скалы. Хоть о себе так и думала. Никакие уговоры насчет того, что она – женщина и ее удел следить за домашним очагом, не помогали: Алаида всегда рвалась в бой. Будучи женщиной до мозга костей, она обычно вмешивалась в переделку, не задумываясь: а что, собственно, происходит и какая роль уготована ей. Зачастую случалось, что никакой роли у нее и в помине не было, и тогда все заранее намеченные планы и задачи рушились, как карточный домик.