Текст книги "Горячее сердце"

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Матрена и Параша.

Матрена. Куда ты, куда выскочила?

Параша. Иди скорей, батюшка зовет.

Матрена. Ступай передом, я за тобой.

Параша. Я не барабанщик, впереди тебя ходить. (Сходит с крыльца).

Матрена. Куда норовишь? Не бывать же по-твоему, не пущу я тебя ночью шляться по двору.

Параша. Ну, так ведь уйду же и на улицу, коли ты стала разговаривать. И не зачем уйти, а уйду. Иди домой, кличет, говорят тебе.

Матрена. Разорвусь пополам, а на своем поставлю.

Параша. Вынула ты из меня все сердце, вынула. Что тебе нужно от меня? (Становится прямо против нее).

Матрена. Как что нужно, как что нужно? Первый мой долг, я тебя соблюдать должна!

Параша. Себя соблюдай!

Матрена. Ты мне не указ.

Параша. И ты мне не указ.

Матрена. Мне за тебя, за дрянь, да перед отцом отвечать…

Параша. Нечего тебе придумывать-то, чего быть не может. Не в чем тебе отвечать, сама ты знаешь; только ненависть тебя разжигает. Что, я мешаю тебе, что ли, что на дворе погуляю. Ведь я девушка! Только и отрады у нас, что летним делом погулять вечерком, подышать на воле. Понимаешь ли ты, на воле, на своей воле, как мне хочется.

Матрена. Знаю я, зачем ты вышла-то; недаром Наркис-то говорил.

Параша. Ты б стыдилась об Наркисе-то и поминать. Матрена. Так вот нет же…

Голос Курослепова: «Матрена!»

О! Чтоб вам пусто было! Измучили вы меня! В гроб вы меня вгоните!

Параша. За что ты надо мной тиранствуешь? У зверя лесного, и у того чувство есть. Много ль у нас воли-то в нашей жизни в девичьей! Много ли времени я сама своя-то? А то ведь я – все чужая, все чужая. Молода – так отцу с матерью работница, а выросла да замуж отдали, так мужнина, мужнина раба беспрекословная. Так отдам ли я тебе эту волюшку, дорогую, короткую. Все, все отнимите у меня, а воли я не отдам… На нож пойду за нее!

Матрена. Ах, убьет она меня! Ах, убьет!

Курослепов выходит на крыльцо, Силан в ворота.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Матрена, Параша, Курослепов, Силан.

Курослепов. Матрена! Что тебя не дозовешься!

Матрена. Уйми дочь-то, уйми! Зарезать меня хочет.

Параша. Нечего меня унимать, я и так смирна.

Матрена. Попала я в семейку, в каторжную. Лучше бы я у родителя в девичестве пребывала.

Курослепов. Эк, хватилась!

Матрена. Там меня любили, там нежили, там и по сю пору обо мне убиваются.

Силан. Ты кричи шибче! И так почитай весь город у ворот, не пожар ли, мол.

Курослепов. А ты метлой-то ее!

Матрена (Силану). И сохрани тебя господи! Что я с тобой… (Курослепову). Ты дочь избаловал, ты! У вас один умысел, погубить вы меня хотите. Вели дочери покориться! С места не сойду.

Курослепов. Прасковья, покорись!

Параша. Да в чем покориться-то? Я по двору погулять вышла, а она меня гонит. Что она обо мне думает? Зачем она меня порочит? Я честней ее! Мне это обида. Горькая обида!

Матрена. Говори, лохматый шут…

Курослепов. Метлой-то ее!

Матрена. Тебя метлой-то! Говори, заспанные твои буркалы: мое дело беречь ее?

Параша. Нечего того беречь, кто сам себя бережет! Не говори ты мне таких слов!

Курослепов. Ну, что тут еще! Что за базар! Покорись, тебе говорят.

Параша. И ты говоришь: покорись? Ну, изволь… Я покорюсь. (Матрене). Я покорюсь, только вот я тебе при отце говорю – это в последний раз, – запомни ты мои слова! Вперед я, когда хочу и куда хочу, туда и пойду. А коли ты меня станешь останавливать, так докажу я вам, что значит у девки волю отнимать. Слушай ты, батюшка! Не часто мне с тобой говорить приходится, так уж скажу я тебе зараз. Вы меня, девушку, обидели. Браниться мне с тобой совесть не велит, а молчать силы нет; я после хоть год буду молчать, а тебе вот что скажу. Не отнимай ты моей воли дорогой, не марай мою честь девичью, не ставь за мной сторожей! Коли я себе добра хочу, – я сама себя уберегу, а коли вы меня беречь станете… Не уберечь вам меня! (Уходит).

Курослепов уходит за ней, потупя голову. Матрена за ним, ворчит и бранится про себя.

Силан (стучит в доску). Посматривай!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Курослепов.

Матрена.

Параша.

Серапион Мардарьич Градобоев, городничий.

Вася Шустрый.

Гаврило.

Силан.

Сидоренко, полицейский унтер-офицер, он же и письмоводитель городничего.

Жигунов, будочник.

Девушка.

Рабочие Курослепова.

Декорация первого действия. 10-й час. К концу действия на сцене темно.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Градобоев, Силан, Сидоренко и Житунов входят в ворота.

Градобоев. Что, человек божий, хозяева не спят еще?

Силан. Надо быть, нет; ужинать хотят.

Градобоев. Что поздно?

Силан. Да все раздор; бранятся подолгу, вот и опаздывают.

Градобоев. А как дело?

Силан. Мне что! Говори с хозяином!

Градобоев. Сидоренко, Жигунов, вы подождите меня у ворот.

Сидоренко и Жигунов. Слушаем, ваше высокоблагородие.

Градобоев уходит на крыльцо.

Сидоренко (Силану, подавая табакерку). Березинского!

Силан. С золой?

Сидоренко. Малость.

Силан. А стекла толченого?

Сидоренко. Кладу по пропорции.

Силан. Что нюхать, что нюхать, братец ты мой? Стар стал, ничего не действует; не доходит. Ежели ты мне, – так стекла клади больше, – чтоб он бодрил… встряхивал, – а это что! Нет, ты мне, чтоб куражил, до мозгов доходил.

Уходят в ворота. С крыльца сходит Параша.

Параша. Тихо… Никого… А как душа-то тает. Васи нет, должно быть. Не с кем часок скоротать, не с кем сердечко погреть! (Садится под деревом). Сяду я да подумаю, как люди на воле живут, счастливые. Эх, да много ль счастливых-то? Уж не то чтобы счастия, а хоть бы жить-то по-людски… Вон звездочка падает. Куда это она? А где-то моя звездочка, что-то с ней будет? Неужто ж опять терпеть? Где это человек столько терпенья берет? (Задумывается, потом запевает):

 
Ах ты, воля, моя воля, воля дорогая,
Воля дорогая, девка молодая —
Девка по торгу гуляла…
 

Входят Вася и Гаврило.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Параша, Вася, Гаврило.

Гаврило. Погулять вышли?

Параша. Погулять, Гаврюша. Дома-то душно.

Гаврило. Теперь самое такое время, что гулять-с, и для разговору с девушками это время самое для сердца приятное. Так-с, точно мечта какая али сон волшебный-с. По моим замечаниям, вы, Прасковья Павлиновна, меня любить не желаете-с?

Параша. Послушай, Гаврюша, ведь этак можно и надоесть! Который ты раз меня спрашиваешь! Ведь ты знаешь, что я другого люблю, так чего ж тебе?

Гаврило. Так-с. Я полагаю, что мне и напредки в ожидании не быть-с.

Параша. А напредки, голубчик, что будет, один бог знает; разве я в своем сердце вольна? Только, пока я Васю люблю, уж тебе нечего приставать. Ты погляди-ка лучше, не подошел бы кто, мне с ним поговорить нужно…

Гаврило. Оченно могу-с. Потому желаю от всего моего чувствительного сердца хотя даже этакой малостью быть вам приятным. (Отходит).

Параша. Ну, вот молодец! (Васе). Вася, когда же?

Вася. Дела-то у нас с тятенькой пораестроились.

Параша. Знаю. Да ведь вы живете; значит, жить можно; больше ничего и не надобно.

Вася. Так-то так…

Параша. Ну, так что ж? Ты знаешь, в здешнем городе такой обычай, чтобы невест увозить. Конечно, это делается больше по согласию родителей, а ведь много и без согласия увозят; здесь к этому привыкли, разговору никакого не будет, одно только и беда: отец, пожалуй, денег не даст.

Вася. Ну, вот видишь ты!

Параша. А что ж за важность, милый ты мой! У тебя руки, у меня руки.

Вася. Я уж лучше осмелюсь да так приду когда-нибудь, отцу твоему поклонюсь в ноги.

Параша. Вася, голубчик, терпенья моего нехватает.

Вася. Да как же быть-то, право, сама посуди.

Параша. Ты по воле ходишь, а я-то, голубчик, подумай, что терплю. Я тебе говорю по душе: нехватает моего терпенья, нехватает!

Вася. Уж ты малость-то, Параша, потерпи еще для меня!

Параша. Вася, нешуточные это слова, – пойми ты! Видишь ты, я дрожу вся. Уж коли я говорю, что терпенья нехватает, – значит, скоро ему конец.

Вася. Ну, полно! Что ты! Не пугай!

Параша. Что ты пуглив больно! Ты вот слов моих испугался, а кабы ты в душу-то мою заглянул, что там-то! Черно, Вася, черно там. Знаешь ли ты, что с душой-то делается, когда терпенью конец приходит? (Почти шопотом). Знаешь ли ты, парень, какой это конец-то, где этот конец-то терпенью?

Вася. Да видит бог!… Ну, вот, что ж мне! Нешто не жаль, ты думаешь!

Параша (жмется к нему). Так держи ты меня, держи меня крепче, не выпускай из рук. Конец-то терпенью в воде либо в петле.

Вася. Да вот, вот, как маленько с делами управлюсь, так сейчас к отцу твоему, а то, пожалуй, и так, без его ведома.

Параша. Да когда ж, когда? День-то скажи! Уж я так замру до того дня, заморю сердце-то, зажму его, руками ухвачу.

Вася. Да вот как бог даст. Получения тоже есть, старые должишки; в Москву тоже надо съездить…

Параша. Да ты слышал, что я тебе сказала? Что ж, я обманываю тебя, лишнее на себя наговариваю? (Плачет).

Вася. Да бог с тобой! Что ты!

Параша. Слышал ты, слышал? Даром я, что ль, перед тобой сердце-то из груди вынимала? Больно ведь мне это, больно! Не болтаю я пустяков! Какой ты человек? Дрянной ты, что ли? Что слово, что дело – у меня все одно. Ты меня водишь, ты меня водишь, – а мне смерть видимая. Мука нестерпимая, часу мне терпеть больше нельзя, а ты мне: «Когда бог даст; да в Москву съездить, да долги получить»! Или ты мне не веришь, или ты дрянь такая на свет родился, что глядеть-то на тебя не стоит, не токмо что любить.

Вася. Ну, что ж ты так? Вот вдруг…

Параша. За что ж это, господи, наказанье такое! Что ж это за парень, что за плакса на меня навязался! Говоришь-то ты, точно за душу тянешь. Глядишь-то, точно украл что. Аль ты меня не любишь, обманываешь? Видеть-то тебя мне тошно, только ты у меня духу отнимаешь. (Хочет итти).

Вася. Да постой, Параша, постой!

Параша (останавливается). Ну, ну! Надумался, слава богу! Пора!

Вася. Что ж ты так в сердцах-то уходишь, нетто так прощаются? Что ты в самом деле! (Обнимает ее).

Параша. Ну, ну, говори. Милый ты мой, милый!

Вася. Когда ж мне к тебе еще побывать-то? Потолковали бы, право, потолковали.

Параша (отталкивает его). Я думала, ты за делом. Хуже ты девки; пропадай ты пропадом! Видно, мне самой об своей голове думать! Никогда-то я, никогда теперь на людей надеяться не стану. Зарок такой себе положу. Куда я сама себя определю, так тому и быть! Не на кого, по крайности, мне плакаться будет. (Уходит в дом).

Гаврило подходит к Васе.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Вася и Гаврило.

Гаврило. Ну что, поговорил?

Вася (почесав затылок). Поговорил.

Гаврило. И как должно быть это приятно, в такую погоду, вечерком, и с девушкой про любовь говорить! Что в это время чувствует человек? Я думаю, у него на душе-то точно музыка играет. Мне вчуже было весело, что ты с Прасковьей Павлиновной говорил; а каково тебе?

Вася. Что ж, ничего! Она нынче сердита что-то.

Гаврило. Будешь сердиться от такой-то жизни. Уж хоть ты-то ее не огорчай! Я бы, кажется, на твоем месте… Вот скажи она мне: пляши, Гаврило, – я плясать, поди в омут – я в омут. Изволь, мол, моя родная, изволь. Скажи мне, Вася, какой это такой секрет, что одного парня девушки могут любить, а другого ни за что на свете?

Вася. Надо, чтоб парень был видный, из себя красивый.

Гаврило. Да, да, да. Так, так.

Вася. Это первое дело, а второе дело разговаривать нужно уметь.

Гаврило. Об чем, милый друг, разговаривать?

Вася. Об чем хочешь, только чтоб вольность в тебе была, развязка.

Гаврило. А я, братец ты мой, как мне девушка понравится, – и сейчас она мне, как родная, и сейчас я се жалеть начну. Ну, и конец, и разговору у меня вольного нет. Другая и у хороших родителей живет, а все мне ее жалко что-то; а уж если у дурных, так и говорить нечего; каждый миг у меня за нее сердце болит, как бы ее не обидел кто. И начну я по ночам думать, что вот ежели бы я женился, и как бы я стал жену свою беречь, любить, и все для нее на свете бы делал, не только что она пожелает, но и даже сверх того, – всячески бы старался для нее удовольствие сделать. Тем бы я утешался, что уж очень у нас женщины в обиде и во всяком забвении живут, – нет такого ничтожного, последнего мужичонка, который бы не считал бабу ниже себя. Так вот я хоть одну-то за всех стал бы ублажать всячески. И было б у меня на сердце весело, что хоть одна-то живет во всяком удовольствии и без обиды.

Вася. Ну, и что ж из этого? Для чего уж ты об себе так мечтаешь? К чему это ведет? Это даже никак понять невозможно.

Гаврило. Что тут не понять ? Все тебе ясно. А вот что горько: что вот с этакой-то я душой, а достанется мне дрянь какая-нибудь, какую и любить-то не стоит, а все-таки я ее любить буду; а хорошие-то достаются вам, прощалыгам.

Вася. Что ж, ты эту всю прокламацию рассказываешь девкам аль нет?

Гаврило. Начинал, милый друг, пробовал, только я от робости ничего этого, как следует, не выговорю, только мямлю. И такой на меня конфуз…

Вася. Что ж они тебе на ответ?

Гаврило. Известно что, смеются.

Вася. Потому этот твой разговор самый низкий. А ты старайся сказать что-нибудь облагороженное. Меня Параша когда полюбила? Я тебе сейчас скажу. Была вечеринка, только я накануне был выпимши и в это утро с тятенькой побранился и так, знаешь ты, весь день был не в себе. Прихожу на вечеринку и сижу молча, ровно как я сердит или расстроен чем. Потом вдруг беру гитару, и так как мне это горько, что я с родителем побранился, и с таким я чувством запел:

 
Черный ворон, что ты вьешься
Над моею головой?
Ты добычи не дождешься:
Я не твой, нет, я не твой!
Посмотри за куст зеленый!
Дорожи теперь собой:
Пистолет мой заряженный!
Я не твой, нет, я не твой!
 

Потом бросил гитару и пошел домой. Она мне после говорила: «Так ты мне все сердце и прострелил насквозь!» Да и что ж мудреного, потому было во мне геройство. А ты что говоришь? Какие-то плачевные слова и совсем неинтересно ничего. Погоди, я тебя как-нибудь обучу, как надо с ихней сестрой разговаривать и в каком духе быть. А ты это что? Это одна канитель. Теперь как бы мне выбраться! Мимо Силана итти не рука, махну опять через забор. Прощай! (Идет к забору).

На крыльце показываются Курослепов, Градобоев, Матрена и девушка.

Гаврило. Куда ты! Вернись назад, хозяева вышли; увидят – беда! Притаимся в кустах, пока уйдут.

Прячутся в кусты.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Курослепов, Градобоев, Матрена и девушка.

Курослепов. Давай, Серапион Мардарьич, выпьем мы теперича под древом! (Девке). Ставь закуску под древо!

Градобоев. Выпьем под древом!

Матрена. Что вам на одном месте-то не сидится!

Курослепов (жене). Брысь под лавку! (Градобоеву). Как же это ты с туркой-то воевал?

Градобоев. Так и воевал, очень просто. Что мы у них этих одних крепостей побрали!

Матрена. Да, может, ты неправду?

Курослепов. Брысь, говорят тебе!

Матрена. Что ты уж очень некстати! Что, я тебе кошка, что ли, в самом деле?

Курослепов. Ты, Серапион Мардарьич, не осердись, помилуй бог! Ты и не гляди на нее, обернись ты к ней задом, пущай она на ветер брешет. Как же вы эти самые крепости брали?

Градобоев. Как брали? Чудак! Руками. У турки храбрость большая, а дух у него короткий, и присяги он не понимает, как надобно ее соблюдать. И на часах ежели он стоит, его сейчас за ногу цепью прикуют к пушке, или там к чему, а то уйдет. Вот когда у них вылазка из крепости, тогда его берегись, тут они опивум по стакану принимают.

Курослепов. Каким же это опивом?

Градобоев. Ну, как тебе это растолковать? Ну, все одно олифа. И сейчас у него кураж; тут уж ему не попадайся, зубами загрызет. Так наши и здесь сноровку нашли. Как они повалят из крепости кучей, загалдят по-своему, наши сейчас отступать, отступать, все их заманивают дальше, чтоб у них кураж-то вышел; как отведут их далеко, дух-то этот храбрый весь у них вылетит, тут уж казаки заезжают с боков, да так их косяками и отхватывают. Уж тут его руками бери, сейчас аман кричит.

Курослепов. Не любит! Что ж это он аман кричит, зачем ?

Градобоев. По-нашему сказать, по-русски: пардон.

Матрена. Ты вот говоришь: пардон, а я слышала, что у них такие есть, которые совсем беспардонные.

Градобоев. Слышала ты звон, да не знаешь, где он.

Курослепов. Сделай ты для меня такую милость, не давай ты ей повадки, не слушай ее слов, пусть одна говорит. А то вот только малость дай ей за что уцепиться, так и жизни не рад будешь. Ну, вот мы с тобой теперича, после сражения турецкого, и выпить можем.

Градобоев. Это уж своим чередом!

Садятся и наливают.

Вот я какой городничий! О турках с вами разговариваю, водку пью, невежество ваше всякое вижу, и мне ничего. Ну, не отец ли я вам, скажи?

Курослепов. Да уж что толковать!

Матрена. Ты пирожка не хочешь ли? Кушай на здоровье, Скорпион Мардарьич!

Градобоев. Боже ты мой милостивый! Да какой же я Скорпион! Это ты скорпион, а я Серапион.

Матрена. Что ты ко мне пристал, не я тебя крестила! Нешто я виновата, что тебе таких имен надавали! Как ни выворачивай язык-то, все тот же скорпион выдет.

Градобоев. Вот что, милая дама, ты бы пошла по хозяйству присмотрела; все-таки свой-то глаз лучше.

Матрена. Ну, уж ты эти свои дьявольские подходы оставь! Не глупей я тебя, только что разве в Туречине не бывала. Я вижу, что вам прогнать меня хочется, а я вот останусь

Курослепов. Брось ты ее! Вот охота! Не понимаю… Уж самое это последнее занятие: с бабой разговаривать. Диви бы дела не было! Вот она закуска-то!

Пьют.

Градобоев. Ну, как же твои деньги? Как же нам с этим делом быть?

Курослепов. Что с возу упало, то пропало.

Градобоев. Где они у тебя были?

Курослепов. Ну, ты знаешь, моя каморка, така темненькая. Туда, кроме меня с женой, никто и не ходит.

Градобоев. Подозрение на кого-нибудь имеешь?

Курослепов. Что грешить-то, ни на кого не имею.

Градобоев. Надо следствие.

Матрена. Ну да, как же не средствие!

Градобоев. Беспременно надо.

Матрена. Так вот я и позволю в моем доме тебе безобразничать.

Градобоев. Да мы тебя-то, пожалуй, и не спросимся.

Матрена. Знаю я это средствие-то, для чего оно бывает.

Градобоев. Как тебе не знать, ты женщина умная. Мне нужно себя очистить, а то скажут, пожалуй: в городе грабеж, а городничий и не почешется.

Матрена. Ну, как же! Совсем не для того, а для того, что ты человек алчный.

Градобоев. Разговаривай еще!

Курослепов. Обернись к ней задом!

Матрена. Все тебе мало…

Градобоев. И то мало. Ты знаешь наше жалованье-то, а у меня семья.

Матрена. И выходит, ты человек алчный! Как зародился на свет скорпион, так скорпион и есть.

Градобоев (старается испугать). Я с тобой побранюсь! Сказал я тебе, чтобы не смела ты меня скорпионом звать: я ведь капитан, регалии имею; я с тебя бесчестье сдеру, а то и в смирительный!

Курослепов. Хорошенько ее!

Матрена. В усмирительный? В уме ли ты?

Градобоев. Да еще на дуэль вызову.

Матрена. Так вот я испугалась, как же! Тебе только с бабами и драться! Велика беда, что я тебя скорпионом назвала. Вашего брата, как ни назови, только хлебом накорми!

Курослепов. Не связывайся ты с ней! Я уж с ней давно ни об чем не разговариваю, очень давно; потому нет моей никакой возможности. Разговору у меня с ней нет, окромя: подай, прими, поди вон – вот и все.

Матрена (Градобоеву). Ты свое средствие, а я свое средствие знаю. Запру вороты на запор, да собак выпущу, вот тебе и средствие. Ты бы лучше разбойников-то ловил, а то средствие…

Градобоев. Каких разбойников?

Курослепов. Брось ты ее!

Матрена. Из Брынских лесов человек полтораста приплыли.

Градобоев. По сухому-то берегу… Где ж ты их видела?

Курослепов. Оставь, молчи лучше, а то она такую понесет околесную, что только разве пожарной трубой уймешь.

Градобоев. Ты бы ее останавливал.

Курослепов. Пробовал, хуже! А вот одно дело: дать ей на произвол, мели, что хочешь, а слушать и отвечать, мол, несогласны. Устанет, перестанет.

Пьют.

Матрена. Разбойники народ крещеный грабят, а они тут проклажаются, водку пьют.

Градобоев. Где грабят? Ну, сказывай! Кого ограбили?

Матрена. А я почем знаю? Я что за сыщик? По лесам грабят.

Градобоев. Так это не мое дело, а исправника.

Курослепов. Чего тебе от нее хочется? Я тебе доподлинно объясняю, что нельзя с ней разговаривать. Вот попробуй, так я тебе, чем хочешь, отвечаю, что беспременно ты через полчаса либо с ума сойдешь, либо по стенам начнешь метаться; зарежешь кого-нибудь, чужого, совсем невиноватого. Потому это дело испробованное.

Градобоев. Ну, уж видно, принесть тебе подарочек. Я в Бессарабии у казака купил, у киргиза.

Курослепов. Сделай такую милость!

Матрена. Это что еще за выдумки?

Градобоев. В орде плетена, ручка в серебро оправлена с чернетью. Для друга не жаль. А уж какая пользительная!

Матрена. Умны вы больно, как погляжу я на вас! Это ты плеть хочешь подарить либо нагайку! Дорога твоя плеть, только стегать не по чем; потому это дороже вас обоих, не токма что твоей плети. Приноси свою плеть! Что ж, мы возьмем! Может, и пригодится на какую-нибудь невежу, на гостя неучливого!

Градобоев. Который у вас забор-то на пустырь выходит?

Курослепов (указывая). Вон этот.

Градобоев. Обмерить надо, сколько сажен от дому.

Курослепов. Для чего?

Градобоев. Для порядку.

Курослепов. Ну, что ж, можно.

Градобоев. Давай шагами мерять, ты от дому, а я от забору, так и сойдемся вместе. (Отходит к забору).

Курослепов. Ну, давай! (Отходит к дому).

Матрена. Шагайте, благо темно, смеяться-то на вас некому.

Градобоев (идет от забора). Раз, два, три…

Курослепов (идет от дома). Первый, другой, третий… погоди, сбился, начинай сначала.

Каждый идет на прежнее место и постепенно сходятся.

Градобоев (натыкаясь на Васю). Стой! что за человек? (Хватает Васю за ворот). Сидоренко! Жигунов!

Курослепов (натыкаясь на Гаврилу, который подшибает его и убегает). Ай, убил, ай, убил! Караул! Держи его!

Вбегает Силан, за ним два будочника и несколько рабочих.

Матрена. Ах! Разбойники! Караул! Режут!

Силан. Где тут они?

Матрена. Вон, в кустах, хозяина режут. Ах! Караул!

Градобоев (будочникам). Вяжи, крути его, разбойника! Ты воровать, ты воровать? У меня, в моем-то городе? Хо-хо-хо!

Будочники вяжут Васю.

Силан (ухвате Курослепова). Нет, уж ты мне что хочешь пой, а уж я тебя теперича поймал. Попался ты мне! Что я из-за тебя муки, что этого сумления…

Курослепов. Кого ты, кого ты? Хозяина-то! Возьми глаза-то в зубы.

Силан. Шалишь! Не обманешь! Что этого греха я за тебя принял.

Градобоев (Силану). И его тащи сюда! Огня подайте!

Силан (одному дворнику). Беги в молодцовскую, принеси фонарь.

Работник уходит.

Курослепов. Ты с разбойниками вместе, ты на хозяина, а еще дядя!

Матрена. Много ль их там, разбойников-то?

Силан. Ни один не уйдет, все тут. Подержите, братцы. Где тут у меня веревка была? (Лезет в сапог).

Матрена. Все? Ах, полтораста! Караул! Всех они вас, всех перекрушат и до меня доберутся. (Падает на скамью).

Градобоев. Вяжите! Хо-хо-хо-хо! У меня-то в городе! Не нашли вы другого места!

Курослепов. Погоди ж ты! Дай ты мне только руки-то высвободить, великая тебе будет…

Рабочий приносит и ставит фонарь на стол.

Градобоев. Давай их сюда! Сейчас допрос. Ух, устал. Вот она наша служба-то! (Хочет садиться на скамью). Тут что еще! Мягко что-то! Никак мертвое тело? (Трогает руками). Еще забота! Фу, ты! Нет тебе минуты покою.

Матрена. Ах! До меня, до меня добираются.

Градобоев. Ох, уж мне эта баба! Опять ты тут? (Берет ее за руку).

Матрена. Пуще все :о не режьте вы меня и не троньте моего тела белого!

Градобоев. Ну да, как же, очень нужно! Какая невидаль! Пошла домой! говорят тебе. (Топает ногами). Что ты тут судопроизводству мешаешь? (Садится на лавку). Я свою должность правлю, сейчас арестовать велю.

Матрена уходит.

Силан (тащит Курослепоеа, ему помогают другие дворники). Вот, ваше высоко… О, чтоб!… И то, никак, хозяин.

Курослепов. Что вы, оглашенные! (Вырывается и хватает за ворот Силана). Серапион Мардарьич! Господин городничий! Суди ты его! Я тебе кланяюсь, суди его сейчас! (Силану). Ведь теперь тебя всякими разными казнями казнить надо, потому как ты купца, который от всего общества превозвышен и за разные пожертвования и для благолепия… опять же его иждивением… а ты ему руки назад, при народе: и что ты со мной сделал! Теперь все мои чины как есть в ничто…

Градобоев. Не бойся! Все при тебе останутся, садись!

Силан. Кто же тебя… Вот поди ж ты! То ты бранишься, что плохо стерегу! Ну, вот я… что ж: что силы было – страсть, как устал. Ишь ты какой здоровый! Вот ты опять… а нешто я виноват, что темно.

Градобоев. Ну, это дело вы после разберете. Давай сюда вора настоящего.

Будочники подводят Васю.

Ты что за человек?

Курослепов. Да это Васька!

Градобоев. Зачем же это, друг мой милый, ты за воровство принялся?

Курослепов. Да уж беспременно он, потому как отец теперь в расстройство…

Градобоев (Курослепову). Ты будешь допрашивать? Может быть, я не за свое дело взялся? Так надевай мой мундир, а уж я буду прошение писать, чтобы меня в отставку.

Курослепов. Ну, полно, не сердись!

Градобоев (Васе). Так как же, друг любезный?

Вася. Да помилуйте, Серапион Мардарьич! Нешто вы нас с тятенькой не знаете!

Градобоев. Постой! Ты отвечай мне на вопрос: зачем ты за воровство взялся? Занятие это, что ли, тебе понравилось? Или очень выгодно?

Вася. Да помилуйте, я собственно побывать зашел, а известное дело – прячешься от Павлина Павлиныча, так как у них обнаковение все за волосы больше… А что я с малолетства к воровству никакой охоты… Кажется, даже малость какую, да ежели чужая, так мне и не надо.

Градобоев. Один ты этим делом промышляешь или в компании?

Вася. Что вам угодно, а за мной никаких делов нет-с.

Курослеп о в. Ну вас! Что за суд! Разве он признается? Да хоть и признается, так уж денежки прощай! Где ж это бывает, а у нас и подавно, чтобы пропащие деньги нашлись! Стало быть, их и искать нечего, и судить не об чем.

Градобоев. Нет, ты таких слов не говори! Ответишь!

Курослепов. Было бы за что отвечать-то! Найди, тогда отвечу.

Градобоев. Не дразни ты меня! Не обижай! Примусь искать, так найду. Теперь ты меня за живое задел.

Курослепов. Ну, ищи! Найдешь, ты будешь прав, а я виноват. А мы вот сдадим его в некруты за общество, они же теперь с отцом расстроились, значит, он так шатается, не при деле – вот и весь конец. На той же неделе сдадим, а покуда пусть посидит в арестантской за подозрение!

Градобоев. Ладно, пусть посидит покуда. (Будочникам). Сведите его в арестантскую.

Вася. Да за что же, помилуйте!

Градобоев. Марш! Без разговору.

Будочники уводят Васю.

Курослепов. Ты еще моли богу… (Рабочим). Ступайте по местам, что рты-то разинули!

Силан и рабочие уходят.