Текст книги "Гарвардский Некромант"

– Полагаю, что у вас есть весомые причины сомневаться в результатах этих экспериментов.

– Причин множество. Во-первых, ученые забыли про рандомизацию и ослепление. Кроме того, эффект распространялся только на самок, но авторов это почему-то не смутило. Они отметили именно те условия, в которых у них что-то получилось. До эксперимента имелись какие-то основания выделить третий и четвертый день тренировок? Почему не первый, второй или пятый? Были ли причины полагать, что это сработает на самках, но не на самцах? Нет. Интерпретации такого типа могут сильно вводить в заблуждение. Если мы будем варьировать множество переменных, то, наверное, найдем такую их комбинацию, которая создаст иллюзию желаемого эффекта. Даже если в реальности никакого эффекта нет.

Это как в известной «ошибке техасского стрелка». Вы находите сарай, на котором нарисована мишень, а в ней – множество дырок от пуль. «Ага, тут практиковался меткий стрелок!» – решаете вы. Но выясняется, что стрелок вовсе не меткий. Просто сначала он активно стреляет в разные стороны, а потом рисует мишень там, где окажется больше попаданий.

В этой метафоре подробная гипотеза с четкими предсказаниями – мишень ученого. А данные эксперимента – следы от пуль. Гораздо легче нарисовать мишень постфактум, чем честно попасть в нее. При воспроизведении эксперимента такой свободы нет: мишень уже зафиксирована. Поэтому и в нашем случае следовало повторить эксперимент, прежде чем делать громкие заявления и позориться перед коллегами.

– Интересно, как исследование про обезглавленных крыс вообще опубликовали, если оно настолько плохое?

– По забавному совпадению главный автор статьи входил в редколлегию журнала… В журнале вообще можно найти много странного, несмотря на то что Бюллетень имел отношение к бывшей Российской академии медицинских наук и известному международному научному издательству Springer. Например, однажды на страницах журнала появилась статья про квантовое исцеление – авторы доказывали, что электромагнитные волны могут передавать информацию от здоровых тканей и способствовать регенерации поджелудочной железы у крыс. Еще в Бюллетене выходили многочисленные статьи о положительном эффекте нового типа гомеопатии. Не все научные журналы одинаково хороши.

– К сожалению, даже мир науки далек от идеала… Но мне понравились ваши «жуткие» истории! Расскажете еще одну?

– Конечно! Например, существует легенда, что однажды сотрудникам кафедры биофизики биологического факультета МГУ потребовалось избавиться от многочисленных грызунов. Они подумали, что было бы забавно выложить фразу «слава КПСС» мертвыми телами. Такое вот странное «произведение искусства». Разумеется, у участников возникли проблемы.

– А потом Советский Союз развалился!

– Но биологи тут были ни при чем. На всякий случай напомню, что «после – не значит вследствие». Кстати, мы и сами проводили кое-какие эксперименты с трупами и получили вполне удивительные результаты…

– Вы объяснили, почему важно воспроизводить научные работы. Как я понимаю, вы хотели повторить эксперимент в первоначальных условиях.

– С дополнительным контролем. Некоторым нашим студентам пошла бы на пользу интеллектуальная задача планирования грамотного эксперимента и поиска изъянов предыдущего опыта. При этом мы совмещали «жуткие» исследования с проверкой вполне нормальных биологических гипотез, чтобы не тратить лабораторных животных и другие ресурсы на проверку нелепых утверждений. Единственный риск заключался в том, что магия на самом деле работает, но я все еще считал это крайне маловероятным. Хотя… где-то в глубине разума меня очень беспокоило отсутствие альтернативных объяснений наших результатов.

– Как вы улучшили дизайн эксперимента?

– За свой счет я установил камеры наблюдения, чтобы заснять исследование. Я подумал, что в случае чего это поможет убедить коллег, что мы честно ставили опыты, а не выдумали всю эту историю. Если, конечно, результаты воспроизведутся. К сожалению, даже в нормальной науке иногда фабрикуют целые массивы данных. Безусловно, к таким экспериментам, как наш, будет много вопросов, что вполне закономерно. Мы могли заранее зарегистрировать наше исследование, но если бы мы сделали это официально, нас приняли бы за сумасшедших. Скандал прогремел бы на весь Гарвард. Поэтому мы просто зафиксировали нашу гипотезу и описали дизайн эксперимента на камеру и в лабораторном журнале. Как доказательство на будущее, что мы не «техасские стрелки».

Чтобы исключить влияние краткосрочного действия благовоний, тумана от жидкого азота и запаха серы, мы ненадолго поместили контрольную группу животных в ритуальную комнату. Но в их присутствии жертвоприношения не проводились. Мэри настояла, чтобы мы контролировали и некоторые «магические переменные». Мы решили сравнить эффект от принесения в жертву гуманизированных мышей и обычных. Еще одна контрольная группа и вовсе оставалась в виварии. Важно сказать, что больше мы ничего не тестировали. Эти условия не были отобраны постфактум из большого числа проваленных экспериментов. Все делалось с использованием генератора случайных чисел для рандомизации и с ослеплением. Мы подождали до следующего Хэллоуина, чтобы сохранить эту переменную и, что не менее важно, алиби, если нас вдруг застукают.

– Как я понимаю, эксперимент удался?

– Смотря что вы называете удачей. Полученные результаты шокировали меня. Я хотел, чтобы наука была нормальной!

– Но она не была?

– Ну хорошо, давайте пропустим несколько лет исследований и перепрыгнем к результатам. Да, эксперимент «удался». Как и в предыдущих опытах, мыши превратились в долгожителей. Само краткосрочное пребывание в комнате для ритуала не влияло на смертность животных. Усыпление обычных мышей тоже не имело эффекта. И, по-видимому, девственность основного экспериментатора тоже не играла роли.

– Вау!

– У меня была такая же реакция, когда мы получили результаты. Предсказание магической гипотезы подтвердилось, пули попали в мишень, и никакого объяснения этому не было.

– Каким бы мог быть биологический механизм такого продления жизни? Вы говорили, что в этот раз собирались посмотреть на биомаркеры старения.

– Мыши, присутствовавшие во время гуманизированных жертвоприношений, реже болели некоторыми типами рака. Это согласовывалось со сниженными частотами мутаций в их клетках и усиленной активностью генов, участвующих в починке ДНК. У них было замедленное старение согласно эпигенетическим часам – одному из методов оценки биологического возраста. Он основан на измерении встречаемости определенных модификаций ДНК, накапливающихся со временем и связанных с повышенной смертностью. Несмотря на все вышесказанное, животные не были абсолютно устойчивы к неблагоприятным последствиям старения. Схожие эпигенетические профили можно было бы обнаружить и у обычных мышей, но с крайне низкой вероятностью.

– Но вы все еще не могли опубликовать свои результаты?

– Понимаете, чтобы хоть кого-то убедить, нужны были еще и независимые подтверждения от других научных групп. Чтобы исключить человеческий фактор. А то вдруг в наши ряды затесался хорошо замаскированный шутник? К счастью, к тому моменту, как мы получили результаты нашего второго эксперимента, похожие исследования наших коллег уже были в полном разгаре.

– Вы смогли убедить кого-то проверить вашу гипотезу? Это невероятней, чем магия!

– Я написал многим ученым. В итоге двое моих коллег согласились. Первый – Александр Власов, руководитель проектов на факультете молекулярной биологии в Калифорнийском университете в Сан-Диего. Второй – Уолтер Кейн из Института молекулярной биологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Я объяснил им, что ритуал на Хэллоуин – «веселое мероприятие, способствующее развитию командного духа и более глубокого понимания научного метода студентами». Я не упомянул о положительных результатах, лишь предложил повторить опыты на следующее 31 октября и предоставил протокол испытаний. И добавил, что буду очень признателен, если они поделятся результатами и ощущениями, потому что я собираюсь написать статью о том, как можно продвигать обучение научному подходу, и хотел бы взять их в соавторы.

– Ваши коллеги согласились?

– Ничего так не мотивирует ученых, как дополнительная статья! Кроме того, я просил очень вежливо. Возможно, они согласились из-за наших дружеских отношений. А может, из-за моей репутации человека, который серьезно относится к своей работе.

– Но вы солгали о будущей статье про образование?

– Нет, мы ее в итоге опубликовали в журнале Frontiers in Psychology. Просто не смогли не поделиться с миром таким прекрасным опытом обучения!

Глава 2. Голубая волна смерти

– Итак, обе независимые проверки подтвердили ваше исходное наблюдение?

– Да. Отлично помню день, когда я получил первое электронное письмо от коллег по этому поводу. «Что ты имел в виду, когда просил сообщить о чем-нибудь жутком в данных?» – писал профессор Власов. «А почему ты спрашиваешь? Случилось что-нибудь странное и необъяснимое?» – спросил я в ответ. «Чертовы мыши живут дольше! Это какой-то бред!» – ругался коллега.

– И как вы отреагировали?

– Я спросил, не хочет ли он разделить Нобелевскую премию. Профессор Кейн тоже был встревожен полученными результатами. Он спросил, есть ли у меня объяснение. У меня его не было. Имея на руках данные двух независимых проверок, я собрал коллег на конференции в Skype и подробно изложил им всю историю от начала и до конца, чтобы мы потом могли рассмотреть возможные дальнейшие шаги. После продолжительного и весьма ожесточенного спора мы решили написать совместную научную статью.

– Ту самую первую статью, которая в итоге вышла в журнале Nature?

– Верно. Проверки, проведенные группами Власова и Кейна, дали нам новую пищу для размышлений. В ДНК животных из их лабораторий присутствовали другие человеческие гены, связанные с высокой продолжительностью жизни. То есть дело было не в конкретном участке ДНК. Отличалась и линия мышей, продолжительность жизни которых измерялась в ходе эксперимента. Зато подтвердилось, что работают только гуманизированные жертвоприношения.

– Даже не верится, что результаты ваших паранормальных исследований вышли в самом Nature…

– А что тут удивительного? Nature уже публиковал расследования заявлений о паранормальном. В прошлом в журнале печатали отрицательные результаты проверок астрологии и лозоходства. Но был минимум один случай, когда редакция приняла положительные «магические» результаты. В 1988 году в Nature вышла статья о существовании «памяти воды». Заявления, сделанные в той статье, выглядели не менее абсурдно, чем наши. Авторы сообщали, что якобы гомеопатически разведенные антитела оказывали специфическое влияние на человеческие клетки – базофилы. Когда я говорю «гомеопатически разведенные» – это означает, что было проведено столько разведений, что ни одной молекулы антител не осталось. С экспериментальной точки зрения эта работа была куда сомнительнее нашей. И это я не говорю о противоречиях с современной физикой и химией. Авторы даже не использовали ослепление, а заявленный эффект работал только для определенных, специально отобранных разведений.

– Как в истории с обезглавленными крысами.

– Именно. И все же редактор Nature счел статью достойной обсуждения и публикации. Разумеется, это привело к последующему расследованию, которое показало, что эффект «памяти воды» не воспроизводится в условиях слепого эксперимента. Это никого не удивило, и об этом тоже напечатали в Nature. Позже другие ученые показали, что при нормальных условиях водородные связи в воде перемешиваются полностью быстрее чем за сотню фемтосекунд. Фемтосекунда – это одна миллионная миллиардной доли секунды. То есть у жидкой воды никакой долгоиграющей памяти нет.

Конечно, было бы здорово, если бы кто-то аналогичным образом под лупой рассмотрел нашу работу и обнаружил ошибки и искажения – если они, конечно, есть. Эти знания очень бы нам пригодились в последующих лабораторных опытах. К слову, один рецензент предположил, что умирающие гуманизированные мыши могли производить летучее химическое вещество, которое влияло на их сородичей.

– Как в истории про умных мышей и невидимое информационное поле?

– Что-то вроде того, только в нашем случае такой сценарий был куда менее очевидным. И все же мы должны были признать, что физиологическое влияние запаха более правдоподобно, чем «магия». Следуя совету рецензента, мы произвели забор летучих соединений от гуманизированных и обычных мышей и исследовали их методом газовой хроматографии с масс-спектрометрическим детектированием. И не нашли значимых отличий между образцами. Иногда обоняние оказывается чувствительнее лабораторных методов, поэтому мы даже попробовали обучить самих мышей распознавать запахи, правда, безуспешно.

Вскоре со мной связался еще один рецензент и сказал, что хочет повторить наши опыты у себя в лаборатории. У него была группа мышей возрастом старше двух лет, поэтому не пришлось бы долго ждать, чтобы проверить эффект. Только вот ритуал пришлось бы проводить, не дожидаясь Хэллоуина.

– И вы согласились?

– Разумеется. Мы не спешили обнародовать что-то столь безумное. Мы даже предоставили рецензенту гуманизированных животных для жертвоприношения. В этот раз условия проверки были наименее благоприятными, но меня бы вполне устроило оказаться неправым и вернуться к нормальной жизни и карьере. Редактор Nature любезно согласился подождать новых данных и попросил нас повторно подать статью, как только мы будем готовы. В итоге журнал принял две статьи: нашу и дополнительную проверку на старых мышах. Да, наше исходное наблюдение подтвердилось, хотя на старых мышах эффект продления жизни был менее выраженным. Благодаря этой проверке мы также убедились, что Хэллоуин не имел принципиального значения.

– Именно тогда вы и поверили в магию?

– Ученые просто так ни во что не «верят», когда дело касается их работы. Во всяком случае, хорошие ученые. Мы выдвигаем гипотезы и проверяем следствия из них, старясь исключить все возможные альтернативные объяснения. До сих пор мы провалили все попытки опровергнуть влияние гуманизированных жертвоприношений. Во мне заиграло любопытство, и я надеялся, что более подходящая животная модель поможет нам установить законы, которые управляют этими «жуткими» наблюдениями. Мыши живут слишком долго. Мы не можем провести достаточное число экспериментов с ними в ограниченные сроки. Поэтому мы решили изучать круглых червей. Нормальная продолжительность жизни нематоды Caenorhabditis elegans составляет всего две-три недели. Знаете, чем она знаменита?

– Кажется, был фантастический сериал про то, как ученые смогли построить компьютерную модель мира, предсказывающую будущее и заглядывающую в прошлое. Начинали они с того, что предсказывали поведение нематоды. А еще была новость, что ученые смогли полностью скопировать их нейронную сеть, засунуть ее в робота, который потом двигался как червяк.

– Да, работы в этом направлении сильно продвинулись, и ученые научились довольно точно моделировать нейронные сети червей и не только. Мой университетский преподаватель зоологии любил шутить: «Есть популярный модельный организм Caenorhabditis elegans. Рано или поздно вы с ним встретитесь. И знаете почему? Потому что это могильные черви».

– Прекрасно. То есть вы решили использовать жутких червей для своих мрачных экспериментов. Вы хотели проверить, будут ли гуманизированные жертвоприношения мышей влиять на продолжительность жизни червяков?

– Давайте не будем обижать могильных червей! К тому же они весьма элегантные, а не жуткие. И идея у нас была куда лучше. Мы создали гуманизированных червей для ритуалов.

– А такие тоже бывают?

– Их создавали много раз с помощью методов замены генов. Как и раньше, мы совместили это с нормальными биологическими исследованиями, чтобы не тратить деньги налогоплательщиков на исследования паранормального.

– Я полагаю, вы понимали, что эта новая область исследований может привести к Нобелевской премии. Почему вы не сосредоточились на ней полностью?

– Такова жизнь. Я все еще сомневался в нашем открытии. Учитывал риски. У меня были работающие аспиранты, которым нужна уверенность, что их проекты дадут осмысленные результаты. И я все еще был геронтологом. Наконец, какой вред от объединения двух типов исследований?

– Значит, вы создали гуманизированных червей. И что дальше?

– На самом деле мы сделали три разновидности гуманизированных червей. Одну с человеческим геном FOXO3A, чтобы проверить, приведет ли убийство такого червя к увеличению продолжительности жизни его сородичей. Мы хотели воспроизвести результаты, полученные на мышах. Мы также создали червяков с человеческой версией гена BCL2. Ген BCL2 известен тем, что предотвращает определенные формы запрограммированной клеточной смерти. Это делает его онкогеном, то есть он более активен в клетках раковых опухолей. Опухоли – это группы клеток, которые неконтролируемо делятся и отказываются участвовать в каких-либо формах клеточного «самоубийства» – одного из важнейших встроенных противораковых механизмов у животных. Третья группа червей получила человеческий ген, который кодирует белок Connexin 26. Им мы заменили ген белка Innexin 16 у червей. Connexin 26 и Innexin 16 – белки, образующие каналы, соединяющие соседние клетки, позволяя некоторым сигнальным молекулам перемещаться между ними.

– И чего вы ожидали от гуманизированных жертвоприношений червей с генами BCL2 или Connexin 26?

– Мы не были уверены, что это вообще к чему-то приведет. Но мы хотели посмотреть, важна ли функция человеческого гена. В отличие от людей или мышей, у круглых червей есть встроенный механизм самоуничтожения, который называется «голубой волной смерти». Если взять особь вида Caenorhabditis elegans и воткнуть рядом с ней раскаленную иголку или подвергнуть ее заморозке и разморозке, червь погибнет. Но прежде чем это произойдет, под микроскопом вы сможете увидеть синюю флуоресценцию, распространяющуюся от передней части кишки животного к ее заднему концу. Когда флуоресценция достигнет конца, червяк умрет. Голубая волна – не причина смерти. Она всего лишь индикатор гибели индивидуальных клеток, которая в свою очередь вызывает «самоубийство» соседних клеток, эдакий каскад смерти.

– Простите, перебью… Но зачем червякам в процессе эволюции вырабатывать такой механизм?

– Одна из гипотез заключается в том, что взрослые черви погибают при неблагоприятных условиях, чтобы их потомки могли выжить, питаясь их останками. В журнале Aging Research Reviews выходила статья с очень подходящим названием «Улучшает ли смерть от старения эволюционную приспособленность Caenorhabditis elegans?».

– Еще одна жуткая червивая история…

– Напротив! Если это правда, то червю следует вручить награду как лучшей матери в мире! Так или иначе, голубая волна смерти зависит от распространения ионов кальция через межклеточный канал Innexin 16. А вот канал Connexin 26 кальций не пропускает, поэтому, если мы заменим им Innexin 16, червь сможет перенести условия, которые иначе бы не пережил. Ген BCL2 мог бы произвести похожий эффект, но благодаря совсем другому механизму: он бы просто предотвратил гибель клеток в ответ на поступление кальция.

– Как я понимаю, вы сейчас говорите о биологических последствиях генной модификации червей. Но почему вы думаете, что эти механизмы имеют какое-то отношение к последствиям гуманизированных жертвоприношений?

– Мы просто считали, что что-то может произойти иначе. До сих пор мы изучали только человеческие гены, связанные с долгожительством. И, повторюсь, мы пытались ставить разумные биологические опыты, а не просто изучать «магию». Эти генетические изменения интересны сами по себе.

– А как вы приносили в жертву червей?

– Элементарно. Мы умертвляли их с помощью нагретой иголки, вручную, под микроскопом. Наш «ослепленный» исследователь получал либо обычного, либо гуманизированного червя и убивал его. На этот раз обошлись без заклинаний. Во время жертвоприношения мы помещали случайно отобранных обыкновенных червей в чашку Петри неподалеку. Сначала мы хотели сравнить продолжительность жизни червей, подверженных двум типам жертвоприношений…

– Она отличалась?

– Да. Смерть червей с человеческим геном FOXO3A продлевала сородичам жизнь в семь раз!

– Невероятно! А черви с генами BCL2 и Connexin 26?

– Их смерть не влияла на продолжительность жизни сородичей, насколько мы могли судить. Но позже Мэри заметила, что и с ними происходило кое-что странное. Похоже, обычные черви, которые присутствовали во время этих жертвоприношений, получали иммунитет к голубой волне смерти. Некоторые черви просто отказывались умирать после воздействия раскаленной иглы!

– Не может быть!

– Еще как может! Сначала в многочисленных экспериментах мы установили, что можно предотвратить запуск голубой волны смерти. Потом Мэри предложила попробовать остановить этот процесс в реальном времени. Идея казалась простой: мы запускаем волну в самом обычном черве и убеждаемся, что она распространяется. Затем совершаем жертвоприношение и смотрим, остановило ли оно волну. Одни черви погибали. Но другие словно регенерировали – на наших глазах распространение голубого свечения прекращалось, а потом и вовсе исчезало. Такого никогда не происходило, если мы приносили в жертву обыкновенных червей или червей с человеческим геном FOXO3A. В итоге мы решили испытать пределы этого эффекта и совершить жертвоприношение в присутствии практически мертвого червя.

– И?

– Он возвращался к жизни. Мы пришли к выводу, что научились воскрешать мертвых! Правда, только мертвых червей и лишь в течение нескольких часов после момента, который мы посчитали смертью. Но все же этот результат довольно впечатляющий.

– Мне кажется, по вашей истории можно снять неплохой фильм ужасов. Ползучие мертвецы… А можно и религию основать!

– На самом деле мы потом столкнулись с чем-то похожим на религию, возникшую вокруг наших опытов. Но об этом чуть позже. Сначала я закончу историю про нематод. Видите ли, черви – сложные животные. Некоторые процессы у них могут идти лишь в одном направлении. Клетки червей не могут снова собраться, если уже самоуничтожились. Червь не может жить без кишки – ему неоткуда брать питательные вещества. Результаты наших опытов не имели никакого смысла!

– А вы и правда наблюдали, как клетки снова собираются из останков?

– В том-то и загвоздка. Мы предположили, что это необходимое условие для воскрешения червей. Но каждый раз, когда мы пытались визуализировать процесс, чтобы разглядеть возвращение к жизни на уровне клеток, эксперимент проваливался. Червь погибал.

– Это очень похоже на «эффект наблюдателя» в квантовой механике. Помните? Наблюдение за феноменом влияет на феномен…

– Это потому, что любое наблюдение требует какого-то физического взаимодействия. Наблюдатель в известном эксперименте с двумя щелями – не ученый, а макроскопический инструмент, который он использует. Проводить измерение над частицей – это как пытаться определить скорость автомобиля, тараня его трактором. Конечно же, поведение машины меняется. Но мы не ожидаем, чтобы автомобиль начал двигаться иначе лишь потому, что чья-то сетчатка уловила отраженные от его поверхности фотоны. Масштаб взаимодействия, необходимый для наблюдения за машиной, пренебрежимо мал по сравнению с физическими силами, заставляющими ее двигаться.

Чтобы червь воскрес, надо, чтобы восстановились мертвые клетки или чтобы существующие живые поделились и заняли их место. Должен произойти какой-то высокоуровневый биологический процесс, требующий энергии. Если мы, конечно, не хотим нарушать законы физики. Наблюдатель с микроскопом влияет на клетки червя не больше, чем на движение автомобиля, обращая на него свой взгляд. Случайная флуктуация температуры в комнате, или содержание питательных веществ, или генетическая мутация в одной из клеток червя повлияли бы на него куда больше, чем все наши наблюдения, вместе взятые.

Результаты опытов казались какой-то таинственной чепухой, поэтому мы решили посмотреть на жертвоприношения червей под другим углом. На новые эксперименты нас вдохновила физика.

– А можно поподробнее?

– Нашей неугомонной Мэри пришла в голову восхитительная идея. Мы знали, что ритуал не работает, если животные находятся далеко. Но мы не пробовали изучить, как эффект уменьшается с расстоянием. Например, сила гравитационных, электрических или магнитных взаимодействий убывает с квадратом расстояния между двумя объектами. Сильное взаимодействие, которое держит атомы вместе, как и слабое, ответственное за радиоактивный распад, работает лишь на коротком расстоянии.

Мэри хотела узнать, каковы правила в нашем случае. Она помещала червя с человеческим геном Connexin 26 в чашку Петри, размещенную в центре лаборатории. Потом запускала голубую волну смерти в обычном черве и помещала его на определенном расстоянии от первого. Через полчаса Мэри приносила первого червя в жертву, а еще через полчаса измеряла, как далеко продвинулась голубая флуоресценция в кишке второго. Она повторяла этот эксперимент много раз, меняя расстояние между червями. Казалось, жертвоприношения дают эффект вида «все или ничего»: либо распространение голубой волны практически прекращается, либо ничего не происходит. Оба результата могли быть получены на любом расстоянии, но с увеличением дистанции «ничего» происходило чаще.

«Помещение нашей лаборатории слишком мало, чтобы поэкспериментировать как следует. Могли бы мы использовать зал Анненберг-холл?» – спросила у меня Мэри, когда мы обсуждали результаты ее опытов. Я сделал пару звонков, и поскольку мы не изучали никаких опасных химических соединений, нам дали разрешение пользоваться залом по вечерам, когда он был пуст.

В Анненберг-холле мы размещали червей на большем расстоянии. Если они находились в разных концах зала, на расстоянии около 46 метров, жертвоприношение ни к чему не приводило. Мэри еще раз убедилась, что вероятность того, что ничего не произойдет, стремительно возрастает с расстоянием. Максимальное расстояние все-таки существовало и составляло около 28,5 метра. Впрочем, мы не были уверены, что вероятность эффекта на такой дистанции равнялась нулю, а не просто стремилась к нему. Еще Мэри обнаружила, что контейнеры из свинца или железа, а также с вакуумной прослойкой не защищают червей от паранормального воздействия.

Мы заметили и другие странности. Например, если жертвоприношение проводить в центре зала, а двух обычных червей поместить по разные стороны от него на расстояние около 14,5 метра, то иногда удавалось остановить голубую волну смерти в одном из них, иногда ни в одном, но никогда в обоих сразу. Мэри пробовала поместить трех червей на прямой линии в следующем порядке: гуманизированный червь, обычный под номером один, обычный под номером два. В этом случае голубая волна смерти могла остановиться в обоих обычных червях или в первом. Но не случалось такого, чтобы эффект подействовал только на более удаленного червя под номером два.

– Это не похоже на действие известных физических сил…

– Эффекты вида «все или ничего» распространены в природе. Представьте себе атом урана, который имеет некоторую вероятность развалиться в каждый момент времени. В режиме «все или ничего» работают и нейроны: на слабые сигналы они не реагируют вовсе, но при превышении определенного порога входящих импульсов создают собственный сигнал. Впрочем, мы не были уверены в уместности подобных аналогий.

Тем временем целеустремленная Мэри продолжала экспериментировать. Она прикинула, что при должных тренировках сможет быстро совладать сразу с двумя десятками червей: запустить голубую волну смерти в каждом из них, расставить их на равноудаленном расстоянии вокруг гуманизированного червяка, дождаться распространения свечения и принести жертву. Поскольку гуманизированное жертвоприношение либо останавливало голубую волну смерти, либо не делало ничего, у Мэри было много времени, чтобы проанализировать свечение в каждом черве. И даже попросить кого-то другого произвести эти измерения – так можно было сделать опыт слепым. Потом она рисовала картинки, показывающие взаимное расположение червей, на которых ритуал подействовал или не подействовал.

– Мэри словно пыталась визуализировать поле магии. И как оно выглядело?

– Каждый раз картина оказывалась разной. Представьте себе круг сияющих синих точек – это черви, которые умирают. А теперь представьте, что какие-то точки мы убрали из круга, ведь в них свечение перестало распространяться из-за ритуала. Оставшиеся яркие точки могли составлять одну или две дуги, это могла быть отдельная точка или пара точек, расположенных рядом. Все это выглядело очень таинственно.

– Вы нашли в этом какой-то смысл?

– Все новые свидетельства вписались в глобальную картину фактов, но уже гораздо позже. На тот момент мы располагали лишь безумными догадками – особенно по поводу воскрешения червей. В учебниках ответы на подобные вопросы не найти. Поэтому я тогда плотно засел за чтение научной фантастики в поиске идей, которые можно было бы позаимствовать. Мы с Мэри обсуждали разные фантастические сценарии и спорили, какие из них лучше согласуются с нашими данными.

– И какие книги вы читали?

– Сначала я решил перечитать повесть «За миллиард лет до конца света». В ней братья Стругацкие рассказывают об ученых, которые испытали на себе действие таинственных сил, вмешавшихся в их научные разработки.

– Как ранее нечто мешало вам увидеть, что же происходит с червяками при воскрешении?

– Да… и нет. В книге все совсем иначе. Например, ученый, который стоял на пороге ключевого открытия, мог получить внезапное повышение, требующее смены деятельности. Или внезапно к нему выстраивалась целая очередь из женщин, не способных объяснить свое неудержимое сексуальное влечение. Или беднягу по ошибке обвиняли в убийстве. А однажды даже склонили к самоубийству!

Сначала исследователи подумали, что их преследует некий продвинутый интеллект – инопланетяне, боги, секретная организация. Но происходившее с ними выглядело слишком случайным, хаотичным, непоследовательным и разнообразным. В итоге один ученый предположил, что в их судьбу вмешалась сама природа.

Предполагаемая фантастическая теория, как я ее понимаю, заключалась в том, что существует множество вселенных, подверженных эволюции по принципам дарвинизма. Они следуют естественным циклам роста и развития, коллапса и размножения. В каких-то мирах жизненные формы разрабатывают технологии, которые мешают Вселенной участвовать в эволюционном процессе такого типа. Выживают лишь те миры, которые вырабатывают определенные защитные механизмы, способные отвести разумную жизнь от подобных открытий. Один герой заключает, что с природой нельзя договориться – остается лишь изучать ее законы, пока она осыпает тебя взятками, угрозами и метеоритными дождями.