Текст книги "Царские трапезы и забавы. Быт, нравы, развлечения, торжества и кулинарные пристрастия русских царей"

Разумеется, от этих связей у царя были незаконнорожденные дети. И было их немало (напомним, что противозачаточных средств тогда не существовало). Только дворянской крови детей у него насчитывают 90, а уж сколько от матросских жен, горничных, кухарок, мещанок и прочих – никто не считал. Один из его детей стал знаменитым полководцем. Это Румянцев-Задунайский, родившийся в год смерти царя (1725). Его матерью была Мария Матвеева, состоявшая, кстати сказать, в родстве с казненной Гамильтон. Ей было тогда 19 лет, и она стала последней любовью царя. Мария была дамой, охочей до любовных приключений, и царь ревновал ее, но в конце концов выдал замуж за своего денщика Румянцева.

Но широкий читатель едва ли знает, что Петр, подобно Ивану Грозному, домогался не только девиц. Говорят, он сожительствовал с Меншиковым, а также пользовал и своих денщиков, при этом гневался и лупил их, если у них бурчало в животе. Официальные историки пишут, что Петр был так прост и неприхотлив, что мог спать в одной постели с солдатами. Не в простоте тут дело. Кстати, здесь уместно будет процитировать Козьму Пруткова: «Кто не брезгает солдатской задницей, тому и фланговый служит племянницей».

Расскажем немного и о домашних животных царя. Это – большая собака, не чистокровный дог по кличке Тигран (теперь его чучело находится в Зоологическом музее Петербурга) и левретка Лизетта, которую Петр приобрел в Лондоне для своей жены. К ней он был очень привязан, и она, говорят, помогала ему справляться с приступами гнева.

На территории Петропавловской крепости в 1704 году в двухэтажном мазанковом доме открылся первый в России ресторан «Аустерия четырех фрегатов». Сюда царь заходил с друзьями и соратниками, чтобы обсудить за кружкой вина или пива дела или отпраздновать то или иное событие. Здесь, в частности, Петр отмечал закладку Адмиралтейства. Чаще всего тут собирались иностранцы, чтобы в привычной для себя обстановке выпить пива, выкурить трубочку и перекинуться в картишки. Говорят, что как-то голландские шкиперы, встретившись с Петром, стали утверждать, что в России негде вкусно поесть. Тогда царь привел их в «Аустерию», где угостил оладьями с припеком, и гости вынуждены были признать, что это вкусно. Видимо, здесь в то время готовили не только блюда иностранной кухни, но и национальные. Сейчас в Петербурге есть ресторан русской и европейской кухни с таким же названием, и находится он также в Петропавловской крепости.

Как уже говорилось, Петр чаще всего обедал не в домашней обстановке, а у своих сановников. Самым большим и богато отделанным в тогдашнем Санкт-Петербурге был дворец Александра Меншикова. Здесь царь принимал иностранных послов, и здесь же устраивались парадные обеды, обслуживал их большой штат дворцовой челяди. Во дворце имелись обширные кладовые для хранения продуктов и посуды, винные и пивные погреба. Кухней распоряжались парижские повара, они готовили до двухсот разнообразных блюд. На десерт у Меншикова, по воспоминаниям одного из иностранцев, подавали лимоны с сахаром, изюм, финики, конфеты и так далее.

Царь порой заходил в гости без предварительного уведомления, и поэтому сановники всегда имели изрядный запас алкоголя и еды, ведь Петр заходил пообедать или поужинать чаще всего не один, а в окружении свиты. Из письма Шафирова Головину мы знаем, что за два таких визита только рейнского вина «изошло ведра четыре».

Иностранцы оставили в своих воспоминаниях сведения и о том, чем кормили в домах приближенных царя. Вот, к примеру, описание обеда у коменданта Нарвы Зотова, оставленное датчанином Юстом Юлем: «Стол, накрытый человек на 12, был уставлен кругом блюдами; но блюда стояли возле самых тарелок, так что середина стола оставалась свободною; на этом свободном месте находились уксус, соль, перец и большой стакан с крепким пивом. На блюдах находились лишь холодные соленые яства: ветчина, копченые языки, солонина, селедка, соленья; всё это было очень солоно и сильно приправлено перцем и чесноком. За сею первою переменою последовала другая – из различных жарких. Третья перемена состояла исключительно из супов». Как видим, тогда еще не была сломлена старорусская традиция жидкие блюда вкушать после закусок и горячего, как теперь говорят. А десерт был «из фиников, имбирного варенья, каких-то персидских плодов, соленых огурцов, сырого зеленого гороха в стручках и сырой моркови». Непонятно, как в этот перечень затесались соленые огурцы. Может, они просто остались на столе от холодных закусок?

А вот представителей польского посольства адмирал Апраксин, брат жены царя Федора Алексеевича, в июне 1720 года угощал «копченой говядиной, сосисками, окороками, языками, морскими рыбами, а также маслом, сыром, селедками, вареньем, солеными устрицами, лимонами, сладкими апельсинами, осетрами; было несколько блюд раков, но мелкие. Давали пиво и полпиво холодное, так как здесь всюду много льда; на башне в это время играла музыка».

Любопытно сравнить это угощение с обедом у того же Апраксина во время поста. Датский посол, побывавший здесь в гостях, пишет, что более плохого обеда ему «еще не доводилось есть». Что же было на столе у адмирала? По описанию датчанина, подавали окрошку и различные породы рыб, в том числе неизвестных в Дании, которые «воняли ворванью». И то неудивительно, потому что из-за дороговизны соли рыбу не досаливали, а кроме того, Апраксин, как его характеризовал испанский посол герцог Лирийский, «иноземцев ненавидел смертельно и был очень корыстолюбив».

Кстати сказать, Петр I рыбу не ел вообще, и по этой причине ему патриарх разрешал в постные дни есть скоромное.

А теперь остановимся на общей, как теперь говорят, продуктовой корзине в строящемся Петербурге. Первостроители, приехавшие из разных уголков России в Чухонский край, где выращивали капусту и репу и где гулял на богатых травой пастбищах домашний скот, особой нужды не испытывали. Говядина, баранина и свинина стоили поначалу дешево, но с увеличением населения скот стал исчезать, цены вспорхнули вверх не только на мясо, но и на овощи. Черный люд просто оголодал, питаясь лишь капустой да репой. Ели даже всякие съедобные травы, коренья и так далее. Пришлось продукты завозить из Москвы, Новгорода и других губерний, но, как известно, главная беда у нас – дороги. Если по зимнему тракту легко можно было передвигаться, летом – тоже, несмотря на пыль и колдобины, то весной и осенью наши дороги непролазны. Завезенные летом продукты, такие как мясо или рыба, быстро портились.

Впрочем, очень скоро рыбный промысел на водных просторах Ладоги и Невы стал разрастаться, и в Петербурге стало легко купить как свежую, так и соленую рыбу, правда, цены на нее кусались. Соль на Руси в то время была в постоянном дефиците, поэтому рыба продавалась, как говорится, с душком, но тем не менее, к удивлению иностранцев, поселенцы ели ее «с невероятной жадностью».

Занимались также и охотой, благо пернатая дичь в лесах Ингерманландии водилась в изобилии. На рынках всегда предлагались рябчики (они продавались связками), тетерева, утки, глухари. Охотились также и на медведей и рысей (мясо последних тогда тоже употребляли в пищу). Кстати, о медвежатине. В середине семидесятых годов ушедшего ХХ века мне довелось побывать на Дальнем Востоке. В Хабаровске, в ресторане под названием «Уссури», мы со спутницей обнаружили в меню блюдо под названием «медвежатина в винном соусе». Мы очень удивились, ибо в Ленинграде в то время невозможно было заказать в ресторане такое блюдо. Ну а в Хабаровске мы заказали. Припоминаю: мясо длинноволокнистое, вкус интересный, по оттенкам напоминает пернатую дичь.

Ну и, конечно, грибы. Их собирали в огромном количестве, сушили, засаливали, мариновали. Причем грибы тогда не чистили – считалось, что сор придает грибам в засолке лесной аромат. Известно, что грибы являются условно съедобной пищей, потому что содержат вещества, препятствующие нормальному пищеварению. Поэтому употребление этой грубой пищи должно быть умеренным. Но во время постов православные ели грибы порой постоянно, отчего случались смертельные отравления. Известно, к примеру, что вдова царя Федора, брата и соправителя Петра, царица Марфа умерла от маринованных грибов.

В постные дни, помимо грибов, питались редькой, хреном, кислой капустой, иными овощами, овсяным киселем, пирогами с капустой, кашей, рыбой и так далее. Из гороховой муки делали лапшу, а также пекли оладьи, варили каши – гречневую, овсяную, перловую. Именно перловую любил Петр.

Импортные товары поступали в новую столицу морем, и их доставка не очень зависела от времен года. Первое иностранное судно, нагруженное вином и солью, пришло в Петербург осенью 1703 года.

Надо сказать, что в Петербурге, как и во всяком новостроящемся городе, не вдруг возникла рыночная торговля, но постепенно Мытный двор превратился в торжище, где можно было купить всевозможные продукты: крупу, муку, молоко и мясо, овощи и другие продукты. Здесь же торговали посудой, а неподалеку расположилась бойня. Особой заботой в зимнее время для петербуржцев было топливо. Дрова стоили дорого, потому что царь запретил рубить деревья в черте города и окрестностях. Поэтому волей-неволей приходилось становиться сыроедами, особенно в летнее время, что зачастую приводило к эпидемиям.

Глава 3. О домашнем быте Екатерины I, страсти к охоте Петра II и Анны Иоанновны, о маскарадах и театре при Елизавете Петровне и забавах Петра III

После смерти великого царя-реформатора на трон взошла его жена Екатерина. Делами государства она занималась мало, можно сказать, что не занималась ими вовсе, переложив все на Александра Меншикова, с чьей помощью она и оказалась на самом верху. Впрочем, о какой государственной деятельности могла идти речь, если Екатерина не умела ни читать, ни писать. Говорили, что ставить подпись под документами она училась целых три месяца. Дальше этого дело не пошло, и она так и осталась безграмотной. Ее краткое двухлетнее правление проходило в бесконечной череде развлечений. В некотором смысле она продолжила петровские нововведения, касавшиеся безмерного употребления алкоголя и дворцовых «тусовок». Правда, для великого царя они служили средством для снятия стресса и внедрения европейских обычаев, а для его воцарившейся супруги, в девичестве Марты Самуиловны Скавронской, выпивка стала основным занятием. Ее день начинался, по свидетельству современников, с того, что к ней в спальню заходил Меншиков с вопросом: «Чего бы выпить?» Как и у Петра, при ее дворе имелось подобие Всепьянейшего собора. В знаменитый петровский кубок, вмещавший три литра, Екатерина опускала золотые монеты, и они служили наградой тому, кто выпьет кубок до дна. Многим мужчинам исполнить подобное было трудновато, зато княгиня Анастасия Петровна Голицына неоднократно добиралась до денег на дне кубка. Пьянство при дворе имело невероятный размах, о чем можно судить по словам датского посла, тот утверждал, что за два с лишним года правления Екатерины только на импортный алкоголь потратили миллион рублей – примерно десятую часть бюджета тогдашней России. Не отказывала себе царица и в других, альковных, удовольствиях. В ее постели оказывались не только фавориты, но и дворцовые слуги. Ее женское окружение по этой части тоже от нее не отставало.

Сведений же о кухне первой русской императрицы осталось немного. Надо полагать, она мало отличалась от той, что была и при Петре.

Наследовавший ей Петр II, несовершеннолетний внук почившего императора, сын казненного царевича Алексея, тоже проводил время в кутежах, но у него была еще и страсть к охоте.

Так как охотничьи трофеи неизбежно попадали в руки царских поваров, то у нас есть повод остановиться здесь на этой царской забаве, к тому времени она уже имела свою историю. Издревле русские князья тешили себя охотой, и в московский период великие князья имели уже внушительное количество всего необходимого для удовлетворения этой страсти – лошадей, собак, соколов и, разумеется, обслуживающего персонала.

В конце XVI – начале XVII веков, когда на Руси воцарилась Смута, сменявшим друг друга самозванцам было не до охоты. Но уже Михаил Федорович, первый царь из рода Романовых, озаботился ее восстановлением. Штат подразделялся на птичью и зверовую охоту. Соколиная охота – давняя забава русских князей, и ей в древние времена отдавалось предпочтение. В штате, помимо сокольничьего, состояли ловчие, кречетники, ястребятники, клобучные мастера, стрелки и прочие. Зверовой охотой заведовал ловчий, и в его подчинении находились псари, охотники и еще множество различных специалистов, о чьих функциях в наше время остается только недоумевать или догадываться. Это выжлятники, корытные, трубники, сурянгеи и так далее. Одеты все были в специальную красивую одежду. В начале 1620 года Михаил Федорович впервые после долгого перерыва выехал на зимнюю охоту. По свидетельству современников, его сопровождали 63 конных псаря, 24 пеших, 14 ловчих. Разумеется, царя сопровождала еще и многочисленная свита. Тогда удалось затравить двух лосей. Михаил Федорович больше всего любил охотиться на медведей, причем своими руками одолевал зверя рогатиной или ножом.

Императрица Екатерина I

Была в обиходе и такая забава, как травля. Содержавшихся в неволе зверей (лисиц, волков, медведей) выпускали на огороженное место, а затем запускали туда собак. Начиналось кровопролитное зрелище, им любовались царь и свита. Иной раз с ручными медведями боролись известные московские силачи. Но самыми захватывающими бывали сражения с пойманным диким медведем, против которого выходил охотник с рогатиной или ножом. Такие вот на Руси были отголоски гладиаторских боев.

Еще больше расцвела охота при Алексее Михайловиче. Несмотря на свое прозвище «Тишайший», царь был страстным охотником. Особенно любил ходить на крупного зверя. Однажды во время охоты он заблудился в районе Звенигорода, где находился Савва-Сторожевский монастырь, потерял нож и оказался безоружным один на один с медведем. По легенде, его спас воскресший для этого случая святой Савва, поразивший зверя топором. Поэт Л. Мей на этот сюжет написал стихотворение «Избавитель». В роскошном издании книги Н. И. Кутепова «Великокняжеская, царская и императорская охота на Руси» это произведение Мея проиллюстрировал художник Николай Самокиш. Кстати сказать, это роскошное издание иллюстрировали также многие известные художники: Васнецов, Репин, Бакст, Бенуа, Лансере, Суриков, Серов, Савицкий и другие.

После опасного происшествия с медведем Алексей Михайлович переключился на соколиную охоту. Царь со страстью предавался этой забаве, получая истинное удовольствие от увлекательного зрелища, когда паривший в высоте сокол стремительно падал на жертву, ударяя птицу грудью, и она камнем падала на землю. Если сокол охотился на цаплю, то в воздухе происходило настоящее сражение. Цапля, зная, что удар сокола в спину принесет ей гибель, переворачивалась в воздухе и длинными лапами отбивалась от хищника. Бывало, что жертве удавалось избежать смерти, но чаще всего после длительной борьбы птица падала на землю. Вот что писал Алексей Михайлович о соколиной охоте: «Зело потеха сия полевая утешает сердца печальныя и забавляет веселием радостным…»

Сын «Тишайшего» царя Петр Алексеевич считал охоту пустым занятием, и поэтому в новой столице она практически исчезла из обихода царского двора. Царская охота вновь возродилась во время правления юного Петра II, внука великого реформатора. Меншиков, желая развлечь мальчика, да и в воспитательных целях тоже, вызвал из Москвы остававшуюся там немногочисленную службу с охотничьими собаками и птицами.

Мальчик увлекся охотой так сильно, что предавался этой забаве постоянно и в любую погоду отправлялся за добычей в окрестности Петергофа, Стрельны или Красного Села. Вместе с ним охотилась также дочь Петра Елизавета, ей в ту пору исполнилось 18 лет, и его неразлучный друг молодой князь Иван Долгорукий.

Когда в начале 1728 года молодой Петр II поехал в Москву на коронацию, то взял с собой и охотничью службу. Московские охотничьи угодья, богатые самым разнообразным зверем, покорили сердце страстного охотника, и он весь этот год провел в подмосковных лесах, а по вечерам молодые люди пили, танцевали, играли в фанты и так далее. За полтора месяца охоты под Тулой осенью того же года «было затравлено 4000 зайцев, 500 лисиц, 15 рысей, убито 5 медведей, а птиц без счета».

Юный царь учредил должность егермейстера, человека, ответственного за всю царскую охоту. В возрожденной службе насчитывались не один десяток псарей, охотников, доезжачих, выжлятников и так далее, сотни собак разных пород, лошади и все необходимое для охоты.

Увлечение юного Петра II этой забавой длилось до осени 1729 года. Вернувшись после очередной охоты, он раздарил своих собак и приказал убрать ружья. И с тех пор об охоте не помышлял. Впрочем, жить ему оставалось недолго. Уже в начале следующего 1730-го года царь скончался от оспы.

На трон после его смерти пригласили Анну Иоанновну, герцогиню Курляндскую, дочь Ивана V, соправителя Петра I. Она так же, как и ее предшественник, была страстной охотницей. В штате императорской охоты в 1740 году состояло 175 человек, и на ее обслуживание тратилось более 8 тысяч рублей в год, а это в то время – большие деньги.

Царица любила охотиться верхом на лошади. Из лесных зарослей псари выгоняли на открытое пространство зверя и птицу, а она, часто вместе с Бироном, палила из ружья в разбегавшуюся добычу. Анна Иоанновна была прекрасным стрелком – могла поразить летящую ласточку. Также метко могла она стрелять и из лука – пущенная ею стрела расщеплялась о лезвие ножа. Ружья, а их у нее имелось более сотни, все с прекрасной отделкой, заряжал и чистил специальный человек.

Только за полтора летних месяца 1740 года ее трофеями стали 2 волка, 4 кабана, 374 зайца, 9 оленей, 16 диких коз, 68 уток и 16 морских птиц. С возрастом императрица уже не могла садиться на лошадь и поэтому охотилась, сидя в специально выстроенной беседке, у широкого окна, выходившего на обширную поляну, куда выгоняли из зверинца коз, зайцев, волков, лисиц, кабанов и так далее.

Как уже говорилось, царские охотничьи трофеи попадали на кухню, где искусные повара готовили из них изысканные блюда. Впрочем, сама она, вот такая странность, своей добычи почти не ела, зато охотно угощала гостей и придворных, всякий раз подчеркивая, что это ее охотничьи трофеи. Из дичи она любила только рябчиков и вальдшнепов, жаренных на открытом огне, без всяких специй и гарнира.

На балах у императрицы очень много танцевали, причем не только общепринятые тогда менуэты и прочие европейские танцы, но и плясали русского трепака. По мнению Анны Иоанновны, после танцев следовало плотно подкрепиться, и гостям подавали богатый и сытный ужин непременно с горячими блюдами. Зато алкоголь был в дефиците. В маленьких рюмочках подавали только виноградное вино в ограниченном количестве. Она сама не пила и пьяных, понятное дело, не любила. На просьбы приближенных, чтобы подавали также если не водку, то хотя бы настойки или наливки в бокалах побольше, она отвечала вежливым отказом.

Анну Иоанновну называли «царицей престрашного зраку» из-за ее отталкивающей внешности. Была ли она действительно дочерью слабосильного и слабоумного Ивана V, это неизвестно. Современники утверждали, что его жена Прасковья, энергичная и крепкая женщина, прижила своих дочерей, а их у нее было пятеро, со стольником Василием Юшковым, физически крепким мужчиной из старинного дворянского рода.

Надо сказать, что именно Анна вновь создала царский двор и восстановила придворную жизнь, совершенно исчезнувшую при Петре II. Она хотела, чтобы русский двор ни в чем не уступал по пышности и великолепию дворам европейским. И, надо сказать, ей это вполне удалось. Даже избалованные иностранцы восхищались роскошью двора русской императрицы. Жене английского посланника праздники и балы у Анны казались волшебным «сном в летнюю ночь», ими восторгались также и пресыщенные французы.

Штат двора стал весьма многочисленным, при нем состояли оркестры, итальянская опера, балет, две немецкие театральные труппы. Балы и маскарады сопровождались фейерверками и иллюминацией. В театральном зале давались музыкальные спектакли, как оперные, так и балетные, а также разыгрывались и русские пьесы, в которых принимали участие придворные дамы и кавалеры.

Еще с детства Анна Иоанновна тяготела к театру и до замужества, когда жила с матерью в Измайловском, выступала в роли «режиссера» домашних спектаклей. И была, конечно, очень обрадована подарком польского короля Августа, приславшим к русскому двору актерскую труппу из Дрездена. Царица еженедельно развлекалась «итальянскими интермедиями» с вокалом и хореографией. Поэту Тредиаковскому она заказала пьесу об Иосифе Прекрасном. Игралась она на русском языке силами певчих, придворных шутов, а также кадетов.

Императрица Анна Иоанновна

В 1735 году императрица пригласила в Россию итальянскую труппу во главе с популярным тогда композитором Ф. Арайя. Итальянские артисты выступали не только во дворцовом театре, но и в так называемом «деревянном», выстроенном неподалеку от Летнего сада на Царицыном лугу. Вход в театр был бесплатным, но билеты раздавались, понятное дело, не холопам или мещанам, а высоким чинам. Арайя написал и поставил впервые в России оперу. Декорации и костюмы создал специально приглашенный известный художник Ж. Боно. Это случилось в 1737 году. Успех был потрясающим. Особенно полюбилась царице вторая опера композитора о Семирамиде, и она в течение двух лет не сходила со сцены, а играли ее каждую неделю. В составе труппы итальянского композитора были также и артисты балета, а танцы, как известно, – самое любимое развлечение Анны Иоанновны. По ее приказу танцмейстер Линде стал обучать искусству балета русских юношей и девушек. Так возник первый русский балет, и, надо сказать, ученики не посрамили своего учителя и во многом даже превосходили зарубежных танцоров и танцовщиц.

Игровой театр появился при дворе в 1739 году, когда Бирон, желая сделать царице приятное, втайне от нее пригласил в Северную столицу немецкую труппу под руководством артиста Нейберга. И когда она однажды пришла на очередное представление, ее ожидал сюрприз. Вместо музыкального спектакля разыграли веселую комедию. Это новшество ей очень понравилось, и с тех пор наряду с оперой и балетом в репертуар прочно вошли фарсы и комедии.

Если уж мы обратились к истории театра в нашей стране, расскажем кратко, с чего он начинался и как развивался до Анны Иоанновны. Скоморохи известны со времен Древней Руси, и их, пожалуй, следует назвать первопроходцами в театральном деле. Потешные действа разыгрывались на городских площадях и в питейных заведениях. Порой они носили сатирический характер (вспомним скомороха в исполнении Р. Быкова из фильма Тарковского «Андрей Рублев»). Конечно, уличные клоуны были востребованы и в княжеских, и в царских палатах, и об этом в источниках достаточно упоминаний. При Борисе Годунове на святках в Кремле скоморохи разыгрывали незамысловатые спектакли по мотивам сказок или просто показывали цирковые номера с медведем.

При Алексее Михайловиче живший в Москве немецкий пастор Грегори, по указу царя, набрал в Немецкой слободе детей, и они, выучивши роли, представили в 1672 году в селе Преображенском спектакль «Артаксерксово действо», где главной героиней была библейская Эсфирь. Пьеса шла в декорациях и в сопровождении оркестра. Царю представление понравилось, но еще большее удовольствие игра на сцене доставила женщинам, супруге царя Наталье Кирилловне и его дочерям Софье и особенно Наталье, которая впоследствии сама станет писать пьесы. Позже в репертуаре этого самодеятельного театра появились и другие спектакли, и Алексей Михайлович требовал, чтобы в Преображенское приезжали «бояре и окольничие, и думные дворяне, и думные дьяки, и ближние люди, и стольники, и стряпчие, и постельничие, и всех чинов люди». Таким образом, театр становился пуб личным.

При Петре театральная «хоромина» возводится прямо на Красной площади, и вход туда был доступен «всяких чинов людям российского народа и иноземцам». Пьесы, по приказу царя, игрались в трех действиях и только на русском языке. Царь задумал использовать театральные представления и в идеологических целях. Стефан Яворский, руководитель Славяно-греко-латинской академии, по поручению Петра, стал сочинять «триумфальные комедии» и разыгрывать их силами своих учеников. Так, по случаю взятия Шлиссельбурга, а также Дерпта и Полтавской победы, были сыграны спектакли «Торжество мира православного» и другие.

После переезда столицы в Петербург театральная «хоромина» в Москве перестала существовать, однако сестра царя Наталья перевезла декорации и костюмы в Преображенское, где возобновила театральные представления. Она же уговорила брата открыть театр и в новой столице. Театральное оборудование было перевезено в Петербург, в частный дом на Петровском острове, где ставились русские пьесы, сочиненные актерами. Позже, в 1716 году, пригласили из Германии настоящих актеров, которые играли уже в новом театре, устроенном у Зеленого (позже Полицейского) моста. Этот театр стал платным и пользовался большим успехом, особенно у иностранцев.

Но вернемся в период правления Анны Иоанновны. Не были забыты царицей и такие развлечения, как бильярд, шашки, шахматы и карты. Играть в шары на столах на Руси стали опять же со времен царя-реформатора. Привезенная из Франции забава заняла свое место во дворце, и Петр I с удовольствием гонял шары и пристрастил к этому занятию жену и приближенных. Играли в то время только карамболь (нужно попасть своим шаром от борта по шару противника); бильярд с лузами появился у нас только в начале XIX века. Что касается шахмат, то древнюю игру на Руси знали и до Петра. Играли в шахматы, как уже упоминалось, и Иван Грозный, и Алексей Михайлович, а Петра I можно считать гроссмейстером, – он был выдающимся игроком. Последующие правители России к этой забаве оставались равнодушными, особенно женщины. Анна Иоанновна увлекалась бильярдом, а также картами, которые, как и другие азартные игры, пребывали ранее под запретом. При Алексее Михайловиче игрокам в кости и карты рубили пальцы. Да и позже, к примеру, при Павле, картежная игра была запрещена, и лишь после его смерти в карты стали играть открыто.

Среди прочих забав были волчок (юла), его пускали по паркету, а также игры в волан и бильбоке. Волчок в то время запускался с помощью бечевки, и добиться его вращения неопытному человеку было не так просто.

Анна вставала в 7 часов утра, пила кофе, после чего осматривала свои драгоценные украшения – не пропало ли чего, воровство в царских дворцах процветало всегда. В 9 часов принимала министров и, не читая, подписывала бумаги. Затем упражнялась в стрельбе из окна по птицам, либо отправлялась к Бирону на конюшни. Он был большим любителям лошадей, активно занимался коневодством, и его стараниями были выведены новые породы лошадей. В 1731 году создана Конюшенная канцелярия, она занималась этим делом в общегосударственном масштабе, что было чрезвычайно важно для такой огромной страны, как Россия. Других сухопутных средств передвижения, кроме как на лошадях, тогда, как мы знаем, не существовало. После обеда, подававшегося обычно в полдень, царица вместе с фаворитом отправлялись почивать. Время до вечерних развлечений она коротала в сплетнях с фрейлинами и приживалками. Тем самым получала информацию, пусть и не всегда объективную, о настроениях придворных, их любовных увлечениях, интригах и прочем.

К столу во дворце Анны Иоанновны подавалось огромное количество самых разнообразных блюд из мяса (например, кабаньи головы в рейнвейне), дичи, рыбы (огромные стерляди, осетры, щуки и прочие), обильно приправленной различными пряностями (мускатом, гвоздикой, корицей, перцем и даже тертым оленьим рогом). Это не считая грибов, паштетов, ветчины, спаржи, зеленого горошка в стручках и прочих овощей. На десерт выносились желе, конфеты, мороженое, орехи и всевозможные варенья. Из напитков подавались, помимо пива, меда и кваса, также и разнообразные вина: шампанское, венгерское, испанское, португальское, волошское, бургонское, рейнвейн и так далее. Правда, как уже говорилось, в очень ограниченном количестве. На продукты питания тратилось по 67 тысяч рублей ежегодно.

Свою лепту для кухни императрицы вносил также и Аптекарский огород. Разбитый Петром I на острове Корписаари (теперь Аптекарский) в 1714 году для разведения лекарственных растений для нужд армии, при Анне он стал Медицинским садом, где росло не только сырье для пилюль и мазей. Здесь стали выращивать в оранжереях экзотические фрукты для царского стола и «куриозные и чуждые» растения и цветы для украшения праздничных мероприятий во дворцах императрицы и ее фаворитов.

Мотовство при дворе Анны было чудовищным. На балы приказывалось являться всякий раз в новом платье, и вельможам приходилось волей-неволей раскошеливаться. Мода на роскошь очень быстро привилась в Северной столице, и в домах знати появилась английская мебель из красного дерева, большие зеркала, комнаты обивались дорогими штофными обоями. Ездили теперь в раззолоченных каретах, сверкавших дорогими в то время стеклами и обитых внутри бархатом; на запятках стояли лакеи в богатых ливреях.

Во дворце Анны содержалось много карликов и шутов, и забавы с ними бывали порой очень жестокими. Она иной раз выстраивала шутов вдоль стены, а одному из них приказывала бить их по поджилкам, чтобы они падали; любила смотреть на их потасовки, когда они драли друг у друга волосы и кровянили носы. Шуты, ради потехи, могли даже и помочиться на кого-либо из придворных сановников. «Государыня и весь двор, – описывает современник, – утешались сим зрелищем, помирали со смеху». Анна, кстати сказать, сама придумывала шутам одежду. У бархатного костюма могли быть рукава из рогожи, разноцветные половины платья и так далее. Императрица любила все «куриозное», и поэтому помимо шутов ее развлекали всякие уродцы, а также сказочницы. Она очень любила слушать всякие истории, и болтливые и острые на язык женщины могли сделать при ней нешуточную карьеру.

Шуты при царском дворе числились штатными единицами. Имена некоторых из них остались в истории. О Балакиреве, например, до сих пор ходят всякие легенды и анекдоты. Не менее популярными были Акоста и Педрилло, и их шутки вошли в историю.