Текст книги "Вековая книга перемен"

19. Корейский кедр

Афоризм. «Много работать и много сделать это не одно и то же».

Толкование. Вам придётся приложить неимоверные усилия, предпринимая попытку достигнуть цели. Вы потратите много времени и сил, а результата не получите. Может, следует ещё раз подумать и отказаться от стремления к иллюзорным целям. Если же вы большой любитель преодолевать трудности или обожаете приключения, то это тот самый случай. По крайней мере, потом будет, что вспомнить.

Притча. Единственная в нашей стране роща корейского кедра произрастает на Сахалине.

Почти три месяца мы вместе с Рушаном Сабировым проходили практику в Сахалинском отделении института океанографии. Нас оформили на работу лаборантами и предоставили неограниченные возможности по сбору и обработке материала для курсовых работ.

Почти сразу мы попали на борт научно-промыслового траулера исследовавшего залив Анива. Нашей помощи обрадовались все, а мы были в восторге от ракушек, рыб, морских звёзд и голотурий. Рушан собирал материал по двустворчатым моллюскам, а я по питанию двух никому не нужных сорных видов рыб. Между тралениями, прямо на палубе мы лакомились варёными креветками и камчатскими крабами. А в судовой столовой перепробовали все вылавливаемые виды рыб, кроме минтая. «Рыбы нет! Один минтай!» – была самая ходовая шутка местных рыбаков. Эти две недели стали нашим морским крещением, и оно нам очень понравилось.

На берегу в лаборатории мы обрабатывали собранные пробы, а по выходным устраивали экскурсии. Мы ходили с институтскими девчатами в поход в тайгу, где нас перепугал медведь. Мы ныряли в ластах с масками в Татарском проливе, а на ужин варили мясо гребешков и травяных чилимов (креветок). Но самым драматичным и от того памятным стал поход к роще корейского кедра.

Доехав до посёлка, возле которого корейский кедр произрастает, мы долго пытали вопросами местных прохожих. Оказалось, что они не ведают ни про какой кедр, и только один мужичёк сбивчиво и, весьма приблизительно, показал руками, куда нам надо идти.

Заморосил серый противный дождичек, который казался не сильным, но через час промочил нашу одежду до трусов. Было тепло, и мы не сразу это заметили. За нами увязалась небольшая собачонка, видимо единственная, кто в этом посёлке знала дорогу в рощу. Дорога была одна, постепенно она стала тропинкой, а возле какой-то разломанной железяки началась тайга. По всем приметам именно здесь и должна была находиться роща корейского кедра.

Надо было лезть в гору, так как на сопке мы заметили хвойные деревья. Мы полезли, а вот собачка развернулась и побежала домой. «Даже собаки не выдерживают!»-сказал Рушан, и мы полезли дальше. Все деревья казались одинаковыми, а к какому виду относились мы так и не узнали. Темнело. В посёлок мы вернулись поздно вечером. Переночевать пришлось на автовокзале. Работники автовокзала косились и смотрели на нас подозрительно, будто мы сбежали с сахалинской каторги.

До сих пор я не знаю точно, видел или нет рощу корейского кедра. Но всем мы рассказываем, что видели!

20. Люмпен макая (Чудеса науки)

Афоризм. «Мировая литература учит нас, что любить женщину не обязательно, но обязательно говорить, что любишь её. Тоже можно сказать и о науке».

Толкование. Если вам нравится заниматься наукой или нравится девушка, непременно свяжите с ней свою жизнь. Если вам представилась возможность работать по специальности – используйте её. Любимая работа и любимая женщина – это большое везение. Их нельзя упустить. Однако, нужно помнить, что когда чувства ослабнут, вы будете должны продолжать клясться им в любви.

Притча. Курсовую работу писать было не надо, с сахалинской практики мы с Рушаном привезли не только текст, но и готовые фотографии рисунков. Учёба шла своим чередом, но на одном из практических занятий в шкафу я увидел заспиртованную рыбу. На этикетке тушью было написано «люмпен Макая» и ниже латинское название рыбы о которой как раз и была моя курсовая.

Во время траловой съёмки залива Анива остова Сахалин. Мне поручили сбор и обработку проб по питанию двух видов рыб: стихей пятнистый и лисичка Джильберта. Большие ученые изучали промысловых рыб. До сорных у них не доходили руки. Мне предстояло заполнить этот пробел. Всё было собрано и обработано в лучшем виде.

Теперь передо мной мой пятнистый стихей красовался с этикеткой «люмпен Макая». С целью переправить этикетку я направился в библиотеку и взял все имеющиеся там определители по дальневосточным рыбам. Одна книжка была дореволюционная с цветными картинками, друга современная с чёрно-белыми.

Чтобы установить истину пришлось только очень внимательно рассмотреть эти картинки. Мало того, что стихей действительно являлся люмпеном Макая, моя лисичка Джильберта оказалась лисичкой осетровой.

Над курсовой всё-таки пришлось поработать. Почти целый день я заклеивал сахалинские названия рыб в тексте и на рисунках правильными. Оставалось только восхищаться профессиональному уровню дальневосточных ихтиологов, которые годами вписывали в траловые карточки видовой состав улова. А уж про годовые отчеты и научные публикации лучше и не думать.

Через несколько лет Чингиз Нигматуллин помог оформить и опубликовать две статьи в журнале «Вопросы ихтиологии». Журнал был очень серьёзный, его переводили на английский, и авторам полагался гонорар в валюте. Это был первый и последний случай, когда за написанное я получил деньги. Чеков хватило на покупку в магазине «Берёзка» пары перчаток и рубашки.

Несколько авторских оттисков статей я отослал в сахалинское отделение института океанологии, несколько подарил знакомым, но основная их часть так и лежит в коробке с остальными моими публикациями.

На чтениях посвященных столетию профессора Владимира Львовича Вагина проводимых в Казанском университете я встретил Пахомова Женю. Он учился после нас, проходил практику в Калининграде и некоторое время жил в общежитие в моей комнате. Сейчас он профессор, живёт и преподаёт в Канаде. На банкете он вдруг сказал, что демонстрирует мои статьи студентам как образец по исследованию питания морских рыб.

Это и есть – чудеса науки.

21. Мирмикарнация

Афоризм. «Каждый муравей уверен, что муравейник – единственная цивилизация на Земле, и других не бывает».

Толкование. Даже минимальная красота портит характер максимально. Если с самого начала что-то не ладится, то, скорее всего, это дело не закончится успешно. Бывает, что вопросы решаются как бы сами собой, проблемы решаются легко и просто. Берите то, что само идёт вам в руки. Если же возникают препятствия, препоны и проволочки, то для их решения понадобятся неимоверные усилия. В этом случае добившись своего, вы можете создать себе новые проблемы.

Притча. Дедушка лежал на боку и одним глазом подсматривал в телевизор. Ну как дедушка, так его называли два внука, которые возились в той же комнате. Да и где им было возиться, если две семьи жили в двухкомнатной квартире. Положили его правильно, на ту сторону, которая была полностью парализована. После мощного инсульта левая сторона отказала полностью, но и уцелевшей правой стороной, теперь уже точно дедушка, управлялся с большим трудом и очень медленно.

Инсульт способен превратить мужчину любого возраста в дедушку. Если вы услышали про инсульт, будьте уверены речь идёт о пострадавшем мужчине. Инсульт никогда не случается у женщин, а если случается, то это остаётся почти незамеченным. Наверное, инсульт у женщин такая же редкость, как и лысина. Лысых мужчин полно, а лысых женщин практически нет, только если какая-нибудь фифочка чтобы выглядеть умной возьмёт, да и пострижётся наголо. Инсульт случается, когда кровеносные сосуды в голове истончаются или изнашиваются. Но с чего бы у женщины мог случиться инсульт, если они мозгом практически не пользуются. У большинства женщин он до самой смерти остаётся новеньким как у девочки. Это мужики постоянно думку думают. Вы видели где-нибудь бабу, которая сидит и думу думает. У мужика мозг и голова всегда в работе: то он что-то изобретает или орехи грызёт, то стучит башкой о боксёрские перчатки или бьёт по мячику. Он то сочиняет, то мозгами шевелит, то репу чешет. Если инсульт поражает половину мозга мужчины, то он лишается речи, многое забывает и у него отнимается часть тела. Если бы инсульт даже и отключил половину мозга женщины, то никто этого бы и не заметил. Из-за врождённой автономии языка, они продолжали бы болтать как прежде. Женщины живут рефлексами, а большинство безусловных рефлексов управляются спинным, а не головным мозгом, поэтому повреждения головного мозга в поведении женщин почти ничего не меняют. Ну, если только на уровне фразы: «Что-то у бабушки характер испортился!» Даже отключение целого полушария мозга женщины ничто по сравнению с возрастными изменениями уровня гормонов. В том, что из весёлой обаятельной девушки через пятьдесят лет получается толстое желчное существо женского пола, мозг совершенно не виноват, он течение жизни женщины почти не эксплуатируется, а потому не изнашивается. Вот если пострадал спинной мозг, то тогда женщина меняется полностью, и становится таким же бревном как все люди с аналогичной травмой. В обычной повседневной жизни колебания в поведении женщины настолько разительны, что не поддаются ни предсказанию, ни лечению. Складывается впечатление, что в течение суток у женщины происходят спонтанные отключения то одного, то другого полушария. Поэтому когда инсульт и выводит из строя часть женского мозга, домашние, видавшие всякое, особых изменений не замечают. В нашей истории так и вышло, даже если инсульт случился одновременно и у бабушки, и у дедушки, пострадал только дедушка.

Жили дедушка с бабушкой дружно, а с ними проживала ещё и семья сына. Бабушка хлопотала на кухне, сын со снохой были на работе, старший внук пошёл делать уроки в соседнюю комнату, а младший сидел на диване в ногах у дедушки и смотрел телевизор. Дедушке приходилось смотреть то, что смотрел внук, чаще всего это были мультики. Так это было и в этот раз. Дедушка понимал почти всё что видел и слышал, а вот сказать ничего не мог.

Старший внук вдруг заорал из спальни: «Бабуль, нам тут задачу задали! Помоги решить!»

Бабушка: «Ой. Я сейчас занята, читай погромче, внучок!»

Внук: «Известно, что муравей может поднять вес в 5 раз превышающий собственный (кстати, а если волочить по земле, то и в 10 раз). Представьте, что муравьи выросли до размера человека, и весят по 50 кг каждый. Посчитайте, за какое время 500 000 муравьёв построят пирамиду Хеопса, состоящую из 2 500 000 блоков каждый массой 2500 кг, если половина будет вытачивать блоки в каменоломне, а вторая половина доставлять на стройку по одному блоку за рабочий день?»

Бабушка: «Ну, давай, решай по действиям!»

Внук: «Первое действие – 50 кг × 5 = 250 кг может поднять один муравей.

Вторе действие – 2500 кг: 250 кг = 10 муравьё поднимут один блок.

Третье действие – 500 000: 2 = 250 000 муравьёв будут таскать блоки.

Четвёртое действие – 250 000: 10 = 25 000 блоков будет сделано и перенесено за день.

Пятое действие – 2 500 000: 25 000 = 100 дней будут строить муравьи пирамиду Хеопса.

Бабушка: «Так за сколько?»

Внук: «За сто дней!»

Дедушка не спеша призадумался: «А за сколько бы построили люди? Если человек поднимает не 250 кг, а 25 кг, то либо надо в 10 раз больше людей, либо времени уйдёт в 10 раз больше. Это 1000 дней. Ну, в общем, за три года управятся!»

Время тянулось медленно, рука двигалась ещё медленнее, с усилием раздвинув веки, дедушка попытался навести резкость зрячего глаза на экране телевизора. Слышал он тоже одним ухом и поэтому звук у телевизора был включен достаточно громко. На практике дед слышал либо телевизор, либо того из домашних, который орал громче телевизора. Показывали мультфильм «Баранкин, будь человеком!». Дед видел его ещё в детстве, и тогда он ему сильно нравился. В те времена превращения человека то в воробья, то в бабочку, то в муравья, а в конце опять в человека, казалось самым высоким полётом человеческой фантазии. Не считая, конечно попытки построить коммунизм. Мораль поучительной истории была проста: «Лучше всего быть человеком!» В детстве он в этом был уверен, но засомневался, когда учился на биофаке университета, а затем стал учёным-биологом. Разнообразие жизни животных было таким, что без труда можно было найти десятки видов и растений, которые могли бы быть намного счастливее человека, если бы обладали разумом. К примеру, разумный стебелёк индийской конопли всю свою жизнь проводил бы в счастливом блаженстве.

Почти всё это дедушка уже позабыл, так как правое полушарие мозга у него было отключено, и ему с трудом удавалось соображать с помощью левого. Мультфильм достиг середины повествования, и младший внук, подпрыгивая на диване, вслед за Баранкиным, громко кричал: «Вот я, вот я, превращаюсь в муравья!» «Ну вот, опять муравьи. Что за день сегодня, такой?» Дедушка тихонько всхлипнул, глаз его закрылся, а изо рта по щеке потекла прощальная слюна. Через ухо в мозг прорывалось громкое: «Вот я, вот я, превращаюсь в муравья!» Последние удары сердца бились в ритме мультипликационной мантры, а в правом полушарии биотоки вторили: «Вот я, вот я, превращаюсь в муравья!»

В общем, то дедушка знал довольно много о религиозных обрядах различных религий, включая ведические представления о жизни и смерти. Живя в православной стране, ему следовало бы повторять: «Господи, спаси и сохрани!» Но это было записано на корке неработающего правого полушария, а левое тупо повторяло за внуком: «Вот я, вот я, превращаюсь в муравья!»

Законы кармы работают, даже если ты о них ничего не знаешь. Одно из них утверждает, что с какой мыслью человек умирает, такую следующую жизнь он получает….

Не было ни туннеля, ни света в его далёкой перспективе. Было чувство, что тело пропустили через мясорубку, а сознание напугали до смерти. Животный неконтролируемый ужас во всём теле и всём мозге, вернее в том, что казалось телом и мозгом…

Темнота, темнота, темнота, и черные очки, и сколько их ни протирай, светлее не становится. Вам приходилось просыпаться в кромешной темноте с солнцезащитными очками на глазах! Вы нервно срываете чёрные очки с глаз, ожидая увидеть хоть что-нибудь, но остаётесь в темноте. Затем вы начинаете ждать, ведь прежде так бывало, что со временем глаза адаптировались и начинали видеть. Но – нет, только страх и мысль: «Я не вижу! Я ослеп!» Вы протягиваете руку вперёд, и ни во что не упираетесь. Вы начинаете ощупывать всё, на чём лежите, и не понимаете что за мусор под вами. И вдруг очередная волна паники и ужаса: «Я не дышу!» Вы привыкли всегда дышать, и делали это всегда автоматически. Порой, правда, опасались, что однажды дыхание остановится во сне, и вы не проснётесь. «Наверное, такой момент настал, наверное, я умер? Но если я умер, то почему думаю? Но если я не умер, то почему не дышу?»

Как то странно и по особенному, стали прорисовываться контуры небольшой пещеры. «Неужто я с дуру увлёкся спелеологией, и застрял в одной из подземных пещер?» Прорисовка окрестностей становилась отчётливее и непривычнее. Не то чтобы я это видел, скорее, ощущал огромную гамму запахов, которые складывались в цельную картинку небольшой пещеры. «Почему я не вижу глазами, а вижу запахи?» Тысячи оттенков запахов с различной интенсивностью волнами обволакивают меня, а в голове складывается вполне отчётливая картинка окружающего мира. Сквознячком потянуло с боку, видимо, от входа в пещеру, и я достаточно отчётливо увидел длинный коридор. По коридору двигалась моя родня. Вам удавалось когда-нибудь увидеть что-нибудь носом, примерно, так как в сознании возникает образ апельсина, если вы нюхаете его корку с закрытыми глазами.

Глаза мои по-прежнему ничего не видели, а с помощью какого-то волшебного обоняния я уже рассмотрел всю пещеру. Из чего она была сделана или в чём была вырыта, было не понятно, но превалирующим был запах земли. «Не уж то меня похоронили заживо? Но почему я не в гробу?» Но тут другая проблема, если я нюхаю, то почему не дышу, ведь для нюхания нужен нос. Но, похоже, и носа у меня не было. Оказалось, я помахивал двумя складными штуковинами, тыкал ими в стены пещеры и чудесным образом вижу всё, что происходило вокруг. Не видел я только себя самого. Пришлось потыкать этими штуковинами по себе. Образ складывался долго, так как запах был мне неизвестным, да и мозг отказывался понимать, на что всё это было похоже. Я был, какой-то мягкий, состоящий из члеников и пузырьков, палочек и бульбочек. Недоумение тянулось до тех пор, пока в пещеру бодро ни вбежало несколько субъектов, которые пахли как я, то есть как родственники или близкие друзья. Ощупывая и обнюхивая их, я потихоньку сформировал в своём мозгу образ огромного муравья. Было очень странно ощущать себя в безопасности, когда рядом находилось несколько ужасных монстров, которые выдавали себя за моих родственников, но ведь пахли то они именно как родственники. Страха не было ни какого, напротив, я ощущал, что люблю этих гигантских муравьёв как собака любит хозяина. «А может, это инопланетяне меня похитили, наверняка где-нибудь существует цивилизация инсектикоидов – разумных насекомых? Сначала похитили, а сейчас начнут резать на кусочки, протыкать зондами и колоть шприцами. А не боюсь я их, потому что они обладают гипнозом и заблокировали моё сознание». Однако ближайший ко мне родственник, ласково потыкал меня своими усиками, и тут открытие – у меня такие же точно усики, и в ответ я тыкаю ими своего соседа. Он, видимо, остался этим весьма доволен, потому что из его пасти, окружённой двумя серповидными челюстями, стала появляться маленькая, очень аппетитно пахнущая капля. Капля эта раздувалась, будто родственник надувал воздушный шар, но не воздухом, а чем-то очень сладким и вкусным. Меня эта манипуляция почему-то нисколько не смутила, хотя по сути это была отрыжка, а грамотнее сказать пережёванная полупереваренная пища. Пахла она совершенно замечательно, и я автоматически подался вперёд. Втянув в себя питательную каплю, я понял, что это был завтрак. Из железы возле челюстей родственник выделял дружественный запах, который полностью успокоил меня. Прежде я сошёл бы с ума, если бы мне предложили съесть то, что другой только что отрыгнул, но теперь меня это нисколько не тревожило, напротив я уверился в том, что обо мне заботятся, и преисполнился благостным умилением. Как женщина впадает в гламурный транс от запаха самых модных духов, я совершенно счастливый кушал чужую отрыжку. Проделав подобную манипуляцию несколько раз, я почувствовал себя вполне способным начать движение вперёд.

Прежде чем отправиться из пещеры, я ещё раз ощупал себя. Покровы мои стали твёрдыми и гладкими, а в остальном я оказался полной копией моих кормильцев. Я не был в плену у инсектикоидов, я и был инсектикоид. Как я превратился в огромного муравья, было ещё не понятно. Я решил собрать побольше информации, чтобы сделать окончательный вывод. Ощупывая стенки коридора и втягивая в мозг картинки, вырисовывающиеся из облаков окружающих запахов, я вдруг увидел проблески света. «У меня всё-таки есть глаза. Это уже хорошо!» В коридоре действительно становилось светлее, и теперь кое-что я пытался разглядеть с помощью глаз. Добравшись до самого светлого места, я начал рассматривать самого себя. Виделось всё как-то очень не резко, сколько я ни пытался прищуриться, ни чего не получалось. Ещё одно неудобство – у насекомых нет век, и я не мог ни моргать, ни закрыть глаза. Вам бы понравилось постоянно ходить с выпученными глазами? Тысяча разрозненных кусочков с трудом складывались в целостный образ. Изображение было похоже на мозаику сложенную и сотен и тысяч пятен разной интенсивности свечения. Если на глаза прилипал мусор, убирать его нужно было руками или ногами, в общем одной из шести конечностей. Обычно муравей держит ношу двумя первыми ногами, а идёт на четырёх задних. Тут учиться не пришлось, инстинкт обо всём позаботился. Потихоньку мозг сам провёл корректировку, пятна стали складываться в картинки, в которых просматривался относительно целостный образ. Результат меня не порадовал, я выглядел точно так же как мои кормильцы, только они были тёмно-коричневые, а я был желтовато-коричневым, если ни сказать рыжим.

Организм и мозг охватил ступор, и я надолго замер между светом впереди и тьмой пещеры сзади. Придя в себя, я заметил, что покровы моего тела стали чуть темнее и полностью затвердели, за исключением участков между члениками, которые сохранили эластичность, а, следовательно, и способность сгибаться в местах сочленения. Мозг за это время тоже поработал и сформулировал свой ответ: «Да ты брат – муравей! И родственники, которые тебя кормили, вовсе не инопланетяне, а самые обыкновенные рыжие лесные муравьи, и ты один из них!» Все насекомые с полным превращением, вылупляются из куколки с бледными и мягкими покровами, затем хитин твердеет и насекомое приобретает окончательный вид. После этого чтобы насекомое ни делало и сколько бы ни ело, оно не вырастет и не уменьшится, оно останется таким до смерти. Теперь стало понятным, почему я не дышу. У насекомых, а значит и у муравьёв, нет лёгких, а газообмен совершается через многочисленные трахеи – специальные трубочки пронизывающие весь организм. Но сердце то должно быть, я должен слышать его биение! Со слухом всё было совсем непонятно. Сколько я ни прислушивался, так и не понял, стучит сердце или нет. Видимо, плавные сокращения небольшого пузырька на самом толстом кровеносном сосуде были совсем не сильными. Вместе с тем, я ощущал порывы ветра, громкие звуки и особенно колебания грунта под ногами, хотя так и не разобрался каким местом я это слышу. Похоже, весь муравей и есть одно целое ухо, которое слышит всем телом и каждой его частью одновременно. Зато на голове у меня есть два усика, и они настолько хорошо оснащены всякими рецепторами, что одновременно являются органами осязания, обоняния и вкуса. Информация, идущая от усиков настолько разнообразна и богата оттенками, что в голове легко складывается целостная картина окружающего мира. Огромные фасеточные глаза, конечно тоже помогают, особенно в условиях хорошей освещённости, но глаза для муравья не так важны как для человека. Человек предпочитает увидеть, чем услышать, а муравей скорее поверит запахам, чем глазам.

Видимо, в чувство меня привёл рассвет, так как вокруг становилось светлее и теплее. Мысли стали быстрее вертеться в мозгу, а вокруг засуетились мои родственники. Они выскакивали из тьмы коридоров и убегали в светлый мир. Они возвращались оттуда в коридор и что-то тащили во тьму пещер. И чем больше муравьёв пробегало мимо меня, тем сильнее становился «запах труда». Когда работает человек, он потеет, и это не приятно ни ощущать, ни нюхать. Когда работает муравей, он метит свой путь особым запахом. Этот запах совсем не противный, он информативный, он не раздражает, он вдохновляет и призывает всех поступать так же. Но в каждом возрасте муравей имеет свой приоритетный запах, который ориентирует его на определённый вид деятельности. Молодые муравьи начинают свою трудовую деятельность внутри муравейника и практически не выходят за его пределы. Они еще не окрепли и не набрались опыта для совершения дальних набегов на плодородные окрестности. Другие запахи их манят к центру муравейника…

По коридорам струился очень тонкий, но призывный запах чего-то ещё не известного, но очень манящего. Я двинул в направлении к центру муравейника. Организм уже настроил все параметры «ночного видения» и я мчался навстречу новому «на всех парах». Следует сразу отметить, что муравьи просто не умеют делать что-либо медленно. Он либо не делает ни чего, находясь в оцепенении обычно от низких температур, либо мчится во всю прыть. Если вы увидите медленно ползущего муравья, это означает одно их двух, либо он умирает, либо он замерзает. Мне было тепло, и поэтому я бежал. Запах привёл меня к цели и смыслу существования всего муравьиного сообщества. Я ощутил Муравьиную Королеву. Сами муравьи о ней так высокопарно не думают и чаще называют Мать или просто Мамка. Действительно сравнивать Мать с Королевой практически не возможно, так как ни одна человеческая Королева, не сделала для своего народа и тысячной доли того, что запросто делает Мамка для своего муравейника. У Мамки не было специальной охраны, ни вооружённой стражи, ни крепости, ни запертых дубовых ворот, ни кабинета министров. Мамку охранял весь муравьиный народ, каждый при необходимости готов был стать солдатом и обдать за неё жизнь. Она была родной матерью для каждого муравья, а они были её дети. Каждый муравей считал для себя честью принести что-нибудь вкусненькое для Королевы, но кормить её чем попало, нельзя. Пищу в окрестностях муравейника добывали фуражиры, они частично её съедали, а остальное приносили в муравейник, здесь прочие муравьи съедали остальное. Никто не жадничал, при встрече с голодным братом сытый муравей отрыгивал полупереваренную пищу и делился с родственником. Пройдя через несколько желудков, пища попадала и к молодым муравьям. Именно молодые муравьи ухаживали за Мамкой. Они очищали королевскую пещеру от мусора, они выносили её выделения, они принимали роды, они кормили её самым лучшим. Особой пищей считались грибы, которые выращивались в самых глубоких пещерах муравейника. Рабочие доставляли оттуда особую переваренную кашицу и сами кормили этим деликатесом Королеву. Но если попадалось что-то вкусненькое, Мамка принимала пищу и от молодых муравьёв. Кроме кормления они принимали постоянные роды и растаскивали отложенные яйца по специальным «Детским пещерам». Так вот я оказался в этом «ближнем круге» Королевы. Не знаю, любила ли Королева нас, а мы её просто обожали. Наиважнейшая идея каждой муравьиной семьи: «Всё ради детей!» Возможно, и Королеву так любили из-за того, что она постоянно рожала личинок. Муравьи, конечно, не понимали, что чем больше личинок, тем больше рабочих, а чем больше рабочих, тем больше еды они принесут. Короче, чем больше муравьёв, тем лучше они живут. Муравьи этого не знали, но вели себя так будто только об этом и думают. Вот опять с десяток муравьёв суетятся вокруг Мамки. Находясь возле головы, мы пытаемся её покормить, оказавшись сзади, мы ждали очередную новорожденную личинку. Вот мой сосед ловко подхватил личинку и бодро потащил её в инкубатор. Сейчас моя очередь. Я жду, я возбуждён, я поглаживаю усиками огромное королевское брюшко. Что-то задержка. Да, вот, что-то появляется. Я хватаю. Ух, ты! Опять мне досталась королевская какашка. Но я всё равно доволен и счастлив. Сейчас я побегу к выходу и оттащу какашку подальше от муравейника. Путешествуя с какашками за пределы муравейника я потихоньку освоил внутренне строение муравейника. Находясь возле Королевы, мы починялись её запаху, но держа личинку в хелицерах, приходилось принюхиваться к новым запахам. Личинку надо было отнести в «Детскую пещеру», где суммарный запах всех личинок давал команду кормить и чистить малышей. Когда я выбегал из муравейника, чтобы выкинуть детские какашки, то на обратном пути меня мог перехватить новый запах. Например, запах сырости и плесени вынуждал расширять коридоры и открывать выходы наружу, чтобы обеспечить вентиляцию ходов и пещер. Если попадался муравей с пищей, то автоматически принимал от него еду, чтобы продолжить муравьиный ритуал «Всеобщего кормления». Дело в том, что у муравьёв общее всё, даже пищеварение. Обмен отрыжкой обеспечивает не только лучшее переваривание и усвоение пищи, но и обеспечивает равномерную накормленность всех членов семьи. У муравьёв не бывает сытых и голодных, у муравьёв сыты все. Я даже не подозревал, как много полупереваренной кашицы может поместиться в моём зобу. Его содержимого хватало, чтобы накормить до десятка некрупных личинок. С таким зобом не нужен рюкзак, если собрался в дальний поход, еды там хватит не пару-тройку дней.

Хорошее питание полезно и Королеве и молодым муравьям, которые за ней ухаживают. Дней через десять из прислуги окрепшие муравьи переходят в рабочие. Никто не орёт и не тычет мордой в приказ, просто меняется приоритетный запах. Запахи вокруг, вроде, остались прежними, но изменилось моё восприятие. В голове потихоньку переключился рубильник, и доминировать стал «запах строителя». Как-то утром я побежал не внутрь, а наружу, где муравьи трудятся на строительстве муравейника. Часть муравьёв роют землю, углубляя коридоры и создавая в глубине новые пещеры. Мне почему-то такой работой не пахло, поэтому я трудился на поверхности, перетаскивая палочки, сухие хвоинки и прочий мусор от подножия муравейника на его вершину. Порой человек не знает что творит, муравьи тоже не знают – но, Творят. Труд, конечно, сизифов, но без него невозможно сохранить оптимальную куполообразную форму муравейника. Ветки покрупнее, камушки, а так же земля которую муравьи шахтёры вытаскивали на поверхность, всё это оставалось у основания муравейника. Не у кого было спросить, в чём смысл моей новой работы, да собственно и нечем было спросить, ведь рот у муравьёв только для еды и кормления. Муравьям просто нечем издавать звуки. Они общаются запахами и прикосновениями. Основные запахи угадывались как-то сами собой, а более сложные я ещё не освоил. Было как-то само собой ясно, что надо брать внизу и тащить наверх, так я и делал весь день. Однажды стало темнеть прямо посредине дня, подул ветер и нахлынули новые не муравьиные запахи. Для меня это было впервые, хотя я и понял, что пахло влагой и водой. И что-то сразу захотелось спрятаться в муравейник. Решение было верным, потому что остальные делали тоже самое, а некоторые, забегая в коридор даже пытались закрыть вход изнутри камешками и кусочками земли. Я услышал, или как там у них – почувствовал, резкие удары капель воды по куполу муравейника, затем они стали чаще и слились в непрерывный дождевой поток. Это был мой первый дождь. Натасканные кусочки земли и глины намокли и залепили входы в коридоры. Мы сидели в темноте и в сухости, а дождевая вода стекала по куполу муравейника, не попадая внутрь. Дождь продолжался долго и закончился только на следующий день. Рабочие быстро разгребли заторы на входах, и мы выбежали на поверхность. Картина была довольно страшная, но муравьям не ведом страх. Никто не рыдал и не стенал, что водой размыло почти четверть муравейника. Вода не залила муравейник только потому, что рабочие муравьи, по мере разрушения макушки, спускались ниже и заделывали кусочками глины проходы и коридоры идущие вниз. Теперь поработать пришла наша очередь. Задача была прежняя – собирать вокруг и тащить наверх. Работа, вроде, бестолковая, но на самом деле очень важная. Так как восстановлением занималась вся семья, через два дня муравейник имел прежний вид.