Текст книги "Вперед, русичи!"

Истосковавшиеся в ожидании русичи отчаянно бросились на врага. Исход этой стычки был решен, Павел не сомневался в этом. Он повернулся и вновь неторопливо побрел в сторону оврага. «Свои бьют, чужие бьют. Да и кому я здесь свой», – устало подумал он.

Кресло стояло на месте. Неторопливо подошел, настроил, включил, и оно негромко загудело. Что ждет его в новом веке? Окинув напоследок взглядом дубраву, прислушался к шуму далекой битвы и, вздохнув, сел в кресло. Взял магнитофон на колени, положил палец на кнопку. Затем, повинуясь неожиданному порыву, вдруг вскочил, снял со своей руки один из браслетов с шипами и положил его на землю.

– Прощай, Прошка, удачи тебе!

И, вновь усевшись в кресло, решительно нажал кнопку.

Он уже не видел, как, не сумев сломить сопротивление большого и сторожевого полков, не прорвав оборону на правом фланге, тумены Мамая всей своей мощью обрушились на ослабленный левый и, прорвав оборону, потоком устремились к Дону, заранее торжествуя победу и отрезая русичам путь к отступлению.

Тогда кончилось ожидание для засадного полка. Словно соколы вылетели русские воины из зеленой дубравы навстречу не ожидавшему этого врагу. В смятении повернули монголы назад, к югу. Их отступающая конница сминала, топтала свою же пехоту, и тонули они в Непрядве, пытаясь с ходу переплыть ее, спасаясь от разящих мечей русских воинов.

Он уже не видел, как вместе со всеми бился с ненавистным врагом его ровесник Прошка Сапожник. Как ранен он был, но не оставил поле боя. Как через сутки только, вспомнив о своем пленнике, он вернулся в овраг, но нашел там лишь оставленный браслет.

Все это, уже через мгновение после нажатия кнопки, от Павла скрыла вековая толща времени. На пульте кресла был набран 1480 год.

Глава 3. «Свой парень» – баба Надя

Когда исчезла машина, Вадька остался один в этом диком и непонятном двадцатом веке. В длинных шортах и рубашке с короткими рукавами, он порядочно озяб после вечернего купания в Волге и, чем ближе приближался к городу, тем быстрее шел. А зубы начали помимо его воли выбивать быструю чечетку. Да еще донимали привычные комары, которые и в двадцать втором веке были такие же кровожадные. Так и влетел он на вечерние городские улицы вприпрыжку, стуча от холода зубами и беспрерывно хлопая себя ладонями по оголенным икрам. Комары не отставали. Ну, никак он не напоминал пришельца из будущего.

Это больно било по его самолюбию. Ведь не раз вечерами он представлял, как появится на машине времени перед далекими предками – блистающий, недоступный, мудрый, обогащенный опытом веков. Не получилось. Предки сначала чуть не набили ему морду, а после забрали машину, оставив его в диком веке с каким-то непонятным адресом.

Правда, улицу Декабристов он нашел сразу. Но вот дом с запомнившимся номером отыскать оказалось не просто. Это был район новостроек с рытвинами, ямами, котлованами, полными грязи. Именно за ними, как оказалось, и расположился пятачок ранее построенных девятиэтажек с небольшим уютным двориком, среди которых и оказался нужный ему дом.

Поднявшись пешком на седьмой этаж (пользоваться допотопным лифтом неизвестной конструкции Вадька не рискнул), он унял дрожь в коленях, привел в порядок мысли и решительно нажал на кнопку звонка.

Дверь открылась почти сразу, и он увидел перед собою немолодую, опрятно одетую женщину. Она строго смотрела на него, а из квартиры повеяло теплом, уютом и аппетитно пахнуло стряпней.

– Я тут встретил… – он запнулся, с ужасом поняв, что не узнал даже имени встреченного паренька, – вашего внука с Дашей… – нашелся он.

– Во-первых, здравствуй, – сказала женщина, – во-вторых, проходи, не в дверях же нам разговаривать.

Вадька вошел в коридор, облегченно перевел дух и попытался продолжить:

– Здравствуйте, вы – баба Надя? А я как раз по берегу Волги гулял…

– Погоди, – перебила его та, – я – баба Надя. А ты есть хочешь? – И, не дожидаясь ответа, добавила: – Проходи на кухню, я сейчас чаек подогрею.

Вадька снял сандалии, осторожно прошел на кухню. Уселся на краешек табурета за стол, и так ему стало хорошо и уютно, что напряжение и робость сами собой исчезли.

– Иди сначала руки помой.

Вадька встрепенулся и стал озираться по сторонам.

– Ванная в конце коридора.

Такие квартиры еще остались в двадцать втором веке, но под жилье уже не использовались. Вадька сначала растерялся, но, быстро сориентировавшись, пошел в нужном на правлении, с восхищением разглядывая обстановку, взятую будто из музея. Старинный телефонный аппарат, в комнате был виден ящик допотопного телевизора, а в ванной, помимо раковины, стоял непонятный громоздкий агрегат. Прочитав надписи на нем, он понял, что это электромеханический агрегат для стирки.

«Да-а, разобраться да покопаться во всем этом дня не хватит, – восторженно подумал Вадька, ополаскивая под «доисторическим» краном руки. – Вернусь, расскажу ребятам – не поверят!»

Проходя обратно на кухню, он заглянул в комнату и на полках громоздких шкафов увидел целые ряды аккуратно составленных книг, изданных на настоящей бумаге. От одного вида такого богатства у него даже дыхание перехватило. В его коллекции раритетов из двадцатого века было только пять книг, с бесценной «Республикой ШКИД».

На других полках он увидел различные черепки, обломки, сам вид которых указывал на их древний возраст.

«Наверное, здесь тоже историки живут», – подумал он, вспомнив о таких же черепках, разложенных и разбросанных в лаборатории брата. От мысли о лаборатории он вздохнул, вспомнил, что здесь – не на экскурсии, и восторгов поубавилось. В кухне на столе уже дымился ароматный чай, а на тарелке высилась горка румяных пирожков.

Баба Надя сидела и с удовольствием смотрела, как под Вадькиным напором эта горка заметно таяла.

– Ешь, ешь, – приговаривала она, подкладывая пирожки и жестом останавливая готовность Вадьки продолжить объяснение, – поговорить мы еще успеем. Или ты спешишь?

Вадик поспешно замотал головой, отрицая такое предположение.

«Прямо как в сказке, – усмехнулся он про себя, – напои, накорми да спать уложи, а потом уж и дело пытай». Как оказалось, он изрядно проголодался, к тому же капустные пироги бабы Нади вряд ли кого могли оставить равнодушным.

– Ой, спасибо большое! Больше не могу, – совершенно искренне сказал он, вытирая руки салфеткой, – вкусно очень. У нас такие делать не умеют.

– Где это у вас? – с интересом взглянув на него, спросила баба Надя.

– Дома, – не смутившись, ответил Вадик.

– Капустники эти меня еще моя бабушка печь научила, – заметила баба Надя, – у нее они еще лучше получались, да и мука-то была не машинного помола. Пашка их тоже очень любит, вот и настряпала их к его приезду.

– Пашка – это ваш внук? – неосторожно задал Вадик вопрос.

– Вот те привет, – встревожилась та, – а я думала, ты его знаешь. Я уж волноваться было начала, а тут ты пришел… Ну, думаю, опять моего родного куда-то занесло, гонца вместо себя прислал. Ан нет? Давай рассказывай, самого, небось, родители дома потеряли. Да и познакомимся заодно.

– Меня Вадиком зовут, – собравшись с духом, начал он. – А внука вашего я знаю, только времени не было узнать, как его зовут. Вот с Дашей познакомились. – На Вадьку, казалось, нашло вдохновение. Во всяком случае, сам он решил, что такой бабуле можно сочинять спокойно. – Я по берегу гулял и их встретил. Они с каким-то мужчиной спешили на электричку. Сказали ваш адрес и просили передать, что они с дядей Петей уезжают на два дня к нему на дачу, на рыбалку.

– Погоди-погоди, – перебила его баба Надя, – а ты-то чего поздно по берегу один гулял?

– В том-то и дело, я сегодня приехал к своим родственникам в ваш город, а они, наверное, тоже на дачу уехали. А где она, я и не знаю. Вот и бродил, мне ведь переночевать даже негде. Я больше никого здесь не знаю. А ребята сказали, что вы, может быть, и переночевать пустите.

– Ах вот оно что, – кивнула бабушка, – ты сегодня только приехал?

– Ага.

– И ночевать тебе негде?

– Да.

– А ты не вместе с Пашей на поезде ехал? Он ведь тоже только сегодня из Москвы вернулся.

Вадька согласно кивнул.

– Значит, обо всем вы договорились, пока спешили на электричку?

– Я их проводил немного, чтобы время не терять.

– А где же твои вещи? Ты так и приехал в гости?

– Так и приехал, а вещи пневмотроном отправил.

– Чем? – удивленно переспросила бабушка.

– Ну, вещи я раньше отправил, – поправился Вадик, поняв, что ляпнул что-то не то. О пневмотронах в этом веке, похоже, еще не слыхали.

– К кому же ты приехал? Может, и мне знакомые?

– К Ивановым, к тете Маше, – не запнувшись, придумал он.

– Не знаю вроде таких, – задумчиво покачала головой баба Надя, – а живут-то где?

– Да тут недалеко, на улице Космонавтов.

– Нет, не знаю. Не слыхала. – И тут же добавила: – Ты спать-то сильно хочешь?

Вадька перевел дух от града бабушкиных вопросов, из которых он, к своему удовольствию, с честью вывернулся, и, улыбнувшись, ответил:

– Не-а, можно мне книжки посмотреть?

– Значит, спать еще не хочешь? – настойчиво переспросила бабушка.

– Нет, – уже осторожнее, почувствовав какой-то подвох, ответил Вадик.

– Тогда пойдем на диванчик в зал, я так общую комнату называю, сядем рядком да поговорим ладком. Ты мне всю правду и расскажешь. А книжки еще посмотреть успеешь.

Вадька ошарашенно поплелся вслед за бабушкой. Благодушного настроения как не бывало. Он уселся на краешек дивана и стал ожидать новых вопросов. Но баба Надя их задавать не спешила, внимательно, по-доброму посматривая на паренька.

– Это, наверное, мой оболтус тебя так отвечать научил, – не спросила, а скорее утвердила она, – а ты врать-то не мастак. Во-первых, Петра уж третий день в городе нет. Во-вторых, в таком наряде никто тебя на поезд из дома не отправит, тем более никто заранее вещи не отправляет. Ведь не контейнер же их у тебя. Иванова тетя Маша, может быть, и живет у нас в городе, только улицы Космонавтов у нас здесь нет. Уж город-то я хорошо знаю. Так что давай выкладывай все начистоту, что там мой лоботряс удумал и во что Дашеньку втравил.

Вадька вздохнул, подумал и уже открыл рот, чтобы выдвинуть новую версию всей этой истории, но вдруг легко рассмеялся.

– Не зря он вас каким-то Штирлей обозвал. – Вадька весело взглянул на бабушку.

– Не Штирлей, наверное, а Штирлицем, – улыбнулась та ему в ответ, – а еще как он меня называл?

– «Баба Надя – свой парень!» – попытался подражать Пашиному голосу Вадик.

Теперь они рассмеялись вместе.

– А все же, что случилось? Где они сейчас отсиживаются?

Улыбка на лице у Вадика погасла.

– Я вам всю правду могу рассказать, только вы мне все равно не поверите.

– А ты попробуй. Правда-то всякая бывает, может, и поверю. Я теперь уже мало чему удивляюсь. – И баба Надя ласково потрепала его по вихрам.

Тогда Вадик, вздохнув, выложил ей всю историю подробно, ничего не утаивая. И как воспользовался машиной времени, как встретил ребят, потом пропала Даша, как они решили вести ее розыск. Баба Надя слушала его не перебивая. И как внимательно ни вглядывался в ее лицо Вадька во время рассказа, по нему ничего нельзя было понять: верит или нет. Не упустив, казалось, ни одной подробности, он замолчал. Молчала и бабушка.

Затем она так же молча поднялась с дивана, вздохнула и пошла в другую комнату. Вадька подождал немного, а потом пошел за ней. Заглянув в комнату, он с недоумением увидел, что она стелит постель.

– Иди умывайся да ложись спать.

– Так вы… Вы мне поверили?

Вадька никак не мог взять в толк: рассказываешь этим взрослым простую, почти правдивую историю – не верят. А уж в такую-то фантастику вовсе не должны верить. Нет, молчат, не спорят. И он продолжал стоять, прислонившись к дверному косяку, удивленно вытаращив на бабушку глаза.

– Ложись, говорю, – уже сердито добавила она, – спи. Утро вечера мудренее.

– А книжки-то можно посмотреть? – решился несколько заискивающе попросить он.

– Посмотри, – смягчилась бабушка, – только недолго. Завтра вставать рано.

Вадька, боясь, как бы она не передумала, не задавая больше никаких вопросов, быстро шмыгнул к книжным стеллажам. Глаза разбежались от расставленного здесь богатства. Он быстро выбрал книгу, боясь, что в случае задержки бабушка отправит его спать, умылся и забрался в постель. С выбором не ошибся. Приключения героев книги А. Рыбакова «Кортик» моментально захватили его. Забыв обо всем, он даже бурно протестовал, когда бабушка решительно забрала у него книгу и выключила свет.

Уже засыпая, он с горечью подумал о своей ошибке: как было бы здорово, если бы он сразу попал в двадцатые годы. До чего интересно там жили ребята, сколько приключений там можно было бы пережить!

А в кухне по-прежнему горел свет. Баба Надя не спала…

Проснулся Вадька оттого, что кто-то тормошил его за плечо. Он попытался глубже зарыться в одеяло, но это ему не удалось. С трудом открыв глаза, он увидел бабу Надю и сразу вспомнил события вчерашнего дня. Сон как рукой сняло.

– Значит, все это мне не приснилось, – утвердительно сказал он, вскакивая с кровати.

– Не приснилось, – добродушно проворчала бабушка, – беда с вами, пострельцами. Одевайся вон.

Перед Вадькой на табурете лежали рубашка и брюки. Не его.

– Надевай, – заметив нерешительность паренька, поторопила баба Надя, – это Пашина одежда. Немного великовата будет, да ничего, подвернешь. Он ведь тоже нормально не одевается, нацепит какую-то хламиду – и нос кверху.

Вадька хихикнул, вспоминая Пашин наряд.

– А мой костюм где?

– Постирала. Сохнет в ванной. Никуда не денется. Умывайся, одевайся и за стол.

В кухне его вновь ждали пышущие жаром пироги.

«И когда она только успела», – удивленно подумал Вадька, заметив, что из духовки в плите она достала еще один большой, во всю сковороду, пирог.

– Курник, – пояснила она, – он мне тоже удается. Но это не сейчас, этот с собой возьмем.

Уплетая пироги, от вопросов Вадька решил пока воздержаться. А бабушка загрузила хозяйственную сумку пирогами, водой в банке, клубками шерсти, удовлетворенно оглядела поднявшегося из-за стола паренька.

– Ну вот, совсем другой вид. Наелся?

– Спасибо. Сыт.

– Удочку взять? Рыбалить будешь?

– Так мы что, на Волгу идем? На то же место? – догадался Вадик.

– На то, на то, – ответила баба Надя, – ты найдешь его днем-то?

– Найду! – уверенно ответил он, но, чуть смутившись под пристальным взглядом бабушки, добавил: – Там кусты сломанные будут.

– Тогда пойдем.

– А можно я вместо удочки вчерашнюю книгу возьму?

– Чего ж нельзя-то, бери.

И, уложив принесенную из комнаты книгу, показала ему на кроссовки.

– Обувайся. Я прикинула по сандалиям, впору должны быть. Ноги у вас сходные.

Вадик обулся и вопросительно посмотрел на бабушку.

– Ну что, с Богом, – сказала та, оглядев его.

И они покинули квартиру.

Глава 4. Русич!

Гридя Ратоборец в отчаянии еще раз попытался напряжением рук ослабить узел. И еще раз убедился в тщетности подобных попыток. Руки уже затекли, онемели, а обида и отчаяние выматывали последние силы.

И отец его, и дед, и прадеды воевали с Ордой, но в таком позорном положении никто из них не был. От дум таких слезы наворачивались на глаза, но Гридя усилием воли сушил их. Не след ратнику на пятнадцатом году жизни уподобляться плакальщицам, да и вороги не должны видеть слабость русского воина.

Хотя вряд ли кто мог видеть Гридины слезы. Монгол, управлявший конем, поперек которого вниз лицом лежал связанный юный ратник, внимательно всматривался в даль, нетерпеливо погоняя уставшего скакуна. Два его спутника молча скакали несколько поодаль. Вскоре должны были показаться огни костров монгольского тумена. Там ох как нужен был этот молодой русич, которому без труда можно будет развязать язык и узнать планы русских воевод. Слишком часто последнее время неудачи преследуют ханских воинов.

Не первый день длится противостояние на берегах реки Угры, не первый день здесь возникают стычки, льется русская кровь. Ордынский властитель Ахмед-хан поклялся, что не уйдет побежденным, что вернет времена монгольского владычества на Руси. И нынешний 1480 год должен решить это.

Костры все не показывались, и без привала, похоже, было не обойтись. Гридя почувствовал, как замедлил бег конь, услышал, как обменялись его пленители несколькими непонятными фразами. Затем грубые руки схватили его за веревки и сбросили на землю. В глазах померкло, и сознание его отключилось…

Первое, что почувствовал Павел после того, как секундный прыжок во времени закончился, был холод. Даже на предрассветном Дону было теплее. К тому же вокруг опять была ночь. Ярко сверкали звезды, и, судя по всему, до рассвета было еще не близко.

Но рассмотреть место ему не дали дикие крики, полные ужаса, и раздавшийся топот копыт. Все это он с испугом услышал раньше, чем разглядел разведенный неподалеку костер.

Первая оторопь прошла быстро, Павел сообразил, что это не его пугали, а сами испугались и разбежались. Успокоившись, он поднялся с кресла и попытался определить, где находится. Неплохо было бы и понять, кто стал свидетелем его появления и что от них можно ждать в ближайшее время, когда суеверный ужас пройдет.

Неподалеку, по редким всплескам, угадывалась река, у небольших кустов был разведен костер, около которого валялась какая-то поклажа. Значит, хозяева должны обязательно вернуться, и он внимательнее стал вслушиваться в ночную тишину. Больше ничего приметного не было ни видно, ни слышно. Ночь есть ночь.

«Итак, если верить набранному на пульте, на дворе конец пятнадцатого века, – подумал он. – И снова ночь, и снова поле, ну где здесь искать?»

Пронизывающий холод, говоривший скорее о первых осенних заморозках, нежели о лете, заставил его поспешить к костру. Улетать сразу не имело смысла, так можно все века проскочить, ничего не узнав. И он решил подождать хозяев поклажи или же дождаться рассвета, чтобы разобраться в обстановке.

К своему удивлению, приблизившись к огню, он увидел в свете пламени, что у костра лежит не мешок, как ему показалось поначалу, а связанный человек. Это был молодой парень в воинской одежде, такой же светловолосый и слегка конопатый, как и он сам. Глаза его были закрыты.

Забыв о холоде, Павел приблизился к нему и с облегчением увидел, что тот дышит. Более того, в ту же секунду, будто почувствовав его присутствие, веки у лежащего дрогнули, с усилием поднялись, и вскоре взгляд прояснился. Увидев перед собой странно одетого незнакомца, парень удивленно и испуганно на него уставился.

– Ты кто? – спросил Павел.

– А ты?

– Тебе первому отвечать, ведь ты связанный, а не я.

Парень помолчал немного, поразмыслил и произнес:

– Володимирский я, Гридя. Из сотни Ярослава. А ты кто? – повторил он свой вопрос.

– А я Пашка. Здесь случайно оказался.

– Пашка? – вдруг заволновался лежащий. – Пашка Русич?! Пашка Рыжий? Девицу ищешь?

Тут уж пришла очередь заволноваться Павлу. От неожиданности он даже на месте подскочил и, бросившись к парню, затормошил его.

– А ты… откуда ты это знаешь? Ты видел Дашу? Она про меня говорила? Где она? Говори же!!! Чего молчишь? – засыпал он вопросами.

– Да погоди ты, больно же, – почти простонал парень, – развяжи хоть.

Трясущимися руками Павел попытался распутать узел на пленнике, но ничего у него не получилось. Оглянувшись вокруг, он увидел валявшийся кривой меч и перерезал сыромятный ремень. Парень сел и, морщась, начал растирать затекшие руки. Кровообращение восстанавливалось медленно.

– Не тяни ты душу, рассказывай, – не выдержал Павел, – с ней все в порядке? Жива? Здорова?

– А монголы куда подевались? – оглядевшись, спросил Гридя.

– Какие монго… – начал было Павел, но тут же осекся на полуслове.

Разочарованию его не было предела. Видимо, прыжка во времени не получилось, он просто из одного места Куликова поля переместился в другое. Может быть, на день-другой позже. Отсюда и вопросы, и волнение Гриди, его ведь наверняка искали в овраге после боя, а он исчез. «Как оказалось, ненадолго», – горько усмехнулся он про себя.

– Какой сейчас год-то? – решил уточнить он.

– Шесть тысяч девятьсот восемьдесят восьмой от Сотворения мира, – не без гордости за свои познания отозвался Гридя.

– Угу, – уныло кивнул Павел, – шесть тысяч девятьсот восемьдесят восьмой от Сотворения мира, – со вздохом повторил он. А по-нашему это как, интересно? – И, не ожидая ответа от Гриди, безнадежно махнул рукой. Обстановка говорила сама за себя. – Значит, на сей раз не получилось…

И вдруг вскочил от пронзившей его мысли: а что, если машина испортилась и он навсегда останется в этом далеком, пусть героическом, но варварском для него веке? Поэтому до его сознания не сразу дошли слова Гриди:

– Сто лет назад мой прадед славу на Дону завоевал. А я… – Гридя испытывал не меньшее отчаяние.

После этих слов Павел запутался окончательно.

– На Дону? – переспросил он.

Гридя кивнул.

– Погоди-погоди, – вновь затараторил Павел, пытаясь разобраться в собственных мыслях. – А тогда при чем здесь монголы? Их же еще вчера, то есть сто лет назад, на Дону разбили, или это не так?

– Разбили. – Гридя еще раз кивнул. – Мамая в великую битву разбили, – уточнил он. – А Русскую землю от поганых еще не очистили. Орда-то осталась. Сейчас вот с Ахмед-ханом бьемся. Скоро их совсем не останется на Руси.

Это было для Павла совершеннейшей новостью. Конечно, историю он знал не так чтобы хорошо, но твердо был уверен, что после победы на Куликовом поле с монголо-татарским игом было навсегда покончено. Оказывается, он не знал о жизни и борьбе поколений целого столетия, а может, и больше.

– Тогда совсем непонятно, – подумав, сказал он, – откуда ты мог узнать про меня, про Дашу?

Вместо ответа, Гридя уже послушными руками ослабил ворот, полез за пазуху и вытащил висевший у него на шее талисман, в котором Павел с изумлением узнал… свой браслет. Да-да, немножко потускневший, но тот самый браслет, который он оставил в овраге у Куликова поля. Гридя, заметив его удивление, так же неторопливо засунул браслет обратно.

– Мы его сохранили, – со сдержанной гордостью сказал он. – Мой прадед воевал на Куликовом поле, с князем Дмитрием Ивановичем, оттуда он и привез эту штуковину. Сказывал, явился к ним перед боем совсем ниоткуда рыжий паренек, одетый не по-нашенски, блаженный или нет – непонятно. Но Русичем назвался, Пашкой. Девицу, сказывал, ищет. На вид хлипкий, а о монгольской сотне вовремя упредить сумел, а то бы худо пришлось засаде. Еще у него трон был и ящик, в котором бесы сидели и по его приказу шум поднимать могли. Только после боя не нашли нигде этого парубка. Исчез он, и трон с ящиком исчезли. Вот эту штуковину только и нашел прадед на том месте. Взял он ее, и хранила она его в боях. Из любых переделок невредимым выходил. Он и рассказал эту историю моему деду, а тот – отцу. Все они ратники были, всех их талисман берег. Вот отец и передал его мне перед первым сражением, и про тебя поведал. Только больно-то я не верил в это, а тут очухался, гляжу, ты какой-то чудной, и трон неподалеку. Точно, думаю, Пашка Русич. Видать, не ошибся. – Он посмотрел вопросительно.

– Да уж, не ошибся, – пораженный рассказанной историей, задумчиво ответил Павел, – а прадеда-то твоего как звали?

– Прохор. Прохор Сапожник. А я – Гридя Ратоборец.

– Жив, значит, остался Прошка в той мясорубке. Молодец!

– Жив. Только ранен был немного. А после, с талисманом, его ни меч, ни стрела не брали.

Не только сам рассказ вызвал удивление Павла. Удивляло и то, как спокойно, во всяком случае, не как чудо, воспринял его появление Гридя. Да и сама случайность – наткнуться через сто лет на «знакомого» человека – это настоящая фантастика.

– А твои дед и отец ничего не слышали про эту девицу, Дашу?

– Нет, – простодушно ответил Гридя, – батюшка мыслил, что девицу ты эту попросту измыслил, а сам на помощь русскому воинству появился.

– Да нет, не измыслил. Найти мне ее надо. Очень надо. Как бы беды с ней не приключилось. Но здесь ее, наверное, не было.

– Так ты столько лет и все ее ищешь? – удивился Гридя. – Видать, хороша девка.

Павел, смущенный намеком, промолчал.

– У меня тоже суженая есть, – не заметив смущения собеседника, продолжал Гридя, – ладная, стройная, работящая. Ольгой зовут. Вот спровадим хана, вернусь домой, да и обвенчаемся.

– Сколько же тебе лет?

– Скоро шестнадцатый пойдет.

Павел второй раз удивился, как рано становились мужиками его сверстники в те далекие века. Но на этот раз, в отличие от разговора с Прошкой, промолчал. Иной был век, иные порядки, иная жизнь – и мерки двадцатого столетия к ним никак не подходили.

– А сюда-то ты как попал? И связал тебя кто? – спросил он, возвращаясь к действительности.

– И вправду, растрепались тут. Монголы-то куда делись? Их тут трое было. – И, стушевавшись, добавил: – В полон они меня взяли. Сам не знаю, как получилось, и охнуть не успел. В бою-то я бы им спуску не дал, так они же крадучись, я и не слыхал ничего, – оправдывался он. – Кабы не ты, они бы уж меня к себе в лагерь доставили и выпытывать про дружину стали. Только не сказал бы я им ничего, нехристям поганым, – с гневом закончил он.

– Меня твой прадед тоже ловко пленил, – успокаивающе сказал Павел.

– В роду у нас все воины знатные.

– А монголы меня увидели и убежали. Так чего теперь делать будем, где ваш лагерь-то?

– Там, в роще, выше по реке. Верст на десять они меня увезли, не дале. У нас там целый полк стоит, а монголам про то неведомо.

– Ну что ж, – решил Павел, – давай двигай к своим, пока монголы не очухались да не вернулись за тобой. А я дальше отправлюсь Дашу искать, больше мне здесь делать нечего.

– Вернутся, обязательно вернутся, – хмуро заметил Гридя, – им без языка хан головы поснимает. У них порядок строгий.

Он ненадолго задумался, а потом, вскочив, порывисто схватил Павла за плечи.

– Слушай, – торопливо заговорил он, сдерживая голос, – ты ведь еще и из-за меня сюда явился? Раз талисман не помог, сам от полона и позора избавить решил, ведь так?

– Ну, считай, что так, – глядя на разгорячившегося парня и не в силах объяснить всей правды, ответил Павел, – и что из этого?

– Да знаю я, что так, – убежденно прошептал Гридя. – Но ведь ты не только мне, всем нам помочь можешь!

– Кому – нам?

– Русичам!

– Ты погоди, не горячись. – Павел тоже заговорил шепотом. – Чего я могу? Чем помочь-то? Я ведь и меча-то в руках ни разу не держал. Да и уезжать мне надо, и так уж второй раз время попусту теряю.

– Тебе и меча брать не надо! Ты только согласись. Мы к утру весь этот тумен монгольский разобьем, и полк цел останется, – задумав какой-то план, продолжал убеждать его Гридя. – А тогда они и вовсе уберутся. Сколь уж на Угре стоим без битвы. Ударим больно – уберутся. А если они сумеют полк взять, на большую битву решиться могут. А ведь здесь у них один из самых крупных отрядов.

– Пойми ты, не могу. – Павел прикинул, что такая помощь, в чем бы она ни выражалась, украдет у него много времени, столь необходимого ему для поисков. – У меня всего два дня и осталось. Рад бы помочь, да не могу.

– Да мы тебе потом лучшего коня дадим, отряд для сопровождения! Все, что ты хочешь!

– Нет, не могу, – с сожалением, но твердо ответил Павел.

Гридя, услышав ответ, отступил, плечи у него поникли, голова опустилась. А когда он поднял ее, то глаза уже не горели азартом и возбуждением, а потемнели от гнева. Да так, что Павел в страхе отшатнулся.

– Русич, говоришь? – медленно произнес Гридя и вдруг, сорвав со своей шеи талисман, бросил его под ноги. – Русич… – еще раз презрительно повторил он. – Варнак ты и нехристь! Убирайся отсюда и не попадайся мне больше на пути. Без тебя обойдемся! – Повернувшись, он пошел в ночь.

Несмотря на холод, Павла бросило в жар. Лицо его горело так, будто кто-то надавал ему пощечин.

– Погоди! – крикнул он севшим до хрипоты голосом.

Но Гридя даже не обернулся.

– Да постой ты! – крикнул еще раз и, догнав парня, схватил его за плечи, поворачивая к себе. – Ты хоть объясни, что задумал.

Тот хоть и остановился, но молча сопел, не поднимая головы.

– Помочь-то я не против, – заторопился Павел, – только пойми, времени у меня мало. Ты объясни, что делать надо, я все равно поначалу утра хотел дожидаться. Может, и управимся?

– Теперь нам с ханом не разминуться, – заговорил Гридя, – много крови будет. А с тобой бы мы монголов обманули.

– Но как?

– Как? Да просто! – В глазах юного воина вновь появился азартный блеск. – Ты бы сейчас побежал к нашим, к утру бы добрался. А меня пусть монголы везут в свой лагерь. Я их утром поведу к роще. Ты же упредишь наших, они им устроят ловушку.

Павел задумался, а Гридя с надеждой, но настороженно смотрел на него.

– А куда идти надо?

– Я же тебе говорил, верст десять вверх по Угре, туда, где меня полонили, да потом с версту от берега до рощи. Там и стоим. Только осторожней иди, кабы не поймали, монголы здесь часто шастают.

– А вдруг не дойду или не найду, – с сомнением проговорил Павел, – а ты утром монголов приведешь к лагерю. Тебя ж за изменника сочтут и наших полусонных побьют.

– Надо дойти! – насупившись, ответил Гридя.

– Если и дойду, – продолжал рассуждать Павел, – поверят ли мне? А то решат, что монголы им ловушку готовят, меня подослали. Ведь на Куликовом поле меня чуть за их разведчика не посчитали.

Гридя в раздумье почесал голову.

– Да-а, – наконец протянул он, – однако ничего не получится, – и, повернувшись, пошагал дальше.

– Стой ты! – закричал Павел и зло добавил: – То чуть не убить готов, то сам бежит. Тут подумать надо. Может, какой другой план придумаем.

– А какой? – остановился Гридя и затем медленно вернулся к костру.

И тут Павел, неожиданно даже для самого себя, вдруг выпалил:

– Тебе надо к нашим бежать, а меня пусть монголы забирают.

У костра повисла напряженная тишина.

– Это как так? – наконец ошарашенно-вопрошающе прошептал Гридя.

А Павел, стараясь не думать о последствиях, попытался развить пришедшую мысль.

– Монголы тебя в лицо-то и не разглядели. Пусть меня у костра подберут, если вернутся. Я соглашусь их вести утром по берегу. А ты за это время доберешься до наших и все им расскажешь. Тебе-то они поверят.

Выпалив все это, он замолчал. У него вдруг щемяще засосало под ложечкой. В глубине души ему очень хотелось, чтобы Гридя сам отверг этот рискованный план. Он старался не думать, что могут сделать с ним монголы в лагере. Как он вообще сможет выбраться из этой переделки, даже если задуманное удастся, а русские одержат победу. В конце концов, и Гридя может не дойти до рощи, мало ли что случается, тогда верная смерть будет грозить ему с двух сторон. Все эти мысли в одну секунду пронеслись у него в голове. Но отступать было поздно, и он с тревогой ожидал ответа Гриди.