Текст книги "У истины в долгу"

Александр Шапиро
У истины в долгу

За жизнь!

Когда я с Севой, старым моим приятелем, вбежали в его квартиру – там никого не оказалось.

– Мама, папа – закричал он, – где вы, ау!

Севе надо было ещё успеть переодеться. Мы опаздывали в филармонию на концерт, посвящённый Дню Победы. В гостиной работал телевизор, а на столе и под ним были раскиданы какие-то газеты.

Сбрасывая на ходу одежду, Севка кинулся к шкафу, но, открыв дверцу, отпрянул назад. Оглянувшись на меня, чуть заикаясь, прошептал:

– Там папа стоит…

Я находился у книжных полок и, ничего не понимая, подошёл поближе. Щурясь от света, на нас смотрел Ефим Семёнович, вытянув зачем-то руки по швам. Маленький и худой, с испуганным лицом, он выглядел как напроказивший мальчишка, играющий в прятки.

– Разрешите обратиться? – по-военному спросил он меня.

В сильном замешательстве, как и Сева, я с трудом выдавил:

– Пожалуйста…

– Я всё расскажу, – продолжил отец моего друга, – выйдя из шкафа, – только не бейте меня. И говорить буду только правду, зачем мне врать, ведь я знаю кто вы… В прошлый раз мне сломали очки, а я без них ничего не вижу. От волнения его руки дрожали, он то и дело поднимал их, прикрывая ладонями лицо и голову.

– Вы не узнали меня? – переглянувшись с Севой, – спросил я.

– Узнал, почему не узнал, – ответил Ефим Семёнович, – вы лейтенант Капшук из особого отдела. Тогда вы говорили, что евреи всегда притворяются, что у них нет памяти, кричали и били меня по голове. Но я всё помню. Потом взорвалась бомба…

В госпитале мне сказали, что вас убило, но я не поверил… Я знал, что вы будете искать меня. Вот и сейчас увидел по телевизору как вы выскочили из землянки, но обратно не вернулись. Я понял, что вы пошли ко мне…

Резкий стук в дверь прервал наш диалог: на пороге с полной авоськой стояла Зоя Марковна, Севина мама. По её побледневшему и взволнованному лицу было видно, что она слышала наш разговор ещё в прихожей.

– Здравствуйте, – кивнула всем головой, и стала выкладывать из пакетов на стол купленные продукты. Вкусно запахло копчёной колбасой и сдобой…

Посмотрев на устроенный Севой беспорядок, тихо попросила:

– Останьтесь ребята, пожалуйста, ведь сегодня такой день… Я знаю, что вы взяли билеты в филармонию, но у вас ещё столько концертов впереди.

Нас не надо было уговаривать, потому что мы и сами понимали, что после всего увиденного не можем оставить её одну с Ефимом Семёновичём…

А руки его ещё вырывались растопыренными пальцами в разные стороны, хотя внешне он выглядел спокойным, но как бы отрешённым от всех. Потому что взгляд его был совсем далеко, устремившись через окно к небу, во мрак далёкого прошлого… И оттуда, издалека, оно так нахлынуло на него, что сев на диван, уже вполне осмысленно посмотрев на нас, вдруг стал делиться своими воспоминаниями:

– Призвали меня в армию из Саратова, где я учился в институте. Нас долго везли к линии фронта. Там же, наскоро обучив, бросили в первый бой. Так продолжалось несколько месяцев: окопы, стрельба, передышка и снова окопы.

В ту ночь нашему отделению удалось устроиться на ночлег в недавно срубленный дом. Внутри было хорошо и уютно. Я спал у стены. Доски ещё пахли лесом, и мне всю ночь снилась маёвка на какой-то поляне.

Утром нас обстреляли из миномётов. Кто в чём был выбежали искать укрытия. Стояла ранняя осень и ещё было тепло. Я успел влезть ногами в сапоги, а гимнастёрка с документами осталась в комнате. Во дворе сильно шарахнуло, и я упал. Пришёл в себя в сарае, куда меня затащили санитары. Голова гудит, а рот словно заклеило – открыть не могу, руками себя ощупал – целый вроде. Двое солдат помогли мне встать. Смотрю на них и не узнаю, не из нашего взвода. Они на меня тоже смотрят и спрашивают:

– Ты кто такой, из какой части, как твоя фамилия? Я бы хотел ответить, да рот не открывается. Тут, на свою беду, пошарил по карманам брюк и достал очки. Целые! С радости одел их.

– Да это же немец, – услыхал я, – он и по нашему говорить не умеет.

– Нет, – отвечает второй, – еврей это. Посмотри-ка на его шнобель. Они начали спорить, а потом решили, что лучше всего доставить меня в особый отдел.

Когда начался допрос, знаками попросил карандаш с бумагой и, как мог, написал о себе. Так меня контузило, что речь я почти потерял, только шепелявил, да и слышать стал хуже.

Всё-таки Бог есть: мои документы нашлись, меня опознал мой командир взвода. Только вы, лейтенант Капшук, не поверили и сказали, что всё равно докажете, что я немецкий шпион. Сначала вы меня били, потом написали за меня признание, но я не подписал его. Даже переводчицу из штаба пригласили, чтобы она задавала мне вопросы по-немецки. Ты ведь помнишь, как это было, повернулся Ефим Семёнович к жене…

Потом нас бомбили и меня тяжело ранило. Больше я не воевал, мотался по госпиталям. Сразу после войны случайно встретил эту переводчицу, Зоеньку. Мы из одного города оказались. Поженились. Сейчас уже пенсионеры: я инженером работал, она – учителем.

Ефим Семёнович умолк, но через мгновение тяжело вздохнул и, перейдя на шёпот, повернувшись ко мне лицом, буквально выдавил из себя:

– Вы всё-таки нашли меня, лейтенант. Я обещал и теперь рассказал вам всю правду. Я – немецкий шпион, а завербовали меня на поляне в лесу, во время маёвки. Выговорив последнюю фразу, весь как-то сник, веки потяжелели, а голова скатилась на бок. Он заснул и Сева с мамой отвели его в спальню.

* * *

Так закончилась эта исповедь, а наступивший вечер низко опустил над городом майские звёзды. Они мигали, гасли и зажигались, как поминальные свечи, горевшие в тот день в каждом доме.

Тихо вернулись Сева и Зоя Марковна. Они быстро соорудили ужин, а Сева достал из холодильника бутылку водки.

– Не плачь, мама, – вдруг воскликнул он, – папа проспится и всё будет хорошо.

– Если бы это было так, – ответила она, – опустив голову. Первый раз за все годы он не с нами за праздничным столом.

– Праздничным? – горько вырвалось у Севы…

– Да, сынок, – подняла рюмку Зоя Марковна. И серебристая прядь её седых волос словно осветила наши лица. Да, твёрдо повторила она, мы победили смерть. Ефим, имя твоего отца, по-еврейски звучит Хаим, что означает жизнь. Она досталась нам дорогой ценой. Давайте выпьем за неё: Лехаим! За жизнь!

Два года спустя я получил письмо от моего друга из Израиля.

– Папе после лечения уже лучше, – писал Сева, – он по-прежнему много читает, учит иврит, но мы выключаем телевизор, когда что-то показывают про войну. Тень лейтенанта Капшука всё ещё висит над ним.

Золотой талисман
(рассказ-притча)

Почти сутки они провели в купе поезда, прежде чем их встретило раннее утро проснувшейся столицы мелким дождём. Под стать погоде было и унылое настроение всех попутчиков, пересевших вместе с ними в автобус, отправлявшийся в аэропорт.

На улицах стали появляться первые прохожие, замелькали небольшие очереди у ещё закрытых «Булочных». Серые стены уносившихся домов иногда пересекались широкими проспектами, и тогда первые солнечные лучи, купаясь в огромных лужах, ослепляли пассажиров своими яркими брызгами. Но они не радовали и ничего не меняли в состоянии общей смутной тревоги по мере приближения к терминалу аэропорта, за которым показалось и лётное поле. Потому что примерно половине из них предстояло скоро покинуть страну. Навсегда. Устремляясь в непонятное будущее в этот, начинающий покрываться позолотой, весенний день.

Уезжала обычная семья, а точнее «бежала». Так звучал их выездной статус. Были беженцами и многие из тех людей, которые сейчас шли им навстречу, поднимались по эскалаторам, сидели, окружённые баулами, чемоданами, сумками, в этом огромном здании. Свободные места все пятеро нашли только в дальнем конце зала. Бабушка тут же уложила внучку и внука на скамью досматривать пропущенные сны, а сама присела рядом. Пока её дочь доставала пакеты с едой, зять побежал к буфетным стойкам в поисках ситро и пива. До вылета по расписанию оставалось ещё три часа.

Скоро наступило обеденное время, но и после него ничего не изменилось. Также продолжался людской круговорот, в котором стучали и хлопали двери, заходили и выходили пассажиры, а какие-то голоса кричали, звали, объявляли…

На улице давно стемнело. Первыми устали дети, набегавшиеся за день. Наигравшись, они прикорнули у баулов и тут же заснули.

– Почему не объявляют посадку? – снова спросила Нюся у мужа.

– Не знаю, – хмуро ответил он, – в расписании указано: час тридцать дня.

Давид уже несколько раз подходил к окошку справочного бюро, но ответ был один: «Ждите, рейс задерживается». Эти слова в который раз облетали весь зал, вызывая недовольный гул, но возмущаться было бессмысленно – никто из служащих ничего не знал. Люди уже смирились с такой ситуацией, а на табло неожиданно потухло время отправления. Зато зажглись десятки других ламп, осветивших сотни уставших от ожидания лиц…

В четыре часа утра все спали, устроившись на разных сидениях, на полу, где попало. И когда около пяти прозвучало долгожданное приглашение на рейс, в очередь к таможенным стойкам пассажиров стали сопровождать и резкие гудки появившихся уборочных машин. Плакали, поднятые спросонья, дети. Тихо поругивались, измотанные долгим ожиданием, их родители.

Спустя час, пройдя все процедуры проверок, семья Давида подошла к последнему переходу – небольшому искусственному туннелю, ведущему прямо в самолёт. Люди быстро входили в этот слабо освещённый зев, растворяясь за поворотом. В это время три человека в непонятной униформе, чёрных комбинезонах, подошли к Нюсе:

– Покажите документы на провоз багажа, – предложил высокий усач.

– Но мы только что прошли таможню, – удивилась она.

– У нас так положено, – успокоил её другой проверяющий, – откройте ваш баул, кивнул он, стоявшему рядом Давиду, мы ещё раз его проверим.

Ничего, кроме него и двух небольших сумок, входящих в ручную кладь, у них с собой не было. Всё остальное сдали в общий багаж после досмотра.

– Проходите скорей, не задерживайтесь, мы и так опаздываем! – послышался громкий голос дежурной по отправлению. Подтягивайтесь быстрее, прошу вас!

В бауле лежали только детские вещи для трёхлетней Зины и семилетнего Юлика. Ими он был набит до отказа и многое стало вываливаться наружу, когда Давид растянул в оба конца створки центральной застёжки. Мужчины, опустившись на корточки, стали вынимать и разворачивать платьица, рубашки, полотенца… Всё вытряхивалось и бросалось на пол. Наконец, усач, судя по тону разговора – главный из них, измерив баул рулеткой, сделал заключение:

– Сшито не по правилам, надо заплатить штраф…

– За что? – порывшись в сумочке, протянула ему Нюся какую-то справку. Вот, смотрите, нам всё сделали по заказу в специальной мастерской…

– Меня не интересует, где вы делали, – отмахнулся он, – платить будете?

– Сколько? – машинально спросила Нюсина мама.

– Сто долларов, – достал мужчина из нагрудного кармана набор бланков, – я сейчас вам квитанцию выпишу.

– Какую квитанцию? – переглянулся с женой Давид…

– Заходим, все заходим! – прервала разговор подбежавшая дежурная, – через пять минут я прекращаю посадку!

В накопительном зале, кроме них, уже никого не было. Яркое освещение сменили слабо горящие синие плафоны и воцарилась мертвящая тишина, которую прервал решительный голос Давида:

– Идите в самолёт, я догоню вас! – подтолкнул он Нюсю, пытавшуюся дрожащими руками закрыть свою сумку. Рядом, опустив голову, его тёща прижимала к себе обеими руками засыпающих на ходу детей.

Мужчины в комбинезонах расступились, но едва послышался гулкий шум шагов из туннеля, один из них снова спросил:

– Так ты будешь платить?

– За что? – теперь спросил Давид, расставив ноги на ширину плеч. Он уже давно догадался кто они, но никак не мог поверить в это…

– Объясняю, непонятливый, – улыбнулся главный, – за твои шмотки, а если тебе не нравится – придумай сам, что хочешь… У тебя ещё осталось минуты три…

Юношей Давид занимался самбо, да и сейчас был мужчиной в соку… Их трое, но он выше на голову каждого, наверняка раскидает всех. А что потом? Драка… Милиция… Самолёт улетит без него… Там дети, жена… От этих, быстро пролетевших мыслей, у него всё похолодело внутри. Что делать? Надо взять себя в руки! Дать им какие-то деньги, чтобы отвязаться. Он стал шарить руками по карманам, но вспомнил, что его портмоне, паспорта, другие документы – всё лежало в сумке жены. Непонятная дрожь прошла по всему телу, появилась слабость в ногах и Давид чуть не упал, сделав несколько шагов в сторону.

– Нет у меня денег, ничего с собой нет! – вывернул он карманы брюк, а затем и снятого пиджака.

– Вот сволочь! – как в тумане донеслись до него голоса, а затем и мат сообщников. Они стояли совсем рядом, но выхватив из рук пиджак, тут же все втроём отпрянули назад, уставившись на его повисшую в воздухе ладонь.

– Лопата, – с уважением произнёс усатый.

И был абсолютно прав. После школы Давид пошёл работать на завод. Вернулся туда и отслужив срочную, стал слесарем высшего разряда. В свободное время играл в волейбол за сборную команду своего цеха. Мало кому удавалось принять его мяч, когда он стоял на подаче: такова была сила удара. Да и здоровался он только протягивая руку… Тяжёлую, огромную, с пальцами то ли кузнеца, то ли пахаря, какими были его далёкие предки. А сейчас на них блеснул золотой перстень, подаренный ему отцом к свадьбе. Пришёлся он ему впору как раз на безымянный палец. На таможне его пропустили, а тут заметили сразу три пары глаз…

– Ты хочешь остаться здесь, идиот?! – не выдержав, закричал усач. – Без денег и документов? Плати кольцом и убирайся!

Давида всего передёрнуло, лоб покрылся холодной испариной от злобы и бессилия… Он хотел что-то ответить, но услышал гул. Моторы, это заводятся моторы самолёта – пронеслось в голове… А затем перед ним появились лица его детей и он увидел, а скорее ощутил на себе обречённый взгляд жены, который она ему кинула перед уходом. Пытаясь подавить стон ярости, Давид сорвал перстень с руки и отшвырнул в сторону. Тут же перед ним пронеслись какие-то тени – через мгновение он остался один. Но куда-то исчез и гул. В зале воцарилась тишина, страшная тишина одиночества, которая сильно напугала его. Бросившись на колени, стал быстро набивать валявшимися вещами баул, который не хотел закрываться… Набитый до отказа, как будто издеваясь, он вываливал из себя всё обратно. Как только не тискал его хозяин, снова и снова затягивая «молнию», пока она не сломалась и окончательно разъехалась в обе стороны…

Снова послышался знакомый, но быстро нарастающий шум двигателей. Подхватив баул снизу обеими руками, Давид, прижав его к груди, вбежал в туннель-переход к самолёту, что-то теряя на ходу. Пытаясь подобрать выпавшее, он несколько раз нагибался, но при этом каждый раз ронял больше, чем собирал… Увидев почти закрытый вход в самолёт, из него вырвался страшный крик: а-а-а-а-а!!!… и испуганная стюардесса, еле успев оттянуть дверцу люка обратно, вжалась спиной в металлическую стенку… Мимо неё, споткнувшись и чуть не упав, влетел в салон рослый мужчина с баулом в руках, к которому по проходу бросилась плачущая женщина.

Уже, сидя в кресле, Давид стал понемногу успокаиваться и приходить в себя, увидев лица спящих детей, находившихся рядом. Но на все вопросы тёщи только кивал головой, а потом закрыл глаза.

– Не трогай его, мама, – взмолилась жена, – дай отдохнуть!

Давид не спал, потому что снова ощутил нарастающую тревогу и увидел себя… в лесу, маленьким оленёнком, за которым гнались волки. Это же сказка, мне её мама в детстве читала, вспомнил он, но видение не уходило. Более того, за спиной он почувствовал громкое дыхание целой стаи, ещё немного и они настигнут его… Перед ним неожиданно появилась широкая расщелина в земле. Раздумывать было некогда – сильно напрягшись, Давид прыгнул… Дёрнулись его голова и тело, которые удержал ремень безопасности.

– Что с тобой? – забеспокоилась жена, – мы уже летим. Она стала нежно гладить его по руке, перебирая каждый палец, и обнаружила, что на безымянном ничего нет…

В это время муж захрапел, как это часто случалось с ним дома. Потом спрошу, подумала Нюся, вспоминая рассказ тестя, который подарил сыну перстень:

– Мне его завещал дед, – напрягал память старик, – а тот получил его в знак благодарности от одного богатого человека, которому спас жизнь во время пожара. С надписью на печатке древнееврейскими буквами. Но что она означает сказать не могу, хотя на иврите молитвы читать умею…

Давид повернул голову к жене и улыбнулся, потому что увидел во сне поляну, на которой очутился после прыжка, всю в цветах… И теперь стоял среди них, любуясь сказочной красотой, а радость спасения полностью успокоила его.

Почти всё время в пути он спал, а когда приходил в себя на короткое время, издавал непонятные звуки. После посадки самолёта на его мертвенно-бледном лице появилась непонятная улыбка, которая сильно исказила внешний облик Давида, сильно напугав его близких… Спустя какое-то время, уже в большом зале ожидания, их встретили родственники. А совсем скоро незнакомые люди помогли ему с женой сесть в машину скорой помощи. И вновь перед ними замелькали серые тени нового большого города.

* * *

Трое мужчин в одинаковых комбинезонах быстро пересекли дорогу в одном из терминалов аэропорта. Они спешили к автомобильной стоянке и, увидев свою машину, сорвались на бег. Через несколько минут их автомобиль вырулил на шоссе, ведущее в город.

– К оценщику? – спросил водитель.

– Ещё рано, мастерская открывается с десяти утра. Давайте ко мне на хату. Покемарим часок-другой до обеда, а там решим, – ответил, сидевший рядом, приятель.

Их усатый предводитель, развалившийся на заднем сидении, молчал. Не первый раз он шёл на «дело», но сегодняшняя добыча оказалась просто чудом. Поэтому всё в нём дрожало, а пришедшая в голову не новая, но скользкая мысль не давала покоя… Причиной её были друзья, сидевшие в машине… Почему, собственно, он должен делиться с ними?

– Ты не спишь, Жека? – окликнул его обернувшийся Сева, – ну, погуляем мы, братцы, сегодня, ну и погуляем!

– Ещё бы, – радостно подтвердил Конопатый, – сильнее нажав на газ. Слушайте, кореша, скоро по пути гастроном будет, надо бы закусь купить. У меня в багажнике бутылочка лежит…

– Опосля! – запретил Жека, не успеем что ли? Сначала отдохнуть после такой ночи надо.

Машина укачивала его, но сон не шёл, вместо него лезли воспоминания… Второй год занимался он этим промыслом, сразу после отчисления из института. В ту летнюю сессию, когда только начались экзамены, Сева, сосед-приятель по дому, из армии дембельнулся. Совсем некстати, потому что выпили сразу после встречи, как водится на радостях, за приезд… На следующий день опять сообразили…

А потом Конопатый, дружок их старый, подъехал на своей тачке. Рассказал, что потерял работу. Поэтому выпили уже с горя, потом ещё добавили. Продолжалась пьянка с неделю, пока у них не кончились деньги. Так и завалил всю сессию…

На следующий день друзья снова встретились в беседке, во дворе.

– Поскреби по сусекам, Сева, – почесал за ухом Жека, – может на пиво хватит. Но Конопатый предложил съездить в аэропорт. Работала там буфетчицей его подруга.

– Может в долг и нальёт чего, – уточнил он.

Пока они расхаживали по длинным переходам, рассматривая самолёты на лётном поле, сотни людей сновали мимо них. Но услышав громкий зов женщины, сидевшей возле стенки на своём чемодане: «Помогите! Спасите, люди добрые!», подошли к ней.

Она была сильно растеряна: летела в дом отдыха с пересадкой, опаздывала на самолёт, и не могла от волнения разобраться куда ей идти. Показав ребятам билет, попросила донести её вещи, а когда, благодаря их помощи, увидела свою посадочную стойку, то от радости так щедро вознаградила спасителей, что они не сговариваясь сами кинулись искать подобных клиентов. Неожиданное занятие оказалось по душе самозваным волонтёрам, а их «гонорары» превысили все возможные ожидания… Так продолжалось недели две, пока к стойке бара, куда они время от времени наведывались «смочить горло», не подошла группа незнакомых пацанов.

– Слушайте сюда, залётные, – достав финку, – спокойно сказал один из них. Или вы работаете за половину, или вместо коктейлей я вам сейчас устрою настоящую «кровавую Мэри»…

Ребят было много и по их внешнему виду не приходилось сомневаться в правдивости дальнейших действий. Пришлось подчиниться.

Через месяц Жеке с друзьями предложили заняться другим делом. Теперь их официально оформили грузчиками, и они, работая только в ночные смены уже под крышей своих покровителей, стали, как теперь это называлось, ощипывать лохов. Несмотря на дань, появились шальные деньги, и немалые… Но и возможность крепко поплатиться за это также возросла многократно – они имели дело с валютой, а это была совсем другая статья… И новоявленный бригадир – Жека в последнее время стал думать о том, как бы свалить куда-нибудь, залечь на время… Удача – дама слишком капризная, и не сегодня – завтра всё может обернуться крахом.

Город проснулся, но ещё светились неоновым огнём некоторые рекламы магазинов и ресторанов. Одну из них он даже проводил взглядом, обернувшись назад… Совсем недавно был тут и, наблюдая, как его дама водит по меню пальцем, небрежно бросил:

– Выбирай всё, что хочешь, без проблем…

На её руке сверкало несколько колец, но это была дешёвая бижутерия, купленная в киоске на базаре. А он представил, как в следующий раз поднимет за ресторанным столиком свою руку с рюмкой коньяка и, поймав её изумлённый взгляд на перстне, спокойно скажет:

– Вот, купил по случаю у знакомого ювелира…

– А почему бы и нет? – снова в полудрёме подумал он, – одно дело – деньги, их он всегда делил с ребятами по-честному. Но ювелирная красота не для Севы с Конопатым, что они понимают в ней, да и такое изделие не разделишь. Перстень-то им сейчас попался не простой, старинный, да ещё с печаткой. Точно талисман… А он всегда приносит удачу!

Ещё в школе их учительница русской литературы, показывая в классе портрет Пушкина, рассказывала о перстне на его пальце. О том, что он был подарен поэту какой-то княгиней. И даже строчки стихотворения пришли в голову: «Храни меня мой талисман». Возбуждённый этим, Жека ещё раз осознал, что в его кармане лежит уникальная вещь, которую он никому не отдаст; что навестила их компанию редкая удача, но именно его этот перстень теперь будет хранить от всех бед.

Пока же кольцо надо было куда-то спрятать и придумать подходящую историю с его исчезновением. От напряжения он даже согнулся, но машина тормознула перед светофором, легонько откинув его назад. Вцепившись руками в сидение, Жека случайно зацепился за дырку под ним. Машинально засунув туда палец, почувствовал, как тот проходит сквозь поролоновую начинку… Это был выход, который так неожиданно подсказал случай, а вернее – вход! В кармашке сидения перед ним он нащупал завалявшуюся тряпочку, в которую осторожно, чтобы не увидели подельники завернул перстень, а потом затолкал получившийся пакет в эту дыру.

Теперь надо было придумать историю с потерей. Облегчённо вздохнув, Жека откинул руки на затылок, чтобы расслабиться, но что-то заставило его обернуться. Взгляд упал на серую «Волгу», следовавшую за ними. Движение транспорта по этой улице только начинало возрастать и ничего удивительного в этом не было. Однако, через несколько минут он обернулся снова – «Волга» никуда не свернула. Более того, она показалась ему знакомой из-за дополнительной антенны… И он вспомнил, что именно эта машина последние дни парковалась почти рядом с их стоянкой…

Жеку всего передёрнуло. Он быстро растормошил рукой приятеля на переднем сидении, который успел задремать, и чуть не закричал:

– Посмотри в зеркало, мы под колпаком!

Скоро все убедились, что их преследуют, а ехать к дому Севы оставалось совсем ничего – пересечь трамвайные пути через две улицы и свернуть направо.

– У путей замедли ход и продержись сколько сумеешь, – нервно прошептал, нагнувшись к Конопатому, Жека, – а как подойдёт трам – сразу дёрни перед ним. Попробуем оторваться…

Так и вышло, когда прямо перед носом разъярённого водителя трамвая со сцепленным вагоном проскочила машина, а он от неожиданности затормозил и перекрыл движение по улице. Но водитель машины, резко нажав на газ и набрав скорость, не сумел справиться с рулём. Машина на повороте врезалась в дерево у обочины тротуара… Погибли все…

* * *

Фёдор Степанович, а по-простому Степаныч или Федюня, уже много лет работал на автомобильной свалке. Если бы ему предложили поменять работу, то он бы ни за какие коврижки не согласился. И не зарплата держала его на этом месте, о ней даже говорить было смешно, а тот довесок к ней и уважение, с которым относились к нему все друзья и знакомые. Ведь он помогал каждому, правда, за хорошие деньги, но запчасти у него можно было купить любые.

Сегодня ему позвонили по поводу магнитолы и он отправился в дальний конец двора, где уже с год стояла одна из разбитых машин. Это была относительно новая «иностранка» с разными прибамбасами, но до сих пор руки не доходили покопаться в ней. Стояла она в кузове старого грузовика без бортов, упираясь искорёженной носовой частью в его кабину, и открытая задняя дверца, казалось, вот-вот соскочит с петель. Став на попавшийся под руку ящик, Степаныч хотел подтянуть и закрыть её, но увидел, что из порванной обшивки сидения что-то выглядывает. Вытянув оттуда сложенную тряпицу, он развернул её и с изумлением… обнаружил кольцо. Тут же, оглядевшись по сторонам, засунул его себе в карман.

– Вот это находка, – радостно подумал про себя, – скупщик даст большие деньги.

Поразмыслив, всё же решил сначала показать жене.

После работы Федюня, минуя буфет, сразу пошёл домой. Удивлённая отсутствием винного перегара, супруга тут же заподозрила что-то неладное.

– Случилось что? – взяла она поварёшку в руку, – суп наливать али нет?

– Погоди пока, – положил он кольцо на стол, – посмотри лучше.

– Украл что ли? – недоверчиво взяла Ксения его в руки.

– Типун тебе на язык, дура, – в машине нашёл. Помнишь, как рассказывал об аварии, которая год тому случилась, тогда ещё три парня погибло… Вот в той самой машине и обнаружил. Не в стол же находок относить, самим сгодится.

– Верно, – подтвердила Ксюша, – у нас дочь – школьница, но годы-то идут, и не заметишь, как она на выданье будет. В самый раз для приданого жениху подойдёт, да ещё как. Впервой такое богатство вижу, золотое ведь колечко, не иначе…

– А раз так, поднеси мужу стопочку по этому случаю, или не заслужил?

– Заслужил, кормилец, заслужил… И закуска хорошая тебе, Федюнька, найдётся. Ты вот подумай: не лучше ли со мной по-семейному посидеть, чем с мужиками в буфете мордаситься…

Дочери, Варе, они решили ничего не говорить и не показывать, а кольцо надёжно спрятать до поры, до времени.

Много лет утекло с той поры, уже и школу дочь окончила, и техникум, на фабрике лет пять свою лямку тянула, а вот никак не могла подыскать себе мужа. Тот ей не нравился, другому сама не подходила, хоть была не дурна собой, да и в поклонниках отбою не было…

Встревоженная её долгими поисками, Ксения решила по совету подруг обратиться к гадалке. И поехала в одну из окрестных деревень к старухе, о которой люди рассказывали чудеса. А та, выслушав очередную историю, произнесла только одну фразу:

– Уберёшь из дома то, что не принадлежит ни тебе, ни дочери, ни твоей семье – жених и объявится.

Взяв деньги, от дальнейших объяснений она отказалась.

Долго не могли заснуть встревоженные родители в ту ночь, пока эту загадку разгадывали. И вспомнили про кольцо… Ещё несколько дней раздумывали как поступить… Федюне, наконец, пришла в голову мысль продать кольцо знакомому ювелиру – деньги на свадьбу всё равно нужны будут. Был у него такой человек, которому, однажды, он заграничный аккумулятор с разбитого «Форда» продал – Яков Якобсон.

* * *

Яков Семёнович долго канителиться не стал – сразу увидел, что пришло в руки… Для приличия достал лупу, нацелился на печатку, бросил перстень на весы и… назвал хорошую цену.

– Другому бы столько не предложил, Федя, – в долларах плачу, – достал он свой портмоне. Для себя беру, поэтому ничего не спрашиваю.

– Спасибо, Яша! – да не боись ты, не воровано оно. – Сам нашёл в салоне машины. Дочку выдавать замуж надобно, вот и копим потихоньку. Ты наведайся ко мне, много чего свезли за последнее время, от иномарок уже отбоя нет…

Якобсон славился как опытный ювелир с большим стажем. Отец его был водопроводчиком, но сына своей профессии обучать не стал, а отдал в подмастерья к родственнику.

– С нашей фамилией в институт поступить трудно, тем более, что в науках ты не силён. А на свой кусок хлеба, и не только с маслом, у дяди Миши сумеешь заработать, – напутствовал его папа.

И Яков не прогадал, он давно стал классным специалистом, ведущим свой бизнес. Его изделия из золота раскупались мгновенно, а фамилия стала тем фирменным знаком, или как уже по новому говорили – брендом, который знали во многих странах мира. Поэтому очередной звонок из США совсем не удивил его. Звонил приятель, давно уехавший туда:

– Привет, Яшка! Недели через три к тебе зайдёт моя хорошая знакомая, наш семейный доктор. Сын её скоро женится, так ты подбери ей что-нибудь подходящее. Это «гуд дил», будешь иметь хороший навар. Врачи, сам понимаешь, у нас люди не бедные. Договорились? Я должен ей сообщить, потому что сейчас она готовится к поездке и будет в вашем городе.

В то утро Яша пришёл на работу снова с тяжёлым настроением. В последнее время ювелир стал плохо спать, а тяготила его, как ни странно, недавняя покупка. Он уже давно крепко стоял на своих ногах: дело пошло в гору, от заказов отбоя не было, а это кольцо могло свести на нет все его успехи.

– А если оно ворованное и находится в розыске? – будила по ночам одна и та же мысль… Ему часто приходилось покупать драгоценности у своих клиентов, и он старался всегда быть предельно осторожным, всё оформлял как положено, а тут не удержался: увидел уникальную работу мастера, да и сама надпись на печатке, сделанная на иврите, очень заинтриговала его. С детства Яков хорошо говорил на идиш, а этого языка не знал. И в довершение ко всему, словно специально, чтобы насыпать соль на рану, позвонил Федюня:

– Дочки моей ухажёр вчера заявился со своими родителями. Свататься приходили. Так жена моя, Ксюша, им сразу сказала: «Кольца заказывать будем только у Якобсона». Ты перезвони, когда можно будет зайти к тебе. Идёт?

Чтобы успокоиться, Яша взялся за работу, но ближе к полудню в мастерскую зашла хорошо одетая моложавая женщина, без лишней косметики на лице. Убедившись, что попала по верному адресу, она протянула свою визитную карточку: