Текст книги "Течение реки как течение жизни"

ГЛАВА VI
Чай с малиновым вареньем

Баня стояла за домом, в углу огороженного деревянным забором участка. От дома к бане был проложен аккуратный дощатый тротуар. Я взял с собой предложенное Лилей сменное бельё и вышел на улицу. В моей душе царило умиротворение. Даже воздух казался каким-то особенным. Впервые за долгое время мне хотелось строить планы на дальнейшую жизнь.

Я задержался на улице на несколько минут, и только после этого вошёл в предбанник. Предбанник был небольшой и аккуратный. Неяркий свет и запах свежих берёзовых веников, казалось, начинали убаюкивать меня. Не спеша раздевшись, я шагнул в жаркую баню. «Да, круто Иван Михайлович натопил», – подумал я и чуть приоткрыл дверь. От раскалённой печи исходил такой жар, что, казалось, невозможно было дышать. Немного пообвыкнув, я улёгся на чистый полок. По всему телу прошла приятная истома.

«А ведь она мне определённо нравится, эта учительница русского языка и литературы. Почему мне рядом с ней так спокойно и комфортно? Странно, почему такая привлекательная девушка одна? Почему я о ней постоянно думаю? Интересно, а что она думает обо мне?» – так рассуждал я сам с собой. В этот момент я почему-то невольно представил, как Русалка с распущенными волосами и обёрнутая в полотенце входит в баню. И вдруг… она, действительно, вошла. От неожиданности я так растерялся, что не мог сдвинуться с места. Я боялся отвести от неё глаза и не мог поверить в то, что всё это происходит со мной. Она приблизилась ко мне и одновременно серьёзно и вопросительно посмотрела мне в глаза. Затем она протянула ко мне руку, но почему-то не очень ласково коснулась моего плеча.

– Глеб, ты что, уснул?! – услышал я хрипловатый голос Ивана Михайловича. Я вздрогнул от неожиданности, открыл глаза и увидел перед собой лесника, который стоял передо мной в кальсонах и тряс меня за плечо.

– Да, что-то сморило меня. Ночь у костра бессонная была, – моргая глазами и ещё не совсем отчётливо понимая, что происходит и откуда появился лесник, проговорил я.

– Ничего! Вот я тебя сейчас берёзовым веничком попарю, будешь как новенький, – с улыбкой проговорил Иван Михайлович и с усердием принялся за дело. Мне оставалось только покориться его ловким рукам и покрякивать от приятных ощущений. После этой экзекуции я смыл с себя пот, остатки грязи и запах от ночного костра. Потом облился прохладной водой из ведра и вышел из бани. Мне вдруг захотелось посмеяться над самим собой и над всей этой ситуацией.

В предбаннике меня ждал Иван Михайлович, тоже чему-то улыбаясь. Он налил из глиняного кувшина в кружку холодный квас и протянул мне, проговорив:

– Попей-ка кваску, Глебушко. Он поможет тебе «прийти в себя».

Я с удовольствием пил сладкий и терпкий квас, смакуя каждый глоток. Потом, присев на лавку, громко выдохнул:

– Да, действительно, как заново родился! И ничего больше не надо.

– Глеб, послушай, – как-то уж очень серьёзно посмотрев на меня, негромким голосом произнёс лесник. – Я хочу приоткрыть тебе одну небольшую тайну.

– Вы что, Яшкин клад нашли? – решил пошутить я.

– Нет, ну что ты! – проговорил Иван Михайлович и махнул рукой в сторону так, словно Яшкин клад – это что-то совсем незначительное и неважное для него. – Дело-то, касатик, гораздо серьёзней будет, да и тебя оно касается.

– Вы меня заинтриговали, – удивлённо проговорил я, повернувшись в сторону Ивана Михайловича и приготовившись внимательно его слушать.

– Ты только, Глеб, не серчай на старика! – начал свою речь лесник, похлопав меня своей ладонью по правому колену. Видно было, что он очень волнуется. – Дело в том, что мы с Владимиром Ивановичем Русиновым знакомы. Встречались несколько раз; охотились и рыбачили вместе. Ну, и, как водится, вели разговоры о разном. Однажды в нашей беседе я заочно и познакомился с тобой. Владимир Иванович очень точно описал тебя, потому как я тебя таким себе и представлял. Он рассказал мне о твоём расставании с женой и о том, как сильно ты переживаешь по этому случаю. Тогда-то мне и пришла в голову мысль познакомить тебя с моей внучкой. Вот я ему и предложил привезти тебя сюда, на озеро рыбки половить и у костра заночевать. Мы с ним даже план составили. По плану-то нашему выходило, что на второй день Владимир Иванович должен был познакомить нас с тобой. Да только получилось так, как получилось. Как говорится, на ловца и зверь бежит.

– Ну и ну, – только и смог проговорить я.

– А может быть, Глеб, это судьба? А? Один Бог ведает да знает! – тяжело вздохнул лесник и посмотрел на меня. – Я к тебе начал присматриваться как к молодому человеку для моей внучки. Хорошая она у меня. Ты, наверное, и сам это понял. Я, конечно, понимаю, что это её выбор, только её. Сейчас не старые времена. Да только не хочется, чтобы подлец какой повстречался на её пути. Хотелось бы, чтобы хороший человек ей встретился. Отдать бы мой цветочек в хорошие руки. Сам не знаю почему, а тебе я доверяю. Надёжный ты какой-то.

Иван Михайлович закончил говорить. В воздухе образовалась звенящая тишина. Всё это было так неожиданно, что некоторое время я не знал, что сказать.

– Ну, и как я Вам? – постарался я спросить игриво и непринуждённо, но, думаю, вряд ли это у меня получилось.

– Вполне себе! – уверенно сказал Иван Михайлович. – Ты только внучке ничего не говори, а то получится, будто я выступаю в роли сводника. Обидится ещё, и тогда она мне этого вовсе не простит. И ты на меня не обижайся! Ничего дурного я не хотел. Мне показалось, что она тебе сразу понравилась. Прав я или нет? Ты только честно говори, не криви душой.

– А пойдёмте – ка в дом, Иван Михайлович! Хочется вдохнуть глоток свежего воздуха, – как можно непринуждённее сказал я и поднялся с лавки.

Мы вышли на улицу. Начинало темнеть. В воздухе ощущался сентябрьский холодок. Я с огромным удовольствием вдыхал его полной грудью. В окне дома уютным и манящим огоньком светила керосиновая лампа. И мне вдруг чертовски приятно стало от того, что в этом доме нас ждёт Лиля.

– Не скрою, Иван Михайлович, очень нравится мне Ваша внучка, – продолжил я разговор. – Пока Вы за малиновым вареньем ходили, мы с Лилей за чаем о многом переговорили. Я, как на исповеди, ей всё про себя рассказал: кто я такой, где и кем работаю. И о том, что с женой расстался, тоже рассказал. Сам удивляюсь такой откровенности.

– Во как?! А она что? – удивлённо спросил Иван Михайлович и остановился.

– Спросила о том, люблю ли я свою бывшую жену по-прежнему.

– Ну, а ты?

– А знаете, Иван Михайлович, пойдёмте – ка лучше пить чай, а то мы стоим здесь с Вами, как два заговорщика. Думаю, что Лилия Семёновна точно что-то заподозрит. Да, и прохладно как-то становится.

– Ты, Глеб, не обижайся на меня, ведь судьба наша с тобой здесь решается. Пойдём в дом. Сейчас после баньки выпьем по стопочке, и враз все твои раны душевные зарубцуются.

Мы вошли в дом. В печи мирно потрескивали дрова. Было тепло, спокойно и уютно.

– С лёгким паром, Глеб Александрович! И тебя, дедушка, с лёгким паром! – радостно встретила нас Лиля.

– Спасибо! – одновременно ответили мы, и все дружно засмеялись.

– Чайник давно уже вскипел. Садитесь пить чай с вареньем, – сказала Лиля и поставила чайник на стол.

– Вот видишь, Глеб, как у нас всё славно да просто. Давай за стол. Сейчас по маленькой выпьем, закусим, а после и чай с вареньем на ночь не помешает. Лиля, садись рядом, – весело приговаривал дед.

– Сейчас, дедушка. Я только раскладушку застелю. Ничего, Глеб Александрович, что на раскладушке спать придётся? – спросила Лиля.

– Очень даже ничего, Лилия Семёновна. Мне часто приходится спать на земле возле костра, а поспать на раскладушке – это просто замечательно, одно удовольствие, – охотно отозвался я.

Снова, уже не в первый раз, мне показалось, что я ощущаю себя так, словно Иван Михайлович и Лиля – это моя семья. Выпив после бани «лечебного снотворного», мы с Иваном Михайловичем стали более разговорчивыми. Дошла очередь до чая, и к нам присоединилась Лиля. За разговорами мы не заметили, как проговорили более двух часов. Затем стали укладываться спать. Каждый думал о чём-то своём, только всем было понятно одно: эти несколько часов, проведённых на заимке, помогли нам сблизиться.

Я сразу провалился в глубокий сон и проспал как младенец до самого утра. Никакие сны мне в ту ночь не снились. Организм набирался сил и здоровья. А постель, приготовленная «моей Русалкой», была самой мягкой и уютной постелью в моей жизни.

ГЛАВА VII
Надежда на счастье

– Уважаемые пассажиры! Объявляется посадка на фирменный поезд №16 сообщением Улан-Удэ – Москва. Отправление поезда в семнадцать часов пятьдесят минут с первого пути, – дважды из динамика прозвучал приятный женский голос.

Владимир Иванович вышел из вагона на перрон и взволнованно стал ходить из стороны в сторону, нервно поглядывая на часы и выискивая Глеба в многочисленной толпе провожающих и отправляющихся пассажиров. Наконец, из дверей здания железнодорожного вокзала показался Глеб и быстрым шагом, неся в правой руке чемодан, уверенно направился в сторону вагона, где в нетерпении ожидал его Владимир Иванович.

– Глеб Александрович, голубчик! Что ж Вы заставляете меня волноваться? Ну, ради Бога, как маленький, честное слово! Нельзя же приходить буквально за пять минут до отправления поезда, – дрожащим от волнения голосом выговаривал Владимир Иванович.

– Владимир Иванович, не волнуйтесь. Всё под контролем. Так получилось. Пока проснулся, умылся, побрился, – с улыбкой пожимая руку старшему товарищу, задорно ответил Глеб.

– Хорошенькое дело! Он видите ли проснулся, умылся, побрился. Только бы шутить над стариком! Скоро шесть часов вечера, а он проснулся, умылся, побрился. Переживай тут за него! – всё ещё ворчал Владимир Иванович. – Давайте уже будем заходить в вагон.

В этот момент Глеб почему-то внимательно посмотрел на людей, которые находились на железнодорожной платформе и продолжительно вздохнул. Кого он там хотел увидеть? Что хотел рассмотреть в этой пёстрой толпе? О чём он подумал в тот момент? Только этот взгляд не остался незамеченным Владимиром Ивановичем.

– Здравствуйте, Глеб Александрович. Проходите, пожалуйста, – приветливо улыбаясь, поприветствовала Глеба проводница. – Давно Вас не было видно. Что-то задержались Вы нынче на одном месте.

– Здравствуйте, Леночка. Вот и опять мы с Вами едем путешествовать, – произнёс Глеб, улыбаясь проводнице в ответ, и прошёл в купе вагона следом за Владимиром Ивановичем. Затем он положил на полку свои вещи и сел напротив своего старшего товарища, который всё ещё окончательно не успокоился и, видимо, обижался на Глеба.

– Ну-ну, Владимир Иванович, не обижайтесь. Всё хорошо! Я на месте! Выше голову! И всем нам… счастливого пути, – с улыбкой произнёс Глеб и придвинулся к вагонному окну.

Владимир Иванович внимательно посмотрел на своего спутника. Было что-то необычное в выражении глаз Глеба, в его улыбке, в интонации, с которой он произнёс эти слова.

«Наверное, показалось», – подумал Владимир Иванович и тоже сел поближе к окну.

Поезд качнулся и медленно тронулся, оставляя на перроне провожающих. Впервые почему-то Глеб подумал о том, что каждому из этих людей отправляющийся поезд что-то оставляет. Кто-то остаётся с несбывшимися мечтами. Кто-то – с надеждами на лучшее. Кто-то кому-то, наверное, обещал вернуться. У каждых своих переживаний, мысли, чувства, мечты, желания. Вот и этот молодой человек, посылая воздушные поцелуи в окно вагона своей возлюбленной, клянётся ей в любви и верности; говорит ей, что будет сильно скучать по ней. Она кивает в ответ головой, старается не плакать, но у неё это с трудом получается. Почему складывается такое ощущение, что люди расстаются навсегда? Нет, они обязательно встретятся. Наверное, это и есть настоящие чувства. Наверное, это и есть настоящая любовь. Вдруг Глеб поймал себя на мысли о том, что в этот момент он думает о Лиле.

«В тот день, когда я уезжал с заимки Ивана Михайловича, мы простились, ничего не обещая друг другу. Да и что можно обещать, когда люди знакомы всего два дня? Надо будет обязательно ей позвонить. А может, наоборот, не нужно? Может, мне показалось, что у неё по отношению ко мне возникло чувство симпатии? А может, это слишком частые командировки притупили во мне чувство радости? Или это томительное состояние души вызвано недавним расставанием с женой? Не знаю. Запутался.

Там, на заимке мне показалось, что Лиля тоже испытывала чувство грусти, когда вышла проводить меня. Она старалась казаться весёлой, но глаза выдавали её внутреннее состояние смятения и тревоги. А в тот момент, когда я сказал, что приеду через месяц и обязательно найду её, она продолжительно и, как мне тогда показалось, очень грустно посмотрела на меня. Она посмотрела на меня так, словно до конца не верила в то, что наша новая встреча произойдёт.

– Я желаю Вам, Глеб, успешной командировки и удачного возвращения. Я буду очень рада, если Вы мне позвоните. Завтра утром я тоже уезжаю в город. Пора начинать учебный год. Я благодарна судьбе за то, что эти несколько первых дней сентября выпали на мой отпуск. Сейчас старшеклассники убирают картошку на колхозных полях, и лишь только поэтому я смогла приехать в это время к дедушке, – торопливо говорила Лиля, опустив глаза.

Потом я протянул ей руку и почувствовал ответное тепло её ладони. Именно тогда я подумал о том, что бывают в жизни паузы, которые имеют значение. Это как раз была та самая пауза. Её рука задержалась в моей руке. Взгляды наши встретились. Её глаза в тот момент почему-то были не ярко-голубыми, а тёмно-синими. Я уже тогда твёрдо знал, что обязательно приеду к ней. Интересно, а что чувствовала она?»

«Ну, хватит! Хватит об этом думать», – мысленно сказал Глеб сам себе. Он по-прежнему смотрел в окно, но при этом ни на чём конкретном не акцентировал своё внимание. Он не рассматривал и не запоминал те предметы, которые проносилось за окном, сменяя друг друга. Поезд набирал скорость. И только был слышен привычный стук его колёс.

Владимир Иванович внимательно наблюдал за Глебом. Теперь он уже отчётливо понимал, что с его младшим другом определённо что-то происходит. Осталось только понять, с чем или с кем связаны эти видимые изменения.

Дверь купе открылась. Вошла Леночка и приветливо сказала:

– Здравствуйте ещё раз, Владимир Иванович и Глеб Александрович! Можно ваши билетики?

От звука открывающейся двери Глеб словно очнулся. Только сейчас он заметил, что Владимир Иванович застилал постель.

– Да, да, конечно, Леночка, – откликнулся Владимир Иванович, протянул руку к пиджаку и достал из внутреннего кармана два билета.

Девушка сделала какие-то пометки в документе и почему-то протянула билеты Глебу.

– Уважаемые господа, чаю не желаете? – улыбнувшись, спросила она, при этом продолжительно посмотрев на Глеба.

– Глеб Александрович, Вы как? – поинтересовался Владимир Иванович.

– А я, Владимир Иванович, предлагаю сходить поужинать в вагон-ресторан, – снова оживившись, откликнулся Глеб.

– Ну что ж, принимается, – ответил старший товарищ.

– Леночка, спасибо! «Чай попьём в следующий раз», – сказал Глеб проводнице.

– Конечно, в следующий раз, – уже без улыбки произнесла девушка, но Глеб не обратил на это внимания. Она вышла из купе, плотно прикрыв за собой дверь.

«Надо, наверное, тоже застелить постель, – рассуждал Глеб, – а то вдруг вернёмся из ресторана поздно, начнём в потёмках беспокоить попутчиков. Хотя места в нашем купе забронированы, но всё равно пассажиров иногда подсаживают. Что делать, если людям надо срочно ехать, а билетов нет?»

Через некоторое время Глеб и Владимир Иванович уютно сидели за чистым столиком вагона-ресторана. Уткнувшись в меню, они не заметили, как к их столику подошла официантка.

– Здравствуйте, Владимир Иванович! Глеб Александрович, здравствуйте! Давненько вы с нами не путешествовали. Очень рада вас видеть, – быстро и весело говорила девушка.

– Здравствуйте, Катюша, – одновременно произнесли мужчины, и все трое засмеялись.

– Что будем заказывать? – спросила девушка.

Владимир Иванович взял инициативу в свои руки и сам решил сделать заказ.

– Глеб Александрович, Вы не против, если сегодня заказ сделаю я?

– Конечно, нет. Всё, что угодно. На Ваше усмотрение.

– Катюша, нам, пожалуйста, два салата «Селёдка под шубой», две порции пюре со шницелем, два компота и несколько кусочков чёрного хлеба, – довольным голосом сделал заказ Владимир Иванович и потёр от удовольствия руки.

– А графинчик водочки, Владимир Иванович? Как Вы на это смотрите? – оживлённо подключился к заказу Глеб.

– Положительно, – отозвался тот, при этом утвердительно кивнув головой. – Сегодня я смотрю на это положительно.

Катюша улыбнулась и ушла выполнять заказ. Глеб снова стал смотреть в окно вагона-ресторана. Его мысли опять вернулись к Лиле. Сейчас он вспоминал о том, что до трассы они с Иваном Михайловичем доехали молча. Эта тишина никого не тяготила. Когда пришла пора прощаться, Иван Михайлович протянул Глебу руку, в которой был какой-то свёрток и сказал:

– Это моя Стрекоза просила передать тебе. Я сам не знаю, что там. Велела не смотреть. Наверное, гостинец какой. Ты уж сам разглядишь. А я, со своей стороны хочу сказать, что был очень рад нашему знакомству. Если я что-то сделал не так, ты на меня не серчай. Всё мучаюсь мыслью о том, правильно ли мы с Владимиром Ивановичем поступили, что свели тебя с моей внучкой? Ну, что сделано, то сделано. Дальше жизнь покажет. Ты, Глеб, должен знать, что мы с Лилей всегда будем рады тебе. Возвращайся. Счастливого пути! – проговорил он, и мы крепко пожали друг другу руки. Иван Михайлович поехал обратно на заимку.

Глеб развернул свёрток сразу, как только устроился на сиденье в кабине ЗИЛка. В ровно отрезанном лоскуте яркой ситцевой материи и двух слоях плотной бумаги была бережно завёрнута небольшая квадратная иконка с изображением Николая Чудотворца. Там же лежал сложенный пополам тетрадный листок в линейку, на котором красивым ровным почерком было написано: «Пусть этот Святой всегда хранит и оберегает тебя».

Воспоминания Глеба прервал Владимир Иванович:

– Глеб Александрович, Вы сегодня сами на себя не похожи. Какой-то Вы непривычно молчаливый и задумчивый. У Вас всё в порядке? Может, возникли какие-то проблемы, и я могу помочь разрешить их?

– Нет-нет, всё хорошо, – торопливо отозвался Глеб. – Просто вспомнил кое-что. Простите, задумался.

Владимир Иванович начал укрепляться в своих догадках относительно внучки лесника и внутренне был рад этому.

Заказ долго ждать не пришлось. Было очень приятно наблюдать за Катюшей, которая быстро и элегантно сервировала стол.

– Приятного аппетита! – сказала Катя с улыбкой.

– Спасибо! – снова, как водится, ответили мужчины одновременно.

Глеб взял графинчик и, разлив по рюмкам водку, произнёс:

– Владимир Иванович, за Ваше здоровье!

– И за Ваше здоровье тоже, молодой человек!

В это время столики вагона-ресторана постепенно заполнялись посетителями определённого достатка. Сразу было видно, что они не хотели скучать в вагонах и, коротая время, слушать рассказы случайных попутчиков. Им хотелось весело провести вечер. За каждым столиком начинали развиваться оживлённые беседы. Кто-то разговаривал громко и размахивал руками. Кто-то говорил тихо, словно боялся, что его услышат посторонние. Кто-то заливисто смеялся, пытаясь вызвать такую же реакцию у собеседников. В общем, все окружающие звуки сливались в один общий гул.

Глеб знал, что Владимир Иванович – фронтовик. Только про войну он рассказывал крайне редко. Именно в тот вечер Глебу хотелось услышать от Ивана Михайловича военные истории, и он решил первым начать этот разговор:

– Владимир Иванович, можно узнать, как Вы познакомились с Иваном Михайловичем? Он говорил, что на войне.

– Всё верно. Ну, а если быть точнее, то в госпитале, – охотно ответил Владимир Иванович. Я сам – москвич: он – сибиряк. В октябре сорок первого года сибирские дивизии бросили под Москву. Наши войска находились в крайне тяжёлом положении. Иван был в 78-й стрелковой легендарной дивизии под командованием полковника Белобородова Афанасия Павлантьевича, который впоследствии стал генералом армии и дважды был удостоен звания Героя Советского Союза. После госпиталя наши пути разошлись. Иван Михайлович с боями прошёл Белоруссию, Литву, Латвию. После этого на его боевом пути была Восточная Пруссия. Затем он участвовал в штурме Кёнигсберга. А я в конце июля сорок первого года начал воевать в 38-ой армии под Киевом. К середине сентября мы уже оказались «в котле». С огромными усилиями и жесточайшими боями удалось нам пробиться из окружения. Я тогда получил тяжёлое ранение. Пуля пробила левое лёгкое и прошла на вылет, раздробив при этом половину левого предплечья. Меня с поля боя вытащили товарищи. Тогда казалось, что шансов выжить у меня не было. А жить мне, двадцатилетнему парню, так хотелось! В госпиталь я попал спустя несколько дней после выхода из окружения. До этого были разные полевые медицинские пункты. Вы не поверите, Глеб Александрович, но после того, как я перенёс сложнейшую операцию в госпитале и когда уже дело шло к выписке, к нам привезли очередную партию раненых. Среди них я вдруг услышал знакомую фамилию Белозёров. Сначала подумал: «Ну что, разве мало бывает однофамильцев?» Потом всё же решил поинтересоваться. Подошел, поздоровался. Спросил, как звать-величать. Он ответил, что звать Иваном, а по батюшке Михайловичем. Тут меня одновременно охватили и радость, и печаль. Я дальше стал расспрашивать паренька:

– А отца твоего как звать?

– Михаил Афанасьевич. Сорока пяти лет он был, когда в первые дни войны записался в армию добровольцем.

– Так мы с твоим отцом в одном полку воевали! Правда, когда попали в окружение под Киевом, я с тех пор его не видел. Надо верить и надеяться, Иван, что всё будет хорошо.

Через два дня меня выписали из госпиталя, а после комиссовали с формулировкой «К строевой службе не пригоден». Вот такое короткое знакомство случилось у меня с Иваном Михайловичем. После войны мы пересекались не раз по случаю празднования дня Великой Победы. В первые послевоенные годы он приезжал в Москву. Тогда мы все ещё были молодыми. Отец его, Михаил Афанасьевич, так с войны и не вернулся. Пропал без вести. Так что вот, Глеб Александрович, говорить о войне очень тяжело и горько. Сколько горя выпало на долю людей, сколько страданий. Лишний раз вспоминать о войне не хочется…

– А моё первое образование было инженерное, – продолжал Владимир Иванович. – Оно мне сильно в жизни пригодилось. Ещё до войны я успел закончить институт. Учился на строительном факультете по специальности «Промышленное и гражданское строительство». После выписки из госпиталя строил фортификационные сооружения.

– Владимир Иванович, давайте выпьем за всех фронтовиков, – сказал Глеб. Мужчины выпили молча.

– А теперь Вы, Глеб, расскажите, как провели время на заимке у Ивана Михайловича, – обратился Владимир Иванович к своему собеседнику, при этом внимательно посмотрев на него.

– Очень хорошо, – не задумываясь, ответил Глеб, словно ждал этого вопроса. – Я и сейчас вспоминаю ту заимку. Есть огромное желание снова туда вернуться. Спасибо Вам, Владимир Иванович, что вытащили меня из городской суеты в этот райский уголок. Кажется, что ночь, проведённая на заимке, придала мне второе дыхание и заставила пересмотреть некоторые моменты в моей жизни. В баньке Иван Михайлович из меня берёзовым веником выпарил не только физическую, но и душевную хворь. А после баньки мы это благородное дело закрепили не менее благородным напитком да чаем с малиновым вареньем.

– Только один Иван Михайлович виноват в таком положительном преображении? – хитро прищурившись, спросил Владимир Иванович.

– Перед Вами кривить душой не буду. Не только. Вы и сами догадываетесь, что внучка Ивана Михайловича подарила мне надежду на возможность попробовать изменить свою жизнь. Она, словно добрая Русалка, которую я увидел, когда та выходила из озера. Только она об этом не знает. Может быть, когда-нибудь я расскажу ей о том, как спрятавшись за ветками деревьев, я наблюдал за красивой обнажённой девушкой. Эта Русалка умеет готовить замечательный борщ и застилать самую удобную постель. Она умеет заваривать ароматный чай и создавать уют в доме. Я боюсь признаться себе в том, что испытываю к ней очень тёплые чувства. Только иногда меня охватывает сомнение, правильно ли это? У меня уже есть опыт семейной жизни за плечами. К сожалению, он является не таким светлым и радужным, как хотелось бы. Могу ли я рассчитывать на новую историю? Могу ли я вписать в эту новую историю Лилю? А может, я вообще напрасно испытываю иллюзии относительно того, что я ей тоже небезразличен и она, действительно, захочет снова увидеть меня?

Глеб на какое-то время замолчал. Владимир Иванович не стал нарушать образовавшуюся тишину. Наоборот, он понимал, что эта пауза в данный момент Глебу необходима. Сейчас Владимир Иванович окончательно убедился в том, что Глеб говорит серьёзно.

Из беседы с Иваном Михайловичем Владимир Иванович уже знал о том, что и Лиле понравился Глеб. Только Глебу пока знать об этом незачем. Лиля – девушка серьёзная. Давно могла бы составить себе достойную партию, если б захотела. Да только, видимо, у каждого человека есть судьба, которая выбирает двух определённых людей, соединяет их судьбы и дарит им шанс быть счастливыми. Главное, чтобы эти двое не упустили этот драгоценный подарок судьбы.

– А Вы, Владимир Иванович вместе с Иваном Михайловичем решили вспомнить славное партизанское прошлое? Как вам в голову пришло так всё подстроить? «Ну, а если честно, я благодарен вам двоим за это приключение», – сказал Глеб, наливая водку из графинчика.

Мужчины выпили ещё по рюмочке за удачное продолжение истории, начавшейся на заимке.

– Там, на заимке, Иван Михайлович историю одну мне поведал, – продолжил разговор Глеб. – Про Яшкин клад.

– Какой клад? Впервые слышу, – немного захмелев, переспросил Владимир Иванович.

Глеб принялся негромко рассказывать загадочную историю про старателей и про золотой клад, при этом несколько раз оглядываясь по сторонам. Наверное, опасался, что его услышат. Только за каждым столиком вагона-ресторана царила своя микроскопическая атмосфера. Никто не обращал на них внимания. Только Катюша, проходя мимо, по-доброму улыбалась.

– Владимир Иванович, я так понял, – продолжал Глеб, – что события эти с таинственным кладом происходили в тот период, когда в России шла гражданская братоубийственная война. В Сибири, да и на Урале с царских времён на приисках продолжали мыть золото.

При этих словах у Владимира Ивановича защемило сердце. Глеб не знал о том, что Владимир Иванович – сын белого офицера, полковника Сальникова Ивана Петровича, дворянина, который погиб где-то в этих краях в 1920 году во время отступления белых войск под командованием Александра Васильевича Колчака. В двадцатом году Вова появился на свет. Фамилия Русинов ему досталась от родственников по материнской линии. Свою родословную матушка Владимира Ивановича долгое время тщательно от него скрывала. Тогда она очень боялась репрессий. Только будучи уже в преклонном возрасте, она, наконец, рассказала сыну, кем был его отец. Матушка показала Владимиру пожелтевшие фотографии, на которых Иван Петрович в офицерской форме стоит рядом с другими офицерами царской армии. Всю жизнь так и прожила Анна Фёдоровна одна в одном из отдалённых районов Москвы, на Бутырском хуторе. Сколько себя помнил Владимир Иванович, свою маму он всегда ласково называл матушкой.

– Владимир Иванович, Вы меня слушаете? – спросил Глеб своего старшего товарища.

– Да, конечно, слушаю, и очень внимательно, – вздрогнув, ответил Владимир Иванович. – Я подумал о том, что золото Колчака – это ещё одна загадочная история, которая связывает между собой многие людские судьбы.

– Ну, скажете тоже. Там, знаете, такой широкий масштаб. А здесь… ну как Вам объяснить, … – продолжал Глеб. – Я был очень сильно заинтригован одним событием, которое произошло со мной там, на берегу озера. Вы, наверное, помните, как я той ночью, изрядно подвыпив, стал прыгать вокруг костра, изображая шамана. Да только я не помню, что произошло дальше. Не помню, как и когда я уснул. А Вы, Владимир Иванович, хотите, верьте, хотите, нет, но именно в ту ночь мне приснился необычный сон. Он был настолько ярким и чётким, что я до сих пор все детали помню в мельчайших подробностях. После того, как я проснулся, содержание этого сна не выходило у меня из головы. Именно поэтому я и поплыл на лодке на ту сторону озера. Я хотел найти на том берегу следы подтверждения своего сна. Вам сейчас мой рассказ, наверное, кажется Вам бредом. А тогда, когда я приплыл на тот берег и повстречался с Иваном Михайловичем, все части моего сна сложились в одну общую картину. Иван Михайлович мне и поведал историю о тех событиях, которые раньше там происходили. Именно лесник рассказал мне о таверне, хозяином которой был еврей Яков. А таверну эту я отчётливо видел во сне. Во сне я встречался с татарином, у которого был козёл. В деталях, конечно, я сон пересказывать не буду. Да только татарин этот, по рассказам Владимира Ивановича, тоже существовал в реальности и жил недалеко от Таверны. Однажды этот татарин, когда они вместе с Яковом поехали в город, в лесу убил этого самого Якова из-за золота. Да только золота при Якове не оказалось. Сам татарин тогда пропал. Не знаю, складно ли я рассказал Вам эту необычную историю, да только до сих пор Яшкин клад так никто и не нашёл.

– Подожди, Глеб! – взволнованно остановил Владимир Иванович рассказчика, впервые обратившись к нему на «ты». – Не о том ли татарине ты сейчас рассказываешь, который повстречался Михаилу Афанасьевичу на одном из хуторов под Киевом? Это случилось тогда, когда мы отступали с боями? Неужели, о нём? Беженцев тогда было очень много. Кажется, он был с женщиной и двумя девушками. Скорее всего, это были его жена и дочери. Они всё время старались держаться вместе. В тот момент, когда наводили переправу и необходимо было переправляться на другой берег реки, я вдруг случайно стал невольным свидетелем одного разговора между Михаилом и его знакомым. Я услышал, будто Яков Соломонович через Крым покинул Россию и уплыл в Турцию вместе с семьёй. После этого один из собеседников что-то говорил про Америку, а вот татарина он называл именем Муса. Выходит, что я невольно услышал разговор, который был о том самом Якове и татарине? Действительно, неисповедимы пути твои, Господи!