Текст книги "Заговор"

Глава 8

К лету двухтысячного семья Титовых снова оказалась вместе, в Краснодаре, в квартирке на Покровке, только уже без младшего, Ивана, и с парализованным Семеном.

В результате инсульта всю правую половину тела Семена парализовало. Он не мог самостоятельно ни ходить, ни есть, ни даже внятно разговаривать, только мычал что-то и утирал левой культей слюну, стекающую по щеке или на подбородок.

После перевода в Краснодар Григорий оказался в интересном положении. С одной стороны, он был молодым капитаном из столицы, а с другой… Ореол опального сотрудника прям таки опережал его. Уже в первый день, как только Титов доложился о прибытии на новое место службы начальнику УФСБ Краснодара, тот, почесав подбородок, чертыхнулся и выдал фразу из разряда, что ж мне с тобой, мил человек, делать. И правда. Москвич? Москвич. Местный? Местный. В опале? В опале. Но капитан в двадцать шесть лет. И личное знакомство с бывшими (а бывают ли они бывшими) руководителем службы охраны президента Коржаковым, бывшим директором ФСБ Барсуковым и вице премьером Соскавцом. Сложный случай. Кто его знает, как кривая вывезет. Сегодня он в опале, а завтра он твои генеральские лампасы на помойку выкидывает. Потому, скрупулезно изучив личное дело нового подчиненного, от греха подальше, Григория Титова поставили руководителем отдела по работе с казачеством, под него же и организованного. Весь отдел состоял из самого капитана и двух лейтенантов, вчерашних выпускников. Слово синекура тогда никто не знал, но сам принцип в партийной и государственной номенклатуре использовался постоянно. И не пыльное место, и модное, и бесперспективное. А главное, без каких-либо реальных рычагов. Все равно, что худруком в театр при заводе назначить… Казачество в нулевых начало возрождаться, но в самом его худшем, гротескном значении. Как раз тогда начались парады казаков, мужиков двадцати пяти-тридцати пяти лет, увешанных георгиевскими крестами и гордо именующих себя хорунжими и есаулами. Правда, от парадов на сотню метров разило сивухой и кресты были зачастую с неоторванными бирками из киосков Роспечати. Но политически направление было модным, потому и получилось, что с одной стороны Григория Титова, переведенного из центрального аппарата, поставили на значимое направление по работе с казачеством. А с другой стороны, это был тупик, работа с ряжеными алкашами, которые не нашли себя в жизни. Эдакий потомок добровольной народной дружины только с пьющим контингентом. В то время это была забава, игра деревенских мужиков, страдающих от безделья. А кто в деревне страдает от безделья? Именно, тот у кого нет хозяйства. Такие люди восемьдесят лет назад были основой большевистского движения, они же, потеряшки по жизни, и в казачество первыми вступало, в надежде, что армян да немцев с Кубани повыгоняют, вот они в их кирпичные дома из своих саманных хаток и переедут.

Вторая большая составная часть первых казаческих дружин нулевых годов состояла из бывших сидельцев и просто людей, перебравшихся на юг в поисках лучшей жизни или сезонных рабочих. Вот и получилось, что в то время половина казаков была перманентно пьяным колхозным людом, а вторая половина была не менее часто пьяной, но живущей в наскоро перестроенных из заброшенных коровников казармах пришлыми мужичками, которые выданными бекешами или черкессками с жестяными крестами на груди зачастую прикрывали колотые кресты на спинах.

Этот контингент разительно отличался от тех казаков, которых с детства помнил Григорий, от друзей его отца, которые в девяносто девятом восстановили в Краснодаре обелиск в честь двухсотлетия Кубанского казачьего войска, вообще от всех, с кем он когда-либо имел дело. Поэтому и не удивительно, что в душе капитан Титов люто возненавидел это быдло, которое посмело примерить на себя облик столь дорогого Григорию казачества.

Первые пару лет Григорий работал в здании УФСБ, на улице Красноармейской. Но как-то постепенно казаческие вопросы все больше стали переходить из ведомства безопасников в краевую администрацию. И так сложилось, что будучи уже майором ФСБ, в 2003 Григорий Титов перебрался в небольшой кабинетик на втором этаже в здании краевой администрации на улице Красной. Его отдел к тому времени уже состоял аж из трех сотрудников и целых двух секретарей, которые на военный манер назывались адъютантами.

В казачестве за эти годы тоже произошли значительные перемены. Движение, если можно так сказать, повзрослело. Сами собой отшелушились люди, пришедшие в движение чтобы поиграть в ряженых, получить кусочек власти или просто от бездельной скуки. Постепенно казаков все больше привлекали к общественной работе, причем никаких благ за то же самое патрулирование улиц, казаки не получали. Все это делалось на общественных, добровольных и безвозмездных началах. Вот и ушли из казаков те, кто искал для себя выгоды. Конечно остались и персонажи, которые у себя в маленьких станицах или совхозах играли роль поместных князьков, прикрываясь тем, что они «казаки». Но и таких становилось все меньше и меньше потому что они не получали никакой поддержки из центра. Кстати говоря, и сам центр кубанского казачьего движения постепенно перешел из станиц и хуторов в краевую столицу, в Краснодар.

К концу 2003 года Семен Титов чувствовал себя уже совершенно плохо. Последствия инсульта так и не ушли, половина некогда могучего тела так и оставалась неподвластной хозяину. Больше того, все чаще родные замечали, что эти самые последствия затрагивают мозг старого военного. Семен практически перестал говорить и лишь мычал и завывал. Иногда он не узнавал родных и в такие дни он казалось возвращался в свой личный афганский ад, скулил, баюкал свою левую культю и пытался укусить любого, кто к нему приближался.

Григорий регулярно поднимал свои старые связи для того, чтобы перевести отца в Москву, где ему могли бы помочь. Краснодарские врачи открыто говорили ему, что при их уровне оборудования и опыта они ничем Семену помочь не могут, а вот в клиниках Москву, особенно в аппаратных, ведомственных, есть и необходимое оборудование, и специалисты и технологии, успешно применяемые как раз в такого рода лечении, необходимом Семену. У Григория еще оставались кое-какие деньги после продажи московской квартиры, он готов был продать и их краснодарскую квартирку и заплатить за лечение отца. Но вопрос был не в деньгах. В то время коммерческая медицина в России была скорее жадной неумехой по сравнению с бесплатной ведомственной системой больниц. Только вот без высокого звонка даже отставнику полковнику эти ведомственные клиники были недоступны. Григорий перелопатил все свои блокноты с фарли досье на контакты, обзвонил и повстречался более чем с сотней людей. Но никто не брался ему помочь. Видимо его бывший шеф, московский генерал, и правда провел некую работу по созданию для Титова имиджа прокаженного, с которым общаться себе дороже выйдет. Ну и, как это часто бывает в жизни, как только человек перестал быть перспективным знакомым, ему перестали помогать. Оказалось, что реальных друзей у Григория за все время службы и не появилось вовсе. И чем чаще отказывали бывшие контакты Григорию в помощи, тем резче он начинал с ними разговаривать. И чем резче он с ними говорил, тем хуже становились его с ними отношения. В итоге номинальная ссылка из столицы в Краснодар обернулась для Григория тотальным удалением его из клуба. Да, формально он оставался майором ФСБ. Да, в блокноте с контактами у него были записаны личные номера телефонов многих и многих практически всесильных людей. Вот только из-за его отказа играть по правилам, из-за отказа прогнуться под действительность, с ним перестали разговаривать. Правда жизни такова, что даже властные люди, казалось бы, продавшиеся тысячу раз и не имеющие никаких моральных принципов, сами про себя все прекрасно понимают. Дурак не станет руководителем. Это мифы, муссирующиеся в среде подчиненных, мол, начальник дурак и живет за счет работы подчиненных. Нет, не дурак. Просто ему чуть больше повезло. Поэтому то, что Григорий Титов в глаза говорил начальству об их лизоблюдстве перед западными «партнерами» разумеется раздражало людей. Так Титов оказался без поддержки сверху. Ну а его заявления краснодарским коллегам об их усилиях прогнуться перед Москвой лишило его и горизонтальной, внутрикастовой поддержки. В итоге Григорий стал изгоем. Как произошла эта метаморфоза, как из подающего надежды молодого спецслужбиста он превратился в парию, как само мировоззрение Григория поменялось под воздействием истории его отца Григорий и сам не заметил. Только в какой-то момент он стал замечать за собой, что его дико, до дрожи в кончиках пальцев, начали раздражать любые представители федеральных служб. Отказ перевести отца в московскую клинику странным образом породил в Григории неприязнь ко всему вообще московскому.

В начале 2004 в администрации Краснодарского Края создали департамент по работе с Казачеством. Главой департамента поставили одного из депутатов законодательного собрания, а Григория сделали его замом. Соответственно отдел Григория был расформирован, сам он был, по-тихому, уводен из ФСБ и стал, теперь уже официально, числиться в краевой администрации. Из органов за ним в администрацию перешел только один его сотрудник, его зам по работе в отделе, Зимин Антон. За время совместной работы Титов и Зимин как-то срослись характерами и к моменту перехода в администрацию Зима, как Антон сам себя называл, стал, пожалуй, единственным человеком на земле, с кем Григорий если и не дружил, но кому он по крайней мере доверял.

Зима, Антон Зимин, уволился из ФСБ в след за шефом будучи в чине старшего лейтенанта. В свои двадцать пять, несмотря на рост под два метра и почти сто килограммов сплошных мышц, Зима обладал юношеской внешностью наивного студента первокурсника. Есть такие моложавые мужчины, до поздней старости имеющие внешность молодого человека, зато потом стареющие резко и очень некрасиво, в шестьдесят лет превращающиеся в сморщенную и обвисшую копию себя же тридцатилетней давности.

Григория и Зиму сблизил один случай, произошедший летом 2002 года. Тогда, еще под эгидой безопасников, Григорий и Антон приехали в одну из станиц краснодарского края для разборки ЧП с участием казаков. Дело было в следующем: десяток казаков, большая часть которых была сезонными рабочими, съехавшимися на Кубань за заработками, жили в станице в бараке. На лето часть из них разъехалось калымить по побережью. В бараке, или как его называли сами жильцы, в казарме, остались лишь двое мужиков, даже вернее парней лет двадцати-двадцати двух. Вот на них та и пожаловались жители станицы, мол, воруют. То курицу, то индюка, то поросенка уведут. Поймать – ни разу не поймали, иначе быть бы им битыми по непреложным сельским законам. Однако подозрение было твердое. Так получилось, что родственник одного из депутатов законодательного собрания жил в этой станице, он та и пожаловался на казаков депутату-родственнику. Тот, в свою очередь, попенял друзьям в Управлении, и Григорию «поставили на вид лично разобраться и устранить». Вот он и приехал, вместе со своим замом, в станицу для разбора.

В станице, в едва восстановленном коровнике, который гордо именовался казармой, приезжих встретил, несмотря на сантиметровые щели в стенах, стойкий сивушный запах. Два тела, чуть прикрытые грязными спортивными кофтами, в унисон храпели на панцирных кроватях.

Вид «казаков», смрад самогонного перегара и блевотины, громогласный храп взбесили Григория. Но больше всего его взбесили кители спящих алкашей, валяющиеся тут же возле кроватей. На обоих гордо висели есаульские погоны. По сути, эти пацаны, судя по погонам, были такими же майорами, как и Григорий! Он грубо растолкал ближайшее тело и потребовал встать, но вполне предсказуемо был послан даже не проснувшимся «есаулом». Зима поднял с грязного пола полупустую полуторалитровку минералки и вылил на голову ближайшего казака. Тот встрепенулся, с матом поднялся на ноги и обвел гостей мутным взглядом. Потом так же нетвердо прошел в угол барака, вытащил из какой-то кучи хлама настоящую шашку, достаточно широкую, с малым прогибом, давно не чищенную и оттого как будто матовую. Пошатываясь тело прошло назад, к койке, но неожиданно остановилось. Мужик обвел мутным взглядом помещение, остановился на Григории, что-то прошамкал и неожиданно резко рванул к нему, одновременно занося шашку над головой.

Опешивший Григорий даже не сделал шага в сторону, казак уже был в полуметре от него и шашка уже опускалась на голову Титова, когда Зима в стремительном прыжке сбил казака с ног. Казак упал головой на табуретку, шашка отлетела в сторону. Под щекой казака начало разливаться красное пятно. Второй казак все так же пьяно храпел в своей койке.

– Жмур, – сказал Зима, наклонившись и пощупав сонную артерию, – вот так угомонили чертей.

Григорий растерялся. Он впервые сам увидел убийство, пусть и не преднамеренное, но все же.

– Так, шеф, картина такая: мы приехали, тут трупак, второе тело спит на нарах. Согласен? – Все еще сидя на корточках и глядя снизу вверх в глаза Григория спросил Зимин.

– Согласен. Но это значит, что ты теперь до конца жизни мой. Согласен? – Школа, которую прошел Титов научила его не выдавать свои эмоции, а они буквально бушевали в нем.

– Согласен. Я о себе иллюзий не питаю, мне без сильного шефа в жизни нормального места не занять, а ты, Гриша, мужик сильный и пробивной, хоть сейчас и сидишь в жопе, поэтому согласен, ты идешь вверх, я тебе где нужно подсоблю, ты мне за это со своего стола икорку будешь передавать.

– Ну, тогда Зима, запомни правила. Назовешь меня еще раз Гришей – пойдешь в свободное плавание. Усомнишься в моей правоте – пойдешь в свободное плавание. Предашь – ляжешь рядом вот с ним. Запомни, я знаю как надо, я всегда знаю, как надо.

Вызванные менты быстро оформили спящего казака за убийство товарища. А Григорий Титов и Зима стали не друзьями, нет, их отношения вернее характеризовались схемой хозяин – пес. Причем обоих эти роли вполне устраивали. Хозяин заботился и уважал пса, пес уважал и заботился о хозяине.

К 2004 казачество на Кубани стало значимой силой. Особенно влиятельны казаки были в сельской местности, во многих хуторах и станицах главами администраций избирались представители казачества. Краевое, да и федеральное руководство, особенно оценили силу влияния казачества на население после выборов 14 марта 2004 года. Из шести кандидатов тогда казаки на общекубанском сходе решили поддержать не действующего президента, а бывшего военного, генерал-лейтенанта, кандидата от одной из фракций Государственной Думы. Разумеется, в целом по стране в выборах победил действующий президент. Но вот по югу этот генерал, в том числе благодаря агитации казаков, набрал лидирующее количество голосов. Последствиями этого стали значительные кадровые перестановки в крае, вплоть до смены губернатора, разумеется не сразу после выборов, а через полгода, но все же именно то, как кубанцы проголосовали в марте, стало главной причиной ухода на пенсию старого губернатора и прихода нового, молодого москвича. И в задачи этого нового губернатора в том числе входило приручить казачество, сделать его управляемым, чтобы подобные случаи больше на выборах не повторялись.

Разумеется, не только центральная власть почувствовала рост силы и влияния казачества. Краснодарские руководители движения на сходках уже не ставили вопросы в ключе «просить» у власти. Все чаще на сходках звучали требования, что нужно казачеству, и в какие сроки власть должна то или иное исполнить.

Григорий Титов, сам того не желая, стал связующим звеном между казачеством и администрацией края. Выходец из казаческой среды, сын героя-ветерана боевых действий, он пользовался неограниченным доверием казаков. В то же время он был хоть и опальный, но все же свой для администрации. Поэтому, номинально являясь заместителем департамента по работе с казачеством администрации краснодарского края, Титов фактически был главным куратором движения. Именно ему, а не главе департамента, принадлежало последнее слово в спорных вопросах. И именно он отстаивал точку зрения казаков в администрации и точку зрения администрации на казацком сходе.

А летом 2004, в июле, когда на улице держались стабильные плюс сорок, когда марево поднимающегося над асфальтом горячего воздуха искажало реальность и придавало расплывчатость контурам объектов, в один из таких полудней Семену Титову стало особенно плохо. Неотложка отвезла его в Первую Клиническую больницу. К вечеру в палате встретились Григорий и его мать, Клавдия. Обоим врачи уже сказали всего одно слово, «прощайтесь».

Вот тогда то, стоя в душном коридоре больницы, смотря на рыдающую мать, которая все время повторяла, что ведь могли, могли вылечить Семена, могли но не стали, вот тогда Григорий Титов и родился второй раз, спустя ровно тридцать лет со дня фактического рождения. Там, в коридоре больницы, Григорий понял, зачем, для чего он появился на свет и куда судьба вела его все эти тридцать лет. Там, в больнице, держа мертвую руку отца в своей ладони, Григорий понял, что он должен отомстить своей стране. Россия не была его родиной. Россия была страной, которая отняла у него отца. Родина Григория это Кубань. И у койки мертвого отца Григорий поклялся самому себе, что он вырвет Кубань из лап России.

Глава 9

Руслан Дзантиев отключил телефон, посмотрел на меня и сказал:

– Кафе, в котором тебя на причастность к казачеству проверяли, называется «Ветерок». Представляешь, «Ветерок»! Я думал таких названий уже не бывает. И знаешь, что интересно? В этом кафе сейчас работает полиция, там обнаружено два трупа, там двух полицейских сегодня в районе обеда зарезали, прям в подсобке этого кафе.

Руслан пятерней провел по лицу, а потом несколько раз почесал всей ладонью ежик черных с проседью волос на голове.

– Знаешь что, шеф, а давай-ка ты прям сейчас куда-нибудь в отпуск слетаешь?

– Ты еще список стран, с кем не подписано соглашение о выдаче преступников мне посоветуй, – усмехнулся я, – Руслан, ну что за ересь?

– Да, согласен, чёйт я не то говорю. Хотя паспорт страны, кто не экстрадирует преступников, я пожалуй, тебе все же сделаю.

– Рус, давай без шуток сейчас, – я сделал глоток вина, но почему-то его вкус перестал меня радовать, – давай малый совет собирай, будем думать, что мы имеем, и что мы из этого хотим получить.

– Сейчас соберу, только предлагаю ни в офис, ни к тебе, сейчас не ехать, а? Раз уж мы случайно в этой квартире оказались, давай Максим, мы в ней и побудем некоторое время, что скажешь?

– Ты опасаешься, что меня поедут арестовывать, думаешь все настолько заверчено?

– Я ничего не опасаюсь и ни о чем таком не думаю, ты мне деньги не за опасения или гадания на кофейной гуще платишь. А кроме этой самой гущи у меня пока материалов нет.

Мне в голову пришла неожиданная мысль.

– А что с официанткой, с Галиной, где она?

– Хороший вопрос, ее нужно найти, снять показания и поставить под охрану, молодец, босс, это ты правильно говоришь, – с этими словами Руслан выбрал из памяти телефона какой-то контакт и, подождав буквально пару секунд пока на той стороне не примут звонок, даже не здороваясь сказал, – кафе «Ветерок», улица Красная, в районе Авроры. Там сегодня что-то произошло. Найди официантку из этого кафе, зовут Галина, нужно снять с нее показания по сегодняшнему дню, чем подробнее – тем лучше, и проследи чтобы она была в безопасности, если необходимо поставь охрану или еще лучше перевези ее куда-нибудь в отель, только номер на кого-то их охраны оформи. Через час доложись.

– Ты, Руслан, совет собирай, а я пойду кофе сделаю и в душе взбодрюсь, чувствую вечер у нас будет интересный и долгий, пусть через тридцать минут приезжают.

– Максим, это я старый служака, за пол часа под ружье встану, а наш совет он как бы чуть-чуть другой. Час им дай?

– Ок, через час все тут.

– Я еще перекусить чего-нибудь скажу чтобы привезли, вина и воды. Может кофе и виски или коньяка еще пусть привезут?

– Нет, крепкий алкоголь сейчас не нужен, вино и каких-нибудь суши-роллов распорядись привезти. Чтобы не отвлекало от разговора. Все, час меня не трогай, я хочу собраться.

Если у меня есть тридцать минут на то, чтобы отдохнуть, сконцентрироваться и быть готовым к серьезной работе, я завариваю кофе и иду в душ. Пока я стою под контрастным потоком воды мой кофе успевает завариться и остыть до комфортной температуры. Разумеется, у меня не фарфоровая чашечка на пару глотков, а толстостенная «офисная» кружка на триста миллилитров. Если у меня есть пятнадцать минут – я просто схожу в душ. Если перезагрузиться нужно за пять минут – я бреюсь. Если на перезагрузку у меня две минуты – я чищу зубы.

У меня был час до сбора команды, поэтому я перешел на кухню, достал и вскрыл пачку с зернами кофе. А закупщики мои экономят на жильцах. Кофе был 100 % робуста из Уганды, судя по датам свежей обжарки, но все же могли бы и арабику положить. Ну и к лучшему, робуста хоть и не так вкусна как арабика, но лично меня она бодрит сильнее. Я осмотрел кофемолку, она была абсолютно чистая, но все же я сполоснул ее под краном а потом вытер насухо бумажным полотенцем. Включил чайник, смолол в пыль три ложки кофе и залил их кипятком. Чашка была не идеальная, простая белая кружка из Икеи, ну да ладно, сойдет. Следующие двадцать минут я стоял под душем, чередуя ледяную воду с почти что кипятком и периодически отдыхая под просто теплой водой. А потом я вернул на балкон кресло и почти пол часа сидел, смотрел на уже спускающееся к горизонту солнце, окрашивающее вечерний Краснодар в невероятно яркие красно-оранжевые тона, пил не самый лучший, но в общем то не плохой кофе и думал.

Задача руководителя – мотивировать сотрудников наилучшим образом выполнять свою работу, ведя компанию туда, куда задумал руководитель. То есть руководство – это не про управление, это про мотивацию. А что мотивирует людей? Всего две вещи. Страх потерять то, что имеешь и желание получить то, чего не имеешь. Пусть это и несколько жестко звучит, но именно так я руковожу своим малым советом. И сейчас мне нужно будет стимулировать их серые клеточки очень активно поработать над задачей, куда мы с сегодняшней историей попали, во что ввязались, и главное, что с этим дальше будем делать. Я не разделяю себя и компанию «Максим», поэтому если что-то касается меня, то это касается и моих сотрудников в той или иной степени. И чем ближе ко мне сотрудник – тем больше на него влияет моя история. Малый совет – это максимально близкие сотрудники, значит им, наравне со мной, придется погрузиться в сегодняшние события.

В начале седьмого в квартиру начали собираться мои самые доверенные люди, мой малый совет. Кроме Руслана, директора по безопасности, в совет входил мой главный развивальщик, или официально – коммерческий директор ГК Максим, Семен Панов и мой фин директор, Хачатур Казарян. Семен и Хачатур стояли вместе со мной у истоков компании «Максим». Хотя они оба и были на пятнадцать лет старше меня, именно с ними я начинал, с ними открывал первые столовые и они росли вместе с «Максимом». Руслан Дзантиев появился в компании лет десять назад и сразу же вписался в наше трио управленцев, сделав его квартетом. Так же на малом совете обычно присутствовал мой ассистент, Сергей Давыдов, молодой, но обладающий энциклопедическими знаниями обо всем на свете и умеющий нестандартно мыслить человек. Как мой личный ассистент Сергей волей-неволей был в курсе всех моих действий. Проверки на умение держать язык за зубами и на тотальную лояльность и Компании, и лично мне, он так же прошел не единожды.

За время работы со мной Панов, Казарян и Дзантиев стали очень богатыми людьми. Все они дружили семьями, а кое кто из них даже иногда строили планы на породнение через детей. И главное, в вопросах бизнеса, я на сто процентов доверял этим троим, они были настоящими профессионалами и экспертами в своих вопросах, многократно доказавшими свою преданность как компании, так и мне. И, что тоже не маловажно, эти люди готовы были говорить мне о моих ошибках, это те немногие, кто мог открыто сказать мне «нет, ты не прав».

Малый совет собирался не часто, может три-четыре раза в год, и всегда об этом сборе было заранее известно. Хотя все приглашенные и были, формально, моими сотрудниками, все же их личное эго следовало погладить, как никак не менеджеры среднего звена, чтобы их вот так вот на ночь глядя созывать, дав час на сборы. Ну да ничего, надеюсь поймут. Ну и встряска им тоже не помешает.

Когда я вышел с балкона в комнату, все уже собрались. Руслан взял на себя обязанности хозяина мероприятия и сноровисто открывал и отставлял «подышать» несколько бутылок вина. Семен и Хачатур ставили на журнальный столик две чашки с дымящимся чаем. На рабочем столе, рядом с телефоном, стояли несколько прозрачных пластиковых коробок с ролами и суши.

Я отметил, что Руслан пригласил и взявшего отгул и формально не входящего в малый совет Сергея Давыдова. Верное решение.

– Привет, спасибо, что собрались, – я прошел в центр комнаты, – Сереж, помоги мне пожалуйста, кресло с балкона…

Через пол минуты я сидел в уже ставшем мне привычным кресле, кожа которого была чуть прохладной после балкона. Четверо мужчин так же расселись кто в кресла, кто на диван.

– Сегодня я попал в несколько странную историю, которая возможно будет иметь последствия для нашего бизнеса. О том, что произошло, как это может повлиять на «Максима» и на наши иные сферы интересов, и главное, что мы из этого можем для себя получить, мы сейчас и поговорим. Разрешаю меня перебивать если что-то будет непонятно. Хронологию событий я уже несколько раз прошел, поэтому не переживайте, с мысли вы меня не собьете. А вот неожиданное замечание, какой-нибудь штрих, который я не заметил, вы может углядите, и мы его вместе покрутим.

Следующие тридцать минут я рассказывал совету о своем сегодняшнем дне. Я старался говорить сухо, максимально придерживаясь хронологии, без каких-либо выводов, предельно простым, протокольным языком: «проснулся, поехал, прилетел, вышел, сказал…».

Я отдельно всегда разрешаю слушателям перебивать меня. Всегда. Я никогда не говорю вещей, в которых не разбираюсь. А если я говорю о том, что я хорошо знаю – сбить меня с мысли внезапным вопросом нельзя. А вот мой собеседник или слушатель, пока дождется окончания моей речи, может и позабыть свой вопрос или замечание. А такие спонтанные правки бывают ой как важны, я не тешу себя мыслями о своей гениальности и в замечаниях могут попасться такие перлы, которые могут дать критичное улучшение моим идеям. Поэтому я и сам разрешаю меня перебивать, и других перебиваю без стеснения.

– Когда зашел в эту квартиру, я сразу позвонил Руслану Викторовичу, он снял квартиру с охраны и приехал сюда. Как я понимаю, на входе Руслан встретился с моим водителем Денисом, который привез нам пиццу и вино и мне сменную одежду. Дальше мы с Русланом покрутили ситуацию и я решил вызвать вас. Вот собственно и все, – закончил я свой рассказ.

Хачатур почесал оставшуюся от когда-то пышной шевелюры подкову растительности на голове и задал первый после моего рассказа вопрос:

– А почему ты сразу, когда вышел из кафе, не позвонил Руслану? Или кому-нибудь из нас? Мог же телефон у любого прохожего спросить.

Я задумался. Телефонные номера всего руководства «Максима» я помнил наизусть. Это не сложно. В самом начале моей компании, в 1999, я приобрел тогда еще в Kuban GSM десяток симок с федеральными номерами, идущими подряд. Мой номер оканчивался на 01, следующие номера шли по порядку, 02, 03 и так до 10 на конце. Первая пятерка номеров сейчас сидела в этой комнате. У Хачатура номер оканчивался на 02, у Семена на 03, у Руслана 04 и у Сергея 05. Остальные номера из десятка были у наших адвокатов, водителей, охранников и т.д… Таким образом, любой из нас мог найти члена совета или получить поддержку даже без записных книжек или телефонной памяти.

– Знаешь, я почему-то не хотел вызывать подмогу при этой барышне, Ирине Николаевне. Да и просить телефон у прохожего, когда на руке наручник… В общем не позвонил и не позвонил, на ход событий это бы уже не повлияло.

– Не скажи, – сделал замечание Руслан, – если бы я к тебе прям к кафе бы подъехал, история могла бы и иначе развиться. И в конце концов, ты бы мог мня набрать как только из обувной мастерской вышел, когда Ирина исчезла.

– Я не знал, не объявлена ли на меня охота, менты вполне могли оклематься чуток и сообщить о дерзком нападении на них. Поэтому я хотел уйти с улиц как можно скорее. И вообще, переживать о том, что не сделано я точно не буду, – я посмотрел на стол с закусками, – Руслан, давай ты про дальнейшее развитие событий расскажешь, а я пока перекушу. – Я встал и подошел к столику с суши, переложил на стоящую радом тарелку несколько ролов, налил бокал белого сухого вина и вернулся к креслу.

– Во-первых, Максим дал мне задание снять копии и по возможности удалить оригиналы всех записей со всех уличных камер, где он мог быть снят. Я, через не связанную с нами контору, запросил все записи с камер, – начал рассказ Руслан. – Контора, которая для меня взялась это выполнить, попала в сложную ситуацию так как они были уже вторыми, кто запросил записи с камер. То есть они засветились в своем интересе.

– А почему ты не от себя запросил? – Семен, коммерческий директор, тоже встал и налил себе в высокий стакан минералки.

– Максим изначально дал понять, что не знает всей картины и не хотел бы светиться в истории, потому и я решил не светить «Максим», а пошел через контору своего товарища, который мне кое чем обязан. Итак, я продолжу. Так как сотрудники моего коллеги пришли вторыми, причем перед ними в разных службах были разные люди, от простых полицейских до силовиков и администрации, соответственно те, кто записи ведут, на этот факт обратили особое внимание и замотивировать интерес простым контролем за женой или дочкой-подростком тут уже не получилось бы. Но и это не главное. Вернее, не это плохо. К коллеге, выполнившему мою просьбу, пришли полицейские с вопросами по поводу двух зарезанных в кафе «Ветерок» полицейских.

– Ого, они их что, обоих зарезали? – Ни к кому конкретно не обращаясь воскликнул Сергей Давыдов.

Я обернулся и посмотрел на Сергея. Что-то меня зацепило, не пойму только что. Руслан не ответил на реплику Давыдова и обращаясь ко всем сразу продолжил: