Текст книги "Симфония предчувствия. Космологическая поэма"

1.1. Не было ни вакуума, ни материи.

1.2. Не было ни пространства-времени, ни Вселенной.

1.3. Что же было? Как определять разнообразие предВселенных? Обладало ли это многообразие самоорганизацией? Супер Разумом.

1.4. Что же это было за многообразие?

2.1. Не было времени.

2.2. Не было эволюции.

2.3. По своим законам, не проявляясь в известных формах материи и пространства-времени существовало многообразие предВселенных.

2.4. И ничего не было, кроме этого многообразия.

3.1. После рождения нашей Вселенной из ничего начальная стадия эволюции была вакуумной.

3.2. Начальное состояние не имело структуры.

3.3. Однако в этом начальном вакуумном состоянии начался процесс.

3.4. Рождения ультрарелятивистских частиц, приводящего к возникновению горячей плазмы и расширяющегося космологического пространства.

4.1. У мирового Разума появилось желание сформировать основные цели эволюции и начать их реализацию.

4.2. Это было первым семенем мысли мирового Разума.

4.3. Процесс возникновения Вселенной, заполненной частицами из начального вакуумного состояния, могут исследовать.

4.4. Мудрецы путём размышлений, самопознания и самосовершенствования.

5.1. При установлении контакта мудреца с космосом индивидуальный Разум сливается с мировым Разумом.

5.2. Можно ли в этих условиях говорить об индивидуальном Разуме и мировом Разуме в отдельности?

5.3. Индивидуальные Разумы были созданы мировым Разумом. Были причины существования индивидуальных Разумов отдельно от мирового Разума.

5.4. В отделении индивидуальных Разумов заинтересован мировой Разум.

6.1. Кто же знает всё о рождении и эволюции Вселенной? Кто расскажет об этом?

6.2. Какими свойствами обладало многообразие предВселенной?

6.3. Многие функции мирового Разума появились уже в ходе эволюции Вселенной – свойства самоорганизации в галактики, звёзды, планеты.

6.4. Так кто же знает, как возникла Вселенная?

7.1. Из какого многообразия предВселенных появилась наша Вселенная?

7.2. Родилась ли она спонтанно или управлялась Суперразумом?

7.3. Мировой Разум нашей Вселенной то ли знает ответ, то ли не знает.

А может, сами себя замотали и запутали, придерживаясь ошибочных гипотез? А может, есть подгонка утвердившихся теорий под Вселенную? Пути поиска истины бросают вызов человеку. Построение системы мироздания, опирающееся на неверные посылы, приводит астрофизиков к самоунижению. Страх и поклонение идолам наук, создавшим теорию, ведущую в тупик, ясно демонстрирует их скромное место на этом пути. Неспроста ведь один широко известный физик показывает язык с фотографии штатным мудрецам и студентам во многих лабораториях. Фантазии нет предела в астрономических расчётах – так просто объяснить одну непонятность другой, ещё большей непонятностью. Однако во всех построениях из раза в раз всегда закладывается несомненный непререкаемый объективизм, затерянность и необязательность жизни среди необъятного пространства. При изучении бесконечности возникают бесконечные сложнейшие проблемы. А если мир конечен? Объективная реальность – мёртвый океан с ушибающими камнями, его нет, если нет субъекта, ощущающего его. Может, не надо бесконечности, если это не требуется для жизни? Ведь жизнь определяет время и размеры. Может, и нет затерянности в пространстве, ведь Вселенная познаётся ни где-нибудь, а на Земле. Воображенье вне пространства, вне времени, оно в Я.

Открытие Эдвина Хаббла заключается в том, что чем дальше от наблюдателя расположена звезда или галактика, тем больше сдвигаются в красную сторону линии её спектра. Это явление, названное эффектом красного смещения, было объяснено известным эффектом Доплера, возникающим при удалении источника волны от её приёмника. Такое истолкование красного смещения получило научное признание как доказательство разбегания галактик, пресловутого расширения пространства и первоначального взрыва Вселенной. Другие объяснения природы красного смещения, по крайней мере в литературных источниках, не приводились. Эффект красного смещения по инерции стали называть эффектом разбегания галактик. Уравнения Александра Фридмана укрепили гипотезу (!!!) расширяющейся Вселенной. Модель мира была «подтверждена» экспериментально, даже невзирая на то, что постоянная Хаббла до сих пор окончательно не определена. Была «открыта» причина ускорения расширения Вселенной – тёмная материя, вакуумная энергия.

«Всякая модель, невозможная для понимания, мертва или создаёт мертворожденное» – если придерживаться такого постулата, то придётся обходиться без уже ставшей полурелигиозной догмы «расширение пространства», а вслед за ней придётся отбросить и «теорию первоначального взрыва». Если был первоначальный взрыв, то должен быть и центробежный градиент плотности распределения вещества, направленный от точки взрыва. Где он? Вся Вселенная заполнена фотонным газом в высшей степени равномерно и изотропно Т_сред ≈ 3 К. Если был первоначальный взрыв, то значит, можно определить его эпицентр, например, измеряя по небесным сторонам разницу значений всё того же поперечного эффекта Доплера. В действительности же, с точки зрения земного наблюдателя, ситуация выглядит так, как будто бы все галактики и их скопления разбегаются от некоторого центра, находящегося на Земле, то есть эпицентр первоначального взрыва Вселенной находится на Земле! Однако, несмотря на это, современные астрофизики и космологи с непрошибаемой настойчивостью продолжают утверждать: «Наверное, если бы вдруг такой факт был известен до Коперника, то человек того времени решил бы, что он находится в центре мира. Сегодня мы уже давно ушли от гео-, гелио– и даже галактоцентризма. Понятно (!!!), что наша Галактика ничем не лучше (!!!) и не хуже (!!!) миллионов других видимых галактик. Поэтому (!!!) естественно сделать вывод, что аналогичная картина разбегания галактик по закону Хаббла будет одинакова для любых (!!!) наблюдателей в любых галактиках».

Лучшие и худшие галактики… Человек того времени… Мы давно уже ушли… Поэтому естественно сделать вывод… – наглядный пример мракобесия, принимаемого на веру, чтобы объяснить абракадабру, всплывшую в результате ошибочной основополагающей теории. Зеркальная отрыжка инквизиции Джордано Бруно. Исключение составляет концепция Эверетта – Уиллера, согласно которой наблюдатель внутри замкнутой Вселенной своими действиями оказывает влияние на эволюцию Вселенной.

Причиной красного смещения Хаббла совсем не обязательно является «разбегание галактик». Пропорциональное удлинение световых волн может быть связано с прохождением света через фотонный газ, равномерно распределённый во Вселенной. Нечто похожее, хотя и не адекватное – это красные гало, возникающие вокруг света фар на пыльной дороге. Однако это гипотеза, и тоже требует доказательств.

Эффект красного смещения может возникнуть вследствие пропорционального замедления частоты колебаний световых волн, то есть при замедлении времени по мере удаления от наблюдателя. Если нет расширения пространства, а есть замедление времени – масштабы Вселенной уменьшатся. Размеры Вселенной можно определить без тёмной материи и флогистона на основании постулата: Я, наблюдатель – центр мироздания, центр Вселенной, при удалении от наблюдателя время замедляется. На основании данного постулата произведены расчёты (см. главу 13) и сделаны следующие выводы:

2.1. Значения плотности метагалактики, рассчитанные по модели расширяющейся Вселенной и рассчитанные по модели эгоцентрической Вселенной близки и различаются лишь на порядок.

4.1. Установлено – если плотность человека принять за плотность Вселенной, то расстояние до остановки времени составит ~1 см, что укладывается в размеры гипоталамогипофизарной системы мозга или облачённой яйцеклетки.

ИНЫМИ СЛОВАМИ:

– Вселенная имеет размеры предопределённые временем жизни на Земле;

– центр Мироздания живой и подобен уплотнённой Вселенной.

Жизнь – это неотъемлемое условие существования мироздания. Множество взаимозаключающихся животворных миров. Вселённая Вселенная.

4. Игры в бассейне

Никого. Тихо. Аккуратный двухэтажный уютный дворик внутри гостиницы приглашает побарствовать среди пальм в голубой прозрачной свежести бассейна. С десяток полусонных лонгшезов лениво развалились вокруг прямоугольной глади водного зеркала с глубоким кафельным дном.

– Уэву! Уэву! – кричит из зелени сада птица.

– Прямо картинка с рекламы «Отдыхайте в нашей гостинице».

– Ну вот видишь, Алексей, – Клара по – свойски касается плеча, – я же говорила, а ты всё на море хотел да на море.

– Тут здорово! – поддерживает бабушку задорный голосок. – Я тут со стенки ныряю, и пепси приносят.

– Давайте тогда вот здесь расположимся на северной стороне, чтобы солнце не так пекло, когда поднимется.

– Давайте, давайте вот здесь, – Алечка залезает на один из лонгшезов, – хи-хи, а я первая!

– Ну что ж, пожалуй, – улыбаюсь своим милым дамам и тоже присаживаюсь, – теперь это наши лонгшезы.

– Лонгшезы? Почему лонгшезы? – Клара весело и споро расстилает розовое покрывало. – А разве это не шезлонги?

– Лонгшезами их в Индонезии называли ещё при Вавилове, – кладу свою синюю шляпу и располагаюсь на соседней плетёнке, – лонгшез, шезлонг, какая разница. С одной стороны посмотришь – вроде шезлонг, а с другой приглядишься – форменный лонгшез, одним словом, раскладушка и есть раскладушка.

– Смотрите, как я, смотрите скорее! – Алечка разбегается и прыгает бомбочкой с бортика.

Бултых! Тишина вдребезги. Задорная мордашка, ручки и ножки разгоняют круги. Конец водному зеркалу.

– Ну ты прямо как лягушка! – деланно удивляюсь маленькой прыгунье и спускаюсь вслед по никелированной лесенке.

– Я не лягушка, я девочка.

– Ну конечно, девочка, кто же ещё.

Вода в бассейне тёплая и слегка отдаёт хлоркой. Оборачиваюсь к Кларе – та ещё стоит у края, как статуя в римских термах.

– Вам помочь? – галантно протягиваю руку.

– Спасибо, мы сами, – прямая спина и точёные бёдра кариатиды входят в воды.

– Поплыли?

– Поплыли!

– Лёша! А давай, – хлопает по прозрачной глади ладошками загорелая баловница, – ты будешь как буксир у меня.

– А ты что же, баржа?

– Я не баржа, я девочка.

– Что ты говоришь? Скажите пожалуйста, а я думал баржа. Ну, тогда цепляйся.

– Алечка, не приставай к Лёше, дай ему поплавать спокойно.

– Да ничего, Клара, невелика баржа.

Алечка пыхтит, ухватившись за плечи.

– Ныряем?

– Ныряем.

– Только ты смотри дыхание задержи, а как воздух кончится – ущипни меня, договорились?

– Договорились.

Уп. Нырнули, плывём, сцепившись, как две лягушки. Щипок. Всплываем. Расцепились, смотрим друг на друга.

– Ну ты молодец, долго.

– Разве долго?! – сияет озорное личико напротив. – Давай ещё!

– Давай! – подставляю спину. Алечка проворно залезает на шею. Погружаюсь с головой и иду по дну, перебирая руками, осёдланный маленькой русалочкой.

Встаю, набираю воздуху.

– Ну, Лёша, поехали, – ёрзает, не слезая с кукоток, моя наездница.

– Погоди, дай продышаться – то, я ведь тебе не тюлень, какой-нибудь.

Клара уже отплыла на другой конец и смотрит на нас. Снимаю девочку с плеч показательно равнодушно. – Пойдём лучше отдохнём и пообсохнем.

– У, – кривит мордашку куколка.

– А я тебе одну историю расскажу, – выхожу из воды.

– Какую историю? – Кларино дитятко хвостиком трусит за мной.

– Про медведя, – блаженно раскидываюсь на разложенной плетёнке.

– Про медведя?! – Алечка забирается в мой лонгшез и прижимается, свернувшись калачиком. – Расскажи, расскажи.

Оглядываюсь и осторожно меняю позу, чтобы отодвинуть ребёнка. Клара тоже уже, видно, наплавалась и выходит из воды.

– Нам сейчас Лёша про медведя расскажет, – докладывает стройной бабушке сладкая внучка.

– Про медведя?! – Клара подбирает со своего шезлонга мою синюю шляпу, надевает её на голову и картинно ложится, подняв подбородок под широкими полями, – мы слушаем тебя, рассказывай.

Поворачиваюсь набок и подпираю голову кулаком, чтобы видеть сразу обеих и больше походить на сказителя: – Ну вот, значит, у меня в глухомани лесной есть обсерватория. Вот приехала как-то ко мне дочка, и пошли мы с ней в лес по грибы.

– Обсерватория?!

– Да, с телескопом.

– Здорово!

– И вот идём мы. Я в лесу как у себя дома, а дочка всё прислушивается.

– Дочь к тебе часто приезжает? – интересуется Клара.

– Бывает иногда.

В гостиничный дворик не спеша входит парочка европейцев и по-хозяйски привычно и уверенно располагается напротив нас с той стороны бассейна.

– Ну, Лёша, рассказывай, – мокрая егоза опять прижимается. Отодвигаюсь на самый край лонгшеза, но невольно ерошу её кудряшки, продолжая свою историю. – И вот присели мы на полянке, и дочка мне и говорит: «Слышишь, ходит кто-то?» Слушаю: действительно валежник трещит, и бурая спина к нам приближается.

– Это был медведь?! – Алечка скукоживается под мышкой. Быстрый взгляд горгоны Медузы напротив заставляет сесть. Улыбаюсь.

– Да нет, я сначала решил, что это кабан. Ну, думаю, кабан, эка невидаль, я их много встречал.

– Так это был кабан? – маленькая соседка трогает пальчиками бороду.

– Нет. Вдруг на нас из кустов вот такая морда бурая. Я вскочил, выхватил кинжал! – вскакиваю с лонгшеза, изображая в руке нож. – И кричу дочке: «Медведь!»

Мои впечатлительные слушательницы вскакивают вместе со мной, не ожидая такой прыти. – Ну и что дальше?! Он вас съел?

– Да не съел. Я же тут, перед вами. Ушел и всё, но красивый был топтыгин, попа круглая, мохнатая.

Стоим друг напротив друга.

– А чего вы вскочили-то?

– А ты чего?

– А-а, – строю ехидную рожу, – испугались?

– Испугались, испугались, – ластится мягкой щёчкой к локтю малышка.

Улыбаюсь ей сверху вниз.

Клара как-то сложно поводит бровями. – И чем же ты в своей обсерватории занимаешься?

– Я – главный хранитель.

– Главный хранитель, – кариатида поправляет шляпу, – а можно тебя попросить, главный хранитель?

– Я весь внимание.

– Мне надо уйти ненадолго. Ты не побудешь здесь с Алечкой? К обеду я вернусь.

– Хы, ну хорошо.

– Это тебя не очень затруднит? – не то ожидание, не то упрёк.

– Ну что ты, Клара, я с удовольствием!

Вздрогнувший взгляд, Клара как-то неустойчиво поворачивается и направляется к выходу: – Слушайся Лёшу.

– Кларичка, ты куда?

– По делам. – Клара почти убегает, наскоро накидывая на себя пляжный халатик. – Приду скоро, не балуйся, слушайся Лёшу.

– А куда Кларичка пошла?

– По делам. Скоро придёт.

Стою, провожаю взглядом свою синюю шляпу на уходящей кариатиде.

Во дворике появляется ещё одна гостья – однорукая средних лет. Её аккуратная культя ниже локтя вкупе со здоровым загаром и спортивным купальником отдаёт чем-то неприятным, даже пугающим. Женщина выбирает место в тени под длинной галереей второго этажа.

Плеськ, – брызги в спину.

– Хи-хи-хи! – нашкодившая шалунья улепётывает по дорожке.

– Ну я тебе сейчас задам вот! – Расставляю лапы, как у медведя, вытаращиваю зенки и страшно, но не слишком быстро гонюсь за негодной девчонкой, чтобы сцапать у самого бортика. – Ага! Попалась! – подхватываю её на руки.

– Хи-хи-хи!

– Пап-па-алась! – раскачиваю пойманную, как в люльке, и с размаху кидаю в воду.

Бултых! Задорная мордашка, ручки и ножки разгоняют круги: – Помоги-ите! Помоги-ите!

Бултых! Бросаюсь спасать утопающую русалку. Алечка тут же ловит, хватает и залезает на шею: – Но, поехали!

Морской не то конёк, не то ишак, чуя на себе обволакивающее ярмо пухленьких ножек, борзо семенит по дну на четвереньках, высовывается на секунду из воды, чтобы набрать воздуху: – И-го-го! – и опять в забег, оглоушенный весёлыми взбрыкиваниями. Задыхаюсь, пора всплывать, терплю, скупо выпускаю пузыри, тяну до лесенки, хватаюсь за блестящие перила, встаю с русалочкой на плечах.

– Хоо… – жадно втягиваю воздух.

– Поехали! – не даёт продыху заигравшаяся верховодница, пришпоривая шенкелями. – Поехали!

Хочу осторожно высвободиться от живящей удавки её ножек, ворочаю широким затылком, выползаю, выскальзываю, раздвигаю вдруг задрожавшие упругие мячики. Алечка передёрнулась, схватилась за поручни и молча выскакивает из бассейна. Побежала. Остановилась тревожная и серьёзная, оглянулась. – Пойдём.

– Куда? – вылезаю на бортик.

– Пойдём, – манит ручкой и бежит к лестнице на открытую увитую цветущими гирляндами галерею второго этажа.

Лавирую между шезлонгами, стараясь не задеть никого из отдыхающих, вежливо обхожу лежащую на боку корнорукую даму в спортивном купальнике.

– Куда ты меня тянешь? – удивляюсь чуть – чуть ласково своей новой подружке.

– Пойдём, – берёт за руку и ведёт как маленького по лестнице наверх.

Жёлтые солнечные цветы переплетаются по всему пустующему висячему променаду, закрывают потолок, ползут по всей стене гирляндами.

Маленькая девочка, очень серьёзная тихо стоит босиком у живого ковра и смотрит – чего – то надо!

– Уэву! – взывает скрытая в вечной зелени неведомая птица, будто разрешает всё свершившееся.

В окнах напротив, с той стороны дворика, плотные жалюзи, но между ними могут быть и щели.

Куколка стоит и смотрит. Чего-то надо. Срываю солнечный цветок с гирлянды на потолке, приседаю, берусь за её пальчики. – Хочешь? – вставляю тонкий стебелёк под резинку.

– Нарви мне ещё!

– Нет, мне нельзя, я ведь дяденька, меня заругают. Нарви лучше ты, – подсаживаю маленькую, – тебя никто не заругает.

Алечка опять на шее елозит и обвешивает себя целым венком прекрасных тропических гирлянд. – Сними меня.

Сладковато горчащий нектар цветов и ладошек дурманит воздух.

Спускаю жгущуюся цокотуху с плеч, ставлю, как амфору.

– Да нет же! – досадливо морщит лобик моя наездница. – Не с себя сними, а меня сними, сфоткай.

– Меня с себя, с тебя меня – запутались совсем. Ну, пойдём вниз.

– Зачем?

– Сфотографирую тебя на телефон. Он же внизу, в сумке.

– Сфоткай меня, сфоткай! – Алечка сбегает по лесенке. Едва поспеваю.

– Где ты меня снимешь?

– Да где ты захочешь, – роюсь в сумке, выискивая мобильник, – во! Давай я у бассейна тебя щёлкну. Хочешь?

– Вот я так буду, – Алечка ложится спиной на бортик, кладёт цветы на трусики и, поддерживая затылок, смотрит.

– Нет, ты же не на физкультуре. Ты же красивая, очень красивая, покажи, что тебе хорошо. Тебе ведь хорошо?

– Хорошо. – Маленькая принцесса склоняет головку прихотливо и изысканно чуть набок и раскидывает ручки в истомной неге.

– Вот. Замечательная картина – всё чисто, свежо и прекрасно: вода, цветы, девочка, – стою и любуюсь, – а гирлянды положим вот так – на грудь и на животик.

– Уэву! – кричит птица.

– Снимаю.

– Руссиан вюр дем рест вай иммер[38]38
  Русские впереди планеты всей, как всегда (немецкий).


[Закрыть], – корнорукая дама в спортивном купальнике, до этого молча следившая за нашей фотосессией, приподнялась в шезлонге и обращается ко мне, судя по говору, видимо по-немецки.

Вежливо улыбаюсь новой собеседнице: – Да, в России так не покупаешься сейчас, впрочем, и у вас в Германии тоже сейчас не больно-то жарко.

– Унд ауч ин дойчланд хат сич зиемлич аимаусерт[39]39
  И в Германии тоже распустились совсем уже (немецкий).


[Закрыть], – немка кивает в ответ и почему-то морщится. – Гут, нур ауф дай обсзон иррейч. Ауч венн дайменсчен зёден.[40]40
  Ну, совсем до неприличия дошли. Хоть бы людей постеснялись (немецкий).


[Закрыть]

– Гут, гут[41]41
  Хорошо, хорошо (немецкий).


[Закрыть], – повторяю то, что понял в её речи, и дружески соглашаюсь. Немка качает головой и отворачивается.

– Плеськ, – брызги в спину.

– Хи-хи-хи! – маленькая проказница улепётывает по дорожке.

– Ну я тебе сейчас задам вот! – Расставляю лапы и ловлю негодную девчонку: – Ага! Попалась! – подхватываю её на руки.

– Хи-хи-хи!

– Пап-па-алась! – раскачиваю и с размаху кидаю шалунью в воду.

Бултых! Задорная мордашка, ручки и ножки разгоняют круги. – Помоги-ите! Помоги-ите!

Бултых! Кидаюсь на спасение утопающей озорницы. Тут же пойман, схвачен и карабкаются на шею: – Но, поехали!

– Подожди, жокейка, подожди, – отмахиваюсь от приставучих ручек точно кисейная барышня, – надо же цветы собрать, а то мы их разбросали везде, а они потом утонут, – вылавливаю опавшие лепестки с оглядкой на строгую однорукую немку.

Алечка подплывает к лесенке, берётся за поручень и смотрит серьёзно: – Лёша, я тебе скажу, но только по секрету. Никому не скажешь?

– Никому.

Задорные лучики от потревоженной глади прыгают по стенкам в догонялки, маленькая девочка собирается сказать очень, очень важное.

– Ты мой самый лучший друг.

– И ты мой самый лучший друг.

Личико напротив засияло, как солнышко на лёгких волнах.

– Поплыли?

– Поплыли.

– И-го-го!

– Но, поехали! – Алечка вмиг на плечах и бобутенит пятками воду.

– Только не по моей дорожке, – теперь уже русская дама, размеренно плавающая вдоль бортика, вмешивается в наши игры. – У меня заплыв, – строго косится пловчиха, – мне нужно тренироваться каждый день – я полицейский.

Судя по её негнущейся скованной шее и по нелепому приказному тону, блюстительница правил поведения на воде и сама не ожидала того, что только что сказала.

– Полицейский? – удивляюсь с малышкой на плечах. – А как же вы из России выехали? Полицейским ведь сейчас за границу выезжать запрещено.

– Как это запрещено? – незадачливая поборница порядка встаёт посреди бассейна. – С чего вы взяли?

– Да уж знаю, – многозначительно задерживаю взгляд на гражданке, играя с Алькиными пятками.

– У нас не запретили, – оправдывается дама, наверно, и сама от себя не ожидая такого.

– Где это у вас?

– В Красноярске.

– Странно, в Питере запретили, а в Красноярске можно, – щурюсь, покачиваясь под лёгонькой наездницей, в подчёркнуто подозрительной иронии. – Выходит, в России в полиции, как и в монастырях – на каждом месте свой устав.

– Да вообще – то это не я, а муж в полиции служил, – уже по-свойски сознаётся женщина, – а сейчас он на пенсию вышел. У него тарантулофобия.

– Тарантулофобия? А что это такое?

– Редкая болезнь, – жена полицейского пенсионера важно поднимает к небу палец и опять неприязненно косится на сидящую на моей шее девочку, – аллергия на всех членистоногих. Да вот он идёт.

– Маша, ну что ты там опять про меня сочиняешь?! – крепкий приятный мужчина лет сорока пяти спускается к нам в бассейн, делая вид, что не замечает болтающиеся ножки, и подаёт руку. – Приветствую, Кирилл.

– Алексей, – обмениваюсь рукопожатием и снимаю с плеч затихшую Алечку.

– Просто я не люблю пауков, вот и всё, – суровый взгляд Кирилла украдкой мазнул по моей русалочке и тут же перепрыгнул и благообразно пристроился на своей жене.

– Лёша, ну когда мы будем ездить опять? – прижимается щёчкой к локтю Алечка и смотрит на чужого дядьку.

– Сейчас, – ерошу золотистые кудряшки, – а давай ты будешь как лодка на буксире.

– Давай. А как?

– Очень просто, – наклоняюсь, берусь за её лодыжки и буксирую баловницу, не сходя с места: туда-сюда, туда-сюда.

– Хи-хи-хи! Здорово!

– А вы из какого номера? – не любящий пауков Кирилл упорно не глядит в сторону завлекательной игрушки, что полощется, закрыв глазки и раскинув ручки на воде. Его жена уплывает вдоль стенки.

– Да мы не из гостиницы, – улыбаюсь и деловито вожу куколку: вперёд-назад, вперёд-назад, продолжая беседу, – мы на вилле живём, а сюда так зашли, для разнообразия.

– Сюда разве пропускают?

– Без проблем, только плати, – протягиваю шалунью влево-вправо, влево-вправо.

– Хи-хи-хи!

– И девочка тоже с виллы?

– Да, с виллы, там нормально: обстановка домашняя, все русские, – плавно кружу вокруг себя загорелую русалочку.

– Мне тоже здесь нравится, – в голосе собеседника проступает мужская солидарность, – нам знакомые посоветовали здесь отдыхать.

– А я без всякой разведки, наобум святых сюда залетел, – продолжаю кружить по воде Алечку, – чисто на название, посмотрел на глобус, увидел на нём надпись в пол-океана «Тируванантапурам». Вот это, думаю, название – танец, а не название:

Тирува-нанта-пурам!

Тирува-нанта-пурам!

Вот и приехал.

– Лёша, ну поехали! – Алечка встаёт и опять старается усесться на кукотки.

– Ну как вы тут без меня, Лёша? – раздаётся над головой с кафельного берега знакомый голос. – Она тебя не очень заездила?

– Кларичка, ты уже пришла? – моя подшефная оглядывается на бабушку, тут же залезает мне на плечи и обхватывает шею, как обезьянка.

– Ой, Клара, ну ты же видишь, – шутливо закатываю глаза и изнурённо мотаю головой, – не то слово. Я уже не Лёша, я морской конёк. И-го-го!

– Баловники, а баловники, – бросает из – под шляпы лёгкую улыбку совсем не строгая Клара, – как вы насчёт обеда?

– Мы не хотим! – подпружинивается моя наездница. – Мы ещё поиграем! Поехали!

– Да нет, Алечка, пора нам уже и подкрепиться, – стаскиваю девчонку осторожно, но настойчиво.

– А я не хочу.

– Дак а я хочу.

– А я не хочу, почему же ты хочешь?

– Конечно, ты каталась, а я возил.

– Алевтина, пора обедать.

– У! – Алечка обиженно морщит лобик и оттягивает губки.

– Федул, а Федул, чего губы надул? – наклоняюсь к капризнице и треплю по головке дружески.

– Я не Федул, я девочка!

– Да это игра такая, – беру её за ручки, – а ты отвечай – кафтан прожёг.

– Кафтан прожёг.

– А велика ли дыра? А ты отвечай – одни рукава остались.

– Одни рукава остались, – заулыбалась Алечка.

– Увэву! – кричит птица.