Текст книги "Отчаянно"

Отчаянно
Александр Рогачев

Исключительному человеку, засевшему в моей жизни до самого конца.

В.С.В.

© Александр Рогачев, 2023

ISBN 978-5-0059-4539-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«и нить раскалилась до бела…»

 
и нить раскалилась до бела,
и губы ближе к щеке,
мы рядом сгораем дотла,
восклицанием в каждой строке.
касания жарче огня,
кусочек льда по спине,
нет ни тебя, ни меня,
только звуки во тьме.
 

«разлитый виски по столу…»

 
разлитый виски по столу,
покрытый пылью подоконник,
холодной тьмой в руке патронник,
и разговоры через мглу.
 
 
ты бесконечно ждал ответа,
а я молчал, нахмурив взгляд,
набравшись мыслей на прокат,
тобой невзлюбленного цвета.
 
 
я сам запутался в тенях,
остался в холоде без света,
и ты, и я – одна монета
на двух подогнутых гвоздях.
 
 
скажи еще, мне нужно это,
я слаб и жалок для тебя,
ужасным голосом скрипя,
не выпуская сигареты.
 
 
я слушать буду, не уйду,
мне от тебя нигде не скрыться,
ты можешь долго в мыслях рыться,
их заворачивать в слюду.
 

«не знаю я, как правильно смеяться…»

 
не знаю я, как правильно смеяться,
я не умею праведно любить,
иду под дождь на плоскость плаца,
закрытого мне боле не открыть.
 
 
не знаю я, когда берутся слезы,
когда и где – улыбка и обнять,
по городу уже пошли морозы,
а греет не своя кровать.
 
 
ты мой октябрь, запутанные числа,
мой позабытый лунный календарь,
опавшие на камень листья,
опора мира, сотней свай.
 
 
своей рукой проникла в мои тени,
прогнала демона, что душу заковал,
забылось всё, все слезы на постели,
и отодвинулся пейзаж из скал.
 

«тоску измерял сигаретами…»

 
тоску измерял сигаретами
и песнями грустными спетыми,
клубами подвешены в воздухе,
слова, что затеряны в полостях.
на скатерти красной разрезы,
я знал, что с эмоций не слезу,
я знал, что ночью от холода,
тепла захочется с голода.
 

«я без тебя, сползаю по стене…»

 
я без тебя, сползаю по стене,
в который раз по стрелкам циферблата,
искал, искал тебя везде,
но снова пустота, огонь, палата.
 
 
я без тебя пишу свои стихи,
бумагу рву от злости и от боли,
позволил я себя спасти,
зимой в мучительном миноре.
 
 
я принял все, что было за душою,
без громких слов любил одну,
но говорил, как будто со стеною,
и доверяя слезы полотну.
 

«и все закончится слезами…»

 
и все закончится слезами,
разбитою посудой,
улыбкой каменной.
ты говорила, что мы знали,
на улице с простудой
и текстом правильным.
 
 
и все закончится дверями,
щелчком замка,
глазами влажными,
недорассказанными снами.
вздох у окна,
слова бумажные.
 
 
и все закончится ночами,
вдвоем бессонные
с одними мыслями,
знакомыми, как боль, дворами,
и телефонные
звонки за числами.
 
 
и все закончится снегами,
последним Винстоном,
бутылкой крепкого,
синхронными всегда сердцами,
на кресле джинсами,
и без ответного
 

04:07

 
забыл себя, оставленного в стуже,
не видел солнца суженый зрачок,
наверно потому и был простужен,
и от того замедлил кровоток.
среди осин, оставленный в сугробе,
забытыми богами проклятый на век,
и как дикарь, повязанный на стропы
безумный и разбитый человек.
и в кровь ветра терзают мою кожу,
и холод снега обжигает кровь,
являя свету то, что так похоже
на образ боли, призванный из снов.
под серым небом, облако – палитра,
а кисти ей – обломки всех вершин
картина здесь на образы разбита,
границы в ней провел серотонин.
я пуст внутри, разорван на осколки,
на капли крови ночью над рекой,
еще вчера, примотанный к двухстволке,
я выдал вой, утробный, затяжной.
но лес молчал, не выдав даже эхо,
не повторив мелодию теней,
и шелест крон, уподобаясь смеху,
ушел наверх, изгибом плоскостей.
я сон терял, лицо уткнувши в небо,
не видя образов всесильного Отца,
мне боль моя, источником плацебо,
дарила вкус из стали леденца.
и мой острог, замерзшим одеялом,
отдушиной явился без вранья,
железным поездом по красным шпалам,
отправился в страну луны и забытья.
здесь сон ко мне подкрался незаметно,
холодными руками горло ухватив,
и голосом своим, звеняще медным,
забрал меня, желанья не спросив.
 

«я снова потерял тебя, родная…»

 
я снова потерял тебя, родная,
я утром встретил пустоту,
в который раз добрался я до края,
не вытерпев безумную тоску.
надеюсь, танцуешь ты, как раньше,
и собираешься подолгу у окна,
а в мире у тебя не больше фальши,
что было лишь недавно у меня.
 

«зарыться в мягких волосах…»

 
зарыться в мягких волосах,
придать к себе до хруста,
забыть, в моменте, о часах,
и почему же было грустно.
тонуть в глазах одной секундой,
вдыхать тебя до немоты,
назвать тебя своей лагуной,
где все молитвы и мечты.
 

«мне рвали крылья раз за разом…»

 
мне рвали крылья раз за разом,
толкали прямо в никуда,
аорты крик, сердечный спазм,
припоминал мне все года.
январь квартиры, белый свет,
и уходящие маршрутки
передавали мне привет,
закрытому в холодной будке.
официанты за окном,
под вывеской и тонной света
топили вечером понтон,
потерянный кусочек лета.
а я сидел, поджавши ноги,
ладони красные в карман,
зачем-то вылез из берлоги,
снаружи – тьма, самообман.
за первым снегом – улыбаться,
а дальше холод новостей.
желанье жить – желанье сдаться,
желанье скрыться от людей.
 

«ты мой покой, палитрой пасмурной…»

 
ты мой покой, палитрой пасмурной,
ты мой очаг, в холодном декабре,
ты мой секрет, под лентой атласной,
ты каждый раз являешься во сне.
ты мой наркоз, поставленный по вене,
и свет звезды из Млечного пути,
ты самое счастливое виденье,
к которому мне удалось дойти.
 

«мне довелось пройти геенну…»

 
мне довелось пройти геенну,
обжечься пламенем не раз,
но выжить, выбив телом стену
и больно было будто в первый раз.
я выжил с перешитым сердцем,
с ожогами и болью за спиной,
в разорванных дорогой берцах,
и каменной раздробленной душой.
мне свежий воздух словно барль серы,
спокойствие – патрон дробовика,
я плакал, слезы лил без меры
и чувствовал на пальце сталь курка.
холодные чертоги подземелий
шипели обжигающею тьмой,
а я менял настройки измерений,
геенну оставляя за собой.
 

«если ты потеряешься в бездне…»

 
если ты потеряешься в бездне,
если оставишь силы доплыть,
если застынешь птицей на месте,
если совсем уж расхочется быть.
сердцем своим тебя отогрею,
телом прильну поближе к тебе,
быть все минуты рядом посмею,
светом остаться в глухой темноте.
 

«душа его, раскрой объятья…»

 
душа его, раскрой объятья,
отбрось в сторонку свои платья,
закрой глаза, вдохни поглубже,
прими тепло в ночную стужу,
дари улыбку каждый вечер,
пока разносит в спальне свечи,
вдыхай его, покуда утро
не унесло своим маршрутом,
покуда ветреной метелью,
не скрылся он за твоей дверью,
и жди его, вернется точно,
дождливым днем, а, может, ночью.
сырой, голодный, без улыбки,
увязший в мыслях своих зыбких.
ты дай понять, что нужен очень,
что ум его еще наточен,
прижми к себе, не отпускай,
чтоб понял он, где дышит рай.
 

«давай перезимуем вместе…»

 
давай перезимуем вместе,
разбитым дорогам не в счет,
споем любимые песни,
запустим свой самолет.
давай зароемся в пледе,
погоде на утро в разрез
и в сером пасмурном небе
отыщем солнечный лес.
давай эту зиму запомним
как самый жаркий костер,
среди бесконечных инсомний,
где выдумал фильм режиссер.
 

отчаянно

 
отчаянно сгораю каждый вечер,
не повторяя прошлого побед,
я задуваю окон свечи,
закутываюсь в плед.
 
 
отчаянно тону в тебе ночами,
ладонями увязший в пустоте,
обещанные лишь словами —
не те.
 
 
отчаянно я задыхаюсь часто,
и вспоминаю сладостный парфюм.
украдкою по краю наста,
разорванный костюм.
 
 
отчаянно я ожидаю встречи,
и пальцами узоры на снегу,
приходит вечер:
«дождись, иду».
 
 
отчаянно бегу навстречу,
роняя на ходу цветы,
я не замечу,
и ты.
 

«приснись, прошу, хоть ненадолго…»

 
приснись, прошу, хоть ненадолго,
хочу обнять твое тепло,
им обернуться, словно тогой,
морозу улицы назло.
смотреть в глаза, не отрываясь,
щекой касаться невзначай,
и знать лишь то, что дикий хаос
преобразится в мой бонсай.
 

«разбитые окна…»

 
разбитые окна,
грязь на фасадах,
– бутылка за сколько?
– сдачи не надо.
холодные лужи,
столбы, светофоры,
снова простужен,
забытые ссоры.
зубами чечетку,
красные пальцы.
– мне бы на водку…
– мимо, не пялься.
шаги по брусчатке,
испачкана куртка,
удар по сетчатке
точкой окурка.
вечернее время,
последний автобус.
– помру от похмелья
первый мой опус.
пустые скамейки,
уставшие лица,
и ругань семейки:
– успел же напиться!
спокойные вздохи,
удары пакетом,
в переполохе
с разбитым портретом.
– иди же отсюда
рыдания, всхлипы.
– ну что же ты, Люда?
– ну что же? Или ты!
дорога до дома,
пустые карманы,
кроватная кома,
в мобильнике мама.
бессонная ночка,
остатки от кофе,
разбросаны клочья
мыслей больного.
закрытая штора,
и пыль на диване,
нет даже спора
с бурей в стакане.
безумно уставший
в центре квартиры.
– мне все не важно,
холодно в мире.
 

Аккорд пустой комнаты

 
1
столбы сплетены паутиной,
разбиты фасады домов,
он был когда-то красивым,
пока не сбился со слов.
 
 
2
считал себя вечным и сильным,
что каждый шаг по плечу,
но утро впустивший будильник
отмашку дал скрипачу.
 
 
3
раздались первые ноты,
аккорды, как нитка с иглой,
стянули забытые споты,
грозой на пустой мостовой.
 
 
4
холодная кухня, бутылка,
соседей пустой разговор,
забытая вечером стирка,
в экране застывший курсор.
 
 
5
окно занавешено плотно,
динамики сутки молчат,
с кровати вставал неохотно,
молчание в видеочат.
 
 
6
остывший чай у кровати,
сухие слова в потолок,
лишившийся благодати,
принявший серу и смог.
 
 
7
спасал других многократно,
ладонями пули ловя.
в ответ же неправильный бартер —
раздавлен рукой большинства.
 
 
8
оставленный мертвый в квартире,
прибитый слезами к столу,
непринятый в взёршенном мире,
без кофты стоит на мосту.
 
 
9
над черной рекою бездонной,
под светом ночных фонарей,
он вел диалог с благосклонной
про тот из своих сентябрей.
 
 
10
река принимала безмолвно,
тянула в объятья свои,
а он все кричал недовольно,
по грамму сгорая внутри.
 
 
11
воде не принять столько боли,
не выдержать стену из слез,
ты ей не доверишь пароли,
не сглазишь душевный утес.
 
 
12
он руки разбил о перила,
колени уперлись в асфальт,
вода с ним не говорила,
открылся последний гештальт.
 
 
13
а дальше: квартиры, балконы,
и солнце не греет с утра,
работать устали законы,
в груди разрасталась дыра.
 
 
14
бессонные ночи без смысла,
бутылок стеклянных гора,
внутри что-то яростно грызло,
и утром настала зима.
 
 
15
замерзшие окна давили
холодной своей пустотой —
зашитый в просторной могиле
голодный, уставший и злой.
 
 
16
и книги уже не спасали,
нельзя было спрятаться вновь,
забытый в собственном зале,
и нервно дергает бровь.
 
 
17
вот снова черные воды,
и ветер со снегом в лицо.
– мои пролетевшие годы
прошли, как плохое кино.
 
 
18
– ты, верно, не слушаешь даже,
но все же позволь рассказать:
решился на зимнем пейзаже
тебя, как родную, обнять.
 

«рубашка в клетку, сбита челка…»

 
рубашка в клетку, сбита челка,
лучи играют на бровях,
с такой ему хотелось долго
лежать, запрятавшись в тенях.
дыханье в грудь, босые ноги
и одеяло на полу,
забыто все, ушли тревоги,
любовь в безмолвную Луну.
горячий кофе утром в кухне,
зевки и милое лицо,
зарыться только б в этой дюне,
уйти от жизни беглецов.
 

«окунаюсь в трещину из слез…»

 
окунаюсь в трещину из слез,
гребу ко дну уставшими руками,
эмоций горсть добыл, да не донес,
мотая раны грязными бинтами.
 
 
я окунаюсь в трещину из грез,
что рисовал пустыми вечерами,
и сны тогда, ударами насквозь,
я запускал под потолок глазами.
 
 
я видел все: космические дали,
число комет захватывало дух,
вселенные рождаясь умирали,
такого ты не расскажешь вслух.
 
 
я шел ко дну без мысли о свободе,
без воздуха и света позади,
оставленный один в холодном броде,
остывший глубоко в груди.
 

«твой образ снится по ночам…»

 
твой образ снится по ночам,
слезами мне подушку греешь
и эхом тихим по дворам
снимаешь смысл панацеи.
садишься тихо у кровати,
дыханье боязно сдержа,
и, как в таинственном обряде,
целуешь от тепла дрожа.
 

«твой голос говорил про звезды…»

 
твой голос говорил про звезды,
шептал слова, теплей костра,
а я молчал, как ночью Бостон,
лишь только на глаза смотря.
– представь, что там, вдали от дома,
где свет во тьме и вечный лед,
живет теперь моя истома
и мысль о том, что все придет.
я б снял звезду в подарок ночи,
что нас с тобой тогда свела,
и после грустных многоточий
затер бумагу до бела.
останься здесь, в тепле пожара,
я подложу свое крыло,
спаси меня, в душе Икара,
мне так с тобою повезло.
 

«не выходишь из моей головы…»

 
не выходишь из моей головы,
уже приносишь свои вещи,
несешься в венах по крови
мимо стигмат, проблем и трещин.
 
 
мне повезло увидеть вновь
улыбки новеньких панелек,
изгибы каменных мостов,
недосчитаться трех ступенек.
 
 
и перестать трястись от страха,
когда совсем невмоготу.
тобой пропахла вся рубаха,
тонуть – и больше не хочу.
 

«в соленом море забытый…»

 
в соленом море забытый,
отброшенный грудью на мель,
порвавший любимый свой свитер,
меня не берет даже хмель.
ветрами пронзенный навылет,
с помятым и сонным лицом.
к какой сверестесственной силе
бежать и кидаться ничком?
смотреть перестал на закаты,
разрезал последнюю нить,
и только твержу: мне нужна ты,
приехать и рядом побыть.
 

«упорно себя утаскивал…»

 
упорно себя утаскивал
в холодную бездну из слов
красивых и, может быть, ласковых,
к которым ещё не готов.
окно закрывал занавесками,
раскуривал пачку за час,
а ночью ложился я с песнями,
которые помнят про нас.
 

«я устал быть потерянным…»

 
я устал быть потерянным,
каждый вечер о чем-то скорбя,
обращаясь ветром северным,
приди и найди меня.
я пеплом прячусь по городу,
под серою тогой дождя,
по осеннему грубому холоду
приди и найди меня.
я в каждая рама панельника,
я отблески ночью огня,
и, если я жив к понедельнику,
приди и найди меня.
узнаешь отблески цвета
в невзрачной сепии дня,
найди, как фото в газете
и сзади схватись за меня.
меня осталось немного,
приклеен скотчем к стене,
тебе укажет дорогу
ударами сердце в виске.
я устал быть потерянным,
разбита на части броня,
мотаюсь по клеткам лестничным,
приди и найди меня.
 

«я видел глаза безразличия…»

 
я видел глаза безразличия,
я слышал слова о любви,
казалось, нет ведь отличия,
но мне бы объятья твои.
раскрой свою душу, малышка,
я рад буду плотно прильнуть,
мгновение, как фотовспышка,
прижаться и крепко уснуть.
 

«ну здравствуй, холод ночью…»

 
ну здравствуй, холод ночью,
тебя-то я совсем не ждал,
глаза закрываются своей ладонью,
я вновь скрываюсь от зеркал.
я так пугаюсь искажений,
лицо в лицо смотря себе,
что даже в сотне отражений
он каждый раз противен мне.
его глаза пугают мраком,
холодным морем темноты,
улыбки блеск рояльным лаком
сбивает добрые черты.
рука его всегда трясется,
и грудь вздымается не в такт.
когда-то он от всех отрекся,
от злости сжавши свой кулак.
его черты замерзли фьордом,
внутри остался полумрак,
и годом день в молчаньи гордом,
и мыслей сломанных бардак.
 

«приди ко мне сквозь грозы…»

 
приди ко мне сквозь грозы,
сквозь боль, дороги и луну,
я обещаю, вытри слезы,
я никогда не обману.
я здесь один зарылся в кокон,
устав от мира и себя,
закрасил черным рамы окон,
от часу час себя губя.
приди ко мне сквозь бурю с градом,
прижмись к спине, не отпускай,
под самым сильным снегопадом
ты сердце мне свое отдай.
 

«мне дела нет до боли многих…»

 
мне дела нет до боли многих,
любить кого-то не хочу,
я вылезаю из берлоги
и долго в небо клокочу.
по снегу медленно шагаю,
не слыша звука сапогов,
хотел когда-то вбиться в стаю,
но не нашел себе волков.
мне друг – звезда ночного неба,
да шум дороги по утру,
а рядом только корка злеба
и круг прохода в конуру.
убить пытались дома стены,
но я держал на них оскал,
вспухают уж от злости вены,
я не нашел, чего искал.
 

«забыли меня твои письма…»

 
забыли меня твои письма,
пылятся свалкой в шкафу,
толпятся армией листья,
под вечер готовясь ко сну.
забыли меня твои руки,
что крепко сжимали мои.
от мертвенно-каменной скуки
уходят в даль корабли.
забыли меня твои мысли,
затерли плёнку впервой.
единожды дарится жизнью
построить в сердце покой.
 

олива

 
не плачь, дорогая, нет смысла,
останься собою счастливой,
тропу я себе уже выстлал
в места, где пахнет оливой.
меня не удержишь ты взглядом,
руками не схватишь во тьме,
меня не заманишь закатом,
я больше не нужен тебе.
не плачь, дорогая, не верю,
ты письма мои подожги,
останься за запертой дверью
и имя мое помяни.
и слов говорить здесь не надо,
оставь эту силу для тех
кто сможет густую прохладу
надеть, как добротный доспех.
во мне недостаточно силы
держать нас двоих на плаву.
ты в море, как белая льдина,
а я постоянно тону.
не плачь, дорогая, нет смысла,
меня ожидают в пути.
я рядом с тобою бессмыслен,
а ты лишь себя береги.
сердце разъедаться чернотой,
эхо пробегает по ребрам.
осень пришла холодной строкой,
ночью нет доступа к звездам.
легкие режет в пятом утра,
скрыться нельзя от восхода.
утром хочу, чтоб пустота,
молча стучала с порога.
встречу ее с пледом своим,
руки раскрою в объятьях,
вечность с ней мы промолчим,
думая каждый о счастье.
 

«я разбегаюсь к обрыву…»

 
я разбегаюсь к обрыву,
к холодной горной реке,
а ты кричи мне в спину
о том, что нужен тебе.
пускай надрываются связки,
пускай разрывается грудь,
я видел все твои маски,
былого уже не вернуть.
кидай в меня черные камни,
разрежь мои кожу и плоть,
сожги мне мысли и память,
но дай мне боль побороть.
у ног моих вечная пропасть,
а в мыслях немая покорность.
 

«ты последняя, кому поверил…»

 
ты последняя, кому поверил,
кого любил, держал, не отпускал,
я видел возрождение материй,
с тобой ослабевал и мой закал.
часы летели, как минуты,
дорога, ночь, твоя рука,
и в даль несли мои маршруты,
у губ моих твоя щека.
мы светом фар по горизонту
вели признания в любви,
вот только слабый красный контур
ослабил силу тетивы.
 

«обкусанные губы кусают мои…»

 
обкусанные губы кусают мои,
тебя прижимаю в спальне к двери,
все, что захочешь – твое, забери,
такая цена безответной любви.
отбрось свою гордость, сама же пришла,
последствия слов стекают с ножа,
а ты говорила – такая одна,
в итоге слова: прощай навсегда.
холодная осень, звенящие стекла,
бутылка вина, заклеены окна,
слова проклинания мертвого бога,
желанье кричать и ночью дорога.
слова утопают в бездонном пруду:
к тебе никогда, низа что не приду.
 

«километры не пугают пустотой…»

 
километры не пугают пустотой,
ночное небо ровно дышит,
приду к тебе даже слепой,
лишь голос твой во сне услышу.
меня здесь нет, но был когда-то,
искал себя, но так и не нашел,
душой потерянной солдата
куда-то долго брел и брел.
и только ты заметила свечение,
оставшееся от меня клеймо,
меня тащило темное течение,
а я решил, что так и суждено.
А ты схватила мертвенную кожу,
теплом своим спасая от беды,
я думал так никто не может,
улыбкой только создавать мечты.
 

«пересилил дороги, сжег резину…»

 
пересилил дороги, сжег резину.
я обещал, что тебя не покину.
гудки в телефоне, холод из окон
в постели моей пасмурный Лондон.
если бы знали люди снаружи,
что я хочу стать кем-то нужным.
вино на столе, зажигалка в кармане,
меня все куда-то по прежнему тянет.
вечером каждым взгляд к горизонту,
зрачками рисую призрачный контур.
письмо на бумаге, огонь, сигареты,
я больше не знаю где ты и с кем ты.
 

«я сердце отмывал дегтярным мылом…»

 
я сердце отмывал дегтярным мылом,
старался разбросать свои слова,
хотел когда-то стать любимым,
и вот, в годах, затерлись имена.
 
 
я долго и упорно плакал небу,
но все мольбы стирались в облаках.
казалось, маленький кусочек лета
не растворится ночью на часах.
 
 
я сердце отмывал дегтярным мылом,
упругий, грубоватый материал.
тонуть, укрыться свежей тиной,
но все желание недавно потерял.
 

«просто будь кому-то нужной…»

 
просто будь кому-то нужной,
заваривай чай по утрам.
не важно, что бушует снаружи,
вместо тебя я буду там.
просто будь кому-то нужной,
не мучай сердце тоской,
всегда находятся души,
что будут рядом с тобой.
на осень не нужно сердиться,
дождями боль свою смой,
и, может, маленькой птицей
вернешься снова домой.
 

«по венам густая грусть…»

 
по венам густая грусть,
осколки стекла под ногами,
по лужам холодным – и пусть,
не знал, что станется с нами.
под разными крышами мы,
и смотрим в разные окна,
мы видим разные сны,
рисуем сказки на стеклах.
под пледами ищем тепло,
с которым легко так расстались,
и молча мы ходим в кино,
без сумок стоим на вокзале.
 

«мы одни…»

 
мы одни
в мыслях, квартирах и парках.
храни
нас на выцветших марках.
ветра
не уносят в далекие страны,
стена
отпечатала все наши раны.
слеза
перестала жечь нашу кожу,
она
никогда уже не поможет.
вода
выбегает из крана беззвучно,
слова
уже никто никогда не получит.
спаси
мою душу из собственной клетки,
и храни,
как счастливые этикетки.
 

«люби меня, пока я помню имя…»

 
люби меня, пока я помню имя,
люби, пока не стерта из души.
внутри огонь, пылает Хиросима,
лишь догореть позволь мне, разреши.
люби меня, секретами общаясь,
люби, сжигая до костей,
сдержи незапертый мой хаос,
набрось объятья из сетей.
 

«город замерзает от пустоты…»

 
город замерзает от пустоты,
провода растворяются в небе,
акварелью сети из сепий,
высотки страдают от слепоты.
 
 
я молча сжимаю пальцы,
посылаю письмо неизвестному,
растворяюсь, если по-честному,
смываются в плоскости танцы.
 
 
воздух холодный, он обжигает,
снаружи – улыбка осени.
дома ждут только простыни,
и смех на единственной свае.
 
 
курить сигареты, биться о стены,
смотреть в пустоту через веки,
растворялся в одном человеке,
а дальше финальные сцены.
 
 
деревья путают блики,
ночные тирады для кресел,
для ваты в глубоком порезе —
соседям привычные крики.
 
 
нельзя убивать, то, что живо.
но только кто это слушал?
по улицам, с мрачностью пугал,
летают строчки курсива.
 
 
дорваться до скорости в двести,
схватиться за грудь руками,
почувствовать тьму под ногами,
забыть любимые песни.