Текст книги "Легион против Империи"

– Под мышку ткнул, – сказал, вернее крикнул, потому в общем бесновании невозможно было услышать даже самого себя, Тит Юний. – Вот это герой! Жаль, если помрет!

Фульминат лежал лицом вниз рядом с зарезанным противником. И нельзя было сказать, что он победил, потому что гладиатор с отрубленной ступней (он уже успел перетянуть культю набедренной повязкой) на четвереньках двигался к негру. Если он захочет его убить, то будет в своем праве. И станет единственным победителем.

Трибуны даже примолкли – так всем интересно было знать, чем всё закончится.

Фульминат лежал без движения. Его враг полз… И дополз. В спину бить не стал. Встал на колени, подхватил негра за руку и, поднатужившись, перевернул на спину. Подобрал оброненный напарником меч. Ждать, помилует ли поверженного народ и Коршунов, не стал. Наверное, подозревал, что – пощадят. А боец наверняка был зол на того, что его искалечил. И за товарищей хотел отомстить… Поднял меч, намереваясь воткнуть Фульминату в живот…

По-обезьяньи длинная рука взметнулась вверх (враг не видел – выбирал место, куда воткнуть меч) и короткий клинок Фульмината вошел под ребра врага. Прямо в печень. Вошел и вышел. Хлынуло, как из пробитой водопроводной трубы – потоком.

Нависший над Фульминатом гладиатор с удивлением поглядел на дырку в боку. Не исключено, что он не только ничего не увидел, но даже и боли не почувствовал. Случается такая фишка в бою – боль от страшной раны приходит не сразу.

Поглядел, удивился, задумался… Он бы еще мог убить Фульмината, но потерял драгоценные секунды… Мгновение-другое – и его повело в сторону, меч безвредно упал на широкую черную грудь, а сам гладиатор повалился поперек своего противника. Победителя.

Толпа бесновалась. Вот уж бой так бой. Даже те, кто потерял деньги, особо не печалились. О такой битве можно и детям, и внукам рассказывать…

Трудно сказать, что первым крикнул: «Свобода!». Но этот крик тут же подхватили тысячи глоток…

– Подари ему свободу, легат! – крикнул Коршунову патриций. – Пусть этот сын жабы, ланиста, задушится от жадности! Хотя я думаю, Фульминат всё равно не жилец…

Алексея не нужно было уговаривать. Он встал, вскинул руки и во все горло закричал:

– Свободен! Деревянный меч![33]33
  Деревянный меч – символ освобождения гладиатора.


[Закрыть] Он свободен! Фульминат свободен!

Услышали, само собой, немногие, но решения управителя игр тут же подхватили глашатаи и новая волна ликования захлестнула цирк.

Коршунов повернулся и поманил к себе Красного.

– Спустись вниз и позаботься о том, чтобы ему оказали помощь. Будет очень обидно, если такой воин умрет.

Очень правильное решение. Когда Красный спустился вниз, то оказалось, что до тяжело раненого Фульмината никому не было дела.

Ланисте – наплевать. Это теперь не его собственность.

У прочих – свои заботы. Друзей у негра не нашлось. Во всяком случае, поблизости. Если бы не предусмотрительность Коршунова, герой истек бы кровью, так и не придя в сознание.

В итоге они увезли победителя к себе. То есть в казарму, где расположились легионеры-варвары. Врача у них не было, зато имелось до черта всяких снадобий: мазей, притираний, лечебных трав… О бесконечном списке заговоренных предметов и дивно исцеляющих заклинаний и говорить нечего. На взгляд Коршунова куда более важным было то, что каждый третий гот умел качественно обработать практически любую рану, а человек пять-шесть смогли бы это сделать не хуже профессионального полевого хирурга. Местного, разумеется.

Собственно, по-настоящему серьезной была только рана в спину. Меч прорубил мышцы до самых ребер. Хорошо еще, что ребра уцелели. Вдобавок Фульминат потерял литра два крови – на песке и пока лежал, брошенный, в проходе под трибунами. Еще осложнило задачу то, что в рану набился песок.

Любой нормальный человек умер бы еще там, на арене. Но Фульминат, понятно, не был нормальным. Он был суперменом.

Он не помер, когда ему обрабатывали рану.

Не помер и на следующий день, когда его прихватила горячка…

И на пятый, и на седьмой. Швы на его спине так набухли, что даже не видно было стягивающих рану бараньих жил…

Всё это время он метался в бреду. Его поили отварами и сильно разбавленным вином с медом. Заботились всем коллективом. Всё равно в плавании делать нечего. Но особенно возился с ним Красный. Похоже, почуял родственную душу. Плевать, что черную. Так переживал, что даже съездил по морде гота, предложившего поставить пару денариев на «выживет-не выживет». Гот сильно обиделся. Видите ли, нос ему сломали. Но его гнев вызвал только смешки, а в одиночку бросить вызов Красному – чистый идиотизм. Да Коршунов бы и не позволил.

Негр пришел в себя на девятый день. Как раз, когда «Любимчик» отшвартовался в Кесарии.

Очень вовремя.

– Где я? – спросил Фульминат на довольно-таки приличной латыни.

Ему объяснили.

– Что со мной было? – поинтересовался он. Боя он не помнил.

Ему рассказали про его подвиги. Понравилось.

– Почему я здесь? – спросил гладиатор. – Ланиста меня продал?

Ему объяснили и это. Мол, есть такой легат Алексий Виктор Мильв… Вот он-то и подарил Фульминату деревянный меч. А что взяли его с собой, так это тоже легат распорядился. И правильно, кстати, потому что иначе Фульминат непременно бы помер.

– Позовите его, – слабеющим голосом попросил раненый.

Позвали Коршунова. Тот пришел. Недовольный, потому что его оторвали от увлекательного занятия: форматирования мозгов кесарийских портовых чиновников.

Фульминат поглядел на своего спасителя, потом протянул свою ручищу, которой позавидовал бы самец гориллы, вложил (насколько это было возможно) в руку Коршунова и чуть слышно произнес:

– Я – твой человек.

И отрубился.

Очень трогательно.

Алексей оценил. Велел:

– Заботьтесь о нем как следует!

Как будто о раненом плохо заботились!

Затем махнул рукой:

– Красный, за мной!

И ушел командовать.

Тоже правильно. Уже давно миновал полдень, надо разобраться с ночлегом. Глупо спать на борту, когда рядышком – столица провинции Палестина.

Глава девятая
Провинция Палестина. Кесария. Прокуратор

Коршунов полагал, что после Антиохии и Тира его трудно удивить.

У Кесарии – получилось. Причем с самого первого взгляда.

Кесарийская гавань была громадной. Больше, чем обе тирские, вместе взятые. И она была явно искусственного происхождения. Здесь были настоящие доки и настоящий маяк. И само собой – великое множество кораблей, в основном – торговых. Больших и малых, самой разной постройки и оснастки. «Любимчик Посейдона», отнюдь не малыш, просто потерялся между двумя здоровенными зерновозами. Вообще-то Коршунов велел швартовать судно на, так сказать, «служебной стоянке», где стояли боевые корабли и иные государственные суда. Но капитан просто не смог туда протиснуться, и Алексей решил, что пешком будет проще. Разумеется, везде были толпы народу. Разумеется, все чем-то занимались. Сгружали, разгружали, продавали рыбу, масло, фрукты, коз и овец… Словом, всё, что пожелаешь. Само собой, все эти люди непрерывно болтали. Вернее, вопили, стараясь переорать друг друга.

Но это – внизу. Стоило поднять взгляд выше уровня моря, как он сходу упирался в белоснежный сверкающий на солнце храм, который парил над городом, потрясая красотой и размерами.

– Храм Августа, – сообщил Коршунову капитан с такой гордостью, будто сам его возвел. – Ирод Великий построил. В честь своего друга римского императора Октавиана Августа! Там, внутри, статуя Августа. Вот это – чудо! Она не меньше, чем статуя Зевса Олимпийского!

Сюрприз. Капитан «Любимчика» оказался кесарийцем.

– Там, под холмом, – капитан указал на храм, – есть галереи, в которые могут заходить корабли. Не мой, конечно. «Любимчик» для этого слишком велик! – добавил он не без гордости.

Сразу за мысом располагался еще один залив, где чалилась всякая мелочь, а по ту сторону залива, прямо на рифе – дворец царя Ирода.

– Ирода Великого! – уточнил капитан. – Он наш город и построил. Краше его нет на всём побережье! Да ты сам скоро увидишь, домин.

И Коршунов увидел. Они все увидели. Даже привычные к римской архитектуре варвары и те впечатлились. Город был белоснежным. И не просто белоснежным. Благодаря вкраплениям слюды, алебастровые плиты, которыми были облицованы стены, не просто сверкали – они сияли, будто инкрустированные драгоценностями. Дворцы, дворцы, колонны, громадные статуи, великолепные арки… И притягивающий взгляды храм Августа – апофеоз Великой Римской империи.

Но к храму они не пошли. Повернули направо – к дворцу прокуратора.

Перед дворцом главы провинции, как обычно, располагался форум, который более походил на стихийный рынок, чем на место общих собраний.

Вход во дворец охраняли легионеры Шестого легиона. Ferrata Fidelis Constans – Железного, Вечно Честного. Алексей знал, что Черепанов очень хотел бы вернуть его из Галилеи в Сирию. Поближе к границе с Персией. Тут Шестой легион был намного нужнее, а для поддержания порядка в провинции Палестина хватило бы и одного Десятого. Шестой перегнали на случай нового иудейского восстания, но в настоящее время его вероятность была равна нулю. Закон запрещал проживание обрезанных в пределах провинции Палестина. А если какая-то часть коренного населения Иудеи и ухитрилась спрятаться, то явно не в том количестве и не с теми возможностями, чтобы затеять войну. По закону Черепанов, как наместник Сирии (а легион формально считался сирийским) имел право предложить легиону передислоцироваться. Но именно попросить, а не приказать, потому что приказы легаты получали непосредственно из Рима. В том числе и приказы поступать в распоряжение наместников провинций. Так что сбудутся чаяния Геннадия или нет, зависело от командира легиона. И от прокуратора Палестины. Судя по тому, что увидел Коршунов у дверей прокураторского дворца, хозяин провинции вряд ли поддержит идею сирийского наместника. Что же до легата, то нужно быть очень большим патриотом, чтобы бросить не просто насиженное, а отлично обустроенное и спокойное место в Галилее и перебраться черт-те куда, в сирийскую пустыню – под возможный удар персидской латной конницы.

Увидев военного легата в сопровождении двух кентурий отлично экипированных солдат, охрана уважительно отдала салют. Разумеется, препятствий Коршунову никто не чинил. Прихватив с собой для солидности десяток парней, он проследовал внутрь.

Внутри было хорошо. Свежо, прохладно и тихо. Журчали фонтаны. Негромко переговаривались чиновники. Здесь была приемная и зал, где вершили суд прокураторы Кесарии. И жилые помещения, окна которых выходили к морю, но туда, в апартаменты прокуратора посетителям дворца доступ был закрыт и там же сейчас находился прокуратор, потому что болел. Впрочем, для военного легата Алексия было сделано исключение. Его впустили.

Из уважения к больному, Алексей вошел в опочивальню один.

Прокуратор был стар. И то, что он болел – не удивительно. Судя по его лицу, жизнь он вел отнюдь не аскетическую. Даже сейчас перед ним на столике стоял жареный поросенок, кусочки от которого отрезала и отправляла в рот прокуратору очень даже сексуальная мулаточка.

Алексей представился.

Прокуратор захотел узнать, как поживает наместник Геннадий Павел. А также его очаровательная жена Корнелия Преста, с отцом которой, Антонином Гордианом-Младшим, он, прокуратор, был весьма дружен. Коршунов ответил: нормально поживают, можно сказать – хорошо.

– Рад, – кивнул прокуратор и бессильно откинулся на подушки. Поросятину, впрочем, жевать не перестал.

Прожевав, поинтересовался, чем вызван визит легата в Кесарию. Коршунов ответил уклончиво, но сказал, что конечной целью путешествия является Иерусалим.

Прокуратор удивился. И насторожился. Он был опытный политический лис и привык к тому, что всё непонятное может оказаться опасным. А следовательно – надо проконтролировать.

– Я пришлю тебе проводника, – великодушно пообещал он. – Хорошего. Такого, что проведет вас наилучшей дорогой.

Коршунову было известно, что к Иерусалиму ведет вполне приличная дорога с соответствующими указателями, однако спорить не стал. Хочет прокуратор приставить к ним соглядатая – его право. Алексею скрывать нечего. А будет чего – так и это не проблема. Сорвется бедняга с какой-нибудь скалы – и привет близким.

Но в свои планы Алексей все же внес некоторые коррективы: отложил посещение лагеря Шестого легиона, которым был так заинтересован Черепанов, на обратный путь.

Откланявшись, Коршунов покинул дворец и занялся размещением своих людей. И себя заодно. С этим сложностей не возникло. Казенных гостиниц хватало. Правда, уровень комфорта оставлял желать лучшего, но Алексей не собирался задерживаться надолго.

Дав легионерам добро на самостоятельные развлечения, он с Настей и Красным занялся осмотром достопримечательностей.

Они посетили амфитеатр-ипподром, хоть и уступавший размерами тирскому, но тоже далеко не маленький. Побывали в огромном двухъярусном театре, в котором с самого утра шло представление (оплачивал какой-то местный политик), потом прогулялись к дворцу Ирода, на обратном пути зашли в приличную с виду таверну в районе порта и полакомились свежими морепродуктами. Затем поднялись в храм Августа и убедились, что да, капитан был прав: статуя императора была просто громадная. Причем не одна. Рядом возвышалась статуя, символизирующая империю. Сразу видно, уважал царь Ирод и римскую архитектуру и римскую власть. Власть, впрочем, платила ему тем же. В частности, подарила землю, на которой он и построил свою Кесарию. Такая дружба с чужеземными властителями и их богами могла бы показаться странной – для царя Иудеи. Но как оказалось, Ирод был вовсе не иудеем, а принадлежал к племени идумеев. Как понял Коршунов, они были кем-то вроде арабов на современном ему Ближнем Востоке[34]34
  Для тех, кому интересно: Коршунов не прав. Идумеи, хоть и были того же племени, что и израильтяне (их предком считался брат Исаака Исав), но жили в Ханаане еще до того, как там появились иудеи.
  Естественно и те и другие друг друга терпеть не могли.
  В итоге иудейский царь Гиркан Идумею завоевал и всех поголовно обратил в иудаизм. Впрочем, в новом государстве идумеи были гражданами второго сорта. Позже и те, и другие перешли под протекторат Рима, а еще позже Идумейское царство было упразнено и вошло в состав римской провинции Аравия. Больше об Идумее никто не слышал. Но сами идумеи – остались.


[Закрыть]. То есть доставали иудеев как только могли. Каким образом их представитель стал иудейским царем – загадка[35]35
  Это как раз понятно. С помощью римлян. И именно, как человек, который будет проводить проримскую политику. Он и проводил. Громил повстанцев, плющил недовольных. Жесток был – крайне. Резал не только чужих, но и своих. Однако снискал прозвище – Великий. Уж больно выдающийся строитель был.


[Закрыть]. Но – факт.

В таверне на Коршунова косились: целый легат в простой таверне, это примерно как генерал-лейтенант, без свиты забредший в солдатскую столовку – перекусить.

Но никто не лез. А обслуживали просто замечательно: на серебре, лучшие блюда, лучшее вино. Коршунов, довольный, щедро расплатился и они отправились дальше. Посетили улицу, сплошь заставленную здоровенными скульптурами – самой высшей пробы, затем отыскали термы… Где легат и застал большую часть своих товарищей.

Термы были – так себе. В сравнении с прочим. Но зато места хватало. Местные старались держаться подальше от здоровенных татуированных готов. Следовательно, тесниться не приходилось.

Там, в термах, и встретили вечер.

Прокуратор не обманул. Прислал проводника-шпиона, мелкого, носатого, кучерявого… И невероятно веселого. Так и сыпавшего всякими историями и анекдотами.

Утром отбыть не получилось. Следовало подготовиться к дороге. Обратно Коршунов намеревался возвращаться сушей, так что с капитаном и его «Любимчиком» они распрощались.

Теперь нужно было приобрести лошадей. В лошадях Алексей разбирался слабо, но у него хватало специалистов. Еще следовало раздобыть деньги. Алексей взял их в Кесарийском банке (под расписку, которая потом будет оплачена из казны легиона – хорошо быть легатом!) и выдал Ахвизре. Тот отправился на рынок купил три сотни лошадей: вьючных и верховых, фураж, провиант и возок для Фульмината. Негр пошел на поправку, но не настолько, чтобы усидеть в седле. Участие Коршунова в дорожных покупках заключалась в том, что он приобрел еще один симпатичный возок с шелковыми занавесками. Для Насти. Анастасия в восторг не пришла: она бы предпочла ехать верхом, а не трястись в душной коробке. Коршунов пообещал, что верхом – тоже будет. Но в меру.

– Не хочу, чтобы ты стирала свои замечательные ножки о конские бока, – заявил он.

Аргумент был принят.

И вот, в четвертом часу (по римскому дневному времени) они наконец отправились в путь. В Иерусалим.

* * *

По дороге Красный рассказал историю Фульмината. Обычную, в общем, историю. С очень необычным главным героем.

Фульмината привезли в Тир из Африки, когда ему было года три-четыре. Само собой, звали его тогда не Фульминатом, а Симией, обезьянкой. Для этого и купили – зверушку, чтобы развлекать патрицианских деток.

Зверушка получилась – не очень. Непослушная, агрессивная. Пацанчика лупили, наказывали… Никакого толка.

Потом негритенок подрос, и его, как нечто совершенно бесполезное, сделали «чучелом» для тренировок патрицианского сынка в фехтовании. Первый год всё вроде шло неплохо (с точки зрения хозяев), но потом сынишка перестал попадать по черненькому деревянным мечом. «Чучело» не давало сдачи (еще чего не хватало!), но это совсем, знаете ли, неинтересно – всё время промахиваться. Ребенок расстроился. Негритенка наказали. Но он всё равно уворачивался.

Трудно сказать, как обернулась бы судьба семилетнего африканца, если бы один из гостей хозяина дома не оказался родственником известного ланисты.

Ровно за сто сестерциев (дешевле, чем купили), негритенка продали в тирскую гладиаторскую школу.

Там он прижился. Сначала просто помогал по хозяйству, потом, лет в десять, его начали понемногу обучать. Это был довольно редкий случай. Обычно в школу попадали взрослые. Кто – из пленных, кто – из преступников, кто – сам продавался, а кто шел на арену просто пощекотать нервы. Негритенок был единственным исключением. И самым молодым из настоящих гладиаторов, выходивших на арену цирка. В первый раз его выпустили на разогрев, когда ему было тринадцать лет. И – пошло. К восемнадцати он был уже признанным бойцом, стоившим по меньшей мере пятьдесят тысяч сестерциев. К девятнадцати ни в Тире, ни в окрестных городах уже не было противника, которого бы рискнули выставить против Вспышки Молнии. Его выпускали в исключительных случаях. Обычно против двоих опытных гладиаторов. Фульминат всё равно побеждал.

Примерно за месяц до того, как Коршунов прибыл в Тир, Фульминат бился один против троих на празднике Квинкватрий[36]36
  Ггладиаторские игры в честь Минервы, богини искусств и ремесел и бога Марса.


[Закрыть] – и победил. Даже не получил серьезных ран, хотя победа далась ему нелегко.

Что было дальше – известно.

Алексей не особенно много общался с выздоравливающим, но с Красным Фульминат, определенно, подружился. Ну и славно. Если всё сложится, будет у Коршунова два личных телохранителя. Причем второй – именно такой, о котором говорил Черепанов. Из тех, что убивают быстрее убийц.

Глава десятая
Элия Капитолина. На развалинах Иерусалима

До Иерусалима добирались двое суток. Дорога была довольно приличная, вот только практически безлюдная. Время от времени разведчики замечали людей. В отдалении. Или на высоте. Люди эти доверия не внушали. Подозрения подтвердил и проводник.

– Нехорошие люди, – сказал он. – Преступники.

Впрочем встречались и окультуренные участки: виноградники, оливковые рощи… Однако и там никто не спешил к легионерам с дружескими объятиями.

– Римлян здесь не любят, – пояснил проводник.

Хотелось бы знать, где любят завоевателей?

Один раз переночевали в мансионе[37]37
  Мансион – это такая здоровенная государственная гостиница, больше смахивающая на казарму.


[Закрыть]. Комфорта никакого, зато для воинов Рима – всё бесплатно. И стены качественные.

Во второй раз пришлось встать лагерем в открытом поле. Вернее, в закрытой долине. Славной такой долине, с ручейком, виноградниками и цветущими садами. Местность здесь была довольно холмистой, и, узрев эти холмы, проводник сообщил: Иерусалим уже близко.

Владел долиной какой-то местный. Он прислал дров – чтоб не рубили его деревья. И пяток баранов – чтоб славные воины не шарились по его земле.

Коршунов инициативу одобрил и «обследование территории» запретил.

На ночь на окрестных холмах выставили караулы. Под утро те взяли «лазутчиков»: маленького пастушонка и стайку коз с козлятами.

Пастушонка и коз отпустили, а козлят пустили под нож раньше, чем Коршунов успел вмешаться.

Может и к лучшему, вареный в молоке козленок – отменная штука.

Подступы к Иерусалиму «охраняли» холмы. Не очень высокие – метров по 600–700, но впечатляющие. Словно естественные стены. Дорога к городу шла между двумя такими холмами. За ними начинался город. Вернее, его развалины. Грандиозные развалины, надо отметить. А посредине – чистый и геометрический правильный римский город. Элия Капитолина. Город, построенный императором Элием Адрианом и увековечивший в названии родовое имя основателя и имя Капитолия.

Городок был небольшой, но даже издали видно – римский до мозга костей. На воротах красовался дикий вепрь, один из символов Десятого легиона, беспощадно подавившего восстание иудеев и превратившего в развалины великий город.

Зато внутри всё было так же привычно для жителя Империи, как сеть МакДональдс для среднего американца.

Геометрическая планировка римского лагеря, арки, храмы, аккуратная мостовая с неглубокими бороздками на плитах – чтобы кони не оскальзывались. Термы, два форума, Преторий… В него-то Коршунова и направился.

Легат Десятого легиона Проливов оказался не из тех благородных, которые становятся легатами, отслужив год-два трибунами-латиклавиями и построив политическую карьеру, а настоящий ветеран и типичный служака.

Гостям легат искренне обрадовался. Тоже понятно. Скучно здесь. Врагов нет, потому что всех иудеев отсюда изгнали еще сто лет назад. Разбойники… Ну, с этим справятся и две алы ауксилариев. Элия Капитолина – не та великая столица, какой был когда-то Иерусалим. Просто провинциальный городок. Более того, гарнизонный городок, где всё вертится вокруг легиона, но у самого легиона нет ни настоящих задач, ни проблем, в решении которых требовалось бы участие легата. Разве что деньги из Рима выбивать да мелкие интриги разруливать. Да плескаться в термах с бассейном, который солдаты обустроили для себя с особым тщанием.

Гость и хозяин прилично посидели, выпили, закусили – довольно изысканно. Алексей поведал легату все известные новости. И не новости. Само собой, легат был в курсе того, что происходит в Риме – государственная почта работала исправно. Однако одно дело – быть в курсе, а другое – знать.

Пришлось Коршунов рассказывать ему и о гибели Александра Севера с матерью, и о разборках в столице, в которых Алексей принимал непосредственное участие. Затем о том, как сменилась власть в Сирии. Легат поинтересовался, как там поживает Маний Митрил Скорпион, с которым когда-то приятельствовал. Алексей его порадовал: сообщил, что Скорпион теперь – префект лагеря в «личном» легионе наместника. А поскольку наместнику и без того есть, чем заняться, то на Мании фактически лежат обязанности легата. Документы в Рим уже посланы, но пока что Скорпиона в легатах не утвердили. Видимо, юному императору не до этого. Но утвердит, куда он денется.

Поговорили о Персии, об Ардашире… Легат (тогда еще всего лишь первый пил второй когорты, как ныне Ахвизра) участвовал в ней и был о военной машине персов очень высокого мнения. Мягко намекал: может, наместник Геннадий Павел похлопочет, чтобы его легион перевели в Сирию?

Алексей обещал поговорить, но в итоге сильно сомневался. Если даже Шестой легион вряд ли удастся перевести, то уж о Десятом и говорить нечего.

Вечером они с Настей побродили по развалинам. Не в одиночку, само собой, а со свитой из охраны, факельщиков и приданных легатом двух местных кентурионов, которым полагалось хорошо ориентироваться в руинах разрушенного города.

Они и ориентировались. Но – специфически. То есть – где и что можно раздобыть полезного или ценного.

Настю и Алексея Иерусалим интересовал в первую очередь как христианская святыня, но никаких следов пребывания Господа они найти не смогли. Кентурионы лишь показали им небольшое здание в самом городе, которое было христианской молельней. Там останавливались редкие паломники. Этим появляться в Иерусалиме не препятствовали. Лишь бы – необрезанные. А даже если и обрезанные – никто не проверял. Больно надо! Со времен последнего восстания сто лет прошло. Кого опасаться?