Текст книги "Страшная общага"

Она была готова поспорить, что раньше его не видела.

– Что? – Мама не отрывалась от ныряющего Ромки. – Естественно, как еще?

Она взглянула на Аленку, брови сошлись на переносице:

– Если честно, я на них стараюсь особо не смотреть. На нем этих волков, как… Всех не запомнишь.

Аленка неуверенно кивнула. Ей все-таки казалось, что она помнила.

– Да и не надо, – продолжила мама, снова повернувшись к Ромке. – Руки бы поотрывала этому извращенцу, кто бы это ни был.

– Кто бы это ни был, он был помешан на волках, – задумчиво согласилась Алена.

Ромка вынырнул неподалеку от сестры как раз в тот момент, когда она заканчивала фразу. «Помешан на волках». Он легонько вздохнул, снова ныряя, чтобы никто не заметил. Солнце готовилось к закату, просвечивало воду золотом. Тогда тоже все было золотым.

Нет, тот, кто сделал это, помешан не был. Хотя к волкам, конечно, у него было особое отношение.

– А почему сейчас нельзя?

– Слишком жарко, – голос у деда был смуглым и морщинистым, как его кожа, с хрипловатой усмешкой и запахом табака. – Земля так раскалилась, что, если выйдешь, она тебе сожжет ступни прямо через подошвы.

Ромка с восторгом покосился в окно, занавешенное густыми листьями дикого винограда. Солнце подсвечивало их, добавляя в зелень золото. Проверить бы!

Дед снова тихо посмеялся, устраиваясь в своем похожем на трон кресле.

– Так, на чем мы остановились… – Он уперся ладонями в колени и прищурился куда-то в пространство.

Ромка поерзал в мягком кресле. Ему оно было великовато, спинка уходила куда-то ввысь, подлокотники вырастали ограничителями по бокам, и он тонул в пухлом бархате подушек. Дотянулся до столика из темного дерева – там на серебряном подносе источали головокружительно сладкий аромат персики. Ромка больше любил сам срывать их с дерева в пропитанном солнцем саду – спрятаться среди шуршащих листьев, прижаться к теплой коре, сорвать с ветки и тут же откусить огромный кусок – так, чтобы по уши в липком соке. Но после обеда приходилось сидеть в затененной комнате и слушать дедовы истории. Правда, дед рассказывал так, что через пару минут он уже забывал, что хотел бежать играть на улицу.

– На волчице, – подсказал он, откусывая полперсика сразу.

– Да, – дед слегка улыбнулся, вспоминая. – И она выкармливала младенцев своим молоком до тех пор, пока их не нашел пастух Фаустул. Не потому, что это были сыновья царевны и бога, и не для того, чтобы ей самой начали поклоняться, как божеству, – а потому, что для нее они были своими детьми. Пещера стала их домом, а волчица – матерью.

Взгляд у деда становился мягким и чуть рассеянным, словно он рассказывал не легенды, а свои воспоминания. Ромка не сводил с него взгляда, а персиковый сок покрывал сладкой пленкой щеки, живот, даже коленки. Тогда еще они были украшены только царапинами, следами от засохших ссадин и облезающим коричневым загаром.

– Жалко, – сказал он, неожиданно сам для себя перебив деда.

Тот сдвинул мохнатые седые брови. Его речь не прерывал никто и никогда. Ромка чуть не поперхнулся кусочком персика.

– Ей, наверное, грустно было, волчице, – он поспешил оправдаться. – Она выкормила, а пастух забрал.

Суровое лицо деда разгладилось улыбкой.

3

Входная дверь скрипела – Алена приоткрыла ее, прислушалась, задержав дыхание, и осторожно проскользнула в щель. В квартире было темно и тихо, только откуда-то доносился приглушенный гул разговора. Или это шумело в голове от выпитых коктейлей? Она тихо скинула туфли, поправила наброшенную на плечи большую кожаную куртку – холодно уже давно не было, но, во-первых, крутая, а во-вторых, его, Макса, – и, неслышно ступая, прошла по коридору.

Нет, голоса определенно были. Алена подкралась к дверям родительской спальни, едва не наступив в темноте на брошенный футбольный мяч (ну, Ромка!).

– Ну и что, может быть, это и в голову брать не стоит, – тихо произнес мамин голос.

Послышалось какое-то шуршание, а следом невеселая усмешка папиным голосом.

Понятно, ругаются. Алене стало даже как-то обидно – никто и не думает подкарауливать ее у дверей, спрашивать, где это она шлялась полночи и чем это от нее пахнет. Они вообще хоть заметили, что ее нет дома?

– То, что в голову брать не надо, я тебе обычно не говорю, – бросил папа там, за дверью. – И это не стоило.

– Ну не может же он тебя просто взять и уволить, после всех твоих заслуг! – горячо зашептала мама.

– Это Терентьев-то? – Судя по папиному тону, он вскинул брови и ухмыльнулся. – Может, умеет, практикует.

– Но…

– Или ты играешь по его правилам, или будь любезен искать себе другую команду, – папа тяжело вздохнул. – А вести бизнес грязно я не привык.

– Делай так, как считаешь нужным, – успокаивающе произнесла мама. – Посмотрим, может, все и обойдется.

– А если нет? Ведь дети…

– Дети будут знать, что их отец – хороший человек и не совершает подлостей. С остальным разберемся.

Папа что-то ответил совсем тихо. Алена напряглась, но расслышала только неразборчивый шепот.

– Целуются небось, – произнес вдруг со знанием дела хрипловатый мальчишеский голос.

Аленка шарахнулась назад и не вскрикнула только невообразимым усилием воли. От стены напротив отделилась фигурка младшего брата, как вылепилась из тьмы, и сверкнула белыми клыками. Алена стояла, парализованная страхом.

– Чего застыла? – Ромка, совершенно нормальный, обычный Ромка в пижаме, подошел и ткнул ее в бок. Сунул пальцы в рот и через секунду выплюнул на ладошку игрушечные вампирские зубы, которые она сама же и подарила ему на прошлый Новый год.

Аленка молча, но от всей души отвесила ему подзатыльник и оттащила за рукав дальше по коридору. Не хватало еще, чтобы мама с папой вышли на шум и застали ее среди ночи в Максовой куртке.

Она остановилась между дверьми в их комнаты. Сердце все еще колотилось как бешеное, и резко заболела голова.

– Идиот, думать надо – так подкрадываться!

– А нечего подслушивать, – Ромка невозмутимо окинул ее взглядом. – Ты где была?

– Не твоего ума дело! И вообще, чья бы корова мычала, – почему не спишь?

– Пить ходил.

– Вот и вали в кровать, – Алена развернулась и открыла дверь в свою комнату.

– Ален, подожди, – голос у него вдруг стал очень серьезным, ни капельки не сонным.

– Чего тебе? – Она устало стащила тяжелую куртку и прислонилась к дверному косяку.

Ромка переступил с ноги на ногу, коротко вздохнул:

– Ален, как… Как определяется, что человек хороший? Что поступает хорошо?

Она уже открыла рот, чтобы сказать, что он над ней издевается, но промолчала. Ромка впился в нее взглядом из-под сведенных бровей и нервно кусал губу. Видно было, что он всерьез ждет ответа на этот глупый вопрос. На долю секунды что-то тревожно шевельнулось у Аленки внутри. Но у нее слишком болела голова.

– Погугли, – она сонно фыркнула и закрыла дверь.

* * *

Утром голова болела еще сильнее. Алена сидела, подпирая ее руками, и изо всех сил пыталась готовиться к экзамену. Телефон противно гудел на столе – Лидка Иванова слала одно за другим сообщения с расспросами о том, как вчера потусили. Алена перевела его в беззвучный режим, захлопнула бьющий по глазам ярким экраном ноутбук и достала из ящика стола стопку бумаги. Ручки не было. Приложив ко лбу ледяную бутылку с водой, она перерыла ящики, обшарила все на столе, вытряхнула на кровать содержимое сумки – ни ручки, ни карандаша, ни даже фломастера. Алена со вздохом поднялась.

В пустую квартиру сквозь распахнутые повсюду окна горячо дышало лето. Алена с завистью прислушалась к радостным возгласам с улицы – где-то там, среди свободных людей, которым не надо сдавать долбаную историю, носится Ромка. Продолжая держать у головы бутылку, она легко толкнула дверь в его комнату. Солнце упиралось в зеленые занавески, приглушенно освещая комнату: скомканную на полу одежду, динозавров и роботов на кровати, стол, заваленный игрушечными ракетами, рисунками, комиксами. Аленка шагнула к нему, тут же наступила босой ногой на что-то острое и зашипела, схватившись за ступню. На полу валялись кусочки конструктора. Кляня младшего брата, она захромала к столу. У Ромки точно должно быть что-то, чем можно писать.

В ворохе бумаг, книжек и игрушек удалось откопать набор мелков для асфальта, измочаленный фломастер и два огрызка цветных карандашей, которые и в руке-то удержать нельзя было.

– Да что ж такое, – Алена с досадой хлопнула по столу и тут же схватилась за гудящую голову.

Может, это знак, что заниматься не надо?

В столе был только один ящик. Он запирался на ключ – Ромка еще хвастался, что у него есть настоящий сейф, и иногда даже таскал ключ от него с собой. Алена наклонилась – ключ тускло поблескивал в замке. Она повернула его до упора по часовой стрелке. В конце концов ей просто нужна ручка, ничего такого. Она потянула ящик на себя, и он легко открылся.

В нем действительно оказалась ручка – обычная, дешевая, с синими шариковыми чернилами и обгрызенным колпачком. Рядом с ручкой лежал толстый кожаный блокнот. Больше в ящике не было ничего.

Алена взяла ручку, взялась за ящик, чтобы закрыть его, и остановилась. Блокнот был так не похож на Ромку, все тетрадки которого сплошь покрывали супергерои и футболисты. Коричневый, потертый. Взрослый. Алена поколебалась – она возненавидела бы любого, кто полез бы читать ее дневник. Но, может, это и не дневник? Мальчики их не ведут. Да и что такого может там быть – максимум жалобы на училку и тайные признания в разбитом окне.

Странно, пока она перебирала в голове оправдания для того, чтобы заглянуть под обложку, руки уже держали тяжелый блокнот. Он был прохладным и пах чем-то старым. Аленка открыла его наугад. Плотные, чуть пожелтевшие страницы были исписаны крупным детским почерком. Она перевернула пару листов и разочарованно хмыкнула. В блокноте не было мальчишеских секретов или хотя бы записей о том, как прошел день. Одну за другой разными чернилами страницы покрывал бесконечный список имен и фамилий. Они были разные: русские и иностранные, привычные и такие, которые было не разобрать. Напротив имен стояли галочки. Наверно, пароли или никнеймы для какой-нибудь дурацкой видеоигры или другой глупости, которая может взбрести в голову Ромке и его мелким приятелям. Алена веером пролистнула исписанные страницы и собралась уже сунуть блокнот на место, как вдруг последняя запись привлекла ее внимание.

«Терентьев Геннадий Олегович». Имя написали явно этой самой школьной изгрызенной ручкой. В ушах эхом отозвался папин голос, говорящий о начальнике. Зачем Ромке понадобилось писать про него?

Голова страшно болела. Алена зажмурилась, пытаясь сфокусировать взгляд, а когда открыла глаза, сразу увидела строчку выше: «Белякова Галина Ивановна». В голове закрутилось все одновременно: редкие рассказы о мамином детстве с теткой вроде бабы-яги, недавний мамин с папой утренний разговор, взрослая Ромкина улыбка, когда они подслушивали, и почему-то незнакомый ухмыляющийся волк на его спине.

Около имени стояла жирная галочка. Алена судорожно перевернула страницу – руки вдруг оказались влажными. В самом низу предыдущей страницы нашлось еще одно знакомое имя – вредной соседки с первого этажа. Зимой соседка довела ее до истерики тем, что хотела вызвать живодеров на приблудившуюся дворовую собаку, которую кормили всем домом. Алена прибежала домой в слезах – родители были на работе, и Ромка выпытал у нее, почему ревет. Кажется, потом она уснула, а проснулась одна. Ромка вернулся поздно – заигрался с мальчишками в снежки, и весь вечер лежал больной – мама ворчала и поила его молоком. Наутро он встал здоровым, а вот соседка больше ни разу не заикалась про что-либо, связанное с собакой. Алена, кажется, даже видела, как она ее гладила. Собаку вскоре взял себе дядечка из соседнего дома. С соседкой тоже все было в порядке – Алена видела ее вчера, когда торопилась к Максу. В блокноте напротив ее имени стояла галочка.

– Что ты делаешь?

На этот раз Алена все-таки вскрикнула. В дверях стоял запыхавшийся Ромка с огромными полными ужаса глазами.

* * *

Связь появлялась не всегда – всего четыре раза. Гораздо чаще кому-то просто нужен был ребенок, и Ромка занимал это место. До тех пор пока не подходил срок начинать все заново. Менялись незначительные детали, языки и декорации, время не стояло на месте, но в основном его жизни крутились по одному сценарию, сливаясь в одно. Из трех его секретов приемные родители знали лишь тот, что переставал быть тайной, стоило снять рубашку.

Ромка чувствовал связь изнутри, где-то в животе. Это было похоже на игру с картинками, где нужно найти пары одинаковых предметов – на тот крошечный момент, когда ты вдруг видишь точно такой же нарисованный листочек, кораблик или машинку, которые искал. Клик – и сложилось. Клик – и от него к семье тянулась невидимая светящаяся веревочка. Порвать ее было трудно. Самая первая, самая главная и самая прочная, конечно, появилась еще до всего этого. Тогда, во времена персиков в саду, огромного кресла и дедушкиных рассказов в разгар зноя. Ромка знал, что она так и не разорвалась, – наверно, не разорвется.

Но прошлой осенью в скучном коридоре приюта связь вспыхнула почти такая же яркая.

– Я даже сама не знаю, – услышал он неуверенный женский голос. – Мы никогда и не думали об усыновлении. Просто…

Ромка быстро завернул за угол.

– Это было спонтанное решение, – смущенно признался мужчина.

Ромка увидел три светловолосых затылка: с длинными волосами, с топорщащимся ежиком и с завязанными в хвост локонами. Веревочка загорелась и крепко уцепилась внутри. Как будто бесконечный унылый октябрь вдруг отменился и вместо него грянула июльская жара.

– Страннее некуда, сами знаем, – хмыкнула высокая девчонка, которая, видимо, должна была стать Ромкиной старшей сестрой.

– Поспорим?

Все трое обернулись на его голос. Веревочка натянулась, замыкая связь.

Пристегивая ремень безопасности на заднем сиденье их машины, Ромка отчетливо понимал – время уходить наступит и здесь. Он закинул эту мысль как можно дальше – иначе сразу бы выдал свой второй секрет. Может быть, они и поняли бы. Может быть, они даже решились бы его оставить – всего-то и надо, что переезжать раз в несколько лет куда-нибудь подальше от любопытных глаз. Может быть. Ромка решил проверить это года через три.

* * *

– Ты не понимаешь, – устало повторил он во второй раз, лежа на кровати и сдерживаясь, чтобы не стукнуться головой об стену.

– Я до пятнадцати лет ждала письмо из Хогвартса, – заверила его Алена. – Не доверяю клоунам и воздушным шарикам и…

– Ты до сих пор его ждешь, – вздохнул Ромка и уткнулся в кровать.

Хорошая кровать, как и все здесь. По-хорошему, стоило бы собирать вещички.

– Я не как родители и вообще все, – сестра потрясла его за плечо. – Я пойму.

Он повернул голову и обвел тоскливым взглядом комнату. Книжки, которые купила мама, – «чтобы не разучился за лето читать». Она же не знает, что за столько лет он все их выучил наизусть. Воздушный змей, которого папа обещал запустить вместе с ним – на заливе, где будет только длинная полоса песка, вода и бесконечное небо и где всем найдется место. В горле набух комок.

– Может быть, – Ромка резко сел и серьезно посмотрел на нее. – Но тогда все будет плохо. Раз смотрела фильмы, уж ты-то знаешь.

Аленка смотрела на него в сомнении:

– Это сверхспособности или магия? Просто кивни!

Ромка закусил губу, чтобы не расплакаться от отчаяния. Ужасно не хотелось уходить. «Правда – как домашняя паста, – говорил дед. – Если подать под правильным соусом, нет ничего лучше».

– Если расскажу, мне придется уйти, – осторожно произнес Ромка. – Насовсем. Вы больше меня не увидите: ни ты, ни мама с папой. Честно.

Алена теребила сережку, сверля его напряженным взглядом, как будто пыталась просканировать насквозь. Сердце так колотилось в горле, что Ромке было трудно дышать.

– Рассказать не можешь, – медленно проговорила она. – А помочь?

4

Ничего не выйдет. Ромка повторил эту фразу уже раз сто – сначала Алене, потом самому себе. «Попробуй», – припечатала она. «Ничего другого не остается», – добавил его собственный мозг.

– Должно получиться, – пробормотал он себе под нос, как мантру. – Должно.

Двор университета был совсем не похож на школьный. Здесь не было спортивной площадки и охраны, зато все курили сколько влезет и даже стреляли сигареты у преподавателей. В центре двора двое парней перекидывались маленьким мячиком и мешали всем ходить. На крыльце, прямо на ступеньках, компания пела песни под гитару. Со скамейки на них убийственно косились три девушки, делающие вид, что читают.

– Да ну, давай прогуляем! – во весь голос предложил какой-то парень девчонке рядом с Ромкой, и та легко согласилась.

Ромка зачарованно смотрел во все глаза. На него почти никто не обращал внимания, и это было на руку. Если бы не цель, может, он бы попросился покидать мячик вместе с теми двумя…

– Не рановато тебе в абитуриенты?

Ромка обернулся на звонкий, хорошо поставленный голос и похолодел. Просмотрел все-таки. А может, так и лучше.

– Да не, – он дурашливо улыбнулся, щурясь на солнце. – А вы тут учите?

Худощавая, ярко накрашенная женщина в строгом костюме кивнула, отпила из высокого тамблера с нарисованным земным шаром и наконец засияла улыбкой в ответ:

– Вундеркинд, что ли?

– Наверно. Учительница по математике так и назвала, когда у меня одного в классе двойка за контрольную получилась, – Ромка пожал плечами.

Женщина засмеялась.

– А вы планету спасаете, это хорошо, – он кивнул на картинку на тамблере.

– Экологией увлекаешься?

Он помотал головой:

– Вообще-то историей.

Она вскинула брови и посмотрела на него с еще большим интересом:

– У тебя тут родители работают?

– Нет, они оба работают в бизнесе, – Ромка сморщил нос. – Я вообще искал третий корпус, но запутался.

Женщина кивнула:

– Пойдем провожу.

Они пошли через двор, в арку, мимо пышных разноцветных клумб и мельтешащих студентов. С разных сторон то и дело доносилось «здрасте», а Ромкина спутница кивала. Его, похоже, никто не замечал.

– Они все у вас учатся? – Он взглянул на женщину, и она снова заулыбалась:

– Да. Между прочим, как раз таки истории.

Ромка старательно вытаращил глаза, вызывая у нее смех.

– Хотя, судя по всему, многие учатся не у меня, а у голливудских фильмов, – женщина осуждающе поджала губы. – Пишут, что главный бог Рима – Зевс.

– Ага, и первый месяц года, конечно, в честь него назвали. Или они думают, у римлян тоже с января начиналось? Но все равно… – серьезно вздохнул Ромка и поймал на себе уважительный взгляд.

Они подошли к третьему корпусу. Здесь тоже курили, болтали, сгрудившись, судорожно листали конспекты…

– Ромка?! – Аленкино удивление было искренним.

Все-таки правильно он ее не предупредил.

Она подошла ближе, перевела растерянный взгляд с преподавательницы на младшего брата.

– Это моя сестра, – сообщил Ромка женщине и сунул Аленке ключи: – На, так готовилась к своему экзамену, что все забыла.

Полсекунды она таращилась на него, а потом сообразила и убрала ключи в сумку. Туда же, где лежал ее настоящий комплект. Ромка все равно пока не собирался домой.

– Это твой брат, Полякова? – Преподавательница удивленно подняла брови: – Надо же… Историю знает, похоже.

Ромка поднял на нее глаза – так, чтобы зацепиться взглядами. Посмотрел внимательно. Густо накрашенные глаза женщины сфокусировались только на нем.

– Она еще больше знает всякого, – широко улыбнулся Ромка. – И мне рассказывает.

Аленке, к счастью, хватило ума промолчать. Взгляд женщины подернулся сомнением, потом завороженно расслабился. Ромка подержал зрительный контакт еще секунду и посмотрел в сторону. Дымка на глазах преподавательницы мелькнула и спала, будто ее и не было. Кроме Ромки, никто ничего не заметил.

– Ладно, – женщина прочистила горло, глянула на шушукающихся студентов и чуть рассеянно улыбнулась. – Все на экзамен. Пока, вундеркинд.

Когда он обернулся на ходу, Алена поднималась на крыльцо вместе с историчкой. Та что-то говорила ей и мягко улыбалась.

* * *

«Пока, вундеркинд». Слова перекатывались эхом у Ромки в голове, пока он ехал в тесном метро, пока покупал мороженое и брел по берегу озера, утопая по щиколотку в теплом песке. Под густой тенью сосен песок был твердый и утоптанный, в россыпи хвои и шишек. Ромка сел, прислонился спиной к дереву и распечатал упаковку вафельного стаканчика. Подтаявшие сливочные капли шлепнулись на кроссовки.

«Осторожнее, – сказал в его голове голос кого-то из двоюродных теток. – Мария только помыла плитку».

Он тогда только показал им язык и прыгнул в бассейн. Плеснул оттуда на закапанный мороженым пол, тетки только головой покачали. Воздух стоял дрожащей горячей пеленой, пахло солнцем, соленой водой и разогретым маслом, на котором что-то жарили в кухне. Через лужайку к утопающему в зелени дому шли мужчины. Ромка поспешно выбрался из бассейна, перемахнул бортик и, игнорируя возгласы теток, помчался к ним. Все они были взрослые, сильные, каждый возвышался над ним горой надежных мускулов. Ромка примерил свои шаги к их размашистой походке, стараясь не отставать. Кто-то из мужчин неодобрительно покосился на него, но промолчал. Ромка ухмыльнулся – они шли к деду, а дед бы его никогда не прогнал.

В доме он задержался, оборачиваясь мохнатым полотенцем и зачерпывая горсть клубники. Он подбежал, когда все уже рассаживались за темным овальным столом, и занял свое место возле деда, который сидел во главе.

– Теперь все в сборе, – дед с улыбкой взъерошил Ромке волосы.

Потянулся и вытащил свой пистолет – черный, старый, с длинным дулом. Ромка принял холодную тяжесть в ладони, пахнущие клубникой и водой.

– Разбирай и собирай, пока мы поговорим.

Откуда-то из-за дверей, в стороне, донеслись приглушенные крики.

Один из Ромкиных двоюродных братьев покосился туда и поднял глаза на деда:

– Не маловат он еще – смотреть на это?

Дед подмигнул Ромке.

– А что такого, – небрежно пожал плечами Ромка, сосредоточенно глядя на пистолет. – Хотел навредить семье – получает по заслугам.

Он взвесил оружие в руке, примеряясь на будущее. За столом уважительно хмыкнули.

– Малыш нам всем еще покажет, – обрадованно кивнул дед. – Вундеркинд.

* * *

К ужину Аленки все еще не было.

– Загулялась после сдачи с друзьями, – успокаивающе заметил папа. – Вспомни нас с тобой!

– К телефону не подходит, – мама нервно резала в салат помидоры и поминутно смотрела на часы.

– Что ты ее, не знаешь, что ли?

Ромка заерзал на подоконнике. Небо, весь день такое безмятежное, налилось синеватым свинцом.

Все должно было получиться – он был почти уверен, что поймал Аленкину преподавательницу на крючок. Но точно знать было нельзя. Он никогда не работал так, как сегодня, – не это было его делом. Нужно было отказаться и не помогать. Но то, что было его настоящим делом, Алена не должна была узнать. Как и никто другой. У Ромки внутри шевельнулось нехорошее предчувствие. Почти как тогда, когда к дому подъехали незнакомые машины.

– Будет гроза, – будто подтвердил его мысли папа.

В прихожей хлопнула входная дверь. Они все трое переглянулись и заспешили в коридор. Ромка, слетев с подоконника, протиснулся между родителей, выскочил первым.

– Уйди, – голос у Аленки звучал как при сильном насморке, а красные глаза распухли.

– Что случилось? – охнула мама, обнимая ее за плечи.

Папа встревоженно заглянул ей в глаза.

– Прикинулась сначала добренькой, – всхлипнула Алена. – Про семью расспрашивала, про планы на каникулы. А потом…

Она махнула рукой и разрыдалась, с трудом выговаривая обрывки слов:

– У Ивановой упала… шпора… Она подняла… чья! Меня… говорю, а она не верит… перед всеми… посмеялась еще… вон из аудитории!

Аленка перевела дух и с горечью уставилась опухшими глазами на Ромку.

– А когда я ревела в коридоре, подошла такая, отвела в сторонку, и – «ну что ты, Полякова, я тебе помогу. И шпаргалки не понадобятся, еще благодарить меня будешь. Об условиях договоримся, сдашь на пять». Все ясно?!

Папа открыл рот, чтобы что-то сказать, но мама его быстро оборвала:

– Сережа, поставь чайник, – она обернулась к Алене: – Пойдем умоемся.

Папа возмущенно ушел на кухню, мама со всхлипывающей Аленкой скрылись за дверью ванной.

Ромка тяжело дышал, привалившись к входной двери. Кровь толкалась в ушах, качая адреналин.

«Хладнокровие», – напомнил ему в голове голос деда.

Ромка вдохнул, задержал дыхание, медленно выпустил из легких весь воздух. Спокойно зашнуровал кроссовки, набросил ветровку с капюшоном и бесшумно выскользнул за дверь.

Где-то в отдалении грянул первый раскат.

* * *

Когда он шагнул в глухую подворотню, дождь уже лил вовсю, и булыжники под ногами сразу сделались скользкими. Ромка подставил на секунду лицо дождю и выдохнул с облегчением. Вот это было ему понятно. Долг перед семьей – то, чему его учили, то, с чем он всегда справлялся.

– Ты? Рома, кажется? – Аленкина историчка укрывалась под большим зонтом в цвет костюма. – Что ты тут делаешь? Иди под зонт.

Можно было обставить все, как в прошлый раз, подняться к ней в квартиру. Вон, как она ему улыбается.

– Алена домой пришла, – проговорил он, не двигаясь с места и глотая дождевые капли.

Гром приближался.

По лицу женщины пробежало недоумение.

– Она что-то хочет мне передать? – Ее взгляд скользнул по рукам, которые Ромка держал в карманах. – Нет такой спешки…

Он усмехнулся:

– Вы правда думаете, что она отправила вам со мной взятку?

Историчка открыла аккуратно накрашенный рот, но он ее перебил:

– Я пришел сам.

В небе полыхнула белая вспышка, и почти сразу же раздался грохот.

Ромка быстро протянул руку и схватил ее за запястье. По лицу исторички побежала судорога, как будто она силилась закричать, но не могла из себя ничего выдавить.

Пальцы у Ромки горели, но отпускать еще было рано. Щурясь от дождя, он посмотрел через плечо.

– Приди, – прошептал Ромка.

Женщина дергалась, зачарованно глядя ему в глаза. Он разжал пальцы – все равно она уже никуда не денется. Он всегда знал, что поступает правильно: он должен защищать свою семью от любой угрозы и карать тех, кто успел причинить ей вред. Но вместе с этой уверенностью внутри почему-то шевелилась усталость и что-то незнакомое, похожее на жалость.

Щеку тронуло горячее дыхание. Он пришел. По лицу исторички было видно, что она тоже его чувствует, хоть и не может увидеть. Рот, в отличие от завороженного безмятежного взгляда, свело ужасом. Может быть, она слышит его шаги или ощущает запах.

Ромка поднял голову. Волк возвышался над ним – на этот раз белый, с продолговатыми темными глазами. Он повел длинным носом, принюхиваясь, и склонил к Ромке узкую морду.

Ромка взглянул на женщину. Ее били беззвучные конвульсии, туфли терлись каблуками о камни тротуара. Волк рядом с ним улыбался в предвкушении.

– Действуй, – жестко приказал ему Ромка.

– Рома!

Этого голоса не должно было существовать в этом мире. Он принадлежал другому, параллельному, тому, где были домашние завтраки, уроки и игрушки. Уютному миру, который он и защищал сейчас.

– Стой, – одними губами выдохнул Ромка волку и обернулся.

Промокшие мама и Аленка жались друг к другу, в страхе переводя взгляд с Ромки на стеклянные глаза исторички. Волка они, конечно, видеть не могли, хотя наверняка чуяли. Он еще мог бы придумать какое-то оправдание, какую-то историю – что угодно, кроме правды.

– Рома, – мама протянула к нему руку. – Оставь ее.

В живот тяжело упал камень. Не может быть. Алена смотрела на него огромными глазами.

– Рома.

Мама звала его все настойчивее, тянула руку, но не решалась сделать к нему ни шага. Ромка закрыл глаза, тихо выдыхая. Подошвы кроссовок упирались в твердые камни, хотя казалось, что земля под ним рушится, рассыпаясь в пыль.

– Отпусти, – произнес он, и волк отступил.

Историчка деревянно повернулась к ним спиной и медленно пошла внутрь двора, глядя перед собой и ни разу не оборачиваясь. Сейчас она придет домой, проспит до утра, а завтра будет помнить только то, что ночью ей снился кошмар – смутный, непонятно о чем.

Ромка тоскливо перевел взгляд на волка. Тот уже выжидающе наклонился к нему, уставившись голодными глазами. Ромка прикрыл глаза, выдыхая:

– Возьми столько, сколько тебе нужно, – он завернул рукав куртки и протянул волку руку.