Текст книги "За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии"

Глава 3
Второй шанс

В детстве я очень любил читать толстую художественную книжку «Зори над Русью». В ней рассказывалось о героической борьбе благородного московского князя Дмитрия Донского против татаро-монгольского ига. Книжка мне тогда казалась написанной прямо по историческим событиям, ведь то же самое мы и в школе проходили!

Каждый грамотный русский человек знает, что для истории нашей страны означает Куликовская битва. Большой патриотический праздник! Первая победная битва объединенных Москвой русских земель и русских ратей против «злых татаровей». Дмитрий Донской побил хана Мамая, положив конец игу!

Кое-кто, у кого память получше, вспомнит и подробности: засадный полк, бой Пересвета с татарским богатырем Челубеем. Можно еще чуть-чуть напрячься и выудить из памяти святого Сергия Радонежского, который перед битвой благословил Дмитрия на ратный подвиг, а также тот факт, что Куликовской битвой Дмитрий не руководил. Перед боем он снял с себя княжеские доспехи, переодевшись простым ратником. Последнее толкуется патриотической историографией как великая скромность князя. Историки без квасного угара в голове задаются, однако, трезвым вопросом: вообще-то офицер или политрук, сорвавший с себя погоны и переодевшийся солдатом, поступает, мягко говоря, некрасиво, а грубо говоря, совершает воинское преступление, за которое одна дорога – под трибунал. Так неужели князь Дмитрий настолько не верил в победу и боялся попасть в руки Мамая? Вопрошающие отчасти правы: боярин Михаил Бренок, с которым князь поменялся своими приметными доспехами и который стоял под княжеским штандартом, был татарами замечен и изрублен насмерть. Выходит, Дмитрий просто дезертировал таким образом?

Но вопрос о странном переодевании князя – мелочь, если присмотреться ко всем другим странностям этой битвы. Ну, например. Можно ли считать победу на Куликовом поле избавлением Руси от ига, если еще сотню лет после этого русские продолжали платить татарам дань? Если нельзя, в чем тогда пафосный «прикол» этой битвы? Если можно, что тогда такое «избавление от ига»?

Известно, что на стороне Донского бились татарские полки. Как они оказались в составе русского войска? И почему в «объединенную русскую рать» Донского не прислал войска ни один из тех князей, которые не были в непосредственном подчинении Дмитрия, а привели свои дружины только его «подвассальные» мелкие князьки типа князя Владимира Серпуховского? На помощь Москве не пришли ни Смоленск, ни Новгород, ни Тверь… Даже собственный тесть Дмитрия, князь Нижегородский, и то не пришел на помощь зятю. Более того! Князь Рязанский пошел воевать против князя Дмитрия, то есть за Мамая, правда, на один день опоздав к месту стычки. И русские войска с запада тоже не успели к битве. Вот только спешили они не на помощь Дмитрию Донскому, а на помощь Мамаю…

Далее… Если вы откроете изданную в 1834 году книгу русского историка, действительного члена Петербургской академии наук Александра Черткова под названием «Описание древних русских монет», то в главе «Монеты Великого княжества Московского» увидите монеты той поры. Вот как их описывает Чертков: «На монетах Вел. Кн. Василия Димитриевича и отца его (Димитрия Донского) Г. Френом прочтено: "Султан Токтамыш Хан, да продлится его жизнь!" Ученый ориенталист полагает, что [изображения]… на русских монетах были выставляемы для облегчения им хода в землях, подвластных Монголам». Для того была напечатана надпись или для другого, неясно, но ясно другое: на сталинских деньгах не могло быть Гитлера – врагов на собственных монетах не печатают. Почему же тогда «боровшийся с Ордой» московский князь нашлепал на своих монетах здравицы ордынскому хану?

И почему после победы над Мамаем князь Дмитрий тут же поспешил доложить об этом татарскому хану Тохтамышу? Тохтамыш и Дмитрий Донской обменялись поздравлениями, посольствами и подарками, о чем свидетельствуют Симеоновская и Рогожская летописи. Чуть позже Тохтамыш продолжил дело Донского и окончательно добил Мамая в битве на реке Калке… Так почему ордынский хан Тохтамыш поздравил русского князя с победой «над Ордой», и кто вообще такой этот Тохтамыш? В Орде что – два хана было? И почему Тохтамыш, который поздравил Дмитрия с победой над Мамаем, через два года пришел и сжег Москву? Отчего историк Афанасьев в одном из интервью сгоряча бросил: «Если бы самому Дмитрию Донскому сказали эти слова – "освобождение от татар", – он бы с ума сошел… Ничего даже близкого к "освобождению от татар" у него в голове не было»?

Словам историка можно поверить, учитывая, что своим взлетом Московское княжество было обязано как раз татарам: именно они выдавали московским князьям – потомкам коллаборациониста Александра Невского – ярлык на великое княжение, то есть назначали их ответственными за сбор дани со всех русских земель. Естественно, к вороватым рукам Москвы при этом кое-что прилипало. Москва богатела и прибирала под себя окрестные земли, действуя где лаской, а где кнутом.

Далее… Отчего Дмитрий Донской был канонизирован, то есть произведен в святые, только совсем недавно – в 1988 году? Не оттого ли, что в свое время он был проклят патриархом и отлучен от церкви?

Наконец, порывшись в литературе, можно отыскать и вовсе удивительные сведения – что в войсках Мамая татар вообще не было! А были фряги (генуэзцы, то есть итальянцы), ясы и аланы, черкасы и половцы, печенеги… Да и сам Мамай татарином не был. А был он самым натуральным половцем и христианином, причем, по некоторым сведениям, католического образца. Более того, ханом он тоже не был. Он был обычным темником, то есть военачальником Орды в ранге примерно генерала. Темник – русское название татарского туменбаши. «Тьма» на старорусском означает «десять тысяч», то есть темник, или туменбаши, командовал туменом – десятью тысячами всадников. Кроме того, помимо воинского звания темник, Мамай имел еще и гражданскую должность – беклярбек.

Беклярбек – это управляющий улусом, то есть областью или владением Золотой Орды. Половец Мамай был наместником Орды в Крыму и Северном Причерноморье, на территории современной южной Украины – там, где всегда жили половцы. И князь Московский тоже был наместником Орды, только на территории Руси, где жили русские. Оба татарских прислужника – выходцы из местной администрации. Дмитрий имел ярлык на великое княжение от имперской канцелярии и, стало быть, являлся беклярбеком Северного улуса.

Чувствуете, как изменилась ситуация? На Куликовом поле, оказывается, столкнулись не Русь с Ордой, а два татарских беклярбека, причем оба христиане. Такое бывало и раньше. Христианину Дмитрию, князю Московскому, уже доводилось воевать со своими собратьями по вере – рязанским князем Олегом, тверским князем Михайлой. Русские князья, стараясь подмять под себя соседа, часто мочалили друг друга, причем порой при поддержке татарских войск, что мы уже видели на примере благородного Александра Невского. Вот и на Куликовом поле на стороне Донского были татары. А на стороне Мамая никаких татар не было.

Так что же там на самом деле произошло? Вопрос требует прояснения.

О ту пору среди размножившихся наследников Чингисхана началась грызня и усобица, как это ранее случилось на Руси среди без меры расплодившихся русско-варяжских князей. Между наследниками шла подковерная и открытая борьба за трон, и в этой мутной воде всплыл наверх усилившийся воевода Мамай. Он был инородцем в Орде, в его жилах не текла кровь Чингисхана, поэтому с точки зрения ордынцев никакой легитимностью он не обладал и сесть на ханский трон не мог. Но ему очень хотелось! Поэтому Мамай посадил на ордынский трон свою марионетку – Абдуллу, одного из наследников Чингисхана.

Мамай, играя подставной фигурой Абдуллы, чья несамостоятельность ни для кого не была секретом, объявил своим врагам войну. Ничего иного ему не оставалось: ханы Большой Орды притязаний Абдуллы (читай Мамая) не признали, и началась многолетняя гражданская война внутри великой империи. Узурпатору Мамаю пришлось воевать аж с девятью ханами Большой Орды. Военная удача была переменчивой; Мамаю удалось продвинуться до Волги, и он даже несколько раз брал ордынскую столицу – Сарай, но потом оставлял ее.

Понимая, что в империи его никогда не признают ханом, Мамай в поисках союзников обратил свой взор на запад, к родным христианам, и задружился с Европой – с Великим княжеством Литовским, Генуей, Венецианской республикой (имея в своем улусе Крым, где издавна были греческие и римские колонии, ему было нетрудно наладить торговые и политические связи с Апеннинским полуостровом).

За всей этой бучей внимательно смотрели из святой Руси соперничающие князья, каждому из которых хотелось урвать ярлык начальника Северного улуса и право собирать с русских дань для татар, чтобы часть потока, как водится, прилипала к ладоням.

На Москве о ту пору сидел князь Дмитрий – потомок Александра Невского. Он сел на московский трон будучи подростком, и потому Московской Русью правили совсем другие люди – бояре и опекун Дмитрия митрополит Алексий. Последний, как яркий представитель своего сословия, являлся твердым сторонником Золотой Орды. Он был лично дружен с ордынским ханом Джанибеком, а когда последний отправился пить кумыс в небесные степи и в Орде началась дележка наследства, перед митрополитом встала нелегкая задача – кого поддержать, кому продаться повыгоднее…

Решал именно он. Он и бояре. Потому что, по свидетельству современников, князь Дмитрий, которого наша официально-школьная история для младших и старших классов рисует решительным и отважным богатырем, был парнем робким, богобоязненным, стыдливым, к тому же весьма грузным, трусоватым да еще и весьма некрепкого здоровья (он отдал богу душу в 39 лет).

Поначалу Москва пыталась одной задницей усидеть на двух стульях, приняв ярлык на великое княжение и от Мамая, и от его главного соперника – хана Мюрида. Но подобного двойного крышевания ни одна банда не потерпит! Не потерпел и Мюрид. Кто такой Мамай? Самозванец, прикрывшийся отроком чингизовой крови! Огорченный донельзя такой неэтичностью со стороны Москвы, Мюрид взял и выдал тогда ярлык на великое княжение другому русскому князю – Дмитрию Суздальскому. Однако тот долго на великокняжеском престоле не просидел: Москва не собиралась отдавать свои привилегии. Московский Дмитрий явился во Владимирский край, где сидел его тезка с мюридовым ярлыком, и опустошил земли русские не хуже татарина.

Затем последовала серия жестоких войн между Москвой и Рязанью, Москвой и Тверью, Москвой и Великим княжеством Литовским. Параллельно в Орде шли свои разборки – до тех пор, пока там не усилился хан Синей Орды Тохтамыш, который решил положить конец распрям и наказать вконец оборзевшего самозванца Мамая.

Москва, увидев, что в Орду наконец пришел настоящий Хозяин, делает окончательный выбор – решает порвать с Мамаем и поставить на сильного. На Руси официально провозглашают Тохтамыша «ордынским царем». И автоматически становятся врагами Мамая.

Так что, разбив ордынского самозванца Мамая на Куликовом поле, Дмитрий Донской на самом деле выступил на стороне Орды. А вот Мамай, как ни парадоксально это звучит, выступил против Орды на стороне Запада. В его рядах воевали не только католики-фряги; на помощь к Мамаю вышли войска Великого княжества Литовского, однако к битве, к сожалению, тоже не поспели… Пара необходимых слов об этом княжестве. Пусть вас не пугает слово «литовское». Литовцы, в отличие от эстонцев, принадлежащих к финно-угорской группе народностей, – балтославяне, издавна поселившиеся, как видно из названия, на берегах Балтики. И, начавшись с территории современной Литвы, упомянутое выше славянское государство – Великое княжество Литовское – постепенно разрослось до огромных размеров. Оно раскинулось на территории современных Белоруссии, Литвы, Латвии, части Польши, Украины, Эстонии и России.

В Великое княжество Литовское входили Брянск, Киев, Курск, да и Смоленск был, по сути, его подвассальной территорией. На большей части Великого княжества Литовского жили православные и говорили по-русски. Более того, делопроизводство в Великом княжестве тоже велось не на литовском, а на западно-русском языке. Великое княжество претендовало на объединение русских земель точно так же, как и княжество Московское. Только Москва при этом опиралась на Орду, а Великое княжество ориентировалось на Европу (один из первых князей Великого княжества, принявший католичество, был провозглашен папой римским литовским королем и влился таким образом в семью европейских народов).

В описываемое время Московское княжество воевало с Великим княжеством Литовским из-за Твери: каждый желал включить Тверское княжество в свою орбиту. И если сказать по-честному, Тверь «принадлежала» Западу, поскольку литовский князь Ольгерд был женат на сестре тверского князя Михаилы. Тверь тянулась на Запад, а не к Москве. Но разве Москва может упустить такой лакомый кусок?..

Трудно сказать, как сложилась бы судьба России, если бы тогда победили не ставленники Орды (московские князья), а ориентированное на Запад Великое княжество, которое с Ордой вело успешную войну (например, задолго до Куликовской битвы войска Ольгерда разбили трех враждебных Мамаю ордынских ханов в так называемой битве на Синей воде). Мы жили бы сейчас совсем в другом мире. Менее «татарском». Ведь, по сути, ориентация Москвы не на Европу, а на Азию и победа Орды на Куликовом поле над «западником» Мамаем уничтожили для Руси второй шанс сделать шаг в Европу (первый, как мы знаем, загасил ордынец Александр Невский). Что было бы, победи тогда Мамай с Ольгердом и подгреби они под себя Московские земли? Мамай был врагом Орды и союзником прозападного Великого княжества Литовского, включавшего в себя уйму русских земель. Справился бы с объединенными силами Мамая, Москвы и Великого княжества Литовского хан Тохтамыш, если бы победивший Мамай сел на московский трон[3]3
  Если верить «Сказанию о Мамаевом побоище», сочиненному, правда, не по горячим следам, а в XV веке, у Мамая такие планы были – сесть на московский стол: «Я не хочу так же сделать, как Батый. Но когда войду в Русь и убью их князя, то какие грады прекрасные подойдут нам, там сядем и будем Русью владеть…» Впрочем, ему не обязательно было самому садиться на московский трон, можно было посадить любого своего ставленника – Михаилу Тверского, например, или Олега Рязанского. Или кого-то из Великого княжества Литовского. – Примеч. авт.


[Закрыть]? Да и Новгородская республика, к тому времени еще не разоренная Москвой и в силу своей «торговой специализации» всегда тяготевшая к Западу, не осталась бы в стороне от этого союза, о несбыточности которого нам теперь остается только жалеть. А ведь могли бы шагнуть в Европу, расплатившись в конечном счете малым – православием.

Но, увы! Татарский деспотизм, который степняки насаждали везде, где появлялись, отлично прижился в русских землях «московского розлива» и был взят русскими правителями за основу, что отмечается многими историками. Тут самое время вспомнить о ненадолго забытом нами специалисте по русской истории Ричарде Пайпсе, который, говоря о вотчинном характере власти в России, отмечает: русских очень обижают ссылки на то, что многое в их стране до сих пор остается как при татаро-монгольском иге. Но факт остается фактом: «Какой образец для подражания избрали московские князья, добивавшиеся самодержавной, имперской власти? Они были знакомы с двумя образцами – византийским василевсом и монгольским ханом… [Но] византийский образец сделался известным на Руси почти исключительно через посредство духовенства и церковной литературы. У Москвы не было прямых дипломатических или торговых связей с Константинополем и потому не было возможностей узнать, что представляет собой тамошний монарх и что он делает… Если мы хотим узнать, где Москва обучилась науке царствования (не как некоего идеала, а как реально действующего института), нам следует обратиться к Золотой Орде».

О том же сообщали не только современные историки, но и простые европейские путешественники, которым довелось посетить Русь. Вот, например, какие заметки оставил прусский дипломат Иоганн-Готхильф Фоккеродт: «То была их беда, что правила они должны были взять у старинных своих победителей и владык, татар Золотой Орды, у коих заимствовали и все прочие учреждения… Естественно, вышло не что другое, а только усвоение русскими такого образа жизни у татар, какой для иностранцев, приезжавших в Москву, необходимо должен был казаться варварским и зверским…»

Не секретом это было и для царских историков. Князь Н. Трубецкой писал о том, что после свержения ига произошла «замена ордынского хана московским царем с перенесением ханской ставки в Москву».

Что именно взяли русские власти от татарских институтов и как это происходило, мы проанализируем позже, а сейчас вернемся к мифу о Куликовской битве, якобы положившей конец татарскому игу на Руси, а на самом деле, как мы видим, это самое иго только укрепившей.

Мы уже достаточно погромили миф о Куликовской битве. Теперь давайте размонтируем его вообще до винтика. Чтоб духу не осталось! Вот, скажем, благословение одного святого другим – Дмитрия Донского Сергием Радонежским – было оно? Или его не было?

Не было!

Не было никакого благословения. Никаких исторических данных, подтверждающих эту легенду, не существует. Это позднейшая сказка, придуманная только для того, чтобы покрепче связать церковь с историей государства российского, дабы легче было приписать РПЦ некую «государствообразующую» роль, хотя фактически все наоборот – государство у нас всю жизнь играло «церквообразующую» роль, как иронично заметил один историк. Оно никогда не стеснялось командовать попами, выстраивая их во фрунт. При Сталине попы были под пятой КГБ, а многие и откровенно служили в тайной полиции, нося под рясами погоны. При царях Синод тоже был, по сути, обычным министерством при правительстве – все постановления по религиозным вопросам получали силу только после их высочайшего утверждения. Да и при Дмитрии Донском отношения между ним и церковью были вовсе не столь благостными, как описывают канонические тексты.

После того как умер митрополит Алексий, Дмитрий Донской вознамерился усадить на освободившееся место своего ставленника – попа Митяя, которого, в ожидании кончины престарелого Алексия, быстро протащил наверх по всей служебно-церковной лестнице. Князю нужен был свой человек на идеологии. «Мигай» – именно в таком уничижительном варианте имя княжьего избранника донесла до нас история, что, согласитесь, о многом говорит…

В то время митрополита должны были утверждать в центре православия – Константинополе. И там решили иначе – назначили на Русь митрополитом некоего Киприана. Но тот до Москвы не доехал. Посланные Дмитрием люди встретили Киприана на границе, ограбили и хорошенько отделали. После чего ограбленный и обиженный Киприан поехал в Великое княжество Литовское, где с ним поступили не в пример порядочнее – признали главным митрополитом Руси и поселили в матери городов русских – Киеве. А Киприан в отместку проклял Дмитрия и отлучил от церкви. Но князю это было до фонаря. Он ничтоже сумняшеся взял и послал своего Митяя в Константинополь, чтобы его там «проштамповали» на митрополичий трон. Должна же быть в Московии идеологическая власть, оформленная по всем правилам! Однако Митяй, в свою очередь, до Константинополя не доехал: его отравили по пути. Существует гипотеза, что это было сделано по приказу Сергия Радонежского, который откровенно и прилюдно заявлял, что Митяй до Царьграда не доедет. Дело в том, что перед смертью митрополит Алексий прочил на свое место именно Радонежского. Но светская власть в лице князя Дмитрия выбрала «ручного» попа Митяя, с которым было удобнее договариваться. Вот отец Сергий и нанес свой подлый удар.

Так что отношения между этими двумя святыми (Донским и Радонежским) были накаленными. Они усугублялись еще одним неприятным эпизодом, приключившимся незадолго до этого. Напомню, чтобы протащить Митяя в митрополиты всея Руси, Дмитрию Донскому нужно было по-быстрому провести никому прежде не известного попика по всем ступеням церковной иерархии. Что он и сделал, преодолевая глухое недовольство духовенства. Но вот на последнем этапе его пробивной силы чуть-чуть не хватило. Перед отправкой в Царьград Митяю нужно было присвоить последнее «звание» – епископа. Архиерейский собор рекомендацию князя Дмитрия утвердил практически единогласно. Воспротивился только один член собора – суздальский епископ Дионисий. Он выразил решительный протест! С чего это вдруг, возмущался он, светская власть начала командовать духовной, рекомендуя в епископы всякий сброд?

Дмитрий Донской, святой, как мы теперь знаем, человек, уважающий церковь божию, взял и арестовал Дионисия. Своенравного старика кинули в темницу. Это было круто! Бояре и челядь хмуро молчали, глядя на такой чудовищный произвол, но Дима только ходил и посвистывал. Он совершенно не собирался сдаваться, хотя ситуация была патовой. Так низко церковь еще никто не пригибал. И это могло вызвать и в народе, и элитах недоумение, переходящее в недовольство.

Отец Дионисий, сидя в тесной подклети, тем временем лихорадочно размышлял, как ему срулить из темницы с головой на плечах. А то ведь князь может и удавить по-тихому. А там скажут, что отец Дионисий «волей божию помре», и иди доказывай, что ты удавленник и практически святой мученик. Надо что-то предпринять! И Дионисий пишет покаянную записку, обещая и Христом богом клянясь, что не будет он более иттить супротив воли княжьей, что желает отбыть домой и не отсвечивать. А за его хорошее поведение пусть поручится Сергий Радонежский.

Для князя Дмитрия это было выходом. Совсем уж обострять ситуацию он не желал, поскольку и так ходил по грани, а тут его противник изволил выказать смирение, крест на том целовал. Да и Сергий за него поручился. В случае чего, есть кому ответить…

Дионисий был выпущен на свободу, но вместо того чтобы прикинуться ветошью у себя в Суздале, он дернул в Константинополь жаловаться, причем с такой поспешностью, что догнать его могли только ангелы на небесных колесницах. Это еще больше обострило отношения между Донским и Радонежским: «Твой-то в Царьград утек! А ты за него ручался! Одни проблемы с вами…»

Но несмотря на то что к Константинополю, изо всех сил шевеля поршнями, по пунктирной линии бодро приближался хитрый комбинатор и продавец опиума для народа беглый поп Дионисий, в том же направлении вскоре отправилась и московская делегация во главе с Митяем – для представления оного Митяя константинопольскому владыке в качестве избранника Москвы на должность митрополита. Причем, что интересно, Дионисий шустрил в обход, его маршрут проходил мимо мамаевых владений, через Дербент и Кавказ. А Митяй двинулся прямиком через Крым, где встретился с Мамаем и получил от него ярлык на митрополичью должность. (Это все происходило за несколько лет до Куликовской битвы, когда Москва еще крутила шашни с Мамаем, и к Тохтамышу пока не переметнулась.)

Сей момент – получение без пяти минут главой Русской православной церкви ярлыка на занятие митрополичьей должности от татарского владыки – лучше всего опровергает ложь современных церковников о том, что церковь якобы выступала за освобождение Руси от басурманского ига и чуть ли не возглавляла ее в духовном смысле.

Однако по дороге случилась неприятность, о которой мы уже знаем: по пути в Константинополь то ли лазутчик, то ли член собственной свиты отравил Митяя. Едва похоронив тело несостоявшегося главы русской церкви, члены делегации начали обсуждать, кому теперь представляться в Константинополе кандидатом в митрополиты. Делегация разделилась на две партии: попов и светских. И победила, конечно же, светская власть. Церковная часть делегации выступала за некоего архимандрита Иоанна, а служивый люд и бояре – за архимандрита Пимена. В результате Иоанн был закован в цепи, а Пимен подделал княжью грамоту, вымарав оттуда имя Митяя и вставив свое.

В Константинополе от всей этой московской неразберихи чуть с ума не сошли. Какой-такой еще кандидат в митрополиты на Русь, если они давно уже послали туда митрополитом Киприана? Но его москвичи ограбили и выгнали. Вообще бардак у вас там какой-то творится! Дионисий опять же жалуется… Однако взятки сыграли свою конструктивно-примиренческую роль, и отцы церкви благословили на митрополичью кафедру Пимена. При этом и с Киприана звания не сняли, рассудив, что пусть, мол, и дальше сидит в своем Киеве.

И чем же закончилась эта история, как вы полагаете? Дмитрий Донской смиренно преклонил свои православные колена перед назначенным высшей духовной властью митрополитом? Фигушки вашей Дунюшке! Узнав, что московская делегация проявила своеволие, выдвинув кандидатом в митрополиты вместо покойного Митяя Пимена и с ним даже не посоветовавшись, Дмитрий… разжаловал Пимена из митрополитов! После чего арестовал и заточил в темницу вместе со всеми делегатами.

Но церковь-то без главы оставлять нельзя! Что же делать? Еще раз посылать делегацию за тридевять земель – в Константинополь? Дмитрий крякнул, огляделся, плюнул и позвал в Москву отвергнутого ранее Киприана, сидевшего в Киеве. Тот, мгновенно позабыв о своих обидах и своем проклятии, которое воздушно-капельным путем послал своему обидчику, тут же засобирался в богатую Москву, рассуждая, видимо, что милые бранятся – только тешатся.

Киприан прибыл в Москву в 1381 году. Но недолго музыка играла: Киприан просидел в своем кресле примерно год. После чего с Дмитрием рассорился, был изгнан и вновь заменен Пименом, которого достали из темного чулана, отряхнули пыль и усадили на должность. Ссора произошла после нашествия хана Тохтамыша на Москву, во время которого Киприан на пару с Радонежским дернули из осажденной Москвы, да не куда-нибудь, а в Тверь, к врагу московского князя. Поступок трусливый, но понятный, и за него Дмитрий Киприана не осуждал. Его недовольство касалось иного: уже после того, как Тохтамыш убрался восвояси, Киприан не спешил вернуться в Москву. Карамзин по этому поводу пишет: «В то время как надлежало дать церкви новых иереев вместо убиенных монголами, святить оскверненные злодействами храмы, утешать, ободрять народ пастырскими наставлениями, митрополит Киприан спокойно жил в Твери». Вот этого Дмитрий ему и не простил.

У вас, конечно же, возник вопрос: а чего вдруг Тохтамыш пошел на Москву, ведь Дмитрий – верный беклярбек хана, он даже разбил его врага Мамая? Правильный вопрос! И ответить на него необходимо. Но, для того чтобы костер понимания разгорелся поярче, сначала я накидаю в него хворосту фактов.

В 1382 году к Москве подошел хан Тохтамыш и взял ее, жестоко пограбив, – это факт. В том же году, перед осадой Москвы, в городе вспыхнул мятеж, – и это факт. Дмитрий Донской обороной города не руководил. Он незадолго до осады спешно уехал в Кострому. Еще факт… Ну, и последнее, – обороной Москвы от татар руководил литовский князь Остей, внук Ольгерда – князя Великого княжества Литовского.

Что все это значит?

А вот что… После смерти митрополита Алексия, который был опекуном юного князя Дмитрия и фактическим руководителем Московии, Дмитрий стал самостоятелен. А после победы на поле Куликовом он окреп политически. За его спиной стояла Орда, и он, опираясь на эту незыблемую и привычную силу, не собирался оставлять своей прежней политики стягивания под себя пока еще независимых от него русских князей. Почувствовав головокружение от успехов, Дмитрий начал распоряжаться круто, ни в грош не ставя даже церковь; это все видели, и это было даже для тогдашних нравов диковатым. О диктаторских замашках князя говорит еще и тот факт, что он упразднил на Москве должность тысяцкого – по сути, мэра города, под которым были суды и торговое регулирование, – должность традиционную и потому народу привычную. Функции тысяцкого Дмитрий решил исполнять сам.

Это закручивание гаек не всем нравилось. И тем, кому это не нравилось – а врагов у князя было предостаточно, – было на кого опереться: на Западе восходила звезда мошной русской православной (в большей своей части) страны – Великого княжества Литовского. У которого была своя разведка в Московском княжестве и свои агенты влияния. Двигателем заговора могли быть генуэзские купцы, поскольку Дмитрий, возможно, памятуя, что в войске Мамая были генуэзцы, дал некоторые торговые привилегии их конкурентам – купцам-сурожанам[4]4
  Сурож – порт в Крыму (Судак), через который шла торговля с Византией, итальянскими городами и Турцией.


[Закрыть], то есть венецианцам (точнее, людям, интересы которых завязаны на торговлю с Венецией).

И злым языкам было что транслировать простому народу, подбивая на бунт! Дмитрий-то бога позабыл, возгордился, святых отцов ни во что не ставит! Али он господь, чтобы такое творить? На Мамая пошел, под Тохтамыша лег! А ведь могли бы объединиться не с татарским басурманом, а вступить в союз с Мамаем и русскими западными княжествами, входившими в Великое княжество Литовское. Под Литвой-то жизнь уж дюже сладка!..

Не знаю, так ли эти злые языки говорили или иначе, но летом 1382 года в Москве вспыхнул мятеж, направленный против князя, причем именно с целью его свержения. Князь утек из Москвы с такой поспешностью, что оставил там беременную жену, и только успел на ходу сообщить Тохтамышу: беда, начальник, созрел в Москве антиордынский заговор, к Литве хотят переметнуться, выручай, а я бегу в Кострому преданные войска собирать для усмирения.

Тохтамыш не заставил себя ждать. История донесла до нас ту поспешность, с которой татары понеслись к Москве. Памятник древнерусской литературы, написанный по Новгородской и Софийской летописям, «Повесть о приходе Тохтамыша-царя» свидетельствует: «В тот год царь Тохтамыш… собрал много воинов и направился к Волге со всеми силами своими, со всеми своими князьями, с безбожными воинами, с татарскими полками, переправился на эту сторону Волги и пошел изгоном на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю Русь. Вел же войско стремительно и тайно, с такой коварной хитростью – не давал вестям обгонять себя, чтоб не услышали на Руси о походе его»[5]5
  Перевод с древнерусского здесь и далее М. Салминой.


[Закрыть].

Сразу хочу обратить ваше внимание на следующее обстоятельство, чтобы не было непоняток: текст гласит, что царь пошел на Дмитрия Ивановича. Принимать это за чистую монету и понимать так, как понял бы современный человек, не знающий исторического контекста, нельзя. Поскольку Москва – вотчина Дмитрия Ивановича, то есть нечто неотъемлемое, автор вместо «на Москву» синонимически пишет «на Дмитрия Ивановича». Точно так же он пишет «на Русь», хотя Русь вовсе не сводилась к княжеству Московскому. Тверь, находящаяся в 150 километрах от Москвы (это расстояние поезд «Сапсан» теперь преодолевает за час), – враг Москвы, но при этом тоже Русь… Брянск – безусловная Русь, но принадлежит врагам Москвы – Великому княжеству Литовскому, которое само давно уже стало русским – и по вере, и по культуре, и по языку… Рязань, через земли которой прошел Тохтамыш, тоже Русь. И тоже враг Москвы. А уж если учесть, что в составе татарского войска Тохтамыша были и русские отряды, положение совсем запутывается. Так на какую же из «Русей» шел Тохтамыш?