Текст книги "За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии"
Автор книги: Александр Никонов
Жанр: Социология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Именно эту европейскую весну раз за разом и приходила душить Москва. После Невского сюда совался татарский беклярбек Дмитрий Донской, который силой заставил новгородцев формально признать свою зависимость от Москвы. Дело Донского продолжил Иван III, а завершил Иван Грозный.
Поскольку экономически Новгородское государство тяготело к Европе, а от московской династии только зло терпело, там периодически возникали идеи перейти под власть Великого княжества Литовского, отчего в Москве сильно напрягались. К концу XV века идеи перейти под власть Литвы воплотились в политические настроения масс, олицетворяла которые некая Марфа Борецкая; к ее двору стекались свободные граждане антимосковской партии.
Представители этой партии объявили на вече, что Новгород – сам себе господин, его жители всегда были свободными и холопства московского не хотят. В ответ Иван III и предпринял поход на Новгород против «изменников христианству». В сражении на реке Шелони Русь республиканская проиграла Руси деспотической. Вечевой колокол был снят и под плач новгородцев увезен в Москву.
Действия Ивана III в Новгороде наилучшим образом иллюстрируют вотчинную ментальность как полную противоположность ментальности европейской, основанной на римском праве и разделении власти политической и власти собственнической, вещной. Иван III действовал в абсолютно сталинском духе. Точнее, наоборот, Сталин, который учился царствовать у наиболее одиозных русских царей, действовал, как Иван III. В покоренных после Второй мировой войны странах – в Венгрии, например, – Сталин пласт за пластом срезал местные элиты, которые могли иметь в глазах народа хоть какой-то авторитет. Так он упрочивал собственную власть, основанную только на насилии и ни на чем больше. Генсек компартии Венгрии Матьяш Ракоши назовет это позже тактикой салями. Кусок за куском…
Иван III делал то же самое – он арестовывал и вывозил из Новгорода все наиболее авторитетные аристократические семьи. Часть арестованных была ликвидирована без суда и следствия, а часть расселена, правда, не в ГУЛАГе, а в Подмосковье. Их новгородские земли, дома и имущество были опять-таки без суда и следствия отняты московским деспотом, который считал все завоеванное своим личным имуществом, включая людей. Процедура «чистки» проводилась Иваном III не один, а целых пять раз с промежутками в два-три года. «Мы снимали слоями», – так подобную политику через полтыщи лет охарактеризует сталинский нарком Каганович, вспоминая репрессии.
Марфа Борецкая, ставшая свидетельницей покорения Новгорода, говорила, что это – начало конца. Что площади великого города зарастут травой, угаснет блеск его лучших семей, останется лишь изустная слава и сказки – о Садко, о былом величии города. И будущий путник уже не найдет на его месте ничего, кроме печальных развалин, только снимет шапку и скажет: «Здесь был Новгород».
«Будет день, и погибнет великая Троя…»
Однако Новгород еще дышал. И помнил. И жил. И торговал. Окончательную точку в новгородском величии поставил Иван Грозный – богобоязненный собиратель русских земель, как его хотела представить нам сталинская пропаганда. Таковым он до сих пор и остается в глазах многих недалеких россиян. Никто даже и не задумывается, а зачем вообще нужно было «собирать» русские земли, если они и так русские? И что значит «собирать»? Вот есть несколько русских государств – и что в этом плохого? Почему их непременно нужно «собирать», то есть объединять под одним самодурствующим начальником? Однако «собиратели» у нас в чести! Почему? Просто так. У всех русских должен быть один начальник. А не два. И не три… Кровавый зверь Иван Грозный только оттого и числится великим государственным деятелем, что сгонял русских и нерусских под свое ярмо. Сие у нас считается вельми отменным занятием. Властная вертикаль…
Этот «собиратель», на дух не переносивший никакой свободы, зимой 1570 года обложил Новгород, желая окончательно задушить город. Для начала его передовой отряд захватил все окрестные монастыри. Пять сотен монахов по приказу богобоязненного царя были насмерть забиты палками. Кровавый снег лежал вокруг осажденного Новгорода. А вскоре он стал красным и в самом городе.
Геноцид, который учинил безумный царь со своими садистами в Новгороде, глубоким шрамом остался на истории России. Головорезы московского деспота устроили в вольном граде какой-то кровавый праздник пыток. Горожан и горожанок, детей и стариков раздевали, обливали горючей жидкостью и поджигали, расстреливали из луков, сажали на кол, вырезали из кожи ремни… Царь лично наблюдал за пытками, поскольку уж очень он это дело любил, не меньше, чем Петр.
Людей подвозили к прорубленным в Волхове полыньям целыми улицами, ставили перед прорубью на колени, срывали шапку, били окровавленной дубиной по голове и сталкивали в черную воду. Пытавшихся выплыть били баграми по головам. В день успевали убивать от пятисот до полутора тысяч человек. И вся эта кровавая потеха продолжалась шесть недель! А потом безумный царь переключился на новгородские окрестности. И начал истреблять людей целыми селами – убивали скот, у беременных женщин вырезали младенцев из живота, насиловали детей, загоняли в избы семьями и сжигали. На 250 верст вокруг Новгорода местность была опустошена. Царю нужно было убить вольницу вместе с теми, кто ее помнил. И он это сделал.
Так собиралась Россия под Москву. И уж лучше бы она не собиралась… Уж лучше бы Новгород бы передан, как того опасался Иван Грозный, «иноплеменникам, королю польскому Жигимонту Аугусту».
Кстати, по пути в Новгород Иван Грозный разорил и Тверь, где был устроен страшный погром – убили несколько тысяч человек. Просто так. А поскольку царю хотелось обеспечить внезапность нападения, он выслал впереди войска передовой отряд под командованием опричника первой тысячи Василия Зюзина и отдал приказ убивать всех свидетелей перемещения его войска. Кстати, Новгород не сопротивлялся. Официально он находился под властью Москвы (как и Тверь), поэтому ворот перед царем не замыкал, напротив, Ивана Грозного встретила у ворот целая делегация лучших людей города во главе с архиепископом Пименом. Иван Грозный отобедал, выпил вина, затем издал свой знаменитый опричный клич «Гойда!», после которого его палачи бросились сеять вокруг смерть и ужас.
В то же самое время и с тем же криком «Гойда!» опричники царя резали население Нарвы, обвиняемое в том же – в государевой измене, то есть в желании перейти под крыло польского царя. Ивану везде чудились заговоры… В маленькой Нарве была вырезана десятая часть населения, включая младенцев и женщин, и уничтожено огромное количество купеческих товаров. Со складов и из лавок каратели выносили меха и ткани, пеньку и лен, поджигали все это, а то, что не горело, просто сбрасывали под лед в речку Нарву. Зачем?.. Иностранные купцы были в шоке от подобного варварства. А английский представитель торговой компании Джером Герсей писал, что это была самая жестокая резня, о которой он когда-либо слыхал. Это он еще в Новгороде не был!..
Причем, что интересно, каратели Грозного не трогали иностранцев, а убивали только русских; иностранным купцам под страхом смерти было запрещено прятать в своих домах подданных царя Ивана, ибо свои на Руси всегда считались большими врагами, чем чужие. Чужие люди – это чужое имущество. А русские люди – это свое имущество, с которым можно поступать как угодно.
Еще один момент. «Собиратель земель русских» Иван Грозный в ту самую пору, когда казнил русский народ в Новгороде и Нарве, параллельно вел так называемую Ливонскую войну. Это была затяжная война за Прибалтику. Если вы посмотрите в какую-нибудь энциклопедию, то увидите, что война эта, по мнению историков, «велась Россией за выход к Балтийскому морю». А выход этот был нужен ей, разумеется, для торговли с Европой. И никто, прочтя такое, не задумывается над сутью написанного.
Потому что вот так совершенно незаметно слово «Россия» у нас уже стало синонимом «Московского царства». Мы смотрим на историю из будущего, в котором мы – представители той самой победившей Московии. И потому безальтернативно отождествляем Московию и ее правящую династию с Россией. А ведь была и другая Россия, получше. Которая уже торговала с Европой! Без всякого выхода к морю – через озерно-речную систему Новгородской республики и Пскова. Через порт Архангельска. Она была частью Европы. А потом быть ею перестала, задавленная московитами, набравшимися от азиатской Орды спеси и навыков террора как метода управления.
В 1494 году Иван III закрыл в Новгороде огромные склады Ганзы. Это был удар, после которого Ганза, по мнению историков, так и не смогла оправиться. И Новгород тоже. Бывший когда-то столицей государства и крупнейшим европейским торговым центром, после покорения двумя Иванами он превратился в маленький тихий провинциальный городок, да так и не вылез из этого состояния по сию пору.
Погибла великая Троя…
Ливонская война, которую вел Иван Грозный за выход к Балтике (так считают историки) или за то, чтобы снова прибрать к рукам земли, которые он полагал своей вотчиной (так считал сам Грозный), окончилась неудачно для бесноватого. И окончательный выход к морю осуществил уже Петр. Для чего? Чтобы русские могли торговать? Но зачем было воевать, если русские уже торговали? Они до «московских собирателей» без стеснения торговали с Европой в Новгороде, Пскове и Архангельске. А вот балтийская государственная торговля, которую пытался развернуть Петр I, так развернута и не была. Почему? А по той же причине, по которой Петру не удались и все прочие его начинания, – не с того начинал…
Петр I, побывав в Европе и своим глазами увидев отставание России, решил провести на родине модернизацию. «Модернизация» – слово нам знакомое. И сегодня перед нами стоит эта актуальнейшая задача. И при Хрущеве она стояла. И при Сталине. Ой, да проще сказать, при ком такая задача не стояла!.. Как видим, занятие это для России вполне традиционное.
История в нашей стране не просто повторяется. Она ходит кругами, как слепая кобыла…
«В Европе фабрики и заводы? – рассуждал Петр. – И мы построим! В Европе флот? И мы создадим! В Европе купцы торгуют? И я своих назначу и пошлю! Там платья другие носят? Бороды бреют? Табак курят? И у нас все так будет!..» Вот только Петр, не обладая системным образованием и вообще будучи человеком не шибко умным (в чем мы еще убедимся), перенимал в Европе только внешнюю, поверхностную сторону, не замечая и не понимая глубинных основ европейского устройства и причин Европейского цивилизационного отрыва. Так тихоокеанские дикари, приверженцы «культа карго», перенимают лишь внешнюю канву жизнеустройства белых людей – строят соломенные самолеты, маршируют с деревянными винтовками, надеясь путем подражания сравняться по богатству и жизненному успеху с белыми людьми.
Петр открывал школы, но кто в них учился? Подневольные дети под страхом казни (об этом чуть ниже). Петр директивно строил металлургические заводы, но кто на них работал? Рабы. Петр в приказном порядке основывал предприятия, в том числе торговые компании, а потом силился всучить их в частные руки «хотя бы и неволей». Такой вот «капитализм навыворот» – странная смесь госкапитализма, феодализма, рабовладения и азиатской сатрапии.
К чему было насильственное бритье бород и насильственно-директивное переодевание России в евроодежды, если первые модники на Москве начали брить бороды и носить европейские камзолы задолго до воцарения Петра – еще при его предшественниках на троне? Ну подожди ты чуть-чуть – и все произойдет естественным путем! Не надо тащить зеленый росток вверх, так его можно вырвать. И ведь вырвал! Отбросил Россию назад, недоумок… До Петра в России при дворе уже говорили о необходимости ликвидации или облегчения крепостного права. Петр же взял прямо противоположную линию – на усиление крепостничества и ограничение свобод.
А ведь главным секретом взлета Европы было именно освобождение труда. То есть освобождение личности. Дайте людям свободу, и они все сделают сами. Не нужно издавать указов о том, чтобы у нас были свои торговые компании и заводы – предприимчивые граждане их сами построят. А если не строят, значит, невыгодно, значит, пора экономическая не пришла или условия не созданы.
Помните порт Архангельск? Там, как мы знаем, еще до Петра были железоделательные заводы. Да и вообще железный век длился к моменту воцарения Петра уже пару тысяч лет. Где же русские брали железо? Делали. Без всяких петровских директив. Но Петр полагал, что директивная экономика – лучшая на свете! Что только указами и директивами можно помочь экономике, разогнать ее! Увы… Потом те же петровские ошибки один в один повторил Сталин, решивший модернизировать страну и отбросивший ее при этом назад. Сталинская индустриализация оказалась даже вреднее петровской – в силу ее тотальности, хотя обе эти индустриализации убили экономику России, поскольку проводились на неэкономических принципах. Но о современных сатрапах позже. А пока вернемся в петровскую эпоху, которую у нас так любят превозносить.
Для чего Петр взял Азов? Опять мы слышим: «Он искал выход к морю…» А Петр знал, что выход из Азовского моря в Черное через Керченский пролив контролируют крымские ханы?.. А он ведал, что выход из Черного моря в Средиземное контролируют турки, и потому Азов в этом смысле – бесполезен? Не подумал. Потом только сообразил. И перекинулся на север, где основал Петербург – прорубил, как говорится, окно в Европу. То самое окно, которое наглухо заколотили его предки в Новгороде.
А, кстати, действительно ли основал?.. Может быть, и основание Санкт-Петербурга Петром – тоже миф?
Вы будете смеяться, но миф. Вернее, миф лишь отчасти. Петр действительно решил завести тут столицу с таким названием. И действительно «В гранит оделася Нева; мосты повисли над водами; темно-зелеными садами ее покрылись острова, и перед младшею столицей померкла старая Москва…» Но дело в том, что безлюдье на месте будущего Питера – миф. На месте Санкт-Петербурга в то время уже был город.
Легенда о том, будто Петербург был выстроен на пустынных брегах, не соответствует действительности. Местность, напротив, было довольно заселенной. Более того, тут жило великое множество русских, которым оккупация Москвой прибалтийских берегов совершенно не понравилась, и они даже эмигрировали в Швецию, не дожидаясь прихода царя-освободителя. Видимо, догадывались, какого рода свободу может принести Москва. Тем не менее, здесь стояли многочисленные села и немалый по тем временам город Ниеншанц с многотысячным населением, лесоперерабатывающими заводами, домами и храмами, рынками и площадями, а также с оборонительной крепостью.
Ниеншанц располагался при впадении Охты в Неву, то есть на месте современного города, который разросся и поглотил бывшую шведскую крепость. Петр же начал возведение северной столицы рядышком, в нескольких километрах от Ниеншанца, причем в чертовски неудачном месте. Поскольку свои начинания Петр I выдумывал из головы и начинал без всякой предварительной проработки, отчего практически все они закончились крахом, то и здесь он поступил как обычно: ткнул пальцем в устье Невы, и началось тяжелейшее строительство. А предварительные исследования провести не помешало бы. Ведь городок Ниеншанц люди построили именно там, где они его построили, не зря. Дело в том, что левый берег Охты – самое близкое к морю место, которое не затопляется во время наводнений, когда западный ветер гонит нагонную волну с моря в устье Невы. И Ниеншанц не затапливало даже во времена самых больших наводнений, которые случаются здесь раз в сто лет.
Петру это в голову не пришло. И он в самом буквальном смысле сел со своей новой столицей в лужу – в лужу перманентных наводнений. И обеспечил своей дурацкой ошибкой себе и жителям города проблемы аж на триста лет вперед. Все цари, а потом и советская власть всю жизнь мучились с этими наводнениями, заливавшими город с завидной периодичностью. И лишь в конце XX века грубая градостроительная ошибка была исправлена – для защиты города от нагонной волны пришлось построить дамбу.
Похожая история произошла у Петра и с русским флотом. Есть легенда, что Петр I создал российский флот. В городе Москве стоит даже гигантский памятник работы Зураба Церетели, на котором царь Петр крутит штурвал. Официально монумент, правда, не считается памятником царю. Его формальное название «В ознаменование 300-летия российского флота». А Петр там красуется только потому, что он считается основателем отечественного военного флота. Что неправда. Причем по нескольким причинам сразу.
Флот в нашей стране был и до Петра. Я не имею в виду флот рыбацкий и грузовой – и так ясно, что он был, и к тому же весьма развитый. Я говорю о флоте исключительно военном. Правда, поскольку выходов к морям у нас тогда было не так уж много, весь военный флот был преимущественно речным и озерным. Во время войны 1658 года против шведов, например, успешно применялись речные корабли на Западной Двине. Благодаря этому к концу XVII века русскими уже был накоплен немалый опыт взаимодействия речных флотилий и сухопутных войск.
В 1667 году на Оке решили строить флотилию боевых кораблей для защиты торговых путей на Волге и Каспии от разбойников. Каспий, конечно, формально является озером. Но его не зря именуют морем. По размерам – настоящее море! И потому флот, который должен был действовать на Каспии, вполне можно считать морским. Первый русский морской – по всем статьям – корабль был построен именно тогда. Он назывался «Орел» и нес на борту 26 пушек. Можно ли строительство первого военного корабля считать точкой отсчета или днем рождения русского военного флота? Или один корабль еще не флот?
Но русские воевали на кораблях и до XVII века! Еще в XVI веке казаки вели успешные боевые действия с турками и крымскими татарами на парусно-гребных кораблях; казачьи флотилии насчитывали до сотни судов, каждое из которых несло до 80 бойцов. Сотня судов во флотилии – это уже флот? Или еще не флот, поскольку к нему не приложил руку Петр I?
Отмотаем военно-исторический счетчик еще немного назад и увидим, как в XII веке новгородцы берут штурмом Стокгольм, приплыв туда немалым флотом. И корабли у них были для того времени просто огромные – по 30 метров в длину, 6 метров в ширину, двух– и трехмачтовые, вооруженные тараном и осадными метательными машинами. (Для сравнения: «трансокеанские» каравеллы Колумба, построенные через триста лет, имели в длину всего 25 метров.) Но ведь это же были новгородцы, те самые, которых отечественная историография считает каким-то «неправильными» русскими – ненужными, ненастоящими русскими, предателями и западниками, поскольку к тому времени они еще не были покорены Москвой и превращены в вотчинных рабов. А значит, все их достижения – не в счет. История пишется победителями! То есть Москвой. И потому родоначальником русского флота считается у нас безумный царь Петр, который русский флот на самом деле не основал. А уничтожил.
Это не преувеличение. Это факт. Который требует осмысления. Напомню, что Петр «сдирал» все европейское весьма поверхностно. Там курят? И наших надо заставить! Там кафтаны не носят? И я у себя запрещу! Там бороды бреют? И я своих приучу! Там корабли с голландскими обводами? И у меня будут только такие!
Когда Петр впервые приехал на русский Север, он увидел, что местные корабелы строят корабли не такие, как в Голландии, а иной формы. Петр возмутился: нецивилизованно! Он в Голландии привык к другим пропорциям. И потому запретил строить знаменитые поморские кочи, специально приспособленные для плавания по ледовитым морям. Голландские корабли действительно имели иные обводы корпуса, поэтому были более скоростными, но они, в отличие от поморских кочей, не ходили среди плавучих льдов. Тем не менее весь северный флот по приказу Петра был уничтожен. Физически. Взамен, как пишет историк Буровский, «из сырого леса наскоро стали строить другие [корабли], но когда построили, мореходными качествами прежних они вовсе не обладали. Россия, русское Поморье, навсегда потеряла свой приоритет в северных морях; свое "ноу-хау", позволявшее ей очень уверенно конкурировать с любыми иноземцами и осваивать Субарктику и даже Арктику».
То же самое проделал Петр и на юге России – уничтожил каспийский флот. Каспийские корабли, заходившие в Волгу, называли бусами. Это были настоящие грузовые гиганты водоизмещением до 2000 тонн! (Для сравнения: знаменитые испанские каравеллы имели водоизмещение от 60 до 400 тонн.) Пузатые русские корабли вальяжно рассекали широкую Волгу, выходили в открытое море… Петр был в ужасе: в Голландии так корабли не строят! Там корабли узкие и изящные. Сломать! «Указы Петра, – говорит Буровский, – уничтожили строительство этих кораблей, и спустя 50, 100 лет пришлось заводить флот, что называется, на голом месте».
Но, может быть, уничтожив гражданский, Петр создал хотя бы военный флот? Ведь строил же он какие-то корабли на Балтике! Готовил морских офицеров, заставлял дворянских сынков мачты и парусное вооружение на иностранный манер называть…
Да, строил. Но лучше бы не строил. Поскольку все, что делал Петр, шло только во вред, истощая страну и бесцельно расходуя ресурсы. Евгений Анисимов – историк и лауреат Анциферовской премии, которую дают за исследования по истории Петербурга, пишет, что военные корабли, построенные Петром, «были весьма разнотипны, строились из сырого леса (и потому оказались недолговечны), плохо маневрировали; экипажи были слабо подготовлены». Ему вторит коллега В. Павленко, отмечающий низкое качество петровских кораблей, сделанных по знакомому каждому россиянину принципу «кампанейщины».
Естественно, что после смерти Петра эти корабли, не найдя никакого применения, просто сгнили на рейде. Так что никакого нового флота Петр не создал. Он только разрушил старый – северный и южный торговые флоты России. Разрушил парой своих глупых указов.
Кстати, об указах… Именно петровские указы как нельзя лучше характеризуют личность Петра и его миропонимание, отразившееся во всей Петровской эпохе, поэтому на них нужно остановиться подробнее.
За свою многотрудную, но крайне бестолковую жизнь Петр издал тысячи указов. Вот какой был деятельный государь! Какие же бездны мудрости кроются в этих государственных документах, согласно которым, по мысли Петра, должна была жить Россия?
У нас почему-то очень любят цитировать петровский указ от 9 декабря 1709 года, гласящий: «Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство». Его приписывают петровскому чувству юмора. Не буду спорить. Скажу лишь, что Петр относился к тому типу бюрократических деятелей, которые всерьез полагают, что страной вообще и экономикой в частности можно руководить с помощью мудрых указов, и если прописать все-все-все до тонкостей, выйдет просто чудесно.
Похожих идей в ту пору придерживались многие. Это был «мейнстрим» философской мысли. Вокруг царила великая ньютоновская эпоха! Эпоха механики, когда вся вселенная представлялась чем-то вроде сложно устроенного часового механизма, работающего без сбоев и ошибок. И если во все вникнуть разумением, все хорошенько и по уму отладить, механизм станет работать превосходно. В том числе и механизм государственной машины. (Частично этими представлениями потом питался и социализм с его наивными представлениями о возможности управления экономикой.)
Современная физика, давно выросшая из коротких штанишек ньютоновской механики и породившая иное миропонимание, иную, более сложную философию бытия, далеко ушла от прежних представлений XVII–XIX веков. Но в старых представлениях «философской механики», увы, застряли и по сию пору барахтаются разного рода марксисты, современные троцкисты, социалисты и прочие леваки, ярко демонстрирующие и физическую, и философскую отсталость своего мышления.
Однако в петровскую эру лучшие умы человечества придерживались именно механицизма. Даже великий Лейбниц – отец дифференциального исчисления, лично знакомый с Ньютоном, – полагал, что государство можно превратить в нечто похожее на музыкальную табакерку, где разумные указания министерств будут беспрекословно выполняться нижестоящими бюрократическими инстанциями, а люди-винтики – исправно транслировать и выполнять то, что спущено им сверху. Таким представлялось ему и немецкой философии той поры идеальное государство. Протомарксист… А Россия в Петровскую эпоху отдувалась за его идеи, как потом в эпоху Сталина – за идеи другого немца.
История повторяется…
У Маркса был ученик и сподвижник – Энгельс. У Лейбница тоже был ученик и сподвижник – Христиан Вольф. Он полагал, что правительство ради так называемого «всеобщего блага» (мифологема, которой по сию пору козыряют современные социалисты) вправе силой принуждать людей к работе, директивно «устанавливать заработную плату и цену товаров», отвечать за развлечения масс, культурную политику, цензурировать музыкальные и прочие произведения искусства и наблюдать за нравственностью населения. Узнаете? Вот когда зародились в теории практические кошмары XX века!
Понятно, что малограмотный Петр I в тонкостях европейской философии был не силен. Он ничего не знал о критических аргументах Лейбница, эмпириков и сенсуалистов против теории врожденных идей и о законе достаточного основания, впервые сформулированного Лейбницем. Но «пролетарскую суть» царь ухватил: для управления государством надо писать очень подробные указы!.. Петр долгое время переписывался с Лейбницем, а Христиана Вольфа даже приглашал возглавить Санкт-Петербургскую Академию наук. Однако трудов обоих философов в силу низкого образовательного уровня не осилил. Будучи не в состоянии одолеть всего Лейбница, он поручил составить для него краткую аннотацию из его философии, с каковой и ознакомился. И, согласно примитивно понятой выжимке из наивной европейской философии, русский царь прописывал в своих указах все до самых тонкостей.
О чем он только не издавал указов!
О покупке монстров: «Когда кто принесет какой монструм или урода человечья, тому, дав деньги по указу, отпускать не мешкав, отнюдь не спрашивая: чье…»
«О наказании солдат за побег: из трех человек, по жеребью, одного смертию, а двух кнутом и ссылкою вечно на каторгу» (указ от 19.01.1705 года).
«О запрещении петербуржцам подбивать сапоги и башмаки скобами и гвоздями» – с целью поберечь деревянные мостовые (12.09.1715). При этом купцам, продающим сапожные подковки, указ грозил каторгой.
«О наблюдении Московским обывателям чистоты на дворах и на улицах, о свозе всякаго помету…» (22.02.1709).
«О приучении дровосеков к распиловке дров» (23.12.1701).
«О ношении платья всякаго чина людям Саксонскаго и Немецкаго, о неделании мастерам Русскаго платья…» (22.12.1704).
«О неторговании Русским платьем и сапогами и о неношении таковаго платья и бород» (29.12.1714).
«О ношении платья на манер Венгерскаго» (04.01.1700).
«О воспрещении взяток» (24.12.1714).
Царь, отлаживая идеальный государственный механизм, то есть механизм, основанный только на голых идеях о том, как правильно устроить мир (например, всем кораблям в стране придать единообразную форму, а все «неправильные» корабли запретить), тем не менее сталкивался с сопротивляющейся жизненной практикой. Лейбницу и его ученику Вольфу было хорошо – они были чистыми теоретиками, как Карл Маркс, который всю жизнь писал о труде и капитале, хотя при этом не имел ни работы, ни опыта управления капиталом (великий теоретик никогда в своей жизни не трудился, а жил на подачки спонсоров). Но Петр-то был практиком! И потому, видя, что большая часть его указов не выполняется и что самые мелкие вопросы приходится решать лично царю, поскольку сами они в выстроенной им системе управления не решаются (при невероятно разросшемся бюрократическом аппарате), в отчаянии восклицал: «Да невозможно мне одному уследить за всеми вопросами в государстве!»
Но и эту проблему он тоже пытался решить указами!
Устав от информационных потоков, Петр строчит новый указ – «О неподаче просьб мимо присутственных мест Государю, кроме важных Государственных дел», в котором пишет: «Всяких чинов людям сказать… ни с каким челобитьем к Самому Великому Государю, не бив челом и не подав челобитен судьям, не ходили и челобитен не подавали; а буде кто придет, и тому учинено будет наказание. А ныне бьют челом Самому Великому Государю о всяких делах, не бив челом в приказах судьям, и буде которые челобитчики ныне явятся с челобитьем Самому Великому Государю, опричь Государственных дел и о неправом вершенье на судей, не бив челом и не подав челобитен в приказах судьям, и тем быть в наказанье без пощады…»
Вот тут самое время и место вспомнить программу «Время», в которой оба наши президента – и Путин, и Медведев – периодически жалуются: «Очень плохо, что ничего у нас в стране не решается без вмешательства президента! Подъезд не отремонтируют, пока президент команду не отдаст…»
История повторяется…
А между тем жизнь неоднократно преподносила Петру уроки, из которых он не делал никаких выводов. Решил снять колокола с церквей, чтобы перелить их в пушки, но не учел, что состав сплава в пушках и колоколах разный. В результате в пушки было перелито менее 10 % сброшенных с церквей колоколов. Или взять историю с лесом…
Для строительства флота, который стал новой петровской игрушкой, наряду с неудачно заложенным Петербургом, требовалось много качественной древесины. На строительство одного военного корабля уходило более 3000 стволов. А Петр возжелал поиметь тысячу кораблей! Понятно, что Россия – страна лесная, но для кораблей лес нужен не абы какой. Нужны корабельные сосны, нужен дуб.
Опасаясь, как бы темные крестьяне, не знавшие тонкостей мореплавания, не вырубили всю нужную для строительства флота растительность, Петр учреждает строгий госконтроль над стратегическими ресурсами. А как иначе? Учет и контроль! Ведь это же разумно! Пусть же торжествует разум над косной материей!
И вот Петр велит сначала описать все леса в России на 50 верст от больших и на 20 верст от средних рек. Он запрещает рубить дуб, сосну диаметром более полуметра, лиственницу, вяз, клен, карагач. Причем, что характерно, запрещено было рубить не только государственные леса, но и частные. Этот запрет хозяевам распоряжаться собственным имуществом характерен для политической реальности России, где государь, то есть деспот, «хозяин дома» (а домом является все государство!), считает себя вправе распоряжаться по собственному произволу не только жизнью, но и имуществом подданных.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?