Текст книги "Президент"

7. Волгоград. Подозрительный фотограф.

Над Волгой медленно парил коршун. Он делал концентрические круги, что-то высматривая и медленно, почти незаметно снижаясь для решительного рывка вниз. А внизу, на песчаном плесе, с удочкой в руках стоял человек и удил рыбу. Дважды ему удалось подсечь небольших подлещиков и они, видимо, своими серебристыми обводами и разаппетитили кружившего над плесом ястреба.

На рыбаке была надета черная бейсболка, на берегу лежал велосипед, поверх которого накинута джинсовая куртка. Человек одной рукой достал из кармана пачку «Примы» и губами вытащил из нее сигарету. Потом опустил пачку в карман, а вместо нее извлек газовую зажигалку.

Справа, в мареве, виднелись мачты яхт и застывшие бока плоскодонок, элегантные обводы речных катеров. Слева – блестя на солнце, вздымался каскад Волгоградской ГЭС. Шум от нее разносился по всей округе и порой он напоминал шум штормового моря.

Человек поймал небольшого окунька, но, сняв его с крючка, бросил обратно в реку. Слишком незначительная добыча. Рыбешка была в панике и, не зная куда плыть, заметалась возле отмели и вместо того, чтобы уйти в спасительную глубину, тыркалась носом в прибрежный песок. Но, видимо, пережив сильнейший стресс, сердце окунька не выдержало, и он вдруг перевернулся и лег на спину. Его белое брюшко свидетельствовало о полной беспомощности и невозвратности.

Человек положил удочку на землю, а сам, подойдя к велосипеду, поднял куртку, и взял лежавший под ней газетный сверток. Воровато оглянувшись, и не узрев опасности, человек со свертком спустился к реке и развернул газету. В лучах солнца сверкнул затвор старенького широкоугольного «Зенита» и человек, сняв с удлиненного объектива крышку, стал наводить его на заводскую трубу, возвышавшуюся на противоположном берегу. Но это была только примерка: он тут же сместил угол и в объективе появилась плотина, с ее гигантскими провалами, куда устремлялась вода, чтобы затем по законам гравитации обрушиваться на мощные гидротурбины.

Поставив выдержку и наведя резкость, он начал снимать. Для верности, изменив выдержку, щелкнув еще пару раз, он закрыл объектив крышкой. Затем поднялся на берег и оттуда тоже сделал несколько кадров.. Потом он сфотографировал гавань с яхтами катерами и один из них выделил особо. Это было двухмоторное судно, вся стать которого говорила о его способности нестись по воде быстрее ветра. На носу хорошо просматривались номер и имя белобокого красавца: «Цезарь».

Со стороны действия незнакомца вряд ли могли показаться подозрительными, мало ли кто на память запечатлевает индустриальные пейзажи Волги. Однако сидевший в возвышающейся над дебаркадером надстройке пожилой сторож, от нечего делать обзирающий просторы приречья, почему-то про себя подумал: «Какого хрена этот придурок вместо того, чтобы снимать ту часть берега, где золотятся купола старой церкви, фотографирует каскад и мою лодочную станцию?» И поскольку сторож был человеком старой закалки и еще помнившим строгое правило – никаких съемок в районе гидроузла, он слез с табуретки и подошел к телефону. «А что я скажу? Что какой-то чудак ловит рыбу и фотографирует каскад станции? Ну и что, назовут самого старым дураком…» Поэтому, отбросив затею со звонком в дежурную часть милиции, сторож спустился вниз и направился в сторону «фотографа». А тот уже снова с удочкой в руках стоял по колено в воде и неотрывно наблюдал за поплавком. Но боковым зрением он видел, как от лодочной станции к нему кто-то направляется. И когда его окликнули «Как, парень, рыбка клюет?» , не оборачиваясь, ответил:

– Да какая тут рыба, одна мелюзга.

У сторожа одежка ветхая: старый, заношенный до дыр комбинезон, а на ногах просящие каши грубые бахилы. И голос у него грубый, простуженный, а может, пропитый донельзя.

– Какая ни есть, вся наша, – сторож оставаясь на взгорке, осмотрел велосипед и брошенную на него куртку. – Парень, а ты, случайно, не американский шпион? Чего фотографируешь стратегические объекты? Раньше за это тебя бы забротали и в кутузку, а там и до лесоповала недалеко.

«Рыбак» выдернул леску с поплавком и снова ее забросил. От поплавка пошли радужные круги, что говорило о загрязнении акватории.

– Ты что, по-русски не фурычишь, что я тебе говорю? – не унимался сторож. – Или мне позвать милицию, чтобы тебя как следует штрафанули?

– Да ладно тебе, старый, придираться, – наконец откликнулся незнакомец. – Все, что было раньше, поросло густой травой. А фотографировать родные просторы мне никто не запретит…

– Хм, просторы… Просторы сколько хочешь снимай, но не трогай каскад, это ведь стратегический объект, – видно, это слово особенно было по душе сторожу.

– Давай лучше пивка попьем, – нарочито дружеским тоном предложил «рыбак» и положил удочку на воду. Поднявшись к велосипеду, вытащил из куртки сто рублей и протянул сторожу.

– Тащи пива… На все…

– А не описаемся от такого количества? В общем-то я пива не пью – только беленькую, – сказал сторож, однако, деньги взял.

– Купи себе водки, я не против.

– Разрешишь смотать на твоем «мерседесе» , я мигом обернусь, – сторож взглянул на велосипед.

– Бери, только осторожней, там фотоаппарат.

– Да цел он будет… Я его вот сюда, на травку положу…

…Через полчаса они сидели в будке сторожа и из граненого, не первой свежести стакана, пили то, что сторож привез из магазина. Пиво было теплое, как и водка, и потому, наверное, пьянила быстро и вскоре сторож стал самым радушным сторожем на всей Волге и начал рассказывать какие-то истории о хозяевах стоящих на приколе яхт и катеров. Например, владелец «Цезаря» Антон Бронштейн держит казино и торгует нелицензионными лазерными дисками. А Вовка Крупников занимается рэкетом, нечистая душа…

– Баб меняет чаще, чем я носки, – кривясь от дыма, который исходил от зажженной сигареты, говорил сторож. – А кстати, парень, как тебя зовут? Например, я – Сенька, Семен Лоскутов, а тебя как величать?

– А это неважно… Ну для краткости зови Серым, Серега – сын собственных родителей-алкашей, воспитанник интернатов и детдомов. Наливай, Сеня, или ты уже готов скопытиться?

У сторожа соловые глаза и нетвердая речь. Он приподнялся с замусоленной лавки и, расплескивая в стакане водку, полез к своему молодому гостю обниматься. Но его небрежно оттолкнули и Семен откинулся на скамейку, больно ударившись головой о стенку.

– Да ты зверь, Серый, – он стал подниматься, но ноги уже налитые пьянью, ему не подчинялись. Заплетающимся языком он повел речь о каких-то своих богатых знакомых и о том, как однажды новые русские устроили здесь гонки катеров, поставив на кон триста тысяч долларов. Участвовало шесть судов, а хозяин «Цезаря» , чтобы придти первым снял со своего катера все лишнее – начиная со скамеек, и кончая газовой плитой, всем хозяйственным барахлом, которого набралось на борту более двухсот килограммов. А потом нанял водолазов, которые подпили винты у его конкурентов… – Это моя идея, я когда-то в совхозе работал приемщиком зерна и знаю, что такое вес – полезный и вредный. О, я тогда мог стать миллионером…

– Почему не стал? – спросил Сергей. Он пил пиво из бутылки и курил одну сигарету за другой.

– Почему не стал? Дураком был и верил этим, как их – СМИ, чтоб им пусто было… Мне бы тогда сегодняшний разум, – Лоскутов прокрутил пальцем у виска.

– И чтобы ты сделал?

– Я бы самоустранился от строительства социализма, а так тридцать лет трубил в каботажном флоте… Во, смотри, какие у меня руки, – он протянул открытые ладони Сергею и тот увидел мозолистые, потрескавшиеся, черные от въевшегося мазута, и мало похожие на человеческие, руки.

Временами Серега выходил на дебаркадер и, держась руками за трос, который служил ограждением, подолгу всматривался в белые контуры гидроузла.

Когда сторож, опьянев, упал лицом на банку с килькой в томате, Сергей обыскал его, но кроме мятых троллейбусных билетов и табачных крошек ничего там не обнаружил. А искал он ключ от сторожевой будки, потому что в ней находились ключи от замков, которыми примыкались суда к береговым цепям.

Ключ он нашел на полочке, над дверью, но брать его с собой не стал. Ключ, хоть и был от французского замка, но до такой степени истертый, что замок вполне можно было открыть ногтем. Однако гость подошел к двери и внимательно осмотрел запоры. И действительно, закрыв на ключ дверь, он тут же без проблем открыл ее малым лезвием ножа.

Сторож спал мертвецким сном. Серега спустился вниз и вывел велосипед с дебаркадера. Вскоре он вовсю накручивал педали и минут через тридцать остановился возле неказистой мазанки, огороженной «пьяным» забором, выглядывающим из густых зарослей древосила. Откинув со столбика проволочную петлю, он вошел во двор и прислушался. Нет, все спокойно, разве что цикады как сумасшедшие стрекотали в густых зарослях жасмина и боярышника. И сильно излучал ароматы отцветающий шиповник.

Он взошел на крыльцо и все его движения были вкрадчивые, с оглядкой. Он осторожно нажал на ручку, но дверь не открылась. Постучал. Никакого отзвука. Однако успел заметить, как в ближнем окне, сквозь герань, стоящую в горшках на подоконнике, что-то мелькнуло. Он еще раз постучал: три раза дробно и два с интервалом. И дверь вдруг распахнулась и в ее проеме показался человек с пистолетом в руках.

– Чего сразу не сигналил? – спросил человек у Сергея. – Так и на пулю нарваться не трудно. Ладно, заваливай и рассказывай, что разнюхал… А я пока закончу свои дела.

На столе стояли весы, а рядом, в целлофановых кульках, какая-то серебристая смесь и что-то еще похожее на красную соль. С краю стола – незнакомые металлические побрякушки, о назначении которых Сергей ничего не знал. Рядом со столом, на табуретке, возвышалась пирамидка оранжевых брикетов На них что-то не по-русски было написано. Но он и без перевода понял, что это тротил…

– Я сделал все, как ты велел. И рыбку половил и сфотографировал объект, и на лодочной станции побывал.

– А зачем пил? От тебя за три версты разит сивухой.

– Надо было, провести презентацию с главным начальником дебаркадера… старым придурком… Все получилось лучше, чем я предполагал. Когда я удил рыбку, ко мне подвалил сторож лодочной станции… пьянчуга, без рюмки не разговаривает. Пришлось немного подпоить… Кстати, ты, Михайло, мне должен стольник, я его на презентацию израсходовал.

– Могу дать тебе за это по фейсу, а не стольник. Я тебя просил не выпячиваться, а ты полез в собутыльники.

– Да он рвань подзаборная… Мгновенно вырубился.

– Не дави мне на психику, эта рвань, когда ее прижмут органы, все вспомнит и даже то, чего не было. Ты же, безглуздый, небось оставил отпечатки пальцев на посуде, из которой пил?

– Ну, бля, ты даешь! Да кому я нужен, там каждый день кто-нибудь ошивается и дурь идет практически непрекращающаяся.

Михайло уселся на стул и маленьким совком стал насыпать в чашки весов серебристую пудру.

– Ладно, раствори проявитель, и принеси из колодца воды. Только не высовывайся…

– А чего нам бояться – мы дачники, сняли домик, никому не мешаем?

– Да у тебя вместо головы кавун… Тоже мне дачник, задолбанный пьяный отдыхающий…

…Когда фотографии были напечатаны, над ними долго сидел и курил Михайло. Тот самый Михайло, который застрелил водителя такси и продырявил толстую кишку участковому Усачу. Потом он ходил из угла в угол довольно просторной горницы и что-то себе напевал под отрастающие темные усики. Сергей в это время при открытых дверях сидел на крыльце и лузгал семечки.

– У нас будет большой груз, – наконец сказал Михайло.

– А велосипед для чего?

Михайло реплику пропустил.

– Сегодня сходим на берег и на месте сориентируемся. Фотографии нечеткие, ты сделал слишком большую выдержку. Все сливается…

– Извини, как умел…

– Да заткнись ты… как умел. Ты ни черта, кроме пьянки, не умеешь…

– Ты брось свои хохлацкие замашки. Сколько ты мне заплатил? И сколько обещал?

– Сделаем дело, отдам все еще и премию выдам.

– А ты мне так и не сказал, о каком деле идет речь. Что-то, как Менделеев, химичишь, а что – один боженька знает.

– Чем меньше знаешь, тем дольше будешь пить пиво.

– Какой груз тебе надо перетащить? Сто, двести тонн? – съязвил Серега.

– Более трех центнеров, поэтому велосипед свой засунь себе в сраку.

– Найми КамАЗ. За полтинник тут любой шоферюга, если надо, самого дьявола посадит себе на колени и отвезет куда прикажут…

У Сереги от умных речей на лбу образовались глубокие морщины.

– Только очень прошу тебя, в это дело ты больше не суйся, – Михайло от зажженной сигареты прикурил следующую. И как-то задумчиво-отстраненно: – Красивые здесь места, похожи на наши. В Карпатах тоже такие же тихеньки вичора и так же цикады спивают…

Переход с русского на украинский говорил, очевидно, о том, что в душе Михайлы что-то заструнило, заскребло, его душа, видимо, устремилась к исконным своим берегам.

* * *

Весь уголовный розыск Волгограда был, что называется, поставлен на уши. Его начальник Мороз каждый день проводил совещания и выслушивал донесения агентуры. В середине дня он вызвал к себе Акимова с Поспеловым и поставил перед ними задачу:

– Учтите, если мы не найдем еще двоих… Я, разумеется, условно говорю, может, их тут сотня или две… Но нам пока известно только о двоих, значит, и речь идет пока о них. А что мы имеем?

– Пока шерстим рынки. Двоих взяли с оружием, но это не те, это молодцы из заволжской группировки. Наркоты два килограмма наковыряли, одно старое убийство подняли, – Поспелов при этом загибал пальцы руки. – Я уверен, что количество рано или поздно перейдет в качество.

Мороз сделал пометку в настольном календаре.

– Вот именно – поздно, когда опять где-нибудь не рванет фугас. Сегодня какое число? Ну вот, до дня независимости Ичкерии остается несколько суток. А вы сами знаете, по оперативным данным, именно в этот день и намечена их вылазка, – Мороз закурил. – Вербуйте людей, платите им деньги… Сегодня наш министр подписал приказ о поощрении агентуры… Привлекайте алкашей, бомжей, эти люди лучше нас знают, что делается на улицах… Выходите на сторожей, продавцов киосков… Словом, нужна сеть с очень мелкими ячейками. Вы поняли меня?

– Да, конечно, товарищ майор, все это так, – Акимов, когда говорит, не смотрит на собеседника. – Но, мне кажется, имея в виду почерк террористов, они пойдут по крупному. Сейчас важнее всего держать под наблюдением нефтеперегонный завод, дамбы водохранилища и, разумеется, подходы к плотине.. Я сейчас сам туда отправляюсь, ознакомлюсь с обстановкой на месте.

Майор подошел к карте, висевшей напротив его стола.

– Я согласен с тем, что ты, Слава, говоришь, но к этому еще надо прибавить тракторный тире танковый завод, отделы милиции, воинские части, рынки и еще полторы тысячи разных объектов. А пока у нас нет даже маленькой зацепки… Вернее, она есть, но опять-таки лишь гипотетическая, – Мороз имел в виду слово «ГЕС» , которое было написано на карте, принадлежащей убитым террористам. – Но версию плотины я поддерживаю, поэтому не медли, Слава, и отправляйся в этот район.

…Через полчаса Акимов уже проводил инструктаж со своими нештатниками, дворниками и участковыми милиционерами. Словом, с теми, кто непосредственно живет или работает поблизости с ГЭС. Потом они обошли весь жилмассив, не пропустив ни одного подвала и ни одного чердака. Затем начался обход квартир: кто что видел, что показалось подозрительным, какие посторонние люди появлялись возле плотины?

На саму станцию Акимов не поехал, ибо знал: ГЭС целиком взята под контроль людьми РУБОП.

Когда на уазике он подкатил к берегу Волги, начал накрапывать дождь, а со стороны Астрахани надвигалась еще более черная, беспросветная туча.

Акимов вышел из машины и направился в сторону видневшихся мачт лодочной станции. Берег был безлюден, он шел по слежавшемуся мокрому песку и вспоминал свое детство. Первые нырки в воду происходили здесь, первые лещи тоже ловились здесь… Кажется, и вода была чище и сама Волга – шире. Но это, конечно, обман зрения, с годами так бывает… Он увидел валявшуюся на песке мертвую рыбку и едва не наступил на нее. Окушок с темными, опоясывающими спинку, полосами. Чуть ближе к откосу он увидел сигаретный окурок. Поднял – «прима». Он осторожно завернул его в носовой платок и положил в нагрудный карман.

Откуда-то сбоку донесся звук мотора – по дороге, в сторону реки, мчался синий «жигуленок» , оставляя за собой шлейф пыли. Акимов его сразу узнал, в такой машине ездит его самый заядлый нештатник Шура Егоров. Сам он работает в Волгоград-газе дежурным слесарем, а в свободное время на общественных началах мотается вместе с участковыми.

Акимов развернулся и пошел к оставленному уазику. Егоров в машине был не один – с уже немолодой женщиной, с аккуратно уложенным на голове седыми волосами. Она степенно вышла из машины, поправила цветастое платье и внимательно смотрела на приближающегося Акимова. Шура представил ему свою попутчицу:

– Екатерина Васильевна, жительница с Покровской улицы, – Егоров повернулся и указал рукой на белеющий вдали девятиэтажный дом. – Ее окна как раз выходят на берег, впрочем, Екатерина Васильевна расскажите сами, что вы вчера видели здесь.

Женщина засмущалась. Легкий румянец подкрасил ее ровно загоревшее лицо.

– Смелее, Екатерина Васильевна, – ободрил ее Акимов. – Вы, наверное, догадываетесь, что милицию интересуют некоторые детали… А точнее, любое событие, связанное с плотиной и вообще с этой частью прибрежной полосы.

– Да я, собственно, мало что видела. У меня муж обычно рыбачит за дебаркадером и порой задерживается до темна. А я иногда беру его морской бинокль… сам он бывший моряк, и наблюдаю за ним… Беспокоюсь, он у меня не очень здоров, пережил войну, два инфаркта…

Акимов такие увертюры привык выслушивать и они его никогда не раздражали, потому что иногда в мешанине сердечных изливаний проявляется одно коренное – определяющее слово.

– Так, так, – живо поддакнул он даме, – и что же было дальше?

– Да ничего особенного, но Саше Егорову показалось здесь что-то подозрительное. Примерно в три часа дня я видела, как мимо нашего дома в сторону реки проехал велосипедист…

– Обрисуйте, пожалуйста, – Акимов нутром ощутил какое-то важное предвестие.

– Велосипед старый, с никелированными щитками, на том, кто ехал на нем, была черная шапочка с длинным козырьком и к раме привязаны удочки. А может, одна удочка только разложенная. И вот этот велосипедист, приехав на берег, сначала немного половил рыбу. А потом стал фотографировать и мне показалось, что фотографировал он в основном плотину и дебаркадер.

– Как долго он этим занимался?

– У нас тоже есть фотоаппарат и я скажу… если нормально снимать, за это время можно отснять целую пленку.

– А вы, случайно, не заметили марку фотоаппарата?

– Далековато он находился, но фотообъектив был удлиненный, это точно. Затем к нему подошел человек, вышедший из будки дебаркадера, и после переговоров он на велосипеде рыбака поехал в магазин. Почему я знаю… Он приехал в винно-водочный магазин, который на первом этаже нашего дома… И вернулся на берег с авоськой полной бутылок. Потом они долго сидели в сторожке дебаркадера и возвращался этот велосипедист в конце дня, под вечер, но еще было светло, солнце только-только зашло за дома…

– Что вам еще бросилось в глаза?

– Когда он фотографировал, все время озирался по сторонам, а главное домой ехал без удочек. Мой муж тоже рыбак. Но чтоб он когда-нибудь бросил свои удочки… Скорее меня где-нибудь забудет, чем снасти.

– А ваш муж ничего не заметил, ведь он тоже неподалеку от дебаркадера ловил рыбу?

Женщина пожала плечами.

– С рыбалки он приехал весь разбитый, плохо клевало да и зрение у него плюс четыре…

– Тетя Катя, – встрял Шурик, – вы не сказали лейтенанту, что до сего дня этого парня вы никогда раньше не видели.

– Ну, это, по-моему, неважно, район большой всех не упомнишь.

И снова в разговор вступил Акимов.

– Давайте, Екатерина Васильевна, отойдем немного в сторонку и вы мне самым подробнейшим образом опишите этого рыбака-велосипедиста: рост, одежду, ее цвет и другие приметы…

Через полчаса, Акимов оставил наблюдать за дебаркадером Шуру Егорова, пообещав прислать наружников-профессионалов, а сам помчался в УВД города Волгограда, в уголовный розыск.

Майор Мороз был на месте. После того, как Акимов доложил ему о своих розыскных действиях, Мороз задумался. Курил, накапливая на конце сигареты длинный хвост пепла, затем стряхивал его в пепельницу и снова накапливал… Это игра «кто кого» его как-то успокаивала и помогала сосредоточиться.

– То, что ты сейчас рассказал, о чем-то, конечно, говорит, но я не думаю, что те, кто готовит такой серьезный теракт, так бедно технически оснащены. Велосипед, какой-то фотоаппарат… Хотя могли быть джип «черокки» и стационарная телекамера с целым набором объективов… Потом эта пьянка… впрочем, подожди.

Мороз поднялся с места и, вытащив из стола видеокассету, подошел к стоящей в углу на небольшом столике видео-паре… Вставив в гнездо кассету стал ждать. Это была оперативная съемка, сделанная в аэропорту, после анонимного звонка.

Пошли первые кадры: общий план здания аэропорта, двери, из которых появляется двое в форме гражданской авиации – мужчина и женщина. Затем камера съезжает на стоянку машин и – газон, где раскинулся настоящий табор из пассажиров и персонала аэропорта. И тут оператор потрудился как следует: методически, метр за метром, лицо за лицом, он заснял все и вся, что присутствовало на тот момент на поле.

– Стоп! – воскликнул Акимов, – можно немного прокрутить назад?

– Я его тоже увидел, – майор нажал на кнопку пультика и кассета крутанулась в обратную сторону. – Вот он, голубчик… – Кадр застыл на месте…

На газоне, возле поваленного велосипеда полулежал мужчина в черной бейсболке, из-под козырька которой смотрели внимательные глаза. Тут же рядом с ним лежала пачка «примы» , накрытая газовой зажигалкой.

– Как ты думаешь, Слава, что он тут делает? Явно не пассажир, ибо в самолет с велосипедом не сажают и не из персонала, опять же велосипед…

– Но приметы один к одному, даже цвет брюк и крылья никелированные… Видите, как на солнце блестят? Да и окурок, который я подобрал на берегу, тоже «прима»…

Мороз не спуская глаз с экрана. С конца его сигареты упала длинная колбаска пепла, но он этого даже не заметил. Сказал:

– Вот он мобильный анонимщик, который поднял на уши весь город. Минуточку, я сейчас…

Майор вернулся к столу и через селектор попросил зайти следователя, занимающегося этим делом.

В кабинет вошел еще молодой человек в гражданской одежде. Капитан Владимир Вронский. В Управлении его называли «князем» , возможно, за его фамилию.

– Володя, обратился к нему Мороз, тебе этот кадр ничего не говорит?

Вронский изучающе смотрел на велосипедиста и чем дольше он смотрел, тем ближе склонялся к телевизору.

– Дворник, работающий на Центральном вокзале, пояснил нашему оперативнику, что никого подозрительного, кроме безобидного велосипедиста, возле телефонов-автоматов он не заметил… Возможно, совпадение…

– Вот так безобидный, – тихо сказал Мороз, – совсем безобидный… Но мы не знаем, что он в аэропорту делал: или ждал кого-то, или любовался делом своих рук…

– Точнее – делом своего языка, – сказал Вронский. – Я дам задание оперуполномоченным, чтобы этого молодца во что бы то ни стало найти…

И Мороз преподнес сюрприз следователю: рассказал о донесении Акимова.

– Идем, Слава, ко мне, сниму с тебя показания, – обратился Вронский к Акимову и вместе с ним вышел из кабинета.

Мороз тут же позвонил в УФСБ, полковнику Гордееву. У них была договоренность сообщать друг другу о всех вновь открывшихся обстоятельствах расследовавшегося дела о терроризме.