Текст книги "Он и она"

Александр Альбертович Редько
Он и Она
Повесть о любви

© Редько А. А., 2016

© Издательский дом «Сказочная дорога», оформление, 2016

Милые женщины! Я вас люблю. Не ищите в героинях моей книги себя. Уверяю – все совпадения абсолютно случайны. Кроме одного – самого главного.

Александр Редько

Наталье В. посвящаю

В любви Она продолжала любить себя. Он, как это ни странно, любил её и эту любовь в себе. Они оба были такими разными, что, по сути, быть вместе вообще были не должны… Но они были. Он искренне и всем сердцем любил её. Она принимала его любовь и позволяла любить себя. Он мучился и переживал. Она говорила, что это – жизнь. И Она будет жить так, как захочет того сама.

Он внутренне сопротивлялся, но соглашался с ней. Просто потому, что считал тогда – Она хочет это слышать. И говорил. Потому что очень любил. Очень. А ещё Он очень боялся её потерять, делая из-за этого страха одну ошибку за другой. Он постоянно искал в ней хорошее, говорил и писал ей об этом. Называл своей Королевой, а Она отвечала, что Он всё это придумал. Выдумал. Хотя, скорее всего, втайне гордилась этим. Он использовал малейшую возможность, чтобы рассказать ей о своей любви, показать её, подтверждая делами. А Она отвечала, что Он пугает её и что у него навязчивые мысли.

…Сейчас, сидя дома на кухне один, Он мучительно думал о том, что, может быть, не надо каждый день по много раз говорить женщине о своей любви? Может, и правда надо было быть более холодным и сдержанным? Надеть на свои чувства и мысли строгие «намордник» и «ошейник» и тоже, снисходительно улыбаясь, просто несколько приоткрываться, давать женщине почувствовать, что она ему небезразлична? Совсем чуть-чуть, самую малость. И снова захлопывать дверцу, как только женщина попробует туда, в эти чувства, войти?

Может, и правда надо держать женщину на коротком поводке, иногда отпуская его, а как только отойдёт она несколько дальше, чем было позволено, тут же грубо натянуть поводок, подтащить к себе эту женщину и сказать: «Люблю». Чтоб знала своё место. Может, может, может…

Он не мог так. Не мог по определению, потому что чувства распирали его, рвались наружу, и Он постоянно твердил ей: «Люблю тебя, моё Солнышко!»

Сложилось так, что жили они в разных странах, и Бог ничего умнее не придумал, как поселить их за тысячу километров друг от друга, связать телефонной линией, предварительно сделав так, чтобы их пути три года назад пересеклись. Он зарабатывал и старался видеть её как можно чаще. Она именно в эти моменты была счастлива вместе с ним. Но там, где Она жила, у неё была работа, дом и прелестная дочь, которую с младенчества воспитывала сама, без мужа. И всё же в те дни, когда они были вместе, Она была счастлива. Счастлива… Или ему это только казалось? А может, Бог был настолько прозорлив, что, поселив их за тысячу километров друг от друга, сохранил ему жизнь, избавив от необходимости ежедневно проходить мимо её дома после разлуки и видеть свет в её окнах? Или, что ещё хуже, – силуэт другого мужчины в проёме её окна? А ей дал возможность наконец понять, что мужчина действительно может искренне и очень сильно любить?

Не надо больше ломать копья, придумывать и искать ответы на вопросы, чего хочет женщина и как её понять. Скорее всего, женщин по психологическому типу в отношениях с мужчинами условно можно разделить на две категории – «собака» и «кошка».

«Собака»: «Он – хозяин в доме, в жизни – везде. Он – друг, любимый, самый лучший мужчина на свете, и я беззаветно предана ему. Я люблю его не за что-то, а потому что. Просто потому, что он есть в моей жизни. Просто потому, что я уверена в нём. Просто потому, что не предаст, не унизит и не ударит. Я люблю его! Он – хозяин».

«Кошка»: «Я позволяю себя любить. Я милая, нежная, ласковая и красивая. Но если хоть что-то не так, я могу выпустить свои острые коготки и больно оцарапать. Я знаю, что на меня не рассердятся, меня не ударят, просто будут осмотрительнее и станут ещё больше любить. Я гуляла и буду гулять сама по себе, и никто мне не указ. Я не привязана к хозяину и буду делать только то, что захочу и что решила сама. Но иногда я буду делать вид, что советуюсь и даже соглашаюсь с тем, с кем я живу. Это просто! Надо только, время от времени ласково заглядывая ему в глаза, немного поурчать. Это стимулирует его любовь ко мне! Я своенравна и своевольна. Мне хорошо с собой, а когда всё же бывает плохо и одиноко, конечно, я прыгну ему на колени и даже позволю себя погладить. Ведь он так любит меня! Но когда я успокоюсь и отогреюсь, я снова буду жить так, как захочу. Ведь хозяйка здесь я!».

…Она очень любила цветы. Для него было откровением, что столь роскошная и красивая женщина безумно любит простые васильки. После полугода общения по телефону, в октябре 2008 года, Он безуспешно метался по Московскому вокзалу Санкт-Петербурга от одного цветочного магазина к другому в надежде найти васильки. Он готовился к их первой личной встрече. До этого Он видел её только на экране телевизора. Она вообще не представляла, как выглядит Он. И вот уже совсем скоро поезд должен был наконец-то привезти её. А надежда найти васильки таяла на глазах. Тогда, не придумав ничего более удачного, Он купил цветок, который внешне напоминал василёк, как стрекоза может напоминать боевой вертолёт. Сходство было в одном – в небесно-голубом цвете. Большая длинная зелёная ножка, на которой сверху красовался синий шар, размером несколько превышающий бильярдный. В компьютерном магазине Он упросил продавца напечатать на листе текст: «Этот василёк вырос в Санкт-Петербурге к твоему приезду». И, вложив послание в фольгу, в которую был упакован «василёк», Он с внутренним трепетом, но с гордо поднятой головой двинулся на перрон, так как только что объявили, что поезд, который Он так долго ждал, прибывает.

Она вышла из вагона. Он протянул ей «василёк»… Их глаза встретились, и Он понял, что пропал. Сердце билось так, что готово было выскочить из груди. В душе играл симфонический оркестр. Он понял, что влюблён. Окончательно и бесповоротно.

…Она очень любила цветы. Когда было невозможно достать васильки, Он дарил ей розы. Он помнил дни, когда Она приезжала в Москву на форум, и тогда целых пять дней они были вместе. И снова васильков было не достать. Он, ожидая прихода поезда, бродил туда-сюда по перрону с красивым букетом длинных бордовых роз в руках. Он любил её удивлять.

И на этот раз к её приезду, помимо букета, у него было приготовлено ещё кое-что. Минуты, оставшиеся до прибытия, тянулись и казались вечностью.

Но вот и поезд! Медленно, словно нехотя, громыхнули тормоза, и состав наконец остановился. Туда-сюда сновали люди. Встречающие, приезжающие… И как только Она появилась в проёме вагонной двери, Он высыпал из пакетов на перрон, к её ногам, лепестки роз. Это было красиво! Не просто горсть лепестков, смятых в ладони и брошенных на землю, а много-много! Разных – бордовых и ало-красных, белых и жёлтых. Люди, расступившись, с умилением смотрели на происходящее, а Он, не отрывая глаз, глядел, как гордо и величаво ступает по ковру из лепестков его Женщина. Его Королева! Где Он собрал столько лепестков? А какая, в конце концов, разница? Главное – это желание делать что-то приятное для своей Женщины. Главное – это то, что можно будет вспоминать. Главное – память.

…Она очень любила цветы. Ему всегда нравилось видеть её счастливые глаза, когда Он дарил их ей. В эти минуты Он был по-настоящему счастлив. Разве не настоящее это счастье – видеть глаза любимой Женщины счастливыми?

Но они жили за тысячу километров друг от друга! И Он посылал ей цветы домой, договорившись о доставке с хозяйкой цветочного магазина, который был рядом с её домом.

Он сильно скучал. Сильно. И когда тоска достигала своего апогея, звонил в цветочный магазин и заказывал букет для своей Женщины.

Она очень любила эти моменты и писала ему в СМС: «А мой Мужчина подарил мне роскошный букет! Спасибо тебе, мой хороший!» Она искренне восхищалась этими цветами: «Погляди! Как они красиво смотрятся в моей комнате!» Фотографировала их и отправляла ММС ему. Проходило время, и Он снова получал сообщение:

«Я была на работе, а когда пришла домой и открыла дверь, почувствовала, что запах роз наполнил всю квартиру, я даже подумала, что это ты приехал ко мне!»

Наступал вечер, и ещё СМС: «За окном темно. Я одна в комнате. Передо мной – твои цветы. Мне сейчас очень одиноко, но я смотрю на них и чувствую, что ты, невзирая на расстояние, – рядом. Спасибо тебе за это, мой Мужчина!»

Когда Он читал «мой Мужчина», то был на седьмом небе от счастья. Значит, Он нужен ей! Значит, Он не зря верил, что в мире есть женщина, которая полюбит его! Он и правда был счастлив. И продолжал посылать ей букеты. По поводу и без…

Но постепенно её восторг начал утихать. И его цветы уже не так восхищали её. Может, просто стали не нужны?.. Кто знает?.. В ответ Она писала коротко: «Спасибо, приятно». Но даже тогда Он был счастлив. От простого «приятно». Где оно теперь, его счастье?

* * *

В очередной её приезд в Москву они гуляли по Старому Арбату. Октябрь, было уже холодно. Они заходили в кофейни и грелись, глядя в глаза друг другу и сжимая ладонями чашки с ароматным горячим кофе. Никак, никак Он не мог запомнить, какой кофе Она любит! Американо с двойными сливками был для него, как синусы и косинусы для воспитанника детского сада. Офицер запаса, Он до сих пор наизусть помнил названия и характеристики стрелкового оружия и боевых машин, но американо с двойными сливками… Он забывал – и всё тут! Иногда это раздражало её. Ещё бы! Ну как можно забыть название любимого напитка любимой Женщины?! И в эти моменты Он чувствовал себя очень неловко. Смущался и начинал оправдываться. А надо ли было делать это? Он не притворялся и не играл. Он был таким. Огрубевший душой на своей войне, не пасовавший перед трудностями, а порой даже перед смертельными опасностями, Он пасовал перед ней. Смущался. Путал слова. Он не боялся её. Он боялся другого – обидеть! Не то что делом, – даже словом. Неумело, по-дурацки.

* * *

В его жизни было много женщин. Может, даже больше, чем нужно, и опыта общения с ними было тоже хоть отбавляй. У него не было опыта в любви. Вернее, был, но такой мизерный, что, читая классиков, Он восхищался, как они, классики эти, любили! Одну, другую, пятую, десятую… Науку любить Он начал постигать с ней. Его Женщиной. И делал ошибки. Одну за другой. Но как научиться, не ошибаясь? На ошибках других? Чушь какая-то! И корил Он себя за свои ошибки. И ругал. Надо ли было? Но Он любил. Учился любить. Был предан душой и телом своей Женщине, даже находясь за тысячу километров от неё.

…Разбилось зеркало. И сейчас Он смотрел на тысячи осколков на полу и видел в них только себя одного.

А тогда, тогда… Тогда они сидели в кофейне, пили горячий кофе и смотрели друг другу в глаза. А на Арбат опускался холодный и тёмный октябрьский вечер. И вдруг Он понял, что Она, больше суток проведшая в поезде, очень устала. Как же Он раньше не догадался, кретин!

Расплатившись с официанткой, они, взявшись за руки, вышли из тёплого и уютного кафе в бурлящую людьми, холодную московскую суету. И здесь их взгляды остановились на женщине, скромно стоявшей под красивым арбатским фонарём. Она продавала… «Васильки!!!» – их голоса прозвучали одновременно. Васильки, васильки, васильки! Чудо, которое, по определению, в конце октября в промозглой Москве было практически не достать, лежало в руках замёрзшей женщины и смотрело на них синими глазами лепестков. Он купил васильки. Она взяла цветы и, глядя на него, прошептала: «Спасибо тебе, мой хороший!» За этот взгляд, за эти слова Он готов был на многое! Так, как умела ласково смотреть Она, как умела сказать, – не могла больше ни одна женщина в мире. Ни одна! И каждого, кто посмел бы сейчас оспорить его мнение, Он был готов вызвать на поединок. Потому что любил её. Любил безумно.

* * *

Но они были настолько разными, что, по определению, быть вместе не должны были никогда… Но они были. Что их удерживало? Что тянуло друг к другу? Когда они встречались, Он любил готовить ей завтрак. Волшебными казались ему моменты, когда Она просыпалась. Волшебными! Он очень любил гладить пальцами под одеялом её тёплую спинку, ощущать нежную бархатистость её кожи и не просто видеть, а внутренне ощущать, как Она медленно просыпается. Открывает глаза, поворачивается к нему, обвивает его шею руками, улыбается и нежно прикасается губами к его губам.

От жизни ей досталось по полной программе, но Она, эта маленькая и хрупкая на вид женщина, боролась, выстояла и победила. Достаточно ему было вспомнить рассказ её брата о том, как Она, беременная, оставшись без поддержки мужа, продавала в лютый мороз на рынке кисточки для побелки. Просто потому, что не на что было купить даже молока и хлеба. Холодок пробегал по его коже, и ему хотелось обнять свою Женщину, закрыть грудью от всех бед и несчастий, уберечь, оградить и… любить! Заботиться о ней и её прелестной дочери, стать им опорой и защитой и просто жить вместе с ними и ЛЮБИТЬ!!!

Но Она не хотела простого женского счастья. Это было не совсем то, чего Она желала. Привыкнув в жизни добиваться и достигать всего сама, Она не могла пока соединить вместе две составляющие – женское счастье и самореализацию. Эти два понятия у неё ещё никак не могли сложиться в единое целое. Пока не могли. Видимо, на все нужно время. И Он готов был ждать. Ждать, ждать и ждать!!! Сколько? Долго. А насколько долго, было известно только Тому, Кто задумал соединить их жизни и судьбы вместе, но поселил за тысячу километров друг от друга. Поди разберись в Его планах!

* * *

Он никогда не думал, что расставание может быть таким болезненным и мучительным! Словно по живому, полоснули острым лезвием, отрезали кусок плоти, и кровоточащая рана болит, ноет и никак не хочет заживать.

Ему почти никогда не снились сны. А может, и снились, но Он их не запоминал. А тут, как назло, каждую ночь его подстерегал один и тот же сон. Красивая и стройная, его Любовь стояла босиком на берегу синего моря. Тихий прибой бережно ласкал её маленькие и нежные ступни. Она улыбалась самой очаровательной улыбкой на свете и протягивала к нему руки. Он бежал, тянулся к ней, и, когда, уже задыхаясь, почти касался её пальцев, Она вдруг начинала отодвигаться от него и уносилась, тая, по поверхности моря за горизонт. Он падал на мокрый песок и именно в этот момент просыпался.

Проснувшись и продолжая задыхаться, долгое время не мог понять, где Он. Лёжа в полной темноте один на кровати, не мог осознать, где сон, а где реальность. Часы на стене в эти моменты почему-то всегда показывали половину третьего ночи, и Он уходил на кухню, включал электрический чайник и до утра пил горький, крепко заваренный зелёный чай, курил и не мог уже заснуть. Эти часы до рассвета были для него самыми мучительными. Он подгонял время, торопил его, с нетерпением ожидая, когда на улице хоть немного начнёт светать. Когда можно будет уйти в свой офис, чтобы заняться работой и текущими делами. И это было для него тогда спасением от бессонных, давящих своей пустотой и одиночеством ночей. Никогда! Никогда Он и представить себе не мог, что расставание со своей Любовью может быть таким болезненным и мучительным!

В его жизни бывало всякое. Уходил Он, уходили от него. Это было больно всегда, но так, как в этот раз, – впервые. «Скорее всего, – думал Он, – с годами это и должно ощущаться острее и больнее». Хотя многие его сверстники, женатые уже по три-четыре раза, женились и разводились без видимых терзаний, а при встрече могли ещё и похвастаться: «Послал я и эту дуру! Взял с ребёнком, „спасибо“ говорить всю жизнь должна, так нет! То не так, это не так!» Он пытался им объяснять, что женились они не на домработницах и горничных, а на женщинах, тоже побитых жизнью, а многие – и бывшими мужьями. Что главное – это большая и взаимная любовь, и если она есть, все неприятности можно пережить, а иногда – и мудро промолчать, не вступая в конфликт.

Его приятели смотрели на него в эти минуты как на полоумного. «Любовь? Кака така любовь? Ноги должна мыть и воду пить. С ребёнком ведь взял! Да там ещё и ребёнок не подарок. А как бы в нагрузку. Хоть бы бабки-дедки к себе жить взяли! Достал!»

И Он перестал с ними спорить. Зачем? Если женились они только для того, чтобы рядом просто кто-то был. Неважно кто. Главное, чтобы жена стирала, убирала, готовила и «давала». Вот и вся психология.

«А как же Омар Хайям с его „И лучше будь один, чем вместе с кем попало“»?

«А кто этот Омар Хайям? Таджик, узбек? Гастарбайтер?» Без комментариев. Пусть сами строят свою жизнь. А для него совместная жизнь без любви просто не укладывалась в голове. Правда. Без любви вместе можно только существовать. Жизнь пройдёт мимо. Или ты мимо неё.

И сразу же, как по мановению волшебной палочки, перед его мысленным взором возникала та, которую Он любил и продолжает любить. Искренне. Сильно и беззаветно. Она всегда представала перед ним безумно красивая, лёгкая, воздушная, вся неземная, такая родная и… уже не его Женщина. Такая… И сердце сжималось, словно безжалостными тисками, и Он судорожно начинал искать себе хоть какое-нибудь дело, чтобы забыться. Хоть на час. Хоть на минуту. Хоть на миг.

В какие-то моменты ему становилось страшно за свою психику. Он бродил в одиночестве по опавшей листве городского парка. Навстречу ему то здесь, то там не спеша или, наоборот, обгоняя друг друга, шли или бежали влюблённые пары. В обнимку, тесно прижавшись или просто держась за руки, – они были везде. Они смотрели друг на друга, болтали ни о чём или о чем-то для них очень важном, целовались, а Он глядел на них, и боль его постепенно отступала. Жизнь продолжалась! И миром правила огромная, всеобъемлющая и такая прекрасная ЛЮБОВЬ!!!

В первые месяцы после их расставания Он не мог и не хотел идти домой. До последней минуты старался оттянуть момент, когда за ним защёлкнется замок входной двери. Он понимал, что вечером, закрыв за собой дверь квартиры, снова останется один на один со своими мыслями. Что ляжет спать и во сне снова увидит её. И снова Она будет стоять, красивая и воздушная, босиком на берегу ласкового моря, снова тихий прибой будет ласкать её маленькие изящные ступни. Снова и снова Она будет улыбаться и протягивать к нему руки… И Он снова, задыхаясь, проснётся… И часы на стене опять будут показывать половину третьего ночи… И до рассвета Он будет пить на кухне горький, крепко заваренный чай, и пепельница его к утру будет полным-полна.

* * *

Он умел держать себя в руках. Многие его знакомые называли это замкнутостью. Он знал, что это – выдержка. Он научился сдерживать свои чувства и эмоции на войне. Почти три года в пламени Афганистана – это не шутка. Сейчас, оставшись один, Он почему-то очень отчётливо вспоминал дни своей боевой юности. Он был молод и горяч…

Когда сдавал государственные экзамены в старейшем в стране высшем военном училище, получил письмо от своего отца. Потрясённый, Он вертел в руках фотографию, на которой его родной человек стоял с автоматом, в каске и бронежилете. Кабул, апрель 1986 года. Он уже знал, что после присвоения ему первого офицерского звания «лейтенант» по распределению должен был уехать служить в Венгрию. Западная Европа в те годы для людей, живших в СССР, ассоциировалась с чем-то несбыточным. Красивое, манящее, но такое запретное, что для многих мечта побывать за границами Союза так и оставалась несбыточной мечтой на всю жизнь. В те годы страна любила и уважала свою армию.

Его друзья, будущие офицеры, строили планы и влюблялись, многие из них уже успели жениться. Некоторые даже имели детей. Он оставался холостяком. Нет, конечно, у него была девушка, и, как ему тогда казалось, у них – очень серьезные отношения. И планы большие. И были они таковы.

После выпуска из училища они едут отдыхать на Чёрное море, в военный санаторий, путёвки в который достались ему по большому блату и при помощи отца. Затем Он уезжает в Венгрию один, обустраивается, вливается в офицерскую жизнь, а на следующий год, приехав в отпуск, женится и возвращается к месту службы уже с молодой женой.

…А сейчас Он, потрясённый, вертел в руках фотографию своего отца, присланную из Кабула, и снова и снова перечитывал его письмо.

Письмо офицера и человека, которого безмерно любил, уважал и чтил: «Сын! Я направлен служить в Афганистан. Будь молодцом! За меня не волнуйся…»

В этот же день Он круто изменил своё решение. Написал рапорт и, пройдя по всем вышестоящим инстанциям и собрав подписи «Не возражаю», ожидал приёма генерала. Начальника училища. Три раза его рапорты разрывались на мелкие кусочки и летели на пол. Три раза топал сапогами генерал. Он с удивлением каждый раз узнавал о себе много нового. Что дурак и идиот. И это были, пожалуй, самые мягкие и безобидные слова из всего, что Он выслушал в те дни. И упрямо стоял на своём. «Бог троицу любит» – не сработало. Только на четвёртый раз рапорт с просьбой направить его после выпуска из училища для прохождения дальнейшей службы в Афганистан был удовлетворён. Напутствуемый словами «иди отсюда, придурок!», Он, счастливый, вышел из кабинета начальника училища. Из его родных ещё никто не знал, куда Он, «придурок», собрался. Никто. Вплоть до памятного дня. Торжественного дня выпуска.

Это было поистине красиво! Жарким июльским днём в Мемориальном парке собрался, казалось, весь город. Триста пятьдесят молодых лейтенантов в новой, сшитой каждому на заказ, парадной форме, с золотыми погонами, в начищенных до блеска сапогах, стройными рядами, повзводно и побатарейно, стояли, ожидая момента, когда будут вручены дипломы. Четыре года, сроднившие этих молодых парней, завершались сегодня. Четыре года они упрямо шли к своей цели, преодолевая трудности учёбы и армейской жизни. Четыре года они шаг за шагом приближались к сегодняшнему дню, чтобы пополнить ряды офицерского корпуса и разлететься по стране и за её пределы, чтобы больше не увидеться, возможно, никогда. Одиннадцать из трёхсот пятидесяти уезжали в Афганистан. Вернулось их меньше. Из тех, кто вернулся, половина – калеки. И те и другие были покалечены морально. Но тогда, в тот яркий и жаркий июльский день, они не думали об этом. Они были счастливы. И еще все живы.

Сзади выпускников яблоку было негде упасть. Родные и близкие, знакомые и друзья, любимые и жёны… Их было в десятки раз больше. Город любил своё училище, своих курсантов. Эта огромная, празднично одетая масса людей с цветами колыхалась, как необыкновенно яркий и красивый океан. Гремел военный оркестр, и вся атмосфера была настолько гармоничной, что у каждого из трёхсот пятидесяти в душе пели райские птицы.

«Мы это сделали! Мы – офицеры!»

Согласно уставу строевой службы, начальник училища принял рапорт и поднялся на трибуну. Их поздравляли руководители города, ветераны войны и видные военачальники. Выступавшие сменяли друг друга, а по его спине тёк пот. Не от жары. Сзади строя стояли его мама и та, с которой он хотел связать свою будущую жизнь. Они ведь до сих пор думали, что Он едет служить в Венгрию!

И вот настал момент, когда выпускникам начали вручать дипломы. Из громкоговорителей на весь Мемориальный парк неслось: «Дипломы вручаются выпускникам, направленным для прохождения дальнейшей воинской службы в группу советских войск в Германии!»

Дальше звучали фамилии:

– Лейтенант Иванов!

– Я! – раздавалось из строя.

И очередной выпускник, чётко печатая шаг, выходил из строя, докладывал по форме, получал диплом и нагрудный знак об окончании высшего военного учебного заведения, резко поворачивался кругом. Становился в строй.

«Дипломы вручаются выпускникам, направленным для прохождения дальнейшей службы в группу советских войск в Чехословакии!.. Польше!.. Венгрии!..»

Словно у него на затылке были глаза, Он увидел недоумение, написанное на лицах своей мамы и девушки, когда его фамилия опять не прозвучала. Его так и распирало обернуться, ободрить, но делать этого было нельзя. Нельзя нарушать целостность и единство строя этими поворотами.

«Дипломы вручаются группе выпускников, направленных для прохождения дальнейшей службы в Московский военный округ!.. В Одесский военный округ!.. В Прикарпатский военный округ!»

Его фамилии не было ни в одном списке.

«Дипломы вручаются группе выпускников, направленных для выполнения интернационального долга в Республику Афганистан!»

И вдруг вокруг стало тихо. Тихо так, что было слышно, как шуршат складки на праздничных платьях девушек. Его вызвали по счёту седьмым. Как Он шёл до стола – из памяти стёрлось, но, получив диплом, лихо повернувшись кругом и сделав первый шаг к строю, Он увидел, как его девушка положила на скамейку цветы и, проталкиваясь сквозь толпу, ушла из парка.

А дальше… А дальше было прощание со знаменем прославленного училища, когда по команде триста пятьдесят молодых лейтенантов, сорвав с головы фуражку и бросив её на изгиб локтя левой руки, преклонили правое колено. А дальше был торжественный марш, и в воздух летели металлические рубли.

Они рассыпались, звеня, по асфальту, гармонично дополняя грозный и торжественный стук начищенных до блеска сапог, впечатываемых в асфальт стройными рядами лейтенантов. А дальше Он увидел свою маму. Она плакала и улыбалась. Она гордилась и жалела его, неразумного, одновременно. Но больше – гордилась. Своим сыном. И своим мужем. Настоящими офицерами. Она была просто женщина. Жена и мать офицеров. Настоящая жена и мать.

А дальше – выпускной вечер в ресторане. Раскрасневшиеся от множества событий, произошедших за день, ребята сидели за столами. Они были счастливы.

Рядом с каждым из них сидела девушка или уже жена, а Он был один.

Около десяти часов вечера его друзья вдруг смолкли и уставились на лестницу, которая вела в зал ресторана. Повернулся в ту сторону и Он.

В зал вошла его бывшая девушка. Великая актриса, конечно, в ней пропала, но она улыбалась, поздравляла ребят, извинялась за опоздание. Ей освободили место рядом с ним. Лихо опрокидывая рюмку за рюмкой, она говорила ему, что если Он ещё надеется на какое-то продолжение отношений, то зря. Она не намерена ждать его оттуда. Что Он дурак и псих, что сам разрушил всё, что она якобы создавала… Слова лились потоком, который остановить было нельзя. Да Он и не собирался. Он хотел поскорее уйти домой и отдохнуть.

В зал с поздравлениями вошли несколько майоров и подполковников – преподаватели военных кафедр. Ансамбль играл всё громче и громче популярные тогда мелодии, и она, его бывшая девушка, танцевала то с одним преподавателем, то с другим. Через час один из них увёз её, довольно-таки пьяную, на своей машине. Он просто наблюдал за этим спектаклем и не вмешивался. В этот вечер Он понял, что был ей не нужен. Ей нужна была Венгрия – красивая жизнь, уважаемый в те годы статус жены офицера. Она не хотела ездить с ним по гарнизонам. Она хотела ярко и весело жить. Перед тем как сесть в машину и укатить, она сказала ему на прощание, что настоящие мужчины не судьбу на войну едут испытывать, а устраивают свою жизнь. И погладила лакированный бок «Волги», закрывая за собой дверцу. Что было в его душе в тот момент? Ничего. Пустота. И какая-то лёгкость освобождения от ошибки, которая могла искалечить его дальнейшую жизнь.

* * *

Настоящие мужчины не плачут. Настоящие мужчины хмурятся, сердятся, огорчаются, кривят губы и физиономию, но не плачут… Бред! Какой бред! И вот Он, идиот идиотом, на определённом этапе своей жизни решил стать настоящим мужчиной. Почему? Зачем? На то были тогда свои причины. И по скудости ума на тот период Он не придумал ничего лучшего, чем взять за основу стереотипы, как ему казалось, настоящего мужского поведения, коими изобиловали заканчивающиеся девяностые.

Отвоевав в Афганистане, поскитавшись по гарнизонам, честно выслуживший майорские звёздочки и не очень честно выброшенный своим государством – которому присягал на верность, за которое воевал – на нищенскую пенсию в тридцать три года, Он, ничего не имея за душой, кроме камуфляжа и армейских полуботинок, открыв от изумления рот, наблюдал за жизнью настоящих, как Он тогда считал, мужчин. Солдат до мозга костей, Он, всю жизнь – с младенчества – живший в армейской среде, ничего не знал о гражданской жизни. А о том, как зарабатываются деньги в этой среде, – и подавно! Он умел воевать и служить. И получать за это скудное жалованье. Слово «получка» Он ненавидел уже, а зарабатывать не научился ещё. Именно поэтому, идя на поводу укоренившихся в мозгу убеждений типа «А что я ещё могу? Что умею?», устроился охранником в казино. Рабочей формой одежды были рубашка, костюм и галстук. Порывшись в своих старых вещах, Он нашёл и первое, и второе, и третье. Советского образца вещи, невостребованные долгие годы, стали малы и убого сидели на нём, вызывая в душе немой протест, который становился день ото дня громче и громче.

Причина была проста. Заходя во время редких выходных дней в магазины мужской одежды, Он видел дорогие современные костюмы. Трогал их руками, втайне желал их, боясь кому-либо рассказать об этом, чтобы не показаться жалким и смешным «мужчинкой», неспособным удовлетворить своё даже столь скромное желание. Но… Одного взгляда на ценник хватало, чтобы ухмыльнуться горько, криво улыбнуться продавцу, соврав, что вещь не нравится, – и уйти. Господи! Как же не хотелось уходить!!! Хотелось надеть костюм, небрежно и одновременно изящно завязать узлом модный галстук на новой и такой белоснежной рубашке. Красивым жестом достать кожаный дорогущий и пухлый от купюр бумажник, небрежно отсчитать деньги и с достоинством покинуть магазин под прощальные улыбки продавцов и «Заходите к нам ещё! Всегда Вам рады».

Ему в те годы в таких магазинах были не рады. Зарплаты охранника, если ограничить себя во всём, тогда еле-еле хватило бы только на половину галстука. И Он молчал. Молчал и терпел. Терпел, молчал и тупо ходил дежурить в казино. В то самое место, где вечерами собирались мужчины именно в таких костюмах, которые были ему тогда не по карману. Их сопровождали красивые, модно и богато одетые женщины. Город, в котором Он теперь жил и работал, был родным.

Поэтому многих мужчин Он знал лично. Многие знали его. Помнили, каким удальцом Он приезжал в отпуск из Афганистана! Он тоже помнил. Вещи, одежда, которых в Советском Союзе тогда было просто не достать! Деньги, которых в СССР не платили, и… Он очень весело проводил с ними время! Общался на равных, закатывал шумные вечеринки в ресторанах. Сейчас эти мужчины, приходя в казино, смотрели на него свысока, небрежно протягивая руку. Многие не здоровались вообще, пряча взгляд. Хуже было другое. Некоторые из сопровождавших их женщин тоже были ему знакомы, и взгляды их Он не может забыть до сих пор. В самых приветливых из них можно было прочитать: «До охранника опустился!» В самых неприветливых: «Ничтожество!» А ему надо было вежливо здороваться и мило улыбаться. Злоба копилась в нём. Росла. На кого? На себя.