Текст книги "Петроглифы"

Столб

В посёлке, на пустыре, возле ровной площадки, покрытой округлой речной галькой, стоял необычный, с красивым декоративным навершием, чугунный фонарный столб. Фонарей и лампочек на нём давно уже не было. И он стоял одиноко, непонятно откуда взявшийся здесь на Колыме, вдали от всякой цивилизации.

Летом на площадке иногда натягивали волейбольную сетку, – мужики играли на ней в волейбол. Поиграв, сетку бережно сворачивали и уносили домой. Она была очень ценной, – чтобы просто так оставлять её на улице.

В другое время площадка пустовала. Зимой она покрывалась глубоким снегом и только несколько тропинок пересекали ее в разных направлениях.

Нас с сестрой мать перед сном выводила погулять, когда не было сильного мороза. Мы ходили по ночному затихшему посёлку и смотрели на красивое звёздное небо. Такого ночного неба, как на Севере, нет нигде. Воздух ночью прозрачен, и звёзды, кажется, висят близко-близко и их такое множество, что начинаешь ощущать себя и посёлок, с тусклым светом окошек, маленькими крупинками в массе огней огромного звёздного мегаполиса…

Путь наш лежал и через площадку. И всякий раз, подходя к удивительному чугунному столбу, я рассматривал его красивую литую форму, сверху украшенную каким-то витиеватым вензелем. Как он оказался здесь? Ведь его привезли, наверное, издалека, из Москвы или Ленинграда? Для чего установили на этом пустыре?..

Позже, интересуясь историей поселка, я понял – зачем здесь появился этот красивый столб. Между площадкой и трассой была почта в домике бывшей проходной в жилую зону лагерного пункта. Сбоку у домика-почты ещё оставался добротный дощатый навес с двумя дверными проемами. Внешняя дверь была снята, внутренняя заколочена. И бывшая проходная превратилась в странную без окон веранду, выкрашенную, ещё в давние времена, красно-коричневым суриком. Тут же, сразу за проходной и была эта площадка для построения и переклички заключённых. А под красивым вычурным фонарным столбом когда-то стоял присутствующий на разводе лагерный руководитель…

Думаю, столб появился здесь неспроста. В ожидании какого-нибудь высокого начальства поусердствовала местная лагерная администрация и всякими неправдами доставила сюда, в отдаленный район Колымы, этот прямо-таки столичный столб. Он, возможно, даже стал главной достопримечательностью здешнего отдельного лагпункта.

Ах, если бы этот столб мог разговаривать! Сколько бы историй он мог рассказать, о скольких судьбах поведать… Эти истории составили бы, наверное, не один десяток томов.

Здесь же, у этого столба под фонарем был зачитан и последний приказ об амнистии заключённых и о расформировании самого лагеря. И ценный столб, как и многие лагерные начальники, остался не у дел…

В конце шестидесятых, на площадке стали строить жилой дом. Куда делся столб? Исчез! Не стали оставлять бывшие сидельцы чугунного свидетеля их тюремной жизни и безо всякого сожаления избавились от него…

25.06.2020

Местный колорит

«Почтаря убили!» – пронеслась весть по посёлку. «Как же так? – рассуждали люди, – Ведь он человек безобидный. Хоть и много пьет, вреда ведь никому не приносит. Да!.. Без него теперь будет скучно в посёлке. Даже трудно себе представить посёлок без Почтаря»…

Почтарь – это Александр Иванович Почтарёв, местная достопримечательность. Он самый старый житель нашего посёлка, бывшего колымского лагерного пункта Дальстроя НКВД. Причем Почтарь появился здесь именно в те времена, когда посёлка, можно сказать, и не было – в 1940 году. Было несколько домиков-времянок за лагерным забором, где жили вольные, лагерная обслуга, семьи администрации лагеря. Поэтому Почтарь знает подноготную многих жителей, бывших сидельцев, освобождённых по хрущевской амнистии в 1955. С того времени перестал существовать и сам лагерь, превратившись в посёлок Арэс. Работал Почтарь на конюшне. Он же был и возницей. Зимой на санях, а летом на телеге возил всякую всячину для местной ремонтно-строительной бригады. Потом работу вообще оставил – стал пенсионером. Когда получал пенсию – покупал бутылку, а то и две бормотухи, выпив которую ему становилось скучно одному в маленьком домике, в котором жил, он брал гитару и шёл в люди. Я никогда не видел его играющим на гитаре и поющим песни. Гитару брал с собою скорее для того, чтобы показать, что у него праздник. Человек очень стеснительный и скромный, выпив для куража – он сразу преображался. Теперь он мог говорить каждому в лицо, всё, что о нём думает. Бывшим бандеровцам и власовцам от Почтаря не было проходу. Они старались не встречаться с ним на улицах посёлка, а улиц в маленьком посёлке было всего три. Почтарь, завидев кого-либо из них, кричал на всю улицу: «А! Фашист! Эсэсовец! Ходишь? Не расстреляли тебя…» Особенно доставалось коменданту посёлка – бывшему полицаю со Смоленщины. А еще Почтарь любил шутить. Его фразы стали в посёлке крылатыми. «За мной в посёлке все женщины бегают, – говорил он, делал паузу и продолжал – со швабрами». Всех женщин он называл Марусями, а мужчин Колями.

«Хорошая ты баба, Маруся, да дураку досталась», – говорил он каждой Марусе. К мужчинам же подходил незаметно и кричал: «Зарежу!… Кожаным ножом». Все привыкли в его шуткам, не обижались и так называемые «фашисты» – что уж заслужил, то и получай…

В этот день к нам домой собирались гости отмечать Новый 1970 год. Приготовления уже подходили к концу, чтобы сесть за праздничный стол. Разговор же естественно возвращался к Почтарю. Каждый, кто приходил в гости, с порога вещал: «Слышали новость?.. Почтаря убили!..» Вдоль трассы в нашем посёлке останавливались машины «Татры», дорога длинная, до Магадана ещё 700 с лишним километров, водителям нужен был отдых и сон. Спали прямо в кабине, в 50-градусный мороз двигатель не заглушишь. Место для парковки было выбрано не случайно – посёлок стоял прямо на Колымской трассе, здесь была хорошая столовая и рассчитанная в основном на водителей. Почтарь, проходя мимо незнакомого водителя, закричал: «Зарежу!..» и тут же получил монтировкой по голове…

Меня почему-то не радовал Новый год. Сильно разболелся живот и тошнило. Мать уже дала мне таблетки, но боль не проходила, стало морозить. И тут в гости пришла Валентина Ивановна – врач местной амбулатории. «Это не отравление, – сказала она – скорее всего аппендицит. Нужно отправлять его в больницу на Кадыкчан». Что происходило дальше, я помню смутно. Попросили Винцаса Страйгиса и он отвёз меня в больницу на своем «Запорожце». Пока принимали, наступил Новый год. Пришел пьяненький хирург и стал делать операцию. Помню, как он говорил мне: «Не спи!..», «Не спи!..», как показал вырезанный аппендикс. Потом меня перекатили в палату, переложили в кровать и я уснул.

Проснувшись утром, я оглядел палату. В палате было жарко. Кроме меня, в ней лежало ещё четыре человека. Когда я глянул на соседа слева – обомлел – это был Почтарь, с синяком под глазом и перевязанной головой…

Раньше мне трезвым Почтаря видеть не приходилось. Тем более с ним общаться. Но здесь в больнице, волей-неволей пришлось стать свидетелем его разговоров с другими постояльцами палаты. А начался разговор, со знакомства Почтаря с соседом по койке. Тот оказался водителем с Аркагалы. «А Шаламова знал?» – спросил его Почтарь. «А кто такой Шаламов?» – спросил водитель. И тут Почтарь начал читать стихи Варлама Шаламова. Я просто удивился, что он столько стихов знает наизусть. О Шаламове до этого времени я ничего не слышал, его «Колымские рассказы» тогда ещё не были опубликованы. «Шаламов же у вас на Аркагале жил!» – сказал Почтарь водителю. «А вы с ним были знакомы?» – спросили Почтаря. «Конечно! Его тут знали все…» – ответил он. – «А Вы как попали на Колыму, Александр Иванович?» – «Как и все в те времена, на пароходе! Другого транспорта тогда не было». Каждый раз, когда его начинали расспрашивать о себе, Почтарь отвечал как-то односложно и тут же переводил разговор на другую тему.

Александр Иванович Почтарёв

Через некоторое время Александр Иванович привык к окружающим и всё-таки поведал о своей жизни: «Нет, я не политический и не „враг народа“, хотя и уголовником меня не назовешь…» Его рассказ никак не увязывался с его нынешним состоянием и его судьба ничего, кроме горечи не вызывала. Родился и вырос Александр Иванович в Киеве. Карьера в 1930 годы у него складывалась удачно и развивалась быстро. Окончив экономический техникум, он сразу зарекомендовал себя знающим специалистом и стал директором магазина, затем в его подчинении оказалась уже целая торговая сеть, в которой были магазины, столовые и рестораны. Его статус предполагал и наличие знаний при переводе торговли с мирного на военное время и его отправили на военную переподготовку. Вдруг, после переподготовки, проведя ревизию в одном из торговых учреждений, обнаружили недостачу. Недостача была пустяковой – пропало несколько пустых ящиков из-под вина, которые хранились во дворе магазина. «Какая разница, – сказал следователь, – разбазаривать государственное добро никому не позволено! И то, что Вы в это время отсутствовали – ничего не меняет. Нужно было обеспечить сохранность народного добра!» С делом долго не тянули – его быстро передали в суд и тот вынес вердикт – за халатность приговорили к шести месяцам лишения свободы. Карьера Александра Ивановича вмиг рухнула. Но это оказалось не самым страшным. Отбывать срок наказания его отправили на Колыму. «Пока меня довезли, срок уже давно истёк», – вспоминал Александр Иванович. «…По прибытию в лагерь я обратился к начальству, те посмотрели дело и сказали: „Да, действительно истёк. Можешь быть свободным!“ Когда речь зашла об отправке меня домой, мне ответили: „А ты хоть один рубль заработал в лагере? Ничего тебе не положено, езжай за свой счет!“ Когда я вышел за ворота лагеря, то увидел, что вокруг зоны ничего больше нет, и пришлось снова вернуться в лагерь просить какую-нибудь работу, чтобы заработать деньги на обратную дорогу. Работу мне дали. Она ничем не отличалась от работы зэков. Хотя, формально, пока работал при лагере, каких только должностей я не занимал. Вызывает начальник лагеря и говорит: „Пиши заявление! – Будешь назначен начальником шахты!“ – „Какой я начальник шахты? Я в этом ничего не смыслю!“ – „Без тебя есть, кому смыслить! Нам нужен на этой должности вольный!“ Потом я был и главным инженером и вновь начальником шахты. Хотя трудился простым работягой. С началом войны выехать с Колымы стало невозможно – нужны были рабочие руки здесь. Ведь Колыма была основным поставщиком золота для приобретения военной техники в США. После войны пытался найти родственников в Киеве, писал туда, но безуспешно. Возвращаться было некуда. Так и остался на Колыме…»

После больницы жизнь Почтаря не изменилась. Хотя весть о том, что он жив, всех обрадовала, и отношение к нему стало несколько иным. Все вроде бы осознали неразрывную связь посёлка с Почтарём. В тихом посёлке еще многие годы можно было слышать голос Почтаря, ругающего «фашистов», видеть его, плетущегося с гитарой наперевес. Умер он незаметно, зимой. Женщины, кочегары котельной, пожалели его пьяного и положили спать в своей подсобке. Там и обнаружили его утром мёртвым.

Посёлок прожил без Почтаря недолго. Шахты в посёлке к этому времени уже не было. Жителей стали переселять в другой населённый пункт. Но у каждого, кто в разное время жил в этом маленьком посёлке на Колымской трассе, навсегда остались в памяти – Посёлок и Почтарь.

4.12.2018

9 мая

В шестидесятые годы этот праздник в нашем посёлке отмечался тихо и незаметно. Участников войны было много, но только воевали они в основном на другой стороне – на стороне врага.

В бане можно было увидеть на этих людях следы пулевых и осколочных ранений. В День Победы они тоже кучковались и втихую горевали о несбывшихся надеждах.

Настоящих же фронтовиков, которые могли открыто говорить о своём участии в войне, было совсем мало. Яков Михайлович Грусовский, был одним из них. Он прошёл войну в полковой разведроте, был награждён тремя орденами, и здесь, в посёлке, он оставался бесстрашным человеком, – возглавлял поселковую ДНД, и его побаивались местные лихие головы. Воевала и была контуженной на войне связист Клавдия Ивановна Нечаева. Сюда, на Колыму, она приехала, познакомившись по переписке со своим будущим мужем, осуждённым ещё до войны в годы массовых репрессий.

Были в посёлке и фронтовики, которые мало распространялись об этом – их военная биография закончилась немецким пленом, затем нашими колымскими лагерями. Ведь плен в те времена приравнивался к предательству. И их долго потом мытарили в одних лагерях с власовцами, бандеровцами и прибалтийскими «лесными братьями»…

Как-то раз 9 мая мы с отцом в коридоре нашего восьмиквартирного дома случайно встретили соседа дядю Володю Левчика. И вдруг, дядя Володя потихоньку сказал отцу: «Поздравляю с праздником!» Очень странно и неожиданно было услышать эти слова от бандеровца, отсидевшего немалый срок в нашем Арэсовском лагере.

Отец поблагодарил дядю Володю, сказал ему, что ему не пришлось воевать, – к концу войны он ещё не достиг призывного возраста…

– А я, – вдруг сказал дядя Володя, – всю войну прошёл с Красной Армией, ордена имел, и очень ждал этого дня, когда война, наконец, закончится! Но так случилось, что закончилась она не для меня. Когда демобилизовался и вернулся домой на Западную Украину, – оказалось, что вновь попал в пекло партизанской войны. Не успел появиться в родном хуторе, ночью пришли украинские партизаны. Многих из них я знал с детства, это меня и спасло. Они не убили меня, красноармейца с боевыми наградами, а дали шанс остаться в живых – идти с ними, воевать за самостийную Украину…

А умирать не хотелось, молодой ведь ещё был, – пошёл с ними, чтобы не навлечь беду на своих родных… А вскоре оказался здесь, на Колыме!..»

После его короткого рассказа, мне почему-то вспомнился Григорий Мелехов из «Тихого Дона», которого жизнь бросала то к красным, то к белым…

Уже сейчас, в электронной базе «Подвиг народа» я нашёл сведения о Владимире Левчике. Да! Там такие данные есть: гвардии красноармеец Левчик, в период с февраля по июнь 1945 года был награждён двумя орденами Славы 2 и 3 степени, медалями «За освобождение Праги» и «За победу над Германией». Но расшифровки его подвигов из базы были убраны…

4.06.2020

Нос

«Нос» – так прозвали Толика в посёлке, и было почему, – небольшого роста Толик имел крупный не по размеру лица нос. Именно этот нос и сыграл с Толиком злую шутку и в конечном итоге привел его на Колыму.

Маленький, но крепкий Толик имел недюжинную силу, даже рослые и сильные богатыри не могли одолеть его в рукопашной схватке.

Попав в армию в начале войны, Толик быстро освоился в пехоте. Его сильного и юркого всегда посылали вперёд – проверить есть ли впереди противник. Начало войны было самым сложным периодом: наши войска отступали, не хватало боеприпасов и техники. Выходя из одного окружения, батальон, где служил Толик, попадал в другое окружение. И снова нужно было искать выход…

Отправленный вперёд Толик с двумя бойцами, нарвались на немецкую засаду. Схватка была неравной, перешедшая в рукопашную. Толика сзади стукнули по голове, и он оказался в немецком плену…

Лагерь был временным, необустроенным – натянута колючая проволока, военнопленные располагались на земле под открытым небом.

– Юден? – спросил у Толика немец.

– Что это – «юден»? – не понял Толик.

– Он спрашивает: «Еврей ты или нет?» – подсказал ему кто-то.

– Да нет! Русский я! – сказал Толик, – Русский!

– Какая разница: – русский? – еврей?

– Евреев и коммунистов они сразу к стенке ставят! – сказали ему, – И тебя поставят! Ты на себя в зеркало смотрел?

Тут Толик задумался о своем незавидном положении – документов-то у него нет. Оставил у командира, когда шёл в разведку…

Но выручил случай. Хотя выручил ли?

– Там твой земляк помер! – как-то сказали ему пленные.

Толик недавно познакомился с ним – он с той же области и района, где родился Толик, и зовут его Анатолием. Ранен он был в ногу. Видно, заражение пошло, и сразу было ясно, что без медицинской помощи тут не обойтись…

Толик подошел к мёртвому земляку.

– Возьми его документы, письма, даст бог, выживем – передашь семье, – протянули ему несколько бумаг и фотографий…

Через несколько дней сформировали колонну, и военнопленных повели подальше от линии фронта. Тут-то и пригодилась Толику солдатская книжка земляка – когда стали выяснять кто он такой…

Так и проскитался по концлагерям Толик под чужой фамилией. А когда его освободили наши, – сразу сказал, что воспользовался чужой солдатской книжкой.

Тут всё и началось!

– Так кто же ты есть на самом деле? Что ты нам здесь сказки рассказываешь? – начали пытать его в НКВД, – С немцами сотрудничал? Подобрал себе документы, прям совпадающие и по имени и по месту рождения?!..

– Меня несколько раз расстреливали! – рассказывал Толик, – Говорили: «Хватит с ним церемониться, с этим фашистом!» – и ставили к стенке. После выстрела над головой – снова били и допрашивали. Потом и военный трибунал приговорил к расстрелу. Но почему не расстреляли? – трудно сказать. Может, получили, наконец, сведения обо мне настоящем?! Только вдруг объявили, что расстрел заменён на 25 лет лишения свободы плюс 5 лет поселения и 5 лет поражения в правах. И отправили на Колыму.

В колымском лагере Толик сидел с бывшими фашистами, и хотя их было много, – они боялись Толика. Его уже ничто не страшило, – теперь он бил фашистов так, как били его в концлагерях и как били в родном НКВД.

Анатолий Егоров

Толик так и числился до конца срока с двойной фамилией. Под чужой фамилией у него были зарегистрированы дети, родившиеся после освобождения по амнистии. Только в 70-е годы он стал, наконец, Егоровым, тем – кем родила его мать.

В интернете я нашёл список военнослужащих, осуждённых военным трибуналом, приговоры по которым приведены в исполнение. В этом списке есть и Толик, осуждённый к высшей мере наказания…

4.06.2020

Нормировщик

В посёлке он пользовался уважением. Человек эрудированный, интеллигентный – в нём было что-то аристократическое. О нём говорили, что отсидел он за то, что попал в немецкий плен во время войны. Поэтому, в отличие от бандеровцев, литовских «лесных братьев», бывших полицаев, он, безусловно, вызывал сочувствие и гордость, за то, что выжил, за несгибаемый дух, за то, что остался человеком, пройдя неимоверные испытания. Его биографии никто не знал. На Колыме не принято интересоваться прошлым. Кто желает – сам расскажет о себе. С расформированием Арэсовского лагерного пункта «Берлага» в 1955 году по амнистии были освобождены все его заключённые. Но многие не уехали домой, а остались работать на той же шахте, в которой работали будучи «зека». Не поехали потому, что дома ничего хорошего их не ждало – той власти, которой они прислуживали – уже не было, зато были живы свидетели их злодеяний. Поэтому возвращаться было опасно – там либо отомстят, либо снова посадят по каким-нибудь вновь вскрывшимся фактам. На место тех, кто всё же уехал, для работы в шахте были приняты бывшие конвоиры и надзиратели, опера и даже руководители лагерного пункта, которых уволили со службы, т.к. практически все лагеря на Колыме перестали существовать.

Человек, о котором идёт речь, – Павел Васильевич, по своему образованию, воспитанию и опыту руководящей работы был на голову выше всех бывших сидельцев и бывшей лагерной администрации. Ещё находясь в заключении, он занимал руководящие должности – был и главным инженером шахты. Став вольным по амнистии, он продолжал работать главным инженером, а затем, когда на Север стали прибывать специалисты – горняки, его перевели нормировщиком.

Как-то в конце 1960-х годов один Арэсовский шахтёр, читая книжку про генерала Дмитрия Карбышева, про жестокости в концентрационных немецких лагерях, среди описываемых событий гибели Карбышева в Маутхаузене, вдруг вычитал – что первым в ледяную воду бросили майора Чистова. «Так это же, наверное, про нашего Павла Васильевича написано?» – подумал шахтёр. Зайдя в кабинет к Чистову, шахтёр принёс книгу и сказал: «Павел Васильевич – тут про Вас написано, надо, наверное, ответить автору книги, что Вы остались живы?» Чистов изменился в лице, потом он взял книжку и спрятал её в стол. – «У меня к Вам просьба – вы ничего не читали и книгу эту не видели, хорошо?» – сказал он шахтёру. – «Так книга же библиотечная!» – «Ничего, с библиотекой я всё решу…»

Шахтёр потом рассказывал друзьям об этом диалоге. Говорил: «Надо же, человек столько натерпелся, что до сих пор не хочет ни о чем вспоминать – даже о своём героическом поступке. Не хочет ворошить прошлое – видимо, боится, что опять начнут всё проверять, снова к чему-нибудь придерутся и опять посадят»…

Вспоминая эти события, уже в наше время, я решил поискать в интернете о том, как майора Чистова фашисты обливали ледяной водой в немецком концлагере Маутхаузен, ведь этот эпизод связан с гибелью генерала Карбышева, и про это должна быть информация. Когда я ввёл запрос о майоре Чистове – то был просто поражён – о нём оказалось информации очень много, – причём расписано всё в подробностях, даже приводятся подлинные документы пребывания его в концлагерях и его фотографии. Биография этого человека до такой степени необыкновенная, что просто не укладывается в голове, как этот человек остался жив, и что вообще творилось в его душе после того, что он видел и испытал в своей жизни…

Так кто же он – майор Чистов?

Родился Павел Васильевич в 1905 году в деревне Кондырино Клинского района Московской области. Детство его прошло в городе Клин, куда он переехал с родителями. С малых лет он помогал отцу, который работал маляром. А с 1922 года он и сам нанялся маляром к частным лицам в Москве.

В Москве жила Соня, его старшая сестра, она работала машинисткой в ОГПУ. Потом, уже в 1923 году она и Павлу помогла пристроиться на Лубянку. Вначале его взяли практикантом в отделение регистрации Иностранного отдела ОГПУ. В 1925 году он поступил учиться в Московскую губернскую совпартшколу, по ленинскому призыву его приняли в партию. После окончания учебы в 1927 году Павла назначили помощником уполномоченного, затем уполномоченным в Информационный отдел ОГПУ. Отдел этот был основным центром конспиративного сбора информации на все категории советских граждан. Тихая и незаметная работа научила Павла аналитически мыслить, дала азы оперативной и агентурной деятельности, развивала организаторские способности.

Для служебного роста необходимо было поработать в низовых органах ОГПУ. В 1928 году Чистова направляют на работу в Усольский уезд Иркутской губернии. Он девять лет отработал в ОГПУ Сибири и Урала. Был непьющим, дисциплинированным и аккуратным, как писал в своей автобиографии, – «на всех доверенных постах, выполнял ответственное и почётное задание по организации государственной безопасности, беспощадно боролся с врагами народа». За 12 лет службы в ГПУ-ОГПУ-НКВД в нём выработались качества, которые были просто необходимы в годы большого террора – преданность, готовность к выполнению любых поручений партии и вышестоящего руководства. В июле 1937 года П. В. Чистова назначают начальником УНКВД по Челябинской области. Москва требовала от Чистова, заступившего на эту высокую должность, «усилить удар по антисоветским элементам в области», и он приложил все силы, чтобы оправдать оказанное ему доверие. Через Особое совещание, так называемую «тройку» с его участием, было пропущено 12480 человек, в том числе 5980 были приговорены к расстрелу. Когда же все возможные враги были уже выявлены и «изъяты», пришлось применить новые формы работы. Из агентов НКВД была искусственно образована «эсеровско-диверсионная организация», агенты дали «обширные признательные показания», что позволило дополнительно арестовать и расстрелять свыше 600 человек…

Майор госбезопасности П. В. Чистов

Чистов не принадлежал к категории костоломов. Он предпочитал психологический подход к работе. Во внутренней тюрьме УНКВД были оборудованы специальные комнаты – инкубаторы, куда следователи плотно набивали арестованных. Их ставили столбом – в стойку на несколько суток (пока ноги не распухали и на них не начинала лопаться кожа) – и когда задержанный ломался, ему разрешали сесть и давать признательные показания в присутствии остальных «непокорных упрямцев». Хочешь спасти себя – просто подпиши то, что требует следователь…

Его высоко ценило руководство ОГПУ. 20 декабря 1932 года к 15-летию ОГПУ П. В. Чистов был награждён ведомственным знаком «Почётный сотрудник ВЧК-ОГПУ» за номером «269», 22 августа 1937 года ему присвоено очередное звание «майор госбезопасности» (аналог воинского звания «комбриг»), а ко дню 20-летия ВЧК-ОГПУ-НКВД 19 декабря 1937 года его наградили высшей государственной наградой СССР – орденом Ленина. Уже позже, 26 апреля 1940 года он был удостоен ещё и ордена «Знак Почёта».

Начальником УНКВД по Челябинской области Павел Чистов проработал до 26 февраля 1938 года. В этот же период был избран от Челябинской области депутатом Верховного Совета СССР 1-го созыва (в списке депутатов этого созыва Будённый, Ворошилов, Булганин, Каганович, Калинин, Маленков, Ежов, летчики Кокинаки, Леваневский, Чкалов…)

О высоком положении П. В. Чистова говорит даже его московская прописка напротив Кремля по улице Горького, 4, где проживала его семья: жена и дочь.

С 26 февраля 1938 по 1 февраля 1939 года П. В. Чистов переведён и работает в должности начальника УНКВД по Сталинской (Донецкой) области. Прибыв в город Сталино и войдя в курс дел, Чистов увидел, что все «наиболее социально опасные контингенты населения области» уже ликвидированы. Но Москва и Киев настойчиво требовали «активизировать работу по разгрому вражеского подполья» и спускали подчинённым контрольные цифры. Об игнорировании распоряжений руководства не могло быть и речи. И Чистов нашёл возможность не уронить требуемые показатели. Он даёт задание пересмотреть дела, где главными фигурантами были украинцы и белорусы. Его подчинённые быстро поняли задачу, – теперь некоторые украинцы и белорусы по анкетам стали значиться «поляками». Это позволяло завершить следственные действия и рассмотреть дела «тройкой»…

По инструкции «особой тройке» запрещалось судить подследственных, имеющих высшее образование и занимающих ответственные посты на производстве. Однако этот запрет не распространялся на лиц, которые совершили диверсионные и вредительские акты. Чистов предложил своим подчинённым внести изменения в их показания, и отразить там лишь диверсионную деятельность, без указания у подследственных высшего образования… И в Москву уходили победные рапорта о выполнении плана.

Рассмотрение дел «тройкой» часто тормозило процесс. А ведь ответственность за выполнение плана лежало на Чистове. И если излишне придирчивые к формальностям секретарь обкома ВКП (б) Любавин и облпрокурор Руденко возвращали дела на доследование, то Чистов дождавшись их ухода из кабинета после заседания «тройки», сам единолично выносил приговоры. Только в сентябре 1938 года он самостоятельно рассмотрел 250 дел…

В начале 1939 года против майора госбезопасности П. В. Чистова как участника и инициатора незаконных массовых репрессий Прокуратурой СССР было возбуждено уголовное дело, но на его защиту встало всесильное НКВД, и дело было прекращено. Чистова убрали подальше с глаз на руководящую работу в уголовно-исполнительную систему, где он работал с 8 марта 1939 по июль 1941 года. Занимал должности заместителя начальника, а с 17 июня 1939 года – начальника Управления строительства Куйбышевского гидроузла и одновременно начальника Самарского исправительно-трудового лагеря (ИТЛ) НКВД СССР (на этом посту Чистов получил звание «старший майор госбезопасности», что соответствовало армейскому званию «генерал-майор»); а с 11 октября 1940 по июль 1941 года – начальника Управления Вытегорского ИТЛ НКВД СССР.

С началом Великой Отечественной войны согласно приказу по Наркомату внутренних дел от 22 августа 1941 года, П. В. Чистов был назначен заместителем начальника Главного управления оборонительных работ, созданного на базе Главгидростроя НКВД СССР. Укрепления строились в основном силами заключённых и военнослужащих-штрафников. Одновременно он был назначен начальником 4-го (Юго-Западного) управления оборонительных работ со штабом в городе Сумы Украинской ССР. В его задачи входило строительство оборонительных сооружений для советских войск на участке Брянск-Чернигов. В его распоряжении было более миллиона человек…

3 сентября 1941 года судьба Павла Васильевича Чистова круто изменилась, – неожиданно в районе села Быстрики Сумской области он нарвался на отряд вермахта и попал в немецкий плен. По показаниям Чистова, 2 сентября 1941 года он на легковом автомобиле выехал из штаба Юго-Западного фронта в город Конотоп, районный центр Сумской области. Утром следующего дня на окраине села Быстрики его машину внезапно обстреляли, а затем окружили неизвестно откуда взявшиеся в нашем тылу немецкие солдаты. Его раненного выволокли из автомобиля и подтащили к танку, где силой отняли личные документы (служебное удостоверение сотрудника НКВД, удостоверение депутата Верховного Совета СССР, партийный билет и паспорт), служебные бумаги (важные документы и карту строительства оборонительных укреплений), орден Ленина и орден «Знак Почёта», а также поясной ремень с револьвером в кобуре.

Значок депутата Верховного Совета СССР он незаметно выбросил, когда немцы ему перебинтовывали раны…

По показаниям П. В. Чистова, в первый день допроса немецкий капитан вернул ему партийный билет, сказав: «Личный документ пусть будет при вас». После чего, вскоре П. В. Чистов сумел его также незаметно уничтожить.

Со слов Чистова, в ходе допросов он представился майором РККА, инженером-гидротехником по воинской специальности. Тем не менее, немцы сразу поняли, с кем имеют дело. И информация о захвате П. В. Чистова уже через несколько дней была оглашена гитлеровской пропагандой. В частности: в сообщении германского информбюро; заметке берлинской газеты «Новое слово» №40 от 28 сентября 1941 года «Красный генерал Чистов в плену»; и хроникальной заметке, помещённой приблизительно в тот же самый период времени в словацкой газете «Голос фронта». Там было подробно расписано, что П. В. Чистов был захвачен в плен в роскошном лимузине, в момент ареста назвался сапёрным генералом и впоследствии якобы дал показания в отношении всего, что ему было известно, в том числе о советских оборонительных сооружениях под Брянском. Также он якобы рассказал о привлечённой к их строительству рабочей силе, об обстановке в штабе Юго-Западного фронта, о переводе Автозавода имени Сталина (ныне – ЗИЛ) на выпуск танков, и о работе органов НКВД…