Текст книги "Земля ветеранов"

Глава 2
Между Африкой и Азией

– Макс… – Пауза. Потом всхлипы. – Макс, наш сын… Патрик пропал. И тишина в телефоне, а потом гудки – Милена отключилась.

Я протяжно выдохнул. Пальцы, сжимающие трубку, побелели.

– Что-то случилось, босс?! – Охранники выглядели озабоченными и готовыми кинуться в драку хоть с самими дьяволом и с господом богом, если те меня обидели. Хорошие мужики, не зря я тщательно подбираю персонал.

– Порядок, парни. – Я подмигнул им. – Просто надо чаще вспоминать об отцовских обязанностях.

И со спокойной совестью отбыл к столику и любимому кожаному дивану, где без меня томились в ожидании юные красотки. Хотелось приятной компании, в которой я был бы самым умным, самым успешным и самым опытным – для этого как нельзя лучше подходили девицы, только-только отметившие день рождения, после которого их можно считать взрослыми.

Умостившись поудобнее, я небрежно погладил брюнетку – кажется, ее зовут Тамара – по коленке и предложил блондинке – все так же ни малейших предположений касательно имени – налить всем первосортной выпивки. От радости едва не выпрыгнув из мини-юбки, последняя плеснула себе и подруге вискаря на три пальца.

– За здоровье! – Стаканы столкнулись, и я, даже не поднеся стакан к губам, вырубил мобильник.

Поймите меня правильно, я не бездушная скотина, как может показаться на первый взгляд, просто истеричные вопли Милены касательно Патрика я слышу по три раза на неделе. И каждая новая проблема – срочная, не терпящая отлагательства. Как-то она решила, что наш мальчик угодил в дурную компанию, с которой пропадает все вечера. Как выяснилось, он записался в кружок филателистов, где корпел над зубчатыми кусочками бумаги, даже не подозревая, насколько его друзья-очкарики опасны и плохо на него влияют. А еще был случай – моя бывшая с какого-то перепугу определила Патрика в геи и доставала меня четверо суток кряду, чтоб я убедил его сменить ориентацию. Помню, Патрик тогда психанул и, приведя девчонку-соседку, подрабатывающую в сфере интимных услуг, попытался на практике доказать родителям, что он – гетеро. Милена тогда чуть в обморок не грохнулась… И это еще самые безобидные истории!

Короче говоря, срываться с низкого старта и мчать на другой конец Вавилона, потакая фантазиям вздорной бабы, у меня не было ни малейшего желания. Сегодня я решил оторваться по полной, о чем громогласно и заявил под восторженный визг моих дам. Потому-то у притопавшего на шум охранника и были опущены очи долу, когда он протягивал мне трубку радиотелефона:

– Вас, босс.

Почему я не удивился, услышав голос Милены?

– Макс, он записку оставил: «Мама, не жди меня». Представляешь, такое написал – мне! А ведь я для него…

– И все? – Надеюсь, мой голос был настолько холоден, что его впору колоть на куски и ронять в стаканы с напитками.

– Нет, не все! – Жар, с которым это было сказано, растопил бы всю Антарктиду. – И рисунок еще!

Ни разу на моей памяти сын не проявлял склонности к живописи, поэтому я нахмурился:

– Какой еще рисунок?

– Да тут коряво, не пойму. То ли птица какая-то, то ли ангел…

Ангел? Рисунок на пакетике с наркотой, там тоже был ангел… Почему-то нелепое совпадение заставило меня взволноваться не на шутку. Даже сердце кольнуло, чего со мной вообще никогда – до сего момента – не случалось. Плохая примета, когда видишь двух ангелов за день.

– Милена, жди! – прохрипел я. – Сейчас приеду.

– Макс, ты опять за свое?..

– Я действительно приеду, – пообещал я бывшей супруге.

Подмигнув девчонкам на прощанье и потребовав ни в чем себе не отказывать за мой счет, я подхватил со стола пачку бамбуковых зубочисток и двинул к выходу, бросив через плечо:

– Скоро вернусь, не скучайте!

Ответные воздушные поцелуи еще не успели сорваться с напомаженных губ, а дамы уже заставили официанта писать диктант на тему «Икра, шампанское и еще это, но без хлеба и побольше». Молодцы девчонки, не теряются.

На ходу я сунул руку под куртку – на месте ли мой любимый пистолет и пара запасных магазинов к нему? Не то чтобы я поверил в исчезновение сына, но… В отличие от оружия душа моя была не на месте.

Ничего, сейчас я спущусь в гараж, сяду в свой Танк, по-быстрому сгоняю и…

Вот только планам моим не суждено было осуществиться.

Танк, именно так уменьшительно-ласкательно я зову свой джип, отсутствовал: ни колес его, ни бампера, ни даже девственно чистой пепельницы я не обнаружил. Неужто угнали?!

– Твою мать! – с чувством и, как выяснилось, с толком выругался я. – Кто?! Башку отверну!

Как по заказу, виновный – на голову, минимум, выше – шагнул ко мне из темноты.

* * *

Многие считают, что у палачей совсем нет чувства юмора.

Хм… Хотите профессиональный анекдот? Не проблема. Приходит палач вечером с мешком, в котором что-то шевелится. Жена спрашивает: «Дорогой, а что это ты принес?» А он отвечает: «Да так, взял халтурку на дом». Не смешно? Бородатая шутка?

Зато Заур отлично стреляет.

Оружие – словно часть его тела. Лишиться стволов – все равно, что остаться без рук. В случае Заура – без руки и протеза.

Вот потому-то спустя час после инцидента в подвале он затеял скандал с местной СБ в Борисполе. Эти сволочи отказывались пустить его на борт с пистолетами-пулеметами, пусть даже такими маленькими, как «микро-узи». И Знак не помог, пришлось-таки сдать оружие. Хорошо, что купил новый плащ – взамен тому, что с прострелянными карманами, а то вообще бы на борт не пустили.

Палач занял свое место в самолете до Харькова – так в Киеве по старинке называют Вавилон. Перед самым взлетом планшет завибрировал – пришло здоровенное письмо от начальства, еще не ведающего о том, что Заур взял отпуск за свой счет. Тема мыла с кучей вложений: «Твой крестник».

Что бы это значило? Пожав плечами, палач запустил первое видео из аттача.

И обомлел.

Планшет – снимали встроенной камерой – плясал в руке оператора. Сначала Заур решил, что кое-кому не стоит употреблять перед работой и во время оной, но потом… Потом изображение стабилизировалось. Автофургон рабовладельца Ильяса – примечательный, с решетками на окнах – завален на бок. И такое впечатление, что по нему хорошенько потоптались. Камера ближе, видно, что двери выдраны – металл именно порван. «Тросом, что ли, подцепили?..» – слышен голос за кадром. Внутри фургона тоже не все в порядке: поручни, к которым обычно крепят рабов наручниками, вырваны «с мясом». Под скамейкой – труп в черной униформе надсмотрщика, шея свернута так, что покойный перед смертью полюбовался собственной задницей.

Камера назад, прочь из фургона.

Кусок дороги отгорожен переносными заборчиками в бело-красную полоску. Табличка «Осторожно! Ремонтные работы!». Сразу за оградой кого-то кладут на носилки и несут к «скорой помощи».

Камера делает поворот на сто восемьдесят градусов. Перпендикулярно к двойной сплошной застыл каток для укладки асфальта, камера ближе, что-то под катком, еще ближе… Камера резко дергается в сторону, слышны специфические звуки. Уж сколько Заур видел мертвецов, но такое… Его самого едва не стошнило. Конец файла.

На следующем видео перед камерой зелено-бледное лицо Ильяса. Снято в палате интенсивной терапии, все белое вокруг, стерильное. Даже то, что белым не должно быть. Когда Заур видел Ильяса в последний раз, волосы у него были чернее сажи, а сейчас – сплошь седые, точно его неудачно покрасили в блондина.

Из его невнятного бормотания следовало, что мальчишка, переданный Зауром, от рабовладельцев сбежал, причем в процессе покрошил кучу народу. Катком – тоже он. И это, хоть и с натяжкой, еще как-то можно было представить. Но потом Ильяс понес полную чушь о том, что в пацана стреляли и попали не раз, даже в голову попали, но тот не умер, и вообще не мальчик это вовсе, но настоящее чудовище, и так далее, и тому подобное, и прочий совсем уж маловразумительный бред. Не надо быть спецом, чтобы понять – Ильяс рехнулся.

Но что же произошло, черт побери?!

– Вы не могли бы выключить свой девайс? – Улыбаясь от уха до уха, над Зауром нависла стюардесса: слишком короткая юбка, слишком глубокий вырез декольте и чрезмерное количественно косметики на лице.

Палач непроизвольно отодвинулся и – пальцы его дрожали – вырубил планшет.

Воздушное путешествие стало для Заура испытанием на стойкость. Только самолет оторвался от бетонки, как стюардесса, это ходячее прелюбодеяние, принялась строить ему глазки и всячески искушать. Она предлагала ему напитки и еду и – что за намеки?! – спрашивала, удобно ли в кресле, нужен ли плед. И при этом вовсю улыбалась и чуть ли не подмигивала. Пока не осенил блудницу крестным знамением, не отстала.

Хорошо хоть и часа не прошло, как самолет начал снижаться. Заур помолился, чтобы местная ПВО не открыла огонь по собранному в Бразилии «Embraer 145», принадлежащему «УкрАвиа». Прецеденты бывали.

При посадке чуток тряхнуло. «Счастливого пути, спасибо, что воспользовались услугами нашей компании», – сказала стюардесса на прощание, и Заур вновь перекрестил ее.

Все, он в Вавилоне, государстве в государстве, поделенном на множество мелких, но очень воинственных анклавов.

Двадцать лет назад из-за глобального экономического кризиса мир охватили бунты и революции, которые следовало без промедления подавить. На тот момент Украина должна была уже чуть ли не всем и каждому. А кредиты с процентами все-таки надо возвращать. И потому ООН обязало страну поставлять своих бойцов на всеобщую арену войны.

Едва заметно прихрамывая, Заур неспешно шел через здание аэропорта, глядя по сторонам.

Вам нужен образ мирового полицейского в любой точке земного шара? Взгляните на парня лет двадцати, что покупает порножурнал в киоске слева. У него выбрит череп, он до сих пор носит песчаный камуфляж и после заграничной командировки обзавелся инвалидной коляской. Свыше половины населения Вавилона – ветераны, по стране процент ниже примерно вдвое.

Каждый гражданин мужского пола, достигший призывного возраста, обязан явиться в военкомат и отправиться воевать туда, куда пошлют. Взамен на регулярные поставки пушечного мяса Украине каждый год прощают часть долга. И все бы хорошо, вот только по остатку опять растут проценты, и они в разы больше того, что скостили…

– Пшел прочь с дороги! – Толкнув в плечо, Заура обогнали двое обнявшихся парней. Оба в полуобморочном состоянии, оба в камуфляже и мотоциклетных кожаных куртках – прямо-таки близнецы-братья. Вот только у одного в длинные волосы, выкрашенные в черный цвет, вплетены орлиные перья – то есть он «американец», а у второго повязка-хатимаки на бритом черепе, значит – «азиат». Судя по яростному алкогольному духу, исходящему от парочки, неподалеку есть бар с дешевым пойлом.

Вернувшиеся на Родину бойцы поначалу сбивались в солдатские товарищества, организовывали общества защиты прав ветеранов, пытались законным путем добиться справедливости… Увы, государству было не до них. Так появились первые преступные группировки, состоящие исключительно из бывалых парней, прошедших огонь, воду и вооруженные конфликты за границей.

Вскоре Украина была разбита на сектора, контролируемые различными кланами, боевики которых научились убивать и грабить в Азии и Африке, в Южной и Северной Америке, в Австралии и чуть ли не во всей Европе. С тех пор отправка юношей на войну перестала быть позорным ярмом, возложенным ООН и Всемирным Банком, но превратилась в ритуал, пройдя который, юноша – мужчина! – получал право стать членом клана.

Заур догнал парочку и незаметно сделал подножку. Бойцы дружно растянулись на мраморном полу.

Но были еще в этой стране те, кто не мог служить в армии и не хотел воевать на чужбине на ненужной и часто несправедливой войне. Именно эти люди стали основой законной власти, стремительно теряющей свое влияние. Они стали костяком правоохранительных органов новой формации. Там, где Закон не действовал, где все подчинялось неписаным традициям кланов, эти люди стали одновременно полицейскими и прокурорами, следователями и судьями.

И палачами.

Ведь именно они приводили приговоры в исполнение.

Тюрем не стало, и чуть ли не любая провинность могла караться смертной казнью – исключительно по воле и желанию палача, трактующего Закон по собственному разумению.

В Штатах смертный приговор осуществляют пятью способами на выбор клиента: вас могут расстрелять, повесить, отправить в газовую камеру – мечта токсикомана, уступить место на электрическом стуле или вколоть в вену смертельную дрянь. Здесь все проще: палач убивает вас как умеет и как может с помощью чего только угодно и где ему заблагорассудится. И никакого последнего желания и прочей фигни.

Палачами пугают непослушных детей. Их боятся и ненавидят.

Их убивают, обрекая целые районы на ответные карательные операции, когда с воздуха наносится удар, когда жилые коробки заливают напалмом и обстреливают пушками, – на оружие для палачей государство не скупится.

На полу, матерясь, безуспешно пытались встать в дым пьяные ветераны. Как ни в чем не бывало Заур продолжил свой путь к выходу из здания аэропорта.

Палачом мог стать только тот, кто не служил в армии и потому не мог стать членом солдатского братства. Часто это были закомплексованные, не пользовавшиеся популярностью у сверстников молодые люди, или же те, чье состояние здоровья не позволяло им отработать долг Родины за границей – инвалиды детства, калеки.

Как Заур, к примеру. Давно отринув все суетное, он сконцентрировался на главном – на борьбе с грешниками, то есть с преступностью. Отборочные комиссии охотно рекомендуют в палачи людей набожных, – вне зависимости от религии или конфессии. Считается, что такие граждане менее склонны к коррупции…

У раздвижных стеклянных дверей стояло десятка два представителей местных кланов. Все вооружены. Все внимательно разглядывают прибывших. Если кто-то не понравится, его отводят в сторону и устраивают допрос – мужчину в костюме и с дорогим кейсом только что выдернули из толкучки у двери. Слишком представительно выглядит, с него потребуют дополнительную плату за посещение местных достопримечательностей – и вообще, делиться надо.

Между Вавилоном и палачами пять лет назад вспыхнула настоящая война, после которой город негласно получил статус территории, не подконтрольной правительству и Закону. И потому, отправляясь сюда, палач Заур весьма рисковал. Впрочем, вся его жизнь – сплошной риск.

Шаг.

Еще шаг.

Он все ближе к мужчинам, на лицах которых застыла хмурая сосредоточенность. В руках у них автоматы. Пристальные взгляды ощупывают лицо Заура, он это ощущает чуть ли не физически. Справа от него кто-то громко чихает, слева разрыдался маленький ребенок. Душно. В здании отвратительная вентиляция.

– Можно вас, – это не вопрос, это требование подойти, подкрепленное наведенным в живот стволом. – Да, вы. В плаще который, с короткой очень прической.

Приторно вежливо. Опасно вежливо. Вежливо на грани издевки и за гранью. Заур остановился. Сзади в него кто-то уперся и, недовольно бормоча, обошел преграду.

– Пшли все прочь с дороги! – В собрание представителей кланов ворвалась давешняя пьяная парочка. Началась потасовка с воплями «Да я за тебя, сопляк, воевал, а ты!..» Тычок кулаком в рожу тому, кто заинтересовался Зауром, ответный удар прикладом – и понеслось.

Пока суть да дело, Заур выбрался из здания.

Город встретил его ночной прохладой, ревом такси, криками торговцев, не спящих, кажется, никогда, и запахом шашлыка из ближайшего кафе. Это кавказский сектор, населенный ветеранами множества войн и беженцами-горцами.

Палач двинул мимо кафе: по одну сторону дастарханы, по другую столики из белого пластика. Он уже заметил среди немногочисленных посетителей старика, глаза которого прикрыты черными солнцезащитными очками. Одна дужка отломана и прикручена скотчем. Черкеска на старике сплошь в дырах, на голове, поросшей седым пушком, тюбетейка. К столу, за которым он сидел, прислонена трость, предназначенная не для опоры, но для поиска пути.

В каждом городе есть такой вот человечек, сидящий всегда на одном и том же месте. Просто надо знать, где этого очень, кстати, полезного гражданина найти.

Именно он-то сейчас Зауру и нужен.

* * *

– Твою мать! – с чувством выругался я, не обнаружив свой полноприводный Танк. – Кто?! Башку отверну!

И тут же двухметровое тело шагнуло ко мне из дальнего угла гаража, где на прошлой неделе перегорела лампочка и до сих пор было темно.

Весьма опрометчиво делать резкие движения в моем присутствии. С пистолетом я не расстаюсь даже в ванной. Иногда мне кажется, что я родился уже со стволом в руке и мишенью перед глазами, а пеленки у меня были цвета хаки.

Рукоятка привычно легла в ладонь, предохранитель звонко щелкнул, намекая, что кое-кому пора на тот свет.

– Босс, не стреляйте. Это я…

Выслушав сбивчивый доклад моего геометрического сотрудника, я схватился за голову:

– Ну вот как?! Как можно было разбить Танк?!

У поставщика сломался грузовичок, вот секьюрити и проявил инициативу, решив на моем Танке сгонять быстро туда-обратно за парой-тройкой ящиков текилы, самбуки и прочего вкусного. Вот только туда у него быстро получилось, а обратно – нет. Все беды из-за алкоголя!

Короче говоря, моя гламурная машинка 4×4 с прожекторами на крыше, тонированными стеклами и полным фаршем нынче отдыхает на СТО, где ей кое-что меняют, кое-что добавляют, и броня погнулась, и… Я жестом велел охраннику заткнуться.

Вызвать такси? Я печально вздохнул. Бизнес в последнее время не радует барышами. Молодежь предпочитает клубы, где вовсю толкают наркоту, амфетаминчики всякие в глазури, барбитуратики в коксовой стружке, а я…

– Босс, но ведь можно на троллейбусе… – брякнув это, гора мышц попятилась, выставив перед собой руки, каждая толщиной с мою ногу.

– Да чтоб я – и на троллейбусе?! – От возмущения меня чуть удар не хватил.

Бронированный джип для Макса Края не роскошь, но средство передвижения.

И вообще, только в Вавилоне я могу чувствовать себя в безопасности. Ну, более-менее. Здесь многие знают, кто я такой и сколько стоит моя голова там, за противотанковыми рвами с колючей проволокой, за минными полями Периметра, окружающего город. Я в международном розыске уже много лет, и срока давности по моему делу нет. Вот только выдать меня палачам сильные Вавилона сего не решаются, это противоречит негласным солдатским законам. Тот главарь клана, кто осмелится на сотрудничество с властями, проживет немного – против него ополчится собственная группировка, да и соседи с удовольствием выпустят ему кишки, предварительно повесив его на ближайшем столбе. Но все же находятся отчаянные ребятки, – пара-тройка в полгода – желающие на мне подзаработать. И потому я всегда на чеку, и в местном крематории у меня давно уже абонемент на внеочередную утилизацию трупов.

Этот город, этот асфальт под ногами и земля под ним принадлежат ветеранам, а значит – и мне!..

Примерно такие мыслишки роились в моем черепе, пока я топал к остановке. Пару раз по пути мне пытались продать семечки-орешки и столько же патроны и ножи, но не пистолеты с автоматами – такой товар просто так на улице не купишь… Вдоль дороги стояли здоровенные железные бочки, в которых горел всякий хлам – и освещение, и мусора поменьше.

Только я подошел к остановке, как подъехал троллейбус, от колес до «рогов» разрисованный граффити. Двери открылись, но вход в салон перегородил здоровенный негр с «калашом» в мускулистых руках – он принимал плату за проезд.

Я протянул этому вымогателю деньги.

В кармане защебетали летающие валькирии.

– Уже еду, – буркнул я в трубку и сразу отключился. Телефон прятать не стал, ведь позвонит сейчас опять.

Минута, две… Не позвонила. Хм…

Троллейбус плавно катил по улице, его то и дело обгоняли скутеры, на которых восседали подростки с подругами. В верхнем углу салона, у самой кабинки водителя, включился телевизор, в пути должный услаждать взоры и слух редких ночных пассажиров рекламой. Сначала на экране пухлощекий казак в вышиванке и с оселедцем на бритом черепе скорчил свирепую рожу: «Приди к нам – и ты забудешь, что такое страх!» Посыл как бы ясен – мол, мы даем тебе надежную защиту, мы любим тебя, брат. Правда, за покровительство клану надобно отдавать половину своего заработка, и это куда круче подоходного налога вместе с пенсионными отчислениями. Так что далеко не все ветераны рвутся делиться честно – или почти честно – заработанным. Умные вожди военизированных группировок руководят исключительно тупыми, но жестокими ублюдками…

А вот и следующий ролик. Глава нового клана «Парадиз», наряженный в белые просторные одежды, вроде кимоно или сари, ослепительно улыбаясь, рассказал мне, что цель его сообщества свободных граждан – привнесение в наш жестокий мир добра и любви, любви чистой, а добра честного. И внизу экрана бегущая строка: «Святой отец Асахара». Однако каким надо быть ослом, чтобы взять себе имя того психа, что основал Аум Сенрикё?.. Ясно, очередной клоун создал секту, чтобы трахать молодых доверчивых послушниц. И я бы тотчас забыл о нем, если б он эдак величественно не повел рукой, продемонстрировав всем и каждому свои примечательные часики – «Bregguett», точно такие были у давешнего торговца наркотиками. Видать, неслабо зарабатывают основатели сект. Самому, что ли, податься в отцы-просветители? Наговорю банальностей о боге и любви, а мне за это принесут в жертву десяток девственниц и чемодан купюр крупного номинала…

Троллейбус притормозил у блокпоста. К нему тут же подбежала девочка в поясе шахида поверх паранджи. Дальше – сектор, подконтрольный афганскому землячеству. За традиционными мешками с песком в обнимку с пулеметами и РПГ сидели парни в пуштунках. Негр-контролер вышел к шахидке, протянул ей мзду за проезд по территории. Сжимая в кулачке купюры, девочка вприпрыжку, будто на ней не висело килограмма три взрывчатки, умчалась в темноту. Местных любящих родителей я отказываюсь понимать. Мне вообще не нравятся религиозные фанатики.

Но даже эти ребятки еще ничего в сравнении с той мразью, что контролирует район, где поселилась Милена. Вот уж нашла местечко. Но о вкусах не спорят…

Через три остановки я вышел.

Мимо промчался черный джип с примечательной оранжевой молнией от бампера до запасного колеса сзади. Тонированные стекла надежно укрывали пассажиров от чужого любопытства, которое бывает иногда оснащено скелетным прикладом и оптическим прицелом. Из салона доносился грохот музыки: басы, ударник, голос певца, безуспешно подражающего Бобу Марли.

Троллейбус пополз прочь, а ко мне тут же подрулила троица, раскрашенная белым с ног до головы. Одеждой эти парни себя не особо обременяли – им хватало лишь набедренных повязок. «Африканец» в деревянной маске воина с металлическими вставками направил мне в живот гладкоствольный помповик MAG-7, произведено в ЮАР. Остальные в любой момент готовы были убить меня давно потерявшими национальность «калашами». Кстати, все трое не брезговали и холодным оружием. Масайский меч с длинным клинком, сужающимся к основанию, нечто серповидное из Заира, еще какая-то стальная хрень… Ах если б только эти игрушки парни привозили из вечно бунтующей Африки. Так ведь еще СПИД тянут и кучу экзотических болезней типа шистосомоза и лихорадки Эбола, а вещмешках с трофеями провозят нелегалов – мохнатых пауков и многоножек, одно лишь прикосновение к которым чревато химическими ожогами и пожизненными рубцами на коже.

– Салют, девочки. Отлично выглядите. Штанишки, я смотрю, у вас модные, и макияж…

Язык мой – враг мой.

В ответ мне пригрозили врага отрезать и скормить собакам. Я примирительно задрал лапки кверху – мол, ничего такого, уже и пошутить нельзя. Парни-то совсем зеленые, в Вавилоне, по всему, недавно, только из командировок заграничных вернулись. Меня ж в этом районе хорошо знают и потому не рискуют обижаться на мой юмор.

– Оружие сдай. – Такие на территориях кланов обычаи: свои вооружены, пришлые – нет. Потом, отваливая, забираешь свой ствол.

Что ж, правила есть правила, не я их устанавливал, не мне и нарушать. Я медленно сунул руку под куртку и вынул «Форт 14 ТП» с прикрепленными уже тактическим фонарем и глушителем. Люблю, знаете ли, когда светло и тихо. Затем, смирившись с утратой, – надеюсь, временной, – я выковырял из пачки зубочистку и сунул ее в рот. Острый кончик с ментоловым напылением – это то, что мне сейчас нужно.

Границы территорий кланов обычно обозначены заборами из колючей проволоки, часто – под током. Но бывают еще заборы из бетона, с пулеметными вышками и танками, раскатывающими вдоль… Тут все зависит от фантазии руководства клана. Город поделен на секторы, и самовольно нарушать государственную границу – занятие смертельно опасное.

– Не обижайте моего мальчика, я его очень люблю. – Помимо пистолета я протянул «африканцу» в маске запасные магазины.

– Ты любишь мальчиков?! – Донеслось из-за деревяхи с дырами для глаз и рта.

М-да, шутка не удалась.

Махнув рукой, – мол, не принимайте близко к сердцу – я резво потопал прочь от остановки, миновав калитку в заборе из «колючки». А то еще посчитают меня достаточно аппетитным – от молодых да ранних всего можно ожидать. Тут ведь территория одного из самых жестоких военных сообществ. Ветераны африканских конфликтов вернулись домой, переняв обычаи тех, кого они убивали. Каннибализм – в том числе.

Метрах в пятидесяти справа и слева у забора горели очередные костры в бочках, там тоже посты.

Я взглянул на экран мобильника. Ни одного пропущенного вызова, не разрядился. Странно, что Милена не позвонила еще хотя бы пару раз. Это не в ее стиле.

Я двинул к панельной высотке, в которой она поселились вместе с Патриком.

У нужного мне подъезда как раз под светящим вовсю фонарем стоял тот самый джип с оранжевой молнией, который я недавно видел. Совпадение?..

За рулем сидел тип с той еще рожей. Стекло было опущено, поэтому я хорошенько рассмотрел шрам ото лба до подбородка, бородку, усы и тонкие губы. Мне очень не понравилось, что тип проводил меня внимательным взглядом. В салоне, несмотря на позднее время, все так же грохотала музыка. Певец, выводивший рулады а-ля Боб Марли, вряд ли когда-нибудь станет известнее своего кумира.

Я помахал рукой водиле джипа, перед тем как вошел в темный подъезд. Для того, кто бывал здесь не единожды, не проблема на ощупь вызвать лифт.

С жутким скрипом створки разошлись. В кабинке едва светила крохотная диодная лампочка и воняло мочой и паленым пластиком. От расплавленных кнопок мало что осталось, но я знал, на которую следует нажать, чтобы эта душегубка, затрясшись в пароксизмах, потащилась наверх и выпустила меня на седьмом этаже.

Лифт остановился. Створки вновь заскрипели, вот только на середине пути их заклинило. Пришлось вручную разжимать, чтобы выбраться в коридор, – обычный такой, пронизывающий весь этаж по горизонтали. Стены выкрашены в зеленый, на потолке побелка и галогеновые лампы, под ногами много окурков, стреляные гильзы… В общем, все как везде. За одним исключением – не так много в Вавилоне мест, где на пути у меня встали бы двое «африканцев», вооруженных гладкоствольными ружьями «Protecta» с барабанами на двенадцать патронов. Кстати, эти парни вовсе не негры, они родились в нашей богом забытой стране и говорят по-русски и по-украински чуть лучше, чем пишут, а писать они вообще не умеют. Просто служили в Африке, где-нибудь в Эфиопии или Конго, а потом, вернувшись на родину, вступили в соответствующее ветеранское братство. У них бусы и амулеты на шеях, одеты они в длинные просторные туники. Особо я их не рассматривал, потому как у меня напрочь пропадает любопытство, когда мне в грудь тычут стволом дробовика.

– Типа сюда нельзя. – «Африканец», тот, что слева от меня, продемонстрировал подпиленные зубы.

– А почему? – Я всегда умело косил под дурачка. У меня к этому природная склонность.

И тут я услышал крик Милены, который резко оборвался.

Будто ей зажали рот.

* * *

Прежде чем подойти к слепому старику, Заур решил оглядеться, прикинуть маршруты спешного, если понадобится, отступления. И вообще надо понять, что тут и как. У вояк это называется «провести рекогносцировку».

Позади остался вход в терминал, над которым еще можно различить затертую ветром и осадками надпись «МІЖНАРОДНИЙ АЕРОПОРТ». Несмотря на позднее время, площадь перед терминалом буквально кишела людьми. Клан, контролировавший воздушные перевозки, неплохо тут развернулся. Ожидая проезда на взлетное поле – к транспортникам, выстроилась целая очередь из грузовиков. Водители «маков» и «КамАЗов», стоявших в хвосте очереди, сплошь мужчины в кимоно и прочих азиатских халатах, выбрались из кабин и, сбившись в группку, курили, что-то шумно, с хохотом обсуждая. Все были вооружены.

И не только водители.

Вообще все, кто попадал в поле зрения Заура. Даже у дошкольного возраста пацанвы, шнырявшей возле кафешного мангала, на ремнях болтались отнюдь не пустые ножны.

Запах шашлыка заставлял трепетать ноздри, намекая, что кое у кого уже сутки не было во рту ни маковой росинки, ни хот-дога с горчицей и кетчупом. Правда, аппетита могло лишить то, что барашка, нынче нанизанного на шампуры, прямо на глазах у посетителей подняли за задние ног и ножом чиркнули по горлу – кровь плеснула в подставленное ведро и мимо, смешавшись с пылью под ногами бородатого резчика, попав на граффити, рисунок краской на асфальте – фигурку крылатого ангела.

В Вавилоне вообще было много ангелов. Заур заметил на полке бара в кафе, поверх бутылок, глиняных ангелочков размером от наперстка и до полуметра. Он вошел под брезентовый навес, интимный полумрак под которым создавала единственная лампочка. Мимо с подносом в одной руке и с бутылкой в другой проскользнула юная мулатка. «Angel» – гласила надпись под крылатым рисунком на ее футболке, обтягивающей внушительные молочные железы. Палач отвел взгляд. Слишком много ангелов. От белых крыльев зарябило в глазах. Местная мода показалась ему странной.

Или же это знак свыше?..

Палач двинул к столу, за которым сидел старик.

Точнее – уже не сидел.

Заур застыл на месте.

Куда подевался пожилой грешник? Палач завертел головой, метнулся к столу, схватил подвернувшуюся кстати мулатку-официантку за локоть и тут же отдернул руку:

– Тут был старик, слепой, с тростью, где он?!

Официантка лишь пожала плечами и спросила, что он будет заказывать.

Заур опустился на стул, еще теплый после слепца, провел ладонью по лысому черепу, покрытому многочисленными шрамами.

И услышал:

– Нам два кофе, милочка. Без сахара.

Со стула напротив на него таращились черные солнцезащитные очки со сломанной дужкой, прикрученной скотчем. Седой пушок на голове старика прикрывала тюбетейка. Трость слепец прислонил к столу. Надо признать, он сумел застать палача врасплох. Зауру даже немного не по себе стало. На миг опытный слуга Закона почувствовал себя беззащитным мальчиком рядом с этим тщедушным тельцем в дырявой черкеске.