Текст книги "Тайная битва сверхдержав"

В ноябре 1955 года было произведено испытание водородной бомбы нового образца, результат оказался ошеломляющим. Все прочие варианты были перечеркнуты.

Если говорить о влиянии на создание советской водородной бомбы американских работ над аналогичным оружием, то можно определенно сказать, что в СССР не было чертежей или точных данных, поступивших извне, хотя полученная от разведки в сентябре 1945 года информация об американской теории «классического супера» имела для наших ученых немалое значение.

Таким образом, в создании водородной бомбы СССР шел своей, никем не проторенной дорогой, и получил лучшие результаты, чем американцы. Но это было позднее, а тогда, в начале 50-х, шло ожесточенное соревнование между сверхдержавами: у кого быстрее появится водородная бомба. В ноябре 1952 года, как уже говорилось, США испытали наземное термоядерное устройство. Это устройство (кодовое название «Майк») было взорвано на атолле Эниветок в Тихом океане. Его тротиловый эквивалент составлял 10,4 миллиона тонн. Но его еще нельзя было назвать бомбой, поскольку оно было слишком тяжелым для любого носителя ядерного оружия.

Советский Союз принял новый вызов из-за океана. В августе 1953 года, когда все было готово для испытания советской водородной бомбы, за четыре дня до испытаний правительство СССР опубликовало следующее заявление:

«Известно, что за границей сторонники войны длительное время тешили себя иллюзией насчет монополии Соединенных Штатов Америки в деле производства атомной бомбы. Жизнь, однако, показала, что здесь имело место глубокое заблуждение. Соединенные Штаты Америки давно уже не являются монополистами в деле производства атомных бомб. За последнее время заокеанские противники мира нашли себе новое утешение. Соединенные Штаты Америки, видите ли, владеют более мощным, чем атомная бомба, оружием, являются монополистами водородной бомбы. Это, видимо, было бы каким-то утешением для них, если бы соответствовало действительности. Но это не так. Правительство считает необходимым доложить Верховному Совету, что Соединенные Штаты не являются монополистами и в производстве водородной бомбы» {44}.

А на полигоне все было как при первом взрыве атомной бомбы в 1949 году. И общее волнение участников, и нервное напряжение в томительные моменты, когда пошел отсчет секунд до взрыва, и глухой удар взрывной волны по сооружениям, где находились испытатели, и радость победы, когда стало ясно, что испытание прошло успешно.

Участник всех испытаний того времени – С. Л. Давыдов впоследствии писал:

«Выбежали наружу, хотелось посмотреть результаты взрыва. Зрелище было величественное и вместе с тем страшное. Столб пыли диаметром в несколько километров поднимался высоко в небо. Опытное поле находилось в темноте, солнечные лучи не могли проникнуть сквозь пыль. В вышине расползалось серо-коричневое ядовитое по виду облако.

Взрыв был такой силы, что металлические трубы приборных сооружений, находившиеся в радиусе 600—1800 метров, оказались погнутыми. Разрушения подопытных сооружений и зданий были огромны. Специально поставленный в 500 метрах от эпицентра бетонный куб на бетонной же основе был сорван и отброшен на значительное расстояние. Над опытным полем из столба поднятой пыли вырастал огромный пышущий жаром гриб, поднимавшийся к небу. В его верхней части перемешивались раскаленные массы газа. Снизу, с земли, к нему тянулся черный столб; на верху гриба вокруг шляпки появилось белое кольцевидное облачко. Через некоторое время гриб начал терять форму и медленно опускаться» {45}.

Присутствующие как зачарованные смотрели на это зрелище. Все виденное значительно отличалось от первых атомных взрывов. Создатели бомбы и ее испытатели, осознававшие невиданно огромную разрушительную силу нового оружия, тем не менее были рады за себя, что участвовали в таком важном для страны деле, рады за создателей такого мощного оружия, рады за свою страну. Чтобы понять их радость и гордость, надо вспомнить международную обстановку того времени. Только что кончилась война в Корее, во время которой Вашингтон рассматривал планы нанесения атомных ударов по Китаю. Противостояние военно-политических блоков выливалось в конфликты и инциденты. Угроза применения ядерного оружия витала в воздухе. И в этой обстановке участники испытаний понимали: наша страна выходит на паритет с Америкой в развитии ядерного вооружения, и в этом была частица и их труда.

Водородная бомба в СССР была взорвана 12 августа 1953 года, и через несколько дней, 20 августа, в «Правде» и других советских газетах было опубликовано сообщение советского правительства о состоявшемся испытании. Оно гласило:

«На днях в Советском Союзе в испытательных целях был произведен взрыв одного из видов водородной бомбы.

Вследствие осуществления в водородной бомбе мощной термоядерной реакции взрыв был большой силы. Испытание показало, что мощность водородной бомбы во много раз превосходит мощность атомных бомб.

Известно, что Советский Союз уже несколько лет владеет атомным оружием и произвел соответствующие испытания этого оружия. Как следует из выступления Председателя Совета Министров СССР Г. М. Маленкова 8 августа с. г. на 5-й сессии Верховного Совета, Советский Союз овладел также секретом производства водородной бомбы.

Это сообщение Советского Правительства вызвало многочисленные отклики за рубежом. Некоторые иностранные круги, делавшие ставку в своей политике на монополию США в области атомной бомбы, а затем водородной бомбы, стремятся запугать народы тем фактом, что Советский Союз владеет секретом производства водородного оружия, и в связи с этим вызвать тревогу, используя ее в целях гонки вооружений.

Советское Правительство считает необходимым заявить, что, как и прежде, для такой тревоги нет никаких оснований.

В соответствии с неизменной политикой Советского Союза, направленной на укрепление мира и безопасности народов, Советское Правительство неоднократно предлагало правительствам других стран провести значительное сокращение вооружений и запретить применение атомного и других видов оружия массового уничтожения, установить в рамках Организации Объединенных Наций строгий международный контроль над этим запрещением.

Советское Правительство твердо стоит на этой позиции и в настоящее время» {46}.

Это сообщение было как бы пробным камнем политики руководства СССР в отношении Запада. Надо иметь в виду, что это был август 1953 года. Еще полугода не прошло, как умер Сталин, месяц назад был арестован всемогущий Л. П. Берия. Новое руководство в лице Г. М. Маленкова и Н. С. Хрущева пыталось, с одной стороны, показать, что ядерная мощь СССР возрастает и он готов на равных (хотя это было не так) противостоять США и НАТО; с другой стороны, оно демонстрировало стремление навести мосты в отношениях с капиталистическими странами, попробовать политическим путем как-то смягчить напряженность между Востоком и Западом, усилившуюся после победы коммунистов в Китае и в ходе Корейской войны.

Одним из важных аспектов взаимоотношений нашей страны с западными демократиями была именно ядерная проблема. В какую сторону будет направлен вектор развития ядерной энергетики: на мир или на войну? Пока что военное направление преобладало.

Термоядерный взрыв являлся первым, но не единственным в серии испытаний 1953 года. В том же году на полигоне испытывались и новые типы атомных бомб. Бомбы сбрасывались с самолетов. Было три взрыва. Проведенные серии взрывов являлись очень существенным фактором в преодолении американской монополии.

Это позволяло протянуть пальмовую ветвь мира ядерному оппоненту и показать мировому сообществу, что хотя СССР и обладает мощным разрушительным оружием, но его помыслы направлены на мирное использование ядерной энергии.

Поэтому через месяц после взрыва водородной бомбы на Семипалатинском полигоне, 18 сентября, было опубликовано сообщение ТАСС о дальнейших намерениях Советского Союза в этой области. В нем говорилось:

«За последние недели, в соответствии с планом научно-исследовательских работ в области атомной энергии, в Советском Союзе были проведены испытания нескольких типов атомных бомб. Испытания прошли успешно. Они полностью подтвердили расчеты и предположения ученых и инженеров-конструкторов.

Вполне понятно, что до тех пор, пока ответственные круги США отвергают настойчивые предложения СССР о запрещении атомного оружия, Советский Союз, исходя из требований безопасности, вынужден будет уделять внимание производству атомного оружия. Вместе с тем Советский Союз будет и впредь следовать политике укрепления мира между народами, добиваясь соглашения с другими странами о безусловном запрещении атомного, водородного и других видов оружия массового уничтожения, значительного сокращения вооружений, установления строгого международного контроля за осуществлением этих решений.

Наряду с этим в Советском Союзе ведутся работы по использованию атомной энергии для промышленных целей; Советский Союз считает своей важнейшей задачей добиться того, чтобы атомная энергия была поставлена на службу делу мирного прогресса (ТАСС)» {47}.

После неожиданно быстрого создания в СССР ядерного оружия Запад испытал сильнейший шок, имевший глубокие и долгосрочные последствия политического и психологического характера. Еще в январе 1950 года президент Трумэн предписал Комиссии по атомной энергии продолжать работу над всеми видами атомного оружия, включая и водородное {48}.

Так как был перейден рубикон гонки термоядерных вооружений, в которую вслед за США втянулся сначала Советский Союз, а затем Англия и другие страны. Началось ядерное противостояние.

Глава II. США – СССР: воздушный блицкриг и танковый марш

Атомный взрыв над Хиросимой эхом отозвался по всей планете. Новое невиданное оружие изменило облик мира. Мировое сообщество ужаснулось содеянному: огромный густонаселенный город, не имевший военных объектов, был на две трети стерт с лица земли, 140 тысяч его граждан погибли в один миг. Но официальный Вашингтон был в восторге. Известие об успешном атомном ударе по Хиросиме застало президента Трумэна в Атлантическом океане на крейсере «Огаст». Он возвращался с Потсдамской конференции. Довольный успехом американского оружия, президент, пожав руку капитану корабля, сказал: «Сегодня величайший день в мировой истории!» Он объяснил собравшимся офицерам, что представляет собой атомная бомба, и заключил свое выступление словами: «Дело увенчалось успехом. Мы выиграли ставку».

Вот такими понятиями оперировал президент богатейшей страны мира. Разрушение центра древней японской культуры (а Хиросима была одним из таких центров) и гибель десятков тысяч его жителей оценивались в выражениях нью-йоркской биржи. Кстати, в 1946 году, когда Роберт Оппенгеймер, американский Курчатов, сказал президенту, что после варварских бомбардировок японских городов он и его коллеги ощущают «кровь на своих руках», Трумэн ответил: «Ничего, это легко смывается водой» {49}.

Но это было потом, а тогда, сразу же после сброса «Малыша», на авиабазе острова Тиниан спешно готовили новую, на этот раз плутониевую бомбу для ударов по Японии. Почему спешно? Потому что ее надо было сбросить до того, как Советский Союз вступит в войну с Японией. Если это приведет к капитуляции Японии до начала советского наступления на Маньчжурию, то все лавры победы в войне на Тихом океане пожнут Соединенные Штаты. В связи с этим сроки сброса второй бомбы, «Толстяк», все время сокращались: 20 августа, 11-е, 10-е и, наконец, твердо решено – 9 августа.

Это было вызвано тем, что во время Ялтинской конференции Сталин обещал начать войну против Японии через три месяца после победы над Германией. Он подтвердил это в мае 1945 года, беседуя с посланцем американского президента Г. Гопкинсом. В ходе Потсдамской конференции начальник советского генштаба генерал армии А. И. Антонов на совещании начальников штабов союзных стран 24 июля назвал наиболее вероятным сроком вступления СССР в войну середину августа. И вот теперь американцы торопились принудить японское правительство к капитуляции в первой половине августа.

Непрестанное изменение срока второго удара нервировало участников предстоящей операции. И командующий 20-й воздушной армией, действовавшей с Гуамских островов по Японии, генерал Лимэй, и генерал Фаррел, и капитан Парсонс, и подчиненные им офицеры с тревогой относились к сокращению времени на подготовку к новому атомному удару. Весьма опасной представлялась загрузка «Толстяка» в бомбоотсек Б-29, который должен был вести майор Ч. Суини. Ведь Суини, хотя и был опытным летчиком, но далеко не таким, как Тиббетс, который служил и личным пилотом генерала Эйзенхауэра, и летчиком-испытателем Б-29. К тому же устройство бомбы не позволяло на этот раз оснастить ее взрывателем в воздухе, следовательно, взлет обещал быть весьма рискованным. Спаатс, командующий стратегической авиацией, и его подчиненные тоже нервничали: удары по второстепенным целям не снимут вопроса о вторжении с моря и с воздуха – выходит, нужно готовиться к серии атомных налетов, в том числе и на Токио, или действительно к старому плану подготовки полномасштабного вторжения {50}. Прямой опасности подвергался майор Суини, вылетевший в сложных метеоусловиях на не вполне исправном самолете. Ему предстояло повторить сбрасывание атомной бомбы, на этот раз на Кокуру. Было это 9 августа.

Плохие предчувствия летчика оправдались. Кокура была закрыта плотными облаками. Развернувшись, Суини повел самолет на Нагасаки. Но и здесь видимость была нулевой, и главным образом из-за дыма горевших внизу разбитых в предшествующие налеты заводов. Испытывая уже острую нехватку горючего, Суини, отбросив все инструкции, вышел на цель, пользуясь радаром. В последний момент, обнаружив разрыв в облаках, он произвел бомбометание. «Толстяк», взорвавшись несколько в стороне от заданной цели, уничтожил 44 процента города, который исстари служил в Японии воротами христианства. Суини совершил вынужденную посадку на запасном аэродроме на Окинаве: у него кончалось топливо.

Хотя «Толстяк» и при неблагоприятных условиях уничтожил более 70 тысяч жителей Нагасаки, ожидаемый эффект не был достигнут. Атомная бомба была сброшена в 11 часов 01 минуту 9 августа, а советские войска вторглись в Маньчжурию с рассветом того же дня. И сразу же после получения по радио утром 9 августа известия о вступлении СССР в войну японский премьер-министр К. Судзуки созвал заседание Высшего совета по руководству войной. На рассмотрение совета был вынесен вопрос о капитуляции. Судзуки заявил присутствовавшим: «Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны». Таким образом, не уничтожение Хиросимы атомным ударом 6 августа, хотя, безусловно, это имело свое особое значение, а вступление СССР в войну против Японии на рассвете 9 августа вынудило японское правительство впервые поставить вопрос о капитуляции.

Японский историк Н. Рэкиси пишет: «Хотя США пытаются представить атомную бомбардировку японских городов как результат стремления ускорить окончание войны, в действительности эти бомбы, погубив огромное число мирных жителей, не привели Японию к принятию решений об окончании войны». И продолжает: «Не жертвы среди мирных жителей в результате атомной бомбардировки, а вступление в войну СССР обусловило скорейшее окончание войны» {51}.

Такого же мнения придерживались и те американские военные, которые непосредственно руководили войсками США в зоне боевых действий. «Вступление Советского Союза в войну против Японии, – констатировал командующий ВВС США в Китае генерал К. Ченнолт в августе 1945 года, – явилось решающим фактором, ускорившим окончание войны на Тихом океане, что произошло бы даже в том случае, если бы не были применены атомные бомбы. Быстрый удар, нанесенный Красной Армией по Японии, завершило окружение, приведшее к тому, что Япония оказалась поставленной на колени» {52}.

Это и понятно: в условиях континентальной войны, какой по своему характеру была Вторая мировая, исход вооруженной борьбы решался на сухопутных театрах. Только решительными действиями против крупных группировок сухопутных войск, уничтожением вражеских сил и средств можно было принудить противника к отступлению, освободить захваченные им территории и заставить его капитулировать.

Тем не менее во многих исторических трудах за рубежом (а в последние годы и в России) утверждается, что именно бомбардировка Хиросимы стала причиной начала советского наступления 9 августа, а не 15-го, как говорилось в Потсдаме. Но документы говорят о другом. Они свидетельствуют о том, что войска Красной Армии, сосредоточенные на Дальнем Востоке для разгрома Квантунской армии японцев, получили приказ быть в готовности к наступлению 25 июля. 3 августа, сразу же по возвращении из Берлина в Москву, Сталин получил доклад от главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке маршала А. М. Василевского. Василевский доложил, что войска готовы начать наступление с утра 5 августа, но сам он считает более подходящим сроком для начала операции 9—10 августа, когда ожидается наиболее благоприятная погода в Забайкалье, где дислоцируются силы Забайкальского фронта, находящегося на направлении главного удара. В Приморье к этому времени ожидается прекращение дождей, а это позволит действовать авиации.

Предложение Василевского было одобрено Сталиным. Директиву на наступление маршал подписал 7 августа в 16 часов 30 минут, то есть еще до того, как из выступления Трумэна стало известно об атомной бомбардировке Хиросимы {53}.

Значит ли это, что СССР сыграл решающую роль в разгроме Японии, как об этом много лет писала советская историография? Нет, не значит. После капитуляции Германии и лишения Японии всех источников сырья поражение ее было неизбежно. Но без СССР, беря во внимание японскую национальную стойкость и фанатизм, вооруженным силам США пришлось бы затратить много времени (полагали, не менее года) и понести большие потери (до 1—1,5 миллиона человек) для достижения полной победы.

Вступление в войну СССР намного ускорило разгром Японии, приблизило конец 2-й мировой войны, сократило разрушения и число жертв. Да, атомные бомбардировки разрушили два города, погубили более 200 тысяч жизней, но и обычные бомбардировки японских городов приносили огромные жертвы (например, 9 марта в Токио было уничтожено обычными бомбами 100 тысяч жителей), но все это не смогло сломить волю японцев к сопротивлению. Атомная бомба не могла уничтожить огромную Квантунскую армию, готовую фанатично сражаться до конца на материке.

Тем не менее атомная бомба явилась качественно новым боеприпасом, ознаменовала собой появление оружия массового уничтожения, которое полностью компенсировало недостатки обычных авиационных бомб с их малой точностью попадания в цель и небольшой разрушительной силой. Огромная мощь нового оружия и, главное, монопольное владение им породили в правящих кругах США иллюзию, что в послевоенный период они смогут диктовать свою волю народам всего мира, угрожая им атомной войной. Это оружие уже тогда рассматривалось ими как средство, с помощью которого они смогут обеспечить гегемонию США во всем мире, и прежде всего в отношении СССР, пусть и недавнего союзника в борьбе против фашизма. Широко известно, что первой реакцией Трумэна на успешное испытание атомной бомбы были слова: «Теперь у меня есть дубина против этих парней». Ясно, он имел в виду Советский Союз. Его уверенность в том, что атомная монополия США будет длительной, была тогда непоколебима.

Характерен такой эпизод. В 1946 году в беседе с Р. Оппенгеймером Трумэн спросил его: «Когда русские смогут создать бомбу?» «Я не знаю», – ответил ученый. «Я знаю», – сказал президент. «Когда же?» – последовал вопрос. «Никогда», – ответил Трумэн.

1. «Блицкриг» воздушно-атомный

«Атомные взрывы над Хиросимой и Нагасаки, – писал генерал М. Тейлор, – послужили ярким доказательством решающего значения стратегических бомбардировок. Атомная бомба усилила воздушную мощь новым оружием огромной разрушительной силы и вновь укрепила веру в то, что наши военно-воздушные силы обладают абсолютным оружием, которое позволит Соединенным Штатам навязать миру своего рода „Pax Americana“ („мир по-американски“)» {54}.

19 декабря 1945 года президент США Г. Трумэн официально заявил в обращении к конгрессу: «Хотим мы этого или не хотим, мы обязаны признать, что одержанная нами победа возложила на американский народ бремя ответственности за дальнейшее руководство миром» {55}.

Основным носителем наиболее мощных бомб на дальние расстояния в то время была стратегическая авиация (бомбардировщики Б-17 и Б-29), но она, как свидетельствовал опыт войны, была уязвима для средств ПВО, и по мере совершенствования этих средств уязвимость ее возрастала. Кроме того, она не обеспечивала внезапности, так как обнаруживалась противником задолго до подлета к объекту удара. И хотя стратегическая авиация еще долгое время являлась основным носителем атомных, а затем и водородных бомб, вопрос о ее замене более надежными, точными, быстрыми и экономичными средствами воздушного нападения встал на повестку дня в политических кругах и вооруженных силах США уже в конце войны. В связи с этим немецкие ракеты, особенно баллистические, по их в ту пору неотразимости показались американским стратегам весьма перспективным оружием. Не случайно американские военные, присутствовавшие на Нюрнбергском процессе над главными немецкими военными преступниками, с большим вниманием слушали последнее слово подсудимого Альберта Шпеера, бывшего министра вооружения гитлеровской Германии. Он, в частности, сказал: «Военная техника через 5—10 лет даст возможность проводить обстрел одного континента с другого при помощи ракет с абсолютной точностью попадания. Такая ракета, которая будет действовать силой расщепленного атома и обслуживаться, может быть, всего десятью лицами, может уничтожить в Нью-Йорке в течение нескольких секунд миллионы людей, достигая цели невидимо, без возможности предварительно знать об этом, быстрее, чем звук, ночью и днем» {56}.

Итак, милитаристское мышление к концу войны подошло вплотную к идее соединения столь разрушительного оружия, как только что появившаяся атомная бомба, с таким средством ее доставки к цели, как стратегический бомбардировщик или ракета. Последняя в большей мере обеспечивала неотвратимость удара, но была еще очень и очень несовершенна. Главное внимание было уделено стратегической авиации.

Одновременно развивались и взгляды на боевое применение стратегических бомбардировщиков в новых условиях. В основе их, как и в годы Второй мировой войны, лежали основные положения так называемой «доктрины Дуэ». Еще в 20-е годы итальянский генерал Дж. Дуэ, творец теории «воздушной войны», считал, что ВВС одними своими действиями способны самостоятельно решить исход войны. Сущность «воздушной войны» он сводил к завоеванию господства в воздухе, нанесению внезапных бомбардировочных ударов по наиболее важным административно-политическим и экономическим центрам, военным объектам, районам отмобилизования войск. Главную роль в будущей войне эта теория отводила бомбардировочной авиации, которая с конца 20-х годов бурно развивалась {57}. Теоретики «воздушной войны» считали также одним из решающих факторов достижения победы подавление морального духа гражданского населения в тылу противника ударами с воздуха. Дуэ писал: «…исход будущих войн может явиться следствием ударов, нанесенных духу населения» {58}. Он полагал, что «грядущая война будет вестись в основном против безоружного населения городов и против крупных промышленных центров». В меморандуме активного сторонника «воздушной войны» начальника штаба ВВС Великобритании маршала авиации Тренчарда, представленного английскому правительству 2 мая 1928 года, говорилось, что моральный эффект от стратегических бомбардировок выше, чем материальный. Население страны противника не вынесет массовых авиационных налетов и может заставить свое правительство пойти на капитляцию {59}. Таким образом, бомбардировки городов и инфраструктуры страны считались главным способом боевых действий, а в стратегической авиации видели некую «абсолютную» силу.

Категориями «абсолютного» оружия мыслили и многие военные в США. Уже в годы Второй мировой войны правящие круги ведущих морских западных держав все больше делали ставку на стратегическую авиацию как «оружие победы». (Кстати, и сегодня эти идеи живы. Например, в югославском конфликте 1999 года бомбившая Сербию авиация НАТО, вооруженная «высокоточными» ракетами и бомбами, преподносилась миру как «оружие демократии».)

Бомбардировки городов широко применялись во Второй мировой войне. После разгрома Франции летом 1940 года Англия оказалась, по существу, один на один с гитлеровской Германией, оккупировавшей почти всю Западную Европу. Тогда развернулась воздушная «битва за Англию». Под таким названием вошло в историю воздушное наступление немецко-фашистских ВВС на Великобританию и отражение его английскими вооруженными силами в августе 1940 – мае 1941 года. Цель гитлеровского руководства в этом наступлении заключалась в том, чтобы массированными бомбардировками с воздуха в короткий срок подорвать военно-экономический потенциал своего единственного уже в то время противника в Западной Европе, терроризировать население, нарушить управление страной и в конечном счете вывести из войны.

Правители третьего рейха полагали, что воздушные бомбардировки в сочетании с морской блокадой и подводной войной могут принудить Великобританию к капитуляции и одновременно создать выгодные условия для вторжения в Англию с моря, если потребуется. Горячим сторонником этой идеи был Геринг, заверивший Гитлера, что люфтваффе «выбомбят Англию из войны». Берлин рассчитывал деморализовать население, подорвать волю народа к сопротивлению и тем заставить страну капитулировать.

Однако, хотя Лондону и другим городам (Ковентри, Бирмингем) были нанесены большие разрушения и имелось много жертв, гитлеровцы не достигли своей цели: английский народ мужественно продолжал борьбу. Замысел Геринга «выбомбить Англию из войны» провалился.

Но идею «воздушной войны» как решающего средства достижения победы вынашивал не только германский фашизм. На Британских островах, по мере того как укреплялась антигитлеровская коалиция, также вызревал план нанести по Германии с воздуха удары такой силы, которые могли бы причинить ей невосполнимый ущерб.

Английская авиация начала воздушное наступление на города Германии с 24 сентября 1940 года, когда 84 бомбардировщика предприняли неудачный налет на Берлин. В 1941—1942 годах боевая эффективность английской бомбардировочной авиации была чрезвычайно низкой. В среднем в одном налете участвовало менее 60 самолетов. Лишь в воздушных операциях, проведенных в 1942 году по крупным городам Германии (Эссен, Любек, Киль, Кельн), участвовало 200—230 самолетов.

В результате этих бомбардировок гражданское население понесло значительные потери, оказались разрушены многие жилые кварталы, но ущерба военно-промышленным объектам причинено не было. Об этом свидетельствует рост производства важнейших видов вооружения Германии в 1941—1942 годах. Так, если в 1940 году германская промышленность произвела 2200 танков и броневиков, 6200 боевых самолетов, 5 тысяч артиллерийских орудий (калибра 75 мм и более), то в 1942 году она выпустила 9200 танков и броневиков, 11 100 боевых самолетов, 12 тысяч артиллерийских орудий. Так что английские воздушные бомбардировки в те же годы не влияли на производительность военной промышленности Германии. Известный историк Р. Джексон пишет: «Стратегическое наступление бомбардировочного командования (английского) на Германию в течение первых трех лет войны окончилось полным провалом» {60}.

Однако, когда англо-американские войска начали активизировать военные действия (высадка в Африке, подготовка к десанту на Сицилию), родился план совместного воздушного наступления на третий рейх. На конференции в Касабланке (январь 1943 года) был разработан план совместного воздушного наступления с июня 1943 до весны 1944 года под условным названием «Пойнтблэнк». Он имел целью массированными бомбардировками достичь «прогрессирующего разрушения и дезорганизации военной, промышленной и экономической мощи Германии и подрыва морального духа ее народа до такой степени, чтобы способность Германии к сопротивлению была ослаблена до фатального уровня».

Расчет был на то, что массированные удары стратегической авиации США и Англии (бомбардировщики США действовали днем, а английские – ночью) настолько подорвут военно-экономический потенциал рейха и деморализует его население, что вторжения во Францию не понадобится, поскольку бомбежка немецких городов «скоро заставит Германию стать на колени».

Да, англо-американская авиация завоевала тогда стратегическое господство в воздухе на Западном фронте, в значительной степени нарушила коммуникации и систему управления противника во Франции, создала благоприятные условия для высадки союзных войск в Нормандии. Это был достойный вклад стратегических бомбардировок в ход войны.

Однако было и другое. Еще в 1942-м командующий британским бомбардировочным командованием маршал авиации Артур Харрис заявил: «Может быть, когда-нибудь мы сумеем каждую бомбу направлять в цель с научной точностью. Но до тех пор, пока мы этого не достигли (опыт Югославии 1999 года говорит о том, что не достигли и сегодня. – А. О.), мы должны сбрасывать потоки бомб, сравнивать с землей дома Шикльгрубера (Гитлера. – А. О.) и деморализовать его рабочих». Таким образом, торжествовал принцип заложников: за преступления нацистов расплачивалось мирное население.

Масштабы воздушного наступления были на первый взгляд впечатляющими: армады стратегической авиации за ночь уничтожили в 1942 году крупный город Кельн, в налете на который в ночь с 30 на 31 мая участвовало более 1000 самолетов. Приказ гласил: «Превратить в море огня средневековый центр Кельна». Харрис требовал от начальника штаба маршала авиации Портала: «Я надеюсь, вам ясно следующее: целью наступления являются жилые районы, а не, к примеру, доки или фабрики». После Кельна были Эссен (1 июня), Бремен (25 июня) и другие города Германии. Налеты 1943 года стали рейдами «1000 бомбардировщиков». С 24 июня 1943 года в течение шести дней бомбили Гамбург: убито и ранено 100 тысяч горожан, разрушено 300 тысяч зданий. Апогеем стала бомбардировка Дрездена в феврале 1945 года. Город, заполненный беженцами, не имевший военных объектов, в течение двух дней был превращен в руины. Погибло 35 тысяч человек.