Текст книги "Основной компонент"

Фюрер наклонился к столу и положил руку на пакет.

– Как думаете, барон, что здесь находится?

– Судя по всему, свидетельства научного прорыва.

– Ошибаетесь! – Гитлер схватил пакет, сорвал с клапана защитную наклейку, вытащил на свет пачку фотографий и бросил на стол. – Здесь хранятся доказательства вашего обмана!

Я посмотрел на веер из чёрно-белых фотокарточек с запечатлёнными на них монстрами из записной книжки барона.

– Вы обещали нам армию убер-зольдатен! – визгливо крикнул Гитлер. – Я вам поверил! Дал денег! Велел не мешать! А вы?! Что сделали вы, барон?! Наштамповали ни на что неспособных уродов!

– Прошу прощения, мой фюрер, – неожиданно вступился за меня Геринг. Его самодовольная морда кирпичом сильно выделялась среди этого «генштаба». – С согласия барона я провёл несколько экспериментов на русских военнопленных. Испытуемые показали прекрасные результаты: они передвигались с молниеносной скоростью, рвали якорные цепи, как нити, кулаком пробивали брешь в бетонных стенах и стальной броне. – Он повернулся ко мне: – Ну что вы молчите, барон?

Я кивнул:

– Всё верно, мой фюрер, так и было. Генерал-фельдмаршал Геринг действительно проводил подобные эксперименты.

– И что потом? – поинтересовался седоусый человек в адмиральском кителе.

– Они все сдохли, как мухи, – ответил Геринг с глухим смешком.

– Я об этом и говорю! – взвизгнул Гитлер, вскочил с кресла и заметался по гостиной. – Вы, барон, обещали нам целую армию непобедимых солдат! Где она, чёрт возьми?! Почему вы всё время подсовываете мне каких-то полудохлых уродов?! – Он прекратил мерять комнату шагами, подошёл к генералу с треугольными усами и положил руку на его плечо. – Почему танки Гудериана должны охотиться за вашими тварями по всему Берлину?

«Так вот откуда те развалины», – догадался я.

– Это было всего один раз, мой фюрер, – прогудел Гудериан, глядя на вождя нации через плечо.

– И что? Разве этого мало? Ваши танкисты должны громить дома в России, а не расстреливать их здесь на виду у всех. И это нам повезло, что его монстр, – Гитлер оставил погон Гудериана в покое и показал на меня пальцем, – не успел никого сожрать.

Я почувствовал, как по спине побежали капельки холодного пота. Похоже, у Валленштайна дела шли из рук вон плохо. Как бы мне и в самом деле не пришлось отведать гостеприимства папаши Мюллера.

Гитлер заложил руки за спину и опять зашагал по комнате, поскрипывая сапогами.

– Ни на кого нельзя положиться, ни на кого. Кригер неделю назад обещал решить вопрос с устойчивостью мутаций. И что? Где результат? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Прошу слова, – как школьник поднял руку генерал с пухлым лицом и зализанными назад волосами. Фюрер кивнул. Генерал повернулся ко мне: – Герр барон, месяц назад в Рейхстаге вы мне шепнули по секрету, что хотите разработать вакцину и газ для превращения людей в вервольфов непосредственно на поле боя. Вы тогда сказали, что Кригеру с его фабрикой оборотней до ваших проектов, как до Луны. У вас получилось?

Все посмотрели на меня. Даже Гитлер перестал мерять шагами комнату и, подобно футболисту, сложил руки на интересном месте.

Я растерялся. Что я знал о работах Валленштайна? Ничего, кроме тех записей, что успел прочитать. Неожиданно в памяти всплыли бумаги из лаборатории. Там что-то было об этом. Газ… вакцина… воздействие препарата на мышечные ткани… Вспоминай, Саня, вспоминай!

– Барон! – прикрикнул фюрер. – Что вы молчите? Вам нечего сказать?

Во рту пересохло. Я несколько раз сглотнул, но в горле осталось сухо, как в пустыне.

– Есть, – выдавил я из себя и удивился, не узнав свой голос.

– Ну так поделитесь с нами, – подбодрил меня молчавший до этого вояка с моноклем в глазу.

– Сейчас проходит последняя стадия испытаний, – пробормотал я. – Осталось стабилизировать изменённую клеточную структуру объектов. Мутагенезный потенциал материала…

Гитлер сморщился, как от зубной боли.

– Я достаточно наслушался вашей учёной болтовни, Валленштайн! Вы можете сказать нормально, без этой ерунды: вы близки к прорыву или нет?

«А хрен бы с ним. Или пан или пропал!»

– Да, мой фюрер. До завершения разработок осталось совсем немного…

– Хватит! – Сгорбившись и слегка подволакивая левую ногу, Гитлер вернулся к столу. Сел в кресло. – Я сыт вашими обещаниями по горло, – устало сказал он. – Будете работать в одной команде с Кригером. Он, в отличие от вас, уже пачками штампует вервольфов у себя в горах. У него там не всё гладко с этой вашей стабильностью, ну так и помогите ему разобраться с этим.

Гитлер навалился на спинку кресла, прикрыл глаза рукой и замолчал. Молчал и весь «генштаб». Даже перестал гудеть скрытый под потолочными панелями вентилятор. Фюрер просидел так с минуту, потом сцепил на животе пальцы в замок и посмотрел на меня.

– Вам нужны люди для экспериментов?

Я пожал плечами, а затем кивнул, думая, что речь идёт о персонале.

– Хорошо, я дам распоряжение Айхе. Он подготовит вам пятьсот человек для начала. Ещё что-то надо? Какие-то особые реагенты, оборудование? Нет? Вот и отлично. Шпеер будет вашим куратором, все вопросы решать через него. В конце декабря вервольфы должны воевать под Сталинградом. Не уложитесь в срок – отправитесь вместе с Кригером в Дахау, даю слово. Совет окончен, господа, все свободны.

Шпеер ждал меня в коридоре. По его лицу я сразу догадался, что разговор с Гитлером у него состоялся задолго до этой встречи. Потому он и вытащил меня в кафе, специально надеялся выбить из колеи, сволочь. Наверное, метит на моё место, гад!

Я осознал последнюю мысль и удивился, как быстро прошёл процесс вживания в шкуру Валленштайна. Меня напугала скорость, с какой я адаптировался к новой реальности. Этак ещё немного – и я накрепко ассимилируюсь с немцем и навсегда останусь в его теле. Ну уж нет, такой расклад меня не устраивает. Надо спутать карты барону и бежать домой. Только вот знать бы ещё, как вернуться в родное время.

Шпеер приветливо помахал рукой, словно мы не виделись много лет, отделился от стены и пошёл ко мне ленивой походкой сытого хищника.

– Ну как всё прошло, Отто? Фюрер тебе понятно объяснил? – спросил он с ядовитой ухмылкой на губах.

Я кивнул, лихорадочно соображая, как выпутаться из сложной ситуации. До меня наконец-то дошло о каких людях говорил Гитлер. Пять сотен обещанных душ предназначались для опытов, и, если я не придумаю, как остановить этот кошмар, их мученическая смерть повиснет на мне тяжким грузом. Первый раз в жизни решил заняться мародёрством могил – и то не по доброй воле – и на тебе подарочек. Правильно! Поделом тебе, Грач, нечего мерзкими делами заниматься! Так тебе и надо!

Процесс рефлексии прервал Шпеер:

– Чего застыл, Отто? Пора возвращаться в Берлин. Время работает против тебя.

Он оскалил зубы в подобии дружеской улыбки, похлопал меня по плечу и посторонился, показывая на выход из коридора-галереи.

Глава 4

В Берлин возвращались по земле. Наверное, цеппелин отправился выполнять особое задание фюрера, и теперь отряд бравых эсэсовцев где-нибудь во французских Альпах тайком грузил в гондолу дирижабля ящики с древними сокровищами из разграбленного монастыря. Или же в обстановке строжайшей секретности группа спецов в чёрных кожаных плащах, идеально начищенных сапогах и фуражках с орлами перебрасывала в укромное место деньги нацистской верхушки. Может быть, всё так и было, но, скорее всего, заполненная водородом «колбаса» сейчас болталась где-нибудь на привязи у причальной мачты, а экипаж в припортовом кабаке запивал пивом кислую капусту с копчёными сосисками.

В машине было тепло. Рокот мотора и тихое посапывание оберфюрера (он отрубился сразу, как сел рядом со мной на заднее сиденье) одинаково клонили ко сну. Я ущипнул себя за руку, помассировал закрытые веки кончиками пальцев и принялся глазеть на пролетающие за окном пейзажи.

А там было на что посмотреть. Залитые лунным серебром тёмно-синие, серые и чёрные полосы лесов чередовались с белыми прослойками снега на склонах высоких гор, напоминая шкуру диковинного зверя. Звёзды таинственно подмигивали и вместе с огромным диском луны время от времени стыдливо прятались за пелериной полупрозрачных облаков. Часто к дороге близко подходили высокие ели. Покрытые снегом, они казались невестами в свадебных платьях: такие же красивые и скромные, словно стесняющиеся своей красоты. Иногда на светлом фоне Млечного Пути отчётливо проглядывали чёрные щётки далёких сосен, они смахивали с неба звёздную пыль, и та сыпалась на спящую землю лёгким снегопадом.

Подобные этим идиллические картинки очень способствовали мыслительному процессу. Я усиленно скрипел извилинами, размышляя, как выпутаться из сложившейся ситуации. А она, прямо скажем, аховая. При почти полном отсутствии информации и необходимых знаний у меня практически нет шансов выполнить задание Гитлера в срок. А добыть эти знания, будь они неладны, негде. Если я раньше хоть что-то мог почерпнуть из памяти барона, то теперь она, похоже, угасла насовсем. Хорошо хоть успел вспомнить, как Шпеера зовут, а то кончилась бы моя эпопея, так и не начавшись.

Как вариант, можно, конечно, прочитать все тетради барона, но, думаю, они не сильно помогут. Я всё-таки лингвист-филолог, а не биоинженер. Общие фразы пойму, а вот с конкретикой туго будет. Ну а даже, если предположить, что всё само собой образуется, и я выполню поставленную задачу, как быть с пятью сотнями невинно загубленных душ? Ведь мне из пленных придётся клепать оборотней на потеху Гитлеру.

А может, бросить всё к чёртовой матери и скрыться где-нибудь в горах, а? Не навсегда ведь я здесь застрял. Пересижу в какой-нибудь пещерке до нового перемещения, теперь уже в своё время, и всё будет тип-топ. Я так обрадовался этой мысли, что всерьёз начал подумывать, как бы улизнуть по приезду в Берлин из города. Правда, вскоре меня посетила другая мысль, от которой все мои радужные мечтания рассыпались в прах. Без браслета мне нечего и думать о возвращении домой. Судя по всему, он тот самый ключ, что открыл дверь между мирами, и только с его помощью я смогу вернуться в своё время.

Что ж, если без браслета мне ничего не светит, значит, надо его найти. По любому придётся перелистать все записи барона, может, в них найдётся упоминание о нужной мне вещи. А ещё надо будет заглянуть в лабораторию, наведаться на фабрику Кригера и посетить все места, где бывал по роду деятельности Валленштайн.

На этой мысли я перестал терзать измученный размышлениями мозг, сомкнул и без того слипающиеся глаза и со спокойной совестью провалился в сон.

Мне приснился удав Каа из мультика «Маугли». Он смотрел немигающим взглядом, обхватив мою руку хвостом, и громко шипел, высовывая из пасти раздвоенный язык:

– Госсссподин шшштандартенфюрер, проссснитессссь…

Я вздрогнул, открыл глаза. «Мерседес» тихо пофыркивал мотором, в открытую дверь просачивался холодный воздух и мутное молоко лунного света. Склонившийся надо мной шофёр осторожно тряс меня за руку. В полутьме салона водитель не заметил, что я уже проснулся и снова встряхнул моё предплечье:

– Господин штандартенфюрер, приехали.

Я грубо оттолкнул шофёра, бросил: «Спасибо» и вылез из машины. В небе висели серебристые хлопья облаков и яблоко луны – здесь оно обладало более скромными размерами, нежели в горах, – горстью рассыпавшихся бриллиантов сверкали звёзды. Трамвайные рельсы блестели, как смоченная утренней росой паутина. Тени от фонарных столбов косыми штрихами лежали на припорошенном снегом асфальте и казались зависшими над водой вёслами.

По непонятной причине водитель остановился не на той стороне Александерплац. Я мог бы заставить его подвезти меня к особняку, но, поскольку уже выбрался из машины, решил немного прогуляться пешком. Очень скоро я понял, что совершил ошибку. После тёплого салона мороз казался особенно лютым и пробирал до костей. Наплевав на все правила и нормы, я поднял воротник шинели, сунул руки в карманы и торопливо поковылял к дому.

Как только сзади раздался звук отъезжающего автомобиля, я ещё прибавил ходу, а когда «Мерседес», фырча двигателем, скрылся за поворотом, чуть ли не побежал к крыльцу. Какая к чёрту степенность и важность, когда тело постепенно коченеет, и ты скоро будешь двигаться, как робот. Тут уж не до приличий, лишь бы скорее оказаться дома, сесть перед потрескивающим камином в уютное кресло, закутаться в шерстяной плед и маленькими глотками потягивать пряный, пышущий паром горячий грог.

Я как это вообразил, так и застонал от предвкушения. А ветер словно решил подстегнуть меня. Когда я взобрался на стылый гранит первой ступеньки, он налетел сбоку, захлопал полами шинели и так сильно толкнул, что я чуть не сверзнулся в наметённый за ночь сугроб.

Замёрзшие в тонких перчатках пальцы плохо слушались. Лишь с третьей попытки мне удалось попасть ключом в замочную скважину. Наконец скрытый в недрах дубовой двери механизм громко щёлкнул. Я потянул дверь на себя и, со вздохом облегчения, проскользнул в пахнущую теплом и уютом парадную особняка.

Сидя на банкетке в углу ярко освещённой прихожей, снял один сапог и взялся за другой. Холодная кожа голенища плотно обхватила чёрную ткань галифе и никак не хотела слазить. Тогда я крепче ухватился руками за край низкой скамейки, упёрся пальцами левой ноги в каблук и резко дёрнул правую ногу на себя. Сапог повис чёрной кишкой. Я стряхнул его, бросил оба сапога в угол, вдел ноги в домашнюю обувь и через считанные мгновения оказался в комнате барона.

В камине ярко полыхал огонь, хотя по всем законам физики пламя должно было погаснуть несколько часов назад. Я проворно снял хлястик со шпенька и с лёгким шорохом вытащил «парабеллум» из кобуры. Держа палец на спусковом крючке, скользнул к двери, встал слева от косяка. Потянулся к отполированной до блеска сфере дверной ручки и замер, поражённый тревожной мыслью: разведчик хренов, элементарной вещи не заметил! Уходя из дома, я по привычке выключил свет. Вернулся, а он горит. Интересно, кто тут хозяйничал без меня?

Дверь с тихим скрипом отворилась, и на пороге кабинета возникло… привидение. Я заорал, резво отскочив назад. Пистолет в руке загрохотал. Комната сразу наполнилась дымом и запахом сгоревшего пороха. В потолке над фантомом появились три маленькие дырочки, посыпалась гипсовая крошка. Она ещё не достигла призрака, а тот уже завизжал и резко уменьшился в размерах.

Пронзительный визг быстро привёл меня в чувство. Я бросился к привидению, вернее, к Сванхильде фон Валленштайн. Жена барона вернулась домой, растопила огонь в остывшем камине и ушла на второй этаж к себе в апартаменты. Услышав мою возню в прихожей, она решила навестить супруга, а я чуть не пришил её, приняв за выходца из потустороннего мира.

Сванхильда сидела на полу и тихонько поскуливала, придерживая рукой полы длинного халата из белого шёлка. Эта хламида, тюрбан из полотенца на голове, мягкие тапочки, в которых она ходила бесшумно, словно плыла по воздуху, и косметическая маска на лице сбили меня с толку.

Я схватил баронессу за локоть, обхватил за пояс и помог встать.

– Дорогая, прости, я принял тебя за грабителя, – ляпнул я первое, что пришло в голову, помогая жене барона сесть в кресло возле письменного стола. – Давно вернулась?

– Два часа назад. Приняла ванну, сделала увлажняющий компресс и уже готовилась ко сну, но тут пришёл ты. Я хотела рассказать тебе о поездке и пожелать спокойной ночи… – Сванхильда всхлипнула, подняла руки к лицу, но, видно, вовремя вспомнила о густом слое сметаны и сложила их на коленях.

«Барон неплохо устроился: на дворе война идёт, а его жена рожу сметаной мажет», – подумал я. Продолжая играть роль заботливого мужа (кстати, какие отношения были у Валленштайна с баронессой?), взял стоящий сбоку от камина стул с гнутыми ножками и обитой зеленоватой тканью полукруглой спинкой, перенёс его ближе к столу и сел справа от «любимой жены».

– Как всё прошло?

– Нормально, – ответила Сванхильда, разглядывая ногти на правой руке. – Доктор Кригер намерен на следующей неделе завершить отладку оборудования. Он ждёт тебя, Отто, у него к тебе какое-то важное дело. Я предложила передать записку со мной, но доктор сказал, что хочет поговорить с глазу на глаз.

– Вот как?! – почти искренне удивился я. Дела принимали интересный оборот. Гитлер тоже упоминал какого-то Кригера, уж не к нему ли каталась Сванхильда? Может, фюрер и ему сообщил об объединении исследовательских работ в один проект, и он хочет обсудить это со мной?

– А где ты пропадал, милый? Я звонила в лабораторию, ассистент сказал: ты давно уже уехал оттуда.

– Я был в гостях у фюрера. Он потребовал ускорить работы и назначил Шпеера куратором проекта.

В глазах Сванхильды промелькнул странный огонёк. Я почувствовал лёгкий укол ревности: неужели у неё со Шпеером интрижка? – но уже в следующую секунду прогнал глупые мысли. Мне-то не всё ли равно? Это пусть барон, когда я оставлю его одного, разбирается с любовниками своей жены. И вообще, может, мне всё это показалось. Может, в её глазах плясали отблески горящего в камине огня, а я тут уже нафантазировал себе Санта-Барбару.

– Устала с дороги? – я слегка сжал пальцы на ладошке Сванхильды, дескать, видишь, какой я заботливый муж, места себе не нахожу, всё о тебе, любимая, переживаю. Сванхильда кивнула, высвободила руку, сложила худые руки на коленях. – Тогда, иди спать, а я ещё поработаю.

Баронесса легко встала с кресла, плавно подплыла к двери и, стоя на пороге, проворковала:

– Долго не задерживайся, Отто, тебе надо больше отдыхать. Мне очень не нравятся твои мешки под глазами.

Она постояла ещё немного, видно, чего-то ждала от меня, вздохнула и, с гордо поднятой головой, вышла за дверь.

Часы на каминной полке показывали пять утра. Я немного вздремнул в машине, да и короткая прогулка на свежем воздухе пошла на пользу, и чувствовал себя вполне работоспособным. Понимая, что времени почти нет и надо экономить каждую минуту, я засел за тетради барона и читал до тех пор, пока не уснул прямо в кресле перед камином.

Во сне я оказался посреди перепаханного взрывами поля. На горизонте виднелись обгоревшие остовы домов, за спиной возвышался высокий курган, весь в уродливых шрамах траншей и фурункулах капониров. В воздухе висело полное безмолвие.

Неожиданно твердь под ногами задрожала. Раздался грохот, и на горизонте показалась серая туча пыли. Она быстро приближалась. Через некоторое время я различил мчащиеся впереди танки и чёрные точки пехотинцев далеко позади них.

За спиной раздался рёв тысяч и тысяч глоток, лязг металла, рокот двигателей. Я оглянулся, точно такая же волна бронетехники и людей катилась навстречу грохочущей армаде. Спустя несколько секунд две стальных стихии столкнулись, и я очутился в центре чудовищной мясорубки. Танки таранили друг друга, давили гусеницами пушечное мясо, не разбирая, где свой, а где чужой. Солдаты сходились в рукопашную и чуть ли не зубами вгрызались в горло врагу. Жуткая бойня кипела под сопровождение артиллерийской канонады и треска выстрелов. Небо то и дело перечеркивали пунктиры трассеров, параболы сигнальных ракет и светящиеся траектории снарядов.

Я сделал шаг назад, ещё один и ещё и так пятился, пока не наткнулся на что-то спиной. Очень медленно я повернулся и нос к носу столкнулся с вервольфом. Шкура на вытянутой морде зверя пошла складками, острые клыки оголились. Монстр обдал меня рычащей волной зловония и целым водопадом брызг.

Весь в липкой слюне, задыхаясь от запаха тухлятины, я, не отрываясь, смотрел в его глаза. Живые, человеческие… мои глаза! Я смотрел на него, а он на меня, и я воспринимал это, как отражение в зеркале.

Я решил проверить догадку, поднял правую руку. Оборотень сделал то же самое. Тогда я подпрыгнул, он и это повторил. Я протянул к нему подрагивающий палец, дотронулся до кончика острого когтя – и мир взорвался.

Огненный вихрь помчался от нас во все стороны, сметая всё на своём пути. Многотонные боевые махины переворачивало и поднимало в воздух, словно детские игрушки. С людей срывало одежду вместе с кожей и мясом, кости мгновенно обугливались, превращаясь в жирный пепел.

Вервольф вспыхнул. Его шкура полезла длинными языками раскалённой лавы, расплываясь пылающей лужей по земле. Голова провалилась в грудную клетку, тело исказилось, как пластмассовая игрушка в костре, постепенно сминаясь в бесформенный комок.

Я тоже превратился в пылающий факел. Пламя жадно лизало меня, трещали волосы, лопалась обугленная кожа. Я отчётливо чуял запах гари и кричал, пока не охрип, пока не задохнулся вонючим дымом, пока не рухнул на истоптанную тысячами ног землю, корчась в предсмертных судорогах.

Я вынырнул из сна, как из океанической пучины, с шумом втянул в себя воздух и закашлялся. В комнате висел смрад тлеющей ткани, слоями плавал дерущий горло дым. Видимо, пока я спал, одно из поленьев выстрелило угольком. Тлеющая головёшка попала на плед и прожгла в нём огромную дыру. Во сне я почувствовал запах дыма, дремлющее сознание наложило на него недавно полученную информацию, что, в итоге, вылилось в настоящий кошмар.

Я скинул с себя дымящийся плед, затоптал опалённые края прорехи ногами и отбросил испорченную вещь подальше от камина. Хорошо хоть пожар не начался, да и я в живых остался, а ведь мог угореть. Нашли бы потом в кресле без признаков жизни с тлеющим пледом на коленях… Да уж, повезло, что и говорить.

То ли после недавнего сна, то ли время уже подошло – стрелки на часах показывали полдень (время суток помогла определить светлая щель между стеной и плотным полотном шторы) – я почувствовал, что сильно проголодался. Стоило подумать о еде, как желудок громко заурчал, побуждая немедленно заняться поисками пищи.

Кухня нашлась в левом крыле дома, за анфиладой богато обставленных комнат. Огромная, как и все помещения особняка, она вмещала в себя с десяток шкафов и шкафчиков, настоящую печь на дровах, газовую плиту, холодильник и два длинных стола, на которых готовили еду. На вбитых в стену крюках висели сковороды разных размеров: от полуметра в диаметре до чайного блюдца. Котлы, котелки и кастрюли сверкали отполированными боками на полках деревянных стеллажей. Из настольных подставок широким веером торчали ручки ножей, а на полочке под портретом Гитлера лежал цельнометаллический топорик для разделки мяса. Всё такое чистое, аккуратное, как будто никто и никогда этим не пользовался.

Я пошарил по шкафам и шкафчикам. Почти все они были заставлены посудой, только в двух хранились продукты. В одном хлеб и разные крупы в стеклянных баночках, в другом специи, о чём я догадался по запаху, даже не открывая дверцы. Зато в холодильнике было чем поживиться. Вино и пиво я трогать не стал, а вот сельтерскую с колбасой и сыром позаимствовал.

Завтрак пошёл на пользу не только желудку, но и мозгам. Полученная информация словно сама собой разложилась по полочкам и уже воспринималась не как скопище непонятных цифр и терминов, а как стройная система со всеми вытекающими отсюда последствиями. Теперь я мог с уверенностью сказать, что знаю почти то же, что и Валленштайн до моего перемещения в его тело. Наверняка объяснение данному феномену крылось в элементарном сопряжении наших сознаний, но мне хотелось думать, что я всё понял сам.

Из тетрадей барона я почерпнул многое, но кое-каких деталей мне всё-таки не хватало. Для полноты картины неплохо было бы посетить лабораторию и порыться в её архивах, прежде чем ехать на фабрику. Сперва я так и хотел поступить, но потом передумал: Гитлер наверняка отдал приказ следить за мной. Так что, если я хочу сохранить свободу передвижения и использовать её для скорейшего возвращения домой, мне надо в кратчайшие сроки наведаться в горы к Кригеру, а потом уже заниматься другими делами.

В прихожей я неожиданно столкнулся с женой барона. Она недавно откуда-то вернулась и стояла с покрытой бисером растаявших снежинок тёмной фетровой шляпкой в руках. Густые волны рыжих волос рассыпались по песцовому воротнику приталенной шубки, на щеках играл румянец, изумрудные глаза радостно сверкали.

– Ты куда-то собрался, милый? – постукивая каблучками чёрных ботинок, Сванхильда подошла к вешалке, взмахнула рукой, изящным движением закидывая шляпку на изогнутый рог.

– Да. Ты говорила: Кригер хочет встретиться со мной, вот я и решил навестить его фабрику. – Я помог ей снять шубку, повесил на крюк под шляпкой и направился к оставленным в углу сапогам. – Дорогая, ты не могла бы вызвать машину?

– Конечно, милый, сейчас.

Шурша длинной жаккардовой юбкой шоколадного оттенка, Сванхильда прошла в соседнюю комнату. Вскоре оттуда донеслись тихие щелчки номеронабирателя, чуть позже послышались обрывки слов.

Я уже застёгивал пуговицы шинели, когда баронесса появилась в парадной.

– Машина скоро будет. Я так понимаю, тебя сегодня не ждать?

– Угу, – буркнул я, снял фуражку с вешалки и надел на голову.

– Опять ночевать одной, – притворно вздохнула Сванхильда.

– Постараюсь завтра вернуться.

– Не надо! – воскликнула баронесса.

Я посмотрел на «жену» с нескрываемым удивлением. Она шагнула ко мне, стряхнула с погона невидимые пылинки, обняла за шею и жарко зашептала на ухо:

– Фюреру нужен результат, тебе – слава. Не торопись, милый, иначе всё испортишь. Лучше десять раз всё проверь, убедись, что всё работает, и только потом возвращайся с победой.

Она поцеловала меня в щёку, стёрла следы губной помады и пошевелила пальчиками в прощальном жесте. Я кивнул и, не желая больше присутствовать при этом спектакле, вышел за дверь.

Сегодня погода радовала отсутствием ветра. Снежинки медленно кружились в воздухе, падали на донышко фуражки, белыми пушинками оседали на погонах и рукавах шинели. Солнце пряталось за низкими тучами. Серая хмарь берлинского дня гудела от рёва моторов, пронзительного свиста паровозов и топота марширующих по площади пехотинцев. Солдаты под командой долговязого офицера организованной колонной двигались к вокзалу, готовясь в ближайшее время отправиться на восток, где мой прадед задаст им пороху вместе с миллионами таких же, как он, советских солдат.

Слева послышался нарастающий рокот. Я повернул голову и увидел быстро приближающийся к особняку «опель». Машина притормозила, пропуская идущий наперерез грузовик с брезентовым тентом над кузовом, фыркнула двигателем, набирая обороты, и через несколько секунд остановилась возле крыльца.

Из «опеля» выскочил коротконогий шофёр в солдатской шинели, открыл пассажирскую дверь и замер, ожидая с молчаливым почтением, когда офицер соизволит сесть в салон. Это был тот же парень, что вёз меня домой из лаборатории в первый день моего пребывания в шкуре Валленштайна. Я не заставил его долго ждать, быстро сбежал по ступенькам и удобно устроился на кожаном диване заднего сиденья.

Глава 5

За окном тянулись голые скалы с белыми проплешинами снега, тёмными изломами расщелин и зелёными пятнами сосняка на крутых склонах. Мотор неуверенно тарахтел, часто чихая и переходя на хрип. Сказывались низкая температура и разреженность воздуха. Время от времени сквозь прерывистую песню двигателя до меня доносился шум камнепада. В такие мгновения воображение живо рисовало, как вылетевшие из-под колёс камни весело скачут по обветренным склонам, собирая по пути лавину из разных по размеру обломков скальных пород.

Спустя полчаса горная тропа перевалила через хребет узкого ущелья и побежала к давно потухшему кратеру древнего вулкана, похожему на свернувшегося кольцом дракона. (Дорога как раз проходила в том месте, где каменный ящер пытался укусить себя за хвост.) Машина мгновенно отреагировала на перемены. Двигатель уже не перхал, переходя с кашля на хрип, а работал ровно, монотонно гудя на одной ноте. «Опель» степенно проехал мимо зубастой пасти скалистого чудища и покатился по широкой каменистой равнине, хрустя гравием под колёсами.

Вдали показались приземистые здания. По мере приближения, постройки росли в размерах и вскоре превратились в промышленные корпуса с тёмными квадратами окон. В стороне от них ровными рядами застыли аккуратные домики под красными черепичными крышами, ещё дальше виднелись полусферические ангары и длинные строения складов. Миниатюрный городок окружал бетонный забор с мотками спирали Бруно поверх заграждения. За преградой, с чисто немецкой педантичностью, через одинаковое расстояние возвышались пулемётные вышки с мощными прожекторами.

Затормозив перед собранной из деревянных щитов будкой КПП, водитель приоткрыл окно, протянул документы охраннику. В салон вместе с собачьим лаем, морозным воздухом и несколькими случайными снежинками ворвался лёгкий гул и чуть слышное потрескивание. Похоже, «колючка» была под напряжением.

Часовой в серой шинели и каске поверх вязаной шапочки с застёгнутыми под подбородком «ушками» зашевелил губами, читая пропуск. Клубы морозного пара вылетали из его рта, оседая белым кружевом на белесых бровях, коротких ресницах и едва заметных усиках. Наконец он вернул бумаги водителю, поправил за спиной «шмайсер» (тот громко стукнулся о жестяной тубус противогаза), махнул рукой: проезжай, и, придерживая конец шлагбаума за тросик, приподнял его на достаточную высоту.

Громко фырча двигателем, «опель» въехал на территорию фабрики. Я чуть наклонился в сторону. В кругляшке зеркала заднего вида солдат быстро перебирал руками, притягивая деревянный брус к столбу. Потеряв к охраннику интерес, я стал глазеть по сторонам. Будто сошедшие с картинки модного журнала коттеджи замерли в пяти метрах друг от друга и от дороги. Аккуратные прямоугольные сугробы тянулись вдоль домов, служа своеобразным барьером между проезжей частью и тротуаром. Рядом с входом в один из коттеджей стоял солдат с метлой. Унтерштурмфюрер что-то говорил ему, показывая на запорошенный снегом асфальт. На мгновение наши взгляды пересеклись, офицер скользнул равнодушным взором по мне и продолжил отчитывать нерадивого солдата.

В просветах между зданиями показался стадион. Там незанятые на службе нацисты весело проводили время. Одни гоняли оранжевый мяч на белом поле, другие азартно играли в снежки. Рядом крутились на турниках и отрабатывали приёмы рукопашного боя те, кому не повезло получить сегодня выходной. Офицер со стеком в руках зорко следил за ними и сразу вмешивался, если кто-то делал не так.

Фабричный городок оказался довольно большим. «Опель» около десяти минут крутился по улицам, пока не затормозил возле длинного строения с двускатной черепичной крышей и широкими окнами. Из дверей здания выбежал приземистый полный человечек в белом халате, медицинской шапочке и в круглых очках с толстыми линзами. Стёкла сильно увеличивали глаза коротышки, делая того похожим на любопытного лемура.