Текст книги "Шершавое богатство"

Александр Парфёнов
Шершавое богатство

© Парфёнов А., текст, 2018

© «Геликон Плюс», оформление, 2018

* * *

Вместо предисловия

Не следуй за большинством на зло и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды.

Книга Исход, глава 23, стих 2

Сообщение в Интернете о том, что под краской картины Казимира Малевича «Чёрный квадрат» обнаружили надпись «битва негров в тёмной пещере» заставило меня – будь это сообщение и неправдой – вспомнить о давно записанных своих мыслях.

Эссе. О поэзии, о себе, заглавных буквах и чёрных квадратах

Строчки всех стихов, предлагаемых мне когда-то школьной программой, начинаются с заглавных букв. Глаза к этому привыкли, а разум не задавал вопроса «почему?». Только когда меня выпустили в свободное плавание по просторам поэзии, я познакомился с очень хорошими стихами современных авторов, строчки которых начинаются с буковок строчных. Глаза некоторое время терпели непривычный их вид, но в конце концов сам собой возник вопрос – почему?

Действительно, почему поэтическая строка пишется с заглавной буквы? Почему раньше это было незыблемо? Почему находятся реформаторы, для которых это правило стало архаичным, неудобным и просто лишним? Может быть, они правы?

Сначала я думал, что традиция начинать строчки с заглавной буквы зародилась во времена написания Библии. Может быть, пронумерованные абзацы в современных изданиях Библии писались когда-то на широких пергаментах, на которых помещалась длинная мысль-строка? Спросил об этом знакомого священника, но тот меня разочаровал. Еврейский текст Ветхого Завета был написан без деления на стихи, но впоследствии появились значки, обозначающие конец фразы или стиха. Новый Завет первоначально писался в одну строчку и без знаков препинания, но каждая строка не обязательно начиналась с большой буквы. (Вот радость была переводчикам и интерпретаторам!) А в V веке был собран Ватиканский кодекс, в котором и было некое первичное разделение текстов на главы и стихи.

Я не отчаялся, продолжил искать ответ на свой вопрос и вот что узнал. В древности возникла система деления – вероятнее всего, по смыслу – больших текстов на небольшие отрывки, которые назывались stichoi. Со временем эти текстовые единицы превратились в письменные строки, которые использовались как стандартное измерение для литературных произведений. Можно отметить, что слово «стих» не только на английском (verse), но и на многих европейских языках подозрительно похоже на латинское versus (дословно «линия»), что означает строку или ряд. Оттуда, вероятно, и знакомые всем «вирши», которые нынче почему-то превратились в синоним плохих стихов.

Итак, стих – это строка, а стихи – строки. Традиция выделять строки заглавными буквами зародилась в древности. И доныне поэтические строчки, даже не цельные, пишут с большой буквы. Вот, к примеру, отрывок из поэмы А. С. Пушкина «Медный всадник»:

 
Евгений за своим добром
Не приходил. Он скоро свету
Стал чужд. Весь день бродил пешком,
А спал на пристани; питался
В окошко поданным куском.
Одежда ветхая на нём
Рвалась и тлела. Злые дети
Бросали камни вслед ему.
………………………….
 

Издательство «Просвещение», 1982 год.

При жизни автора поэма не издавалась, но в одном из первых изданий я действительно видел заглавные буквы в начале строк.

Однако должен сознаться, что мне нравятся множество стихов, где их авторы экономят на заглавных буквах. Что же мне теперь, не читать их? И может, зря я привязался к этим буквам? Но так делал Пушкин, а Пушкин, друзья мои, это Пушкин!

Куда-то запропастилась одна из моих любимых книжек – сборник стихов Андрея Вознесенского «Дубовый лист виолончельный». Я приобрёл её летом 1978 года в посёлке Митрофан-Дикост, что уютно пристроился на левом, высоком берегу реки Печоры. «Дикост» на языке коми – то ли ниже острова, то ли неподалёку от острова.

Так вот, захотелось мне перечитать поэму «Лёд 69». Там одна заплачка (заплачка!) чего стоит: «Заря Марья, заря Дарья, заря Катерина, свеча талая, свеча краткая, свеча стеариновая…» А заодно и поэму «Дама Треф» и ещё несколько стихотворений. Кусочками помню наизусть, что-то забыл. Пропала книжечка, не нашёл, а с монитора считывать не люблю. То ли дело книга в руках! Но сейчас это не беда – пошёл в магазин и купил. Вот я и купил. Не подумайте только, что я сорок лет не читал стихов этого замечательного поэта. Читал, но только сейчас заметил, что ничего не изменилось за сорок лет! Мне и теперь нравятся те же вещи этого поэта, что и в молодости. Мне и сейчас, несмотря на отсутствие заглавных букв в начале строчек, нравится «Правила поведения за столом»:

 
Уважьте пальцы пирогом,
в солонку курицей макая,
но умоляю об одном —
не трожьте музыку руками.
…………………………
 

Мне и сейчас не нравится стиль таких его стихотворений, как, например, «Улёт»:

 
на деревьях висит тай
очки сели на кебаб
лучше вовсе бросить шко
боже отпусти на не
…………………………
 

Кстати, признанный и настоящий поэт Андрей Вознесенский заимствовал манеру писать последние слова строчек в этом стихотворении без окончаний у великого Сервантеса, бессмертный роман которого «Дон Кихот» предваряется несколькими сонетами, в одном из которых автор и «подрезал» последние слова строчек. Правда, строчки там начинаются всё же с заглавных букв, в отличие от стихотворения Вознесенского, который писал свои стихи, руководствуясь правилами написания заглавной буквы в русском языке: нет точки – нет и заглавной буквы в начале следующего слова. А в последнем примере он почему-то даже первую строчку стихотворения начал с маленькой буквы.

Мне не нравятся некоторые его стихотворения, хоть и написаны они в классическом стиле, моим любимым, великолепным, простым и понятным русским языком. Одно из них в виде песни я услышал давным-давно, не зная ещё, кто их автор. Песню эту великолепно исполнила Алла Борисовна Пугачёва. Я имею в виду стихотворение «Миллион роз», сюжет которого мне как-то сразу не понравился. Что же там случилось?

Вполне благополучный художник – дом и холсты имел – полюбил актрису и, вместо того чтобы на волне этого прекрасного чувства восторженно творить – писать изумительные портреты любимой женщины, навеянные её образом пейзажи и вообще что-то создавать, – продаёт дом с холстами и на эти деньги покупает для своей возлюбленной миллион алых роз. Актриса, насладившись площадью из цветов, благополучно уехала.

Вы можете возмущаться моей упёртой глупостью, можете над ней смеяться. Но что делать, если я, понимая, что это аллегория, что это изящный литературный приём, фигура речи, так сказать, вижу в героях этого стихотворения вполне реальных людей? Лермонтов чёрта, то есть демона пожалел! Почему же мне не жалеть бездомного и безработного художника? Мне даже хочется, чтобы приютил беднягу какой-нибудь меценат и дал ему «дом и холсты». Только бы этот успешный человек не оказался жуликом и не превратил нашего художника в раба. А артистка… Она не виновата в том, что не люб ей нищий художник, однако симпатий моих, мягко говоря, не вызывает. Но… внимание! В стихотворении присутствует ещё одно действующее лицо, вернее, лица – продавцы цветов. Вот они, наравне с артисткой, довольны и даже по-своему счастливы. Как говаривал Остап Бендер: «Грустно, девицы!»

А теперь другая грусть – чистая и светлая, которой одарило меня стихотворение «Небесный человек». «…Родился мальчик в самолёте… Место рожденья – небеса», а дальше поэт гениально кратко описывает жизнь этого человека, его воспоминания, мечты, а в финале:

 
………………………………
Он выбежит на крышу к небу,
забыв мечты, семью, уют,
и наберёт в ладони снегу,
как письма из дому берут.
 

Вы когда-нибудь жили вдали от дома? Вы когда-нибудь получали письма из своего родного, далёкого далека? С каким чувством вы брали эти конверты в руки? Вот за такие прекрасные строчки можно не обращать внимания и на маленькие буквы в начале строчек, и на стихотворение из одной строки «Мы уплывали вместе, обняв мой крест», и на «Улёт», и вообще на любой «чёрный квадрат». Но есть, однако, кое-что, что объединило для меня нищего художника и родившегося в небе человека: я о них думал и думаю. Автор заставил меня думать. Заставил меня размышлять о них, переживать об их судьбах.

Итак: лауреат, и народный, и признанный, но из сотен прочитанных мною его стихов мне нравятся не все. А ещё мне не нравится памятник Петру I работы Шемякина, который выставлен в Петропавловской крепости. Мне не нравятся некоторые работы Эрнста Неизвестного, хотя, без всякого сомнения, он великий мастер. Ну не нравится мне смотреть на застывшую в камне уродливую или изорванную плоть! Никак не могу начать восхищаться чёрным квадратом Малевича. Пишу шёпотом, чтобы не приняли за варвара. Не понимаю и не нравится! Если кто-то видит в этом чёрном квадрате судьбу мира или философский вопрос, то в чёрном параллелограмме судьба мира и философский вопрос всё те же, но с наклоном.

Что же из этого следует? Я ничего не понимаю в искусстве. Пусть так! Зато я с некоторых пор не поддаюсь гипнозу великих имён. Долго, очень долго мнение моё о литературных произведениях – как, впрочем, и обо всём остальном – формировалось только извне, а не изнутри. Потому и Анна Каренина для меня была не неверной женой, а активным борцом против лицемерия буржуазного общества. Не помню, когда всё изменилось. Может, оттого, что голова постарела, а Душа повзрослела, многие вещи повернулись ко мне невидимой прежде стороной. Измятое ведро, поставленное на пьедестал и подписанное великим скульптором, останется для меня только измятым ведром, и какофония, написанная великим композитором, будет какофонией, как бы ни восхищались ею вокруг. Вот представьте себе на секунду, что школьник нарисовал на белом фоне аккуратный чёрный квадрат и принёс эту картинку на суд знатоков живописи. Что бы знатоки сказали мальчику? Уверен, что знаете. И слова эти были бы правильными. Ведь мальчик этот не прославил ещё своего имени. Но имя уже знаменитое многим застит глаза, остальные же просто следуют за большинством.

Я думаю, что настоящие мастера потому и называются мастерами, что, вступая на путь поиска новых форм, великолепно владеют формами старыми. То есть могут и умеют творить и в классическом стиле. У того же Малевича есть множество произведений, на которых невольно задержишь взгляд. А простой язык пушкинских строк (ну не могу без Пушкина!) во времена моды на слог возвышенный был как раз авангардом. Его, например, критиковали за то, что в 5-й главе романа «Евгений Онегин» дворянских девушек девчонками назвал:

 
………………………………..
Какая радость: будет бал!
Девчонки прыгают заране;
……………………………..
 

а крестьянских – девами величал:

 
……………………………..
В избушке, распевая, дева
Прядёт, и зимних друг ночей,
Трещит лучинка перед ней.
 

Но ни для кого не секрет, что и торжественный слог оды был Пушкину подвластен. Как видите, я не против поиска новых форм в искусстве. Я не против авангарда, я против тех, кто, кроме «чёрных квадратов» ничего создавать не умеют, учиться и мучиться не хотят, но называют себя авангардистами, кубистами и прочими …истами. Мне их жаль.

Но бывает, что новые формы и ни при чём. Просто мастера частенько шутят или чудят. Иногда шутят странно, а зачарованные их именами люди шуток не понимают.

 
За ужином объелся я,
А Фёдор запер дверь оплошно.
Как было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно.
 

Это Пушкин пошутил. Ну пошутил и пошутил – весёлым человеком был Пушкин. А ещё он был и остался величайшим поэтом. Из сотен прочитанных мною его стихов мне не нравятся… нет, не созвучны Душе моей – единицы.

Мне иногда кажется, что стихи – словно одежда, которая может, будучи даже сверхмодной, кем-то не приниматься. Но есть и одежды вечные: шляпы, плащи и шпаги, покоряющие женщин, и длинные, облегающие платья, обезоруживающие мужчин. Но это абстрактно, а о том, что конкретно значит для меня «нравится», а что значит «не нравится», я сейчас же и расскажу.

В океане поэзии много течений. Он велик и разнообразен: то величественные волны его спокойно катятся к горизонту, то бури неистовые бушуют, а то в покое полного штиля ожидает он перемены ветра; глубины его неизмеримы, просторы его бескрайни. И все мы в той или иной степени этим океаном интересуемся и по волнам его носимы бываем. Одни перечитывают классиков, следят за творчеством уже известных современников, знакомятся с произведениями неизвестных, а другие довольствуются стихами песен или тем, что напечатано в отрывных календарях и поздравительных открытках. Есть и те, которые пишут стихи! Да пребудут с ними кроме пламенной Души разум и трудолюбие.

Однажды, в 1977 или 1978 году, я купил в газетном киоске сборник стихов Ларисы Таракановой «Дитя моё». Повезло – стихи оказались хорошими… ой! прошу прощения, стихи мне понравились. Ведь, как говорится, «на вкус и цвет…». Однако посмею предложить одно коротенькое стихотворение этой поэтессы.

 
Летела бабочка на свет,
Как много раз её подруги
Летели друг за другом вслед
И в изумленье, и в испуге.
 
 
Мы плотно заперли окно,
Своими заняты делами,
Она летела всё равно,
Стекло царапая крылами.
 
 
Наверное, как я и ты,
К минуте двигаясь конечной,
Она боялась темноты,
Всепоглощающей и вечной.
 

Это я запомнил легко и быстро, буквально после второго прочтения. Запомнились сами собой ещё несколько стихотворений. Поэтесса, по всей видимости, в то время стала мамой, поэтому в сборнике много стихов на эту тему. И конечно же, о любви. Не могу, говоря о поэзии, не цитировать стихи. Вот первые строчки стихотворения, которое так и называется – «Любовь».

 
Своим умом ещё не сделав шагу
И не расправив слабые крыла,
Уж я её безудержную тягу
Не понимать, но чувствовать могла.
……………………………………….
 

И вот вопрос: почему одни стихи накрепко врезаются в память, а другие пролетают мимо, почти не оставляя в ней следа? Ответ на этот вопрос лежит на поверхности.

Будучи молодым ещё человеком, ваш покорный слуга, память которого далека от совершенства, «Медный всадник» читал, читал, читал и дочитался до того, что выучил эту поэму наизусть. В школьные годы моя соседка по парте сказала мне как-то, что её отец знает наизусть поэму Лермонтова «Мцыри». Тогда мне это казалось чем-то невероятным. А теперь, если еду в метро более получаса, читаю про себя эту петербургскую историю, чтобы не так скучно было в грохочущем вагоне. Всё, что читать так же легко, как дышать, запоминается быстро.

Роман в стихах «Евгений Онегин» – большое и цельное произведение, но… это только на первый взгляд. В младших классах средней школы меня заставляли учить наизусть его отрывочки как отдельные стихотворения:

 
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
………………………………….
 

И я, как и многие, вовсе не законченные оболтусы, а нормальные для своего возраста пацаны, скрепя сердце, это учил. А в старших классах я читал эту скукотищу целиком и ведать не ведал, что когда-то учил его кусочки. Но прошли годы, и эта «скукотища» стала одной из моих настольных книг. Время от времени я перечитываю роман целиком, а уж любимые куски, листая книгу или цитируя наизусть, читаю едва ли не ежедневно. Их и запомнить легко. Например, строфы с 30-й по 34-ю первой главы романа:

 
Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдёте вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.
 

И далее, в трёх с хвостиком строфах, поэт горячит читателя описанием женских ножек и чувств, которые они у него вызывают. Горячит, разогревает, а в конце 34-й строфы выливает на читателя ведро холодной воды:

 
………………………………….
Но полно прославлять надменных
Болтливой лирою своей;
Они не стоят ни страстей,
Ни песен, ими вдохновенных:
Глаза и взор волшебниц сих
Обманчивы… как ножки их.
 

Каково? Здорово!

А с помощью строчек из 28-й строфы третьей главы можно красиво оправдать свою оговорку или ошибку:

 
Как уст румяных без улыбки,
Без грамматической ошибки
Я русской речи не люблю.
 

Не знаю, могут ли быть уста румяными? Мне привычнее, когда так говорят о щеках, но… кто знает? Уста, ланиты… и потом, это же Пушкин!

И как же тут не вспомнить изящные ошибки, которые совсем не портят произведения искусства? Художник слегка «ошибается» с цветом – и зрители говорят: «Ох!», а поэт… Великий поэт Владимир Семёнович Высоцкий в стихотворении «Песня о вещей Кассандре» слегка «напутал» с падежами, а получилось чудесно:

 
…………………………………………………….
Конец простой – хоть необычный, но печальный:
Какой-то грек нашёл Кассандрину обитель
И начал пользоваться ей не как Кассандрой,
А как простой и ненасытный победитель.
………………………………………………………
 

Не как «кем», а как «кто»! Можно ли живее описать, как в отместку за перенесённый страх, за полученные во время кровавой схватки раны победитель с наслаждением пользуется безграничной властью над побеждёнными?

Но вернёмся к Пушкину. Вы собрались поругать наши дороги? И Александр Сергеевич этим занимался. Глава 7, строфы с 33-й по 35-ю:

 
Когда благому просвещенью
Отдвинем более границ,
Со временем (по расчисленью
Философических таблиц,
Лет чрез пятьсот) дороги, верно,
У нас изменятся безмерно:
Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив, пересекут.
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы, под водой
Пророем дерзостные своды,
И заведёт крещёный мир
На каждой станции трактир.
 
 
Теперь дороги наши плохи,
Мосты забытые гниют,
На станциях клопы и блохи
Уснуть минуты не дают;
Трактиров нет. В избе холодной
Высокопарный, но голодный
Для вида прейскурант висит
И тщетный дразнит аппетит,
Меж тем, как сельские циклопы
Перед медлительным огнём
Российским лечат молотком
Изделье лёгкое Европы,
Благословляя колеи
И рвы отеческой земли.
 
 
Зато зимы порой холодной
Езда приятна и легка.
Как стих без мысли в песне модной —
Дорога зимняя гладка.
Автомедоны наши бойки,
Неутомимы наши тройки,
И вёрсты, теша праздный взор,
В глазах мелькают, как забор.
 

А как можно пройти мимо всенародного знамени «Любви все возрасты покорны»? Из этой строчки действительно сделали знамя и радостно размахивают им, хотя следующая строка начинается с «Но». Строфа 29 главы 8:

 
Любви все возрасты покорны,
Но юным, девственным сердцам
Её порывы благотворны,
Как бури вешние полям:
В дожде страстей они свежеют,
И обновляются и зреют —
И жизнь могущая даёт
И пышный цвет, и сладкий плод.
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален страсти мёртвый след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
 

Все возрасты, конечно, покорны любви, но…

Теперь разрешите вернуться к строчке, которую уже проехали:

 
Как стих без мысли в песне модной —
Дорога зимняя гладка.
 

Стих без мысли. Это было и во времена Пушкина, и продолжается до сих пор. Этот феномен вечно жив, потому что всегда находятся люди, которым это нравится. Хорошая мелодия, хороший певец, можно ещё пару удачных строк раз двадцать повторить. Песня! Ну что ж, как написал однажды Маяковский: «Значит, это кому-нибудь нужно». Но лично для меня бессмыслицу не спасает даже самая красивая мелодия и самый дивный голос исполнителя.

В 60-х и 70-х годах в моде были рюкзаки, палатки и гитары. На каждом заводе, в каждом институте были группы молодых и не очень молодых людей, которые стихийно или организованно занимались туризмом. Спортивное ориентирование, полоса препятствий и, конечно же, костры, гитары, песни. По пятницам в битком набитых электричках ехали за город «турики» и самозабвенно пели любимые песни. А в воскресенье они же, но уже пропахшие дымом, возвращаясь в город, снова пели. И разносились по вагонам прекрасные строчки прекрасных поэтов: «Крылья сложили палатки, их кончен полёт…», «Атланты держат небо на каменных плечах…», «Я песней, как ветром наполню страну…» и многие другие. В нашей группе с гордым названием «Товарищ» была даже одна провокационная. Мы пели её только в электричках, потому что в лесу не было поборников строгих нравов и морали. Мы пели её нарочно чётко, чтобы всем были слышны и понятны слова:

 
Моя дорогая не блещет красою,
Ни гибкостью стана, ни русой косою.
Ни русой косою, ни гибкостью стана,
Чем блещет всегда героиня романа.
 
 
Изящное платье мышиного цвета
Она не снимает от лета до лета.
И как мне ни стыдно, от вас я не скрою.
Я сам дорогую купаю и мою.
 

В этом месте со всех концов вагона начинали раздаваться возмущённые голоса: «Как вам не стыдно! Похабники!» А мы с наслаждением, да ещё громче, но уже не по авторскому тексту:

 
Я платье снимаю руками несмело —
Скорей бы увидеть желанное тело!
Губами прижаться к единственной в мире.
К тебе, дорогая… лай-лай-ла-ла-лай-ла…
 

Возмущение пожилых пассажиров приближалось к критическому, взрывоопасному состоянию. Сами понимаете, что в те времена страна не дожила даже до фразы «в Советском Союзе секса нет»[1]1
  В одном из телемостов «СССР – США», родившихся на волне Перестройки, ведущий программы Владимир Владимирович Познер направил разговор участников в область секса, и одна из «первых встречных» советских домохозяек громко и уверенно заявила: «В Советском союзе секса нет!». Возможно, она имела в виду порнографию. Фраза стала крылатой, но порнография, слегка прикрытая эротикой, к нам всё-таки пришла. Как-то раз, когда возле станций метро продавали газеты и журналы со столов и лотков, я захотел купить какой-нибудь «спортивный листок». Долго оглядывая разложенное на столе, надоел продавщице, которая спросила, что я ищу. А я, расплачиваясь за «Спорт-Экспресс», сказал, что если бы человек из 70–80-х вот так, сразу, без подготовки, увидел всё это м-м-м… роскошное безобразие, то в обморок бы упал. Продавщица засмеялась.
  С тех пор прошло много лет и от эпидемии этой остались только отдельные случаи болезни. Видимо, кое-какой заразой, чтобы от неё избавиться, нужно переболеть.


[Закрыть], то есть вообще ничего не было и не должно было быть. Но мы продолжали:

 
Я платье снимаю руками несмело —
Скорей, чтоб увидеть желанное тело!
Губами прижаться к единственной в мире,
К тебе, дорогая… лай-лай-ла-ла-лай-ла…
 

Возмущённые граждане были готовы остановить поезд и вызвать милицию. Или наоборот – сначала милицию… но тут мы громоподобно заканчивали финальные строки:

 
Губами прижаться к единственной в мире,
К тебе, дорогая… картошка в мундире!
 

На несколько минут в вагоне наступала гробовая тишина, а потом разноголосый смех и даже аплодисменты.

Авторский текст финала песни Станислава Маркевича выглядит иначе:

 
Я платье снимаю рукою несмелой
Скорей, чтоб увидеть желанное тело,
Губами прижаться к единственной в мире.
К единственной в мире губами прижаться.
К тебе, дорогая, губами прижаться,
К единственной в мире.
К тебе, дорогая…
Губами прижаться к единственной в мире.
К единственной в мире губами прижаться.
К тебе, дорогая, губами прижаться,
К единственной в мире.
К тебе, дорогая…
Картошка в мундире.
 

В те времена подобные стихи если и издавались, то купить эти издания было почти невозможно. По этой причине бардовские песни распространялись с заезженных плёнок магнитофонов и из уст в уста. Естественно, что от этого в тексты закрадывались ошибки, которые со временем преумножались и очень сильно эти тексты изменяли.

Но однажды в нашу компанию просочилась песня совсем другого свойства. Вернее, это была преднамеренная переделка хорошей песни Михаила Исаковского «Огонёк» или, если вам проще будет вспомнить, «На позиции девушка провожала бойца…». Но переделка была настолько глупа, что я, впервые услышав её, возмутился. Судите сами:

 
На позиции девушка провожала бойца,
Темной ночью простилися на ступеньках крыльца.
И пока за туманами видеть мог паренёк,
На окошке на девичьем всё горел огонёк.
 
 
Не прошло и полмесяца, парень шлёт письмецо:
Оторвало мне ноженьку и побило лицо.
И подруга далёкая парню пишет ответ:
Я с другим повстречалася, и любви больше нет.
 
 
Ранним утром и солнечным в свой родной городок
Возвратился на поезде молодой паренёк;
И лицо не побитое, и вся грудь в орденах,
Шёл походкою лёгкою на обеих ногах.
 
 
И они повстречалися на ступеньках крыльца,
И она растерялася, увидав молодца,
Зарыдала, заплакала: как тебя я ждала!
Если любишь по-прежнему, я навеки твоя.
 
 
И ответил с презрением молодой паренёк:
Ты с другим повстречалася! И погас огонёк.
Про любовь нашу прежнюю, про меня ты забудь,
Ты иди потихонечку, проживёшь как-нибудь.
 

Герою этих строк невероятно повезло с девушкой. Представляете, что было бы, если бы девушка не отреклась от него? Какой бы была их встреча? Какая физиономия была бы у этого специалиста по проверкам девушек? Это или примерно это я и сказал своим товарищам, когда впервые услышал этот шедевр, но меня как-то не поняли или не захотели понять. После этого, как только мои друзья в электричке начинали это петь, я уходил в тамбур, словно я не из этой компании. Вот так! А как ещё я мог этому противостоять?

Итак, какие строчки, независимо от известности автора, привлекают меня? Какого рода стихи нравятся мне? Стал вспоминать самые любимые и вот что лично для себя понял:

1. Люблю стихи – именно стихотворения, а не поэмы – не слишком длинные. Всегда можно понять автора, который хочет высказаться, объясниться. Он хочет, чтобы его поняли, но не всегда многословие в этом хороший помощник. Хотя бывает, мастер так ловко заманивает меня в глубины многословия, что я перестаю замечать время. Что ж, на то он и мастер, которому и краткость – сестра родная, и многострочие – не мачеха. ………………………………………………………………………………………

Вот написал, а со дна памяти сразу всплыло замечательное стихотворение Евгения Абрамовича Боратынского «Пиры». 220 строк! Около тысячи слов! Но читается это так, что зевнуть некогда. Конечно, я не буду приводить здесь всю эту тысячу слов, но удержаться, чтобы не процитировать маленькие кусочки, не могу:

 
…………………………………………………
Бывал обманут сердцем я,
Бывал обманут я рассудком,
Но никогда еще, друзья,
Обманут не был я желудком.
…………………………………………………
 

Написано в самом начале XIX века, а кажется, что писал современник.

 
……………………………….
Прекрасно лирою своей
Добиться памяти людей;
Служить любви ещё прекрасней,
Приятно драться; но, ей-ей,
Друзья, обедать безопасней!
……………………………………
 

Какова ирония!

А далее о том, что пиры вообще подразумевают роскошь и знатность пирующих:

 
Садятся гости. Граф и князь —
В застольном деле все удалы,
И осушают, не ленясь,
Свои широкие бокалы;
………………………………
 

Но бывают и другие пиры, где скатерти из простенькой ткани, где нет фарфора и хрусталя, где стол «не лакомый, но сытый»:

 
Меж тем одним ли богачам
Доступны праздничные чаши?
Немудрены пирушки ваши,
Но не уступят их пирам.
……………………………………………………………..
 

А какие компании собирались на таких пирах!

 
Ты, верный мне, ты, Дельвиг мой,
Мой брат по музам и по лени,
Ты, Пушкин наш, кому дано
Петь и героев, и вино,
И страсти молодости пылкой,
Дано с проказливым умом
Быть сердца верным знатоком
И лучшим гостем за бутылкой.
…………………………………….
 

И наконец, гамлетовский вопрос, но не «быть или не быть» – Шекспир устами Гамлета и другие вопросы задавал. Тут же будет уместен вот какой: «Хочу узнать, в чём дела существо, к которому так длинно предисловье?» А вот и «дела существо»:

 
Пускай навек исчезла младость —
Пируйте, други: стуком чаш
Авось приманенная радость
Ещё заглянет в угол наш.
 

Надеюсь, что у любого читающего эти строки найдётся множество примеров гениального многословия.

Однако я очень отвлёкся. Пойдём далее.

2. Стихи должны легко читаться и поэтому легко запоминаться. Выше я уже обмолвился: «читать, как дышать». Согласитесь, что можно дышать плавно или часто, глубоко или поверхностно, но неприятно постоянно икать и кашлять. Нет, бывает, что нужно выразить как-то смятение или растерянность или о какой-то неловкости написать заранее этакими неловкими фразами, но нельзя писать так постоянно.

3. В стихах должна быть мысль. Или красота. Хотя красота без мысли плоская и какая-то неживая. Во всяком случае, стихи должны пробуждать во мне чувства, далёкие от брезгливости и неприязни. Это же не реклама!

4. Стихи должны быть такими, чтобы я хотел их запомнить и при случае мог прочитать друзьям.

Вот и все требования.

А сейчас разрешите познакомить вас со стихотворением, которое не отвечает ни одному из моих вышеперечисленных пожеланий, хотя это победитель Большого литературного конкурса 2012 года. Это произведение, как отмечено на сайте «Стихи. ру», вошло в шорт-листы экспертов Большого литературного конкурса и напечатано (действительно напечатано!) на 9-й странице № 1 Журнала ПОэтов за 2012 год. Итак, наслаждайтесь:

 
Давно это было.
Закон Ома в Московию на перекладных
Собачках Псой Занюхыч довёз не за раз.
Пока вёз – собачки-то ползакона и погрызли.
А ползакона – чушь собачья.
Но мир не без добрых людей.
На шестой версте от Больших Кнышей
Божий человек Балалай Присноглаз
Косточку говячую собачкам, от сердца
Оторвав, не пожалел:
«Кушайте, собачки, семь репьёв вам под хвост!»
А пёсики-то от радости половину закона
Ома и налаяли – только записывай!
Давно дело было.
 

Прошу прощения, но это… (никак не могу подобрать подходящее слово) всё же одно из моих капризных требований удовлетворяет – оно кратко. И строчки начинаются с заглавных букв! А в остальном: читается с трудом, и чтобы запомнить, нужно изрядно потрудиться, потому что бессмыслица запоминается плохо. Захочу ли я зазубрить это, чтобы когда-нибудь прочесть его своим друзьям? Вряд ли. Да и размышлять о нём не буду. А ведь на соседней странице этого журнала есть несколько коротеньких трогательных стихотворений Ольги Адровой. Вот одно из них:

 
Пчела
Чтоб прерию создать,
возьму я клевер и пчелу:
Один цветок, одну пчелу,
Ещё свою мечту.
Но для такой большой мечты
Не хватит той пчелы!
 

Вы помните, как Алонсо Кихано – он же Дон Кихот – советовал молодому поэту, который готовился к литературному конкурсу, занять на нём второе место? И помните почему? Да, да, потому, что «первая премия неизменно присуждается особам влиятельным и высокопоставленным, вторая же присуждается исключительно по справедливости…» (Мигель де Сервантес Сааведра «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» книга 2, глава 18) Это я к тому, что все эти «шорт-листы» всяких там «экспертов»…

Но вернёмся к Пушкину. Пушкин – величайший русский поэт. А остальные? Марина Цветаева, Булат Окуджава, Владимир Высоцкий, Николай Заболоцкий, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Леонид Филатов, Визбор, Городницкий и ещё много других, не менее известных поэтов? И как быть тысячам не очень известных и совсем безвестных поэтов, которые более или менее успешно хотя бы однажды выразили свои чувства стихами? Куда идти им и что делать?

У меня есть что сказать и об этом.

Все материальные тела оставляют следы. Люди оставляют следы своих ног не только на мягкой глине, но и на бетонных плитах. Просто на твёрдой поверхности эти следы не видны, но они есть. Тысячи ног пройдут по одному месту бетонного полотна, пока на нём появится заметная тропа. Значит, и после одной пары ног след, хоть и незаметный, остаётся.

И на бумаге остаётся след в виде письменных или печатных знаков. Но не об этом я! Не об этом. Я о следе, который должен остаться от движения Души. Кильватерный след на воде после прохода корабля, казалось бы, исчезает бесследно, но мы же не видим, как перемешалась вода, что случилось внутри этого раствора. А Душа, движения её – не вода, а совсем, совсем другое. Там всё тоньше, сакральнее, загадочнее.

Некоторые события моей жизни совершенно ясно доказали мне бессмертие Души (с тех пор слово это пишу только с большой буквы). Нет, я не знаю, что делала и где была Душа до рождения тела, как не знаю и того, что с ней будет потом. Многие говорят, что знают, хотя не дожили ещё до того предела, за которым находится истина. Мне же прошу просто поверить, что Душа бессмертна, а иначе нет смысла продолжать читать это эссе.