Текст книги "Время для перемен"

– К черту Толстого, – отмахнулся Одинцов, – вступать с ним в полемику – это все равно что пытаться перелаять собаку стоя на четвереньках. Нет лучшего способа отвратить юношество от русской литературы, как ввести произведения этого деятеля в гимназическую программу. Что касается конкретики, то России давно нужна хорошая высокогорная астрономическая обсерватория – где-нибудь там, где небо большую часть времени ясное, а воздух чистый. И пригодится она не только для охоты за тунгусским метеоритом, но и вообще для науки и международного престижа.

– Я знаю на Кавказе такое место, где самый чистый воздух, – сухо кивнула Ольга, – восемь лет назад там от туберкулеза скончался наш с Мишкиным любимый брат Жорж. Вроде он писал, что там на временной основе прежде уже проводились астрономические наблюдения, и наши петербургские профессора оказались тем местом очень довольны.

– Абастумани, – утвердительно кивнул адмирал Карпенко, – насколько я помню, у нас в будущем там от Академии Наук тоже была устроена крупная обсерватория.

– Ну вот и хорошо, Сергей Сергеевич, – промокнув платочком краешек глаза, согласилась императрица, – вас я этим вопросом озадачивать не буду, ибо вам и собственных забот хватит выше головы, а попрошу Павла Павловича в недельный срок представить мне кандидатуру будущего директора Высокогорной Абастуманской Обсерватории имени Великого князя Георгия Александровича. Мой брат умер слишком рано и не успел совершить ничего великого, хотя, несомненно, был к тому предназначен самой судьбой; так пусть хоть его имя будет связано с воистину великим делом. А теперь давайте вернемся к нашим баранам. Павел Павлович, у вас есть что еще сказать по Балканскому вопросу?

– Разумеется, – кивнул тот. – Балканы – это не только сербы и их производные, бошняки и хорваты, но еще и болгары, греки, турки и албанцы, а также их межнациональные противоречия. В первую очередь нам следует озаботиться, чтобы из-за Македонии не передрались между собой сербы и болгары. Межславянская вражда пойдет на пользу только туркам и австрийцам.

– Ну хорошо, Павел Павлович, – согласился полковник Мартынов, – предположим, мы пойдем навстречу болгарам и уговорим сербов во имя славянского братства уступить им Македонию. Но пойдет ли в коня корм, если болгарский князь Фердинанд ориентируется на Австро-Венгрию и в очередной раз устроил гонения на русофильски настроенных офицеров? Вы же помните – Болгария, получившая свободу из рук России, в двух мировых войнах сражалась на стороне ее врагов.

Канцлер Одинцов вздохнул и сказал:

– Не думаю, что вопрос князя Фердинанда стоит решать радикально, по методу господина Димитриевича. Но и оставлять все как есть тоже нельзя. Насколько я понимаю, Михаил поедет в Белград именно через Софию. Пусть поговорит с болгарским князем откровенно и предложит ему сделку. Россия после победы над Турцией добивается восстановления Болгарии в границах, описанных Сан-Стефанским договором, а князь Фердинанд в обмен на это добровольно подает в отставку, оставляя власть своему старшему сыну Борису, над которым еще потребуется установить регентство.

– А что если Фердинанд откажется решать вопрос таким образом? – с сомнением спросил Михаил. – Ведь далеко не каждый монарх готов поступиться властью ради интересов своей страны.

– В таком случае мы выплеснем информацию об этом отказе в болгарские газеты, – ответил Одинцов. – Тамошнее общественное мнение крайне чувствительно к македонскому вопросу, и Фердинанда вынесут из княжеского дворца как бы не ногами вперед. Военный переворот при поддержке большинства населения в таком случае практически гарантирован, и еще неизвестно, кто тогда станет преемником свернутого князя. Быть может, даже один из безработных на данный момент Романовых. Есть среди ваших родственников умные и порядочные люди, а не только бонвиваны и прожигатели жизни. Вы можете сказать ему об этом прямо в глаза. Пусть имеет в виду: мы играем честно, но на пути у нас лучше не становиться.

– Хорошо, Павел Павлович, – кивнул Михаил, – только если мы посадим на болгарский престол кого-то из нашей родни, то крику потом будет на всю Европу. Это Саксен-Кобургским и Гогенцоллернам можно приискивать себе по соседству бесхозные троны, а Романовым такое не можно ни под каким соусом. Даже мой брак с Еленой, хоть я, по вашим словам, и не буду коронован, тоже вызовет в европейских дворах немало треволнений.

– Как говорил один известный в наше время персонаж, на европейские крики следует наплевать и забыть, – хмыкнул Новиков. – Вопить они в любом случае будут, по поводу и без. Впрочем, я думаю, до этого не дойдет. Европейцы люди практичные, и если отставка князя будет почетной и пройдет под лозунгом «по состоянию здоровья», а Российская Империя обяжется выплачивать отставнику небольшой, но весомый пенсион, душка Фердинанд согласится, да еще и с радостью. В нашем прошлом его «ушли» после проигранной Первой Мировой, и он, оставляя трон сыну Борису, даже особо не трепыхался…

– Хорошо, – согласился Великий князь Михаил, – как говорит Ольга, будем делать что должно, а там куда кривая вывезет. Теперь меня интересует, что из обсужденного сегодня мы сообщим нашему дядюшке Берти и его верному клеврету адмиралу Фишеру?

– А ничего им сообщать не надо, – твердым тоном ответил канцлер Одинцов. – Запомните, товарищи и некоторые господа. Наши дела на Балканах англичан не касаются ни в коей мере. Между Российской Империей и Великобританией возможен только чисто ситуативный союз, который начнет распадаться сразу, едва исчезнет германская угроза.

– Да, пусть будет так, – подтвердила Ольга. – С Великобританией и, возможно, с Францией мы будем обсуждать совместные действия на германском направлении, а вот в то, что случится с Турцией и Австро-Венгрией, они пусть не суются.

– Турок следовало бы хорошенько отлупить летом будущего года, приурочив это хорошее дело к их младотурецкой революции, – сказал Новиков. – Бить надо так сильно, чтобы они еще сто лет не решались объявить кому-либо войну. Этим мы избавим себя от множества проблем, в том числе от необходимости иметь фронт на Кавказе, одновременно сражаясь с Германией. Насколько мне помнится, наибольшими волнениями была охвачена как раз армия в Македонии. Одновременно следует надавить на Австро-Венгрию, понуждая ее по-хорошему оставить Санджак и Боснию с Герцеговиной. Возможно, именно эту операцию тут назовут «Второй Балканской».

– Возможно, – согласился Одинцов, – но это еще как карта ляжет, хотя нам следует быть готовым ко всему…

12 апреля 1907 года, Санкт-Петербург, Выборгская набережная, машиностроительный завод А.Г. Лесснера, секретный цех № 1 (торпедного оружия).

Заведующим минно-торпедной частью Морского ведомства контр-адмирал Александр Георгиевич фон Нидермиллер.

Два с половиной года назад я был назначен на нынешнюю должность, и то лишь потому, что больше было некому. Прочие наши адмиралы в минном деле разбирались еще меньше моего. А я за время своей, на тот момент тридцатипятилетней беспорочной службы, с этим делом был связан, быть может, поболее многих. Одним из первых в 1878 году закончил минный офицерский класс, в то время самодвижущиеся мины Уайтхеда только начинали входить в употребление. Потом служил флагманским минным офицером в штабе заведующего минной частью Балтийского флота, помощником заведующего Минным офицерским классом в Кронштадте, заведовал этими самыми минными классами, преподавал и исполнял обязанности заведующего минной частью Балтийского флота и в то же время принимал участие в конструировании миноносного прицела для поворотных минных аппаратов.

На нынешнее место меня назначили с должности помощника начальника Главморштаба, как раз перед тем, как там начались пертурбации и головы полетели во все стороны. На все стоны безвинно казнимых императрица отвечала и отвечает коротко: «Воровать у флота не можно. Ольга». Ну прямо как ее пра-прапращур Петр Великий, рубивший головы непокорным боярам. В наш просвещенный век голов не рубят, в ходу все больше отставки без мундира и пенсии, с возмещением ущерба, и редко когда случится каторга с конфискацией всего нажитого имущества. Правда, такая мера чаще всего касалась не проштрафившихся чинов флота, а всякого околофлотского люда: поставщиков, директоров заводов и верфей и прочих частных подрядчиков. И в самом деле, много ли конфискуешь у капитана первого ранга или контр-адмирала, пусть даже у него морда в пуху по самый гульфик; зато купеческое сословие, фабриканты-заводчики, господа предприниматели – люди на деньги весьма жирные.

Не пожалела матушка-императрица и родного дядю, Великого князя Алексея Александровича, хотя он участия в мятеже Владимировичей и не принимал – по причине отсутствия своего наличия в столице. На царский суд из Парижа генерал-адмирал явиться отказался, да еще обозвал государыню сопливой девчонкой. В ответ императрица дала ему полную отставку со всех постов, а также заочно приговорила его к лишению всех званий, титулов и наград, включая фамилию Романов, конфискации всего имущества, каковое найдется на территории Российской Империи, а также распорядилась именовать его теперь мещанином Живоглотовым и определить для него местом жительства Оренбургскую губернию…

Впрочем, проживающему в Париже бывшему генерал-адмиралу, припрятавшему в европейских банках достаточно денег, от этого императорского указа было ни холодно ни жарко – и он продолжал жить на широкую ногу, пока однажды ночью к нему в парижский дом не забрались агенты СИБ и не привели в исполнение второй приговор: «Не явившийся отбывать наказание, вынесенное заочным императорским судом, повинен смерти». Попутно они конфисковали в пользу казны все, что было ценного в доме, включая драгоценности пассии бывшего Великого князя Элизы Балетты. Саму мадмуазель Балетту полиция обнаружила спеленутой подобно младенцу по рукам и ногам, рядом с обнаженным трупом ее слоноподобного «возлюбленного».

Но, несмотря на очевидный разгул в России деспотизма и реакции, большинству наших молодых флотских офицеров, среди которых и мой богоданный сын Владимир, происходящее даже нравится. Моему чаду, можно сказать, «повезло» служить на броненосце «Ослябя», построенном как попало и из чего попало на верфи «Нового Адмиралтейства». Корабль, вышедший в плавание на Дальний Восток, фактически сразу после завершения постройки, уже на подходе к Суэцкому каналу, больше напоминал старую развалину, на которой все время что-то ломалось. К тому же при прохождении Гибралтарского пролива броненосец даже не сел на мель, а всего лишь коснулся дна, что вызвало тяжелые последствия, потребовавшие капитального ремонта. Будь корабль нормально построен, этого не случилось бы. Разве могли после этого наши молодые люди не аплодировать, когда ушлых деятелей, наживавшихся на военных заказах, суровые господа из Имперской Безопасности выбривали на полголовы и по этапу отправляли на стройки Империи…

Правда, меня все это – тьфу-тьфу-тьфу – лично почти не коснулось. Хоть и не был я совсем безгрешен, но по сравнению с иными-прочими мои грехи были сущей мелочью. Много ли наворуешь, заведуя минной частью или командуя броненосцем, находящимся в постройке? Когда список моих мелких прегрешений положили перед государыней, она все внимательно прочитала, потом взяла красный карандаш и перечеркнула лист крест-накрест, что обозначало полное и безусловное прощение.

«Ты, Александр Георгиевич, человек для государства нужный, так что виновное передо мной отслужишь, а перед Богом – отмолишь», – сказала она мне.

Вот так и служил я до сего дня, позабыв покой и сон, даже не мечтая об отставке. Страсти на новой службе начались у меня почти сразу, едва я успел обосноваться в выделенном мне для работ над самодвижущимися минами цеху завода господина Лесснера. Сначала с Черноморского флота из Севастополя прибыли прикомандированные в мою команду капитан второго ранга Иван Назаров и лейтенант Юлиан Данильченко. Господин Назаров был у нас уже признанным изобретателем, сконструировавшим спиртовой подогреватель сжатого воздуха для самоходных мин Уайтхеда, на несколько узлов увеличивший скорость и почти вдвое дальность хода; он даже получил за это изобретение (так и не использованное) полторы тысячи рублей премии. Зато лейтенант Данильченко оказался изобретателем непризнанным, задумавшим применить для движения самодвижущихся мин турбину, получающую энергию от горения заряда бездымного пирроколлодийного пороха. Затея насчет пороховой турбины по моему мнению, совершенно безумна; и тогда я совершенно не понимал, для чего Великий князь Александр Михайлович пригласил этого господина в нашу команду.

Все прояснилось позже, примерно месяц спустя, когда из Владивостока в адрес завода Лесснера (а если точнее, в мое распоряжение) прибыла особая команда, а с ней секретный груз. Возглавлял команду офицер с минного крейсера «Быстрый» лейтенант Михаил Ватугин, сопровождаемый двумя подчиненными ему прапорщиками по адмиралтейству Сергеевым и Вострецовым, которые явно еще совсем недавно были нижними чинами. Мне даже не нужно было наводить справки. «Быстрый» – это один из тех кораблей из будущего, что устроили японскому флоту побоище при Порт-Артуре. Всем известно, что на тех кораблях изначально не было нижних чинов в нашем понимании, ибо каждый матрос или кондуктор имеет за плечами полный курс реального училища. Я бы даже сказал, что кое в чем эти мокрые прапора будут грамотнее некоторых наших мичманов и господ лейтенантов. Но главное заключалось не в них, а в грузе, который они сопровождали. Заколоченные в крашенные шаровой краской деревянные ящики, к нам приехали три самодвижущиеся мины 53-65К калибром в двадцать один дюйм, из начала двадцать первого века: одна практическая и две боевых. После я узнал, что на самом деле разрыв между нашим временем и временем конструирования этой самодвижущейся мины не так велик, всего шестьдесят лет.

– Торпеда, конечно, древняя как замороженное дерьмо мамонта, – используя итальянское слово, сказал лейтенант Ватугин, – но зато простая и убойно надежная…

И вот тогда я понял, к чему мне прислали капитана второго ранга Назарова и лейтенанта Данильченко. Во-первых – с одной стороны двигатель этой самодвижущейся мины был тепловым и работал от сжигания керосина в чистом кислороде, с последующим впрыском в продукты сгорания воды, из-за чего сама мина называлась «парогазовой». А это уже прямое сродство с идеями господина Назарова и отчасти господина Данильченко, который тоже предлагал охлаждать пороховые газы водой, из-за чего они еще дополнительно увеличивались бы в объеме. Во-вторых – винты этой самодвижущейся мины вращала не двух-, трех– или четырехцилиндровая поршневая машинка, а турбина. Отработанные продукты выбрасывались прямо в воду, но, в отличие от пневматического двигателя мины Уайтхеда, не оставляли цепочку пузырьков, потому что пар из парогазовой смеси тут же конденсировался, а отработанная углекислота растворялась в воде. Ценнейшее свойство – когда наблюдатели на мостике вражеского корабля не смогут определить, каким курсом к ним следует смерть.

Шок пришел потом, когда я узнал, чего хочет от меня государыня-императрица… Скопировать и произвести самодвижущуюся мину, спроектированную и изготовленную через шестьдесят лет после этого момента – вот как. Шестьдесят лет, господа – вы только вдумайтесь в это слова! – шестьдесят лет назад на дворе стояли тяжелые времена императора Николая Павловича. До Крымской Войны и обороны Севастополя оставалось еще десять лет, а наимощнейшим орудием считалась бомбическая пушка Пексана. Мы за тридцать лет, с момента изобретения самодвижущихся мин, не выдумывали ничего самостоятельно, а закупали готовые мины у немцев и англичан или делали их у себя, но по готовым европейским образцам. А как же иначе? Если вдруг откажет мина отечественного образца, то кто-то обязательно окажется виноват. Поэтому наши чины под Шпицем (в Адмиралтействе) не принимали отработанные новшества кавторангга Назарова – и поганой тряпкой, как надоедливую муху, отгоняли от себя господина Данильченко с его безумной идеей порохового двигателя самодвижущейся мины.

Но времена изменились: теперь нельзя не только воровать у флота, но и упускать благоприятные возможности сделать его еще сильнее. Поэтому деваться мне было особо некуда, ибо я обязался конструировать новые самодвижущиеся мины по долгу службы. И уж надо было видеть, как загорелись этой задачей господа Назаров и Данильченко – никакой водой не потушишь. Правда, как оказалось, и императрица тоже не требовала от нашей команды всего и сразу. Нам предстояло соединить известные нам конструкции и знания, полученные в процессе изучения самодвижущейся мины из будущего, а также бесед с господами Ватугиным, Сергеевым и Вострецовым. Да-да: бывшие нижние чины, а ныне полноправные господа офицеры, тоже сделали свой вклад для того, чтобы будущие самодвижущиеся мины нашего флота стали лучшими во всем мире: самыми быстрыми, самыми дальноходными и самыми точными.

Были у нас и сложности, не без того. Чтобы изготавливать миниатюрные паровые турбинки, которые должны крутить винты самодвижущихся мин, а также некоторые другие детали, нам потребовались высокоточные станки, которые можно было купить только в Германии, но она их нам не продавала, так как не хотела нашего усиления. Для получения желаемого пришлось прибегать к помощи специального агента министерства экономического развития, которого звали господин Красин. Именно он через свои связи в Швеции закупил для нас все необходимое оборудование: станки и оснастку. Такие люди, как это господин Красин, оказываются незаменимыми в те моменты, когда европейские державы за счет разных ограничительных мер пытаются сдержать развитие Российской Империи. А это и моя Империя – ведь, несмотря на то, что я по крови являюсь немцем, служу я России, и только ее считаю своей Родиной. Кстати, господин Данильченко все же получил в свое распоряжение пуд пироколлодия и в рамках стендовых испытаний своего двигателя убедился, что бездымный порох – не самое лучшее топливо для самодвижущихся мин.

Но как бы там ни было, а два с лишним года усердных трудов дали свои результаты. Нынче к испытанию готовы самодвижущиеся мины нескольких типов. У всех образцов одинаковый калибр в двадцать один дюйм, турбинные машинки и боевой заряд в двадцать пять пудов специальной взрывчатой смеси на основе тротила; различаются только генераторы парогазовой смеси.

Наиболее простой и надежный вариант – это воздушно-керосиновый двигатель с впрыском воды, питающийся от стандартного воздушного баллона высокого давления. Конструкция, очень близкая к той, что придумал господин Назаров: простая, надежная, и к тому же дальность и скорость этой мины в любом случае превосходит то, что способны выдать лучшие европейские образцы. Недостатком такой мины является не самая большая дальность и скорость хода (ибо воздух не самый лучший окислитель), а также остающийся за движущейся миной явный пузырьковый след. Но это расплата за простоту, надежность и близость к классическим конструкциям для нашего времени.

Еще один образец двигателя мины основан на том, что воздушный баллон заменяется емкостью с маловодной перекисью водорода. В таком случае отпадает надобность в баке для воды, ибо она получается при разложении перекиси, а мина имеет прекрасные дальность и скорость, и к тому же при движении почти не оставляет за собой пузырькового следа. Но есть и недостатки. Во-первых – перекись водорода достаточно дорога в получении, во-вторых – это вещество весьма химически активно и имеет свойство разъедать резервуар. Самодвижущиеся мины такой конструкции придется снаряжать в специальных мастерских в порту, ибо перекись – это не воздух, который можно закачать в баллон прямо на корабле, и срок их безопасного хранения в походе оказывается небольшим.

Последний образец наиболее близок к тому, что был доставлен к нам из будущего. Чисто кислородный двигатель с водяным впрыском. Сочетая относительные простоту и надежность мины с воздушным баллоном, такая конструкция обеспечивает скорость и дальность, соответствующие двигателю, основанному на применении перекиси водорода. Единственный его недостаток заключается в том, что в порту необходимо иметь специальные машинные стации для разделения воздуха на фракции, а на корабле – запас баллонов со сжатым кислородом, чтобы было чем заправлять торпеды перед зарядкой их в аппараты. Правда, если клапаны на баллоне с кислородом будут надежны, хранить такую мину в снаряженном состоянии можно долго. Господин Ватугин сказал, что у них снаряженную и готовую к применению мину держат на стеллажах, или даже заряженной в аппараты, до двенадцати месяцев кряду. Кстати, он уже не лейтенант. За успехи при создании новейшего минного оружия императрица поздравила его капитаном второго ранга, как и господина Данильченко. А господин Назаров у нас уже каперанг и преисполнен чувства собственной важности; да и мне в случае полного успеха тоже светит повышение до вице-адмирала и, возможно, долгожданная отставка. Мне уже говорили, что теперь господин Назаров справится с руководством и без меня.

Что ж, теперь дальнейшее должны показать испытания. И если синицей в руках я бы счел первый вариант с двигателем, работающем на обычном воздухе, то журавлем в небе можно считать конструкцию двигателя на чистом кислороде. А эту перекись – ну ее ко всем чертям… Ведь это настоящее адово зелье. Лично мне хватило прожженного насквозь мундира, когда не него по неосторожности попало всего несколько капель. Свят-свят-свят, а ну как попало бы не на мундир, а, к примеру, в глаза? Так и инвалидом недолго остаться. Так это я, человек пожилой, а потому осторожный и рассудительный, и то не уберегся, а вот сколько матросиков поперекалечится с этой перекисью, даже подумать страшно…

20 апреля 1907 года. 14:35. Финский залив, 10 миль севернее острова Мощный, мостик линейного крейсера флота его Величества «Дредноут».

Линейный корабль флота его Величества «Дредноут» – краса и гордость британского кораблестроения… После долгих размышлений адмирал Фишер все же убедил своего друга Берти подождать до тех пор, пока детище королевский верфей в Портсмуте, порожденное гением кораблестроителя Уотса, не вернется из своего трехмесячного учебно-испытательного похода к британской Вест-Индии, острову Тринидад. В поход «Дредноут» вышел пятого января, а двадцать третьего марта он уже бросил якорь в гавани Портсмута, после чего Великобритания, позабыв обо всем, предалась неумеренному ликованию. Подумать только – британский флот получил самый лучший и самый мощный корабль в мире! В наибольшей мере восторг испытывал первый командир этого чудища – кэптен Реджинальд Бэкон, ученик и единомышленник адмирала Фишера.

««Дредноут» – это исключительно удачный проект! – вещал он. – Турбинная установка без серьёзных поломок выдержала поход в десять тысяч миль со средней путевой скоростью в семнадцать узлов, как у лучших крейсеров – и находится во вполне удовлетворительном состоянии. Традиционная установка с поршневыми машинами если бы и преодолела подобное испытание, то по его завершении потребовала бы полной переборки механизмов».

После этого триумфа адмирал Фишер представил новейший линкор членам парламента, делегациям общественных организаций и прессе. Это был его час славы: идеи, неустанно продвигаемые им в течение двадцати лет, наконец-то воплотились в стальную плоть многотонной брони и точных механизмов. Все британские газеты пестрили хвалебными статьями, прославляющими корабль и его создателя, а от праздной публики, желающей посетить корабль, не было отбоя. Но все когда-нибудь кончается; схлынули потоки джентльменов, желающих поглазеть на очередное воплощение могущества Pax Britannica[12]12
  Pax Britannica ([Пакс Брита́ника] с лат. – «Британский мир». По аналогии с лат. Pax Romana) – период доминирования Британской империи на море и в международных отношениях, начиная с битвы при Ватерлоо 1815 года и заканчивая Первой мировой войной (1914–1918).


[Закрыть], «Дредноут» подчистили и подкрасили, в представительских каютах навели порядок и подготовили их к проживанию особо важных персон, а команда линейного корабля отгуляла свое на берегу, спустив пар в пабах и борделях. Все было готово к дипломатическому рейсу в Санкт-Петербург.

Но в связи с задержкой проездки у короля Эдуарда не получилось удрать в Россию налегке. О предстоящем визите в Петербург пронюхала его супруга, королева Александра, приходившаяся родной сестрой русской императрице Марии Федоровне, а младшему поколению Романовых (Николаю, Михаилу и Ольге) – теткой.

«Нет, ни за что на свете, Берти! – талдычила королю благоверная, – ты должен взять меня с собой, повидаться с родней! Ведь, помимо Петербурга, мы непременно заглянем в Копенгаген, где уже год правит мой брат Фредерик, а потом в Гельсингфорс к кузену Ники…»

Королю осталось только вздыхать. Стремительный дипломатический визит в Санкт-Петербург при минимальной свите грозил обернуться нудной поездкой по дальним и ближним родственникам с остановками у каждого столба. Уж слишком не терпелось стареющей красавице разобраться, в чем секрет того откровенного счастья, которое испытывают ее кузен Ники и кузина Хельга, вступившие в браки с выходцами из другого времени. Но нет худа без добра, решил король. Такая «семейная» программа позволяла замаскировать далеко не однозначные переговоры на высшем уровне под семейную встречу и знакомство с новыми членами семьи Романовых. Присутствовало и естественное для каждого мужчины желание похвастать перед знакомыми новой железной игрушкой.

Правда, адмирал Фишер, опираясь на смутные данные разведки, подозревал, что эта затея с хвастовством не доведет до добра британское королевство. Вместо повышения престижа может получиться нечто противоположное. Согласно донесениям агентов, темп работ на петербургских верфях ускорился до ударного. Корабли, явно достигшие финальной стадии достройки, спешно готовили к первому выходу в море. Теперь было не исключено, что королю Эдуарду, вместо того чтобы хвастаться перед кузиной Ольгой новенькой игрушкой, придется меряться пиписьками с ее соратниками, а это весьма сомнительное занятие. Были уже прецеденты. Правда, потом поступила информация, что оружие, задействованное в истреблении эскадра адмирала Ноэля, полностью истрачено и не подлежит возобновлению. Тем не менее адмирал Фишер резонно опасался, что у хитрых пришельцев в самых разных местах может быть припрятан еще не один туз.

Впрочем, первоначально путешествие проходило строго по плану, если не считать шквалистого ветра с зарядами ледяного дождя, которыми «Дредноут» встретило Северное море. Почти сутки тяжелый корабль валяло с борта на борт, да так, что королевское семейство в своих каютах перекатывалось как кегли в ящике, без различия пола и возраста. Чтобы спокойно переносить такое, надо быть старым моряком с тренированной вестибуляркой – такой, что аппетит не пропадает даже в сильнейший шторм.

По своему обыкновению, супруга короля Александра Датская взяла с собой среднюю дочь Викторию, в своем тридцатидевятилетнем возрасте, несмотря яркую внешность, так и остающуюся бобылкой-пустоцветом. Этим двум дамам во время непогоды и досталось сильнее всего. Когда «Дредноут» вошел в пролив Каттегат, прикрытый от ярости шторма выступом Ютландского полуострова, и качка стихла сама по себе, обе августейшие дамочки (служанки не в счет) имели мертвенный, синюшно-зеленый цвет кожи. Наверное, за это время Александра Датская не раз проклинала свое желание отправиться в морскую прогулку до Санкт-Петербурга с посещением по пути Гельсингфорса и Копенгагена. Женское любопытство совершенно не стоит того, чтобы ради него подвергаться подобным мучениям.

В том, что королева Александра потащила с собой несчастную принцессу Викторию, король нашел дополнительный плюс. В свое время та довольно близко сошлась интересами с экс-императором Николаем, тогда еще русским наследным принцем, и если бы не предосудительно близкое родство, то двенадцать лет назад она вполне могла бы потягаться в борьбе за русский трон со злосчастной Алисой Гессенской. Неплохие отношения, но без возможного матримониального подтекста, она имела и с великим князем Михаилом, который был на десять лет ее моложе. Теперь король Эдуард намеревался использовать свою дочь для того, чтобы хоть одним глазком заглянуть на русскую политическую кухню, откуда доносятся такие соблазнительные запахи. Он надеялся, что Виктория сумеет разговорить обоих кузенов и хоть немного прояснить для своего родителя потайной смысл изменений, что творятся сейчас в России.

Что же касается безбрачия принцессы Виктории, то тут наиболее популярным и убедительным является предположение, что в этом виновна ее мать, изо всех сил стремившаяся удержать своих дочерей от замужества… Однако едва ли дело было в этом. Ведь все усилия Александры Датской не помешали замужеству ее старшей и младшей дочерей, так что наиболее вероятно, что средняя не стала вступать в брак по той причине, что не нашла мужчину, соответствующего ее духовным устремлениям. Если бы нашла такого, ее бы и десять матерей не остановили бы от замужества – столько железа было в этой хрупкой на вид девушке.

Впрочем, насколько неприятной была первая половина путешествия, настолько легко и комфортно проходило плавание по Балтийскому морю. К тому моменту, когда «Дредноут» подошел к Копенгагену, королевские особы уже слегка взбодрились, отойдя от испытаний предыдущих суток, и могли без особо страдальческого вида присутствовать на торжественном обеде в честь брата королевы Александры датского короля Фредерика Восьмого. Прозвучали торжественные речи, опустело бесчисленное количество бутылок шампанского… но обе стороны понимали, что, несмотря на давнюю нелюбовь к наглым пруссакам и родство с русским и британским правящими домами, датский король никогда не решится открыто выступить против Германии. Это совершенно исключено, ведь стоит кайзеру Вильгельму хоть что-нибудь заподозрить – и датская независимость будет раздавлена в течение нескольких дней, если не часов. Лучшее, на что антигерманскому альянсу можно надеяться в случае войны – это нейтралитет Дании, благожелательный к союзникам, а не Центральным державам.

Едва датский король сошел с борта «Дредноута» в свой катер, тот выбрал якоря и, густо дымя обеими трубами, двинулся на юг, к выходу из пролива Эресунн. Далее предстоял полуторасуточный переход по Балтике, во время которого высокопоставленные путешественники могли насладиться тихой погодой, существенно контрастирующей с тем, что им довелось пережить в Северном море. На траверзе Треллеборга к «Дредноуту» привязался шведский крейсер «Фюльгия», имеющий сомнительную славу самого маленького броненосного крейсера в мире – этакий карманный вариант боевого корабля для бедных, пригодный только для войн с папуасами, флот которых состоит исключительно из деревянных пирог. Впрочем, шведский микрокрейсер, держась чуть в отдалении, сопровождал «Дредноут» почти до самого входа в Финский залив, и только на границе русских вод резко отвернул на запад и взял курс в сторону Стокгольма.