Текст книги "Он и она"

Слава Всевышнему, что уже тогда Он понимал, что есть два пути. Первый – оставить всё как есть. Второй – начать чтото делать для себя. Работать на себя. Перестать гнуть спину на чужого дядю, взять себя в руки и начать пахать. Он был готов ко второму пути, но… Он не знал, с чего начать. И продолжал во внутреннем диалоге с самим собой опускать себя всё ниже и ниже. Осуждать за никчёмность своего существования, безынициативность, трусость, боязнь сделать первый шаг. Незнамо куда, но сделать!

Дошло до того, что Он стал избегать встреч в казино со знакомыми и упросил хозяина перевести его из центрального и привилегированного зала на задворки. На улицу. Там и слонялся из одного угла парка в другой, стараясь как можно реже попадаться на глаза состоятельной, нарядно одетой публике. Мужчинам и женщинам. Женщинам, называвшим своих мужчин настоящими.

Догадываясь, какие суммы проигрываются в 99 процентах случаев в казино, каждый раз после получения очередной мизерной зарплаты Он доводил себя почти до психического срыва. Абсолютно не зная ничего о происхождении этих денег и имея правильное советское воспитание – зарабатывать надо честно, – Он ума не мог приложить – как? Как зарабатывают мужчины деньги? Он встречал в городе своих бывших сослуживцев, пока ещё, как и Он, осваивающих азы гражданской жизни и, как и Он, устроившихся на работу охранниками. «А что ещё мы можем? Что умеем?» А Он хотел мочь. Он уже захотел уметь. А ещё Он очень хотел, чтобы его называли настоящим мужчиной. Но где он, этот музейный экспонат? Где он, эталон настоящего мужчины? В каких лабораториях выведен, в каких бюро запатентован? Сколько должен зарабатывать? Много? А сколько это – много? Сколько, чтобы тебя хоть раз женщина, которая рядом, назвала настоящим? От вопросов пухла голова. Трещала и болела. И вроде бы вот он, ответ: мужчина на красивой и дорогой иномарке, с иголочки одетый, с деньгами, положением, женщина красивая и ухоженная – рядом. Жмётся к нему, прильнула, в глаза смотрит, говорит: «Ты самый лучший! Ты самый настоящий мужчина в моей жизни!» Он это видел и слышал, но… Что-то не срасталось в мозге. Пазлы не складывались. То ли оттого, что взгляд женщины был больше заискивающим, чем откровенным, то ли оттого, что мужчина смотрел на свою женщину как-то свысока – как на вещь, которую не завоевал, а купил… И просто пользуется… Он не хотел так. Хотел по-другому. Как – не знал. Но хотел. Стать настоящим. Без кавычек.

Из казино Он уволился. Его не хотели отпускать. Молчаливых, прилежных исполнителей чужой воли просто так, на дороге, найти проблематично. Он в то время был именно таким. Армейское воспитание. А фраза «Приказ командира – закон для подчинённых» была не просто заучена назубок – Он перенёс умение беспрекословно подчиняться в гражданскую жизнь. Не лебезить и угодничать, а выполнять приказы. Первую заведённую на него трудовую книжку ему так и не вернули. Приказ об увольнении не подписали. Намекнули, что, если Он уйдёт, деньги за последний отработанный месяц не выплатят. Он ушёл. Без денег. И без трудовой книжки. Просто ушёл. Пока ещё в никуда.

Не зная, чем занять себя, каждое утро уходил из дому, брал у знакомого продавца газет свежую прессу напрокат, так как денег, чтобы купить несколько изданий, просто не было. Аккуратно, сохраняя товарный вид, выписывал из колонок «требуются» адреса и телефоны московских работодателей, отдавал газеты со словами благодарности своему знакомому. Он в тот момент почемуто всегда качал головой и цокал языком. А Он шёл в административный центр. Там работал брат его одноклассницы, который ещё раньше, войдя в положение, сказал: «Приходи. Звони. Но аккуратно. Чтобы начальство не видело». И Он приходил. Он мог бы звонить из дому. Но одна мысль о том, что его родители в этот трудный период, как и для многих других, будут вынуждены оплачивать его междугородние переговоры, угнетала. Он понимал, что сидеть и ждать манны с небес глупо. Занимать и тратить на свою жизнь чужие деньги – безрассудно. Даже хорошие знакомые в тот период не давали взаймы просто так. Оговаривались проценты, и это было нормально.

Страну наполняли импортным алкоголем и косметикой. К тому времени его отношение к алкоголю уже стало крайне негативным. А вот нескольких женщин, работавших в иностранных фирмах по продаже недорогой косметики и парфюмерии, Он знал лично. И их мужей. Дорогие иномарки… И по их виду можно было сказать – они в полном порядке!

Именно тогда во взятой напрокат прессе Он наткнулся на объявление: «Зарубежная элитная косметика. Требуются менеджеры. Испытательный срок. Быстрый карьерный рост. Высокая стабильная зарплата».

Менеджеры… Такое манящее иностранное слово, ласкающее слух… Это теперь Он знает, что секьюрити – это охранник, сторож, а менеджер – по сути своей продавец, а тогда… Он уже видел себя именно в том желанном дорогом костюме, в белоснежной рубашке с элегантно завязанным узлом на модном галстуке. На встречу в Москву Он поехал в одежде советского образца. Хоть она и была старой и убогой, но это было лучшее в его гардеробе на тот момент.

Соискателей на должность менеджера и охочих до высокой и стабильной зарплаты оказалось около тридцати человек. И среди восемнадцати двадцатилетних девушек и парней, ярко и модно одетых, Он чувствовал себя, мягко скажем, очень неловко. На собеседовании молодой человек бодренько и с гордостью вещал о преимуществах работы в этой компании. «Менеджер… И уже, наверно, давно…» – с завистью подумал Он. Высокомерие и пафос не смущали. За годы службы Он насмотрелся на генеральских сынков-выскочек, которые «без подпорки» были «ноль без палочки».

Затем с каждым беседовали индивидуально. Молодые люди выходили один за другим с сияющими лицами, держа в руках какието яркие большие пакеты. Когда Он вошёл в эту комнату последним, оказалось, что, для того чтобы получить пакет с продукцией для продажи в определённом районе Москвы, в залог надо было оставить паспорт, которого на тот момент у него не было. Тогда требовалось немало времени, чтобы обменять удостоверение личности офицера на паспорт. А на предложение оставить удостоверение ветерана войны Он ответил отказом. Это было святое.

Его взяли. На испытательный срок. До получения паспорта. Продукцию, конечно, под честное слово не доверили, но доверили… «бутерброд». Чтобы было понятно – это два листа фанеры с рекламой, скреплённые между собой в двух местах верёвкой, которые надевают через голову на плечи. Что надо делать? Просто ходить по определённому на каждый день маршруту, раздавая прохожим яркие листовки. Он не боялся трудностей. Но это было для него настолько унизительно! Человек «бутерброд». Без имени, без настоящего, а возможно, и будущего. Как ни крути, а начинать жизнь с чистого листа всё же было надо. И делать карьеру – надо! И вообще, делать чтото было надо!!! И Он ходил. Ходил и раздавал. Он не смотрел людям в глаза. Было стыдно. Бывшая должность охранника уже казалась раем, но Он не имел привычки возвращаться на прежние места работы. Рубашка под шерстяным пиджаком липла к телу. Левый ботинок натёр ногу. Стоять было нельзя. Только ходить. «Движение привлекает внимание! – Он вспомнил напутствие довольного собой молодого менеджера. – Ходите! За вами будут обязательно наблюдать!» Панибратски похлопав по плечу и водрузив на плечи «бутерброд», менеджер выставил его за дверь – делать карьеру.

Московский вечер принёс прохладу. В двадцать часов рядом с ним остановилась машина. Из неё выскочил менеджер с лучезарной улыбкой и подошёл к нему:

– Снимай! На сегодня всё! Завтра в офис за «бутербродиком» к девяти утра!

– Вы обещали платить ежедневно вечером. Дайте деньги, – сказал Он.

Менеджер вдруг изобразил страдание на лице:

– Простите! Я забыл их в спешке в офисе! Ничего, завтра заберёте за два дня сразу!

Бросив «бутерброд» в багажник, менеджер «сделал ручкой» и укатил.

Пора ехать домой. В двенадцать ночи Он открыл дверь квартиры. А в пять утра – снова вставать и отправляться делать карьеру. Ничего! Бывали на войне недели, когда Он спал много меньше! Вперёд! Уже сегодня вечером ему заплатят за два дня, и можно будет купить себе сигареты и, пусть самый дешёвый, кофе, который, отсыпав в пакетик, Он будет брать на работу.

В восемь сорок пять утра Он стоял перед пока ещё закрытой дверью фирмы. В девять двадцать дама средних лет, со скучающим выражением на лице, словно делая ему одолжение, открыла офис. С десяток молодых людей сдавали вчерашнюю выручку, брали новые пакеты и покидали офис.

Он представился даме. Та, поморщившись, сказала, чтобы Он быстрее брал свой «бутерброд», и, сунув ему в ладонь бумажку с сегодняшним маршрутом, закрыла за ним дверь.

Он ехал в метро, заслоняя собой треклятый рекламный щит и сгорал от стыда. Ему казалось, что вся Москва смотрит ему сейчас в спину и думает: «Неудачник».

Он появился на маршруте в десять часов десять минут. Надел на себя «бутерброд», и в этот момент к нему подошёл хмурого вида мужчина:

– Чего опаздываешь? Я доложу об этом выше! Оказалось, что этот человек выполнял в фирме чтото вроде обязанностей соглядатая. В его задачу входило объезжать в течение дня точки, где бродили по городу люди «бутерброды». Такие же, как и Он. Объяснять ему, во сколько открыли офис, было бесполезно. Ответ «Меня это не касается!» был категоричен.

– В восемь вечера заеду. Рекламу заберу. И в течение дня покатаюсь рядом. Посмотрю, как ходишь. Сам когда-то так бродил. Теперь вот повысили.

Он стоял в замешательстве. Такого «повышения» Он не хотел. Делать нечего. Нужны деньги. Да и не в его правилах бросать только что начатое дело. Хуже другое. Он вдруг поймал себя на мысли, что сегодня стыдится своей работы меньше, чем вчера. И тут же ужаснулся: «Твоя карьерная лестница направлена вниз! Ты деградируешь, боевой офицер!»

К его удивлению, ровно в двадцать ноль-ноль из остановившейся машины вышел его новый хмурый знакомый:

– Снимай фанеру. Завтра в офис к девяти.

– А деньги?

– Не знаю. Это у верхнего своего спрашивай.

– А где он?

– На семинар какой-то уехал. Дней на пять. По повышению уровня продаж.

Разбить голову хмурому знакомому захотелось прямо сейчас. Удержало только то, что было не за что. Они оба – тупые исполнители чужой воли.

Бросить всё, послав хмурого и всю эту шарашкину контору по известному адресу, тоже хотелось. Но больше хотелось денег. А ещё – увидеть слащавого и заносчивого менеджера и заглянуть в его глазки, спрятанные глубоко между пухлыми и румяными щёчками. И он решил ездить и работать до тех пор, пока с ним не рассчитаются наличными. Сказано – сделано. Подъем в пять утра, контрастный душ, заканчивающийся ледяной струёй, и – в Москву!

На четвёртый день, рявкнув от души на не очень приятную даму, Он с удовлетворением отметил, что на пятый, шестой и седьмой день его работы она приходила открывать офис уже не в девять двадцать, а за несколько минут до девяти. Среди молодёжи появились новые знакомые, которые жаловались, что деньги, обещанные ежедневно, не выплачены до сих пор. Бродя «бутербродом» у разных станций метро, Он уже не стеснялся смотреть людям в глаза.

Нет, не привык, не смирился. Он думал, что всё, что ни делается, – к лучшему. Здесь, в Москве, Он понял, что зарабатывать деньги нестыдно. Стыдно не зарабатывать. И хмурый знакомый был уже не так хмур. Узнав, где Он живёт, стал заезжать за «бутербродом» на полчаса раньше, проставляя время окончания работы двадцать ноль-ноль.

Но усталость всё же брала своё, как ни крепись. На закате седьмого дня «быстрорастущей карьеры» Он наконец-то увидел вальяжного молодого менеджера, вылезающего из остановившейся рядом машины, наглости которого можно было подивиться.

Подойдя вплотную, тот привычным для него жестом похлопал его по плечу и сказал:

– Горжусь! Хвалю! Ни одного прогула, ни одного опоздания, кроме второго дня, но это мы легко спишем на вашу неопытность. Завтра к девяти!

– Где мои деньги?

Он прошипел эти слова настолько грозно, что менеджер невольно дал задний ход:

– Что вы, что вы! Где я сейчас их возьму? Войдите в моё положение: я прямо с семинара, уставший, – и сразу к вам! Цените!!!

Он взял его за лацканы по-идиотски блестящего пиджака и приподнял над асфальтом. Приподнял и несколько раз встряхнул.

– Где твой бумажник? – рявкнул ему в ухо.

– В пиджаке, карман… внутри… – икнув от неожиданности, пискнул тот в ответ.

Бережно поставив «мальчика» на твёрдую почву, Он достал из его кармана бумажник, отсчитал положенные ему за семь рабочих дней деньги – все до копейки. Закрыл его и сунул менеджеру в карман.

Тот молча наблюдал за происходящим, хлопая глазами. И… пролепетал:

– Ну, значит, завтра в девять?

Он снял с себя «бутерброд», повертел в руках и торжественно водрузил его на плечи ошалевшему начальнику. Похлопал по плечу и сказал:

– Теперь твоя очередь.

Обернувшись, заметил, как сидевший за рулём хмурый улыбнулся. Он помахал ему рукой и пошёл к метро. Сев в электричку, подумал, что завтра наконец-то выспится.

На следующий день, снова проснувшись ни свет ни заря, Он немного промаялся дома. Положил на сервант для жены и сына заработанные за неделю деньги, оставил себе мелочь на несколько пачек сигарет и ушёл в город. Он шёл искать работу. Он действительно хотел тогда стать настоящим мужчиной. Он убеждал себя, сидя на лавке с новыми газетами объявлений о найме на работу, взятыми у того же человека, что всё образуется. Что сквозь тернии – к звёздам! Что падают все, а поднимаются единицы!

Он с завистью смотрел на настоящих мужчин. Они были за рулём, из окон автомобилей гремела музыка… А Он сидел на лавке в парке в своём армейском камуфляже, в берцах и тельняшке. Проезжающим «настоящим» было не до него. У них в руках были только что появившиеся диковинные мобильные телефоны, пальцы украшали золотые печатки, шею – цепи. Он не хотел цепей и печаток. Он уже осознавал, что в стране созданы все условия, чтобы хапать большие деньги с помощью лжи и обмана. Многие так и делали. Но Он хотел зарабатывать честно! И быть в числе мужчин, которые поступают именно так! Долг, совесть, честь – плевать, что многие, включая некоторых из власти предержащей, забыли об этом и только изредка появляются в храме со свечами с черенок лопаты, словно размер имеет значение…

Да, Он снова ошибся. А кто сумел подняться в жизни, ни разу не разбив себе лоб и колени? Да, Он хотел быть настоящим. Но честно. Не получилось… Да, Он ошибался. Но духом не падал.

Не понимал тогда, чем может обернуться желание быть идеальным. И оно обернулось. Через годы. В то время, когда Он уже любил свою Женщину. Именно тогда всё это и вылезло наружу. Быть настоящим. Всегда. Везде. В любой ситуации. Лучшим, самым-самым! Без изъянов, как новенькая, только со станка, денежная купюра! Чтобы придраться не к чему и осудить не за что было.

Дурачок! Из лучших побуждений – выглядеть круче, чем есть на самом деле – Он потерял свою Любовь. Он не смирился с потерей, но ведь потерял… Но и здесь чтото не складывалось в его голове в общую картину. Быть лучше, чем ты есть на самом деле, – разве это плохо? Становиться лучше, расти? Вместо того чтобы сказать «не могу», – взять и сделать! И, оказывается, – уже могу! Вместо «не знаю» – «я выясню!» Но уже сейчас Он понимал главное: быть лучше и казаться лучше – две разные вещи. Быть идеальным и казаться таким… Но, разрази его гром, Он хотел стать лучше! Выражение «быть самим собой» ему не очень нравилось. Быть – значит затормозить на определённом этапе и перестать двигаться. Он не хотел быть таким, какой Он есть. Он хотел стать лучше, чем был.

Но и идеальным для своей Королевы Он хотел быть вопреки себе! Для неё!!! Себя пытался переделывать, становиться лучше. Чтобы гордилась! Уважала! А получилось то, что получилось. И всё равно: лучше делать и жалеть, чем… Он не жалел. Пусть так, чем никак вообще. В любом случае то, что было, – это уже история. И опыт. А на своих же ошибках полученный – лучший. Что Он делал не так? Но ведь делал! Не сидел на печке со старыми убеждениями – «А что я ещё могу?» Он искал пути, значит, жил. Он хотел честно зарабатывать деньги и пытался найти возможности. Не ошибается только покойник или тот, кто вообще ничего не делает. Это им всё равно. Он – другой. К сожалению, тогда Он неправильно понимал, как сделать так, чтобы сегодня стать лучше себя вчерашнего. Не корысти ради тогда Он начал играть роль успешного мужчины. Настоящего, как он тогда думал. Роль, как Он сам себя успокаивал, взятая на время, напрокат, неожиданно прочно вошла в его жизнь. Так быстро, что Он даже не заметил, когда стёрлась грань между «Я играю» и «Я живу».

…Сейчас, ночью, когда шариковая ручка переносила его мысли на листы бумаги, он осознал, что заигрался. Теперь Он сам себе устраивал «разбор полётов» и ставил заслуженные справедливые оценки. Смотрел, вглядывался в своё отражение в зеркале, которое специально поставил перед собой на стол. Говорил с собой. Жёстко. Безапелляционно. Он позволил себе судить самого себя. И на этом заседании адвокатам в присутствии было отказано. Только обвинение. Решение по делу вынесла сама жизнь. Они расстались. Он и его Любимая Женщина.

Да, Он заигрался. Только сейчас Он понял, что же так раздражало его Женщину. Напускная показуха. В такие моменты Он думал: «Да что же это, в конце концов!»

Другая на её месте была бы на седьмом небе от счастья! Вот тебе то, вот это. Вот тебе пятое, вот десятое… Но Она была не другая. И была Она на своём месте. И не могла смириться с тем, что её мужчина играет какую-то роль. Если играет здесь и сейчас, то и за тысячу километров от неё происходит то же самое. Безусловно, Она ценила всё, что Он для неё делал, но Он играет… И чтото здесь не так. И как такому человеку можно довериться?

Он понял это. Жизнь научила. Жёстко. Очень жёстко. Любимая им Женщина и Он уже не вместе. И это было не наказание. Урок. Сделаешь выводы, нет, – решать тебе. Он сделал. И благодарен за это своей Любимой.

Смеясь над собой, Он говорил: «Посмотри! Живут же люди нормально! Без самокопаний, самоедства! Работают, влюбляются, расстаются… Чего ты сам от себя хочешь? Перестань терзаться идиотскими вопросами, живи как все!» И вот здесь благодушие исчезало. Не мог Он «как все». Не хотел. А если чтото не получалось, не срасталось, начинал искать оправдание самому себе. Не жалеть себя, а оправдываться. И вроде бы невзначай, но… Противно. Потом Он всё исправлял, и выходило даже лучше, чем задумал вначале, но… Перестать оправдываться пока не получалось. Получится! Теперь Он точно знал это. И получится обязательно. И всё равно, как и всегда, в его жизни вопросов оставалось больше, чем ответов. И это радовало.

Настоящие мужчины не плачут. Настоящие мужчины хмурятся, сердятся, огорчаются, кривят губы и физиономию, но не плачут… Бред! Какой бред!!!

Он плакал. Много. В те дни, когда расстался со своей Женщиной. Никто не видел его слёз, кроме него самого. Он решил в те дни перестать быть настоящим. Решил оставить за собой право называться просто мужчиной.

Таким, какой есть. Таким, каким станет. Главное, что Он знал, – хуже не будет. Будет только лучше. Надо просто перестать бежать за несуществующим в природе эталоном с названием «настоящий мужчина». Просто быть мужчиной. И жить. Жить и работать. Работать и двигаться вперёд. И тогда улыбнётся солнце, засияет радуга и станет легче на душе. Потому что нужда бестолково крутиться и бегать за своим хвостом в надежде поймать его и понять бессмысленность этой затеи уже отпала.

* * *

Конец сентября. 2011 год. Санкт-Петербург. На Невском проспекте они нашли уютное кафе. Там варили, наверно, самый лучший в мире американо с двойными сливками! Они пили этот ароматный напиток и смотрели друг другу в глаза. Только что они сказали слова, которых Он боялся больше всего на свете: «Мы не понимаем друг друга…» Только что. И уже второй раз за три года. Больно хлестнуло. Наотмашь: «…Нам надо расстаться».

Она плакала. Он смотрел в её голубые, такие красивые и родные глаза и судорожно, глоток за глотком, вливал в себя кофе, пытаясь протолкнуть жуткий комок, который камнем стоял в горле и мешал дышать. Слёзы… Они сами подступили к глазам и предательски сверкнули на ресницах. Он отвернулся.

«Что? Нет, Солнышко! Я не плачу. Соринка попала в глаз. Не надо обманывать? Не буду. Просто кофе очень горячий. Вот я и прослезился».

Не поворачиваясь к ней лицом, Он взял со стола сигареты и вышел из кафе на Невский проспект. Горький табачный дым сделал то, что не смог сделать кофе. Комок, колом стоявший в горле, вдруг провалился. По щеке скользнула и упала на асфальт предательская слеза.

Из открытого окна рядом припаркованного автомобиля пел Григорий Лепс: «…Не хочется смотреть, как мы с тобой убиваем свою любовь…» Судорожно сжимая скулы, он глотал воздух Санкт-Петербурга пополам с сигаретным дымом, пытаясь погасить в себе дикое желание дать волю чувствам, чтобы не расплакаться!!! Какое, к лешему, расплакаться! Разрыдаться!!! Умом Он понимал, что они разные. Душой не мог понять, почему должен потерять её. Странная штука – ЛЮБОВЬ!

Кафе на Невском было таким уютным и тёплым, что им не хотелось оттуда уходить. Он не мог оторвать от неё взгляда, и вдруг Она сказала: «Дай руку!»

Он протянул ей ладонь.

Она крепко сжала её и долго не отпускала. Несмотря на всё безумство происходящего, несмотря на то, что ровно через четыре часа Он проводит её на поезд и, может быть, не увидит больше никогда в жизни, Он был счастлив. От тепла её пальцев. От грустных, но таких родных глаз. От взгляда, который был уже не так нежен, но направлен на него. От аромата её духов, который так шёл ей, его Женщине! Её запах… Без всяких духов Он просто обожал её запах! Так, как пахла Она, не пахнет ни одна женщина в мире!

Он любил время, когда Она, сжавшись в комочек, тихонько спала рядом с ним в постели. А Он, уткнувшись в её длинные роскошные волосы, вдыхал аромат любимой Женщины. «Аромат сказки» – так Он называл её запах. Сказочный запах своей любимой Женщины, которая пахнет сказкой и загадкой. И расшифровать это Он мог только сам. Даже ей Он не рассказывал о своих ощущениях. Тем более не рассказывал об ассоциациях с ароматом сказки и загадки. Почему? Он просто опасался услышать то, что слышал уже неоднократно: «Ты пугаешь меня. Я совсем не такая, какой ты меня себе придумал». А Он ничего и не придумывал. Он видел её такой. Чувствовал такой. Дышал ею такой. Жил ею такой. И растворялся в ней. Просто потому, что любил. Сильно.

Как же сильно Он её любил! Когда-то, в самом начале их знакомства, Она сказала ему слова, которые Он запомнил на всю свою жизнь: «Меня можно взять только лаской, заботой и вниманием». Да Он об этом только и мечтал! Он уже был влюблён в неё как мальчишка. Пылко и страстно. А как зрелый уже мужчина очень хотел окружить её всем тем, что ей было необходимо. Вниманием, заботой и лаской. И Он делал это. Несмотря на расстояние, разделявшее их. И абсолютно не понимая Божий промысел – поселить их за тысячу километров друг от друга и в разных странах. Зачем? Зачем?? Зачем??? Он спрашивал это у Небесного Отца. Он ждал ответа. Его не было. Небеса упорно молчали: «Зачем??? Если Ты утверждал, что миром правит Любовь, почему эта Любовь так далеко от меня? Почему я не имею возможности видеть её, ласкать, целовать и баловать каждый день? Почему? Почему именно так, а не иначе?» Но Небеса были либо глухи, либо немы. И раз за разом Он приходил к выводу, что ответ на свой вопрос Он должен найти сам. В себе. Просто надо продолжать искать. И не сдаваться.

В их отношениях случались размолвки. Иногда серьёзные. Но Он помнил, что сказала его Женщина: «…Только лаской, заботой и вниманием!» Искушения подать себя в лучшем, чем есть на самом деле, виде иногда были. Он делал это. И горько потом жалел. Корил себя. Ругал. Но Он не хотел да и не умел врать. И даже мысли не допускал о хитрости, лести и лжи по отношению к своей Женщине. Он даже на секунду не мог представить себе, что крепость может быть взята обманом и лестью. Не мог, да и не умел Он «вешать лапшу на уши». И очень гордился тем, что его Женщина была всегда правдива и откровенна с ним. Всегда! Он мысленно ставил ей высшую оценку по этому пункту. И поступал с ней точно так же.

Прожив на этом свете уже сорок шесть лет, Он прекрасно знал, почему женщины красятся, а мужчины врут. Женщины любят ушами. Мужчины – глазами.

Влюбляются мужчины в то, что видят, а женщины – в то, что слышат. И именно поэтому, расставшись, мужчина уходит к той, что внешне гораздо привлекательнее и моложе предыдущей, не поняв, не сумев оценить душевных качеств женщины, которая делила с ним кров, стол и постель.

А многим и не нужна была эта женская душа. Некоторые же просто туда плевали и гадили. А женщина, осознав, что всё обещанное оказалось мифом, миражом и ложью, почемуто уходит, как это ни дико звучит, за очередным обещанием рая на земле.

А Он не хотел, подобно античному герою, взять свою Трою с помощью хитрости троянского коня. Это претило его естеству. Его убеждениям.

Искренне любя и ещё глубже уважая свою Женщину, Он хотел быть и был с ней честен. Обмануть её, перехитрить – это было для него сродни предательству. А как можно предать свою Любовь? И кто ты будешь после этого? И как потом с этим жить?

Когда Он вспоминал её глаза, вглядывался в них на фотографиях, у него на душе становилось теплее. Он улыбался. В эти моменты Он был абсолютно счастлив. В его жизни была и остаётся настоящая Любовь. И даже мысли о том, что разлука может прийти неожиданно, Он просто не допускал. Не допускал, хотя Она не раз говорила ему, что это всего лишь жизнь. И в ней может случиться всякое… Всякое… Ерунда! Он улыбался в ответ: «С кем-то может, но не с нами». Тогда Она тоже улыбалась в ответ.

* * *

Домой сегодня Он поехал на такси. Пронзительный ветер, снег… Мёрзнуть хотелось меньше всего. Уютный тёплый салон машины… А из динамиков – песня в исполнении Анжелики Варум:

 
Ах, как хочется вернуться,
Ах, как хочется ворваться
В городок!..
На нашу улицу в три дома,
Где всё просто и знакомо,
На денёк…
 

Войдя в квартиру и закрыв за собой дверь, Он переоделся, включил телевизор и открыл холодильник.

Повешенной мыши там, конечно, не было, но ужин «накрылся медным тазом». Заботы рабочего дня напрочь выбили из головы запланированное заранее – зайти в магазин и купить продукты. Как давно Он не готовил себе нормальную домашнюю еду! Пельмени и блинчики с мясом неизвестного происхождения, тушёнка с хлебом, кильки в томате, морковь по-корейски… Съесть на ходу что-нибудь, даже не почувствовав вкуса, стало дурной привычкой, и с этим надо было чтото делать.

Снова одевшись и заперев дверь, Он вышел в метель. Жёсткий снег ударил в лицо. До супермаркета было недалеко, и Он шёл, мурлыча себе под нос:

 
Ах, как хочется вернуться,
Ах, как хочется ворваться
В городок!..
 

До конца не осознавая, почему напевает именно эту песню, Он вдруг начал чувствовать разливающееся по всему телу тепло. Людей в супермаркете было очень много. Ещё бы! Новый год не за горами!

На фоне тележек, заполненных икрой, копчёной колбасой, шампанским, водкой, коньяком, ананасами, маслинами, шоколадными конфетами, его корзина с картошкой, курицей, рисом, капустой, морковью и луком смотрелась несколько убого.

 
На нашу улицу в три дома,
Где всё просто и знакомо,
На денёк…
 

Он шёл домой с пакетом в руке и по дороге прикидывал, как, разделив курицу на части, поставит вариться бульон, а кусочки без костей сразу опустит в раскалённое масло в гусятнице и начнёт готовить плов.

До шеф-повара элитного ресторана ему было далеко, но готовить Он умел. Раньше – любил. Потом делал это просто по необходимости, предпочитая здоровую домашнюю еду той, что приготовлена в кафе.

 
Ах, как хочется вернуться!..
 

Снял пену с закипевшего бульона, уменьшил газ. Очистил картошку и морковь. В гусятнице обжарил куриное мясо, замочил рис и сухие белые грибы, нарезал лук полукольцами…

Его буквально осенило, когда Он вспоминал слова песни. Напевая, Он вдруг ясно увидел этот городок… и улицу в три дома… До переезда в большой южный город его Любовь жила именно там – в маленьком городке. Городке, куда Он приехал, как только Она позвала его. И именно в это время, в конце декабря.

Продолжая колдовать над щами и пловом, Он вдруг ясно увидел перед собой улицы, дома, магазины и рынок. Подъезд, в котором жила его Любовь, и дверь в её квартиру, которую Он хотел утеплить, но так и не сделал этого. И сейчас пожалел – надо было всё же сподобиться. И подъезд дома напротив, где жила её мама. Третий этаж, дверь направо…

До боли в сердце захотелось сейчас туда. В городок. К ней, к его Женщине. Гулять по полупустым улицам было особо негде, но они гуляли. Несколько раз пили чай и кофе в кафе гостиницы. Она говорила ему тогда, что это единственное кафе в городе, в котором Она может спокойно посидеть и привести мысли в порядок. И ему захотелось сейчас зайти именно туда. И посидеть за тем же столиком. И заказать кофе…

Бульон был готов. Прозрачный, он принял в себя нарезанный кубиками картофель. В гусятницу отправился лук. Через пять минут – нарезанная соломкой морковь. Квартира наполнялась запахом живой еды. И только одно это уже делало её обитаемой. Нет, и раньше подобный аромат иногда наполнял её, но разве сравнишь его с запахом расползшихся по тарелке сосисок, наспех разогретых в микроволновой печи!

Когда Он был у неё в гостях, готовил тоже. До сих пор помнит, как мама, добрая и милая женщина, с интересом наблюдала за его действиями на кухне из-за двери. А потом они вместе сидели за одним столом…

Это было так по-домашнему! И Он захотел снова оказаться там. Чтобы необыкновенное тепло его Женщины было рядом, а её удивительный запах будоражил обоняние и воображение.

Бульон с картофелем был почти готов. Туда отправилась зажарка из моркови и лука. Следом – тонко нашинкованная капуста, грибы и зеленый горошек. Десять минут – и можно солить, добавлять лавровый лист. И щи по-королевски будут готовы. В гусятнице уже находились мелко нарезанные грибы, рис, барбарис, специи. На высоту двух пальцев сверху налита горячая вода. Не забыты и несколько зубчиков чеснока, и курага для нежного послевкусия, усиливающая аромат мяса. Еда на неделю была почти готова.

 
Ах, как хочется вернуться!..
 

Попробовав всего понемногу, пока готовил, Он почувствовал сейчас, что аппетит пропал совсем.

Половина одиннадцатого вечера, и его Любовь, если бы Он начал сейчас есть, отреагировала бы сразу: «В такое время?!» Удобно устроившись на разобранном для сна диване, Он смотрел на экран телевизора, а видел городок, в котором, хоть и в трудные для его Женщины дни, Он был счастлив. Рядом с ней. Вместе с ней. В городке.