Текст книги "Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь"

Глава пятая
Киев в осаде

Четыре большие лодьи со спущенными по причине встречного ветра парусами увидели с киевских стен на рассвете. Лодьи шли ходко, хоть и против течения. Сразу видно – руки у гребцов дюжие.

А когда самые глазастые разглядели на мачте первой лодьи стяг Святослава, на стенах раздались такие радостные вопли, каких Киев не слышал уже давно.

Весть о том, что возвращается великий князь, ликующей волной прокатилась по городу вверх, до внутренних стен Горы. Но здесь уже знали. Тут были свои наблюдатели, и княгине с княжичами немедля сообщили радостное известие.

Ольга сама уже стояла на стене, щурясь, глядела, как крохотные, похожие на насекомых-многоножек, корабли скользят по синеве днепровской воды.

Рядом с княгиней – княжичи. Старший, Ярополк, вскарабкался на гребень стены. Младшему, Олегу, не позволили.

– Вижу, вижу! – кричал Ярополк, приплясывая на каменной полке в локоть шириной. – Вижу стяги батюшки-князя! Вижу стяги воевод: Икмора, Свенельда, Серегея, Щенкеля!

Но княгиня его восторга не разделяла.

– А другие лодьи видишь? – спросила она. – Где весь флот княжий?

– Нет, – с явным разочарованием проговорил княжич. – Других кораблей не вижу. Только эти четыре лодьи. К нам идут.

– Викула, – обратилась она к самому старшему из столпившихся рядом дружинных. – Надо князя о копченых упредить. Худое может случиться.

– Не тревожься, матушка, – прогудел Викула. – Чай, у князя нашего глаза есть. Увидит стан печенежский. Поостережется.

– Не нравится мне это… – пробормотала княгиня.

– Что тебе не нравится, бабушка? – удивился княжич Олег. – Батька возвращается. Теперь все хорошо будет. Уж он-то печенегов отгонит!

– Дурень ты, – Ярополк спрыгнул со стены, отвесил младшему подзатыльник. – Четыре лодьи – это ж сколько воев, ну-ка посчитай!

Млаший нахмурил лоб:

– Лодьи большие… В такие до сотни гридней можно посадить. А ежели потесней, то и две, значит…

– Значит ты мал еще воинскую науку постигать! – надменно оборвал его Ярополк. – Какие две сотни! Они ж с самой Булгарии идут. Значит, запас еды на каждого. А добыча? Добыча знаешь сколько места занимает?

Младший сокрушенно молчал.

– Вот тебе и две сотни! Хорошо, если копий по шестьдесят на лодью. И то, если без коней. То-то, малой! – с чувством превосходства заявил Ярополк.

– Хорошо посчитал, – похвалила княгиня. – А печенегов сколько?

– Тысяч пять, а то и поболе.

– Ну что, не появились другие лодьи? – спросила Ольга.

Ярополк покачал головой. Радость с его лица сошла.

– А где ж тогда вся батькина рать? – спросил испуганно Олег. – Неужто сгинула?

– Бог того не допустит, – сказала княгиня.

Но уверенности в ее голосе не было.

Не только княгиня поняла, что не всё так ладно, как показалось сначала.

Теперь уже с обеих стен наблюдали за лодьями в напряженном молчании. И не только со стен. В печенежском лагере тоже заметили лодьи. И стяги на мачтах тоже разглядели. Сперва засуетились, принялись поспешно грузить кибитки, но когда поняли, что лодий только четыре, сразу воспряли духом. Страшен великий князь Святослав. Будь с ним хоть тысячи две гридней, дали бы деру храбрые воины хана Кайдумата. Но – четыре лодьи… Как бы ни был грозен Святослав, а когда на одного руса десяток степняков приходится, это уже совсем не страшно.

А лодьи, как ни в чем не бывало, спокойно подошли к берегу. С шорохом въехали на песок украшенные деревянными фигурами острые носы, легли на положенные места весла, и один за другим стали спрыгивать на песок доспешные воины-русы. Так, словно бы и не выстроились вдоль берега грозной стеной конные печенеги.

Высадились, построились в боевой порядок. Отменные воины. На каждом – полный доспех, мечи, копья наготове. По повадке видно: опытные, умелые воины. Вот только оказалось их всего сотни полторы.

«Неужели драться будут?» – удивился большой хан Кайдумат.

Да и не он один удивился. Каждый степняк. Это же смерть. Пешими, без прикрытия – против сорокакратно превосходящего противника. Да стоит только Кайдумату скомандовать – и все. Один залп – и от ладного строя ничего не останется. Одни мертвецы.

Строй между тем раздвинулся, пропуская двоих: одного постарше, другого – помоложе.

На старшем – доспех богатый, шлем с личиной золоченой. На младшем – попроще, шлем со стрелкой, панцирь хорошей работы…

– А на палубах – ничего, – с разочарованием сказал Кайдумату один из его родичей-подханков. – Где ж добыча?

– Узнаем, – пробормотал большой хан. – Непонятно мне: знак на корабле Святославов, а этот, с золотой мордой, точно не Святослав: потолще и ростом повыше, да и ходит по-другому.

– Что делать будем? Бить? – спросил подханок.

– Повременим. – Жизнь приучила Кайдумата к осторожности. Особенно если что-то непонятно. – Сбегай к ним, узнай, кто такие?

Подханок кивнул. Его конь шагом, осторожно, утопая копытами в песке, сошел вниз.

– Кто такие? – по-печенежски, нагло, поинтересовался он, нависая над пешими.

– Я – сотник княжий, сын воеводы Серегея, Артём! – гордо произнес младший тоже по-печенежски. – А это – воевода великого князя Святослава Гуннар по прозвищу Волк. – А ты кто таков, степной воин? И что вы тут делаете, у стен нашего города?

– Я младший хан великого народа Хоревой! – выкрикнул подханок. – А вопрос твой – глупый. Вольный народ Хоревой ходит, где хочет, и берет, что хочет. Ясно тебе, рус? Захочу – и ты рабом моим станешь!

– Это вряд ли, – уверенно сказал Артём. – Хочешь меня убить – попробуй. Один на один, если ты не трус. А если ты трус, можешь скомандовать своим лучникам – и покроешь себя позором.

– Дурак ты, рус! – свесившись с седла, прямо в лицо Артёму прошипел печенег. – Один залп – и никто не узнает, что ты только что наболтал. Хочешь умереть, рус?

На миг у Артёма возникло желание: ухватить наглого копченого за горло, сдернуть с седла на спрятанный в рукаве нож… Но это уж точно было бы глупостью.

– Не хочу, – с достоинством ответил он. – Но смерти не боюсь. А велеть вашим воинам стрелять ты не вправе, потому что ты – мелкий ханчик, а здесь, я вижу, почти все воины вашего племени. Значит, с вами пришел сам большой хан или его родной брат. Так, печенег?

– Так, рус, – неохотно ответил подханок, распрямился в седле. – Здесь сам большой хан Кайдумат. Трепещи! Твоя ничтожная жизнь – в его руках!

– Уже дрожу, – насмешливо произнес Артём. – Разве не видишь? А теперь хватит пустой болтовни. Веди нас к своему хану. Пусть сам ответит, что делает Хоревой на вотчине великого князя Святослава!

Смуглую рожу печенега перекосила гримаса злобы. Очень ему захотелось полоснуть нахального руса острой сабелькой… Но сдержался. Он – переговорщик. И рус – тоже. Убить переговорщика по степным законам – дурной поступок. А убить посла без приказа большого хана – преступление. За это и самого могут головы лишить.

– Идите за мной, русы. Я узнаю, будет ли большой хан говорить с вами, – повернул коня и порысил к своим.

Русы с места не двинулись. Младший что-то сказал старшему, тот ответил.

Подханок, обнаружив, что русы за ним не последовали, крикнул сердито:

– Или идите, или возвращайтесь к своим воинам – умирать!

– Пойдем, воевода, – по-русски сказал Претичу Артём. – Выбора у нас нет. Не получится, нам все одно смерть.

– Смерть смерти рознь, – пробормотал воевода. Голос его из-под личины звучал совсем невнятно. – Одно – в бою с честью полечь. Другое – копченым в плен попасть. Знаешь ведь, что они с пленными делают.

– Знаю, – ответил Артём. – Только идти нам, воевода, всё равно придется. Одно обещаю: если выйдет худо – мой клинок тебя найдет. А ты уж, постарайся, – меня. А то по моей вере самому себя убивать не положено.

Золотые висюльки-колокольчики на сбруе Кайдуматова коня мелодично позванивали. С такими украшениями на степную охоту не едут. Понимающему человеку сразу ясно: большой хан перед ним, а не мелкий вождь.

– Ловко по-нашему говоришь, рус, – похвалил Кайдумат. – Где наловчился?

– Так многие из ваших нашему князю – союзники, – Артём улыбнулся как можно простодушнее. – С нашим князем дружить – выгодно. Вон большие ханы Гюйче и Кошту с ним на булгар ходили – большую добычу взяли.

– Небось не больше вашего князя?

– Не больше, – согласился Артём. – Так ведь у моего князя – сто тысяч воинов. Всех одарить надо.

– А скажи, рус, почему на мачте твоей лодки – княжий стяг? – сощурил и без того узкие глазки Кайдумат.

– Ошибаешься, большой хан. На моей лодье моего отца стяг, воеводы Серегея. А княжий – вот на его! – Артём кивнул на своего старшего спутника. – Поскольку он – воевода княжий.

– А что он сам молчит? – спросил большой хан. – Степного языка не знает?

– Откуда ему знать? – Артём развел руками. – Он же – с севера. Они и по-нашему плохо говорят. А ваш язык ему знать – ни к чему. Его наш князь не в степи гулять послал, а домой радостную весть принести. Кто ж знал, что ты, большой хан, к князю Святославу в гости приедешь? Только зачем ты столько воинов с собой взял, большой хан? – Физиономия Артёма сделалась еще простодушнее, чем раньше. – Здесь тебя никто не обидит, тут – мирная земля, под защитой Святослава.

– Святослав – в Булгарии, – уронил Кайдумат. – О том все знают.

Артём замотал головой, заулыбался:

– Ошибаешься, большой хан. Святослав уже близко. Нас вот вперед послал. А то у него лодьи от добычи отяжелели. Совсем медленно идут. А мы вот налегке, за стягом княжьим…

Узкие глазки Кайдумата с подозрением глядели в веселые глаза Артёма. Не верил он ему… И верил тоже. Если солгал ромейский жрец, если не за Дунаем хакан русов, тогда уходить надо. Не заплатит ему Киев дани. А если лжет рус? Киев вот-вот пощады попросит… Может, перебить эту сотню русов и продолжать осаду?

Большой хан знаком подозвал одного из своих, пошептал ему на ухо. Тот кивнул и ускакал. Вниз, к берегу, туда, где стояли воины Претича. «Как бы они какой-нибудь глупости не сделали», – забеспокоился Артём.

Трудно им там стоять, зная, что в любой момент на них могут посыпаться печенежские стрелы. Нет, должны вытерпеть. Гридни лучшие, проверенные, все сами вызвались…

Посыл вернулся, пошептал на ухо большому хану. Но у Артёма слух хороший: уловил большую часть сказанного. А что не услышал – сам догадался.

Велено было печенегу посмотреть: действительно ли на берегу Святославовы гридни, отборные воины в справной зброе, а не дружина какого-нибудь союзного Киеву князя. Посмотрел печенег и убедился, что воины и впрямь отборные и оружие у них – не из дешевых.

Услышал Артём – и порадовался, что убедил всё-таки воеводу Претича взять не четыреста воев, а всего лишь сто пятьдесят, но зато облачить каждого в лучшие доспехи. Наверное, это был последний довод в пользу правдивости Артёмова рассказа.

А большой хан думал. Смотрел то на Киев лакомый, то на лодьи русов… Никак выбрать не мог. Как бы так поступить, чтобы уйти и остаться?

– Хорошо, – сказал большой хан. – Скажи своему воеводе, сотник: негоже хану, пусть и северянину, по степи пешком ходить. Дарю я ему коня!

Махнул рукой – подвели Претичу жеребчика нервного, большеухого. Не лучших кровей, но неплохого, оседланного по степному обычаю, с по-степному короткими стременами.

– Скажи ему, сотник: хочу я, чтобы попробовал воевода мой подарок, – сказал Кайдумат.

Так, похоже – еще одна проверка.

– Дарят тебе, воевода свейский Гуннар, – с упором на «свейский» произнес Артём, – этого коника. Хочет большой хан, чтобы ты на него сел.

По-другому предупредить Претича Артём не рискнул. Очень может быть, что в окружении Кайдумата есть те, кто понимает язык русов.

Но старый воевода не оплошал. Подергал сначала стремена – попробовал опустить. Не получилось. Крякнул разочарованно. Артём встал на колено, подставил сцепленные руки и помог воеводе взгромоздиться на лошадь. Именно взгромоздиться. Сел Претич в седло не как черниговский воевода-рус, а в точности как это сделал бы нурман или свей. Но пересаливать тоже не стал: узду взял твердо. И взыгравшего коня осадил умело.

Наблюдавший за ним Кайдумат, видимо, был удовлетворен.

– Всаднику надобно и оружие другое, – заметил он. – Эй, дайте воеводе саблю да лук со стрелами!

– Чем отдариваться будем? – спросил Претич.

– Тем же, оружием, – не раздумывая, ответил Артём. Отстегнул ножны с мечом, снял со спины щит, протянул Кайдумату. – Возьми, большой хан. Вдруг решишь ты пойти с моим великим князем ромеев бить или еще кого. Вот и пригодится тебе оружие пешего. А то с вашей сброей крепости брать не сподручно.

С намеком сказал, но по обветренному, похожему на мореное дерево лицу Кайдумата угадать, понял ли тот намек, Артём не сумел.

– Когда увижу я твоего князя? – снова спросил Кайдумат.

– Скоро, – уклонился от точного ответа Артём.

– Хорошо, – Кайдумат махнул рукой. Его воины отхлынули, открыв путь к киевским воротам.

А затем большой хан отдал команду – и печенеги вразброд поскакали к своему стану.

Тем не менее дружинники Претича к воротам не поспешили. Сначала вытянули лодьи на песок, потом собрали свой скарб и лишь после этого не спеша двинулись по натоптанному пути к воротам стольного града.

«Нет, – решил Кайдумат. – Пока не уйду. Пошлю разведчиков вниз по Днепру. Если плывут лодьи князя – тогда и уйду. Снимется орда – ищи ветра в поле. На лодьях по степи не поскачешь. А ежели соврал хитрый рус – Киев мне за обман двойной данью поклонится».

* * *

Когда приплывшие воины высадились на берег, в Киеве испугались, потому что совсем мало их было.

Но обошлось. Не тронули их печенеги. Более того, увидели смотревшие со стен, что степняки готовятся уйти: снимают шатры, грузят утварь в кибитки. Увидели – и возликовали.

Но опять – рано.

Степняки снялись, да не совсем. Отошли немного – и стали вдоль речки Лыбеди.

– Ждут: придет мой сын или нет, – сказала княгиня Ольга, прежде того выслушавшая рассказ Претича и Артёма.

– Пойдем, сотник, – сказала она Артёму. – Поговорим.

Кроме княгини, в покоях присутствовали оба княжича.

Младший, Олег, скучал. Старший, напротив, выглядел взволнованным.

– Почему мне ничего не сказал? – строго спросила Ольга.

– Дело тайное, – спокойно ответил Артём. – Чем меньше людей знает, тем лучше. Прежних-то гонцов отправляли – весь Киев видел. А у Кайдумата в городе точно послухи есть.

– И как же они хану из осажденного города вести подают? – язвительно спросила княгиня.

– Много способов есть. Можно, к примеру, берестой стрелу обмотать, а на бересте прежде написать то, что нужно.

– Будто копченые читать умеют, – презрительно уронила княгиня.

– Может, и умеет кто. А можно и не писать – нарисовать.

– Умный ты слишком для своих лет. И дерзкий. Не в мать пошел – в отца. Мать у тебя – добрая христианка.

Артём не понял, почему ум – помеха доброму христианину. И почему сердится великая княгиня – тоже не понял. Но намек, что отец его нехорош, ему не понравился. И на это Артёму было что сказать. Только тем, кто носит княжий титул, такого не говорят.

– Бабушка! – не выдержал Ярополк. – Артём нас от копченых спас! За что ты его ругаешь?

– Во-первых, копченые еще здесь. Не ушли, рядышком стоят. А во-вторых, где это видано, чтобы какой-то вьюнош розовощекий своевольно решал, как ему город оборонять.

Ярополк потрогал свою щеку, куда более гладкую, чем у Артёма, но всё-таки сказал:

– Я ему разрешил. И гридням велел вылазку сделать тоже я.

– А почему я не знала?

– Потому что не женское это дело – воевать! – выпалил Ярополк.

Сказал – и сам испугался.

Но княгиня не рассердилась. Махнула рукой.

– Награждать тебя не буду, – сказала она Артёму. – Вернется князь – наградит. Он меня щедрей.

«Это уж точно», – подумал Артём.

Княгиня всегда была скуповата, а к старости и вовсе жадной стала. Она церкви строила. В Киеве уже три возвела и еще пять заложила. То же у себя в Вышгороде. А на оброчных землях – еще десятка три. Строить же церкви – дорого. Еще на утварь да на священнослужителей деньги нужны. Христиан на ее земле мало. От их приношений церковным клирам не прокормиться. Подворье ромейское в Киеве особой щедростью не отличалось. Зато купцам Ольгиным в Царьграде полегче стало. О руси[10]10
  Еще раз напоминаем, что в десятом веке русь – не этнос или название государства, а те, кто служит князю киевскому.


[Закрыть] у византийцев самые разные слухи ходили. Иные даже всерьез поговаривали, что князь русов – это тот самый князь Рос из пророчества Иезекииля, который вместе с Гогом и Магогом принесет народу Рима нескончаемые бедствия.[11]11
  Настоящая цитата из пророчества Иезекииля звучит так: «Вот Я – на тебя, Гог, князь Роша, Мешеха и Фувала!» (Иез. XXXIX, 1. Ср.: Бытие. XLVI, 21). В Библии же слово «Рош» является ошибкой греческого перевода, однако византийцы полагали его названием народа и века этак с пятого примеривали к варварам, угрожавшим империи. Естественно, когда в девятом веке на мировой арене появилась княжья русь, византийцы сразу вспомнили о иезекиилевом «Роше». Первым это лингвистическое «открытие» совершил константинопольский патриарх Фотий, но сама цитата из Иезекииля была литературно отождествлена с русами в житии Василия Нового: «Варварский народ придет сюда на нас свирепо, называемый Рос и Ог и Мог». А византийский хронист Лев Диакон, «живописуя» войну Святослава с Византией, сообщает: «…этот народ безрассуден, храбр, воинствен и могуч, (что) он совершает нападения на все соседние племена, утверждают многие»; говорит об этом и божественный Иезекииль такими словами: «Вот я навожу на тебя Гога и Магога, князя Рос». Вот такое вольное цитирование Библии, надо полагать, и привело к тому, что «русь» трансформировалась в «рос». Пишу об этом так подробно потому, что многие серьезные историки полагают, что эта трансформация и породила слово «Россия».


[Закрыть] Посему отношение к Киеву в Константинополе было довольно враждебное. Крещеная же русь уже не могла восприниматься как злая сила из пророчества. Но окончательно вычеркнуть русов из списка подозреваемых в принадлежности к «гогам» и «магогам» в Константинополе пока не могли, поскольку русью назывались не подданные княгини Ольга, а военная дружина князя Святослава. А он, несмотря на уговоры матери, креститься не собирался.

Но в то время даже самых истовых христиан в Киеве мало беспокоило, каким богам поклоняется великий князь. Да хоть каким… Лишь бы пришел поскорее.

Всё же прок от подвига Артёма, Претича и остальных был. И немалый. Хоть не ушли печенеги, зато теперь можно было киевлянам воду из Днепра брать. Ходили с опаской, но часто. Запасались впрок. Догадаются печенеги, что обманули их, – опять к стенам подойдут.

– Не тревожься, княгиня, – успокаивал Ольгу Претич, по праву старшего взявший на себя командование киевской дружиной. – Скоро союзные нам князья да вожди с дружинами подойдут. Всё хорошо будет.

Княгиня не возражала. Только губы поджимала скептически. Не верила, что помощь придет вскоре.

А про Артёма на киевских площадях уже сказители пели. Как прежде – про его отца.

Ошибся Претич. Не пришли союзные князья. Но и княгиня тоже ошиблась. Помощь пришла.

Пришел Святослав.

Глава шестая
Бросок пардуса

Одиннадцать тысяч конных русов, соединенные дружины лучших гридней Святослава, Свенельда, Икмора и Духарева обрушились на печенежский стан в рассветных сумерках. Упали внезапно, как ястреб на цаплю. И не со стороны реки, откуда их ждали, а с Дикого Поля.

Засланные пластуны бесшумно зарезали редких караульщиков – и пошла кровавая потеха!

Так любили нападать сами печенеги: накатить из сумеречной мглы на спящих – и бить-рубить под рвущий уши визг.

Теперь получили той же монетой. Только не под пронзительный визг степных разбойников, а под леденящий сердце варяжский волчий вой.

Духарев шел во второй линии атаки, сразу за гриднями великого князя.

Сергей летел, приникнув в конской гриве, гоня впереди себя рождающийся где-то в середке живота вибрирующий вой. В правой руке – меч, в левой – легкая, бритвенно-острая сабля. Рядом, чуть опережая, – ближние гридни, тоже бросив поводья, клещами ног обхватив лошадиные бока, кто – с клинками, кто – с изготовленными луками. А слева и справа, растянувшись на две сотни шагов, – вся его дружина. Сергей, не глядя, чувствовал ее, как птица чувствует крылья.

Первая волна уже прокатилась по лагерю степняков, выбив, выкосив всех, кто не спал, кто вскочил, готовый дать отпор внезапному нападению. Теперь печенежский стан лежал перед Духаревым, как ощипанный гусь. Выпотрошить – и на вертел.

Пели русские стрелы, сшибая вскакивающих спросонья заполошенных печенегов, навылет прошивая кожу кибиток.

Прямо перед Духаревым возник из ночной дымки высокий шатер. Сергей гикнул, и Калиф с галопа ударил в шатер прикрытой стальной кисеей грудью, опрокинул, завизжал не хуже печенега, толкнулся ногами от мягкого, споткнулся. Духарев, откинувшись назад, помог коню удержать равновесие, полоснул мимоходом саблей по шевелящемуся под тканью, и дальше, дальше…

Печенежский лагерь кончился внезапно. Духарев еле успел осадить коня, чтобы не сшибить Святославова конного гридня, одного из тех, что оцепили стан и били тех копченых, что пытались уйти.

Духарев пронзительно свистнул, останавливая своих. И еще раз засвистел, разворачивая в новую атаку.

Минут через десять всё было кончено.

Из шести тысяч Хоревой осталось не более трехсот. Да еще те копченые, что были не в стане, а с табунами. Эти сейчас удирали без оглядки, неся в степь весть о возвращении страшного князя-пардуса.

Понурые, потрепанные печенеги стояли посреди разгромленного лагеря и ждали воли Святослава. То есть – ничего хорошего. В лучшем случае – позора, в худшем – смерти. Каждый наверняка сейчас мысленно хулил своего большого хана, который опрометчиво привел их к стенам Киева.

Большой хан Кайдумат тоже был здесь. Стоял, спутанный арканами, и мрачно смотрел в землю. Пять минут назад он сам искал смерти, но умереть в бою ему не дали. Спутали, стреножили, как жеребца, назначенного в заклание.

Недавно всевластного хана подтащили к князю, бросили его к ногам жеребца.

– Поднимите его, – велел Святослав.

Подняли.

– Зачем пришел? – по-печенежски спокойно спросил князь.

– К тебе в гости, – хан поднял голову. Лицо – в пыли и крови. Но в глазах нечаянная надежда. Вдруг – жизнь? – Я тебе не враг, великий князь. Хоть у воинов своих спроси! Я их в город пропустил.

– Пропустил, значит? – произнес Святослав, будто бы раздумывая. – Моих воинов – в мой город. А мог бы не пропустить?

– Мог бы!

– Не пропустить моих воинов, на моей земле, в мой город?

Кайдумат сообразил, что ляпнул не то:

– Я могу быть твоим союзником, – не очень уверенно произнес он. – Хоревой – могучие воины!

Длинные усы князя дрогнули – князь усмехнулся.

Уцелевшие степняки, сбитые в кучу дружинниками-русами, могучими не выглядели.

– На моей земле только я решаю, кому и куда идти, – сказал Святослав.

– Да, да, ты, князь! – поддакнул Кайдумат.

– …А когда меня нет, решает мой сын, – не обращая внимания на слова печенега, продолжал Святослав. – Или ты, хан, решил, что теперь великий князь киевский – ты?

Кайдумат подавленно молчал. Он понял, что надеялся напрасно.

– А союзники такие мне не нужны, – холодно сказал Святослав. – Вы никчемные воины, Хоревой. Икмор! Убить всех!

И покинул разгромленный стан.

А через некоторое время у киевских ворот протрубил рог, деревянный брус засова со скрежетом вышел из пазов, створы распахнулись, и стольный град Киев принял своего князя.