Текст книги "Долгий путь домой"

Грим разомкнул губы, начал говорить, но голоса не было.

– Водички бы… – просипел он и покашлял, имитируя першение в горле. Один из секьюрити набулькал ему «Боржоми» в пузатенький хрустальный фужер. Грим обрел дар речи. И внезапно с ним случилось поразительное сценическое перевоплощение, его понесло вполне талантливо и в правильном направлении.

– Мы хотим положить наши сбережения в ваш банк. Возраст, знаете ли… Бизнес надоел, хоромы да брюлики уже не нужны… – Грим молол вальяжно, с ленцой в голосе. – Так что решили пожить, так сказать, беспечно, вольной жизнью…

– Прекрасное решение! – похвалила вышколенная Инесса Львовна. – У вас рубли? Валюта?

– Валюта. Но мы хотим открыть счёт в рублях…

– Это разумно! – опять похвалила Инесса Львовна. – С валютой ситуация, сами видите, непростая, угроза санкций… Нашему банку это, конечно, ничем не грозит, но лучше в рублях. Береженого бог бережет! Хотите изучить наши условия?

– Нет необходимости. Мы уверены, что вы не сделаете нам плохого предложения!

– Разумеется! – Инесса Львовна была в полном восхищении от Грима. – Мы обязательно найдем для вас лучший вариант!

Грим кивнул, мол, а я и не сомневаюсь, и устало промолвил:

– Давайте начнем работать.

Инесса Львовна кивнула истуканам в сторону чемодана и секьюрити принялись за дело. Резинки и целлофановые мешки летели в урну, один мужик подавал в детектор пачки евро, аппарат с шелестом пропускал купюры через свое всевидящее нутро, другой принимал их и складывал в стальной кювет с откинутой прозрачной крышкой. Грим делал вид, что ему скучно, даже начал тихонько насвистывать. Инесса Львовна, напротив, вся была «в процессе», не спускала глаз с контрольных манипуляций секьюрити. Заполнив один кювет, секьюрити захлопнул его, тотчас опломбировал и подставил к детектору вторую ёмкость… Наконец, чемодан опустел. «Dockesh» затих, выдал из своего чрева чек, зеленый глазок индикатора погас. Дело было сделано.

– Миллион триста тысяч, – Инесса Львовна протянула чек Гриму.

– Да, так и должно было быть.

– Прекрасно! Прикажете принять?

– Будьте любезны. Кыш, проклятые! С глаз долой, из сердца вон! – Грим манерно отмахнулся от денег, как от наважденья. Инесса Львовна была в восторге от шутки новоиспеченного дорогого клиента, улыбнулись даже секьюрити.

– Ну что, займемся бумагами? – Грим спешил покинуть стальной бункер. С растущим облегчением он встал, шагнул к блокированной двери. Что, пронесло? Откроется? Замок клацнул, и дверь радушно распахнулась перед ним. Грим театрально воскликнул:

– На свободу с чистой совестью! – и широко шагнул к Машеньке в VIP-апартаменты.

Инесса Львовна задержалась в стальной «камере», перемолвилась с кем-то по сотке. Грим слышал за спиной: «Миллион триста… Да, понимаю… Надеюсь, да. Поняла… Я перезвоню».

– Наше руководство благодарит вас за визит! – вдохновенно сообщила Инесса Львовна. – Для вас хорошая новость: учитывая существенную сумму вклада и его конвертацию в рубли, руководство делает вам индивидуальное предложение. Для вас курс евро шестьдесят рублей, и в этом случае ставка по депозиту десять процентов годовых…

– Что, Машенька, соглашаемся? – непринужденно спросил Грим Машеньку.

– Решай сам, – отмахнулась Мария Владимировна и поднесла ко рту чашку с чаем, мол, не видишь, я серьезным делом занимаюсь, чай пью.

– Вот видите, мы согласны, – обрадовал Грим Инессу Львовну. – Оформляйте договор на меня и выдайте две банковские карточки, мне и Марии Владимировне. Так, Машенька?

Мария Владимировна продолжала пить чай и раздраженно поглядывать на Грима, она не понимала, что он от нее хочет. Инесса Владимировна взяла у них паспорта, села составлять договор.

– Простите, у вас разные фамилии?

– Да. Мы в гражданских отношениях. Вот уже сорок лет… – непринужденно сказал Грим. Мария Владимировна стукнула чашкой о блюдце.

– Еще чего! Ты что, вообще, что ли?!

Инесса Львовна торопливо извинилась:

– Простите, пожалуйста, за вопрос. Для договора это не имеет значения. Еще раз прошу прощения, женское любопытство подвело.

Процедура составления договора с ним и разрешения ей на допуск к счету оказалась пустяшной. Через пару минут им предложили расписаться в документах. Ставя свою подпись, Грим увидел сумму договора – семьдесят восемь миллионов рублей… Всё, бандитские евро – ищи не ищи – бесследно исчезли в недрах Сбербанка России.

Вышли они из банка налегке. Грим одной рукой играючи покачивал пустым чемоданом, другой нежно придерживал Машеньку под локоток. Мария Владимировна несла целлофановый пакет с рублями, изрядно похудевший от затрат. Всё, больше у них ничего не было, никакой тяготы. Ни в руках, ни на сердце. Только Мария Владимировна продолжала настороженно поглядывать на Грима. Она ждала от него объяснений.

По просьбе Грима Дмитрии на своем белом ретро-«Мерседесе» подвез их к городскому автовокзалу. Здесь Грим усадил Марию Владимировну на скамейку, велел ей держать пакет с рублями обеими руками и подался с чемоданом к вокзальному общественному туалету. Войдя в него, он поставил чемодан прямо у входа и нырнул в кабинку. Когда Грим вышел из кабинки, чемодана уже не было.

– Оч-чень хорошо! – обрадовался Грим. – У матросов нет вопросов!

– А чемодан где? – спросила его Мария Владимировна.

– Украли, Машенька! Представляете, я на секунду отвлекся, а его уже нет! – веселился Грим. Мария Владимировна с сарказмом, с тайным намеком на Грима, буркнула:

– Ну да, вор на воре сидит и вором погоняет!

Здесь же они взяли частника и поехали в свой город. Домой.

Михалыч заполошно кинулся к окну своего «офиса» – напротив въезда на центральную аллею остановился БМВ с затемненными до черноты стеклами. Остановился и замер с включенным двигателем. Событие было необычное, какое-то многозначительное – кого черт принес в четвертом часу на кладбище, когда все похоронные хлопоты дня уже закончились, да еще на такой тачке?! И тот, кто был за рулем, вёл себя как-то… нагло, что ли, сидел – ждал, когда к нему подойдут. Михалыч, на ходу натягивая рубашку, вышел из «офиса», постоял, разглядывая «тачку», и осторожно подошел к дверце водителя. Черное стекло опустилось. За рулем опешивший Михалыч обнаружил человека в форме полковника полиции…

– Здравствуйте… гражданин начальник, – суетливо брякнул Михалыч, сразу выдав в себе бывшего зека. Пальцы его шарили по рубашке в поисках невесть куда подевавшихся пуговиц.

– Находись на месте, я сейчас вернусь, – ответил на приветствие полковник и покатил по центральной аллее вглубь кладбища.

– Готов содействовать! – рапортнул Михалыч, но полковник его не услышал. Машина катилась медленно, полковник, опустив все стекла, неторопливо, въедливо смотрел направо, налево, сканируя кладбищенский пленэр. Отметил он и стелу над склепом графа Грушницкого, но без всякого значения, как одну из многих…

Доехав до корявого указателя со стрелкой «новостройка» остановился, удивленный: что за чушь?! Вылез из машины, пошел по направлению стрелки и оторопело замер, как замирали все, пораженный открывшейся панорамой частокола крестов и дешевых памятников, убегавших рядами к горизонту.

– Мать твою… – прошептал в смятении полковник, но тотчас поправился. – Господи, прости грешного! Спаси и сохрани! – и в испуге неумело перекрестился, попятился, затем резко повернулся спиной к жуткому зрелищу и поспешно вернулся к машине.

Обратно, прочь с аллеи, он проехал быстро. Михалыч стоял, где велели, готовый содействовать. Рубашку он застегнул кое-как, наперекосяк.

Полковник приткнул свою «тачку» к кладбищенской стенке. Закрывая пультом дверцы, велел:

– Иди за мной! – и пошел по низине, вдоль кладбищенского холма, к месту происшествия.

Здесь все было истоптано, продавлено протекторами машин. Полковник начал медленно, кадр за кадром, озирать окрестность… Потянулся, шумно вдохнул аромат цветущей черемухи.

– Хорошо тут у тебя, эдем прямо!

Михалыч молчал. Райски хорошо было только полковнику. Михалычу было плохо. В груди у него нарастал кусок льда.

– А я так понял, ты меня знаешь, – проговорил полковник, не отвлекаясь от обзора местности.

– Ну да, по телевизору видал. Вы вроде как начальник по всем убийствам…

– «Начальник по убийствам» – это красиво! Это надо на ум взять, – полковник, не отвлекаясь от своего дела, насмешливо хмыкнул. В том месте, где на кадре аэросъемки лежал труп и рядом с ним предмет типа чемодана, он подошел к самой подошве холма. Гроздья черемухового цвета оказались прямо перед лицом, совсем рядом с носом полковника закопошился в цветках, зло загудел шмель.

– Тебя шмель кусал? – задумчиво спросил он Михалыча, размышляя о чем-то своем.

– Было дело, – осторожно ответил Михалыч.

– Ну и как? – полковник продолжал разглядывать что-то важное только для него. Приподнял рукой ветви, сунулся под них – куда там, склон так зарос – руку не просунешь. Шмель над головой угрожающе загудел, полковник предусмотрительно отстранил лицо.

– Да как… – Михалыч с явной надеждой наблюдал за готовностью шмеля долбануть полковника в шею. – Бьет как шилом. Потом неделю опухоль. И температура.

– «Начальник по убийствам», «бьет как шилом»! – передразнил добродушно полковник. – Красиво излагаешь. Ты книжки писать не пробовал?

– Пробовал. Три уже написал. Сейчас четвертую пишу, называется «Жизнь на кладбище», – обиделся Михалыч. Полковник заржал.

– Да ты классик! Дашь почитать?

Но тут же замолк и забыл о Михалыче. По полю, прямо от его ног, строчкой, убегали к далекому лесу следы… Трава была еще бархатной, сочной, подняться, выпрямиться за ночь не успела, и след был виден четко, ни с чем не перепутаешь. Строчка следов была редкой – человек шел размашисто, быстро и прямо к лесу. Полковник напрягся. Медленно двинулся рядом со следом и метров через двести обнаружил справа от следов смятую траву – человек поставил что-то тяжелое…

– A-а, здесь ты отдыхал, – сказал сам себе полковник. – Ты пёр что-то тяжелое и здесь ты это поставил. Отдохнул и сменил руку!

К Михалычу он вернулся возбужденный, просеменил на цыпочках, будто боялся на что-то наступить. Приказал:

– Иди к себе в контору! О том, что я здесь никому не звони. Смотри, я проверю! Сейчас машина подойдет – проводишь ко мне!

Михалыч проворно пошел прочь. Полковник схватился за сотку.

– Крапивин! Собаку мне, срочно! Что значит какую?! След надо пробить! Срочно, Крапивин, пулей!

Не спуская глаз со строчки следов, полковник сел, вытянул пред собой ноги, расстегнул китель, снял фуражку и прикрыл от довольствия глаза.

– Эдем!

Он блаженствовал в ожидании, сидя спиной к семистам тысячам евро, которые покоились поблизости, вверху на холме, в склепе графа Грушницкого, рядом с его мощами… Даже слегка задремал.

Подлетел милицейский «уазик». Из него выскочили сначала овчарка, следом за ней инструктор-кинолог, которого она почти выволокла из кабины на поводке-шлее. Собака тотчас принялась рыскать, принюхиваться. Полковник энергично встал, отряхнул задницу, надел фуражку.

– Видишь? – спросил он кинолога, показав на строчку следов. – Как думаешь, возьмет след?

– На глаз вроде свежий. Времени сколько прошло?

Полковник прикинул, сказал:

– Часов семнадцать.

Кинолог поставил собаку на след, дал команду. Овчарка слегка замешкалась, но тут же уткнула нос в землю, натянула поводок.

– Взяла, товарищ полковник! Пускать?

– Погоди-погоди! – полковником овладел азарт. – Направление следов куда указывает? Как думаешь, что по этой линии в городе?

– Там… Церковь там, товарищ полковник. Приблизительно такое направление. Тут напрямки километра три…

– Тогда давай так. Мне же за собакой не угнаться, я выдвинусь в тот район, буду там ждать твоего звонка – дашь мне ориентировку. А ты пробивай след. Если что найдешь в лесу, такое тоже может быть, сам не трогай, сразу звони. Понял?

Кинолог кивнул. Полковник возбужденно скомандовал:

– Ну, с Богом. Давай!

Собака след взяла цепко, сразу пошла борзо, сходу вытянув шлею во всю длину. Увидев такую уверенную работу овчарки, полковник, придерживая фуражку рукой, побежал к своей машине.

Михалыч только и увидел, как полковник рысью подлетел к БМВ, запрыгнул в салон и с рёвом умчался в сторону города.

Полковник ждал звонка в машине, держал сотку в руке. Коротая время, без интереса поглядывал на храм, притвор которого был еще открыт в ожидании прихода на вечерню.

Кинолог к удивлению полковника отзвонился быстро.

– Товарищ полковник, я на блошином рынке!

– А что ты там делаешь?! – от удивления брови у полковника встали домиком.

– Ничего не делаю, вам докладываю, – кинолог еще не отошел от бега, дышал в трубку часто, шумно. – Собака сюда привела. Вот, сидит, показывает конец следа.

Блошиный рынок был совсем рядом. Полковник в полном недоумении пришел на указанное место. Торговое время давно закончилось, он увидел дурацкую картину – голый замусоренный пустырь, на нем собака и скучающий кинолог. В стороне, привалившись спиной к стволу липы, спал, сидя на голой земле, пьяненький старик. Между ног у него лежал «товар» – шурупы, гвозди в консервных банках, бэушные оконные щеколды и две книжки – «Детские стихи» Агнии Барто и «Краткий курс истории ВКП(б)» Сталина. Услышав поблизости голоса, старик разомкнул тяжелые веки. Увидев перед собой чудное видение – полковника полиции, старик взял под козырек, уронил руку и опять уснул.

Полковник вернулся к Михалычу «побеседовать» разочарованный и потому крайне раздраженный. Сразу потребовал показать телефон, сгорая от нетерпения изобличить этого кладбищенского координатора-смотрителя. Осторожный Михалыч, как и было приказано, никому не звонил.

– Молодец! – зло похвалил его полковник и резко, прямо в лоб, спросил:

– За что сидел? Где? Какой срок отмотал?

– В каком смысле? – погнал дурочку Михалыч. Полковник негромко, но властно шлепнул ладонью по столу, пресекая «дурочку».

– Значит, так. Я спрашиваю – ты отвечаешь. Как на духу! Будешь финтить – увезу с собой на официальный допрос. Ну, я спросил!

Михалыч тяжело вздохнул – деваться некуда.

– Хищение в особо крупных… Шло как групповое… Мотал в Карелии. Дали десять, вышел через два года. За отсутствием достаточных доказательств…

– Это как?! – очень удивился полковник.

– Так ошибка следствия была, это же бывает, гражданин начальник, – жалобно сказал Михалыч, выпрашивая сострадание к себе как к жертве правосудия.

– Ошибки бывают. Но не такие, чтобы дали десять, а отпустили через два года. Ладно, с этим разберёмся… Кто еще шел по делу?

– Да я их толком и не помню, они же не моими подельниками были. Я там вообще крайним оказался.

– Кто проходил организатором?

– Ну… подсунули меня. Но я ничего не организовывал.

– Кто? – напирал полковник. – Фамилию назови!

– Лядов его фамилия, – сдал Михалыч своего благодетеля Лексеича. Настроение полковника резко улучшилось, он весело забарабанил пальцами по столу.

– Это который… наш депутат Лядов?

Михалыч молча кивнул. Полковник поразмыслил маленько и неожиданно миролюбиво сказал:

– Слушай, я посмотрел тут… У тебя порядок, чистота везде. Хорошо работаешь.

– Тут плохо нельзя, горе же у людей… – проникновенно произнес Михалыч, уловив в настроении страшного полковника нотку миролюбия. Полковник еще более душевно попросил:

– Ты покажи-ка мне документы по твоему, как бы это назвать… муниципальному предприятию.

Михалыч с готовностью метнулся к столу у стены, взял, согнувшись в поклоне, положил перед ним папку. И спросил:

– Чайку, гражданин начальник?

– А что, давай. А то я сегодня что-то запыхался, – полковник совсем ослабил хватку. Причины такой перемены Михалыч еще не понимал, но возликовал, расстарался с чайком. Даже посмел убрать в сторонку от чашки фуражку полковника.

– Ты гляди, как должность твоя красиво называется, «координатор-смотритель», – полковник прихлебывал чаёк, листал документы… – Сам придумал? У тебя точно дар к слову есть! A-а, так тут доверительное управление? Кому ж доверили кладбище? Ну надо же, какой рыночный прогресс, кладбище в доверительном управлении!

– «Дизайн лайф» фирма называется. Там фамилия учредителя есть… – подсказал Михалыч.

– А, вот… Березкина. Это, значит, шефиня твоя?

– Вроде так.

Полковник полюбопытствовал:

– И кто же она такая, эта Березкина, – глянул в учредительные документы «управляющей компании», – кто она, эта Березкина Елена Борисовна?

Михалыч молчал. Полковник чуть натянул поводок.

– Чего молчишь, давай, колись!

Деваться было некуда. Михалыч сделал вид, что просто задержался с ответом.

– А какие тут секреты, это сестра жены Лядова.

Полковнику стало совсем хорошо. Продолжая свою игру, он сказал Михалычу:

– Ну-ка плесни еще своего чайку! Как говорится, хорошо сидим, а?

– С медком, товарищ полковник! – Михалыча отпустило: он обратился к гостю не по-зековски, подлил ему чаю, пододвинул поближе вазочку с мёдом.

– Значит, сестра жены Лядова… И что же, она сама ведет дело?

– Не-е, я её и в глаза не видел.

– А кто же «доверительно управляет»? – ехидно спросил полковник.

– Да тут, товарищ полковник… – Михалыч еще раз с удовольствием поименовал гостя товарищем. – Тут и управлять-то нечем. Все похоронные дела веду я, а что ж еще тут может быть?

– Ты на лирику не дави, – посоветовал полковник таким тоном, что Михалычу захотелось вернуться к обращению «гражданин начальник». – А документооборот, доходы, налоги, бухучёт? Это чьи вопросы?

– Да какой же бухучет на кладбище, товарищ полковник! – с легкой укоризной произнес Михалыч.

– Деньги не пахнут! – ответил полковник легендарной фразой. Прикинул что-то в уме и продолжил незаметно, исподволь мытарить Михалыча.

– Сколько ж тебе платит эта сестрица жены Лядова?

– Пятнадцать тыщ, – соврал Михалыч. – Ну и премии бывают…

– Ну, блин, чудеса в решете! – изумился полковник. – Премии на кладбище!

– От дохода зависит, товарищ полковник. Чем больше мрут, тем выше доход. Вот, например, весной и осенью доход по полной. А в остальное время стабильно…

Полковник слушал с неподдельным интересом. С чем он только ни сталкивался за свою долгую службу, но вот с кладбищенской кухней – никогда.

– Это почему ж доход максимальный именно весной и осенью?

Михалыч с глубоким знанием дела продолжил просвещать товарища полковника, не замечая, что срывается на зековский сленг.

– Каждый склеивает ласты в свой срок, это уж как ему назначено. Ну, плюс аварии, ЧП всякие. Или замочат кого. Но это редко. А весна и осень – время обострений, люди мрут пачками, тут доход шуршит конкретный!

– Сколько? – быстро спросил полковник.

Михалыч задумчиво пожевал губами, возвел глаза к потолку. Начал темнить:

– Ну, день на день не приходится…

– Сколько ежемесячно? Я жду!

– До трехсот тыщ доходит, – покорно сознался Михалыч. – Да-а, мля, мрут люди.

Полковник искренне подивился:

– Надо же! И всё чистый доход! Так ты один настригаешь триста тысяч в месяц?!

Михалыч застенчиво пожал плечами. Разговор этот очень интересовал полковника.

– И что с этими деньгам происходит?

– Обычное дело… Раскладываю по купюрам, считаю. В конце месяца их забирают.

– Ну хоть за деньгами она приезжает?

– Нет, я ж говорю, что в глаза ее не видел. – Михалыч попытался еще раз вильнуть. – Человек приезжает, я ему отдаю.

– Фамилию человека знаешь?

– Знаю…

– Ну, не тяни резину!

– Клычов его фамилия. Он вроде как весь бизнес Лядова охраняет.

Полковник загадочно смотрел перед собой, сквозь Михалыча. На его лице светилась улыбка человека, очень довольного собой. Он встал, потянулся, разминая тело. Вышел на свежий воздух… Сияло солнце, на все лады голосили птицы, щекотал ноздри нежный запах цветов.

– Хорошо! – полковник потянулся ещё раз. – Оч-чень хорошо, гражданка Березкина, гражданка жена Лядова и еже с ними гражданин Лядов!

Полковник вернулся в «офис», сел напротив Михалыча, оценивающе обозрел его как некий бюст. И тоном, не терпящим возражений, подвел итог чаепитию.

– Значит, с тобой дело будет обстоять так. Окажешь полное содействие – не тронем. Понятно?

Михалыч то ли кивнул, то ли поклонился, дескать, что ж тут непонятного, гражданин начальник, куда ж от вас, тварей, денешься.

– К тебе будут приходить мои люди. На всех их вопросы отвечай как на духу. Не бойся, твое дело – сторона, ты здесь человек нанятый, проверяющие тебя спросили, ты им ответил. Повторяю, поможешь расследованию – будешь жить спокойно.

– Готов содействовать, – уныло повторил Михалыч.

– Куда ж ты денешься, координатор ты наш! – пошутил полковник. Михалыч кисло улыбнулся. Полковник сказал, как расщедрился:

– Запиши мою сотку. Если что-то серьезное – звони лично мне.

Когда БМВ тронулся с места, Михалыч хотел помахать рукой, но не осмелился, только поклонился. И буркнул под нос:

– Хрен ты от меня звонка дождешься.

Когда БМВ полковника скрылся из виду, Михалыч, озаренный догадкой, заспешил к склепу графа Грушницкого. Долго стоял напротив в размышлении, наконец, огляделся по сторонам и нырнул во второй ряд захоронений, протиснулся в склеп… Засветил лампочку и воскликнул, пораженный:

– Ты погляди, какой оборотистый оказался! Отоварился, значит!

В склепе, посреди разбросанного скарба, лежал кейс… Михалыч осторожно приподнял пальцем крышку. Кейс был пуст.

– Во-он откуда такой шухер! Надо же, всех на уши поставил! – бурчал Михалыч, выгребая из склепа пожитки Грима. – И, главное, молчком! Ну надо же, какой шустрый!

Михалыч сбегал за тачкой. Кинул в нее сначала кейс, закидал его сверху барахлом. Срезал в склепе лампочку, швырнул внутрь пару пригоршней земли, гнилых листьев и заспешил с тачкой к «новостройке» закалывать улики. По пути лицо его озарялось изумлением и радостью, будто не Грим на рассвете, а он сейчас, в данную минуту, катил перед собой кейс с деньгами.

– Ну молодец, Гримчик! Это ж надо, как конкретно отоварился!

Управившись с уликами, он схватился за телефон. Грим ответил после пятого звонка…

– Привет… – он в супермаркете катил перед собой тележку, они уже въехали в город и закупали продукты.

– Живой? – ехидно осведомился с кладбищенской «новостройки» Михалыч.

– А что? – осторожно спросил Грим, приотстав от Марии Владимировны.

– Что ж ты, лох, чемодан по месту проживания бросил?! Это же для тебя, и для меня тоже, подстава какая!

В трубке возникло тяжелое дыхание Грима, по которому Михалыч понял, что он сокрушил кореша наповал. Грим задышал так, будто пошел в гору. Панически выкрикнул шёпотом:

– Я щас… я приеду щас… уберу.

Михалыч покачал головой, так жалко ему стало Грима.

– Не дергайся, я там все прибрал. Все концы в воду…

Мария Владимировна далеко впереди разглядывала какой-то товар. Радостное сообщение Михалыча вогнало Грима в еще большее напряжение – он вконец околел посреди супермаркета – вспомнил про семьсот тысяч евро под плитой, которые он поручил охранять мощам графа Грушницкого.

– Что ты там прибрал?

– Барахло твое. Ну и чемодан закопал… – Михалыч, беседуя, деловито прибил каблуком свежевскопанный клок земли скраешку неприметной могилки участницы войны.

– И все? Больше ничего? – задал опасный вопрос Грим и поспешил с тележкой к Машеньке, которая уже набрала полную охапку пакетов, и озиралась в поисках Грима.

– А что там еще брать?! – удивился Михалыч, удаляясь от «новостройки». – Ну, лампочку срезал. Ты другое мне скажи… Ты как умудрился это дело провернуть? – задавая этот животрепещущий вопрос, Михалыч проследовал как раз мимо склепа графа Грушницкого. Грим уже успокоился, он понял, что Михалыч семьсот тысяч евро не обнаружил.

– Так получилось… – он продолжал толкать перед собой тележку, одной рукой помогал Машеньке укладывать в неё покупки.

– Это я понял, что всё получилось, тут такой шухер стоит – кошмар! Ты друзей-то милостью своей не обойдешь? – спросил Михалыч, напоминая о себе.

– Ты меня знаешь, – сказал Грим, выкладывая покупки на ленту перед кассиршей. – Тебя, брат, я не обойду.

– Неплохо было бы! – Михалыч уже расположился на своей скамейке перед конторой, намереваясь поподробнее поговорить на эту интересную тему. Но Грим его обрезал.

– Об этом потом. Это не телефонный разговор. Я тут… я через пару минут перезвоню.

Они прошли кассу. Уложили пакеты с покупками в багажник машины. Грим усадил Машеньку в салон и набрал Михалыча. Тот отозвался после первого же звонка. Спросил:

– Слушай, а ты вообще где?

– Я-то? Я… в районе Москвы, – соврал Грим, он остался на улице, у багажника, чтобы Машеньке не был слышен этот разговор.

– Ты гляди, какие масштабы пошли, «в районе Москвы»! – передразнил Грима Михалыч. – И что ты там делаешь?

– Я? Я тут… женюсь.

На этот раз уже Гриму пришлось слушать шумное сопение Михалыча. С этим занятием он сел в машину. Грим, правда, не видел, как Михалыч в смятении схватился рукой за голову, потом начал нервно скрести ногтями свою репу, поросшую жестким ежиком. Только пробормотал в трубку:

– Полный песец! Навар крутой сбил, бесследно смылся, всех на уши поставил. Так еще и женился. Чума!

Грим показал водителю, чтобы ехал, сказал Михалычу, заканчивая разговор:

– Ну всё, остальное при встрече.

– Нет, не все, – удержал его на связи Михалыч. – Слушай в оба уха… Запомни фамилию – Клычов. Он начальник СВ Лядова. У него люди, связи… Ты не кого-нибудь, ты именно их обул, уж не знаю, сколько ты там прихватил. Знай, этот Клычов идет за тобой. И он найдет тебя. Он это умеет. Путай следы, ложись на дно, превращайся в кого угодно. Он идет за тобой, менты идут за ним. Значит, и за тобой тоже. Понял? Сами менты тебя не найдут, у них к тебе никаких концов нет. А у Клычова есть. Так что они прут к тебе двойной тягой. Запомни, фамилия – Клычов. Приметы: лысый. Хромой на левую ногу. Часто трет пальцами мочку уха. Последние три цифры его сотки – пятерки. В конце три пятерки. Понял?

– Я услышал. Спасибо. – Грим отключил телефон, посидел, глядя прямо перед собой, осознавая сказанное Михалычем. И обернувшись с улыбкой к Марии Владимировне, внешне невозмутимый, ласково спросил:

– Ну что, Машенька, домой?

– К вам? – спросила Машенька. Грим представил себя и Машу, сидящими с покупками в графском склепе.

– Нет. Ко мне… некуда. К тебе.

Депутат заксобрания Матвей Алексеевич Лядов в строгом темно-синем костюме, на лацкане которого светился значок депутата, вошел в Белый дом. Трехгранные – дабы всем со всех сторон было видно – часы под куполом первого этажа показывали без пятнадцати три. У входа слева за столом сидел постовой милиционер из спецподразделения охраны особо важных объектов. За его спиной, подальше от входа, чтобы не мозолить глаза оружием, неприметно сидел в сторонке еще один, с автоматом. Сидящий за столом уважительно привстал, пожал протянутую ему депутатскую руку – Лядова здесь знали все. Матвей Алексеевич по-свойски спросил постового:

– Как служба? – провел придирчивый осмотр противоположной голубоватой непрозрачной стены. На первый взгляд это было некое панно, приятное взору своим небесным цветом. При более пристальном рассмотрении обнаруживалось, что это череда уютных киосков, в которых можно было, не выходя из здания, купить всё, кроме мебели и автомашины. Несколько киосков стояли отдельным блоком, над которым располагался рекламный бренд лядовского супермаркета «На здоровье!» с кругленьким портретиком Матвея Алексеевича. Каждый день, ровно в пять в них из городских ресторанов Лядова доставлялась кулинария, чтобы донельзя занятые и усталые чиновники могли купить домой на ужин чего душа желает. Здесь недорого продавали порционно салаты, разную рыбку, отбивные, творожок, молочное, фрукты и прочую снедь для приличных людей. Лядов следил за этой своей бизнес-точкой лично, как никак он был кормильцем администрации губернатора. Женщины были очень довольны.

Первый этаж Белого дома жил многолюдной суетливой жизнью. На нем располагались бюро пропусков, всевозможные технические и подсобные службы, кабинеты приема граждан, вверх и вниз сновали лифты с прозрачными кабинами. Люди перемещались через пространство первого этажа совершенно особенным образом. Все двигались с озабоченными лицами, спешно, наклонившись вперед, будто преодолевая встречный ветер. У всех были папки, прижатые к груди, как самое дорогое. Здесь наблюдался явно завышенный процент одинаково привлекательных женщин. У всех у них были большие груди под полупрозрачными кофточками, фактурные зады, рельефно обтянутые короткими юбками, и высокие каблуки, приподнимающие над землей и подчеркивающие эту телесную роскошь.

Лядов остался удовлетворен осмотром киосков, которые находились у него, как и кладбище, в «доверительном управлении». Эта точка была оформлена на «управляющую компанию» тёти Матвея Алексеевича.

На часах было без пяти три, он двинулся к отдельному лифту, одноместному, с непрозрачной кабинкой, с одной цифрой на пульте – «4». Это был этаж губернатора.

Из лифта Лядов уже с робостью ступил на ласково ворсистый ковролин бледно-лимонного цвета, устилавший всё пространство губернаторского этажа. Здесь еще один постовой, майор, подчеркнуто строгий, с пистолетом, нарочито – чтобы всем было видно – торчащим из нагрудной кобуры, внимательно изучил депутатское удостоверение Лядова, сверился со списком приглашенных к губернатору, по телефону без циферблата сделал звонок секретарше шефа, коротко и очень тихо сказал: «Лядов прибыл».

И кивнул депутату, мол, проходите. Лядов пошел на сомкнутые двери из толстого черного стекла, которые разомкнулись непосредственно перед ним и сомкнулись тотчас за его спиной, едва он пересек невидимый луч скана. Затем он потянул на себя за бронзовую ручку-набалдашник высокую тяжелую, из мореного дерева дверь, которая подалась на удивление легко.

Секретарша поверх очков царственно глянула на Лядова.

– Заходите. Вас ждут.

Лядов преодолел еще две двери тамбура перед губернаторским кабинетом и… одеревенел. Губернатор быстро шел к нему, радостно улыбаясь при этом! Лядов поспешно шагнул навстречу, протянул руку. Губернатор пожимать руку не стал, по-братски обнял Лядова, увлек за собой, повел к стоявшему в дальнем углу шикарному гарнитуру для доверительных бесед – двум креслам белой кожи, между которыми был также белый столик с позолоченной по окружности окантовкой. На нем располагался также круглый хрустальный поднос, в секциях которого ровненькими сегментами лежали курага, изюм, колотые грецкие орехи, фисташки… И тут же стоял кругленький графинчик с коньячком и две кругленькие пузатые рюмочки. Лядов не ожидал такого вдохновляющего поворота дела, помня, как грубо и насмешливо вел себя с ним губернатор вчера на дне рождения своей жены.

– Давай-ка по рюмочке, – предложил губернатор, уже разливая коньяк.

– Неудобно как-то, Андрей Ильич, – замялся для приличия Лядов.