Текст книги "Святополк Окаянный"

Лишь присмотревшись внимательнее, понимаешь, что глаза светло-серые до белизны.

Только поняв это, начинаешь соображать, нет, эта девка не для простых людей! Кто рожден ползать по земле, такой превратится в ее раба. Эта девка для хозяев жизни. Для тех, кто не боится крови и смерти… И своей и чужой… Для тех, кто рожден повелевать. Лишь такому подобная женщина подчинится.

Хороша девка. Ай хороша!

Ант видел ее не в первый раз, но каждый раз, видя ее, впадал в прострацию. Наконец придя в себя, Ант толкнул в бок зазевавшегося на девку молодого парня и сторожко предупредил:

– Ты на нее не засматривайся. Князь голову оторвет…

Воик замер с открытым ртом, из уголка которого на подбородок текла тонкая струйка молочно-белой слюны.

– Ан хоть и здоров, а телок еще неразумный! – догадался усмешливо Ант и добавил ледяным пугающим шепотом: – Потому что девка не простая – княжеская любовница она.

Неразумный Воик глупо усомнился:

– Так князь же еще молод?

Ант с многозначительным намеком хрюкнул:

– Кху-кху. Святополк и вправду молод. Но я и не о нашем князе говорю…

Ант, не договорив до конца, девка была уже совсем близко, многозначительно замолчал.

Воик догадался, о ком идет речь.

– Так это девка великого… – начал он глупо, сообразив, что Ант ведет речь о князе киевском Владимире.

Это правда, Владимир погряз в скверных похотных желаниях. Но Великий киевский князь гневлив и повсюду имеет свои глаза и уши, и трепать его имя попусту себе дороже. А если девка пожалуется… И особенно в неподходящий момент…

Ант, испугавшись, что глупый неопытный молодец вслух сболтнет то, что не надо, и девица услышит его, грубо прервал его:

– Молчи, дурак! Не наше это дело.

Между тем девица, подойдя к сторожам, поклонилась и весело поздоровалась:

– Будьте здравы, добры воины.

Девица часто встречала старого привратника на воротах и иногда одаривала его добрым словом. Знала ли она его имя, – неизвестно, а спрашивать ее имя Ант опасался, – долго живет тот, кто любопытство свое умеряет.

В ответ Ант уважительно поклонился и ласково и осторожно, как будто он говорил с пугливой кошкой, погладил ее взглядом и словом:

– И ты здравствуй, красна девица! Цветешь, как весенний мак.

Заметив краем глаза, что глупый Воик и не подумал склонить головы, Ант как бы нечаянно задел его дурную голову тупым концом копья.

Воик, получив удар по загривку, быстро склонил голову.

Девица, заметив, что произошло, звонко рассмеялась, как журчащий быстрый ручеек в жаркий летний день, и, не задерживаясь, продолжила свой путь дальше по своим делам.

Воик, потирая покрасневшее место на шее, которое задел древком Ант, мотнул головой и восторженно отметил вслед красавице:

– Хороша девка. На лицо красна; черная коса в руку, а идет, будто лебедь плывет.

– Ну и дурак же ты, Воик, – с безнадежным вздохом заметил размягчившийся Ант. – Кто ленится лишний раз нагнуть голову, тот непременно ее разобьет. А кто заглядывается на яркое солнце, рискует ослепнуть.

Он вернулся на свое место и уже оттуда, увидев, что девица скрылась из виду, смело заговорил:

– Хороша девка, и казна у нее есть, – князь щедр для девок. Да не про нашу честь эта девка… Ты слюни-то подотри, – ткнул Ант по-отечески молодого в лужу.

Воик, наконец, почувствовал мокроту на подбородке и грязной пятерней вытер подбородок, а пятерню вытер о полосатые штаны.

Ант дал разумный совет:

– Ты, молодец, на этих девок не засматривайся, за ними строго смотрят.

– Что – убьют? – строптиво спросил Воик, который уже пришел в себя и ощущал себя щенком, нечаянно обмочившимся в ненужном месте. Он доволен тем, что облегчился, но опасается трепки.

– Не убьют, – спокойно проговорил Ант и зловеще пообещал: – А вот «хозяйство» отрезать могут.

Обрисовав парню перспективу, Ант привстал и приложил руку к козырьку островерхого шлема, чтобы рассмотреть, что происходит на дороге вдали. А там появилось облачко пыли.

С полминуты посмотрев на облачко на дороге и ничего не рассмотрев, Ант приказал своему молодому напарнику:

– Ну-ка, Воик, у тебя глаза молодые, приглядись-ка к дороге, – кто там едет.

Воик, присмотревшись, сообщил:

– Воин едет.

Ант насторожился. На всякий случай посоветовал:

– Ты, Воик, смотри лучше. Если это наш дружинник, пропусти его молча, без лишних вопросов. Княжеские дружинники не любят разговаривать без дела с простым людом, а что не по ним, норовят заехать в зубы, и попробуй с ними потом потягаться, – за ними князь, который своих мужей в обиду не дает. Дружинников следует знать в лицо. А если чужой, надо срочно сказать. Если пропустим чужого, беды не миновать. И тогда я тебе в зубы заеду, да так, что от них одни пеньки останутся.

Пока Ант стращал молодого помощника, всадник приблизился, и сторожа рассмотрели на его одежде знак Великого князя – трезубец.

Тут Ант всполошился окончательно, толкая Воика в спину в сторону ворот, наказывал:

– Гони срочно на княжеский двор и предупреди, что скачет гонец из Киева. И скорее, скорее!

Глава 3

После того как ушла мать, в келью зашел Святополк. В шелковой красной рубахе, перехваченной в талии тонким ремешком, украшенным серебряными бляхами, к которому подвязан кинжал с рукояткой из моржовой кости.

Святополку пятнадцать лет. Тонким чернявым лицом с нежной оливковой кожей, вьющимися волосами и большими темными глазами с миндалевидным разрезом, что придает им грустное выражение, он больше смахивает на девушку. Тонкая кость и смуглая оливковая кожа досталась ему от матери. Лицо каменное, как мрамор, но из глаз каплет тайная то ли истовая печаль, то ли впитанный с молоком матери испуг. Волчонок в клетке: и кормят, и холят, но чудится ему вольное поле, которого он никогда не видел, и глядит, как бы вцепиться в горло дающему пищу. Жаль, зубы малы… Но зубы вырастут, а не погаснет ли вольный огонь? Но тогда это будет не вольный охотник, а собака-раб. Нет, настоящего волка вилять хвостом не научишь.

Юный Святополк любит бывать в этой мрачной келье, где всюду чуется чернильный запах. Ему нравится, что здесь, в тишине, читая древние рукописи, он может остаться наедине со своими мыслями.

Святополк знает и греческий, и латинский, и арабский, и древнееврейский языки. Поэтому он свободно читает рукописи на разных языках, вызывая насмешки своих сводных братьев, более склонных к мечу и девкам, чем к наукам.

– Миром правит меч, – насмехаются они, не утруждая себя изучением чужих языков. Незачем им это, – князь живет слугами, и толмач всегда найдется.

Но Святополк знал, что в свитках написано много историй о том, что было, и о том, что есть… Нет в них только того, что будет. Но умный человек и так знает, что будет.

Прежде чем выйти к людям и приступить к обычным княжеским делам, Святополк должен тщательно обдумать каждое свое слово и поступок. Он ни единым словом не должен сердить грозного отчима. Здесь, в далеком Турове, хорошо чувствуются зоркие глаза отчима. Здесь везде чувствуется липкий страх. Владимир жесток и подозрителен. И особенно придирчив к пасынку.

Раньше Святополк обижался на это. Как каждый ребенок Святополк хотел получить свою долю родительской любви, тепла, которое так нужно для начала счастливой жизни. Но он видел, как при взгляде на него глаза отца приобретали холодный оттенок. Эти глаза становились, как две ледышки ранней весной, – и вроде солнце сияет ярко, а потемневший лед источает мертвенный холод, как будто хочет уморить робко зарождающуюся жизнь. Под этим гипнотическим взглядом голодного змея Святополк чувствовал себя как только что появившийся на свет, неоперившийся птенец, жизнь которого держит в комочке разве только синяя тонкая кожица.

Он тогда не понимал, что происходит, с чем связана немилость отца.

Но теперь Святополк знает все. И кто его настоящий отец, и как Владимир назвался отцом вместо убитого им брата. И почему Владимир его ненавидит. Он все знает. И его ничто не удивляет, – в греческих рукописях имеется немало примеров того, как следует управлять. Из них для того, кто умеет читать и думать, явствует, что прийти к власти легко, – удержаться гораздо сложнее. И опаснее всего для государя самые близкие, те, кто имеет право на власть: братья, сыновья, племянники. И опаснее всего бывшие рабы и их дети. Потому что те, кто не ценил свою свободу и честь, не способны ценить свободу и честь других.

Владимир, сын грязной рабыни, меньше всего имел право на власть над Русью. Поэтому, став после смерти сводных братьев единоличным властителем, он бдительно следил за всеми: чтобы никто не поднимал головы выше, чем он дозволяет; чтобы никто не почувствовал свободу; чтобы никто не вспомнил о своем достоинстве и гордости… А значит, сын убитого Великого князя как законный наследник – самый опасный. А потому над головой пасынка витал постоянный страх.

– Знаешь, Иоакин… – неожиданно начал говорить Святополк, оторвавшись от своих мыслей. При звуке его голоса седовласый Иоакин, прячущийся в тени, вздрогнул и трясущимися руками отложил свиток, который он только что рассматривал, размышляя над тем, как бы ему удобнее разложить свитки, чтобы всегда знать, где и что написано, и придал лицу внимательное выражение.

Обратив на себя внимание, Святополк рассудительно продолжил речь.

Его возраст подходил к тому моменту, когда голос ломался. Юноша пытался говорить приличествующим князю басом, но визгливая фистула самовольно прорывалась через каждое слово. В разговоре с монахом, знавшим его с колыбели, не было необходимости поддерживать «лицо», но Святополк с юношеской категоричностью считал, что в большом надо начинать с привычки в малом.

Поэтому сейчас Святополк рассуждал, говоря слова по отдельности, с паузами, тем самым пытаясь придать им подчеркнутую весомость:

– Грек Александр Македонский был великим завоевателем, он сумел создать большое царство. Однако он оказался плохим государем. Он не сумел сплотить завоеванные государства. Он так и не понял, что для сплочения государства требуются не столько воины, сколько писцы, дьяки, пахари. То есть те, кто обеспечивает обычную жизнь. И эта жизнь должна быть устроена по единым правилам.

Иоакин спрятал в тени насмешливую улыбку. «Наивный юноша», – подумалось ему и, покачав головой, уклончиво промолвил скрипучим голосом:

– У каждого князя свои правила.

Спорить он не хотел, но немного подумав, напомнил:

– Великий Александр с детства враждовал с отцом. Это произошло потому, что царь Филипп хотел воспитать его как настоящего царя: сильным, жестоким, решительным. Но при этом он потерял любовь жены и сына. Александр получил от отца сильнейшую в Греции армию и богатое государство, но он ненавидел отца и все творения его рук. Он захотел создать себе свое царство и поэтому двинулся в военный поход, завоевывать другие народы. Но как на чужих костях рай себе не создашь, так и родину себе не завоюешь и не купишь. Бог определяет судьбу человека, где родиться и кем. И все предопределено им. И нельзя противиться воле Бога – ее надо выполнять. Святослав тоже пытался найти себе новую родину, но так и сгинул на реке.

– По твоим словам, Владимир, убивая моего отца и вынашивая замысел убить меня, выполняет волю Бога? И я должен с этим смириться? – быстро уцепился за слова Святополк, у которого в голове было одно, и вспылил. Мраморное лицо поползло, визгливо прорезался детский голос:

– Монах, ты лжешь!

Бледное лицо монаха еще больше побледнело. Дребезжащим голосом, как расщепленный пень на ветру, воздев белый, как березовый обломок, палец, он назидательно укорил:

– Никто не может знать волю Бога, потому что он совершенен. Каждый человек должен идти своим путем, не зная, куда он его приведет. Люди грешны, и их земная жизнь всего лишь испытание перед тем, как попасть в рай. Помни об этом князь, потому что ты христианин! И не греши!

– Никто не может знать волю Бога… – задумчиво повторил, торопливо перекрестившись, Святополк и неожиданно успокоился. Ему пришло в голову, что, задумывая месть Владимиру и его детям, он всего лишь выполняет Божье предназначение. И это ему понравилось.

Святополк кивнул головой, и весьма туманно и обрывисто рассудил:

– В том-то и дело, что каждый князь преследует свои интересы. Пока жив Владимир, русская земля под единым крылом. А как умрет? Как Борис и Глеб будут делить уделы? А как Ярослав в Новгороде посмотрит на это? Нет, в наших землях нужен один князь, который мог бы поддерживать порядок. Но ни Борис, ни Глеб… Я ведь забочусь не о себе, о силе рода Рюрикова. Нельзя…

Святополк не успел досказать свою мысль. За дверью послышались легкие шаги, и Святополк, насторожившись, замолчал. На всякий случай его мелко задрожавшая рука коснулась рукоятки большого кинжала, с которым он никогда не расставался. Кинжалом драться против меча невозможно, только себя ранить; но кинжал, как соска у младенца, хотя и бесполезен, но обойтись нельзя, – успокаивает.

Святополк почувствовал предательскую дрожь, но унять ее никак не мог, и это его злило. Монах, заметив, что волчонок трусил, отвернулся.

Раздосадованный Святополк презрительно выругался про себя: «Раб! Холоп! Смерд!»

Открываясь, дубовая тяжелая дверь громко заскрипела, как бы жалуясь на свою судьбу, – росла красивым ветвистым деревом, но пришли люди и срубили. Погубили. Разодрали железными зубьями на полосы, и из жалких остатков живого сколотили то, что хотели – дверь. Но придет время, и эти жалкие остатки найдут свой конец в костре.

Чужие жалобы слушать вредно, чужие горести прилипчивы, и Святополк зло поморщился, – надо отругать, чтобы петли дверей смазывали. Но тут же пришла мысль, что может и не стоит делать этого, так как этот надрывный вой предупреждает о приближении постороннего человека. А кто предупрежден, тот наполовину победил.

Дверь открылась, и из-за нее показалось девичье лицо с серыми большими глазами. Пухлые губы растягивались в приветливой улыбке.

Святополк расслабился.

– Любава! – ласково прошептал он.

Эта девушка для него была ближе, чем о том думали многие. И он, как любой мужчина, доверял той, кто дарила ему первые радости любви.

– Чего тебе, Любавушка? – спросил он мягко. Темные глаза бархатисто потеплели. Он и не заметил, как взмокшие пальцы отпустили холодную рукоятку кинжала.

– Матушка неотложно ждет тебя, князь, – сказала девушка нежным, как весенняя трава, голосом. Однако изумруд весенней травы часто скрывает зимний холод, стоит только ее коснуться ладонью.

– А что случилось? – спросил Святополк, почувствовавший в ее голосе скрытую тревогу.

Девушка, понизив голос до пугающего шепота, одними губами вымолвила:

– Гонец прибыл из Киева.

Святополк почувствовал, как по его спине вновь побежали мурашки. Его дыхание замерло.

В голове юноши мелькнула мысль, что он допустил какую-то оплошность, из-за чего Владимир рассердился и теперь прислал гонца, чтобы его наказать. Взмокшая ладонь его опять накрыла рукоятку кинжала. Дрожащие пальцы стиснули рукоятку, словно желая удавить змею, скрывавшуюся в ней.

Но он тут же отбросил эту мысль. Если бы Владимир захотел наказать пасынка, он не стал бы посылать гонца, а сам пришел бы с дружиной. Гонцы же часто приезжают в Туров по мелким делам, и не всегда их видит Святополк. Часто с ними решает дела или мать, или воевода. К тому же блудливость Владимира всем известна, гонец может приехать и за девкой или наложницей, и все это не касается Святополка. Но сейчас гонец хочет увидеть Святополка. Это означает, что у Владимира появилось срочное и важное дело именно к нему.

Святополк подумал, что причина этому может быть одна: возможно, Владимир готовит поход на печенегов, с которыми часто воевал, и ему требуется помощь от Святополка. Это не несло опасности для Святополка.

Придя к этому выводу, он облегчено выдохнул воздух из груди, зачем-то медленно свернул свиток, отложил его в сторону и встал. Теперь он был абсолютно спокоен.

– Ну пойдем, – проговорил он твердым, приличествующим князю голосом.

Девушка предупредительно шагнула в сторону, чтобы пропустить Святополка, но тот распорядился:

– Иди впереди.

Девушка игриво хихикнула и юркой белкой нырнула за дверь. Юноша по-стариковски вздохнул:

– Ох девки, вечно им игрища! – и поторопился за ней.

Про себя он не хотел признаться, что с умыслом отправил Любаву вперед: на Любаве было легкое белое платье, и ему, несмотря на недавний испуг, связанный с неожиданным приездом гонца от Владимира, приятно было смотреть на просвечивающуюся сквозь тонкое полотно фигуру девушки.

Та, понимая это, зазывно вызывающе покачивала бедрами. От этой картины Святополк почувствовал странное томление внутри себя. Наконец, Святополк не выдержал и, когда они попали в длинный пустынный коридор, ускорил шаг и коснулся пальцами горячего бедра девушки.

Любава, вздрогнув от неожиданного мужского прикосновения, замедлила шаг и, попав в объятия князя, озорно засмеялась и, полуобернувшись, промолвила:

– Князюшка, сейчас не время для любви.

– А когда? – нетерпеливо спросил Святополк, которому хотелось, чтобы ночь с ее радостями наступила как можно скорее.

– Как только тьма покроет землю и взойдет спутница любви луна, – многообещающе пропела Любава.

– Вечером у нас другое дело, – отпустив девушку, возразил вполголоса Святополк, напоминая о том, что еще несколько дней назад Любава, разгорячившаяся в порыве страсти до потери соображения, сболтнула любимому страшную тайну. Она рассказала о таинственных обрядах, что происходили, когда все засыпали, в темной лачуге в укромном уголке княжеского двора.

После того как Владимир объявил, что принимает новую веру, старых богов приказано было забыть. Но не так-то просто забыть богов, которым поклонялось не одно поколение предков. К тому же Владимир переменчив во мнении, еще недавно он объявлял Перуна главным божеством и приказывал приносить ему человеческие жертвы. Теперь же за поклонение старым богам им указано: тех, кто попадется на поклонении старым идолам, бить батогами, а кто попадется второй раз, – жечь на огне или топить в воде.

Святополк, в отличие от Владимира, был христианином с момента рождения. Иначе и не могло быть, когда мать ревностная христианка.

Христианская религия стоит на любви к людям, сострадании к слабым. Но несмотря на это, христианка Юлия учила, что Бог дает власть избранным, он дает ее только тем, кто способен перешагнуть человеческие заблуждения и слабости. Сильные пишут законы для слабых, а слабые обязаны их исполнять. Ибо простой человек – всего лишь раб другого человека. А сильный человек – Божий посланец, и его устами говорит Бог. Князья – Божьи избранники, а потому их устами говорит сам Бог.

Поэтому Святополк со снисходительным любопытством слушал рассказ наивной варварки Любавы о ее богах. Когда та на секунду запнулась, он даже попытался посмеяться, но распалившаяся Любава уже не могла остановиться и сообщила, что древние так сильны, что боги могут сделать то, на что не способен Иисус, – рассказать человеку его судьбу.

Услышав рассказ Любавы, Святополк даже похолодел. Он и раньше слышал о таинственных варварских обрядах. Он хорошо помнил сказания о том, как после предсказания кудесника волхва погиб Вещий Олег. И мать рассказывала о тайной секте в Византии, жрецы которой могли видеть будущее и даже управлять им, – это была старинная секта, ее история начиналась еще в те времена, когда все люди были одним народом и когда боги жили среди людей. Знание будущего сильное оружие. Имея при себе такое оружие, можно достигнуть великой власти, подобной которой не достигал и Александр Македонский, мнивший, что завоевал весь мир, а на самом деле коснувшийся только его малой части.

Все люди мечтают узнать свою судьбу. И Святополк мечтал об этом. Но он в первый раз сталкивался с человеком, который видел жрецов, посвященных в самые сокрытые от людей тайны. И даже был с ними лично знаком.

– Не может быть! – недоверчиво воскликнул Святополк, желая раззадорить девушку, чтобы выведать у нее тайну до остатка. – Никто не может знать свою судьбу.

– Но это так! Они способны на это, – убежденно говорила Любава, не понимавшая упрямой недоверчивости молодого князя.

– Я не верю в это, – еще упорнее заявил Святополк.

– Это можно сделать! – в запальчивости отвечала Любава.

– Так сведи меня с этими жрецами, пусть они мне предскажут судьбу, тогда я поверю, – настаивал юный князь.

Любава вдруг остыла, она испугалась за жизнь своего любимого дружка. Она припугнула.

– Это возможно, но человек, узнав свою судьбу, станет навсегда несчастным. Только в неведении человек может быть счастлив.

– Сведи меня со жрецами, – категорически потребовал Святополк.

– Только сильный человек может перенести то, что узнает, – пыталась отговорить его от опасной затеи Любава.

– Я – сильный! – твердо уперся Святополк.

Пришлось тогда Любаве дать обещание Святополку, что она сведет его с колдуном.

И вот на сегодняшний вечер назначена встреча…

Любава, зная о том, какое тяжкое испытание предстоит Святополку, лишь грустно улыбнулась. Ночь длинная, на все хватит времени…

А Святополк думал, что узнав, кто умеет общаться со всемогущественными богами, он этого колдуна постарается удержать при себе, чтобы был он под рукой. Да и другим чужих тайн не болтал. И лучшее место для такого колдуна – темница в княжеских погребах.

Перед дверью в горницу Любава остановилась, склонилась к юному князю и защекотала мягкими теплыми губами его ухо. Говорила она очень тихо:

– Князь, приезд гонца не к добру. Тебе угрожает большая опасность.

Опасность Святополку угрожала с самого рождения, и думая, что она говорит о предстоящем гадании, Святополк пробормотал:

– Я все время живу под дамокловым мечом.

Любава взглянула в его глаза.

– А знаешь ли ты, что утром нашли мертвого поваренка?

– Ну слышал, мне воевода сообщал, – пробормотал Святополк.

– А знаешь ли, что он умер оттого, что взял кусочек с предназначавшегося тебе блюда и съел? – спросила Любава, смотря прямо в глаза Святополка.

Этого Святополк не знал. Он нервно вздрогнул и отвел глаза.

Любава убежденно проговорила:

– Тебя хотят погубить.

Видя испуганное лицо юного князя, она обняла его, прижав к упругой груди, и прикоснулась своими огненными губами к его губам. Губы князя были необычно холодны.

Поцеловав юного князя, девушка отстранилась и сказала:

– Я люблю тебя.

Затем она придала лицу постное выражение, какое любила видеть на лицах своих девок княгиня-монашка, не желавшая, но силой судьбы познавшая мужчин и потому презиравшая их, и пропустила Святополка вперед.

Дерево материал светлый и легкий. В дереве живет дух жизни, потому кумиров строгали из дерева. Вся жизнь человека связана с деревом. Родившись в тени дерева, в младенчестве человек спит в деревянной колыбели. Сидит на деревянной лавке. Ест на деревянном столе из деревянной посуды. В жилище из дерева человеку жить хорошо, но дерево недолговечно, легкое оно, а потому и человек среди дерева не усидчив.

Княжеские терема рубили из дерева, потому ими особо не дорожили. Сгорит, что за беда, другой построят.

Великий Святослав был прост. Геть, вскочил на коня, и в поле! В поле воля… В поле он первый воин. Но в поле царствует ветер, а власть нуждается в твердом стержне.

То ли камень, камень материал основательный, его просто так с места не сдвинешь. Но камень не имеет души, он мертвый.

Княгиня Юлия выросла среди камня, а потому и характер у нее был другой. Не любила она дерева, но Русь ей одной не перестроить, и потому она приложила силы, какие только могла, чтобы добавить к ветреной легкомысленности княжеских теремов немного стабильности и основательности. Парадную горницу в княжеском дворце, где вершились государственные дела, она велела отделать драгоценными кипарисовыми досками, привезенными из Греции. Отполированный янтарно-желтый кипарис приобрел мраморную твердость и придал парадной зале ощущение стабильности.

На стенах просторной горницы висели драгоценные персидские ковры. В промежутках между ними виднелась причудливая резьба по светлому дереву, в которое, как в тело Спасителя, варварски были вбиты грубые железные гвозди, на которых висело оружие: щиты, копья, мечи, топоры.

Это воевода Свенельд настоял. По его мнению, оружие на стенах придает власти необходимую пышность.

Хоть и не любила показную роскошь княгиня Юлия – монахиням роскошь не по чину, от «лукавого» роскошь, – однако вынуждена не только терпеть, но и даже, так как горница предназначалась для княжеских приемов, прилагать силы, чтобы парадная зала выглядела как можно богаче.

Вспоминая византийские придворные порядки, Юлия велела в передней стороне зала поднять пол и поставить на помост большое кресло, наподобие трона, украшенное серебряными и золотыми полосами и драгоценными тканями. На троне Святополк возвышался над всеми, кто находился в зале.

Выше него только висящий на стене над троном лик с печальными глазами и алеющей крошечным огоньком лампадкой. Лик работы старинных византийских мастеров, гордость княгини, – на всей Руси нет такого лика.

Святополк, переступив порог, перекрестился на лик и прошел в комнату, бесшумно ступая по полу сапогами с подошвой из мягкой кожи.

Мать сидела в креслице неподалеку от княжеского кресла с бесстрастным отрешенным лицом. На ней было обычное темное платье. В руках четки, нанизанные на нить, – застывшие капли слез, крупные, как налитые соком желтые ягоды восточной алычи. Только не радостным солнцем напитан янтарь слезы, а желтой горечью. Грудь и плечи тяжело придавило монисто из серебряных и золотых бляшек. На запястьях блестят кольца, на тонких, точно выточенных из драгоценного благородного сандала пальцах нанизаны перстни с самоцветными, бесстыдно блистающими камнями.

Святополк удивленно отметил, что мать для встречи с гонцом успела надеть тяжелые украшения из золота, жемчуга и янтаря, приличествующие ее положению. Обычно она их не носила.

Рядом с окном стоял мужчина в кольчуге и с мечом на поясе. В дневном свете, подающем из окна, из кусочков разноцветных стекол, хорошо видно, что лицо и одежда мужчины покрыты слоем пыли. На сапогах виднеются следы грязи. Из желтых глаз сквозит тонкая тень презрения.

Святополк недовольно подумал, что гонец ввалился в чистую горницу даже не умывшись, – это неуважение к нему. А смотрит нагло и вызывающе.

За такую наглость пороть следует, – разом загорелся в душе жаркий гнев юноши. Тут бы крикнуть яро, на конюшню его! Ан нет, нельзя!

Святополк поскорее затушил благородный гнев – гонец не простой смерд. Перед великокняжеским гонцом выказывать свой гонор опасно. Что нашепчет на ухо Великому князю, неизвестно. А Владимир каждое черное слово против пасынка вплетает в строку.

Не так уж и крепко сидит головушка на человеческих плечах, даже если она и княжеская.

Святополк дорожил своей головой, а потому сделал вид, что не замечает неподобающего поведения гонца. Он подошел к матери и поцеловал ей руку. Тонкие алые губы матери тронула нежная улыбка.

К креслу, сидя в котором князь должен вершить государственные дела, Святополк не пошел, – он прошелся по комнате, как бы в задумчивости, затем остановился у окна и посмотрел в него.

Гонец терпеливо ждал. Пока князь не спросит, он должен молчать. Но Святополк слишком долго смотрел в окно, и гонец догадался о причинах его молчания, – нельзя проявлять явное неуважение к сыну Великого князя. Даже если он пасынок, и даже если не любимый.

Наконец, Святополк повернулся к гонцу и, прерывая слишком затянувшееся молчание, задал положенный вопрос, свидетельствующий о сыновней любви к отчиму:

– А здрав ли батюшка?

Гонец, пытаясь загладить оплошку, почтительно, как собака перед миской с костью, оскалив зубы в бороде, склонил голову и, выкатив истово круглые глаза, доложил заученными словами:

– Слава Богу, Великий князь здоров…

Он на мгновение запнулся и поспешно добавил:

– Того же он и тебе желает.

– Дорогой не встречался ли непорядок? Не обижал ли кто? – продолжил спрашивать Святополк. Он вежливо задавал положенные по обычаю вопросы, с нетерпением ожидая, пока гонец не скажет то, что Владимир велел ему передать.

Гонец подробно отвечал на вопросы Святополка, в свою очередь понимая, что тот задавал их для устава, и так же отвечал по уставу.

Нетерпеливого юношу почтительное многословие раздражало. И с другим бы он не стал церемониться – гонец должен говорить только по делу. Но это был гонец от Великого князя…

Наконец, гонец, тряхнув кудлатой головой, выложил главное:

– Великий князь просит тебя прибыть на пир.

Вот теперь Святополк похолодел. Разумеется, приглашение на пир является обычной формальностью. Но, несомненно, имеется другая причина, по которой Владимир желает его приезда в Киев. И так как эта причина Святополку неизвестна, он сильно забеспокоился.

В волнении, пытаясь сохранить на лице приличествующую князю маску бесстрастности, он поинтересовался:

– У батюшки есть дело ко мне?

Но несмотря на его усилия, голос его дрогнул и предательски выдал истинные чувства. Гонец, заметивший трепет в голосе Святополка, опять едва заметно скривил губы, прячущиеся в бороде, в презрительной усмешке: «Молодой князь, еще не умеет скрывать свои страхи».

Но ответил холодно:

– Мне указано только узнать, приедешь ли ты на пир. Другие дела мне неведомы. Ответ я должен получить немедля, чтобы сегодня же вернуться назад.

Святополк, дрожащим от напряжения голосом, промолвил:

– Разумеется, если меня хочет видеть батюшка, то я приеду. Можешь возвращаться.

Гонец, сухо протрещав, как подколодная змея, звеньями свисающей с боков кольчуги, громко стуча каблуками по драгоценному кипарису, вышел из горницы.

Святополк, выждав некоторое время, выглянул в окно. Гонец вышел во двор и садился на лошадь. Ловко вскочив в седло, он бросил взгляд на окно горницы, и Святополк, которому показалось, что он встретился с ним взглядом, испуганно отшатнулся.

Отойдя от окна, Святополк обратился к матери, продолжавшей недвижимо сидеть в кресле.

– Что думаешь об этом, матушка? – спросил Святополк.

Лицо Юлии размякло, теперь она расслабилась, и от пережитого страха у нее нервно задергалось веко.

– Владимир не зря вызывает тебя, – испуганно проговорила она.

– Вот и я гадаю, какое дело у него ко мне, – озабоченно сказал Святополк и, запнувшись на несколько секунд, предположил: – Может, собирается в поход на печенегов и ему нужна моя дружина?

Юлия, наконец, почувствовала, что у нее от неподвижного сидения во время разговора с гонцом затекли ноги и руки, зашевелилась, чтобы встать с кресла. Святополк заботливо помог ей подняться. Потирая руки, которые начало колоть, как острыми иглами, снова поступающая в кровеносные сосуды застоявшаяся кровь, она нервно возразила: