Текст книги "Богатство Мага"

Следующий источник – писатель должен быть. Это архетипическое убеждение о том, кто такой творец. Оно на чём базируется? Давайте посмотрим, как жили люди две сотни лет назад. Основное средство механизации – это тяговая сила. Жили относительно впроголодь. Если ты не пахал шестнадцать часов в день, то у тебя не было шансов быть богатым и известным. Сейчас, собственно, то же самое. Да, интернет, механизация облегчают. Но, если тогда надо было шестнадцать часов работать для того, чтобы просто есть, то сейчас, для того чтобы просто есть, достаточно работать полчаса в день, большинству людей. Реально. Со скоростью роботизации это будет всё больше и больше ускоряться. Архетипические убеждения хороши тем, что они живут, примерно, несколько сотен лет, прежде, чем они трансформируются под изменения социума. Архетип – это наше глубокое подсознательное, социальное – это наше сознание. Глубокое подсознательное формировалось миллионы лет.

– По большому счёту, на нашей памяти с тобой вообще всё изменилось раза четыре.

– Да. Если взять нас и перенести на 40 лет назад и показать смартфон, то все оставшиеся годы ты проведёшь в тюрьме, потому что такой технологии нет и тебя нужно исследовать по поводу того, что ты знаешь об устройстве телефона. Для тех людей это будет уже прогресс. А сколько военных технологий можно вытащить из обычного телефона, это уже отдельная песня. Взять хотя бы батарейку – сорок лет назад этих элементов не было.

– Тридцать лет назад я музыку слушал на проигрывателе на пластинках. А лет двадцать назад у меня был компьютер с памятью 2 Гб. И продавец тогда сказал, что 2Гб – это Ленинская библиотека. А сейчас у нас у всех телефоны мощнее, чем компьютеры тех лет.

Все эти изменения, они происходят в течение жизни. Как нам к этому приспособиться? Чем мы можем помочь через эти все изменения пройти более-менее невредимыми?

– Всё очень просто – делай то, что хочешь. Всё к чему зовёт душа, а не то, к чему зовёт невроз. Вот тут очень сложная тонкая грань, где потребность вызвана невротическими состояниями, а где истинно душевные потребности.

– А как их определить?

– Вот в том-то и дело, что определить почти нет возможности. У нас нет культуры общения с самим собой, в принципе.

– Совершенно верно.

– Да у нас вообще культуры нет, если на то посмотреть. Опять же, мы с тобой жили в период, когда сменилось четыре культуры. И что происходит? Когда живёшь на смене культур, происходит полная деградация того, во что мы верим, смена опор, смена смыслов. И, когда у человека в голове сидят смыслы четырёх разных экономических эпох, он никогда не знает на что опереться, у него нет фундамента. Когда нет фундамента, начинаешь тянуться за поп-артом. Дальше включается реклама, где нам объясняют, что мы должны хотеть. И мы, как лемминги радостно бежим скупать то, что нам вскармливается. Это беда, это серьёзная беда. Потому что этими леммингами выступают те, кто моложе двадцати. Им ничего не смогли привить, потому что у родителей полная деградация целей произошла. И дети смотрят на родителей и копируют то же самое рассеянное состояние по отношению к миру. Дальше выходят всякого рода программаторы игр, где апеллируешь базовыми инстинктами. И очень быстро получается, если ты реализуешь базовые инстинкт, то у тебя всё хорошо: убивай, насилуй, грабь и т.д. Всё будет прекрасно. У твоих коллег, когда они начинают творить, у них встаёт вопрос – либо сделать нетленку, но в нетленку надо очень сильно вложиться и очень сильно вложиться душой, либо сделать что-то популярное, легко продаваемое. И там надо действовать просто по клише – напиши очередную Золушку в антураже современного кафе и всё будет съедено читателем, у которого нет высоких уровней потребности в хорошей литературе. Да, попса, она заполоняет всё. Тем лучше. На фоне этого барадака будут выстреливать те, кто хорошо вложился, те, кто сделал что-то ценное.

– У нас есть генетическая информация, которую мы получаем через тело, есть информация, которую мы получаем от своего окружения, от родителей.

– Есть информация, которую нам нашёптывает душа.

– Да. И эту информацию, которая приходит с разных сторон, нам надо её как-то ранжировать, нам надо её как-то понимать. Там есть информация качественная, есть информация, которая нам поможет в процессе выживания и есть информация, которая мешает нам в выживании. Вот как понять, что поможет?

– Не так давно, лет двадцать назад, совершенно гениальный психиатр, просветлённый мастер – Дэвид Хокинс написал порядка 15 книг, посвященных вопросу взаимодействия с душой. Самые популярные: «Сила против насилия», «От отчаяния к просветлению». Они переведены на русский язык. У него есть понятие – шкала вибрационных частот души, он её ранжировал от 0 до 1000. Этой шкале, он сопоставил эмоциональное состояние. Соответственно, когда мы сталкиваемся с любой информацией, нам надо задать себе вопрос – наше эмоциональное состояние по этой шкале становится ниже или выше.

– Пример какой-нибудь можешь привести?

– Например, 20 – позор. Мы с тобой общаемся, я могу тебе что-то сказать, что тебя повысит, ты владеешь этим прекрасно, когда я вижу твои интервью, ты умеешь поднять человека, сказать о нём что-то хорошее. Например, твой совет мне очень помог, твоё внимание к моей литературе греет и заставляет писать уже третью книгу, ты позитивно влияешь на мою жизнь. Это может тебя повысить. Что понижает? Я не хочу тебя понижать, и не буду приводить примеров.

– Ты меня сейчас прямо поднял.

– Возьмём, например, общение двух подружек: «На тебе такое платьишко интересное, в секонд хенде взяла?» Это о чём? Человек почувствовал себя хуже, почувствовал себя униженным и скатился к позору. Позор – 20, депрессия – 30. Я не помню всю шкалу, для меня самые важные три: 175, 150, 125.

– Это что?

– 175 – это гордыня. Помнишь в «Адвокате дьявола»? Моё любимое – «Мой любимый грех». Исходя из чего мы, делаем то, что мы делаем. 99,9% людей делают это, исходя из гордыни. Моя книга будет лучше, чем у других, я заработаю больше, чем ты, я выступлю лучше, чем ты, у меня будет более крутая машина, я поменяю эту машину на следующую, потому что модель 2018-го года лучше, чем модель 17-го. О чём это? Она ему действительно нужна или у него настолько гнетущее чувство неполноценности, что он закрывает его с помощью гордыни. 150 – гнев, элементарный гнев. Когда мы орём, когда мы боремся, когда мы бесимся. И самое приятное 125 – вожделение. Та эмоция, исходя из которой, мы делаем всё, что мы не делаем из гордыни: я хочу новую игрушку, я хочу этого партнёра и т.д. Я хочу, хочу, хочу… У нас весь социум сейчас строится на этом постоянном «хочу». И самое интересное, продажи на чём строятся? На гордыне и на вожделении. И, когда приходит человек в состоянии благости, а мы ему: «Купи эту книгу, благодаря ей ты поймёшь, как остаться в благости ещё дольше». И он сразу по шкале вибрации частот со своих 300-350, где он находится в состоянии смелости, принятия, мышления и т.д., скатывается на 125. Кстати, чем ниже по шкале тонов, тем ниже интеллект, он, просто, не работает. На 125 интеллекта нет. Как в мультике про сыр. Зомби идёт покупать, удовлетворил свою небольшую потребность в удовольствии, но недостаточно – купил ещё, ещё и ещё. А потом посмотрел на это всё и спросил себя: «Зачем?». И понёс складывать в гараж. Вот народ покупает книжки, а читает ли народ книжки? «Лучший подарок – это книга! А зачем, у меня уже есть одна книга».

– А, как поднять человека по этой шкале?

– Я использую шкалу тонов, и первый вопрос, где я нахожусь на этой шкале? Например, в позоре. И смотрю следующий уровень по шкале – это апатия. Что такое апатия? Это, когда я что-то не могу принять. И находясь в состоянии позора, я себя спрашиваю: «С чем я не могу смириться, что я не могу принять?» Например, то, что я ничтожный, никчемный и т.д. Хорошо. Но, признав, что я ничтожный, я ушёл из позора и пришёл в апатию. То есть я немножко отделил себя от этой ничтожности. Да, она есть, но это уже не я. Когда я такой – я в позоре, когда я не могу это принять – я в апатии. Максимум до которого я падаю – это 125, когда хочется очередную какую-то штучку. Тогда я спрашиваю себя, как с вожделения (125) перейти на 150 (гнев)? Какое своё качество я не могу принять и пытаюсь закрыть его своим вожделением? Отвечаешь на этот вопрос и видишь, что, действительно, есть на что позлиться, пошла эмоция. Круче, кого я хочу быть? Круче папы? Следующий уровень – смелость. Что я могу сделать, чтобы ситуация была иной? Собственно, уже с гордыни я задаю этот вопрос. Я готов признать, что я не папа, у папы своя жизнь, у меня своя. Хорошо. Следующий уровень 250 – нейтральность. Что такое нейтральность? Что есть разное мнение. Я могу из диапазона мнений выбирать то, которое устраивает меня сейчас. Если я признал, что можно что-то сделать, какие есть варианты, какие есть мнения по поводу того, что можно сделать? Есть моё, есть твоё мнение, есть мнение классиков, есть ещё кого-то. Посмотрел набор мнений, выбрал какое-то. Дальше 310 – это готовность. То есть состояние, когда я уже могу не просто что-то сделать, а впустить изменения в свою жизнь. Какое изменение я готов впустить? Какое изменение оно повлечёт в других сферах? И вот фактически за пять вопросов мы из состояния 125 поднялись до состояния 310. А это уже состояние человека, управляющего своей жизнью. Как-то так.

Ты задавал вопрос: «Как понять, что действие от души или от невроза?» Спроси себя, если я сделаю это действие, я повышусь по шкале или понижусь? Если понижусь, то это действие из-за невроза, действие, которое хочет, чтобы мне стало тепло, уютно, сытно. Либо ты поднимешься туда, где есть нестабильность. Ведь, если посмотреть на человека, то, как он устроен? Тривиальная схема, не совсем верная, но очень популярная – рептильный мозг, который собирался миллионы лет и, который отслеживает инстинкты. Единственная его цель – сделать, чтобы нам было тепло и сытно. То есть безопасно. Есть, что поесть и больше он ни о чём не думает. Лимбическая система – эмоциональный мозг. Есть лобные доли мозга, которые ставят цели и к этим целям идут. Но мы прекрасно знаем, что движение к любой цели – это выход из зоны комфорта, это выход в зону нестабильности, в зону, в которой надо принимать массу новых решений. И, если у тебя нет стратегии работы с нестабильностью, то любая дестабилизация приводит к тому, что включается сигнальная система, эмоции падают по шкале. Включается рептильный мозг – спасайся, кто может: этому даём в глаз, от этого убегаем, этого съедаем. И у нас опять всё хорошо. И в итоге получается странная штука, у нас есть лобные доли, но у нас нет навыка ими пользоваться. Нас десять лет учат в школе тому, как запоминать бесполезную информацию, но никто не учит простейшим стратегиям работы с замешательствами, работе в ситуации неопределённости. Кто такие бизнесмены? Это люди, которые постоянно находятся в ситуации неопределённости. Люди, которые принимают решения при жесткой нехватке данных. У них есть эти стратегии. Стратегий надо порядка десятка. Больше не надо.

– Ты можешь одну-две стратегий назвать. Потому что мне, кажется, что творческие люди по большому счёту, они очень близки к предпринимателям именно по этому параметру. Когда я в своё время, работая шеф-редактором большой газеты, уходил в сценаристы, для меня это было переходом с абсолютно определённой ситуации в ситуацию полной неопределённости. Я не понимал, смогу ли я платить за квартиру, смогу ли я вообще существовать, будет ли у меня работа завтра.

– Ты использовал стратегию. В твоём случае, это стратегия работы с душой. Ты понял, что, будучи шеф-редактором газеты, ты стал человеком, которому нечего сказать о себе, кроме того, что работает просто роботом, а душа говорит: – Саша, надо писать. – Ну как же, тут же деньги. – Саша, не будь подстилкой, не предавай себя. Твоя стратегия была простая – я иду за душой. И ты пошёл. И второй аспект твоей стратегии, это то, что душевное ценнее материального. Ты так действуешь, ты так продолжаешь действовать. Это у тебя идёт по этапам твоего развития. И можно сказать, что третий элемент твоей стратегии – не предавай себя. Ты это понял и ты ушёл. Я думаю, что у тебя ещё несколько раз так было.

– Это так.

– Это пример стратегии работы с душой. Пример работы с неопределённостью привел генерал Шварцкопф, когда его сделали начальником Белого дома, генералом армии США и стоял вопрос – нападать на Албанию или не нападать на Албанию. Он почесал репу и сказал: «Нападать». Адъютант спрашивает: «Генерал, позвольте обратиться? Вы, конечно, гений стратегий, но мы уже четыре года рассматриваем варианты «за» и «против» и не можем прийти к единому мнению». Генерал говорит: «Понимаешь, милок, если умнейшие головы Белого дома не смогли прийти к единому мнению, то какая разница. Мы начнём, а если получится не так, мы изменим направление. Простая стратегия: не знаешь, что делать – делай что-нибудь. Следующее: если ты видишь, что то, что ты делаешь не приносит результата, найди альтернативу, выбери лучшую и делай наилучшим способом. Еще одна прекрасная стратегия – четыре действия: остановись, возьми контроль над эмоциями, найди шесть решений, выбери лучшее и действуй. Это то же стратегия, она годится для 90% вопросов. «Выбери шесть решений» – это не стёб. Нельзя останавливаться на втором или на третьем решении, это глубокая неврологическая практика. Всё не просто так. Я не буду над тобой издеваться, предлагая придумать шесть решений чего-нибудь. Первое решение очевидное, оно происходит из того опыта, который у человека есть. И оно самое неэффективное. Потому что, было бы оно эффективным, не пришлось бы спрашивать меня

, какие нужно использовать стратегии. Второе решение – уже неочевидное. Третье решение – это то, что человек может выдать в своём стандартном состоянии сознания. Когда он задаёт себе вопрос в четвёртый раз – его накрывает очень серьёзным напрягом, потому что, он не знает, что ответить. В этот момент фактически начинает включаться через ассоциативные связи соседние зоны мозга, которые никогда не принимали участия в решениях такого рода. Нейроны начинают расти, и мы буквально начинаем чувствовать, как в голове что-то шевелится. Но при этом ответа нет и это мучительное состояние. Но какой-то ответ через какие-то ближайшие ассоциации родился, обычно ответ так себе. Мы задаем себе вопрос в пятый раз, и в этот раз мучения достигают состояния апофигея. Метафорически это называется «сжечь себя». Ты испытываешь ровно такие же мучительные ощущения, как будто тебя сжигали на костре. Шестой вопрос называется феникс – возродился из пепла.

Потому что пока ты вымучиваешь из себя четвёртое, пятое решение – аксоны таки доросли, дендриты доросли, зацепили дополнительные зоны архивной ассоциативной памяти и пришли нестандартные решения. Если вы хотите замучить себя окончательно и найти решения, которые вы раньше никогда бы не придумали, сделайте шесть по шесть. Но это займет у вас три-четыре часа. А вот это уже для твоих ребят. Приятель как-то обратился с вопросом, что накопилось много материала и хочет написать книгу, но не знает с чего начать. Я его обучаю этой системе и говорю: «Иди, сделай. И после этого у тебя не будет вопросов с чего начать и как продолжать». Через четыре часа он отписывается, что исписал тетрадь на 96 страниц. Книга готова.

– Очень круто.

– Да. За четыре часа – 96 страниц, из него буквально лилось потоком. Примерно с пятого вопроса он распаковал и там водопад идей и сценарий, всё было написано. Кстати, очень хорошо пишет.

– Хочу вот о чём спросить. На самом деле есть вопросы, ответом на которые ты выбираешь себя. Ты выбираешь не просто некий путь, куда ты пойдёшь, а ты делаешь выбор между тем, кто ты такой вообще есть.

– На самом деле, это каждый вопрос. Просто где-то ты не замечаешь слишком высокой границы.

– То есть вопрос уровня ставок?

– Знаешь теорию сложного процента?

– Нет, не знаю.

– Если ты берёшь и вкладываешь под 10% годовых с выплатой раз в год, то ты получаешь с тысячи – 100 рублей. Если выбираешь под те же 10%, но с выплатой ежемесячно, то получаешь с тысячи – 120 рублей прибыли.

– Второй вариант выгоднее, насколько я гуманитарий могу судить.

– Если ты выбираешь выплату ежесекундную, то результат получается где-то за 270 рублей. Почувствуйте разницу, что называется.

– А есть и такой вариант?

– Нет. Обычно мы замечаем разницу в ценности ситуации, когда ставка высока. Ты сказал совершенно верно. Я либо себя предам, либо не предам. На самом деле этот выбор мы делаем каждую секунду. Например, мы с тобой сейчас пьём чай. Знаю ли я, что чай вреден для организма? Да, знаю. Что это за чай? Бог его знает. Что за бурда, непонятно, но пить хочется. И дальше стоит выбор – попросить, чтобы принесли воду или хлебнуть чаю. Но идёт запись, кто-то будет ходить, мешать. Это же неудобно. Проще сдаться, выпить чаю. Буду хорошим человеком. Тривиальный пример. Вот сахарок, я могу провести простой эксперимент, который докажет, что для каждого человека в мире сахар вреден, он вызывает массу изменений, которые в последствии сложно будет вылечить. Но сладенького хочется прямо сейчас. И думаешь: «Ну, подумаешь кусочек сладкого, что случится? Ничего не случится».

– А если большой выбор и человек перед этим выбором стоит? Не такая редкая, кстати говоря, ситуация. Я часто у своих учеников на разных выбинарах спрашиваю: «В чём цель их жизни?»

– Нельзя же так сразу и по голове.

– Да-да. Некоторых в этот момент начинает рвать на десять частей. Человек говорит: «Для того чтобы поставить цель, я должна понять, кто я – мама или писатель». И она предлагает мне сделать этот выбор. Это звучит смешно. Но на самом деле очень часто этот выбор люди ставят перед собой. Например, кто я – преподаватель или писатель, предприниматель или писатель, спортсмен или муж?

– Ни тот и ни другой. Когда мы ставим себе дихтомию, выбор одно из двух, мы предаём себя в обоих случаях. Ответ всегда комбинированный, ответ всегда должен находиться с позиции более высокого уровня осознания. Если мы возьмём муравья и нарисуем ему какую-нибудь запаховую дорожку, он подбежит и ему останется, либо перетерпеть и перебежать, либо уйти. А то, что рядом находится сложная трёхмерная конструкция, через которую можно не предавая себя спокойно перелезть, он не видит.

– А как её увидеть?

– Перестать жёстко идентифицировать себя с какой-либо профессией – мы не писатели, мы не мамы, мы не интервьюеры. Мы – это мы, мы – это всё. Мы – это образ божественный в облике телесном. И каждый раз, когда мы ограничиваем себя каким-то жёстким выбором того, кто мы есть, мы отсекаем огромный континуум своих возможностей. Духовный рост – это процесс, в котором мы позволяем себе быть успешными во всё большем количестве игр. И быть писателем, это одна из игр. Зачем играть в неё так жёстко? Стань не писателем, стань пишущей мамой, стань тем, кто пишет сказки для своих детей, выращивая их на этих сказках, и затем продавая эти сказки для других детей. Преврати своё творчество в то, что сделает твоих детей великолепными. Зачем класть себя на алтарь одного или другого. Ты творец.

– По сути, это технология не выбора, а интеграции.

– Конечно. Ты творец. Творец – это тот, кто берёт то, что есть под рукой и создаёт, то чего не было. Творчество всегда лежит на стыке. Если я иду работать писателем, я себя заранее ограничиваю тем, что «я должен научиться». И пошёл учиться к Молчанову, в литинститут, на факультет журналистики. Что с тобой сделали за это время? Тебе отрезали твою самобытность. Тебя сделали пишущим роботом. А затем, когда научился, ты пытаешься отрезанные ветки, снова отращивать. Но получается больно потому, что уже есть шаблоны, которые говорят: «Так нельзя». Например, я пару лет назад женился, а традиционное понимание свадьбы – это большие затраты. И Бог его знает, отобьются они или нет. Я почесал репу и решил, что не буду делать свадьбу, а сделаю свадебный семинар. И сделал семинар. У него был входной билет, он стоил 10 000 рублей. Приехало сто пятьдесят человек. Они с лихвой отбили все мои затраты на свадьбу. При этом, то состояние, которое было у меня и у моей жены, мы транслировали людям. После этого из ста пятидесяти человек уже сыграно девять свадеб. Мы там делали практики, которые позволяли скопировать это состояние, принять это состояние, действовать из этого состояния. И самое для меня ценное, что произошло, я обнаружил, что ко мне на этот семинар на один вечер приехала женщина из Испании. Это такой уровень респекта, который дорого стоит. Я с этого момента понял, что то, что я делаю, это не просто полезно, а это то, что людьми мега ценится. Все были в выигрыше – и те, кто приехали, и я в выигрыше.

– Позволь мне стать обычным человеком, который всегда всё оспаривает?

– Да ладно. Какой ты обычный человек? Ты себя видел в зеркале?

– Мне кажется, что здесь есть какой-то механизм некоего упрощения. То есть нам хочется рассказывать себе какую-то простую историю. Вот есть супергерой, который должен идти и спасать мир. Супергерой, например, не может одновременно быть героем комедии или героем фильма ужасов. Если он супергерой, это должен быть фильм про супергероя. Если герой расследует преступление, то он не может одновременно лечить людей. Если он лечит людей, то он не может одновременно быть гитаристом рок-группы. Мне кажется, что вот эту историю упрощения мы всё время производим со всеми другими и самими собой. Читал про кого-то из киношников. И мне очень понравилось, что человека запоминают, как что-то одно. Если ты снимаешь политические фильмы, ты всю жизнь должен снимать политические фильмы.

– Как в анекдоте: я строил мост, кто-нибудь назовёт меня Олаф-строитель-мостов?

– Да-да-да, совершенно верно. Не будем его рассказывать. Ребята, гуглите. Например, если артист снялся в роли Пушкина, значит, он всю жизнь будет сниматься в роли Пушкина. И в этой роли на всю жизнь застревает. И ещё очень часто мы выбираем себе какого-нибудь кумира. Несколько лет назад весь российский инфобизнес съездил в Лондон на семинар Тони Роббинса. И после этого было смешно смотреть, как появилось полторы тысячи маленьких Тони Роббинсов. То есть люди начали рассказывать себе историю про то, что «мне нравится Тони Роббинс и я рассказываю историю про то, что я Тони Роббинс». Я много лет рассказывал себе историю про то, что я Аарон Соркин. Не спрашивай, кто это. Неважно.

– Не знаю, кто это.

– Тебе и не надо знать, что это великий американский сценарист. Вот это и есть упрощение, оспаривание всего того, что ты сейчас сказал.

– С точки зрения среднего человека так и выглядит. Как ты думаешь, какие сферы разума реагируют на простые истории? Или так, какие возрасты?

– Я думаю, что эмоциональная реакция.

– Если мы хотим увидеть эмоциональную реакцию, то история должна быть простая, плоская, очевидная, без вариаций. Я бы сказал, что это будет ребёнок трёх лет. Он сказочку слушает, ему хорошо. Сказка упрощена до предела, выхолощена. Есть просто голая сюжетная линия. Если мы начинаем смотреть более развитый интеллект, интересно ли ему использовать такие выхолощенные сценарии? Наверное, уже не очень. Рассмотрим сильно развитый интеллект и сильно развитую культурную традицию. Мне очень нравятся японские произведения, там нет добра и зла. Герой, он герой, но он идёт за своим каким-то зовом, а не за навязанным ему клише. Поэтому там какой-то самурай с тележкой, в тележке ребёнок, и они ходят кого-то спасают, кого-то убивают. А как они выберут, кого спасать, а кого убивать? А как фишка ляжет. Он ни хороший и ни плохой, он просто сам. И когда мы начинаем упрощать историю, это означает только одно – мы наткнулись на замешательство, возникшее вследствие того, что мы не знаем, как действовать. Либо у нас нет стратегии поведения, либо присутствуют две или более раздирающие нас потребности, либо вводные. Мы не знаем, что делать. И тогда мы начинаем делать что-то. В первую очередь мы начинаем регрессировать по возрасту. И оказываемся в состоянии, например, двенадцати лет, шести лет, трёх лет, у кого какой любимый возраст. И нам начинает нравиться та история, которая соответствует этому уровню. Возвращаемся к Аарону Соркину. Почему ты начинаешь представлять себя им? Ты находишься в сфере, которая для тебя на тот момент была сложна. Ты не считаешь себя сценаристом, ты не знаешь, как жить сценаристом, ты не наешь, как зарабатывать сценаристом. У тебя огромное количество белых полей, про которые нет решений. И тогда ты берёшь какую-то сильную фигуру, которая справилась, ставишь её рядом с собой, либо надеваешь её на себя и говоришь: «Я Аарон Соркин. Как бы в этой ситуации поступил Аарон Соркин?» Ты действуешь не как Аарон Соркин, а как сценическая модель Аарона Соркина, упрощённая, выхолощенная до предела, у которой отброшены все личностные черты, есть только роботизированный набор шаблонов. Ты начинаешь действовать, и это тебя спасает. Скопировав поведение кумира, ты выходишь из сложной ситуации, решаешь своё замешательство. Что тут работает? Обычная, уже привычная идея про зеркальные нейроны. Есть зеркальные нейроны, они берут любое поведение, позволяют его сделать, не задумываясь. Чем мы и пользуемся. То есть, если хочется следовать модели кумира, это означает, что в твоей жизни есть нерешённый вопрос, который тебя гнетёт. Остановись, отложи кумира в сторону, спроси себя, как можно эту задачу решить, придумай шесть вариантов её решения, и кумир будет пылиться в сторонке.

– Я должен это обдумать. Мне, кажется, что это очень круто.

– Это коротенечко вся идеология того, как я работаю с клиентурой. И у них получаются хорошие результаты. Потому что люди могут десятилетиями сидеть ровно, жевать жвачку какую-нибудь ментальную и так не решиться ничего сделать. Но стоит только им сказать, что у них есть семь уровней потребностей, без которых никак, и у тебя есть способ реализации твоих потребностей. Иди, работай. Человек начинает работать, у него пропали неврозы, пропали психи, улучшилась жизнь. У него наладились прекрасные отношения с родными, просто потому, что он обратил внимание, что у них

есть потребности, которые они никак не могут реализовать, кроме как с его помощью. И когда он начинает им помогать, они радуются, они смеются. Или ещё пример – ребёнку одиннадцати лет позволили выбирать, что смотреть в качестве семейного просмотра, позволили с другими обсуждать эти фильмы. Так ребёнок на крыло встал. Всего лишь ему дали право быть важным для семьи. А теперь по поводу того, в чём цель твоей жизни? Если посмотреть пирамиду потребностей Маслова, она на слуху, поэтому активно используется. Там в основании – потребность в выживании, затем потребность в самоуважении, затем потребность в признании, затем потребность в чём-то высшем, затем потребность в трансценденции. Когда начинаешь задавать вопросы человеку, у которого не реализована даже потребность в выживании, не говоря уже о самоуважении, когда спрашиваешь его: «кто ты, в чём цель твоей жизни?», – он не может ответить, у него нет нескольких уровней, которые он должен предварительно пройти, он просто не в состоянии это сделать. Он приходит в замешательство. И что он делает в этом замешательстве? Конечно же, он находит очередного Тони Роббинса, потому что замешательство от твоего вопроса сваливает его снова в состояние регрессии, в ребёночка: «Ой, а что хорошо? А хорошо то, что папа мне говорил». Он достаёт папино клише и выдаёт тебе ответ: «Я должен быть честным человеком». Ты принимаешь это клише и говоришь ему: «Хорошо, чувак, твори». И он начинает творить. Но является ли правдой то, что он достал? Является ли папина правда, правдой для сына или дочери?

– Может быть, в его время это работало, но ситуация изменилась.

– Это просто другой человек, из этой же семьи, но другой человек. И папино клише с большой вероятностью не подходит. Если нет папиного клише: не было папы, папа был алкоголиком и т.д., он начинает с ужасом смотреть вокруг, что принято в социуме. То есть человек, не имея способности решить твой вопрос для себя, потому что не простроено ещё после следующего уровня, берёт какое-то клише и пытается на это клише опереться. Извини, может, скажу неприятную для тебя вещь, но тем самым ты сильно подставляешь своих студентов, потому что ближайшие два года, например, он искренне верит, что это и есть его цель. А это не так. Он уходит далеко в сторону и потом ему придётся возвращаться к себе настоящему. Если на этом пути он сумеет нарастить уровни потребностей по Маслоу и дойти до уровня самоактулизации, то будет красота.

– На самом деле мы немного по-другому делаем, мы готовимся месяц к этому вопросу. Я этот вопрос задаю, только через месяц после начала обучения.

– Может быть, моя рекомендация будет не совсем уместна, но есть множество письменных техник самоанализа, и если ты будешь давать их своим коллегам постоянно, просто усложняя, усложняя, усложняя, от самых простых до самых изощрённых, то они много о себе узнают.

– Мы примерно этим и занимаемся. На самом деле, это они думают, что я учу их сценарии писать, а я за одно, учу их писать сценарии. Это немножко всё по-другому.

– Я провожу своё обучение под эгидой того, что вы научитесь зарабатывать деньги, но деньги вообще не причём.

– Да-да, всё верно. Нам, в принципе, уже нужно заканчивать, я совсем забыл о времени. Всё очень круто и интересно. Задам финальный вопрос. Меня давно мучает такая история. Скажем, бухгалтер может быть эффективным, классным бухгалтером и в двадцать лет и в шестьдесят, а способность творческого человека выдавать классные тексты или классную музыку, она у разных людей очень по-разному меняется в течение жизни. Есть авторы, например, Лермонтов, Джим Моррисон, которые появились, за 3-4 года выдали всё, что им надо было выдать и сгорели: умерли или убили себя каким-то наиболее подходящим для себя способом. А есть авторы, например, Лев Толстой, Гёте, какой-нибудь Сибелиус, которые совершенно спокойно жили длинную жизнь. С Сибелиусом немного другая история, он жил долгую жизнь, но в 60 лет сказал: «Стоп, я больше не пишу симфоний». И после этого ещё 30 лет замечательнейшим образом жил, сохраняя молчание. И мне интересно, что современная психология говорит о том, как творческому человеку сохранять творческую продуктивность в течение своей жизни. Притом, мы понимаем, что биологически человек меняется – 10 лет, 20 лет, 30 лет, 50 лет, 90 лет – это всё разные люди. Но есть люди, например, мой любимый Тонино Гуэрра – сценарист, который в 90 лет сидел и фигачил сценарии. А есть люди, которые и в 60 лет уже полная развалина, не то чтобы писать не могут, они разговаривать не могут. Как сохранить творческое долголетие?