Текст книги "Битва за Новороссию"

Глава 8. Зарождение украинского фашизма

Сейчас, весной – осенью 2014 г., об украинском фашизме пишут и говорят сотни политиков, журналистов, деятелей искусств России. В принципе они правы, но, увы, они видят только цветочки на телевизионных экранах. Пока никто не попытался разобраться, а откуда вылез этот фашизм.

Защитники киевской хунты пытаются проводить параллели между националистами Украины и националистами в России и других странах. На самом деле националисты Германии, Италии и других стран в XIX – начале ХХ века пытались не создать новые великие государства, а воссоздать их.

Гитлер и Муссолини в ходе войны совершили страшнейшие преступления и никак не могут быть оправданы. Но начинали они с желания создать Третий (!) рейх и возродить Римскую империю. Причем, два рейха реально существовали, равно как и тысячелетний Великий Рим. И фюрер, и дуче говорили о величии реальных народов, существовавших в Германии свыше тысячи и в Италии свыше трех тысяч лет.

Невозможно представить себе европейскую и даже мировую культуру без огромного вклада германского и итальянского народов.

А тут фашизм был создан на… ровном месте! Никогда не существовало украинского народа, никогда не было украинского языка, соответственно не было украинской культуры. И подавно никогда не существовало украинского государства.

Надо отдать должное украинским фашистам – они все создали буквально с нуля. Начнем с языка.

Метка «Киевская Русь», неосторожно введенная русскими историками в конце XVIII века, стала козырной картой самостийников, превративших Русское государство IX–XII веков в украинское государство «Киевская Русь».

Русский летописец утверждал, что Русская земля «…до Венгрии, до Польши и до Чехии; от Чехов до Ятвягов [прусско-литовское племя] и от Ятвягов до Литвы, до Немцев и до Карел, от Карелии до Устюга… и до Дышючего моря [Ледовитый океан]; от моря до Черемис, от Черемис до Мордвы – то все было покорено великому князю Киевскому Владимиру Мономаху…»[72]72
  Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. М.: Наука, 1993. С. 5.


[Закрыть].

И на таком огромном пространстве был единый народ с единым языком, письменностью, религией, культурой и системой власти.

Все летописи и все иные письменные источники, дошедшие до нас, написаны на одном древнерусском языке. Правда, сейчас щирые историки уверяют, что-де был один официальный княжеский язык и два или три простонародных языка. Но и граффити на храмах, и надписи на могильных плитах, на берестяных грамотах, глиняных сосудах и т. д. делались не князьями и игуменами, а простым народом, и все они были на одном древнерусском языке.

К началу правления князя Владимира Святого на Руси установилось единовластие князей Рюриковичей. Естественно, что до прихода Рюрика на территории Руси существовали десятки местных князей, правившие отдельными племенами или даже племенными союзами. Рюриковичи их всех убили, заставили бежать за пределы Руси или в лучшем случае сделали их своими подданными, заставив забыть о своем происхождении.

Русские летописцы обычно не акцентировали внимание на войнах Рюриковичей с местными князьками. Исключения крайне редки: убийство Ольгой, вдовой князя Игоря, древлянского князя Мала и убийство Владимиром Святым полоцкого князя Рогвольда.

После Владимира Святого в письменных источниках нет упоминаний о каких-либо князьях на Руси, не относившихся к роду Рюриковичей, нет упоминаний и о боярах и дружинниках, ведущих свой род от каких-либо местных князей.

Рюриковичи будут безраздельно править всей Русью до середины XIV века, а потом в Южной и Западной Руси уступят власть потомкам литовского князя Гедимина.

Любопытно, что у Рюриковичей до XV века преобладала горизонтальная система наследования власти, при которой престол переходил не от отца к старшему сыну, а от старшего брата к следующему по старшинству брату. Представим себе, что в Киеве правил старший брат Иван, в Смоленске – средний брат Петр, а в Вязьме – младший брат Федор. Умирает Иван, и его стол в Киеве занимает не старший сын Александр, а средний брат Петр. На место Петра в Смоленск едет младший брат Федор, а на место Федора в Вязьму спешит старший сын покойного Ивана Александр.

Такая система наследования имела много преимуществ по сравнению с вертикальной. Так, многие князья умирали в молодом возрасте, и сын-подросток, а то и младенец, не мог самостоятельно править княжеством. Естественно, что средний брат – опытный воин и политик – был лучшим правителем княжества.

Смена князей не всегда происходила в связи с их смертью. Довольно часто князей сгоняли со «столов» собратья-Рюриковичи или даже городское вече. Понятно, что такие эксцессы увеличивали «миграцию» князей.

Вот, к примеру, биография князя Ростислава Мстиславича (около 1110–1167). В 1125 г. он стал смоленским князем, с 1153 г. – князем новгородским, с 1154 г. Ростислав – великий князь в Киеве, откуда в 1155 г. он был выбит князем Изяславом Давидовичем и бежал в Смоленск. С 1157 г. Ростислав вновь княжил в Новгороде, с 1159 г. он опять на великом княжении в Киеве, в 1161 г. выбит из Киева и бежал в Белгород. В 1161 г. Ростислав в третий раз занял киевский престол и на сей раз пожизненно. И, надо сказать, биография Ростислава Михайловича типичная для XII века.

Надо ли говорить, что князья Рюриковичи не были похожи на чиновную номенклатуру XXI века, которую кремлевский хозяин постоянно тасует по регионам и которая очень часто даже не берет с собой семей, отправляясь из Нижнего Новгорода, скажем, в Хабаровск. Князья переходили на новый стол обязательно с дружиной и административным аппаратом (боярами, тиунами и т. д.), а те в свою очередь тоже брали семьи, слуг и др.

Таким образом, по территории Руси (то есть по территориям современных Российской Федерации, Белоруссии, Украины и Прибалтики) в X–XIV веках ежегодно перемещались из одного города в другой тысячи людей. Такая ротация автоматически способствовала развитию языкового, культурного и, как ни странно, политического единства Руси. Пусть один князь Рюрикович уходил, но на его место приходил его близкий или дальний родственник.

До 1990 г. ни один серьезный ученый, в том числе и на Украине, не сомневался, что в Киеве, равно как и в Новгороде, говорили и писали на одном и том же языке. «Таким образом, на момент принятия христианства и широкого развития культуры язык восточных славян отличался фонетическим, грамматическим и лексическим единством на огромной территории его распространения… Следовательно, язык Киевской Руси XI–XII ст. можно изучать по многочисленным письменным документам. Они в определенной степени отражали живой язык русского населения того времени»[73]73
  Русановский В.М. Происхождение и развитие восточнославянских языков. Киев, 1980. С. 14–23.


[Закрыть].

«Древнерусский язык далек от специфики современных украинских говоров, и нужно поэтому признать, что словарь последних во всем существенном, что отличает его от великорусских говоров, образовался в позднейшее время»[74]74
  Там же. С. 27.


[Закрыть].

А вот цитата другого украинского ученого: «В связи с формированием древнерусской народности, складывался и общий по своему происхождению, характеру живой язык этой народности, который на разных славянских землях имел местную окраску, диалектные отличия. Древнерусский литературный язык развивался на общенародной восточнославянской языковой основе»[75]75
  Гуслистый К.Г. К вопросу о формировании украинской нации. Киев, 1967. С. 6.


[Закрыть].

Любопытно, что народный эпос о событиях в Древней Руси и конкретно о правлении князя Владимира в Киеве к XVIII веку сохранился только на севере России в Архангельской, Олонецкой и других областях.

А какой эпос мы находим у современных украинцев? Это главным образом «Думы» о похождениях казаков Байды, Голоты, Кишки и других. Замечу, что одного из популярных фольклорных персонажей звали казак Мамай. Исторически сии сказания достаточно явно привязаны к событиям XVI–XVII столетий, а о легендарном периоде Киевской Руси в малороссийском фольклоре нет никаких упоминаний.

О чем это говорит? Ответ однозначен – достаточно большая часть населения Приднепровья, жившая там в X–XII веках, позже (точное время неясно) мигрировала на северо-восток России.

Соответственно, сейчас в Приднепровье проживает пришлое население, эпос которого помнит самые поздние события, касающиеся XVI–XVII веков.

Обратим внимание, история Киева и приднепровских земель с 1260 г. по середину XVI века – белое пятно. Его не сумели заполнить ни российские историки XVIII – начала ХХ века, включая малоросса Грушевского, ни советские историки. Академия наук УССР издала в 1963 г. в Киеве 1480-страничный (!) двухтомный труд «История Киева». Так там событиям в Киеве с 1245 по 1416 год (171 год) посвящено 6 (шесть!) страниц. Да и эти 6 страниц состоят исключительно из общих фраз.

А в это время Малороссия входила в состав Великого княжества Литовского, а после Люблинской унии – в состав Речи Посполитой.

Как писал Михайло Грушевский, «русский язык господствовал при литовском дворе»[76]76
  Цит. по: Мирошниченко Ю.Р., Удовик С.Л. Русь-Украина. Становление государственности. Т. I. С. 214.


[Закрыть].

Ему вторят современные украинские историки Юрий Мирошниченко и Сергей Удовик: «Литву и Русь объединял общий язык – русский. <…> Ягайло и Витовт даже в конце жизни, находясь под польским влиянием, корреспондировали по-русски. Местные диалектные особенности носили скорее фонетический характер. Судя по текстам дошедших до нас официальных документов и летописей, вплоть до конца XVI в. региональные отличия литовской Руси не касались даже диалектного уровня. Они незначительны в текстах высокого стиля и церковной литературе и проявлялись только в документах бытового или коммерческого уровня, так называемого “низкого стиля”. Так, в тексты Галицкой и Волынской земель проникли слова чешского, немецкого и польского происхождения, что совершенно очевидно в связи с большей включенностью этих земель в центральноевропейскую торговлю. Например, слова “грошi” и “купа грошей” (много денег) происходят от названия чешской серебряной монеты “грош” (от лат. grossus – большой, толстый), которая чеканилась с 1300 г. и была основной денежной единицей в Центральной Европе. А “копа грошей” означала “60 грошей”. В целом же жители Волыни, Киева, Полоцка, Вильно и Пскова могли свободно общаться, не испытывая никаких затруднений. Об этом наилучшим образом свидетельствует итальянец Александр Гваньини в своих “Хрониках Европейской Сарматии”, изданных в 1578 г.:

“Московиты по языку мало отличаются от руси, а русь, в свою очередь, мало чем отличается по языку от поляков и мазуров. А богемцы и хорваты уже более отчетливо по форме своего языка и отличию некоторых слов, а также акцентами, так разнятся, что порой друг друга тяжело понимают, если, уживаясь мирно, они бы не знали другого языка”»[77]77
  Цит. по: Мирошниченко Ю.Р., Удовик С.Л. Русь-Украина. Становление государственности. Т. I. С. 214.


[Закрыть].

Тут стоит заметить, что поляки жителей Малороссии, проживавших в ВКЛ, а также в Речи Посполитой, именовали «русью». Понятно, что польскому шляхтичу и в пьяном бреду не могло присниться, что русь разговаривала не на русском языке, а на неведомой «украинской мове».

На беду украинским националистам, 30 апреля 1564 г. в Литву бежал знаменитый русский воевода князь Андрей Михайлович Курбский.

Родословная Андрей Михайловича восходит к смоленским князьям. Их потомок можайский князь Федор Ростиславович Чермный, женившись на ярославской княжне Марии Васильевне, становится ярославским князем. В XV веке Федор Чермный и два его сына – Давид и Константин – были канонизированы православной церковью.

Князья Курбские считались, пожалуй, самыми знаменитыми воеводами XV–XVI веков. Практически ни один поход московской рати не обходился без них.

Король Сигизмунд-Август щедро одарил Курбского землями: в Литве он получил староство Кревское (позднее в составе Виленской губернии), на Волыни – город Ковель, местечки Вижну и Миляновичи с десятками сел. Сперва все эти поместья были пожалованы Курбскому в пожизненное владение, но впоследствии «за добрую, цнотливую [доблестную], верную, мужнюю службу» они были утверждены за Курбским на правах наследственной собственности. В Польше и Литве Андрея Курбского величали князем Ковельским. Сам же Андрей Михайлович называл себя князем Ярославским.

Говоря о жизни Курбского в Литве, я не буду останавливаться на его знаменитой переписке с Иваном Грозным, поскольку она выходит за рамки нашего повествования, а желающих отошлю к моей книге «Дипломатия и войны русских князей. От Рюрика до Ивана Грозного» (М.: «Вече», 2006).

Для нас гораздо важнее среда, в которую попал русский князь. Увы, там он не заметил «сформировавшихся белорусской и украинской народностей». Советские профессора с Ленинских гор в середине ХХ века это видели, а Курбский – нет. Он нашел для себя новое поприще – борьбу за чистоту православия в условиях религиозного плюрализма Великого княжества Литовского. В 70-е годы XVI века в его имении Миляновичи под Ковелем сформировался своего рода книжный центр, где создавались, переводились и переписывались разные сочинения, но в первую очередь – классика православной литературы. В него до 1575 г. входил шляхтич Амброджий, затем М.А. Оболенский, а после его смерти в 1577 г. – Станислав Войшевский.

По словам самого Курбского, идея создания такого кружка возникла у него в беседах с духовным учителем старцем Артемием, бежавшим из России из-за угрозы репрессий по обвинению в ереси.

Курбского окружали русские люди, хотя они и числились литовскими шляхтичами и воевали под знаменами польского короля.

Учился ли Курбский белорусскому и украинскому языкам? Да он попросту и не знал о таковых.

Итак, русское дворянство в Литве оставалось верно русскому языку и православной вере. Зато нравы польской шляхты русское дворянство, как католики, так и православные, воспринимало в полном объеме. У ляхов были законы, но их шляхта жила по понятиям, и главным арбитром в спорах была сабля.

Князь Курбский, как владелец Ковеля, был буквально принужден вести малые войны с соседями-шляхтичами, как католиками, так и православными. Увы, я не преувеличиваю. Историки обнаружили в польских архивах документы о десятках «междусобойчиков» с участием Андрея Ярославского, как именовал себя Курбский в изгнании. Май 1566 г. – вооруженные столкновения с частной армией Александра Федоровича Чарторыйского. В августе того же года – конфликт с владельцами местечек Донневичи и Михилевичи. Ноябрь 1567 г. – стычки с вооруженной челядью семейства сендомирского каштеляна Станислава Матеевского. В конце 1569 г. – боестолкновения с частной армией Матвея Рудомина, много убитых и раненых. В августе 1570 г. «малая война» (по выражению историка И. Ауэрбаха) с князем Андреем Вишневецким за передел границ имений. Вооруженные пограничные столкновения между дружинниками Курбского и частной армией Вишневецкого происходили в феврале 1572 г., в августе 1575 г.

Тут стоит заметить, что в те годы клан Вишневецких хотя и слыл оплотом православия, но действовал не хуже разбойников с большой дороги. Что им какой-то князь Курбский. Вот, к примеру, в конце XVI века семейство Вишневецких захватило довольно большие территории вдоль обоих берегов реки Сули в Заднепровье. В 1590 г. польский сейм признал законными приобретения Вишневецких, но московское правительство часть земель считало своими. Между Польшей и Россией был «вечный» мир, но Вишневецкий плевал равно как на Краков, так и на Москву, продолжая захват спорных земель. На Северщине из-за городков Прилуки и Сиетино началась полномасштабная война. Московское правительство утверждало, что эти городки издавна «тянули» к Чернигову и что «Вишневецкие воровством своим в нашем господарстве в Северской земли Прилуцкое и Сиетино городище освоивают». В конце концов в 1603 г. Борис Годунов велел сжечь спорные городки. Люди Вишневецкого оказали сопротивление и понесли большие потери.

Понятно, что сведения Андрея Курбского как о языке, так и о жизни «по понятиям» в Малой Руси конца XVI века как кость в горле у украинских националистов, и сейчас о нем на Украине приказано молчать.

В 1977 г. во Львове на улице Подвальной близ Пороховой башни был сооружен большой памятник «украинскому первопечатнику Ивану Федорову». И во Львове же открыт Музей старинной украинской книги им. Ивана Федорова.

Так, может, Широкорад ошибается – был великий и могучий украинский язык, раз на нем издавал книги еще в XVI веке великий украинский первопечатник?

Только вот почему в Москве на Охотном ряду с 1909 г. тоже стоит памятник первопечатнику Ивану Федорову? Они что, однофамильцы или родственники?

Увы, это был один человек, и печатал он книги только на одном языке. Догадайтесь с трех раз, на каком?

В 1566 г. из Москвы в Литву уехал знаменитый «первопечатник» Иван Федоров. Он приезжает в Западную Белоруссию и на Западную Украину и начинает печатать русским шрифтом те же книги, что и печатал в Москве. Тот же русский шрифт, тот же русский язык – не знал бедный Федоров, что в Заблудове и Львове уже кончался второй этап белоруссизации и украинизации.

Между прочим, русский шрифт, которым Иван Федоров начал печатать книги в Москве, не был его изобретением. В 1491 г. немецкий студент Рудольф Борсдорф изготовил по заказу краковского печатника Швайпольта Филя «русский шрифт». В том же 1491 г. и вышли две первые печатные книги на русском языке – «Осмогласник» и «Часослов». Они распространялись как в Великом княжестве Литовском, так и в Великом княжестве Московском.

Встречались ли в Литве Курбский и Федоров? Документальных свидетельств об этом не сохранилось. Однако с учетом их длительной литературной и просветительной деятельности они попросту не могли не встречаться. Я уж не говорю, что интеллигентная прослойка в русской Литве была очень тонка. Кстати, тот же Немировский утверждает, что «Курбский и Иван Федоров знали друг друга еще в Москве… Не исключено, что именно Курбский рекомендовал князю Острожскому пригласить к себе Ивана Федорова. Он принимал определенное участие и в подготовке к печати Острожской Библии»[78]78
  Немировский Е.Л. Иван Федоров. М.: Наука, 1985. С. 160.


[Закрыть].

В 1574 г. в Львове Иван Федоров печатает «Азбуку». Чью азбуку? Понятно, что русскую! Заметим, что якобы украинское слово «друкарня» тогда равно использовалось в Москве, Минске и Львове. А чуждым русскому языку словом «типография» мы обязаны Петру I и любимым им немцам.

Любопытно, как в России и тогда, и сейчас пишут о Федорове: «В 1573 г. Иван Федоров приступил к созданию первой печатной украинской книги. Это был тоже “Апостол”, походивший на московский экземпляр, только, пожалуй, более красивый».

Итак, 2-е издание «Апостола» стало первой украинской печатной книгой. Так все-таки книга была украинская или переплет?

6 декабря 1583 г. Иван Федоров умер во Львове. На могиле на камне было высечено: «Иоанн Федорович, друкарь московский, который своими стараниями печатани небывало обновил».

В 1561 г. монах Исаия из города Каменец Польский отправился в Москву за оригиналами книг на русском языке, чтобы печатать их «слово в слово»: «…в нашем государстве христианском руском Великом княжестве Литовском выдати тиснением печатным нашему народу христианскому, да и русскому московскому»[79]79
  Немировский Е.Л. Иван Федоров. М.: Наука, 1985. С. 124.


[Закрыть].

Не я, а монах Исаия, князья, шляхтичи и попы XVI века твердят нам одно и то же: в Великом княжестве Литовском и в Великом княжестве Московском был один народ – русский, а у советских ученых и щирых самостийников в ушах бананы застряли.

Другой вопрос, что во Львове и на Волыни в русский язык в конце XVI века начинают проникать полонизмы. «Как поляки в свой язык намешали слов латинских, которые тоже и простые люди по привычке употребляют, так же и Русь в свой язык намешали слов польских и оные употребляют», – писал анонимный автор «Перестороги» – антиуниатского полемического произведения, написанного в Малороссии в 1605–1606 гг.

Надо ли говорить, что князь Курбский решительно выступил против полонизмов в русском языке и в пылу полемики назвал польский язык «польской барбарбарией».

Еще в конце XIV – начале XV века в русском языке Великого княжества Литовского появляются термины «паны», «рада» и т. д. Причем панами называли и литовцев-католиков, и православных князей и дворян.

Точно так же язык москвичей обогащался десятками татарских слов. Тем не менее в XV веке речь москвичей гораздо больше отличалась от языка новгородцев, чем, скажем, от языка жителей Смоленска – подданных Великого княжества Литовского.

Увеличение различий в языке Великого княжества Литовского и Московской Руси в XIV–XVII веках – вещь вполне естественная и никак не связанная с формированием двух или трех наций. Возьмем, к примеру, Южную и Северную Корею. Там что, два народа, две нации? А между тем в 2002 г. был издан словарь для перевода с северокорейского на южнокорейский языки, насчитывающий 50 тысяч значений, имеющих различные наименования на севере и на юге Кореи.

Дабы избежать обвинений в предвзятости, дам слово известному украинскому историку, философу и писателю Олесю Бузине:

«Наши историки националистического уклона любят хвастаться, как подняли образованность Москвы в XVII веке киевские ученые из Могилянской академии. А теперь задайтесь вопросом: можно ли “поднимать ученость”, если вы говорите на языке, не понятном вашим ученикам? Представьте, что сегодня в Москву приехал из Канады какой-нибудь профессор Шворк – носитель канадийского диалекта украинского языка и пытается там кого-то просвещать, оперируя такими “славянскими” словами, как “інвазія” и “атентат”, непонятные даже полтавчанам и одесситам. Шворк уедет домой в Канаду разговаривать с себе подобными “шворками”. А выходцы из Киева во времена Алексея Михайловича и Петра I не только прижились в “варварской Московии”, но и основали там Славяно-Греко-Латинскую академию и заняли высшие посты в церковной иерархии. Это произошло только потому, что литературный язык Киева и Москвы в XVII столетии практически не отличались друг от друга.

Приведу яркий пример фальсификации истории украинского и русского языков, которым мутят сознание студентам на филологических и исторических факультетах. Общеизвестно, что в 1619 году вышла в свет “Грамматика” Мелетия Смотрицкого – ученого-филолога родом из местечка Смотрич в Подолии.

В курсе украинского языка ее проходят как одну из первых “українських” грамматик. И при этом сообщают студентам, что она оказалась настолько “удачной”, что по ней преподавали в Москве даже в XVIII веке. Понятное дело, что украинскую мову в Москве тогда не изучали. Так какой же язык описывает книга Смотрицкого и на каком языке она написана? Открываем подлинник и читаем на титульной странице: “Грамматики славенския правилное синтагма, потщанием многогрешного мниха Мелетия Смотрицкого”. Очень по-украински звучит? А знаете, какими терминами оперировал Смотрицкий в своем учебнике? Время у него “будущее” и “настоящее”, а не “майбутнє” и “теперішнє”, число, естественно, “множественное” и “единственное”. Он употребляет термин “глагол – есть часть слова скланяемая”, а не “дієслово”, как в современных украинских учебниках. Падежи у него – “именительный”, “родительный”, “дательный”, “винительный”, “звательный”, “творительный”. Особенно же забавно читать страницу, где он склоняет страшное для любого националиста слово “российский”! И хоть бы раз на всю “Грамматику” Смотрицкий употребил “украинский” или “Украина”! “Грамматика” Смотрицкого описывает правила русского языка, на котором и говорил этот образованный монах из Подолии.

Очищенные от политических измышлений факты доказывают: на территории нынешней Украины русский язык древнее украинского примерно на 600 лет! Украинский начал формироваться только во второй половине XVI столетия – после Люблинской унии, когда эта часть Руси перешла от Великого Княжества Литовского к Польше. Тогда распался общий и для Белой, и для Малой Руси западно-русский диалект. Белоруссия осталась под Литвой, и местные народные говоры превратились, в конце концов, в то, что сегодня мы называем белорусским языком. А малороссийские говоры испытали серьезнейшее воздействие языка польских оккупантов. Польско-русский суржик дал начало украинскому. Из польского языка заимствованы такие слова, как “рахунок” (“счет”), “протяг” (“сквозняк”), “уряд” (“правительство”), “уживаний” (“употребляемый”), “вигнанець” (“изгнанник”), “зникать” (“исчезать”), “знов” (“опять”), “балія” (“лохань”), “бруд” (“грязь”), “хвороба” (“болезнь”), “цимбали” (надеюсь, переводить не надо), “гвинт” (“винт”), “гарт” (“закалка”), даже “людожерство” (“людоедство”) и “мавпувати” (“обезьянничать”)! Многие русские слова под воздействием польского произношения в XVI–XVII веках приобрели полонизированный окрас. Одним словом, от русского ушли, а к польскому так и не пришли»[80]80
  Бузина Олесь. Воскрешение Малороссии. Киев: Арий, 2012. С. 128–131.


[Закрыть].

Одну из своих книг Олесь Бузина так и назвал: «Кто придумал Украину?» По его мнению, им был 27-летний харьковский адвокат, сын православного попа села Туровка Полтавской губернии Николай Михновский. В 1900 г. в австрийском Львове он написал брошюру «Самостийная Украина».

К этому времени Михновский стал главой Революционной Украинской партии, состоявшей из нескольких человек.

Идея Михновского – создание единой полностью независимой Украины. Добиться этого можно только силой: «Усіх, хто на цілій Україні не за нас, той проти нас. Україна для українців, і доки хоч один ворог чужинець лишиться на нашій території, ми не маємо права покласти оружжя. І пам'ятаймо, що слава і побіда – це доля борців за народню справу»[81]81
  Міхновський М. Самостійна Україна (РУП, м. Львів), 1900 // Материалы сайта: http://hai-nyzhnyk.in.ua/doc2/1900.mihnovskiy.php


[Закрыть].

«А собирался строить Микола “самостийную” с размахом – “вiд гiр Карпатських аж до Кавказькi”. Идея, прямо скажем, не только шовинистическая, но и нереальная. Замечу, что в 1900-м году, когда автор “Самостийной Украины” это изрек, на территории, которую облюбовал для своего государственного проекта Михновский, помещалось еще и Войско Донское, населенное отнюдь не украинцами. Куда, спрашивается, собирался беспокойный “батько” нации девать этих донских казачков? Да еще и вооруженных сплошь новенькими трехлинейными винтовками и шашками? Ведь вряд ли они мечтали добровольно вступить в подданство фантастической Великой Украины киевско-харьковского мечтателя, что и доказали на деле, повоевав в 1918 году с петлюровцами на Донбассе. <…>

При этом, рисуя картины националистического соблазна, Михновский, как и положено настоящему садомазохисту, тут же впадал в историческое самобичевание»[82]82
  Бузина Олесь. Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину. Киев: Арий, 2014. С. 36–37.


[Закрыть].

«I хай навпаки логіці подій ми виписали на свому прапорі: “Одна, єдина, неподільна, вільна, самостійна Україна від гір Карпатських аж по Кавказькі”»[83]83
  Міхновський М. Самостійна Україна (РУП, м. Львів), 1900 // Материалы сайта: http://hai-nyzhnyk.in.ua/doc2/1900.mihnovskiy.php


[Закрыть].

«Публикуя анонимно свой “труд”, Михновский без отрыва от его сочинения делал совершенно легальную карьеру адвоката в Российской империи. Характерно, что до революции его ни разу не привлекали за политическую деятельность к ответственности. Более того! Первую мировую войну выдающийся “самостийник” провел в глубоком тылу – в Киеве в должности военного прокурора! Один из видных деятелей украинского движения Евгений Чикаленко вспоминал, как в 1916 году Михновский, щеголявший в русской военной форме и раздражавший его своей, как он выразился, “театральностью”, набросился на него с упреками, что украинская общественность не созвала в начале войны съезд и не послала “до царя депутацiї, яка заявил б, що українська громадянство цiликом лояльне, що воно стоїть за цiлiсть Росiї й зовсiм не думає про прилучения України до Австрiї, але просить дати українському народовi такi права, якими вiн користується в Австрiї”. Как утверждал Михновский, “якоби це було зроблено, то правительство не вважало б усiх українцiв за зрадникiв”»[84]84
  Бузина Олесь. Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину. С. 38–39.


[Закрыть].

Замечу, что в 1914–1916 гг. еще один попович-журналист, Симон Петлюра, тоже был ярым «оборонцем» и писал статьи, призывавшие вести войну до победного конца.

Ну а с другой стороны кучка сторонников Михновского 31 октября 1904 г. попытались взорвать памятник А.С. Пушкину в Харькове напротив драматического театра. Так что война с памятниками уже 110 лет – любимое занятие украинских фашистов.

В 1918 г. Михновский вдруг стал… монархистом и поклонником гетмана Скоропадского. Михновский в 1919 г. интриговал против Петлюры. Ну а в 1920 г. занялся кооперацией.

В 1924 г. Михновский вернулся в Киев, где был немедленно арестован ОГПУ. Его, видимо, с кем-то перепутали, и через пару дней, дав пинка под зад, послали к… маме. Обиженный «отец независимой Украины» с горя повесился на цветущей яблоне в ночь на 4 мая 1924 г.

Как писал Олесь Бузина: «Безвременную кончину Михновского, сами того не осознавая, почтили только две киевские советские газеты – “Пролетарская правда” и “Бiльшовик”…

7 мая “Пролетарская правда” в рубрике “Происшествия” как раз между заметками “Убийство бандита” и “Раскрытая кража” напечатала мелкими буквами: “В д. № 76 по Жилянской ул. повесился Мих. Михновский, 50 лет. Причины самоубийства неизвестны”. (При этом журналисты перепутали имя покойного.) А газета “Бiльшовик” в разделе “Кримiнальна хронiка” допустила опечатку уже в его фамилии: “Самогубство. В нiч з 3 на 4 травня по Жилянськiй вул. ч. 76 пом. 10 повiсився гр. Аiхновський М. 50 рокiв”. Вслед за этим сразу шла заметка “Ограбування церкви”.

Оба “некролога”, если их так можно назвать, наглядно демонстрировали, насколько мало был известен главный самостийник широкой публике и новым хозяевам Киева»[85]85
  Бузина Олесь. Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину. С. 6–7.


[Закрыть].

Ну а в нескольких десятках метров от яблони с качающимся «отцом вильной Украины», в большом двухэтажном доме, похрапывал еще один «отец незалежной Украины», профессор Михайло Грушевский.

Самое забавное, что именно Грушевский обозвал своего конкурента Михновского… «фашистом», назвав модным тогда словом.

Ну а Олесь Бузина называет украинских фашистов «профессиональными украинцами». Замечу, что ни Богдан Хмельницкий, ни Тарас Шевченко никогда не называли ни себя, ни кого другого украинцами.

К 1914 г. в Российской империи людей, считавших себя украинцами, было не более трех сотен.

В мемуарах петлюровского генерал-хорунжего Юрка Тютюнника есть забавный эпизод, как он в 1917 г. решил сформировать «сознательную» украинскую часть, для чего подобрали призывников из Полтавской, Киевской, Черниговской, Волынской, Холмской, Подольской, Херсонской, Екатеринославской и Харьковской губерний, в общем, со всей Малороссии.

Собрали до 7 тысяч человек, и Тютюнник крикнул: «Кто между вами украинец, поднимите руки». Поднялось не более 300 рук. «Малороссы, поднять руки!» – подняли руки почти половина. «Хохлы, поднять руки!» – поднялась треть рук.

Бузина подвел итог: «Итак, из 7 тысяч человек, прибывших украинизироваться (это очень приличная социологическая выборка!) в 1917 году самоидентифицировали себя украинцами всего триста! Жалкие 4,28 процента! Остальные считали себя хохлами, малороссами – кем угодно, но не украинцами. Это и есть реальная картина того, что у нас называют национальной сознательностью масс»[86]86
  Бузина Олесь. Союз плуга и трезуба. Как придумали Украину. С. 54–55.


[Закрыть].