Текст книги "Земля мертвых"

– Огнестрельные?! – сел на постели Миша. – Откуда?

– Ты «скорую» вызови, – попросил Росин. – Потом расскажу.

На улице вокруг палатки мастеров и рядом с милицейской машиной начала потихоньку собираться толпа. В основном из тех, кто приехал на фестиваль из любопытства или заодно с друзьями.

Сержант, наконец, сдался перед бунтом техники, повесил микрофон, поставил ноги на землю и задумчиво почесал голову.

– Эй, начальник, – окликнули его из толпы. – Ты хоть объясни, что происходит! А то, говорят, тут чеченцы целый поселок вырезали!

– Какие чеченцы? – отмахнулся милиционер. – Ваши же дружки перепились и резню устроили. Стас, давай так: вы с Лехой соберите арестованных в один сарайчик, заприте… Убитых не трогайте, пока бригада не приедет. Ну, ты покарауль задержанных, а Леха пусть любопытных в деревню не пускает, и проследит, чтобы из лагеря никто не ушел до приезда следаков.

– Нам тут что, на цепи сидеть? – моментально начали возмущаться в толпе.

– У меня собака дома некормленая!

– А у меня сегодня деловая встреча!

– Спокойно граждане, спокойно! – поднял ладони сержант. – Отсюда до Кировска всего двадцать километров! Через час сюда приедут наши сотрудники, снимут предварительные показания, запишут ваши данные и вы сможете отправиться на все четыре стороны! Стас, а ты не стой. Работайте давайте, работайте.

Он захлопнул дверцу, завел мотор. Минуту выждал, давая маслу время разойтись по двигателю, после чего тронулся и медленно двинулся к выезду с поляны. Там «УАЗик» остановился. Сержант вылез наружу, присел на землю и принялся рассеянно ковырять пальцем землю. Росин побежал к нему – толпа хлынула следом.

Выезд с поляны на шоссе огораживали несколько высоких тополей. Деревья стояли на месте, но вот шоссе – шоссе не было! Сразу за тополями начиналась заболоченная низина, утыканная редкими низкими березками. Патрульный расковырял ямку глубиной сантиметров десять, поднял глаза на Росина:

– Ты смотри, как его уничтожили. Никаких следов не осталось.

– И что делать будем?

– Придется пешком идти, – выпрямился сержант. – От деревни должна быть дорога. Иначе как они тут живут? До Кировска доберусь, там разберемся. Боюсь только, не поверят они мне.

– А нам что, до завтра тут торчать, пока вы все туда-сюда бродите? – выступил вперед молодой человек в капроновом спортивном костюме. – Мне сегодня в три нужно быть на Витебском вокзале. Я из-за вас работу терять не намерен!

– А у меня собака некормлена! – поддакнул женский голос.

– Мне нужно сделать сегодня в два важный звонок, – добавил стоящий с края полный лысоватый мужчина. – А телефон здесь почему-то не работает.

– Сделаем так, – сдался сержант. – Все, кому срочно нужно уехать, пойдут со мной. В отделении с них снимут показания, после чего отпустят. Только имейте в виду: идти придется больше двадцати километров. Это тяжело.

– Двадцать километров, это часов пять идти, – покачал головой мужчина. – Как бы не опоздать. Девятый час уже.

– Ну, кому нужно, идите за мной, – сержант двинулся через поляну в сторону разгромленной деревни.

– Мастер, а телефон-то крякнулся, – окликнул Росина Немеровский. – Ни ответа, ни привета. Словно мы в пустыне Сахара сидим, а не рядом с городом.

– Мой тоже не работает, – кивнул Костя. – И милицейская рация.

– Может, буря электромагнитная?

– Вполне может быть, – пожал плечами мастер. – Она и бакены по Неве утопила, и дачи на том берегу снесла, и дома в деревне подменила, и шоссе кировское сжевала.

Немеровский круто развернулся на одном месте:

– От блин! И правда ничего нету! Слушай, мастер… Ну ладно, бакены утопить можно, а дачи-то куда делись? Нет, снести дома можно – но откуда вместо них лес?

– Ты дежурных на кухню назначал? Пусть кашу на завтрак варят. Сейчас сержант свалит, сходим лодку одну внимательно осмотрим. Потом позавтракаем и совет мастеров соберем. Может, к тому времени что и уяснится.

Когда вместо шоссе за поляной обнаружилась низкая болотина, Степану стало жутковато. Он мог понять, как опившиеся водкой и чокнутые на мечах мужики полезли грабить соседние дома – кто их знает, может они себя викингами вообразили? Но исчезнувшее шоссе… От этого веяло настоящей чертовщиной, и сержант даже тихонько незаметно перекрестился.

Упрямство свидетелей, вечно норовящих ради своей копейки плюнуть на чужую жизнь, на этот раз его только порадовало – топать в Кировск в одиночку ему совсем не хотелось. Поэтому Степан разрешил всем желающим идти за ним, а потом с независимым видом двинулся к деревне.

Поднявшись на холм, он оглянулся: следом вытянулось в цепочку шесть человек. Две девицы, какой-то хиппи с дымящейся самокруткой во рту, лысоватый мужчина и две парней в спортивных костюмах. На душе стало чуть спокойнее – Степан ни разу не слышал, чтобы лешие или «зеленые человечки» связывались с такими большими группами людей. С лесной нечистью сталкиваются чаще всего одиночки.

Поравнявшись со своим подчиненным, сидящим на березовом чурбаке, сержант остановился:

– Ну как у вас тут, Стас?

– Сволокли их всех вместе. Ножи всякие, сабли, кистени и прочее в том доме, за дверью сложили. Леха двоим ноги прострелил. Врач из этих, – милиционер кивнул в сторону поляны, – лапы перевязал, но нужно скорую. И еще один… В куртке был, в кожаной, а внутри железо зашито. «Макаров» куртку не пробил, но кости у него, кажись, все переломаны. Долго не протянет.

– Ладно, смотри тут, больше не пей. Я скоро вернусь.

От деревни вниз с холма действительно вела узкая тропинка. Степан пошел по ней, надеясь, что вскоре выйдет на более проезжую дорогу. Он не видел, как к оставленному им часовому подошла босоногая девушка лет семнадцати в простой полотняной рубахе ниже колен и протянула деревянный ковшик:

– На, трудник,[20]20
  Трудник – человек, взявший на себя подвижнический обет


[Закрыть] испей кваску с устатку.

– Спасибо, – с самого утра Стасу в рот не попало еще ни капли воды, а пить после вчерашнего хотелось страшно. Он с наслаждением выпил холодный, чуть кисловатый пенящийся напиток: – Ох, хорош квасок, забористый. Спасибо.

– Сама варила, сама ставила, сама стерегла, – девушка забрала ковшик и поклонилась патрульному в пояс. – Благодарствую тебе, вой, за станишников[21]21
  Станишник – тать, рабойник, вор, преступник.


[Закрыть] злобных. Ты спи, беды не чуй. На тебя затайки не держу.

– Да что ты, все хорошо… – Стас почувствовал, как у него слипаются глаза. – Черт, вставать только рано пришлось.

Гостья выпрямилась и молча ждала. Милиционер клюнул носом раз, другой, а потом повалился с чурбака на бок. Девушка отошла к сметанному неподалеку от сарая стожку, принесла охапку сена, подложила Стасу под голову. Потом сходила еще за несколькими охапками, торопливо обкладывая ими сарай с арестованными бандитами, больше всего навалив около подпертой двери.

Стас перевернулся на спину и начал раскатисто похрапывать.

Тропинка продолжала вилять по лесу вдоль Невы, обходя буреломы и заболоченные впадины, ныряя в овражки и забираясь под низкие березовые кроны – но так и не думала выводить путников на дорогу. Наконец, когда впереди открылась небольшая поляна, лысоватый мужчина взмолился:

– Ребята, давайте отдохнем немного! Задыхаюсь.

– Ладно, перекур, – разрешил сержант, останавливаясь рядом с активно лезущем из широкой ямы ивовым кустом и доставая пачку «Мальборо». – Рано задыхаться начали, пяти километров еще не прошли.

– Вообще-то, тут шоссе должно быть, – прижал ладонь к боку мужчина. – И масса проселков. А вы нас какими-то кабаньими тропами ведете.

Парни и девушки, собравшись кружком, защелкали зажигалками. Хиппи, ничуть не стесняясь сержанта, принялся сворачивать «косяк».

– Большинство проселков ведет от населенных пунктов к реке, – парировал Степан. – Раз мы не пересекли ни одного, значит их нет.

– И куда они все внезапно подевались? – саркастически поинтересовался мужчина. – Волки съели?

– Придем в Кировск, там, надеюсь, все выяснится, – пожал плечами сержант – и вдруг увидел, как из-под березовых ветвей вылетают, прижимаясь к гривам коней, закованные в железо всадники с обнаженными саблями.

Степан схватился за кобуру, расстегнул – а первый из всадников уже промчался отделяющие его от людей пять-шесть метров. Степан достал пистолет – всадник в островерхом шлеме с посвистом взмахнул саблей направо и налево. Голова стоящей к нему спиной девушки надломилась набок и повисла на лоскуте кожи, а череп лысого мужчины прорезала глубокая рана. Сержант столкнул флажок предохранителя, дернул затвор – скачущие по пятам первого два других всадника располосовали саблями хиппи и обоих парней, а первый воин уже поравнялся со Степаном.

Сержант вскинул пистолет, но каленый суздальский клинок упал вниз, прошелестев мимо его уха и перерубив ключицу и несколько верхних ребер. Рука повисла. Двое поотставших всадников дотянулись мечами до последней уцелевшей девушки, отрубив ей руку и глубоко исполосовав спину. А Степан приложил левую руку к разрубленному плечу, посмотрел на струящуюся кровь и сильно удивился тому, что после всего этого остался жив. Однако в ногах ощутилась предательская слабость. Сержант упал на колени, простоял так еще несколько секунд, стараясь удержаться в сознании, а потом рухнул лицом вниз.

Человек государев

Трое скачущих одвуконь.[22]22
  Одвуконь – верхом, и еще с одним заводным (резервным) конем


[Закрыть] всадников стремительно пронеслись по тропе между яблоневым садом и капустными грядками, проскочили в ворота огороженного высоким тыном двора и остановились у резного крыльца бревенчатого дома в два жилья[23]23
  В два жилья (дом) – два этажа


[Закрыть]

– Никак в нетях все? – усмехнулся русоволосый кареглазый воин, одетый в зашнурованный до горла короткий юшман.[24]24
  Юшман – это кольчужная рубашка с вплетенным на груди и спине набором горизонтальных пластин. На изготовление юшманов, обычно, шло около 100 пластин, которые монтировались с небольшим припуском друг на друга. Юшман имел полный разрез от шеи до подола, надевался в рукава, как кафтан, застегиваясь застежками – «кюрками» и петлями. Иногда «доски» юшмана «наводились» золотом или серебром; такой доспех мог стоить очень дорого. Вес юшмана: 12–15 кг.


[Закрыть] Ноги его поверх сапог из толстой бычьей кожи прикрывал темный батарлыг,[25]25
  Батарлыг (бутурлык) – воинский доспех, прикрывающий ногу воина от колена до щиколотки.


[Закрыть] на правой руке был закреплен ярко начищенный наруч.[26]26
  Наруч – наручи предохраняли руки русского воина, одетого в доспехи, от локтя до запястья. У кистей рук наручи соединялись прямоугольными пластинами – чревцами, к руке они крепились ремешками.


[Закрыть] – Государеву человеку корец[27]27
  Корец – небольшой ковш.


[Закрыть] поднести некому?

С левой стороны его седла, у самого стремени, под круглым щитом, болталась потрепанная ивовая метелка, с правой стороны, под островерхим шлемом, покачивалась полусгнившая собачья голова. Колчан с луком лежал на крупе вороного коня.

– Смотрите, чудь белоглазую провороните, – он спрыгнул с седла на землю, придержав кривые сабельные ножны.

Только тогда из ворот длинного сарая, у стены которого лежала кипа сена, выбежал боярский ярыга[28]28
  Ярыга – человек, попавший за долги в кабалу. В отличие от крепостного, он не мог покинуть своего хозяина.


[Закрыть] и подхватил коня под узды.

Двое других всадников тоже спешились. Один – совершенно седой, с короткой аккуратной бородой, был одет в старый дедовский колонтарь[29]29
  Колонтарь – доспех без рукавов из двух половин, передней и задней, застегивавшихся на плечах и боках латника железными пряжками. Каждую половину от шеи до пояса составляли ряды крупных металлических горизонтально расположенных пластин, скрепленных кольчужным плетением. У пояса прикреплялась кольчужная сеть – подол, спускавшаяся до колен. Спинные пластины колонтаря делались тоньше и меньше грудных.
  Русские колонтари очень высоко ценились во всем цивилизованном мире. Стоимость парадного доспеха, украшенного золотой насечкой, гравировкой, прорезным орнаментом, доходила до 1000 рублей. Для сравнения: годовое жалование тогдашнего офицера (служилого боярина) составляло от 4 до 12 рублей. Проще современному лейтенанту новенький «Мерседес» купить, чем тогдашнему – парадный доспех.
  Колонтарь использовался в русскими воинами начиная с 14 и по 17 века.


[Закрыть] и полотняные порты, на поясе висел прямой меч и длинный косец. Второй, молодой безусый парень, красовался в одной косоворотке – правда, у седла его также висели продолговатый щит-капелька и ляхская железная шапка с бармицей, а на поясе болталась кривая татарская сабля.

Из дома выбежало еще несколько подворников,[30]30
  Подворник – бездомный человек, живущий при чужом дворе, батрак.


[Закрыть] а следом за ними появился и сам боярин Харитон Волошин, в синем опашне поверх блестящей рубахи и портков из повалоки.[31]31
  Повалока – собирательное название для чужеземной (привозной) ткани.


[Закрыть]

– Не рад государеву человеку, боярин, – укоризненно покачал головой Зализа. – Не ждешь, не привечаешь.

– Пульхерия, поднеси гостям сбитеню[32]32
  Сбитень – горячий напиток из воды, меда и пряностей.


[Закрыть] с дороги, – распорядился Харитон. – В горницу их проводи, снеди поставь.

Однако спорить с тем, что гостю он не рад боярин не стал.

Еще ни разу вслух не повздорил боярин.[33]33
  Боярин – русский князь средней руки, подчиненный вассальной зависимостью более крупному землевладельцу. Водьская пятина, например, входила в состав Новгородской феодальной республики. Соответственно, местный боярин был обязан по призыву явиться в ряды новгородской рати вместе со своими вотчинниками.


[Закрыть] Волошин, считающий свой род со времен великого князя Михаила и владеющий самыми обширными поместьями на Ижорском погосте с опричником[34]34
  Опричник – офицер, подчиняющийся лично государю и выполняющий его указы. За время безвластия (Иван Грозный ступил на престол в возрасте трех лет и, естественно, долгое время не мог являться реальным руководителем) русское дворянство привыкло к бесконтрольности и вело себя наподобие польской шляхты. В 1550 году царь Иван учредил личную тысячу, в которую вошло 6000 вольных людей всех званий, каковая и стала выполнять исконно дворянские обязанности: нести воинскую службу и осуществлять административно-управленческие функции. «Тысяча» подчинялась лично государь, оприч прочих, зачастую враждебно настроенных руководителей.
  Принцип опричнины хорошо знаком нашим современникам. Владимир Путин, став президентом, так же учинил опричнину: назначил семерых своих представителей, подчиненных лично ему и способных доводить волю руководителя государства оприч местных властей. Сходство подчеркивается и тем, что термина «опричник» в 16 веке не существовало, его придумали историки намного позднее. Официально опричники назывались «государевыми людьми», ругательно их обзывали «кромешниками» – то есть людьми, балансирующими на границе добра и зла.


[Закрыть] Семеном Зализой, целовавшем саблю лично государю Ивану Васильевичу на верное честное служение и получившего на прокорм семь деревенек, откупленных у вотчинника[35]35
  Вотчинник – более мелкий дворянин подчиненный вассальной зависимостью местному князю или боярину.


[Закрыть] Антелева, как разоренные полным его нерадением[36]36
  Откупленные деревни – Иван Грозный имел привычку изымать владения у нерадивых хозяев, излишне притесняющих крестьян, неспособных привлечь к себе новых поселенцев, выставить полноценных ратников с «хорошей земли». За отобранные владения выплачивался выкуп.


[Закрыть] Вслух они никогда не спорили – но взаимная неприязнь выступала в мелочах. Никогда еще корец после долгого пути не подносила опричнику дочь или жена боярина Харитона – а только дворовые бабы. Именно бабы – даже девки молодой Волошин к государевым людям не подпускал. Никогда не садился боярин с Зализой за один стол, никогда не кормил вдосталь. Только так, долг свой блюл, и не более.

Зализа же со своей стороны не забывал поспрошать у старых людей, как вели себя дед и отец боярина во время новгородских измен,[37]37
  Новгородские измены – жители Новгорода отличались хронической неуживчивостью с остальной Русью, и с достаточной регулярностью то объявляли о своей независимости, то звали к себе «на стол» мелких приблудных князей. Соответственно, практически каждый великий князь или царь хоть раз, но ходил на Новгород воевать. На момент описываемых событий последний раз новгородцам «вправлял мозги» Иван III в 1471 году.


[Закрыть] и слова эти запоминал; примечал, сколько дворов в деревнях боярских, сколько пашни поднято. Правда, боярин пока не обманывал, и по государеву призыву выставлял со своих больше чем двух тысяч вспаханных четей двадцать два всадника.

Хотя, может, и не дичится боярин опричника, а просто родом своим горд без меры. Вон, дочке его, Алевтине, уже шестнадцать лет скоро, а он женихов достойных до сих пор выбрать не может. Вотчинник Коволин сватался – прогнал.

– Что тебя в земли мои привело, человек государев? – вежливо поинтересовался боярин, глядя как поглощает опричник горячий сбитень. – Али дел больше на рубежах государевых нет?

– Верно молвишь, есть дела на рубежах государевых, – Зализа стряхнул последние капли на землю и утер рот. – Да сам знаешь, бояре и вотчинники земские долг свой забыли. Смердов[38]38
  Смерд – крепостной крестьянин в древнерусском государстве. Позднее – презрительное название всех простолюдин. Предполагается, что название произошло от слова смердеть (вонять, чадить), хотя могло быть и наоборот. Понятие «крестьянин» (христианин) по оценке историков появилось не раньше 17, а то и 18 века.


[Закрыть] без меры тяготят, за землями своими не следят, порядок не блюдут. Приходится нам, слугам государевым, станишников ловить.

– Это ты здесь их ловить собрался? – скрипнул зубами боярин.

– Нет, возле леса Игнатова, что у деревни твоей, Замежьи. Пришел ко мне намедни афеня[39]39
  Афеня (офеня) – коробейник, торговец вразнос. Скрывая торговые дела от разбойников, они придумали разговаривать на своем особом, непонятном окружающим языке (по фене).


[Закрыть] почаповский, да рассказал, как у Игнатова леса трое татей его зацапали, товар и деньгу отобрали, да еще и порты сняли. Примету назвал ясную: косарь[40]40
  Косарь – большой нож, сделанный из обломка косы.


[Закрыть] у станишников с рукоятью из кости резной, на собачью морду похож. – Опричник оглянулся на своих людей: – Агарий!

Седой мужчина снял с пояса длинный нож, протянул своему воеводе. Зализа показал трофей боярину:

– Похожа?

Чья-то умелая рука завершила истертую рукоять оскаленной песьей мордой, старательно прорезав каждую деталь.

– Приметная вещь, – вынужденно признал Волошин.

– И порты у него тоже приметные, – рассмеялся опричник. – Но их я брать не стал, не обессудь.

– Кто же тати?

– Как кличут, мы не испрашивали, боярин. Посекли и оставили волкам на поживу. А поежели ты смердов к осени не досчитаешься, стало быть не те людишки в поместье твое сбиваются, подумай.

– Ништо, я станишникам не скрывщик. Сам повешу, поежели найду.

– Ну-ну, – опричник отдал косарь Агарию.

– Почивать собираешься? Али не притомился? – скромно поинтересовался боярин.

– Нам почивать невместно, – отмахнулся Зализа. – Завтра засечный дозор сменить надобно. Почитай, десять дней в поле.

Уж чего-чего, а ночевать в доме боярина Волошина он не останется ни за что! Государь особо зарок требовал, чтобы с земскими опричным людям не водиться, не разговаривать, на свадьбу друг к другу не ходить. Забыть не могут бояре, как при младенчестве государевом руки над собой никакой не знали, долг Москве отдавать не хотели, под чужую руку земли русские предавали. Нет, к этой заразе государеву человеку касаться нельзя. Его долг измену выгрызать, а предателей – выметать.

К тому же, и до своих деревенек полдня пути осталось.

– Тогда в горницу прошу, чем богаты. Пульхерия, проводи гостей.

Сам боярин за стол к низкородным, по его мнению, людишкам не сел, и ели они в гордом одиночестве. Харитон Волошин, как всегда, разносолами гостей не баловал: холодные щи,[41]41
  Щи – щами на Руси назывался любой суп.


[Закрыть] со свеклой, запеченная утка, вареная убоина[42]42
  Убоина – говядина


[Закрыть] пряженцы,[43]43
  Пряженцы – жаренные пирожки


[Закрыть] с вязигой[44]44
  Вязига – сухожилие красной рыбы, связки, идущие вдоль всего хребта. Для пирогов вязигу варили.


[Закрыть] да сыта[45]45
  Сыто – разбавленный водой мед, подаваемый в конце застолья. Наесться «до сыта» дословно означает – нажраться до упора.


[Закрыть] напоследок. И на жадность хозяина сетовать не за что, и не рассидишься особо. Где-то через час приморившие червячка гости вышли на крыльцо. Из раскрытых ворот сарая доносились звуки кнута и жалобные вскрикивания. Зализа улыбнулся. Он знал, что происходит: на конюшне пороли нерадивого дозорного, прозевавшего приезд вооруженных гостей. И правильно пороли: сегодня опричников проглядит, завтра ляхов прохлопает.

– Эй, ярыга, кони кормлены?! – громко окликнул Семен, хорошо зная, что провожать его боярин не придет.

– Сей же час, воевода,[46]46
  Воевода – военачальник, совмещавший административную и военную функции. Это слово появилось в 10 в. и часто встречается в летописях. До 15 в. он обозначал либо командира княжеской дружины, либо руководителя народного ополчения. В 15–17 вв. так именовали командиров полков и отдельных отрядов. В 18 в. указом Петра I звание «воевода» было отменено. Помимо чисто военного чина, были и городовые воеводы. Это звание, или скорее должность, появилось в 16 в. Люди, носившие его, были правителями города.


[Закрыть] веду, – высунулся из ворот конюшни харитоновский человек.

– До темна дома будем, – с удовлетворением отметил Зализа. – Пожалуй, к Неве завтра не с утра поскачем, а после полудня. В поле переночуем, а поутру назад.

Дорога из боярского двора вела широкая: заводной конь легко шел рядом со всадником. Позвякивая кольчугами, маленький отряд за пару часов миновал волошинские деревеньки Елгино и Кость, после чего втянулся на узкую тропу, ведущую вокруг Лисинской вязи.

Болота были сущей напастью Северной пустоши, покрывая большую ее часть. Недаром издавна по сторонам Невы ютились только редкие чухонские рыбацкие деревушки, да попадались на зимниках лабазы промысловиков из Нового Города, забредавших в гнилые места только в студеную пору.

Под копытами зачавкало, осиновые ветви стали бить по лицу, заставляя людей опускать головы к самым гривам. Кони шли неспешным шагом, успевая прихватывать мягкими губами зеленые листочки – и в ушах тут же зазвенели крылышки собравшихся со всей округи комаров. По счастью, на взгорке впереди пять лет назад лихо погулял смага,[47]47
  Смага – пожар.


[Закрыть] и с тех пор там только-только начали подниматься молодые березки. Перемахнув темный землистый ручей, всадники взметнулись на холм, под яркое солнце и пустили коней в намет, дозволяя встречному ветру сдуть комариное племя. Промчавшись так с полверсты, снова перешли на широкую походную рысь, сберегая силы коней.

Пожарище кончилось, и тропа опять сузилась до полсажени,[48]48
  Сажень – мера длины, первоначально равная длине вытянутой руки или большому шагу. Термин происходит от глагола сягать (широко шагать). С 11 в. так стали называть меру в два раза большую – от конца пальцев одной руки до конца пальцев другой. Это так называемая прямая сажень. Косая сажень определялась от пальцев ноги до конца пальцев руки, вытянутой над головой по диагонали. Сажень уточнялась более чем тридцатью различными определениями, которые указывали на разное метрологическое содержание и на сферу применения: сажень аршинная, береговая, большая, великая, городовая, государева, дворовая, землемерная, земляная, казачья, казенная, коловратная, косая, косовая, крестьянская, лавочная, маховая, мерная, мостовая, небольшая, новая, ножная, печатная, писцовая, полная, простая, прямая, ручная, степенная, ступенная, таможенная, трехаршинная, трубная, указная, ходячая, царская, церковная, человечья, четырехаршинная и так до бесконечности.


[Закрыть] протискиваясь мимо темно-зеленых елей, и стала описывать новую широкую дугу вокруг Розинской топи. Еще час пути – и впереди открылся Кауштин луг. Начинались жалованные государем опричнику Семену Зализе земли.

Как раз Кауштин луг и вызывал у Семена самые грустные мысли. Почти три сотни чатей пустующей земли, стремительно зарастающей ивой, да полуразвалившаяся печь на печище у хвойника, рядом с узкой речушкой. Смерды, жившие там при вотчиннике Антелеве, после пожара строиться заново не стали, а ушли к Казанским засекам, на новые земли. С тех пор здесь никто не селился, а оставшийся без рук позем погибал.

Прямо из-под ног вырвался серый комок и, отчаянно петляя, рванулся к рябиновым кустам. Хотя косой сам напрашивался на стрелу, воины пожалели тратить на него время. Отмахав полторы версты широкого луга, они попали под кроны густого лиственного леса, заросшего перепутанной травой, пересекли неширокий овражек, обогнули Земляной Глаз – небольшое лесное озерцо и вышли на довольно широкую тропу, по которой опять можно было двигаться широкой рысью. Впереди засветлело: там открывалась длинная Чепекская верея.[49]49
  Верея – луг или поле с поперечными лесными перемычками


[Закрыть] Тропинка раздвоилась.

– Смотри, Осип, завтра к полудню! – напомнил Зализа, и слегка шлепнул коня по крупу, подгоняя его вперед.

– Благодарствую, воевода! – парень в косоворотке свернул на боковую тропинку. – Как солнце поднимется, сразу стронусь!

Опричник кивнул, поглядывая на небо. Там натягивались темные тучи, обещая непогоду. Значит, стемнеет куда раньше, чем он рассчитывал.

– Давай, Урак, давай, – снова поторопил Семен коня. – Скоро отдохнешь.

Тропа вдоль вереи была если и не широкой, то хорошо натоптанной, и всадники могли не бояться неожиданных ям или низких ветвей. Миновав луг, они повернули налево, вброд перешли небольшую прозрачную речку, немного проскакали вдоль нее.

– Я поеду, воевода? – запросился Агарий.

– Ступай, – кивнул Зализа, позволяя воину повернуть коней, а сам двинулся дальше вниз по течению.

Еще час скачки – и впереди показалась деревня. Опричник въехал во двор с первыми каплями дождя, самолично расседлал коня, после чего завел обоих скакунов в загон и насыпал им овса. На улице и вовсе стемнело – только ливень шумно хлестал по дранке крыши, по уличной траве, по листве ближних деревьев. Зализа запахнул ворота, кинул поперек створок завор, и поднялся в дом.

Лукерья суетилась у печи, не заметив возвращения хозяина даже после того, как опричник вошел в комнату. Спохватилась она только после того, как грохнули о лавку снятые вместе с широким поясом ножны – приставила ухват к стене, поклонилась:

– Здрав будь, Семен Прокофьевич. Потчевать не желаете? Щи грибные горячие, сорочинская ярмарка[50]50
  Сорочинская ярмарка – так иронично называли рисовую каша. Наименование «сорочинская» произошло от слова «сарацин» – мусульманин, так как рис привозили из мусульманских стран.


[Закрыть] с убоиной сейчас будет.

– Откель убоина? – удивился опричник, расшнуровывая юшман.

– Никита Разин, смерд из Еглизей, оброк намедни привез. Полть[51]51
  Полть – половина мясной туши, разрубленная вдоль по хребту.


[Закрыть] убоины, полть хряка опаленного, грибов кадушку, капусту, морковь, несколько мешков ячменя, овес, капусту, морковь, репу. Я в клеть во дворе сложить велела, сами можете посмотреть, Семен Прокофьевич. Еще чухонец заходил, что в Антелевом месте осел. Принес трех лещей копченых, щуку с полпуда весом. Я в погреб сложила.

Крещеный чухонец Ждан, неведомо откуда прибредший тонник, год назад поселившийся в полуразвалившемся доме вотчинника Антелева был единственном приобретением Зализы на новом месте.

Получивший земли еще от великого князя Василия Ивановича, прежний боярин явно желал получать с новых угодий столько же дохода, сколько и с волжских вотчин. Посаженый им наместник так гнел смердов, что разбежались почти все. Хотя размерами дарованные Зализе земли мало уступали поместьям служилого[52]52
  Служилый боярин – дворянин, получавший земельный надел за воинскую службу. Обязанность нести службу передавалась по наследству вместе с наделом.


[Закрыть] боярина Волошина, но из семи деревень две вовсе пустовали, в Погах и Еглизях осталось по два двора, в Тярлево один. Только в Кабраловке и Анинлове уцелело четыре нормальных подворья – правда, один из домов занимал сам опричник.

Видимо, антелевский наместник считал, что семья мужика Лукашина, только-только поставившая новый дом, никуда не денется, а потому прижал ее сильнее других. А они взяли, да и ушли, оставив на память о себе приживалку Лукерью – женщину лет сорока, потерявшую всю родню после набега ливонской шайки.

Приняв под свою руку такую разоренную вотчину, Зализа оброка снижать не стал, но от барщины смердов освободил полностью, и они, вроде бы, с облегчением подняли головы и разбегаться больше не торопились. Правда, новых поселенцев в его владения не приходило. Да и кому хотелось жить в здешних болотистых местах? Единственное прибавление – круглолицый, пропахший рыбой чухонец, поднявшийся как-то на лодке от Невы по мутноватой Ижоре и поставивший под взгорком у реки свой шалаш.

Трудно понять, то ли был он глуп от рождения, то ли прикидывался, но на расспросы опричника кто он и откуда, говорил только, что ушел с острова Русов, потому, как жить там стало тяжело. Зализа тогда махнул рукой в сторону бесхозного Антелевского дома – мол, живи здесь, и оставил его в покое. Ждан перебрался в дом, потихоньку перекрывая крышу и поднимая углы, а заодно ставил в Ижоре сети с ячеей в пять ногтей,[53]53
  Ноготь – единица, которая использовалась для определения незначительных расстояний и величин. Выражения «с ноготь», «на ноготь» употребляются в переносном значении «очень маленький», «незначительный». У рыбаков на озерах Волхов и Ильмень термин «ноготь» применялся для измерения ячей сети.


[Закрыть] коптил на опушке рыбу, не забывая время от времени приносить часть улова в дом помещика. Потом вдруг оказалось, что вместе с ним живет светловолосая рябая женщина и двое сорванцов – видать, решился осесть.

Больше никто на земли Зализы не приходил, надела не просил. Может, когда вырастут отроки во дворах нынешних смердов, он и не захотят уходить из родных мест, поднимут забытые пашни, заново отстроят ушедшие в землю дворы. Ну, а пока Семену Зализе только-только хватало на прокорм. Если бы не государевы двадцать рублей в год за службу – так и вовсе хоть подаяние проси.

Самое обидное – боярин Харитон, имея под собой почти шесть сотен дворов сидел в поместье, и в ус не дул, а Зализе приходилось стеречь границы Северной пустоши, наскребая засечные наряды со своих двенадцати дворов. Хорошо, в Кабраловке у Кузнецовых хозяйство стояло крепко, и деда их Агария, прошедшего несколько войн, Зализа мог брать в засеку, не боясь разорить двор, да в Погах у Моргуновых старший сын сам рвался попробовать свои силы в ратном деле. Еще двух ребят он сманил со своей черной сотни после того, как саблю государю поцеловал – эти хозяйством обзавестись не успели, и с ними было проще.

Свое маленькое воинство Зализа берег – потому, как другое взять неоткуда. Осипу отдал привезенные из Казанского похода щит, шлем и саблю, снятые с убитого татарина, со всеми делился маленькой мздой, случавшейся на порубежной службе. Так, с трех станишников, пойманных в Игнатовом лесу осталось им помимо косаря еще и отрез гладкого голубого шелка, пара сафьяновых сапог, топор, один золотой ефимок, да около рубля серебром. Талер Зализа взял себе, а всем остальным «побрезговал», позволив разделить своим засечникам. Пусть дома похвастаются.

Зайдя в свою комнату, опричник скинул на сундук тяжелую бронь, войлочную поддоспешную рубаху, с наслаждением потянулся. Тело казалось легким, невесомым. Толкнись ногами от пола – воспаришь под самый потолок.

– Лукерья, а Мелитина где?

– Домой пошла, Семен Прокофьевич, недужится ей.

Мелитиной звали девицу со двора Береженых, что помогала Лукерье по хозяйству у барина. Семену она нравилась – да так, что пребывала на сносях и вроде вот-вот должна родить. Зализа надеялся, мальчика – воспитает он из своего байстрюка[54]54
  Байстрюк – внебрачный ребенок.


[Закрыть] воина, будет кому порубежье оставить. Мелитина нравилась барину настолько, что когда домохозяйка намекнула, что может взять в помощницы молоденькую щекастую Младу из Еглизей, он отказался.

– Ладно, коли недужится, стерпим и без нее. Ну, угощай, Лукерья.

Женщина вытянула ухватом из печи корчагу, хорошенько взболтала в ней черпалом, поднимая со дна гущу, налила пахнущих дымом и тонкой лесной горчинкой грибных щей в большую ношву[55]55
  Ношва – большая миска в виде корытца


[Закрыть] – меньше после дальней дороги и предлагать соромно – поставила перед опричником. Зализа, перекрестившись, отломил от каравая краюху ржаного хлеба и взялся за ложку.

– Удальцов своих завтра приведете, Семен Прокофевич? – поинтересовалась Лукерья.

– Послезавтра, – покачал головой опричник. – Пусть Осип с Агарием дома немного перед нарядом побудут. После полудня тронемся, в поле переночуем, а послезавтра к вечеру вернемся. Не бойся, Лукерья, щи твои не пропадут.

После того, как Зализа выхлебал суп, домохозяйка столь же щедро сыпанула ему непривычно белой с крупными мясными кусками сорочинской каши, налила ковкаль[56]56
  Ковкаль – деревянная чаша


[Закрыть] хмельного меду. Семен осоловел просто от обильной сытной еды, а запив это медом начал ощутимо клевать носом. Борясь со сном, он ушел в свою комнату, разделся до исподнего и забрался под теплое одеяло, на застеленный чистым прохладным полотном, пахнущий свежим сеном травяной тюфяк.