Текст книги "Угрюм. Книга первая"

Глава III

Зверь.

Лето 5361 от великой стужи.

И вот настал канун весеннего равноденствия.

Угрюм волновался, но, раз он становился мужчиной, волнение требовалось перебороть. Другу волку, строго наказал, не следовать за ним сейчас:

– Ты взрослый молодой матерый зверь, тебе никто не указ, ты клыками вырвал своё право быть хозяином округи, позволь и мне теперь самому отстоять себя, доказать сородичам, тебе и себе, что я не слабак, что не зря бежит в моих венах древняя кровь правителей!

И волк всё понял и принял.

Меч крови, Угрюму казалось, брать не честно, но отец настоял действовать по договорённости, убедил, что настоящий воин обязан иметь козырь в рукаве, должен руководствоваться разумом и точным расчётом, но не гордостью. Угрюм в этот момент подумал об ущелье, что, как раз было в том лесу, где мальчуганы готовились пройти своё испытание. Ущелье вобщем было, конечно чуть в стороне и для прохождения испытания не требовалось идти именно в него, а точнее не следовало даже, учитывая, что зверь, что там обитал не выпустил из ущелья пока никого. За последний год туда ушли двое из Становцев и оба не вернулись. Чем не шанс испытать настоящую мощь меча, ну а если встретит обычного волка, или Бера, то воспользуется охотничьим тесаком Годовита (который он передал, для испытания сыну) и копьём с острым медным наконечником.

Так экиперовавшись, закинув за спину туес, с тяжёлым «секретным» оружием, Угрюм вышел из селения.

С началом сумерек четверо парней собрались у большого костра на поляне за селением, рядом с идолом Велеса – Бога зверей. Угрюм, не смотря на свои лета, мало чем уступал остальной троице, немного ниже ростом, чуть уже в плечах, ещё высокий не «сломанный» голос, совсем моложавое личико, с ясными, как безоблачное полуденное небо, глазами и копна густых ярко русых, солнечных волос. Но та воля, что от него исходила не давала повода усомниться, что он готов к испытанию наверное даже больше остальных.

К костру подошел старейшина, по совместительству бравший на себя звание и обязанности ведуна, старший сын главы рода селения Стана (ныне уже покойного) – Станослав. В руках держал здоровенную чашу с зельем, запах от которого обжигал за версту.

До темноты они глядели в огонь и пили поочерёдно из чаши огненную жидкость, обжигая нутро. Когда стемнело Станослав стал нараспев читать заговоры и наговоры, торопился, ночь была совсем коротка, а до наступления первого света на виднокрае нужно было успеть всё прочитать. Бросал в огонь щепотки странных трав, о которых впрочем Айя рассказывала сыну.

Скоро дурман овладел четырьмя юнцами и Угрюмом в частности.

Перед глазами мальчишки поплыли мутные образы, разрывая постепенно связь с реальностью. Образы, то расплывались, то объединялись в какие-то видения, чтобы через пару ударов сердца, опять растворится. Окружающие звуки пропали, запахи притупилась, весь мир менял очертания.

Слова Станослава были уже где-то совсем далеко, но вдруг его образ, немолодого седовласого мужчины с шрамом на лице, облаченного в шкуру Бера, возник прям перед глазами Угрюма.

– Что ты удумал малец? Вижу в ущелье собрался! … Забудь… На север, всего в пяти верстах есть логово серого волка, а в десяти верстах на северо-западе в пещере живёт рысь. Пойди туда, а про ущелье и не думай! Клыки… Пасть… Кровь… Беда… Даже дюжена мужей не одолеет того зверя, сгинешь…

Доводы были резонны, но не для сына Годовита, он всё уже решил. Образ старейшины растаял.

На плечо мальчика, вдруг мягко опустилась огромная рука.

– Ты правильно размыслил сын, наследники истинной крови должны жертвовать собой ради других и побеждать, ради мира! И меч мой взял ты верно, хорошо, что послушал Годовита. Другое оружие и не возьмёт того Саблизуба, что живёт в ущелье.

– Отец? Это правда ты? – Угрюм не мог не узнать сейчас своего родного отца Джунара, хоть и не видел его никогда.

– Я, конечно я. Я очень рад наконец увидеть тебя, жаль, что не раньше… – рубежный князь улыбнулся, а может и нет, но мальчишке, так показалось. Образ был размыт, невозможно было выхватить ни одной детали, но ощущалось огромное единение с ним, хотелось забыть всё и прижаться к могучей груди.

– Как, скажи, как вышло, что меня с матерью отправили в бочке по реке много лет назад? Почему я выжил? Почему ты… скажи отец ты умер, или…

– Я люблю тебя сын, ты достоин! – образ стал размываться.

Угрюм пытался удержать видение, но неумолимый первый луч появился на виднокрае и мальчишки, как по команде открыли глаза, в которых, у каждого горели огни.

– Ступайте юнцы и возвращайтесь мужчинами, – сказал Станослав, провожая их с поляны в лес. И они пошли.

Старшим среди них был внук самого Станослава – Шантим.

– Сейчас по тропе будем двигаться на север, там как раз наткнемся на волчью стаю, – говорил он, – там две взрослых волчицы, молодой двухгодовалый волк и годовалый, как раз тебе Угрюм…

Но Угрюм был не согласен с предложенным планом.

– Нет Шантим, вы идите на север, у меня тут свой путь, – ответил синеглазый паренёк с копной светло русых волос.

Шантим хотел возразить, образумить младшего товарища, но того и след уже простыл.

– Он на восток рванул, там же ущелье, – сказал второй из парней.

***

Раннее утро, после такой короткой ночи, первыми лучами пробивающимися сквозь непроницаемый мрак ущелья разбудило огромного белого тигра с гигантскими (как двуручные мечи) клыками, не умещающиеся в пасти. Вставать зверю со своего ложа пока ужасно не хотелось. Ещё не переварен молодой олень, которого он проглотил накануне.

Но что-то потревожило хищника, или кто-то.

– Кто посмел, кто смеет так опрометчиво сюда приближаться?

Ноздри тигра расширились:

– Опять кто-то из человеков решил стать завтраком саюлезуба! Как же глупы эти приматы на двух лапах. Никто кроме них по доброй воле сюда не идёт, ощущая мой дух далеко за границей логова.

Саблезуб четко учуял, как за пару верст от ущелья по земле ступают ноги маленького человека. Зверь поднялся и в несколько быстрых прыжков занял выжидательную позицию на тёмном выступе отвесной стены, на высоте в четыре человеческих роста. Глаза хищника отлично видели в темноте ущелья, ноздри уверенно ловили запах.

Вскоре хищник уже увидел неуверенно шедшего по дну мрачного ущелья пришельца. Зверь недовольно фыркнул, «совсем мелкий завтрак, предыдущие были на треть крупнее, ну чтож, проглотит и такого»…

Ступив в темноту ущелья Угрюм почувствовал, как его резко обдало сыростью и холодом, а ещё интуиция завопила о страшной опасности, да так что волосы на голове зашевелились. Охотничий тесак он быстро повесил на ремень, туес с мечом раскрыл и расположил так, чтобы в любой момент можно было выхватить клинок, копьё крепко сжал двумя руками выставив перед собой. Ещё шаг и паренька погладила непроницаемая тьма. Чувство смертельной опасности буквально взвыло, повинуясь мгновенному позыву Угрюм направил копьё вверх и в тот же миг почувствовал, как смертельно быстро сверху на него спускался жар и смрад огромного тела. Копьё шло навстречу чему-то огромному и в следующий момент его выбило из рук, плечо и грудь полоснул громадный кинжал-коготь. Перенёк отлетел в сторону, схватившись за порезанное плечо и нащупал, что надетая на голое тело, крепкая, как броня, волчевка разодрана почти пополам.

Малец рванул вперёд, в кромешной тьме, одновременно сбрасывая с себя остатки волчёвки и туеса, всё лишнее прочь. Сжав в ладони рукоять меча истинной крови, он ощутил резкий прилив сил, меч, заждавшийся битвы, ликовал, готовый поразить любого противника. Ещё шаг, но вдруг нога парнишки зацепилась за какую то корягу под ногами и он полетел во тьму. В тоже время облако белёсого жара и смрада пронеслось мимо, на расстоянии в пол ладони над головой. Меч крутанулся в руке, развернув всё тело и прежде чем упасть на каменное дно ущелья малец ударил клинком в белое марево.

Раздался ужасный рёв, каменная крошка с грохотом посыпалась со стен ущелья. Саблезуб впервые за многие годы своей жизни был не то что удивлен – поражен. Со времен, как он вырос из котёнка ему всего пару раз встречался противник, который был определенно опасен и первый раз это был его же сородич, с которым они бились за привлекательную самку, а второй раз – древний пещерный бер – мастодонт. Но что случилось сейчас понять тигр не мог никак, человечешка, букашка, которого можно раздавить даже не прилагая усилий, вдруг дважды увернулся от его ударов и перерубил ему, королевскому саблезубому тигру, потомку крови первых тигров, перерубил хвост! Хвост! Позор! Пополам!

Пока зверь пребывал в некотором ступоре, человек вскочил на ноги и бросился назад, туда откуда зашел в ущелье и где брезжил неясный утренний свет. Всё же, как бы ни был готов боец к поединку, но драться вслепую против противника, который относительно не плохо ориентировался во мраке было не разумно.

Бежал Угрюм на пределе всех своих сил и расстояние в общем совсем небольшое нужно было преодолеть до выхода, но не успел. В последний момент ощутив смертельную опасность он прыгнул вперёд развернув корпус и ощутил удар могучий лапы, который всёже опять прошел вскользь, но кожа на левом боку оказалась вспорота и полилась кровь. Угрюм опять падал, но руку, с зажатой в ладони рукояти меча, в последний момент резко вывернуло и он удержал таки равновесие.

Они находились друг от друга на расстоянии руки, теперь Угрюм видел саблезуба во всей красе, никак не ожидая, что зверь настолько огромный и мощный. Саблезуб нанёс ещё удар лапой, удар, который вряд ли бы успел увидеть просто человек, удар в который тигр вложил страшную силу, который должен был просто перерубить мальчишку пополам, но… Лапа не достигнув цели задралась кверху, тигр гулко рыкнул и вдруг рухнул на землю, из левого глаза торчал острый клинок меча, который пробив глазное яблоко и мелкие кости черепа врубился в мозг парализовав противника. В следующий миг зверь испустил дух.

Бой окончился быстро, но все силы Угрюма были истрачены, он не в состоянии сделать ещё шага упал на поверженного противника. Вспоминая что-то, чему учил его о ранениях Годовит, парень сдавил кровоточащую рану на боку и в следующие мгновение провалился в черную бездну собственного сознания.

Очнулся он резко, его морозило, а бок жгло, будто углями, в голове звенели противные колокольчики. На выходе из ущелья сгущались сумерки, видно весь день так он пролежал. Необходимо было согреться и срочно что-нибудь поесть. Насобирал вокруг сухих веток, вынул из за поясного мешочка два камушка, выбил искры на пучок сухой травы, разжёг костёр. Подумав, освежевал тушу тигра, что оказалось совсем не просто, шкура у зверя была хоть и мягкая, но удивительно прочная, а густой мех не упрощал задачу. Все же справившись, с помощью того же верного меча, отрезал два добрых ломтя с бедра и обжарил их на костре, попутно осмотрел свою рану. Могло быть и хуже, вроде органы не задеты. Потом неспешно ел мясо, чувствуя, как сила наполняет его. Недалеко обнаружил ручеёк с холодной родниковой водой, долго пил, аж зубы свело.

– А жизнь то налаживается, правда тигруня?! – произнес малец, подражая тону Годовита, а потом принялся сдирать шкуру. Хоть процесс был не простой и со шкурой Угрюм провозился весь следующий день, но оно того стоило. Всю шкуру перенёк конечно не снял, но то, что получилось сгодилось бы хоть на одеяло, хоть на шубу. Накинув трофей на плечи, спрятав привязь с мечом в глубине новых одежд (туес был сломан окончательно), передохнув немного, Угрюм отправился назад, хвалится добычей.

Идти пришлось не быстро, а точнее раз в пять медленнее, чем добирался до ущелья. Пришёл он к становцам уже только к вечеру, к слову остальные парни вернулись ещё вчера сутра, повесив клыки обыкновенных волков на шеи.

То, что мальчишка, проживший лишь десять зим победил саблезуба (это ещё Угрюм смолчал, что тот был потомком крови первых тигров, что значило – королевский), было невероятно, никто до сих пор о таком даже не слышал. Сам мальчуган, сослался на невероятное везение и не более. Только Годовит всё понимал, заметив выпирающую слегка из шкуры тигра на плечах Угрюма, рукоять.

Так что из дома уходили мужчина с мальчиком, а возвращалось уже двое мужчин. По дороге Угрюм подробно рассказал отцу свою встречу с саблезубом, Годовит уточнял подробности, хмурился, комментировал, а в конце признался, что гордится своим сыном! Единственное, о чём умолчал Угрюм, это о видении в котором ему явился родной отец.

Они шли домой, вокруг шумело молодой листвой зелёное море леса, о том, что восемнадцать годин назад здесь была уничтожительная война почти ничего не напоминало. Под ногами то тут, то там бежали задорные ручьи, в зарослях бродила разномастная дичь, пели удивительные песни не менее удивительные птицы, по небу спокойно и величаво двигались белые облака-горы, но на виднокрае, где-то далеко – далеко вновь сгущалась тьма грозных тучь, сверкали всполохи молний. Ощущение неотвратимой беды преследовало Годовита в последнее время и как бы он это не скрывал, передавалось это чувство и Угрюму.

Глава IV

Каан.

Лето 5362 от великой стужи.

По широкой, вымощенной булыжниками дороге, ведущей к северным вратам града именуемого Тара, неспешно и гордо шёл молодой мужчина, на вид разменявший примерно тридцатое, тридцать пятое лето (на деле его возраст переводил за пять десятков зим). Высокого роста (на три головы выше среднего мужчины), шириной под стать, обнажен по пояс, мышцы, как корни векового дуба, кожа выжженная жарким солнцем и обветренная ледяными метелями. На ногах одеты грубые кожаные штаны и высокие сапоги с мехом наружу. За спиной на привязи находился исполинский двусторонний обоюдоострый топор на длинном древке – лабрис. Волосы тёмно-русые, отливающие медью, были перехвачены на лбу широкой стальной полосой, на лице густая рыжая коротко стриженная борода. В карих глазах, с зелёными всполохами, любому виделась лишь ненависть и жажда битвы. По всему телу красовались завитые тату символы, разной формы, цвета, давности нанесения, даже на лбу, из под обруча можно было рассмотреть рисунок ни то звезды, ни то шара с иглами.

За спиной мужчины молча двигалась сотня титанических воинов, каждый ростом как и их предводитель, в непроницаемо – черных доспехах, с рогатыми шлемами на головах, на поясе у каждого чёрные ножны с мечом, в руках каждый сжимал чёрное древко копья. Если бы кто-то рискнул подойти ближе к этой сотне, то увидел бы, что на них вовсе не доспехи одеты, это была их кожа, крепостью не уступающая ни каленому железу, ни заговоренному камню. По этой коже-броне проходило множество тончайших красных линий и чем жарче вокруг становилось тем эти нити становились шире и излучали странную паническую энергию животного страха. На голове не было шлемов, а небольшие рога, напоминающие рога быка, росли из головы, в запавших глазницах у каждого горело пламя..

Сотня остановилась перед вратами на расстоянии чуть меньшим, чем перелёт стрелы. Обнажённый до пояса предводитель продолжил движение к вратам, на стене, по краям оных, собралось уже около такой же сотни охраны. Среди стражи, показался их предводитель воевода Маул бесстрашный.

– Эй чужак, кто таков? Ужель с сотней головорезов собрался на весь город напасть? – голос воеводы звучал мощно и сухо.

– Ты глаза то разуй, пёс цепной!!! – выплевывая слова, как стрелы, произнёс пришлый, – Наследник рода расы перед тобой, склонись и открывай врата перед господином!

Маул, на миг стушевался, а ведь взаправду не узнал, да и как узнать? Почитай четверть века, с гаком уж минуло, как был изгнан этот наследник, тогда это был очень холерный, изнеженный жизнью молодой человек, с гладкой кожей, с гладко бритыми щеками и ровно обрезанными волосами, в дорогих одеждах. Аристократ, смевший бросить вызов Русиглаву. Тогда он утверждал, что пришло его время сесть на при-стол, пора правителю, даже не второй линии крови, уступить своё право. Но вмешался Джунар, князь, чьё право на власть было бесспорно. Вызов, что Каан бросил Русиглаву, принял наследник истинной крови, что уступил трон господина земель белой расы и всей Тархтарии, что охватывала полмира, потому Полмира, своему троюродному старшему и мудрому брату. Поединок Джунар выиграл легко, своего двоюродного племянника Каана не судил строго, а изгнал и велел не возвращается на Полмира никогда, если дорога жизнь. Но вот теперь Каан вернулся, готовый вновь сразится.

– Прошу простить меня, бывший наследник, – покорно склонил голову воевода, – и впрямь не признал, но, прости ты меня собаку, ведь изгнан ты, посмеешь ли вновь войти в эти врата?

– Я чувствую, даже здесь, смрад из твоего поганого рта, – пришелец сильнее злился и недобрая кровь заставила лицо раскраснеться, – Уж не считаешь ли ты, что Я – великий Каан, буду стоять здесь, пред вратами разъясняясь с тобой, жалкий червь!!!

В то время, как произносились последние слова, створки врат качнулись и стали медленно отворяется. Каан, в нетерпении дёрнул одну, а была створка шириной с двух мамонтов и в высоту в трёх, створка со скрипом перекосилась, и верхняя петля державшая её, вдруг обломилась. У ратников на стенах округлились глаза, что за мощь такая? Пришелец вошёл внутрь, бросив испепеляющий взгляд на воеводу.

– С тобой я ещё буду говорить, но другим языком, а теперь прикажи везти меня к Русиглаву, желаю слово держать с владыкой земель белой расы.

Двое подручных, из числа личных помощников воеводы, отправились сопровождать наследника во дворец.

Русиглав был уже очень стар, почитай трёхсот девятую годину разменял. Время не щадит ни правителей, ни рабов, и вот владыку постигла неизвестная хворь. Лучшие врачеватели – ведуны, из разных районов Тархтарий, мудрецы из Архаима, закленатели из Хамбалы, врачеватели из Московии, ведуны из Кирополя, были срочно направлены в стольный город, однако хворь, что называлась старость, одолеть никто ни смог. Лицо правителя осунулось, нос заострился, постоянный кашель докучал. Подниматься без посторонней помощи он уже не мог.

Владыка очень удивился, как и все тут, возвращению Каана, он помнил при каких обстоятельствах наследник покинул эти края.

Правитель приказал немедленно его одеть и усадить на трон в головном зале дворца. Только он там расположился, в двери вошел, в сопровождении стражи Каан.

– Приветствую владыку земель белой расы великого и могучего Русиглава арийского! Я пришел сюда слово с тобой держать. – громогласный голос разлетелся по залу, заставляя присутствующих ощутить мощь пришельца.

– Приветствую и тебя дальний мой родственник, сказывай слово своё, мне говорить не с руки, – голос владыки с каждым произнесённым предложением звучал всё тише.

– Чтож, слушай владыка, в землях белой расы, от ледяного моря, до границ с драконьим царством, от крепости Астраханьской и до земель огненных Тендука, всюду расприи, нет там правящей длани твоей. Ханы-князья Сантии и Харатьи, Пермии и Грустины, не желают знать более единой власти твоей, имени твоего. Белые воды, после войны с Катанской державой без правителя, лишь под управой местных родов, которые не могут даже прекратить разбои творящиеся то в одном, то другом селении. Великий Архаим, вообще твою руку не принимает, после смерти Могана, два столетия назад, там управляются старейшины, которые и сами не прочь престол Полмира подмять.

– Слова твои правильны, мой родственник, но не хочешь ли ты мне сказать, что мне следует передать тебе владычество над землями расы нашей?

– Это и говорю тебе владыка! Или ты знаешь другого наследника трона? Скоро ты подохнешь и я не хотел бы грызца с каждой шавкой, что захочет занять трон, лучше я сам займу его сейчас!

Слова Каана были резонны и своевольны, его тон был нахален, слишком самоуверен.

– Сейчас времена тяжелые, прав ты Каан, но и твоя власть не гарантия лучшей жизни. Ты прав, власти нет единой в землях наших, я не в силах держать её, а наследника уже не сыщется, но кто есть ты? Я тебя помню самовлюбленным, ленивым, алчным… почитай четверть века назад ты бросил вызов истинному владыке земель Тархтарии – справедливому Джунару! Это он своей волей усадил меня на трон Руссинии, после объединения всех шести Тархтарий, не пожелав самолично блюсти мир и год за годом сплачивать народы воедино. Ты должен понять Каан, что моё правление – это ни выполнение каждой моей прихоти, ни возлежание с любой понравившейся мне девицей, ни купание в злате и шелках, но каждодневная работа по сплачению и примирению во всём подданных мне людей, чтобы каждый люд, в любом конце наших земель жил в безопасности, знал, что тех, кто не соблюдает коны, ведущие из по-кон, кто супротив их, то есть не по за-кону, того ждёт кара моя, но кто за-кон, того ждёт благодать моя. А ещё с соседними державами нужно уметь держать мир, ну или войну держать, с этим сам Джунар занимался, да вот, как знаешь, почти уж, как двадцать зим назад не преуспел. Ты этих забот хочешь дорогой Каан? И я, и ты, как когда-то и Джунар знаем, что ты желаешь лишь полного себе подчинения, ты утопишь земли в крови, потому не благословляю я тебя на царствие. Прошу, именем Рода тебя – уходи., – вся эта тирада далась Русиглаву невероятно трудно, болезнь брала своё, последние слова он произнёс хриплым шепотом.

– Владыка устал, тебе стоит уйти достопочтенный Каан, – это сказал стоящий рядом с троном, мужчина в длинных холщовых одеяниях, с длинными белыми волосами и странными серыми пронзительными глазами. Звали мужчину Демуир, он был верховным ведуном-кощеем. На вид ему сложно было дать больше сорока зим, но на деле он разменял уже две сотни. В руках у Демуира был посох чисто белого цвета, от которого исходила торжественная мощь.

– Ты пожалеешь мерзкий колдун, что указал мне на дверь! – произнёс Каан вытаскивая из-за спины свой ужасный лабрис и мощь исходящая от него, не уступала посоху Демуира.

Владыка увидев, что незваный гость обнажил оружие, попытался было его усмирить, но сил уже не было, за него вновь заговорил ведун: «Усмири пыл Каан, зал полон стражи, во дворце сотня ратников и на охране восемь сотен, уж не думаешь ты, что они не встанут сейчас против тебя?»

– Я думаю, что сотня, что была на охране северных ворот, убита ещё когда мы начали наш разговор, незакрытые за мной врата никого не удержали, подоспевшая может быть помощь подмога, тоже была незамедлительно разбита, дворцовые сотни, также уже умирает от рук моих наемников. Глупцы, вы решили, что Каан пришел просить вас о чём то? Нет! Я пришел сюда мстить! За своё изгнание, за годы скитаний и унижений в землях за ледяным морем. За то, что Джунар, вместо того, чтобы посадить на трон сына своего брата (своих детей у него не было, а править сам, как уже говорилось он ни хотел), посадил во главе страны своего троюродного родственника, у которого истинной крови на треть меньше, чем у меня! И мне плевать на жителей в дальних и ближних районах Тархтарии, – Руссинией называть державные земли, Каан нарочито не стал, —, я действительно утоплю эту страну в крови и начну с этого дворца, от которого не оставлю и камня!

После того, как страшные слова разлетелись по залу, что мог вместить тысячу человек одновременно. Входные двери с грохотом вылетели и в зал вошла перемазанная в крови толпа наёмников, пришедших с Кааном.

– Видит Род, Перун и Велес – это же демоны! – вскрикнул Демуир, – ты нанял кровавых демонов страха себе в услужение? Какую же жертву ты принёс им, чтобы они пошли за тобой?!

– Приемлемую, – ответил Каан, – за сотню демонов тысяча ратников и селение в десять десятков домов.

Жуткий смех прокатился по залу и топор в руках пришельца принялся за свою работу. Каан двигался к трону оставляя позади тела с отрубленными конечностями, или перерубленные пополам. У самого трона, когда Каан уже занёс лабрис над владыкой Русиглавом, посох Демуира отбил рубящий удар, ведун был действительно силен. Хищная улыбка блеснула на лице Каана, он увидел демонов перебивших уже остатки стражи и подошедших к ведуну с двух сторон. Черные хищные мечи демонов одновременно пронзили сердце Демуира, а Каан повернулся к правителю.

– Прощай ненавистный родственник, жаль Джунар не видит, как я тебя казню!

– Будь ты проклят, – прошептал владыка.

– Давно проклят, – негромко ответил Каан и его топор быстрым ударом отсёк голову Русиглава.

***

Тара, был крупный и красивый град, в котором жило около десяти тысяч человек, цифра впечатляющая. Когда Русиглав сел на трон, став править белой расой он вернулся именно сюда, тут была его родина, тут стала и столица Руссинии. А земли шести Тархтарий назвали Рассинейскими по имени правителя земель – Русиглава. Хотя по чести земли стоило назвать Джунарией, ведь именно Джунар – дальний потомок Тархитая и Тары по прямой кровной линии, сумел объединить некогда уже единые земли в одно, после почти пяти столетий разобщенной жизни, междоусобиц, вновь знак Рода стал повсеместно главенствовать в землях белой расы.

Но пришёл в стольный город, в лето пять тысяч триста шестьдесят второе от великой стужи, человек с местью в сердце, что звался Кааном. Он был тоже потомок Тархитая, но не чистый, как Джунар. Вместе с сотней демонов, которых он поднял со дна мифических пекельных земель по ту сторону ледяного моря (за взятие их в наём Каан отдал в жертву всех ратников своих, что стали за ним после изгнания из Руссинии, а бала их тьма, и привели те ещё с собой всех людей одного селения в десять десятков домов, и было их ещё две тьмы, вдобавок. Сущность и душа Каана стали прокляты, что означало неминуемое обращение самого Каана в такого же демона), Каан пришёл во дворец и убил Русиглава. Дворец разрушили до последнего камня (а это было единственное каменное здание в Таре), за ночь демоны пожгли город, почти все его жители, за исключением четырёх с небольшим сотен человек (из десяти тысяч – несколько сотен), что смогли бежать, или не были в тот день в граде, были убиты.

А Каан с сотней демонов и тремя сотнями пленных (их собрали в окрестных с Тарой селениях), покинул пепелище бывшей столицы и уже через год объявил, что новым центром всех Тархтарий становится родной город его отца – Табул.

Ещё тревожила Каана судьба Джунара, он не мог просто сгинуть, даже не смотря на трагедию с его семьёй. Умереть от хвори не дала бы зачарованная кровь прямой линии. Джунар где-то ходит по свету, или обосновался в глухой пещере, где предается мыслям и ищет покой своей душе.

Не менее сильно тревожила нового владыку (которого народ окрестил сразу – черным владыкой), судьба и меча крови, некогда выкованного Тархитаем из небесного металла в горах великого каменного пояса земли. Меч давал потомку крови силы самого Тархитая, потому, как при его изделии, великий предок вложил в клинок часть собственной души. К тому же меч был безоговорочный символ власти и владей им Каан уже даже гипотетически не смог бы от кого либо услышать сомнения по поводу его права на трон земель белой расы.

Но не было ни Джунара, ни меча.

А Каан, обосновавшись в Табуле и собрав вокруг себя свиту, состоящую из редких негодяев, подлецов, маньяков и воров, оставил рядом лишь половину сотни демонов. Вторую половину сотни он послал собирать орды воинов и силой подчинять земли Полмира. Двоих демонов, с сотней ратников направил в предгорье – Шира, туда где Белые воды, к останкам города Хубилая, чтобы те, нашли меч крови и, если Чернобог благословит, то и потомка крови – хунтайджи-хана, Джунара.

И расползалась по землям, что более не велено было называть Руссинией, слава о страшном чёрном властелине, о тиране, про́клятом владыке, о Каане.