Текст книги "Путешествие в 16-ю республику. Авантюрно-приключенческий роман"

Путешествие в 16-ю республику
Авантюрно-приключенческий роман
Александр Паваль

Иллюстратор Виктор Тимофеевич Шпак

© Александр Паваль, 2024

© Виктор Тимофеевич Шпак, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-4483-2740-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Графическая часть коллажа выполнена В. Т. Шпаком.

Данное издание авантюрно-приключенческого романа «Путешествие в 16-ю республику» на «Ridero» – это первое появление этого произведения в цифровом формате. Роман дополнен автором и скорректирован. Роман не предполагает чтение текста через страницу, так как местами имеет многослойную структуру повествования. Роман рассчитан на читателей, чей возраст превышает тридцать лет и тех, кто понимает сатиру и юмор. Все права на данное произведение принадлежат автору.

Автор благодарит Бурбу Марию Ивановну за помощь при работе над книгой.

Посвящаю своим друзьям, в особенности Доброву С. П.

Все события и действующие лица реальны.

Все имена вымышлены.

Книга предназначена для медленного чтения.

Главные действующие лица

Главный – Настоящее имя Сергей, он же Серега, 35 лет. Среднего роста, плотного телосложения, с сединой на висках (трудная жизнь главных инженеров).

Алеша – Руководитель группы. Около 50 лет, выше среднего роста, неопределенных взглядов на жизнь. В принципе, – безвреден.

Мальвина – Она же Маля, она же Оля, она же Импозантная, 25 лет. Род занятий неизвестен.

Танюша – Якобы застенчивая провинциалка. 23—24 года.

Кэт – В переводе на русский – Катя. Подпольная кличка – Пьянь. Самолюбивая и похотливая женщина. 25 лет.

Нинуля – Сокращенно Нина. За тридцать. Никому не нужная женщина.

Первые дни ноября 1983 года выдались прохладными. Как сообщали местные синоптики: в Краснодаре переменная облачность, без осадков, днем плюс три – пять градусов выше ноля. На этот раз, похоже, они не ошиблись. Обычно люди, ведающие погодой, ошибаются. И всегда в худшую сторону. Если обещают дождь – дует пронизывающий норд-ост. И ты ходишь по городу целый день с зонтом, как слепой с тростью. Если служители небес предсказывают прохладную погоду, то стоит изнуряющая жара или бушует тропический ливень. И ты опять не готов: паришься в рубашке с длинными рукавами или идешь мокрый, как дранная бездомная собака.

На этот раз они угадали. Наверное, с утра посмотрели в окно. А за окном было пасмурно и сыро. Унылое осеннее солнце изредка пробивало низкие серые облака, на некоторое время, оживляя городской ландшафт.

Это где-то там, в Норильске, пять градусов тепла и обмякшее от поздней осени солнце воспринимаются людьми, как запоздалый подарок лета. Для краснодарцев же подобное проявление природной ласки означает – «колотун тумороу эвери дей». Причем, «колотун тумороу» образуется при взаимодействии влажности и ветра, чему способствует рукотворное Кубанское море, сделавшее местный климат загадкой для синоптиков. Поэтому ученые мужи совместно с рядовыми гражданами «эвери дей» гадают, какая погода ожидает их в ближайшее время. Самые непредсказуемые для гадания месяца: октябрь и ноябрь.

Именно в ноябре мне предоставили очередной отпуск, видимо считая, что я без проблем отправлюсь куда-нибудь в сторону тропиков. Но, во-первых, у меня даже не намечалось таких денег. А, во-вторых… А вернее, опять-таки, во-первых: не будучи членом КПСС, поездка в сторону тропиков представлялось задачей, сравнимой с полетом на Луну. Поэтому, когда мне предложили «горящую» путевку в Болгарию, о лучшем не приходилось даже мечтать. Все ж таки поближе к экватору, чем Сочи. Конечно, это не Испания и совсем не Египет. Но простому ИТР даже мечтать не приходилось, чтобы хоть раз в жизни увидеть Каир не в телеящике, а воотчую. Болгария – вот реалии рядового труженика Советского Союза. Причем, для многих, реалии запредельные. Но даже эта полузаграница манила своей неизвестностью. Я представлял Золотые Пески, ночные бары, дискотеки, молоденьких туземок, полное отсутствие бытовых проблем и не сомневался, что найду оказию смотаться в Софию к своему институтскому другу Ивану Иванову.

Однако, как оказалось, в поездке не было запланировано посещение Золотых Песков. Само это мероприятие больше походило на вывоз пионеров славного «Орленка» в Новороссийск на Малую землю.

Дело в том, что ехало в Болгарию сразу 420 человек, целый поезд. Туристов собирали по всем кубанским совхозам, выращивающим рис. Путевками были удостоены ударники полей и рисовых чеков: комбайнеры, затворщики, механики насосных, приемщицы элеваторов и другие труженики села, среди которых кое-где затесались конторские служащие или их дети.

Предварительный сбор назначили в Доме Союзов. Я прибыл туда, не имея ни малейшего представления о грандиозных размерах заседания и количестве формальностей для отбывающих в путешествие. Войдя в холл, я опытным взглядом оценил публику. Она напоминала серую, пожухшую траву на осеннем рисовом чеке. Редким ярким пятном у колонны выделялась девушка, ростом чуть пониже этой самой колонны, которую подпирала своим телом, не лишенным импозантности. Мамзель хлопала накрашенными ресницами, как формовочной камерой, и распространяла аромат совсем не советских духов.

У дверей в зал стояли еще три молодые особы, оживленно обсуждавшие какую-то весьма важную тему. Я не спеша направился к этой троице. Они показались мне истинными источниками информации. Девицы, окинув меня оценивающими взглядами, вступили в диалог. В результате выяснилось, что в делах оформления документов и уплаты взносов я полный профан. Предстояло сделать кучу дел, словно это не турпоездка, а, по крайней мере, выезд на постоянное местожительство в Австралию.

Когда через час, весь в поту, обегав пол Краснодара, я заявился в Дом Союзов, вся эта серая туристическая масса уже сидела в зале и готовилась к процедуре приобщения. Стоял гул голосов. В ожидании дальнейших указаний потенциальные путешественники обменивались информацией и знакомились друг с другом.

Издали я заметил своих новых знакомых и стал пробираться поближе к месту их дислокации. Две из них очень даже симпатичные. Одна почти блондинка, вторая почти брюнетка. Лет по двадцать пять, среднего роста, стройные. Насчет остального трудно судить, так как зимние одежды скрывали контуры их тел. Но я надеялся на лучшее. Третья подруга, чуть постарше, не вызывала особых ассоциаций. С ее внешностью запросто можно служить во внешней разведке: никто не увидит, никто не заметит. Я уже собрался представиться девочкам, когда начали зачитывать списки, и моя персона оказалась в другой группе, нежели эта троица.

При беглом осмотре будущих попутчиков мне стало не по себе. Это были папы и мамы, а некоторые даже дедушки и бабушки, Люди без порыва и страсти. Люди отлюбившие и отпереживавшие. Предел их желаний: по возможности лучше отовариться в братской Болгарии на все выделенные деньги и поскорее вернуться в лоно своих семей, чтобы рассказать в каком городе что они купили. Судьба оказалась немилостива ко мне. Изо дня в день, по восемь часов, я общаюсь с такими же людьми на работе. И вот даже в отпуске мне придется выслушивать их семейные и бытовые проблемы, рецепты приготовления соленых помидоров, опыт в выращивании огурцов на огородах и пересказ телесериалов. Я в растерянности смотрел на эту публику. Все толпились сдать быстрее других деньги, узнать где, что, когда и создавали невообразимую суматоху, двигаясь вдоль и поперек зала. Немного придя в себя, я решил перебраться в другую группу, желательно к девчонкам. Иначе сдохну от скуки. Вся троица сидела в середине зала, согреваясь теплом лучей внезапно выглянувшего солнца. А сзади них, источая благоухания, импозантная миледи, любительница колонн. От этого моя цель казалась еще желаннее. Любой ценой, подумал я.

И тут в кои веки мне повезло! Как раз в мою группу просилась какая-то бабушка. Ей просто не терпелось поскорее присоединиться к компании своих сверстниц. Я воздал хвалу Господу, призвав его и в дальнейшем не покидать меня. Итак, мы поменялись местами, и я стал членом туристической группы номер три поезда «Дружба» Краснодар-Варна.

Хмурым ноябрьским утром на перроне вокзала Краснодар-1 стоял поезд, в который должна забраться орава в 420 человек. Во всех группах насчитывалось по сорок два туриста. А поскольку в купейном вагоне только тридцать шесть мест, то по шесть человек от каждого туротряда отправлялись в 11 и 12 вагоны. При единодушном одобрении большей части туристов, в которую входили леди и джентльмены в возрасте не ниже пятидесяти лет, было решено, что в «ссылку» отправятся молодые.

Я, как человек общительный, несмотря на внезапный насморк, поддержал это начинание и стал формировать ядро добровольцев. Сразу же нас оказалось пятеро. Причем, в моем лице звено молодежи имело единственного представителя от человечества. Решив завершить формирование гарема, я пригласил к нам в компанию еще одну молодую и подающую надежды. Но эта «подающая надежды» не оправдала моих надежд и гордо отказалась. Тут мои красавицы решили, что одного мужика им мало и сосватали совсем почти молодого кавалера, который ничего не имел против. Правда, он не производил впечатления компанейского человека, но это представлялось несущественным.

Итак, мы сформировали звено, и я, не дожидаясь, пока весь этот муравейник полезет в вагоны, схватил чемоданы и призвал моих попутчиков поскорее занять свободные места. Эта идея возникла не на пустом месте. Селиться по одному на свободных полках в разных купе значило обречь начало путешествия на полный провал. Ходить друг к другу в гости, пить в одиночку, общаться с малознакомыми людьми – что может быть хуже?

Бодрой рысью я помчался к хвосту состава. Пробежка с чемоданами по перрону заставила мою кровь изрядно поциркулировать по озябшим сосудам. Насморк начал сдаваться. Сырой осенний кислород наполнял мою грудь, пробираясь по капиллярам в артерии. Адреналин закипал, придавая решимости. Ворвавшись, как московский носильщик, в одиннадцатый вагон, я занял два купе и отбивался от посягательств иногруппных элементов до подхода основных частей. Девушкам досталось крайнее купе. Мы же с Главным заняли соседнее, впустив к себе какого-то лысого мужика и растерянную женщину неопределенного возраста.

Да… Я, конечно, забыл сказать, что вторым мужчиной в нашей компании оказался Главный. Мой новый знакомый, как выяснилось впоследствии, оказался отличным семьянином, кандидатом в члены КПСС, отцом двоих детей. И вообще, он умел пить различные виноводочные изделия в любых количествах.

Едва мы разместились, как оказалось, что у всех с собой имеется. Я отправился добывать стаканы, где поругался с проводницей, которая никак не могла понять: зачем человеку стакан, если он не пьет чай? Эта милая, если не сказать меньшего, женщина берегла казенный инвентарь, как солдат последние патроны. Стаканы же выдавала с такой неохотой, словно граненки были подарены ей на свадьбу безвременно отошедшим в мир иной супругом. Я давно заметил, что проводников всегда раздражают пассажиры. Эти существа постоянно чего-то хотят: чаю, сахару, чистое сухое белье, культурного обращения и открытой двери во второй туалет. Аналогично обстоят дела с продавцами гастрономов, участковыми врачами и официантами. Вот, если бы никто не ездил поездами, не покупал колбасу, не болел неизвестно чем и не склочничал в ресторане из-за каких-то пятидесяти рублей обсчета, то тогда можно было спокойно работать и получать заслуженную зарплату. А так, ходят тут всякие! Стакан им дай! С собой иметь надо! Ну и что, что не разобьете! А мыть после вас кто будет? Ну и что, что после водки следов не остается! Напьетесь – весь туалет загадите! Там кто мыть будет? В соседний вагон ходить будете? Знаю я вас, как же!

В конце концов, после длительного и упорного наступления, мне перепало три граненных сосуда, чем я и порадовал своих попутчиков. Женская половина умело хлопотала над закуской. Мы же с Главным чинно откупоривали бутылки и снимали пробу с двух коньяков из союзных республик.

Стол ломился. Если бы к нам в купе случайно забрел какой-нибудь Робинзон, он бы захлебнулся слюной. На тарелках лежали деликатесы краснодарских ОРСов и мясокомбината, кондитерских цехов и рыбных магазинов. Лучшие сорта коньяка и водки довершали картину пиршества. Через полчаса от сырокопченой колбасы мне стало плохо, бастурма застревала в горле, коньяк я закусывал только черной икрой, а шоколад побросал в стакан с шампанским «Брют» и наблюдал, как он периодически всплывает на поверхность и вновь утопает в пузырящемся напитке.

Для некоторых момент начала путешествия имеет особое значение. Впечатляет, восторгает и прочее. Во многих книгах можно прочесть: «…и вот, наконец, поезд тронулся, и чувство свободы…», или «…раздался долгожданный гудок, вагон чуть-чуть дернуло, и я ощутил радость от того…».

Ничего подобного у меня и моих попутчиков не наблюдалось. Все смазалось. И момент отправления, момент эмоционального и духовного подъема запомнился тостом: «За то, что поехали!». Когда же через двадцать минут поезд притормозил на разъезде «Лорис», то выпили «за то, что остановились». И так без конца. Бутылки пустели. Появлялись новые. Колбасы нарезались. Консервы открывались. Вечеринка была в самом разгаре. Когда я стал обнимать Таню, то понял – мне хватит. Как раз включили свет, и я решил поблевать. Однако это оказалось не так просто. Проклятый вагон кидало на рельсах, словно пьяного быка в коровнике. В коридоре не наблюдалось ни души. Все заперлись в своих купе. Кто спал, кто читал, кто перекидывался в картишки с соседями.

Я подышал свежим воздухом в тамбуре. Полегчало… Смеркалось… Может даже и стемнело. Но сквозь запотевшие окна трудно было определить.

Когда я открыл дверь в вагон, то натолкнулся на Главного. Его пыталась соблазнить Импозантная. Он вел пассивную оборону.

– Что за извращение целоваться сидя на мусорном ящике? – удивился я.

– Ему просто плохо, – пояснила Мальвина.

– Не верь ей! – пробормотал мой новый друг, пытаясь ровно удерживать голову. – Мне хорошо!

В купе остальные особи слабого пола употребляли далеко неслабые напитки и громко смеялись неизвестно чему. Решив им не мешать, я залез на свою верхнюю полку и заснул. Через час вспомнили о моем отсутствии и с возмущением стащили вниз. Мне чертовски хотелось еще хоть чуть-чуть отлежаться, но оказалось, пришел руководитель группы навестить и пересчитать нас, и мое присутствие было необходимо.

Войдя в купе к девчонкам, я сразу предложил выпить за руководящих работников и встретил горячее одобрение присутствующих за исключением Алеши. Но ему все равно налили, и он нехотя поддержал компанию. Через пять минут наш добродушный начальник затянул какую-то болгарскую песню и потребовал, чтобы мы ее разучили. Там пелось что-то о партизанах и их геройски погибшем командире. Поскольку половина ссыльных фальшивила, а другие пытались им подражать, то, спустя пятнадцать минут безуспешной репетиции, Алеша ушел. Он был явно не удовлетворён, и косо поглядывал в мою сторону, так как я постоянно предлагал выпить за здоровье командира партизанского отряда.

Угомонились далеко за полночь, выразив свое презрение занудной проводнице, требовавшей тишины и порядка.

Я проснулся от того, что очень хотелось пить. Голова была, как отсиженная нога. В купе пахло перегаром, грязными носками и духами «Кармен». Время раннее, где-то около десяти утра. Я слегка оделся и вышел в коридор. Главный спал или отлеживал похмелье. Ему здорово повезло, что занял место на нижней койке. На верхнюю мы бы его просто не засунули. Умывшись колодезной водой в местном сортире, я заказал два чая. Бортпроводница окинула меня взглядом полным пролетарского презрения и заявила, что чай уже подавали. Сказав ей пару комплементов, в том плане, что любовь приходит через ненависть, я двинулся к девочкам в надежде на их сочувствие. Они уже наполовину очухались и уверяли, что скоро начнем завтракать. К счастью у меня имеется некоторый опыт по части женских «скоро», «сейчас», «одну минутку» и прочее. Дождаться начала трапезы ранее, чем они намажутся и причешутся, представлялось нереальным. А пить хотелось очень. Тем более, что заначка имелась. Прикинувшись слабым и больным, я влез в купе и вытащил из-под койки бутылку пива. Что там было! Какие слова, жесты! Но отобрать кровное им не удалось. Я не эгоист. Я оставил полбутылки Главному. Но он спросонья отказался, а через пять минут уже не стоило и вспоминать. Янтарная жидкость рассосалась по моим клеточкам, наполнив тело хмельной легкостью.

Завтракать уселись где-то в полдень. Девочки достали из-под подушки бутылку «Столичной». Она оказалась теплой. Кто же держит водку под подушкой у батареи отопления? Никакого опыта хранения пищевых продуктов! Рисоводы, одним словом.

Все с трудом опохмелились. Кроме меня. Теплую водку? С утра? Ни за что! Зато отказываться закусить я не собирался. И если бастурма без пива жевалась тяжело, то шпроты и гусиный паштет проскальзывали без задержки. Неиссякаемый запас еды навел нас на мысль о выпивке. Единственная бутылка водки воспринималась нашей компанией как затравка. Теперь предстояло разобраться с «зеленым змием» по существу.

Мальвина и Кэт вызвались сходить в вагон-ресторан. Инициатива получила всеобщее одобрение. А кого еще послать? Нинуле не продадут, ее просто не заметят. Главный после теплой водки раскис. Мне никто не предложил. А Таня не могла, так как я крепко обнимал ее за талию.

Как только гонцы отбыли, мне ужасно захотелось сказать своей новой подружке что-нибудь ласковое и может даже поцеловать за ушком. Но она стеснительно отодвинулась в угол купе и, поглядывая на Нинулю, отбивала мои попытки подобраться на расстояние интимной близости. Черт побери! Какие в провинции недотроги!

– Гм… – громко сказал я и посмотрел на Нинулю. Она, вздохнув, молча, полезла на верхнюю полку. Главный уже давно дышал свежим воздухом в коридоре. Я повторил атаку на Таню и добился небольшого успеха. Потихоньку, развивая наступление с флангов, вторгся на ключевые позиции. О-о! Эти позиции были превосходны! На ощупь. Если бы мне удалось ввести в бой основные ударные силы, то Царство Наслаждений, несомненно, капитулировало. К сожалению, стесненный в маневрах и ограниченный во времени, я был вознагражден лишь жарким поцелуем и обещанием открыть ворота замка, как только уснет бдительная стража. С надеждой на это я обживал занятые позиции, когда дверь в купе распахнулась, и раздались приветственные крики: из ресторана вернулись гонцы-подруги. Они оказались совершенно пьяными и привели на «хвосте» двух особей мужского пола. Правда, у пришедших с собой было, и это несколько смягчило меня. Вадик и Костя – представились гости. Всегда рады, если люди хорошие!

Мы с чисто кубанским радушием усадили вновь прибывших и распечатали. После обмена тостами и анекдотами перешли на «ты». Еще через полчаса с невинных анекдотов переключились на похабные. А спустя час пьянки красавчик Вадик конфиденциально сообщил мне, что уже два раза болел сифилисом и ему на все плевать. Я ответил, что мне тоже на все плевать и продемонстрировал это, плюнув на последний бутерброд с черной икрой, после чего не торопясь, съел его сам.

Второй гость, Костя – этакий мало улыбчивый молчун с оттопыренными ушами. За его многозначительной молчаливостью скрывалась матерная душа. Это проявилось едва мужчины вышли покурить в тамбур. Говорил Константин односложно, простыми предложениями.

Но постоянно вставлял в свою речь для связки слов примитивный мат. Наиболее известные непарламентские выражения ушастый молчун употреблял исключительно в именительном и родительном падежах. Он постоянно находился в интимной связи с чьей-то матерью, упоминал мужские и женские половые органы, а вместо наречий «ну», «вот», «значит», которые являются, как известно, словами паразитами, применял универсальное слово «блядь». В результате, простые предложения в его устах звучали, как сложно подчиненные, с множеством деепричастных оборотов и косвенной речью. Сказать что-то просто, без мата, Константин не мог. Создавалось впечатление, что этому своеобразному языку наш гость обучался с первого класса начальной школы, или местом его рождения, детства и отрочества являлась тюрьма.

– Ты откуда родом? – поинтересовался я.

– Живу в Краснодаре! – с гордостью ответил Костя, думая, наверное, что я спустился с гор.

– Ты родился в Краснодаре? – мое удивление оказалось неподдельным.

– Нет. Я родился и вырос в Торжке! – произнес лопоухий гость с вызовом, будто Торжок – это какой-нибудь Лос-Анджелес.

Ну, конечно, подумал я! Где же еще? Средняя полоса. Великая матерная Русь!

Славный, убогий Торжок! Жителям этого забытого Богом и Отечеством города послать кого-нибудь на х… – все равно, что сказать «с добрым утром». И подобный факт совершенно никого там не злит. Потому, что в ответ тебя тоже пошлют к твоей собственной обесчещенной матери. После обмена «приветствиями» можно пойти врезать пивка в прогнившей пивнухе на Центральном, и единственном, рынке города или накатить по стакану беленькой в ресторане с тем же названием. Вообще-то, люди в Торжке не злые и даже более бесхитростные, чем на Кубани. Когда-то, давным-давно они редко матюгались и часто ходили молиться Господу, о чем свидетельствует непотребное количество разрушенных церквей и колоколен, разбросанных по округе. В наше время жители этого старинного города гордятся тремя вещами. Первое – это то, что монголо-татары, ведя более года осаду местного Кремля, не смогли им овладеть и убрались восвояси. Второе – обстоятельство, вытекающее непосредственно из первого – ни один обитатель города, включая крупный рогатый скот, не был заражен сифилисом. (Эх, Вадика бы туда!)

И третье: здесь А. С. Пушкин кушал котлеты по-пожарски, останавливаясь проездом в доме этого самого Пожарского. Больше жителям Торжка гордиться нечем. Наглядный пример стоял перед нами и напряженно дымил сигаретой. Вадик на фоне своего другана выглядел человеком, познавшим цивилизацию, хотя и от него я бы отделался при первой возможности. Слава богу, мне с ними в турпоходы не ходить и на плоту через океан не дрейфовать. Но наши дамы не знали об особенностях их жизненного пути и вели себя, как курочки при виде новых петухов.

Кэт оказалась весьма похотлива. Не знала на кого бросаться из этих ребят. Вадик пришелся ей по вкусу, но по манерам видно – слишком опытен. Костя менее по вкусу, но он вроде не против того, чтобы… Наша подружка, бедная, извелась вся от неразрешимой проблемы кому отдаться. И до такой степени ей хотелось мужика, что напоминала мне весеннюю сучку, которую вывели хозяева погулять во двор после долгой зимы. Она визжит и бесится, лает громко и заливисто, вертит хвостом, припадает на передние лапы, желая привести в вожделение дворовых кобелей.

Я обнял Таню и с удовольствием наблюдал «семейный обед» перешедший в ужин. Моя милая подружка слабо сопротивлялась, естественно для приличия. К тому же она тоже находилась под впечатлением от новых знакомых. И в ее маленькой головке вертелась бесовская мыслишка: может пригреть под боком не меня, кого-то из гостей. Я понял это по глазам и по-хозяйски снисходительно обнял Танюшу. Нельзя женщинам иметь мужские замашки.

Кэт оказалась натурой не только похотливой, но и романтичной. Она все-таки решила отдать свое «сердце» более симпатичному гостю. В принципе, все выбирают кусок лучше. Но, как говорится: не разевай свой рот на чужой бисквит. Или, не лезь со вставными зубами на грецкий орех. Вадик, думается, хорошо усвоил народную пословицу о красавице, которая куда-то бросается. Венерический опыт сказывался. И получилось, как с синицей и журавлем. Только наоборот. Ни тебе пичуги, ни гуся лапчатого. Пришлые друзья допили, что оставалось и ушли. Настроение у Кэт испортилось, и кураж в компании пропал. Правда, всех давно тянуло к послеобеденному сну от выпитого и съеденного. До прибытия поезда в Киев чуть более двух часов. Время поспать еще оставалось.