Текст книги "Кукушка. Серия «Бессмертный полк»"

Кукушка
Серия «Бессмертный полк»
Александр Щербаков-Ижевский

Светлой памяти моего отца Ивана Петровича Щербакова (28.10.23 – 10.06.64) посвящаю…

Вечный ореол бессмертия и лавры победителей героям Великой Отечественной войны!

Курляндия.

Уже закончилась война.

Конец мая 1945 года.

Редактор Анна Леонидовна Павлова

Корректор Игорь Иванович Рысаев

Дизайнер обложки Александр Иванович Щербаков

© Александр Щербаков-Ижевский, 2017

© Александр Иванович Щербаков, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-0462-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Раннее утро.

День только просыпался, а светило вовсю начинало жарить нам спину.

Солнечный свет был для нас радостью. Он был щедр к оживающей земле и огромен. Даже мешал видеть, застилая пространство. Ослепительное свечение яркого солнца озаряло божий мир и обливало золотыми лучами всё живое в нём, которое только начинало пробуждаться, радоваться новому времени и дню под мирным небом.

Всё ликовало и сияло от предвкушения жизни. Птицы небесные, лесная живность, люди праздновали и наслаждались новой вехой в своей истории.

Как раз по направлению нашего движения, на западе находилось фашистское логово Берлин. Но до него было неслыханно далеко. А мы шли в штаб полка, что был от нас в паре километров.

Вчера под вечер, вручая пакет, вестовой подмигнул и по секрету сообщил, что нас ждёт приятный сюрприз. При этом похлопал растопыренной пятернёй по своей груди. Весело звякнула парочка его медалей.

Умел, умел прихвастнуть, шельма.

Старшие офицеры просто так не приглашают. Это мы давно усвоили. Только на взбучку, или на «вздрючку». Не регулярно, но случались и другие поводы.

Но, в любом случае, вид мы должны были иметь соответствующий победоносному настроению. Праздничный.

Тем более, что для младшего офицера прибытие с докладом к командиру являлось честью.

Белые воротнички, затянутая портупея, блеск на сапогах, радость в глазах, здоровье в молодом теле! Что ещё боевому офицеру для полного счастья надобно?

Ну, никак не спрятать было и улыбку на лице.

Наши глаза светились радостью и торжеством. В душе поселились беспечалие и ликование. Налицо было праздничное настроение.

Я это по себе чувствовал. Со всем миром был готов поделиться благодатью.

Но, всё равно, в лесу было потрясающе хорошо!

Не просто лес, а солнце, голубое весеннее небо и облака на нём, деревья и трава, да что там, вся природа и весь мир улыбались только в нашу сторону.

Казалось, и птицы поют по-особому в нашу честь.

И деревья под ласковыми порывами ветра нагибаются и наклоняют свои зелёные веточки не так, как вчера.

А в самой душе присутствовало божественное ощущение полёта.

Всё существо наполняла радость.

Как никогда захлёстывало блаженство реально осязаемой жизнью.

Настроение было великолепным!

Хотелось только одного, чтобы это воздушное, хрупкое благополучие и счастье не покидало никогда.

Не то что я знал, а просто был уверен, что жить предстояло вечно, и весь мир принадлежал только нам.

Лишь бы не оступиться и случайно не сделать неловкий шаг в сторону.

Не сорваться бы в штопор мерцающей бездны, которая может стать для нас блаженной вечностью.

А, между прочим, мой взводный, Эдуард Лиханов был очень умным парнем. Русоголовым и с зелёными большими глазами. Он даже немножко «шпрехал» на немецком. Правда, иногда, заглядывая в словарь.

Его призвали с 3-го курса Уральского политехнического института. Да он особо и не заморачивался по этому поводу. Он же понимал, что закончится война, и он, уважаемый фронтовик, с лёгкостью доучится в гражданском вузе. Станет уже не каким-то там бухгалтером-счетоводом, как до войны, а настоящим инженером-экономистом. По этому поводу он много не рассусоливал.

На личном фронте у него тоже всё было хорошо.

Папаша, профессор, хозяйничал в том же институте.

Мамаша была какой-то важной шишкой от наркомата по месту жительства.

Ну, и невеста не хухры-мухры божий одуванчик, а училка немецкого языка в средней школе.

Короче, домашняя жизнь его была прямой завистью для обыкновенного солдата.

Но Эдик не кобенился и не важничал. Он своё гражданское счастье объяснял очень просто.

Чтобы для любой дурной головы было доходчиво и понятно

– Всё, что есть у меня личное, это моё достояние.

Оно или есть, либо его нет вовсе.

Чуть-чуть его просто не бывает.

Его нельзя купить или продать.

Его нельзя делить по частям, ведь это моё личное владение.

Его можно только преумножать, например детьми.

Или разрушить до основания в связи со смертью, например.

Но, в любом случае, на веки вечные, это моё самое дорогое и сокровенное достояние.

Его можно иметь или… нюхать кукиш, – и показывал страдающим любопытством смачную фигу.

К нему о его личном вопросе, больше не приставали.

Другое дело, солдатская служба. Здесь у него всё было гораздо сложнее.

Не так-то просто ладить и «наводить мосты» с самыми разномастными личностями, объединёнными по принципу «занавешенных глаз» и «закрытых ушей».

В его взводе были люди разных возрастов, конфессий, социального статуса и, даже, четыре лошади.

Особые хлопоты ему доставлял Максимка Данилов. Парень был «оторви да выбрось». Бывший беспризорник из Сардана, что под Можгой в Удмуртии.

По всему было видно, что на гржданке он верховодил местной шпаной.

Вокруг бойца Данилова всегда происходили какие-либо происшествия.

Он, как пуп земли, притягивал на свою ж… пу приключения.

Однажды на марше пьяный комполка, восседавший на чёрном, лоснящемся от сытости коне сделал солдатам замечание, что идут на марше уныло, без искорки в глазах

– Не всё бойцу праздник, а правда всегда начальству глаза колет!

И вообще, кто не пьёт, тот Родину никогда не продаёт, – выкрикнул из строя Максимка.

Охрана полковника начала быстро производить шмон в солдатских рядах. Но никто молодого солдата не выдал.

А наш политрук сделал вид, что это его не касается.

Но всю оставшуюся дорогу Максимка оправдывался

– А чё! Я не чё! Я правду сказал, а правда глаза колет полкашу!

Ну, не чё, дембельнётся офицерик на гражданку, я его там быстро заставлю по-нашему Родину любить!

Правда, за его счёт, – солдатам эти его прикольные штучки-дрючки нравились.

Многие хохотали от души, а некоторые до упаду.

Да и время на марше проходило не заметно.

Длинная дорога вдвойне короче казалась, и солдатский тонус следовал в семитысячную гору.

В другой раз, под видом помощи служивым, застрявшим на островке, посреди болота он собрал с солдат ложка-по-ложке, приличный жбан каши. Затем водрузив походный термос на спину, исчез на пару часов в неизвестном направлении. Проще говоря «срулил» в самоволку.

Вернулся, как ни в чём не бывало и сразу к землянке комбата.

Пошушукался там о чём-то с часовыми и занырнул за полог плащ-палатки, закрывавшей земляной проём блиндажа начальства. Через некоторое время там послышались восторженные крики и безудержный смех.

Все с нетерпением ждали, когда он объявится в расположении роты и сгорали от любопытства. Наконец, Максимка появился, и солдаты тотчас окружили его. С плеч немедленно содрали походную бадью.

Когда термос открыли, учуяли обворожительный и терпкий аромат яблочного креплёного вина.

…Оказывается, всё было до неприличия просто.

Собрав кашу в термос, Максим ушёл на соседний хутор. Там показал местной фрау кухонный ножик. А чтобы побыстрее загнать её в ступор, подрезал себе кожицу на запястье.

Когда закапала алая кровь, ткнул окровавленной рукой в лицо домохозяйке.

Естественно, состоятельная хуторянка закатила глазки, после чего он обязал её налить полную флягу яблочного вина «Apfelwain».

Чтобы та сильно не расстраивалась и, не дай бог, чтобы не пожаловалась местному коменданту, оставил на расстеленной скатерти кухонного стола гору солдатской каши для домочадцев.

– Кушайте на здоровье, фрау дорогая. Bitte. Bitte. Bitte!

А что, бартер по ихнему получился.

Обмен.

Продукт на продукт.

И, главное, всё по честному. По закону, так что не придерёшься.

На своей позиции он в первую очередь угостил комбата, «пахана» по детдомовски. Чтобы тот не наезжал от зависти, всё равно о пьянке узнает.

А что касается меня, ротного, так он через мою голову перепрыгнул, задружившись с самим комбатом. Да я и не пошёл бы против батарейцев.

Приняв «на грудь», они хоть временно, но всё равно какую-никакую радость испытают. Рутинную жизнь мгновением удовольствия разбавят. Да я и сам был не против испробовать божественный напиток.

Ну, никак не хотел молодой солдат Данилов воспринимать фронтовой уклад жизни.

По поводу перевоспитания бедового, шустрого и беспокойного черпака-рядового ротный политрук обязал взводного проводить «курс молодого бойца».

И пошло-поехало у них.

Взводный раз за разом «пудрил» естество штрафника.

До тошноты заставлял перечитывать устав РККА и подтверждать свою искреннюю любовь к великой партии и лично её вождю това

...

конец ознакомительного фрагмента