Текст книги "Паргоронские байки. Том 4"

Он увел Асвантиду в один из несотворенных миров, где в обозримой близости была только пустота. Вдали мерцали огоньки, знаменующие звезды и планеты – но прямо здесь не было ничего.

Там он и показал ей то, для чего существуют боги – творение.

Вначале он создал туманность. Огромное облако пыли и разреженного газа. Распахнул окно в Хаос – и наполнил космос рассеянной протоматерией. Асвантида зачарованно смотрела, как Космодан вырастает до невероятных размеров, как сжимает туманность ладонями величиной с планеты… и как вспыхивают между них звезды.

Две звезды, побольше и поменьше. В холодной черноте космоса бог рассмеялся – и закрутил одну вокруг другой.

А из остатков туманности он создал крошечный астероид. На нем они воссели с Асвантидой – и Космодан, широко улыбнувшись, предложил наполнить эту систему планетами.

– Какие тебе нравятся? – спросил он. – Заказывай.

Это был восторг. Невероятный восторг. Никогда в жизни Асвантида такого не испытывала. Великаны тоже обожают строить, создавать новое – но тут был настоящий апофеоз творения.

– Можно планету в виде бублика? – просила она. – А в виде чашки? А в виде моей головы?

– Можно, можно, все можно, – тут же лепил требуемое Космодан.

Правда, оказалось, что чем хитрее форма, тем труднее такое сотворить. Планету, половина которой стала прекрасным девичьим лицом, бог вытачивал вручную, формировал ее почти полчаса – но Асвантида не торопила.

– Боюсь только, она недолго такой останется, – с сожалением сказал Космодан, любуясь делом своих рук. – Это планета, и она будет подчиняться законам этой вселенной. Через какое-то время твой лик на ней изгладится, станет просто причудливым ландшафтом, горами и кратерами.

– Оно и к лучшему, пожалуй, – сказала Асвантида. – Не хотела бы я жить на планете в форме чьего-то лица.

– Это было бы безумие, – согласился Космодан. – И я думаю, нам пора возвращаться.

Он отвел ее обратно, на просторы Камня, к молодому Мировому Древу. Там Космодан в последний раз стиснул руку Асвантиды и сказал, что ему пора.

– Мы еще увидимся? – спросила она с надеждой.

– Если будет на то твое желание, – улыбнулся бог.

– Конечно, будет! – сердито ответила великанша. – Ты что, решил показать мне столько чудес только чтобы я потом всю жизнь изнывала от тоски?

– В таком случае мы обязательно еще увидимся. Но сейчас мне пора.

– Домой? Где ты живешь? Где вообще живут боги?

– Нет, не домой, – помрачнел Космодан. – У меня… у меня нет дома. Был когда-то, но…

– Но?..

– Он разрушен.

И Космодан поведал, что его мир и его пантеон полностью уничтожены. Что сорок лет назад в глубинах мироздания отгремела великая битва богов и демонов. Битва, в которой не было победителей.

– Было уничтожено шесть Светлых миров, семь Темных и почти триста миров смертных, – говорил Космодан. – Там были межзвездные и межмировые цивилизации. Были триллионы разумных. Были сотни богов.

– И они все?..

– Все, кроме меня.

– Я думала, боги не могут умереть.

– Не могут… обычными путями. Но нет во вселенной невозможного. Можно убить и бога. Даже смертный может это сделать, если ему повезет. Не говоря уж о ком-то вроде Пожирателя Звезд или Сакти’Драа…

– А как ты выжил?

– Везение, – обезоруживающе развел руками Космодан. – В общем-то, я просто остался последним. Но… не будем омрачать этот чудесный день. Теперь я здесь, с тобой. В мире, который молод и свеж.

Асвантида вернулась домой с таким пылающим взглядом, что это заметил даже ее отец, Глезторос. Прозванный Угрюмцем, он обычно не обращал внимания на своих детей, но сегодня посмотрел на старшую дочь и хмуро сказал:

– Ты аж светишься. Помирилась с сыном Хиротароса?

– Сегодня был замечательный день, отец, – отмахнулась Асвантида. – Он и без Сародероса был замечательным… особенно без него.

Глезторос сердито закряхтел. На самом деле, странно выглядели отношения первородных великанов с их старшими детьми. Между ними почти не было разницы в возрасте. Асвантиде тридцать семь лет, а ее отцу – тридцать девять. Он явился из первородного Хаоса, сразу родился громадным и могучим. А она явилась на свет из чрева своей матери, была несмышленым младенцем, росла и набиралась сил постепенно.

Последние года два она считалась как бы уже взрослой. Как бы. Великаны сами точно не знали, когда второе поколение достигнет детородного возраста, но все сходились на том, что уже скоро. Возможно, стоит дождаться сорокалетия – а возможно, и в тридцать пять было нормально. Многие из самых старших уже начали гулять вместе, а Окэнда из людогоров, возможно, через пару лун явит миру великана третьего поколения.

Ну или она просто слишком любит покушать. Асвантида не была уверена.

Но пока что третьего поколения на Камне нет. Только сорок семь первородных, примерно столько же едва расцветших юношей и девушек, да сотни две разновозрастных детей. Первозданные желали, чтобы число их слуг выросло, и великаны старательно над этим трудились.

Пока еще они жили поблизости друг от друга, скученно. Выстроили зал для собраний, четыре общинных дома и двадцать четыре семейных, назвав это все Миран Дио, что на их языке означало «общее место». Распахали громадные поля, чарами приручили мамонтов, индрикотериев и других зверушек. Проложили ровные дороги и вырыли глубокие арыки. И если не считать одного случая десятилетней давности, жили великаны мирно и дружно.

Асвантида никому не рассказала о своем удивительном знакомстве. Хотя ей ужасно хотелось поделиться с сестрами, братьями, матерью или хотя бы лучшей подругой – Гласитаридой. Они с Асвантидой родились почти одновременно, вместе когда-то исследовали таинственные земли за Домами, вместе и нашли Мировое Древо, которое тогда было втрое меньше.

Но она сдержалась. До самого вечера никому не говорила. И ночь проспала, не проболтавшись. И только на утро, встретившись с Гласитаридой у колодца, невзначай обмолвилась:

– А я тут кого-то встретила…

Гласитарида родилась хримтурсом. Дочерью самого Таштарагиса, вожака инеистых великанов. Она была чуть выше Асвантиды, чуть стройнее, с нежно-голубой кожей и сапфировыми глазами. Она была, возможно, прекраснейшей из великанш – и это замечали не только хримтурсы. За нее пытался свататься старший сын Дормадоса, но ему отказали, ибо негоже смешивать кровь, это заповедано Первозданными.

И как ни любопытствовала Гласитарида, как ни пытала лучшую подругу, та больше ни словечка ни сказала, а только улыбалась хитро. А едва солнце перевалило за середину, едва ворчливый отец задремал в теньке – взяла пустую бочку и пошла к Мировому Древу.

Путь был не самый близкий. Сначала вспашек пятнадцать по равнине, потом еще столько же по холмам, перейти вброд реку (набрав воды в бочку), перевалить через горную гряду – и вот она, долина Муравьев. Даже великанша в десять человеческих ростов затратила на дорогу целый час.

Но сегодня у дерева не стоял бог в обличье молодого йотуна. Немного разочарованная, Асвантида полила корни и почти два часа слонялась по долине, делая вид, что просто гуляет. Увы, Космодан так и не появился, а позвать его Асвантида не умела, так что просто вернулась домой.

– А сегодня ты что такая кислая? – спросил Глезторос, когда семья собралась за ужином. – С сыном Хиротароса поссорилась?

– Моя жизнь не вращается вокруг Сародероса, отец, – ответила Асвантида, обгладывая ножку мамонта. – Не знаю, почему ты все пытаешься нас свести.

– А что, хороший парень, – сказала Эстентида, мать семейства. – Тебе скоро тридцать восемь, пора и собственный домок заводить. Сародерос работать умеет – вон какую домну возвел!

С этим спорить было трудно, домну Сародерос построил отличную. Муспеллы лучше всех обращались с огнем и печами, поэтому занимались в основном плавкой и ковкой. Точно так же йотуны добывали камень и руды, людогоры пахали землю, а хримтурсы пасли скот.

– Дело доброе, – кивнул и Глезторос. – Работа в кузнице всем нужна.

– Не хочу я работать в кузнице, – отвернулась Асвантида. – И быть женой кузнеца не хочу.

– Если благородная работа в кузнице недостойна ее – то что вообще достойно? – проворчал Глезторос, вставая из-за стола. – Никакой мужчина не выберет белоручку, что презирает честный труд.

На следующий день Космодана у Мирового Древа тоже не оказалось. И на следующий. И на следующий. Асвантида все сильнее впадала в уныние, все больше подозревала, что то волшебное путешествие было первым и последним.

Да не приснилось ли оно ей, не померещилось ли?

– Что-то Асвантида витает в облаках, – сказала на пятый день мать. – И тоскует. Не знаешь, в чем причина?

– Замуж ее выдать надо, – отмахнулся отец. – Сразу и повеселеет. Или пусть дело себе найдет.

У Глезтороса слова с делом не расходились. Следующим же утром он велел дочери идти с йотунами по алмазы. Та спорить и не стала – большая сушь закончилась, в долине Муравьев не сегодня завтра пойдет дождь, поливать Мировое Древо незачем.

Да и смысла нет ходить и ждать. Космодан – бог. Захочет ее увидеть – найдет где угодно. Не захочет – значит, и не захочет. Навязываться она не станет.

И она отправилась в поход – далеко на восток, в Алмазные горы. С патриархом Лаградатесом, семью молодыми йотунами и тремя муспеллами, среди которых был и Сародерос. Тот присоединился в последний момент, догнал их уже на перекрестке, и Асвантиде неловко было идти на попятный.

Да и не собиралась она. Сародерос не был ей неприятен или еще что-то. Просто не мил… а вот она ему нравилась. И родители давно уж пытались их свести, что вызывало у Асвантиды некоторую изжогу. Какой-то детский протест. Не хотела она жить по указке, хотела сама выбрать того, с кем свяжет жизнь.

Просто выбор пока что не особенно большой.

И раньше Асвантиду это не смущало. Она всю жизнь прожила в деревне великанов, за пределами которой были только бескрайние просторы, дикие звери и редкие Всерушители. Раньше мир не казался ей пустым – он был полон воздуха, воды и земли, полон растений и животных. Ей хватало общения с сородичами и честного труда.

Но теперь ей этого казалось мало. Она увидела… другие миры. Кипящие жизнью, не знающие одиночества. Увидела творение звезд и планет.

Увидела бога! И как же он был прекрасен!..

И ужасающ одновременно…

Асвантида снова вспомнила Космодана в его истинном виде – когда он был самим творением, средоточием космических стихий. В тот момент она устыдилась… устыдилась себя. Своего несовершенства. Своей телесной небезупречности.

Она бессмертна, но состоит из плоти. Она красива, но не идеальна. У каждого существа есть недостатки, хотя бы мелкие.

Близость бога слишком остро заставила Асвантиду почувствовать свои. Будто она вся – как один сплошной недостаток.

Для великанов богами были Первозданные. Особенно двое величайших – Малигнитатис и Бамброгурдус. Но они были гораздо более… земными. Сами такие же Всерушители, они выражали понятные каждому вещи. Они точно так же явились из Хаоса, они были телесны и тварны, они не могли менять свой облик и так легко воздействовать на реальность.

И они не были совершенны так, как Космодан.

Об этом думала Асвантида, шагая с остальными по Алмазным горам. Раньше она дивилась этим россыпям самоцветов, радовалась их блеску и сверканию. Но теперь вся красота бытия меркла рядом с ее воспоминаниями.

А тем временем Космодан как раз решил ее навестить. Он спустился в деревню великанов и с любопытством осматривался. Было интересно взглянуть, как она разрослась за неполных сорок лет, как полсотни великанов превратились в триста. Посмотреть на их бесконечные поля, на стада мамонтов и индрикотериев, на гигантские дома, амбары, плавильные печи. На бегающих под ногами махайродов и шерстистых носорогов.

А вот на него не смотрел никто. Когда боги того не хотят, их не замечают. А если Космодан с кем-то заговаривал, его принимали за кого-то знакомого, но спроси, за кого именно – не ответят.

Однако Асвантиды здесь не было. Ожидавший сразу ее почувствовать Космодан пронизал мыслью пространство… а, вот она. Прекрасная великанша ушла на северо-восток, в Алмазные горы.

Одного мгновения хватит, чтобы перенестись к ней… но тут взгляд Космодана остановился на другом прекрасном лице. Статная инеистая великанша в серебряном венце и сапфировых серьгах, лазурно-голубом платье из шелка пауков-осьминогов… совсем другой тип красоты, но ничем не хуже Асвантиды.

– Мир тебе, прекрасная госпожа, – улыбнулся ей Космодан. – Будет ли мне позволено узнать твое имя?

– Гласитарида, – ответила великанша.

И прищурилась. Подобный вопрос нелеп, если его задает взрослый взрослому. Это ребенок может не знать ее имени, да и сама она не знает в лицо каждого из бесчисленных малышей, но взрослых великанов на Камне не наберется и сотни.

К тому же, когда Космодан проявил к ней интерес, его облик стал четче. Пропало ощущение, что это некто известный, просто не получается вспомнить, кто именно. Гласитарида увидела перед собой нового, незнакомого великана… нет, кого-то иного.

Кого-то большего.

Гласитарида знала толк в волшбе. Дочь Таштарагиса и Лептениды сызмальства проявляла интерес к тому, что потом назовут великаньим колдовством. Ее влекло все таинственное и заповедное – да так влекло, что она даже провела год среди Первозданных, учась у тех, кто соглашался ее учить.

– Что ты такое? – задала она вопрос в лоб.

– Просто заглянувший в гости добрый дух, – раскланялся Космодан.

– Ничего доброго ты пока не сделал… дух. И добрые гости не являются тайком, без приглашения. Что тебе нужно в нашей деревне, чего тут ищешь?

Космодан мог просто сделать шаг – и исчезнуть. Гласитарида уже через минуту бы о нем забыла. Но его привлекал огонь ее души. То внутреннее пламя, что озаряло лицо невидимым светом.

И глубинное могущество. И великие амбиции.

– Хочешь знать, кто я? – спросил Космодан. – Узнай. Ответ перед тобой, лишь… вглядись.

Гласитариду охватило любопытство. Волшебница-великанша не ощущала зла в этом существе, не чувствовала скверны, а потому не насторожилась. Космодан раскрыл перед ней свою суть, она вгляделась… и обомлела.

– Ты-ы-ы… – прошептала она. – Ты и в самом деле…

– Во плоти, – скромно улыбнулся Космодан.

– А… а правду говорят, что если встретишь одного из вас и распознаешь, то он исполнит любое желание?! – загорелись глаза Гласитариды.

Космодан изумленно глянул на нее – и криво ухмыльнулся. Вот в том числе и поэтому он не хотел становиться богом. Знал, что начнется поток молитв, сливающихся в огромное слово «ДАЙ!».

Но сейчас он и правда сам с ней заговорил.

– Чего же ты хочешь? – спросил Космодан, глядя на великаншу уже без интереса.

– Я хочу знаний, – жадно сказала Гласитарида. – Я хочу узнать… хочу научиться…

– Чему?

– Всему! Почему вещи падают вниз, почему реки текут к океану, почему деревья тянутся к небу, куда уходит солнце каждую ночь, что такое звезды, живет ли кто-нибудь на луне, откуда взялись Всерушители, что будет, когда…

– И я единственный, кто может все это рассказать? – перебил удивленный Космодан.

– Да! Я… наши отцы и матери знают немногим больше, чем мы сами, а Первозданные говорят, что мы созданы не ради этого! Но я хочу узнать суть вещей, хочу понять законы мироздания, хочу научиться великим чарам!..

– Всего-то?.. – хмыкнул Космодан.

– Я знаю, что о многом прошу. Но если ты и вправду бог – вразуми меня и научи.

Космодан едва не рассмеялся. Вразумить и научить. Его самого бы кто вразумил. Самого бы кто научил.

– А коли нет, то и не надо! – вскинула голову Гласитарида, заметив насмешку в его глазах. – На коленях молить не стану!

– На коленях не надо, – сказал Космодан. – Не люблю тех, кто молит и выпрашивает. Хочешь чего-то – добейся.

– Как?

– Для начала – отыщи меня, – молвил Космодан, растворяясь в воздухе. – Найдешь – получишь, что желаешь.

И Гласитарида осталась одна. Вокруг по-прежнему был Миран Дио, две девушки болтали у колодца, йотун из первородных тащил на плече скалу, детишки-людогоры бегали друг за другом, заставляя землю дрожать… и ничего больше. Все как обычно, словно и не стоял тут только что спустившийся на Камень бог.

Гласитарида даже не спросила его имени.

Но он все-таки оставил ей кое-что. Покружившись в воздухе, на ладонь Гласитариды упал лист… совсем крошечный зеленый листочек, едва с ноготь мизинца. Великанша не сразу даже его разглядела.

Испытание, вот что это. Ей нужно найти лес, в котором растут такие деревья. В том лесу ее будет ждать… Гласитарида не знала, что именно, но была полна решимости выяснить.

Космодан смотрел на нее сверху. Вознесся над земной твердью, над великаньим Миран Дио, и глядел из космической выси, наблюдал сразу за двумя прекрасными девами. Следил за Асвантидой, что рубила алмазы в горах, следил за Гласитаридой, что показывала листочек матери, а потом другим великанам, расспрашивала, где такие растут.

– Хочешь, чтобы она как следует потрудилась ради обещанных знаний? – раздался гудящий голос.

– Полученное быстро и задарма не ценится, – покачал головой Космодан. – Воспринимается как должное. Как нестоящий пустяк.

– Истинно, – раздался другой голос. – Но ты зря крутишься вокруг великанов. Прими добрый совет, оставь их в покое.

Космодан повернулся. Из звездной пустоты выступили две фигуры – переливающаяся синим и лиловым, с бездонными глазами-озерами, и матово-черная, с покрывающим голову хитиновым панцирем.

Еще два бога.

– Ты посадил здесь Мировое Древо, – сказал один. – Ты претендуешь на этот мир?

– По праву творения, – сказал Космодан.

– Разве ты его сотворил? – усомнился другой.

– Не я, но пантеон, в котором я состоял. От него остался только я, так что… мое наследие.

Боги переглянулись. Они не усомнились в словах Космодана, не потребовали доказательств, ибо сие не для богов. Если бог молвил – то молвил истину.

– Я Марекс Волноликий, а се Савроморт Неотвратимый, – назвался переливающийся. – Мы из Пятерых Сальвана.

– Я Космодан, – раскланялся юный бог. – Я наследник того, кого прозывали Громовержцем, так что… полагаю, теперь я Громовержец.

– Говоришь, ты последний из своего пантеона? – спросил Савроморт. – Как это вышло?

Космодан вздохнул, раскрывая свои воспоминания. Это причинило ему боль, но было проще показать, чем рассказывать. Он вновь окунулся в прошлое – и с ним окунулись Марекс и Савроморт.

Вместе с ним они вспомнили… обрели знание о Пожирателе Звезд. Вспомнили тот страшный день, когда погибли остатки Пантеона, а Космодан, последний, еще совсем мальчишка, поднял оружие павшего Эльфредиора… и ударил.

Там оставалось только добить, всю работу за него сделали остальные. Но именно он каким-то образом вобрал в себя эту волну, эту бездну высвободившейся ба-хионь – и стал богом. Молодым богом посреди выжженного мира. Посреди пекла, посреди пепла.

Посреди царствия смерти.

– Развязанное Сакти’Драа, – тихо произнес Савроморт. – Мы слышали о той бойне.

– Всяк бы услышал гибель сотен миров единовременно, – мрачно кивнул Марекс. – Мы далеко оттуда, но отголоски до нас докатились.

– И ты, получается, сейчас сам по себе? – спросил Савроморт. – Без дома и пантеона?

– Пока да, – ответил Космодан.

Марекс и Савроморт снова переглянулись. Первый повел рукой и предложил:

– Спустимся.

Трое богов сошли вниз, на зеленую равнину. Здесь они облачились в плоть и какое-то время взирали вокруг. От них шли волны благодати, и Космодан чувствовал, что его оценивают, к нему присматриваются.

– Мы считаем, что у этого мира большой потенциал, – сказал наконец Марекс. – Его эфир богат и насыщен.

– Я тоже так считаю, – согласился Космодан.

– Мы еще должны посоветоваться с остальными, но думаю, что они не будут возражать. Желаешь стать Шестым?

– В вашем Сальване?

– Да. Раньше он принадлежал всего одному богу – Цидзую, Вечно Молчащему. Но сейчас нас там пятеро. Цидзуй олицетворяет Порядок, я – Хаос, Савроморт – Смерть, Кефринекс – Жизнь, а Херем – Время.

– Ты можешь стать шестым, – кивнул Савроморт. – Будешь олицетворять…

– Молнии! – воскликнул Космодан.

– Пространство. Составишь пару Херему.

– Лучше бы все-таки Молнии.

– Сколько тебе лет? – нахмурился Савроморт.

– Пятьдесят три.

– Это… после богорождения?.. – уточнил Марекс.

– Ну… смертная жизнь ведь тоже считается?..

– Тебе всего пятьдесят три?! – поразился Марекс. – А во сколько ты умер?!

– Да… у нас там небожители с демонами сражались, звезды взрывались, страшный суд… Я умер в четырнадцать…

– Ты богородился в четырнадцать?! Что ж ты такого сделал-то?!

– Да мне… просто повезло… Я сначала умер смертным… в самом начале… попал в число божьих воинов… а через год снова погиб…

Космодан виновато улыбнулся. Он и сам понимал, что для бога чересчур юн. К тому же старт ему достался не самый легкий. В какой-то момент он почти пал, почти стал Темным – такое отчаяние им владело, такая скорбь рвала на части душу. Только в последнее время он начал оправляться – а до этого лет сорок бродил по мертвым мирам Пантеона, тщетно искал, пытался спасти, возродить хоть что-нибудь.

Он искал части погибших богов, собирал их Сути и осколки божественных оболочек. Старался восстановить умирающие миры, помочь смертным. Вернуть к жизни тех, кого вернуть было уже нельзя. Излечить пространство от яда и скверны, заштопать Кромку, изгнать хлещущий отовсюду Хаос. Творить новые звезды и планеты, наполнять их жизнью и светом.

Но ему не хватало знаний, навыков и божественной мощи. Ему ничего не хватало. И в итоге он просто забрал, что сумел – и ушел как можно дальше. В один из окраинных миров, не затронутых Погибелью.

Здесь он решил начать все заново. Правда, пока не знал, как к этому подступиться.

– Вопрос, – поднял палец Дегатти. – Космодану пятьдесят три года… каких именно? Они разной длины в разных мирах.

– Я тебе когда-нибудь говорил, как мне нравится твоя въедливость, Дегатти? – ухмыльнулся Янгфанхофен. – Стандартной длины годы, стандартной. Как на вашем Парифате. Я всегда перевожу меры в известные тебе.

– Но в Сальване вообще используется такая мера – год? У них же нет смены сезонов.

– Как и в Паргороне. Наш год – условная единица летоисчисления, сорок недель. А это как раз и будет стандартный год.

– На самом деле молнии – неплохой выбор, – чуть помолчав, сказал Марекс. – Я тоже обычно считаюсь богом морей. Потому что пространство, время, порядок, хаос – это что-то отвлеченное и непонятное. А моря, пустыни или вот молнии – это то, что они видят постоянно. Для дикарей это лучше.

– Тут ты прав, – согласился Савроморт. – Потом, конечно, они взрослеют и перестают бухаться на колени перед грозовой тучей, но этот этап проходят все.

– Ну а когда в развитом обществе появится глубина научной и философской мысли – будет им и Пространство, – подытожил Космодан.

Под богами воздвиглось горное плато. Космодан не заметил, кто именно из них его сотворил. Поднявшиеся снова ввысь, они смотрели на бескрайние просторы Камня… на плещущие вдали волны… на пространный архипелаг за горизонтом… Космодан чуть изогнул горизонт, чтобы удобней было смотреть.

– Красивый мир, – наконец сказал он.

– Только однообразный, – добавил Марекс. – Почти пустой, и суперконтинент всего один. Громадный, весь усыпанный реками и озерами – но всего один.

– Если я верно помню, Пантеон прервали во время Акта, – призадумался Космодан. – Был выплеск Хаоса, Кромка прохудилась, и еще что-то с физпараметрами напуталось. Поэтому его и оставили под паром, хотя сначала планировали возделать.

– Выплеск тут был порядочный, – кивнул Савроморт, глядя на трех шагающих Гороподобных. – Целая прорва хтоников.

Из океана выметнулся Великий Змей размером с остров. Хтонические чудовища пока не заметили присутствия богов, но уже чувствовали, обоняли исходящую благодать. Подсознательно их это тревожило.

– А что, неужели среди вас пятерых нет ни одной женщины? – спросил Космодан. – В нашем пантеоне было примерно поровну. Все состояли друг с другом в браках.

– Поищи себе супругу среди младших богинь, если желаешь вступить в брак, – сказал Марекс. – Либо заключи его с кем-то из дружественных пантеонов.

– Но к великанам лучше не лезь, – повторил Савроморт. – Мы понимаем, что ты молод и полон томления, но поищи себе наперсниц в других местах.

– Этим миром правят хтоники невиданной мощи, – кивнул Марекс. – Вдвоем Малигнитатис и Бамброгурдус будут посильнее всего Сальвана.

– И они могут призвать тебя к суду, – добавил Савроморт.

Космодан отвел взгляд. Да, хтонические чудовища – еще одна причина, по которой Пантеон не стал развивать Камень. Они возникают далеко не при каждом творении, и чаще всего это одиночные существа. Но на Камне их зародилось удивительно много, они оказались плодовитыми, а самые могучие не уступали в силе богам… некоторые даже превосходили. Пантеон не пожелал воевать с собственными творениями, поэтому предоставил их собственной судьбе.

– Кем ты был? – спросил Марекс. – Какой вид? Я из глубоководных тритонов, Савроморт – из одного вымершего народа с далеких звезд. А ты?

– Я год был небожителем, грозовым стрельцом под началом Эльфредиора. А до этого… в моем родном и соседних мирах жил такой народ, двал’уна. Мы были похожи на этих самых великанов, только помельче… и мой народ тоже вымер.

– Как это случилось?

Космодан снова показал. Они трое общались не столько словами, сколько образами, прямой передачей знаний. Сейчас от него изошли бессчетные картины – и Марекс с Савромортом узрели битвы, узрели пожарища… узрели гибель миров.

– Мы ушли в числе первых, – печально сказал Космодан. – Мы полагали, что нам все по плечу. С нашими технологиями. С нашей верой. Враг был неизвестным и навевал ужас, но мы думали, что отстоим себя и свои семьи. За нами была родина.

– Вы не отстояли.

– Мы не знали, что попали в космический водоворот, что мы – просто один мир из множества. Пища для незваных гостей. Мы даже объединились со своими старыми врагами. С теми, с кем даже не подумали бы объединиться раньше. Но их было все больше… приходили все новые… сами видите. В конце концов погибли даже боги.

Он помолчал, а потом горько добавил:

– Хотя технически мы победили. Я же остался. А с другой стороны не выжил никто.

Марекс сумрачно вздохнул. Явленные образы тяжестью легли на сердце. От его вздоха в соседних мирах заволновались моря, набухли свинцовые тучи, поднялся ветер и залили дожди…

…Старый рыбарь Кеметке поднял голову и загудел трубогубом. Только вышли на промысел, а уже…

– Выбирай сети, – велел он сыну. – Ошо’Гна сегодня загрустил, улова не будет. Нужно принести жертвы из земной пищи.

– Так может, просто ему сейчас и вернем… – поднял длинную сватини мягкопанцирный юнец. Та вцепилась ему в дыхало головными щупальцами, но была без труда оторвана и возвращена в скорлупу.

– Глуп ты еще, – завибрировал головными антеннами Кеметке. – Нельзя давать Ошо’Гна креветид и щитней, он сам их нам посылает. Насмешкой будет возвращать дар жертвой. Дадим ему личинок овузздра и плоды этого… на губах вертелось… шиска.

– Я бы и сам этого поел, – недовольно загудел сын. – Опять твои суеверия, старый.

…А Марекс и Савроморт тем временем прощались с Космоданом. Тот обещал подумать над их щедрым предложением, а они еще раз напомнили, чтобы держался подальше от хтоников Камня.

– Приходи, когда будешь готов, – сказал Савроморт.

Прошло время. Гласитарида наконец поняла, с какого дерева этот уже помятый листочек. С того самого, конечно, которое они нашли когда-то с Асвантидой. Девушка не была тут уже лет пять, но теперь вернулась – и стояла, задрав голову.

– Покажись, – негромко позвала она. – Я разгадала твою загадку.

Листва Мирового Древа зашелестела. Бог не явился перед Гласитаридой, но прислал знамение. Вокруг повеяло холодом, из ниоткуда повалил снег… и великанша зажмурилась от удовольствия. Как будто наступила благословенная зима.

Хримтурсы давно уж обсуждали, не покинуть ли им деревню, не уйти ли на крайний север, где снег лежит круглый год. Все великаны очень выносливы, но муспеллы не любят зиму, а хримтурсы не любят лета. Если бы ее отец своим колдовством не заморозил четверть Миран Дио, не воздвиг там вечный нетающий ледник – уж верно, давно бы ушли, покинули остальных.

Но на что же намекает ей этим снегом лукавый бог? Предлагает вернуться сюда зимой? Или велит пойти на тот самый крайний север, где зима прямо сейчас?

Если ждать – то ждать целых полгода. Если идти – то тоже не одну луну. Камень огромен, а великаны маленькие.

И если идти на крайний север – то куда именно? Он очень велик. Говорят, когда кончается промерзлая земля, начинается замерзший океан, вечные льды.

– Мне мало такой подсказки! – повысила голос Гласитарида. – Дай еще одну!

Ответа не было. И Гласитарида, посидев немного у корней, воротилась домой – поразмыслить над новой задачкой.

А с небес за ней наблюдал Космодан.

Если бы он пообещал Марексу и Савроморту оставить великанов в покое, то оставил бы. Скрепя сердце, но оставил – ибо невозможно богу нарушить свое слово. Но Космодан ничего не обещал.

И он был очень молод. Он только-только отошел от сорока лет отчаянной работы среди пепла. Он только-только снова почувствовал вкус к жизни.

И юная Гласитарида запала ему в душу.

Впрочем, Асвантида запала не меньше. Любвеобилен оказался Космодан. Сам он затруднялся выбрать, какая из статных дев привлекает его сильнее, а потому решил оставить все на волю случая. Которая забудет о встрече и продолжит жить, ровно ничего не было – о той и Космодан забудет.

Которая же не успокоится и, быть может, сумеет его отыскать… той он подарит вселенную.

Асвантиде Космодан тоже намекнул, как снова с ним встретиться. Явил вещий сон. Уже вернувшись с Алмазных гор, огненная дева получила видение – огромную гору и пылающий костер на вершине. Обычные сны сразу стираются из памяти, но этот и после пробуждения стоял у Асвантиды перед глазами.

Она ощутила божественное присутствие. Ощутила ниспосланную благодать. И преисполнилась уверенности, что сон ее – не просто сон.

Друг с другом Асвантида и Гласитарида пережитым не делились. Это было слишком личным, чтобы делиться даже с лучшей подругой. Каждой хотелось оставить соприкосновение с божественным для себя одной.

– А иначе этот любовный треугольник очень быстро бы закончился, – со знанием дела сказал Дегатти.

– А я не вижу никакой проблемы, – пожал плечами Бельзедор. – Мои жены друг о друге знают.

Гласитарида решила вначале все же подождать зимы. Вернуться к Мировому Древу, когда выпадет снег. Это было проще, чем отправляться на крайний север и бродить по его просторам.

Асвантида же сразу отправилась к одинокой горе, что была похожа на явленную во сне, и развела там огромный костер. Но ничего не произошло. Почти сутки девушка поддерживала огонь, почти сутки терпеливо ожидала – и ничего не дождалась.