Текст книги "Буквы на белом фоне"

* * *

Ладно, вернемся к утру второго выходного. Сегодня мне так и не дали поспать. Звонок мобильного телефона прервал мой блаженный сон. «Марина». Гласила надпись на дисплее.

– Марин… – жалобно протянул я в трубку. – Сейчас только…

Договорить я не успел, так как телефон продолжил свою трель прямо мне в ухо. Спросонья я даже не нажал на кнопку приема вызова. Тихо выругавшись, я нажал на кнопку.

– Да, Марин, что случилось? – уже более спокойно произнес я. Пиликанье телефона в ухо бодрит не хило.

– Собирайся, Алексеевна вызывает срочно на ковер. – произнесла Марина.

– Что-то случилось? – я аж подскочил на диване.

– Не знаю, – голос Марины был взволнованным. – Просто она сказала, что у нас ЧП и нам надо срочно приехать. Будет ждать в своем кабинете.

– ЧП?! – воскликнул я.

– Да, – ответила Марина. – Но я сама подробностей не знаю, так что собирайся, давай!

Я стал быстро собираться и пулей понесся на работу.

Что там могло случиться? Инциденты у нас были, не без этого. Овощи наши двигаются мало, так что проблемы с кишечником частые. Но из-за просто поноса вызвать не могли. Даже если бы после моей смены у кого-то днище сорвало бы. Значит, что-то серьезное. Неужели, кто-то умер? Да быть такого не может! Все были здоровы. Ну, в пределах своих недугов. Предпосылок к скорой смерти не у кого не было. Так что…

Стоп! Стоп! Стоп! И еще раз Стоп! Хватит себя накручивать. Может с подопечными все в порядке, а проблема в другом. Как год назад, когда накрылась система отопления, и первый этаж превратился в один большой горячий источнику. Подопечных пришлось эвакуировать на верхние этажи, гуляя по щиколотку в кипятке. Хвала небесам, резиновых сапог хватало. Хоть и не на всех, но часть сотрудников, в том числе и я, выносили их на лестницу, а там уже передавали другим и они поднимали их выше. Зима была, на улице холод, на втором этаже дубак, а мы с Вадимом и Костей по пояс голые ходим, потому что на первом этаже парилка. Костя тогда даже умудрился пневмонию заработать, так как голяком гулял на второй этаж.

Надеюсь, ничего серьезного.

За полчаса я домчался до работы. Нигде не текло и когда я встретил санитарок на первом этаже, они очень сильно удивились, что стряслось какое-то ЧП.

– Да нет, – покачали они головой, – все тихо. Тьфу, тьфу, тьфу!

– Ясно, – кивнул я. – Тогда я помчал к Алексеевне.

Быстро поднялся на второй этаж и постучал в кабинет.

– Заходи! – раздался из-за двери раздраженный голос главврача. – Тебя одного ждем.

В кабинете действительно были уже Вадим, Костя и Марина. Буркнув банальное «Здрасте», я быстро сел на передоложенный мне стул.

– Ну что, голубчики, – раздраженно начала Ирина Алексеевна. – Доигрались, да?

– А что стряслось? – осторожно спросил я. Марина осуждающе посмотрела на меня. У неё не было в привычке перебивать начальство, и она считала это верхом наглости. Я, хоть и уважал Ирину Алексеевну, мог себе позволить дерзость. Не потому, что мне это позволяли, а потому, что не считал это чем-то из ряда вон выходящем.

– Стряслось?! – спросила Ирина Алексеевна с уже не скрываемой яростью. Видимо, произошло действительно что-то ужасное.

– Я бы сказала, свершилось! Конечно, я знала, что этим все может кончиться, но все же. В общем, Катя беременна.

– Что? – переспросили хором мы с Мариной. На удивление, Вадим и Костя молча восприняли эту новость.

– Да, беременна. – подтвердила Ирина Алексеевна, и устало откинулась на спинку кресла.

Первое, что пришло на ум, это аборт. Убьют малого. Или малую. То, как это произошло, меня лично, в тот момент не волновало. Сам знал, что гандон не стопроцентная защита. У моего дяди так трое детей появилось. Не везло ему с презервативами, все время рвались. Ну, три раза точно.

– Как это могло произойти? – тихо спросила Ирина Алексеевна, приложив руку к груди в районе сердца.

– Ирина Алексеевна, с вами все в порядке? – взволновано спросила Марина. Да я сам напрягся. Не хватало еще её в гроб загнать.

– А, – отмахнулась главврач, – давление скачет.

Я хотел было сказать, что лучше принять успокоительного. Ну, валерьянки там, боярышника, но мне не дал сказать Костя, выпалив:

– Это мы сделали.

Я повернулся к нему, не поняв, к чему он это сказал.

– Вы, что, – тихо произнесла Марина, – изнасиловали её?

Посмотрев на Марину, я хотел сказать: «Ты чего? Не тренди тут!» Но у неё были такие глаза. Она испугалась. Конечно, легкий доступ к женскому телу давал простор больной фантазии. Да и не у Кости, не у Вадима девушки, насколько я знаю, не было. Но чтобы насиловать подопечных – это уже совсем клиника. Я за такое сам в бараний рог кого угодно скручу!

– Нет, ты чего?! – запротестовал Вадим. – Совсем крыша поехала?!

– Мы просто на Антона презерватив не надели и все! – поддержал друга Костя.

Я покачал головой:

– Биба и Боба, два долбо…

– Сергей! – возмутилась Ирина Алексеевна. – Кто они такие я и сама знаю, так что давай без выражений. Наху… – запнулась она, – кхем, зачем вы это сделали?

– Ну, – начала Вадим, – мы так с ними говорили, когда они сидели после секса. Катя всегда сияла, когда за детей начинаешь заводить разговор.

– И Антон тоже оживлялся. – продолжил Вадим. – Вот мы и решили…

– Решили?! – Ирина Алексеевна была в ярости. – Вы решили?! Вы в своем уме! Она инвалид!

– И что?! – крикнул Вадим. – Она не имеет права быть матерью?!

– Она прикованный к кровати инвалид! – кричала Ирина Алексеевна. – Понимаешь?! Не ходячая! Она его выносить не сможет!

– И что теперь?! – еще громче стал орать Костя. – Убивать?! На аборт?!

– А ну рот закрыл, сопляк?! – в ярости, Ирина Алексеевна поднялась. – Не тебе решать, аборт это будет или что!

Костя сразу замолчал и стыдливо опустил голову.

– В её положении даже не знаешь, что хуже, роды или аборт. – тихо произнесла Марина. Главврач кинула на неё злой взгляд, но промолчала. Видимо, спокойный тон Марины успокоил и Ирину Алексеевну, так как она уже спокойным тоном произнесла.

– Знать бы срок…

– Полтора-два месяца. – произнес Вадим.

– Шесть – восемь недель. – задумчиво произнесла Ирина Алексеевна. – Но рожать ей нельзя.

– Почему? – спросил я. Я единственный из присутствующих не имею медицинского образования, и понятия не имею, о чем идет речь. Ну, кроме общих знаний, что детей рожают женщины через девять месяцев после того как займутся сексом с мужчиной. Примитивно, но мои знания настолько ограниченны.

– Мышечная гипотония. – ответила Ирина Алексеевна. – Она не выносит ребенка. А если и выносить, не сможет родить. Банально сил не хватит.

– Че? – только терминов мне тут не хватало.

– Пониженный тонус мышц. – пояснила Марина. – Она даже не в состоянии сама сесть, не говоря уже о том, чтобы родить.

– А кесарево? – спросил я. Виновники ЧП молчали и слушали наш разговор. Разговор дилетанта и эксперта. Но вот в этой перепалке мне захотелось, чтобы этот ребенок родился. Не знаю почему. Просто появилось желание, что бы малыш родился.

– Кесарево в её состоянии? – задумчиво спросила Ирина Алексеевна. – Нет, Сережа, нет. Это риск.

– А аборт? – спросил я.

– И аборт. – произнесла она и уставшим взглядом посмотрела на меня.

– Так что будем делать? – осторожно спросил Вадим.

– Для начал молчать. – произнесла Ирина Алексеевна. – Я проконсультируюсь со знакомым гинекологом-акушером. Даже тот же аборт, сами понимаете, дело не простое и у нас его не сделаешь. А если в горздраве узнают про ЧП, то нас ждет, как говорит мой внук, страх и ужас в Лас-Вегасе.

– Страх и ненависть в Лас-Вегасе. – поправил её Вадим. – Хороший фильм, интересный.

– Хорошая книга. – тихо поправила его Марина.

– Хорошие вы ребята, только, по молодости, думаете не головой, а другими органами. – Ирина Алексеевна впервые за сегодня улыбнулась.

V

– Поехали ко мне. – сказала Марина, когда мы вышли из приюта. Вадим с Костей хотели нас остановить, что-то объяснить, но Марина отрезала: «Отвалите, мы устали» и они отстали.

Пока мы ехали, она молчала. Я сам не знал, что говорить. Ситуация, мягко говоря, плачевная. Да, дети это хорошо, дети это цветы жизни, но не в положении наших подопечных. А крайних найдут быстро, спустят всех собак на Ирину Алексеевну и все. Нас паровозом уволят. И гласность. Уж СМИ раздуют эту историю.

По рассказам Марины, я думал они живут в старой части в одной из сталинок, но она, оказывается, живет в том же спальном районе, что и я. Только я за железнодорожным мостом, а она, не доезжая до него, недалеко от детской поликлиники.

– А почему ты в приют пошла работать, а не в поликлинику или роддом? – спросил я, когда мы заходили в подъезд. Роддом был в двух шагах от детской поликлиники. Там же не далеко была и станция скорой помощи. А чуть дальше от дороги, возле балки, был морг. Мы его с пацанами еще в детстве нашли, когда по балке гуляли и вышли на него. Ничего такого в нем не было. Просто табличка с надписью «Морг». Мы, конечно, были малыми и испугались. Ну, дурные были и решили, что оттуда призраки и зомби повалят.

Марина не ответила, просто молча стала открывать тяжелую металлическую дверь. За ней оказалась еще одна дверь с кучей замков.

– Проходи, – тихо сказала она. Когда я вошел, она закрыла дверь и не смогла сдерживаться.

– Придурки! Идиоты! Педарасы долбанные! У самих детей нет, вот и выделываются! – выпалила она, бросив сумку и курточку на тумбочку, и обутая прошла на кухню. Я был в шоке и просто прошел за ней. Марина сняла куртку и бросила её на кухонный диванчик.

– Ну да, поступили они глупо, но педиками-то их за что обзывать? – начал я. – Просто, идиоты. Или как я сказал…

– Да педики они самые настоящие, – перебила меня Марина. – Голубые, геи, как хочешь, называй. Живут они вместе. Сколько их знаю. – посмотрев на меня, она удивленно спросила. – Ты чего?

Не знаю, что было написано у меня на лице, но внутри я охреневал так, что это не передать цензурной речью. А поток матов выплескивать не хотелось.

– Ты не знал? – спросила она.

– Неа. – покачал головой я.

– Странно. – произнесла Марина, включая электрочайник. Вода в нем была и свежую она не наливала. – Они этого не скрывают. По Костику и так видно, что он пассив.

Машинально я вспомнил Костю. Было в его манере общаться что-то женственное. Хотя внешне ни он, не Вадик никак на геев не смахивали. К тому же…

– Бред! – отмахнулся я. – Я летом с ними на рыбалку ездил!

– Ты рыбак? – удивилась Марина.

– Нет, – ответил я. – Рыбу ловил Вадим, а мы с Костей костер разводил там, салатики резали, такое.

– Теперь это так называется? – усмехнулась Марина.

– Да нормальные они! – насмешка девушки меня взбесила. – Нормальные! Мы даже в одной палатке спали! Я и они!

– А я с ними в гей-клуб ходила. – спокойно ответила она и пока я офигивал снова, добавила, – куртку снимай и руки мой, сейчас чай сделаю.

– А что ты там делала? – спросил я.

– Отбивалась от приставаний лесбиянок. – заваривая чай, произнесла Марина. – Вот же, переобуться забыла! – она вышла в коридор, чтобы снять сапоги. Я проследовал за ней, чтобы самому разуться и снять курточку.

– Еще до твоего появления в приюте. – начала рассказ Марина. – Я тогда с родителями в очередной раз разругалась и поехала в центр погулять. «Там уж точно знакомых не встречу» – думала я. Но встретила Вадима с Костей. Поздоровались, разговорились. Они спросили, куда я иду, сказала, что сама не знаю. Они и предложили сходить в одно интересное место. Я и согласилась.

– Просто так? – удивился я.

– Ой, папу мне тут не включай только! – скривилась Марина. – Я взрослая девочка. К тому же тогда была на нервах и готова была пойти куда угодно и с кем угодно. Не говоря уже про двух пидарасов.

– Подожди, ты тогда уже знала, что они геи? – спросил я, когда мы возвращались на кухню.

– Блин, да я же сказала, что они не скрывали! – возмутилась Марина. – Да, знала. В общем, пошли мы. Заходим в один из дворов и подходим к двери бронированной. Вадим в звонок позвонил, нам мордоворот открыл. Костя с ним сю-сю, му-сю, чмоки, чмоки. Мордовороту пофиг, лицо как камень. В общем, Вадим объяснил, что я с ними, меня и пропустили.

Я сидел и недоумевал. Девушка, с которой я спал, с упоением рассказывала о том, как посетила гей-клуб. Затащи они меня туда, я бы с моста сбросился. А эта… одно слово, женщина.

– Оказалось это закрытый гей-клуб. – продолжала Марина. – «Амадеус» называется. В тот день там был вечер трансиков.

– Кого? – Переспросил я.

– Транссексуалов. – пояснила она. – Это мужики, которые бабами наряжаются. Прикольно так! Они там танцуют, оттягиваются по полной. И не скажешь что это мужики. Нет, есть, конечно, по которым видно. Ну, качки такие в платьях и макияже на скорую руку. А есть и такие, что реально красивые. Красивее некоторых женщин.

– Что, завидуешь переодетым мужикам? – ехидно спросил я.

– Угу, – отпивая чай, кивнула Марина. Я опешил.

– Что, правда? – переспросил я.

– Представь. – ответила она. – Были и такие. Одежда не из дешевых, брендовая. Макияж и завивка мастерские. Именно завивка! Не парик, а собственные длинные волосы. Фигурка точеная. Понятно, что сиськи муляж, подкладки в лифчике, но задницы накаченные капец! Единственное что выдает, голос. Хоть как не понижай, а бас и баритон проскакивают.

Потом я уже вспомнил, что у мужчин и так низкие голоса. Высокие это у женщин. Так что трансам надо не понижать, а повышать голос. Хотя, повышать голос – это кричать. А тут с тембром связано. В общем, не важно. В тот момент меня интересовал другой вопрос, который и я задал Марине:

– А лесбиянки что? Приставали? – с улыбкой спросил я. В голове вырисовывалась пикантная картина. Марина и еще одна дамочка в нижнем белье, кувыркаются в постели. Так и хочется присоединиться.

– Было дело. – ответила Марина. – А ты чего так завелся? – посмотрев на меня, спросила Марина.

– Ничего я не завелся. – отмахнулся я.

– Ага, я вижу. – кивнула Марина. – Весь красный и улыбка до ушей. Что ты там себе нафантазировал? Меня с лесбой в исподнем на койке?

– Ты что, читаешь мысли? – изумился я.

– Нет, – улыбнулась Марина, – просто у вас, мужиков, мысли все в одном русле. Вы презираете геев, но когда речь заходит о лесбиянках, у вас в штанах начинается движение.

Я молча кивнул. Да, было дело дрочил на лесбиянок. В порно фильмах они всегда такие классные. Мне, как мужчине, даже приятней смотреть порно про лесбиянок. Не очень приятно смотреть, как на экране один мужик долбит бабу, а ты как будто наблюдаешь из-под шторки. С лесбиянками проще. Можно просто дрочить на них, а можно и представить себя вместе с ними.

– Попил чай? – спросила Марина.

– А… ага, – жуя печень, кивнул я.

– Тогда пошли. – произнесла она, вставая из-за стола.

– Куда? – удивленно спросил я.

– Покажу тебе свою комнату и кровать. – улыбнулась Марина. – Все эта история с геями и беременностью немного вымотала меня, надо расслабиться.

– А, понятно, – в ответ улыбнулся я.

* * *

Квартира была четырехкомнатная. Такая с длинным коридором и комнатами по сторонам. А напротив входа, в противоположной части коридора, туалет и ванная. То ли киевский, то ли чешский проект. Скорее, киевский. Не помню, вечно их путаю. Комната Марины была большой спальней, как она сказала. Маленькая была переоборудована под отцовский кабинет, а в комнате напротив гостиной, была спальня родителей. Хоромы, что ни говори, моя берлога и в подметки не годится. Про чистоту молчу, я в родном доме такой чистоты не видел, не говоря уже про халупу, в которой живу. Хотя моя мама настоящий фанат чистоты. Каждую неделю тотальная уборка, по праздникам генеральная с выбиванием ковров. И то на неделе, в будние дни, пыль оседала небольшим слоем на мебели. Это бесило мою маму, и она с криками заставляла меня или папу вытирать её. Здесь же была стерильная чистота. Ни пылинки, ничего. Все вычищено, все на своих местах. Даже у родителей в доме был небольшой элемент хаоса в виде брошенных отцом где-то на видном месте носков. Сейчас в комнате Марины тоже были элементы хаоса. Наша одежда, смятая постель на раскладном диване.

– Как думаешь, ей позволят родить? – спросила Марина.

– Не знаю, – ответил я. Я действительно не знал, что ей ответить. К вопросу деторождения я относился просто: залетела – рожай. Но в нашем случае ситуация не простая.

– Я тоже. – ответила она, водя пальцем на узору на спинке дивана. Она лежала ко мне спиной, но так как я сидел на диване, мы могли вести беседу, видя друг друга боковым зрением.

– Я даже не знаю, родит ли. – вздохнув, произнесла Марина.

– Почему? – наивно спросил я. Сама Ирина Алексеевна не уверена в этом.

Марина села, обхватив руками ноги. Одеяло сползло и она, так же как и я, обнаженная сидела на диване.

– Понимаешь, – начала она, – есть случаи, когда женщина рожала с диагнозом ДЦП. Есть случаи, когда женщина рожала с синдромом Дауна. Но я еще ни разу не слышала, чтобы женщина, у которой и ДЦП, и синдром Дауна, смогла родить. Для здоровой женщины беременность испытание, а тут…

– Ой, да ладно! – махнул рукой я, поднимаясь с дивана. – Сделали из родов культ! Стонете, что рожать тяжело! Больно вам! Вам природа дала возможность дать жизнь!

– Ты чего? – испугано спросила Марина.

– А ничего! – ответил я, расхаживая по комнате. Не знаю почему, но слова Марины завели меня. Действительно, создали из материнства что-то сродни религии. А женщину возвели в ранг великомученицы. В интернете только и читаешь, как это тяжко выносить ребенка, какие страдания это женщине приносит. А роды это вообще! Проще в ад смотаться, чем ребенка родить. Бесит!

– Ну да, есть идиотки. – Улыбнулась Марина, после того как я все это сказал ей.

– Но знаешь, – продолжила она, закутываясь в одеяло, – если женщина хочет, она родит. Да, это муки. Как тебе объяснить? – задумалась она и резко выпалила. – Да сядь ты! Ходишь тут, трясешь… он у тебя вон, скукожился весь. Или трусы надень, или дуй ко мне под одеяло, тут тепло!

Только после её слов до меня дошло, что я хожу голый по комнате и молча залез к ней под одеяло.

– Беременность – это ряд изменений в организме женщины. – продолжила Марина. – Изменения проходят не без последствий. Да, это естественный процесс, но для женщины это испытание. Особенно для современной, привыкшей к удобствам цивилизации и попадающей в наш роддом. Ты видел наш приют, в роддомах не лучше. Многие еще боятся боли. А Катя…

Марина замолчала. Тема не из приятных.

– Ну, мы поможем. – решил подбодрить её я. – Нас-то сколько!

– Из тюрьмы не так легко помочь. – произнесла Марина.

– В смысле? – переспросил я.

– Наши подопечные ограничены в своей дееспособности. – ответила она. Заумная фраза слишком сложна для моего мозга, и я просто выдал:

– Че?

– Прости, – произнесла она, опуская голову мне на плечо, – я забыла, что ты у нас простой парень. Проще некуда.

– Давай без подколов! – с обидой произнес я. Не хватало, чтобы Маринка еще надо мной смеялась. Да, институтов не кончали!

– Смотри, с юридической точки зрения, все люди, когда им стукнет восемнадцать лет, становятся дееспособными. То есть в полной мере отвечают за свои поступки перед законом. Так же они получают ряд прав. К примеру, голосование на выборах.

– Толку от тех выборов. – усмехнулся я.

– Ну, да, я тоже в сортах дерьма не разбираюсь, – ответила Марина, и как ни в чем не бывало, продолжила. – Но, если по ряду причин, в нашем случае это тяжелые врожденные заболевания, человек не может давать отчет в своих действиях, его дееспособность ограничивают. Либо вообще признают недееспособным. Наши подопечные частично ограничены в дееспособности. Некоторые из них, к примеру, пытаются разбираться в сортах дерьма. Но толку в этом, как ты сказал, нет.

– Подожди, – пытался разобраться я, – то есть ты хочешь сказать, что нас могут посадить за то, что мы помогли Кати и Антону? Но они же сами не могут.

– Да, – кивнула Марина. – Но выглядит это иначе. Здоровые девки и мужики использовали инвалидов в целях удовлетворения своих сексуальных извращенных наклонностей. А беременность можно списать на махинации. За рождения ребенка полагаются выплаты.

– Я знаю, но так ведь эти выплаты пойдут на помощь ребенку. Там, памперсы всякие.

– Подгузники. – поправила меня Марина.

– Да какая разница, – отмахнулся я.

– Большая, – ответила девушка, – «Памперсы» – это фирма производитель. А подгузники – это то, что эта фирма производит. Не надо путать понятия.

«Умная, да?» – хотелось сказать мне, но я промолчал.

– Ты прав, эти деньги не просто так блажь государства помочь молодой семье, эти средства реально нужны для обеспечения ребенка. Но сам понимаешь, в нашей стране махинации крутить могут только чиновники.

– Но это же не махинации! – возмутился я.

– Это ты так считаешь, – спокойно ответила Марина. – А когда придут разбираться, что к чему, это станет махинациями. «Тырить бабки из бюджета и строить из себя святых» – такой девиз наших чиновников. Нас завалят проверками, возможно, привлекут к уголовной ответственности.

– Сгущаешь краски. – ответил я.

– Нисколько. – с улыбкой произнесла Марина.

Ситуация, описанная Мариной, была ужасной. Я ничего дурного в ребенке Кати и Антона не вижу. Но система. Даже не знаю, чего конкретно система. Здесь намешана нравственность, забота о ближнем, которая, по сути, только вредит этому самому ближнему. У нас по соседству жила семья. Родители пьющие, дети попрошайничают. В один прекрасный день, социальные службы вспомнили про семью, приехали, забрали детей. Отец семейства, в пьяном угаре, кинулся на них. Полиция еле оттащила. Дети на весь двор кричали, что не хотят уходить от родителей, просили вернуть их к матери. А мать, рыдала навзрыд. Слезы катились по пропитому лицу. Детей тогда увезли силком. Весь двор это видел. Через неделю, все трое вернулись. Сами, сбежали. Их потом снова пытались забрать, но тщетно.

Возможно, и мы сможем победить систему.